Польские паны

Ирина Александровна Абрамкина, 2022

Самое дорогое сердцу место – это то, куда возвращаются твои воспоминания, твои мечты и сны. Такое есть у каждого, оно не всегда в реальном мире. Село Врали близ города Краков вряд ли существовало на самом деле, как и люди, населяющие его. Тем не менее они есть и живут своей размеренной сельской жизнью, порой очень странной, но доброй и забавной. Эта книжка с авторскими иллюстрациями написана для любимых детей, а особенно для взрослых.

История Первая. Пан Пузо и его шинок.

Достопочтенный пан Пузо был хозяином шинка, что аккуратно угнездился на окраине села Врали. Человек это был уважаемый и можно даже сказать выдающийся во всех смыслах: он никогда не отказывал соседям в помощи, всяк мог прийти к нему за советом и бесплатно получить его, даже того не желая, за кружкой сливянки. Он так же кормил окрестных собак, коих превеликое множество всегда кружилось на заднем дворе его добротного дома. Помимо перечисленных заслуг выдающимся был так же и живот пана Пузо, и однако Пузо — это была его фамилия, а вовсе не прозвище.

Спозаранку пан Пузо кружил по хозяйству, а когда вечерело — открывал шинок. Отдельные слова надо сказать об этом достославном заведении.

Пан Пузо с молодых лет был рачительным хозяином, и войдя в года уже скопил порядочную сумму денег, которую хранил в большом глиняном горшке, закопанном в неизвестном никому уголке его прекрасного фруктового сада. Обдумав все не торопясь, этот добрый пан подрядил парней строить на окраине села мазанку с пышной соломенной крышей и низкими квадратными окошками, как строили встарь. Ребята сладили дом за полгода и даже обнесли плетнем, на кольях которого колоритно разместились вышедшие из пользования глиняные горшки и крынки.

Из-за маленьких окошек в хате было темновато, но пан Пузо не жалел масла для лампад, так что ввечеру сельчане побашковитей вполне могли располагаться за столом с книгой. Справедливости ради скажем, что это мало кто делал, ибо в шинке у усталого труженика был совсем другой интерес. Когда уработанный на пашне сельчанин входил вечером под этот благословенный свод, его встречал радушный хозяин, непременно облобызав трудягу троекратно, всегда находил ласковых слов и предлагал лучшее место.

Надо сказать, что плохих мест в этой священной для всех сельчан обители не было вовсе. Два столика располагались у стены с оконцами, каждый по три стула, а на оконцах висели клетчатые шторки и круглый год росли цветы необычайные и даже для этой местности непривычные. Выращивала их и ухаживала за ними пани Галя — жена пана Пузо, большая шумная женщина с простым лицом и натруженными мозолистыми руками.

И однако ж мы продолжим о шинке. Один большой семейный стол стоял по центру комнаты, и за него при желании можно было усадить все село Врали, ежели придвинуть к нему два маленьких табурета в головах и примостить еще по бокам длинные лавки. А так и делали в большие праздники — все село гуляло в шинке пана Пузо вместе с жiнками и ребятишками, но только в праздники. В обычные дни вход женам был заказан настрого, так уж повелось. Ведь должно же в самом деле быть на земле хоть одно место, где нету баб с их бабьей трескотней и вечным сердитым жужжанием над ухом простого честного труженика.

Особою гордостью пана Пузо являлся огромный камин в полстены, сложенный специальным заграничным мастером, найденным, что называется, Божьим Благословением, в городе. Пан Пузо похвалялся камином, что, мол, ни один шинкарь и даже сам губернатор не может сказать, что у него есть такой камин. И это была чистая правда!

А история такая.

Как-то пан Пузо и его супруга удачно расторговались на городской ярмарке душистыми яблоками из своего сада. Возвращались домой навеселе. Решили искупаться. Вернее, искупаться хотела панночка, поскольку сам пан речной воды не терпел и даже можно сказать, боялся, что не ровен час подхватит еще холеру. Ведь развелось нехристей, которые, что греха таить, гадят прямо в воду, как дураки или паразиты какие-то. Он часто бубнил по этому поводу и пенял своей жене. Но сегодня ей было на это наплевать. День был осенний, но жаркий — последние благодатные деньки посылал Господь на землю. А кроме того эта честная пани тяпнула бормотухи на радостях от удачной торговли.

И однако ж покупаться ей не пришлось. Только спустились они к реке от телеги, как услышали чей-то крик, причем кричал человек на чистом иностранном языке, так что и разобрать ничего было невозможно! Человек стоял по грудь в воде по всему видать — не первый час, а на дворе стояла осень, так что губы у иностранца стали уже того синего цвета, что бывает синяк под глазом у Мельника после особенного разговора с уважаемой супругой. Кожа и то вся покрылась пупырышками, и вообще он выглядел довольно жалко, как ощипанный тощий гусь на столе у кухарки. Он яростно жестикулировал, что-то лопоча по ненашему, в конце концов устал и молитвенно сложил руки на груди.

