Толмач

Ирина Безуглая, 2019

Книга «Толмач», написанная в жанре художественно-документальной повести, честно и откровенно рассказывает (пожалуй, впервые) о работе устного переводчика, о его роли в организации общения разного уровня, в разных ситуациях и в разных условиях. Примеры из личного опыта работы гидом-переводчиком с иностранными туристами в нашей стране и с нашими – за рубежом автор описывает живо, интересно, с большим чувством юмора. За несколько десятилетий работы автору приходилось переводить деловые переговоры в министерствах, общественных и творческих организациях, на официальных встречах бизнесменов, на конференциях и форумах, интервью с актерами, режиссерами, писателями, художниками и спортсменами. Кроме того, в повествование включены размышления автора о проблеме изучения иностранного языка, даются практические советы, как эффективней и быстрей освоить разговорную речь на другом языке.

3. Извилистый путь к профессии

Попала я в «Интурист» случайно, но это была та самая, применяя философскую категорию, необходимая случайность. Дело в том, что, получив аттестат, несмотря на явные гуманитарные наклонности, поддалась на уговоры родителей («Стране нужны инженеры, дочь») и пошла учиться в технический вуз. Только после его окончания я поступила на вечернее отделение филфака МГУ. Позже защитила диссертацию на кафедре зарубежной литературы факультета журналистики, получила степень кандидата филологических наук, что не имело особого значения для моей основной работы в качестве переводчика в течение более сорока лет.

А началось это так. Я уныло-добросовестно после окончания института отрабатывала три обязательных года по специальности, согласно полученному диплому инженера. Окончательно убедившись, что это не мое, стала искать любую возможность сменить работу. И вот как-то в газете «Вечерняя Москва» мне попалось на глаза объявление, что в «Интуристе» открыт набор на курсы гидов-переводчиков. Требования: диплом о высшем образовании (любого вуза) и знание иностранного языка (любого). У меня было и то и другое. Здесь надо пояснить.

Дело в том, что на последнем курсе института мы узнали о распоряжении Министерства образования набрать в нескольких московских технических вузах специальные группы и быстренько, но результативно обучить их иностранным языкам. Напомню, что в те времена наши экономические связи с «третьими странами, стоящими на пути развития», как они назывались в печатных изданиях и речах, были весьма обширными. Советский Союз посылал своих специалистов в Египет, Алжир, Тунис, Мали, Индию, Анголу, Мозамбик, Афганистан, страны Латинской Америки (в первую очередь на Кубу) для сооружения плотин, электростанций, заводов, строительства дорог, мостов, аэродромов и т. д. Как стало позже известно, часто это была практически бескорыстная помощь, где политические и партийные интересы намного перевешивали коммерческий аспект договоров.

Для более эффективной работы наших спецов, скорейшего внедрения их в среду обитания, уменьшения проблем общения с местными коллегами, не в последнюю очередь и в целях сокращения расходов на переводчиков пришла в министерские головы замечательная мысль — снабдить знаниями иностранных языков советских инженеров. Отбирали в группы со всех факультетов очень тщательно, по анкетам, где ответ на определенные пункты (например, пресловутый пятый пункт о национальности) имел значение гораздо большее, чем явные или скрытые способности к языкам. Группы были небольшие (по 6–10 человек максимум). Набирали только лиц мужского пола, во всяком случае, в нашем институте. Я попала как исключение, по особой рекомендации заведующей кафедрой иностранных языков, поскольку всегда первой сдавала так называемые тысячи: зачеты по французскому (моему школьному) языку. Не знаю, существует ли эта система проверки знаний сейчас. В качестве зачетов нам надо было делать переводы статей из иностранных специализированных журналов объемом не менее одной тысячи знаков каждый раз. Так это действо и называлось — сдавать тысячи. Я делала эти переводы с удовольствием, легко и быстро, сдавала задолго до срока. Еще со школьных лет меня больше всего интересовало изучение иностранных языков, и самым любимым был урок французского языка.

В нашем институте по министерскому указу были созданы группы английского, французского, арабского и испанского языка — вот туда меня и зачислили. Это определило мою профессиональную и даже личную судьбу на десятилетия вперед, да и вообще на всю жизнь.

