Резьба по живому

Ирвин Уэлш, 2016

Может ли человек полностью измениться? Самый одержимый из давно знакомых нам эдинбургских парней, казалось бы, остепенился: теперь он живет в Калифорнии с красавицей-женой и двумя маленькими дочками, стал успешным скульптором, его работы нарасхват. Но вот из Эдинбурга приходит сообщение, что убит его старший сын, – и Бегби вылетает на похороны. Он вовсе не хотел выступать детективом или мстителем, не хотел возвращаться к прошлому – но как глубоко внутрь он загнал былую агрессию и сможет ли ее контролировать?. Впервые на русском – недавний роман «неоспоримого лидера в новой волне современной британской словесности» (Observer), который «неизменно доказывает, что литература – лучший наркотик» (Spin). В книге присутствует нецензурная брань!

7

Сестра

Полет расплылся светящимся, замысловатым пятном информации. В наушниках горланили аудиокниги, дополненные теперь «киндлом». Поразительное чувство свободы. Можно увеличивать текст и сосредоточиваться на отдельных словах, чтобы они из-за близости не слипались все в кучу. Он научился менять шрифты: некоторые читать было легче, и эксперименты принесли плоды. Одновременно с актерами, читавшими текст, он учился распознавать слова на странице. Постепенно горькое разочарование от неудачи сменилось возбуждением от учебы. Насмешки учителей, хихиканье одноклассников, разъедающий стыд и безудержная, неистовая ярость — все это теперь было про другого человека из другого времени.

Но в паспорте стояло все то же имя — Фрэнсис Джеймс Бегби. При этом в профессиональной среде он пользовался псевдонимом Джим Фрэнсис, а жена в основном называла его Джимом. Замена произошла легко и просто: по чистой случайности фамилия Мелани совпала с его именем, а друзья в колледже часто называли ее «Фрэнки». Тем не менее ей польстило, когда он сказал, что хочет носить имя Джим и что после рождения Грейс все они возьмут фамилию Фрэнсис.

— Не хочу, чтоб из нее выросла Бегби, — подчеркнул он.

Но как бы его там ни называли, он даже не думал, что когда-нибудь снова вернется в Шотландию. Этого просто не было в его органайзере, и он поклялся, что приезд на похороны матери станет его последним визитом. Он не был близок с братом и сестрой или с сыновьями и считал, что они там заняты чем всегда. Но он и мысли не допускал, что они там возьмутся умирать. Так что собственная нутряная реакция его не удивила, но шокировало, насколько она глубока.

Что же касается дружбы с закоренелыми беспредельщиками, тут товарищество и даже подлинная симпатия возможны, только если строго придерживаться субординации. Но когда она нарушается, это ведет к катастрофе, и далеко не всякие отношения выживают, если даже удается выжить обеим сторонам. В любом случае его старые друзья вели жизнь, которая уже совсем его не привлекала.

Он поговорил с Джун, быстро учуяв сквозь сдавленный плач и дурман антидепрессантов, что главная ее цель — заставить его оплатить похороны, что он с готовностью и предложил. Она ввела его в курс дела: по анонимной наводке Шона нашли на квартире в Горги, где он истек кровью после множества ножевых ранений. Полиция решила, что там на него и напали, но свидетелей не было, а шума борьбы соседи не слышали. Хозяин сдавал квартиру известному барыге, который сейчас мотал срок в тюрьме. Никаких доказательств торговли наркотой, и, насколько всем было известно, помещение долго пустовало до того, как туда вселился Шон.

Затянувшийся полет оказался утомительным, а пересадочный рейс из Хитроу задержался. И вот он снова в Эдинбурге, измочаленный и задубевший, в легкой кожаной куртке, выкатывает средних размеров красный чемодан, набитый в основном футболками, носками и трусами. Когда он выходит из здания аэропорта, его насквозь продувает ветер с Северного моря. Надо было прихватить одежду по сезону. Он достает свой айфон, когда выскакивает сообщение от телефонного оператора, который лаконично сообщает, по каким грабительским тарифам можно пользоваться его услугами за рубежом. Затем приходит эсэмэска от Мелани, поприятнее:

Люблю!!! ХХХ

Он отвечает:

Добрался блогополучно! Люблю!!! ХХ

Он смотрит испуганно: до него доходит, что слово «благополучно» написано неправильно. Потом, добравшись до стоянки такси, к своему удивлению, мгновенно узнает таксиста по курчавым волосам. Ну а водитель узнает его.

