Любовь ведьмы на крыше Мира. Повесть

Ирина Cенкевич

История о вечном, где есть Он и Она… Только Она чудная. Непохожесть, которую нелегко понять. Он таких не встречал. Но пришло Чувство, которое было трудно распознать. Ещё труднее принять. Михаил от бессилия выбрал ненависть. Ксения выбрала Путь Познания, задавая вопросы Всевышнему на крыше. Бог послал Ангелов. Ведь за таким Даром, как Любовь, всегда надо присматривать и без охраны не оставлять. Мысли о жизни между строк про Любовь. Повод задуматься тем, кто жаждет распять непохожих на себя.

2. Беседа с Богом на Крыше Мира

— Вороны, а вы сюда зачем? Тут же Чистилище… Мое, наверное. Но что мне делать теперь и куда пойти? Я же тоже ворона, только белая. Но у вас есть крылья, а у меня ничего. А вы тоже белых бьете в своем вороньем Царстве или вы добрее, чем мои на работе? Хотя лично я ни одну белую ворону и не видела за свои тридцать лет. Наверное, их все-таки нет. А я есть. И меня опять ведьмой обзывают. Эх…

Ксения тяжело вздохнула, и две огромные слезы скатились по щекам. Она смешно шмыгнула носом, задрала голову вверх и улыбнулась.

— Ну и как Тебе с нами? Весело? Не думаю. Мне же не смешно. Но Ты же Бог. Тебе все можно, а я кто? А мне ничего нельзя. Что со мной не так? Браслеты им мои мешают. Бесят, говорят. А как это? Если у вас нет бесов, то чем вы это делаете? Как можно стукнуть вилкой, если в руках у тебя ложка? Нелогично.

Ксюша спрыгнула с бетонного выступа прямо на крышу. Подняла перо вороны, что валялось под ногами. Засунула это перо в свою пушистую копну, важно надула губы, закатила глаза и писклявым голосом визгнула. Вороны вперемешку с голубями испуганно взмыли в воздух, и Ксюша рассмеялась.

— Вот так, Тамара Петровна! Даже вороны от вашего визга готовы на суицид. А вы все губы красите и визжите, как бензопила «Дружба»! Вашему «гудку» украшение не требуется! Не надо красить. Он и так безотказно работает. На вынос мозга до полного вакуума. Украшения. А зачем придумали украшать что-то? Мне кажется, я поняла! Украшают то, что уродливо выглядит, чтобы прикрыть это. Логично. Тогда зачем мне браслеты? Ведь у меня совершенно не уродливые кисти рук. Они очень даже красивые. Вот, может, и не надо браслеты. Но я их люблю. Моя любовь против раздражения других. Что важнее? Глупый вопрос. Любовь для меня всегда важнее. Тем более моя любовь! Она же родная, а раздражение чужое, и меня это совершенно не касается.

Ксения опять вся сжалась, и худые плечи, казалось бы, выражали всю скорбь ее молодого сердца. Старые потертые джинсы, розовая футболка, белоснежные кроссовки и любовь огромных масштабов.

— Ничего, сейчас, моя девочка! Ничего, мы снова справимся. Мы обязательно справимся. Подумаешь, какая-то глупость, какие-то браслеты, какая-то Тамара Петровна.

Ксения опять уселась на свое излюбленное место. Внизу грохотали грузовики, пыхтели малолитражки и повизгивал старенький трамвайчик. Крики строителей, общающихся на изысканно французский манер русским народным матом, и звук скрипки из какого-то окна создавали неимоверную какофонию. Город размеренно уверенным шагом шагал в своем обычном темпе в свой самый реальный хаос. Хаос из маленькой любви и чужого большого разочарования. Где-то заплакал ребенок и заиграла «Вечная Любовь». Азнавур даже в этом Хаосе оставался собой до последней нотки. Ксения сидела, обняв свои коленки руками. Глаза ее были закрыты, только по щекам бесконечным ручьем текли слезы.

Она была безучастна к этому Человеческому Миру. В отличие от нее, Мир был очень уж чересчур участлив к ее маленькой фигурке. И вот этот серый кусок бетона — это, наверное, была макушка Человеческого Мира. Потому Ксения туда и сбегала от всевидящего глаза людского.