Всем студентам, зачисленным в спецгруппы, перенесли защиту дипломов на год. Мы закончили обучение в вузе позже остальных сокурсников, сдали госэкзамены по иностранному языку, получили соответствующее свидетельство. Но главное было не в этой справке, а в том, что мы действительно к концу обучения вполне прилично могли объясняться на испанском языке. Надо сказать, что почти все выпускники не только нашего, но и других московских инженерных вузов, окончив курсы иностранных языков, разъехались по странам и континентам, где успешно работали по своей специальности. Потом многие продолжили обучение в Академии Внешторга, выучили еще один язык и уже отправились на работу за рубеж в статусе главных инженеров, финансовых или генеральных директоров совместных предприятий, торговых представителей, а то и консулов.

Как и все в моей группе, я на всю жизнь останусь благодарна нашим педагогам — Зинаиде Львовской и Аиде Сафьян. Молодые выпускницы иняза, они взялись за дело с потрясающим энтузиазмом, вдохновением и упорством. Наверное, им удалось активировать у технарей правые гуманитарные полушария, вскрыть невостребованные до той поры творческие резервы, заставить работать воображение, интуицию, внушить уверенность в собственные силы. Многие из нас, я в том числе, привыкшие к сугубо формальному, обезличенному общению в учебных заведениях, вдруг встретили Учителя! Нас покоряла эрудированность педагогов, завораживала и увлекала за собой влюбленность в испанский язык, в самый процесс обучения. Испанский язык преподносился в контексте всей культуры и истории испаноговорящих стран как важнейшая составляющая национального характера, ментальности, привычек и традиций народа. Учебников фактически не было, и в качестве учебных пособий нам предлагали произведения латиноамериканских или испанских прозаиков и поэтов, классиков, статьи и стихи Хосе Марти, пламенные речи Фиделя Кастро и Че Гевара. Диалоги мы разыгрывали не только и не столько по набившим оскомину топикам: знакомство, магазин, поликлиника, гостиница. С самого начала мы пытались, пусть коряво, но с большим энтузиазмом, обсуждать прочитанное, спорить, не опасаясь, что нас тут же прервут и начнут исправлять ошибки. Мы высказывали свое мнение по проблемам, которые нас реально интересовали. Нам давали задания написать реферат по любой теме, которая была интересна конкретно для каждого.

В книжных магазинах не имелось ничего на испанском языке, и мы шли в библиотеку иностранных языков — знаменитую «Разинку». Она располагалась тогда в самом центре, на улице Разина, в двух шагах от Красной площади (рядом со строящейся на тот момент гостиницей «Россия»). Я и до сих пор помню свои рефераты: о знаменитой аргентинской поэме «Мартин Фьерро», о красоте порта Вальпараисо в Чили, о мифах и легендах майя, о творчестве поэтов — лауреатов Нобелевских премий Николаса Гильена и Габриелы Мистраль.

Конечно, больше всего нас интересовала Куба, впрочем, как многих тогда, совершенно далеких от изучения испанского языка. «Куба — любовь моя», песня на слова Евтушенко, чуть ли не ежедневно звучала по радио. Мы изучили весь победный путь «барбудос», мы восхищались их мужеством, они стали нашими кумирами. На уроках мы читали газету «Гранма» — она уже стала продаваться в киосках, а вскоре появились и первые кубинские издания художественной литературы латиноамериканских авторов. Нам не надоедало говорить и спорить, нам никогда не было скучно. Высокая мотивация, интерес, молодой задор, юмор, непринужденность, дружеская атмосфера, искреннее отношение педагогов к нам обеспечивали успешное и интенсивное продвижение нашей речевой деятельности. Разговорились в конце концов все, даже природные молчуны. Иностранный язык для нас становился прежде всего средством межличностного общения, а не формальным набором грамматических конструкций.

Забегая вперед, скажу, что такой подход к освоению иностранного языка стал у меня концептуальным как при изучении других языков, так и в моей работе преподавателем. В последнем случае я всегда старалась применить метод личностного, строго индивидуального подхода к каждому ученику (речь идет не о репетиторстве, но о групповом обучении), отрабатывая модели общения в ситуациях, максимально приближенных к реальным. Именно это и давало результаты, приносило не только эффект, но главное — эффективность.

В середине семидесятых судьба дала мне потрясающий шанс освоить методику профессора, академика Галины Александровны Китайгородской, в основу которой как раз и был положен принцип личностного подхода к ученику, направленность учебного процесса на раскрытие его резервных творческих способностей. Я уже была готова к восприятию этого метода и до настоящего времени остаюсь адептом Школы Китайгородской. К проблеме изучения иностранных языков, теории и практике, к разнообразию и различиям существующих методик и учебников, к интересной и сложной проблеме полиглоссии (знание многих языков) я еще вернусь. Позже, а пока продолжу сказание про начало моего пути толмача.