— Здоров, чувак! Ты ж Франко, угу? Старый кореш Больного!

— Терри.

Франко, как его всегда будут называть в Эдинбурге, натянуто улыбается. Джус Терри — один из городских персонажей, приятно увидеть знакомое лицо. Последний раз, когда он слышал о Терри, тот еще снимал холостяцкие видосы со своим старым дружком Больным, а в свободное время таксовал.

— Читал за тебя. У тебя всё пучком. — Терри скалится, но потом сразу морщится. — Это самое… слыхал за твоего малого. Жалко до крику, чувак. Молодой пацан, и все такое.

— Спасибо, но я с ним типа не контачил.

Терри быстро обдумывает ответ, пытаясь понять, правда это или всего лишь стоическая бравада.

— На похороны сюда, угу?

— Угу.

Доставив Франко по нужному адресу в Мюррейфилде, на улице с мешаниной малоэтажек, Терри дает ему визитку.

— Если будет нужно таксо, тока свистни, — подмигивает он. — Я не так часто вешаю табличку «свободен», если просекаешь фишку.

Франко берет визитку и кладет во внутренний карман, выходит из такси, прощается и смотрит вслед умчавшемуся Терри. Сквозь жутковатую утреннюю мглу он видит внушительный стадион регби. Потом, катя за собой красный чемодан, шагает по короткой подъездной дорожке к оштукатуренному дому, где живет его сестра со своим мужем и двумя сыновьями. Он стучит в дверь, и ему открывает Элспет с высокой копной волос на голове, скрепленной невероятным арсеналом булавок и заколок. Она тут же обнимает его, крепко прижимает к груди:

— Ой, Фрэнк… Прости… входи, ты, наверно, умаялся…

— Я в норме, — мягко говорит он, хлопая ее по спине.

Они перестают обниматься, Элспет впускает его в дом, в долгожданное тепло, и предлагает пиво, от которого он наотрез отказывается:

— Ни капли в рот не беру.

— Прости, — извиняется она слегка раздраженно, но потом исправляет свою ошибку. — Все такой же трезвенник?

— Уже почти семь лет.

Элспет мешает себе джин с тоником, хотя еще только утро.

— Классно выглядишь, — произносит она, садясь рядом.

Фрэнк Бегби не может сказать того же о своей младшей сестре. Она отяжелела, лицо опухло.

— Пилатес, — улыбается он.

— Гонишь!

— Угу, это по части Мел. Просто хожу в боксерский клуб четыре раза в неделю.

Элспет смеется, на глазах сбрасывая лет десять.

— Не представляю, как бы ты занимался пилатесом, но это ж Калифорния — мало ли чего!

— Ну, случалось, кажися, и не такое.

Словно признавая, что в этом есть доля истины, Элспет спрашивает:

— Так ты у нас щас художник, угу?

— Говорят.

Щурясь, она поднимает бокал к губам и отпивает.

— Ой да, читала за тебя в «Скотланд он сандей». Все эти голливудские звезды хотят с тобой корешиться. — Элспет поднимает брови. — А Джорджа Клуни когда-нибудь встречал?

— Угу. Видел разок.

— И какой он?

— Мне понравился, — признается Франко. — И потому я считаю, что некультурно говорить о людях за глаза.

От его пафосного ответа Элспет коробит.

— С каких это пор тебя-то стала заботить культура?

— Никада не поздно начать.

Элспет как будто задумывается над этим и воздерживается от колкого замечания, которое вертится на языке.

— Страшно жалко Шона, — начинает она, а затем суровеет. — Но надо выложить карты на стол. Просто чтоб мы оба понимали, что к чему.

Франко поднимает одну бровь:

— Я — за.