Недолго думая, пан Пузо отправил жену к телеге и сняв с себя длиннополый вышитый «ярмарочный» кафтан. Принял в него беднягу, который оказался ну, совершенно даже и без порток! В гору его пришлось нести, поскольку ноги у несчастного купальщика совсем затекли. В телеге же его заботливо закопали в сено, «чтобы срамом не отсвечивал», да и свезли к себе в село.

Ну, и пришлось с ним, конечно, повозиться! — так бедолага слег, едва отходили. Тут уж никакого стыда не было, что пан шинкарь и его жiнка попеременно растирали его всего водкой, поили отварами из целебных кореньев, даже водили до ветру — так он был слаб.

А он — божья душа, поняв, что язык его для спасителей — что арифметика для скорнякова козла, все больше помалкивал, хватал только за руки и смотрел в глаза благодарно. Но уж когда встал на ноги, ходил за хозяином попятам, хоть и истаял за время болезни, что твоя свечка, но брался за любую работу, и делал хорошо. Да и то сказать, пан Пузо жалел его, да давал что полегче — в саду копаться да в огороде.

А тем временем строили шинок, и в один прекрасный день иностранец увязался за хозяином на строительство. Увидел, как дело идет, и загорелись его глаза. Что-то залопотал, задергал шинкаря, а тому невдомек. Тогда тощий взял прутик, и давай чертить на земле, и все в заднюю стену тычет, где печь задумано было мостить. Посмотрел пан на эти чертежи, что и говорить — видать руки знают свое дело, — да и махнул: чем черт не шутит!

Вот так и оказался у пана Пузо в шинке роскошный камин по английской инженерной технологии сложенный. Это потом все прояснилось, когда зимой уже свезли иностранца в город да выправили в полиции документы. Он и в самом деле был английский инженер — его городской голова (губернатор, значит) специально выписал, чтобы в своем дворце для приемов камины в каждой зале сладить. По дороге инженера ограбили, раздели и загнали в реку. На счастье уважаемый пан шинкарь его подобрал.

Ну, после этого случая никаких каминов англичанин губернатору сооружать не стал — посетовал на здоровье и уехал сердитый. Только с вральчанами прощался сердечно — многие и по санному пути подтянулись в город иностранца проводить.

Возвращаясь к повествованию о шинке надо особо сказать о прилавке, за которым размещался сам шинкарь и виночерпий пан Пузо. То было священное место и никто, кроме хозяина не вставал за стойку, хоть и говорят «свято место пусто не бывает», но не в этот раз. Для стойки шинкарь выбрал боковую стену мазанки с двумя слепленными окошками, которые тоже были украшены занавесками, как и везде, но на подоконнике, общем для обоих окошек однако стояли не цветы, а красивые пузатые бутылки с различного оттенка и вкуса изумительными наливками. Их пан Пузо покупал для шинка непосредственно у пана Рудого — лучшего винокура и изготовителя всяких хмельных зелий на любой манер.

Слева от окна стоял старинный темного дерева резной буфет с ключом, в который хозяин запирал привозные вина и «кассу». «Касса» же представляла собой большую круглую жестяную банку из-под монпансье, покрытую черным лаком и расписанную поверху на китайский манер серебряными и красными драконами. Эту монпансье пан Пузо подарил своей жене Гале на пятилетие их совместного брака. Теперь давно опустошенная банка пригодилась для «сборов», которые шинкарь каждый вечер аккуратно подсчитывал, складывал столбиками, завертывал в тряпичную полоску и уложив в «кассу», запирал в буфет.

Справа у стены через оконные проемы высилась ажурная винная стойка, в которой покоились в надлежащем положении темные бутыли. Над нею на стене висела удачно слаженная певучая бандура. Висела так, чтобы можно было в любой момент снять ее, тронуть струны и утолить душевную тоску по прекрасному.

Бочки же с крестьянским напитком располагались по правую руку от шинкаря, и одна из них — маленькая с краном была водружена прямо на прилавок. Сам пан Пузо восседал на высоком стуле в центре всего этого великолепия и правою рукою разливал свежее пиво в глиняные кружки страждущих и алкающих. Пиво во Вралях было свое, ячменное с хмелем. Варили его осенью на пивоварне у пана Озерка, но как-то больше сообща. Однако рассказ о пивоваренном деле пойдет у нас отдельный, а пока в один благословенный вечер войдем-ка вместе под своды белой мазанки на окраине села и послушаем…