— Ты можешь заливать всем за эту твою «великую реабилитацию», — Элспет презрительно ухмыляется, — но меня-то ты не проведешь. Я знаю тебя как облупленного. В курсах, что ты за жук.

Она смотрит на него, ожидая реакции.

Ноль эмоций. Похоже, брат не то чтобы не обиделся, а, скорее, не услышал, что она там сказала.

— Но все равно мы родня, — вздыхает она. — Так что милости просим, можешь перекантоваться в комнате для гостей, пока похороны не пройдут.

— Премного благодарен.

Элспет щурится:

— Но хоть раз выйдешь за рамки — мигом вылетишь за дверь. Я серьезно, Фрэнк. У меня тут парни.

Фрэнк Бегби чувствует, как внутри поднимается что-то до боли знакомое. Ему хочется встать и послать ее нахуй, а потом просто уйти из этого унылого, упорядоченного пригородного дома с его безликой бежевой обстановкой и мебелью. Но он втягивает воздух в легкие и смотрит на двух фарфоровых собачек на каминной полке. Это материны, перевезли со старой квартиры. Потом он поворачивается и медленно кивает:

— Понимаю.

Кажется, Элспет сбивает с толку этот покорный ответ, и она явно сглатывает слюну.

— Знаешь, Шон заходил сюда пару раз.

— Угу?

— Поперву все шло хорошо, приятно было его повидать. — Она улыбается, но затем мрачно качает головой. — А потом, когда он покатился по наклонной, приходил сюда тока деньги клянчить.

— Я все верну.

— Дело не в этом. — Элспет поднимает бокал. — Я не хотела, чтоб он ошивался вокруг Томаса и Джорджа. Они хорошие ребята. Но брали с него пример — он ведь старше и их двоюродный.

Фрэнк пытается все обмозговать. Шон, его племяши, этот дом в Мюррейфилде. Довольно сносный, но, конечно, никакого сравнения с его собственным роскошным доминой в Калифорнии, размышляет он с некоторым удовлетворением. Когда он был пацаном в Лите, Мюррейфилд казался курортом для миллионеров, а сейчас, под его критическим взглядом, выглядит (по крайней мере, эта его часть) обычным серым, убогим райончиком, куда совершенно незачем стремиться. Но голова уже трещит от статики, и он зевает во всю глотку.

— Слышь, у меня слегонца десинхроноз. Ничё, если я прикорну малехо?

— Не вопрос, — говорит Элспет и проводит его в комнату для гостей.

Франко раздевается до трусов и залезает под пуховое одеяло. Наслаждаясь возможностью лечь и растянуться после тесного самолета, он погружается в беспокойный сон с обрывистыми сновидениями. Проходит пара часов, и он просыпается от шума с первого этажа. Вбив номер Терри в айфон, он делает небольшую разминку, после чего немного боксирует с тенью в зеркале во весь рост, отжимается сто пятьдесят раз, а затем принимает душ.

Мальчики, Джордж и Томас, десяти и девяти лет, вернулись из школы. Они смотрят на него в полном восторге. После светских любезностей о полетах и Америке Джордж решается сказать:

— Мама говорила, ты в тюрьме сидел.

— Джордж! — шипит Элспет.

— Не, всё норм, — улыбается Франко. — Да, сидел.

— Ничёссе… наверно, чё-то плохое сделал, да?

— Чё-то плохое, — подтверждает Франко, — но больше дурацкое. Из-за этого на нары и попадают. Но вы, по ходу, пацаны умненькие и такими глупостями заниматься не будете. Ну, как там в школе?

Ребята охотно рассказывают о своих буднях, и, болтая с ними, Франко поражается, как сильно он на самом деле любит племяшей. Даже Элспет веселеет, и он показывает ей фото своих девочек на айфоне.

— Красивые, — говорит она чуть ли не с осуждением, как бы подразумевая, что рано или поздно он их погубит.

Приходит с работы Грег, муж Элспет. Он немного набрал вес, а волосы поредели.

— Фрэнк! Рад видеть. — Он протягивает руку и крепко пожимает ладонь Франко. — Хотя и жаль, что по такому случаю, — хмуро поправляет он себя.

— Ага, я тебя тоже, спасибо, — выдавливает Франко, думая о том, что Грег похож на классического британского менеджера среднего звена: уставший, затюканный и придавленный гнетущим осознанием того, что он достиг своего потолка и следующей крупной переменой в жизни будет еще далекий выход на пенсию или, в худшем случае, не такое уж далекое сокращение. — Как работа?

— Ой, не спрашивай, — качает головой Грег.

«Больно надо мне тебя спрашивать», — думает Франко.

Но Грег дружелюбен, как и его сыновья, и ему охота поболтать.

— Ходят слухи о слиянии. Ничего хорошего, Фрэнк. — Он выглядывает в окно и, тяжело вздохнув, повторяет: — Ничего хорошего.

После ужина (Франко поражает, что сам он тоже называет его ужином, а не «чаем») мальчики расходятся по своим комнатам, а Грег серьезнеет и попивает виски, пока Элспет загружает посудомоечную машину на кухне.

— Просто восхищаюсь тобой, Фрэнк, — как ты изменил свою жизнь с помощью искусства. Наверно, получаешь большое моральное удовлетворение.

— Ну да, деньги — это круто.

— Всегда мечтал написать великий шотландский роман… — с тоской, нараспев произносит Грег, показывая на книжный шкаф. — Даже прошел курс писательского мастерства…

Проследив за взглядом Грега, Франко видит «знакомые все лица» и обнаруживает, что большинство читал.

— В школе говорили, я классно рисую, но я никогда не замечал. Раз намалевал картинку с черным солнцем. Учителю аж башню снесло: «Черное солнце, Фрэнсис Бегби?» Но меня приколол сам образ черного солнца — как черная дыра в космосе. Засасывает все во мрак: откуда мы пришли, туда и уйдем.

Грег кивает, но его улыбка рассеивается, когда до него доходит удручающий смысл сказанного. Снова овладев собой, он восторженно произносит:

— Обладать таким творческим потенциалом… Хотел бы я оказаться на твоем месте! Встречаться со звездами… Ты знаком с Дженифер Энистон?

— Лучший отсос в моей жизни.

Грег поднимает брови, поглядывает на кухню и понижает голос:

— Ни фига себе. Гонишь, да?

— Угу. Не такая уж она и клевая.

— Ха-ха-ха… — Грег фыркает, но умолкает, когда снова появляется Элспет.

Фрэнк рассматривает компакт-диски, выставленные в большом шкафу. В глаза бросается несколько настольных игр, сложенных на нижней полке. Он встает посмотреть.

— «Монополия»… эдинбургская! Не знал, что они выпускали. Сыграем?

— Нет, — с холодной категоричностью говорит Элспет. — Помнишь, как мы последний раз играли в «Монополию» всей семьей? У мамы на Рождество?

Франко вдруг притихает, а из своих комнат возвращаются мальчишки.

— Что такое? — спрашивает Джордж.

— Не твоего ума дело, — говорит Элспет.

Франко вспоминает, как они поставили посредине доски бутылку виски «Фэймос граус». Задумка была такая: кто попадает на «бесплатную парковку» — делает глоток. Сам он почему-то попадал на нее много раз. Потом Джо смухлевал, сказав, что у него выпало не одиннадцать, а десять, чтобы попасть на «Парк-Лейн» и прибавить ее к «Мейфэру», который у него уже был. Фрэнк схватил бутылку и разбил ее об голову брата, шокировав Элспет, Джун, бывшую подругу Джо Сандру и их мать Вэл. Джо увезли в больницу, где ему наложили двенадцать швов. После этого воспоминания Франко передумывает. Он вытаскивает «Мышеловку».

— Не видал таких лет сто, — говорит он, раскрывая коробку.

— Ты ж ее терпеть не мог, — напоминает Элспет. — Всегда говорил, что надо кучу всего выстроить на доске, только чтобы запустить эту фигню, и то не всегда получалось.

— Я бы не прочь сыграть: тряхнуть стариной, — предлагает Фрэнк. — Эта покруче, чем у нас была. Я и не помню мужика в ванне. — И он смотрит на пластмассовые примочки, которые Джордж и Томас уже нетерпеливо собирают на доске.