Рассказы

Ира Брилёва, 2015

Кончался 20-й век. Пролетела «перестройка», вслед за ней умчалось «ускорение». Дикий капитализм пришел в деревню Вертуха. Продавщица Дуська, ублажив председателя, приватизировала сельпо. Через неделю на покосившемся сарае, изображавшем магазин, появилась свежая вывеска «Универсам». Больше ничего в магазине не изменилось… Сборник рассказов о людях и домашних животных, о том, как жили мы в конце 20-го века, и как живем сегодня.

Поезд, Владивосток и тапочки

Вагон суетливо подпрыгивал на каждом крошечном ухабе. Странная она, эта физика железных дорог. Вроде и рельсы ровные — аж до горизонта как два параллельных абсолюта, и колеса гладкие, отполированные силой тяжести до зеркального блеска. Ан, нет! Трясет и все!

Я возвращалась в Москву из очередной творческой командировки. Так я зову свои периодические наезды в родные пенаты — пишется мне там хорошо.

В попутчики мне попалась молодая пара, по виду сразу и не определишь, кто такие. Слово за слово — поплыл разговор, и я для себя уяснила, что парень, видимо, из «деловых» — не броский с виду, малоразговорчивый, с цепким, изподтишка, взглядом. Но ничего неприятного в этом взгляде я не подметила.

Девушка подходила под определение «ангел» — белокурая, голубоглазая и очень милая. Вот этим ее милым обаянием эта пара меня и подкупила. Я, обычно не разговорчивая в поездах, не признающая общения с незнакомыми людьми в принципе, оттаяла, и поведала им, что я в обыкновении своем — писатель. После этого моего претенциозного заявления парень вдруг заулыбался, и как-то внутренне расслабился, словно бы отпустил там, внутри себя, тугую пружину. А зачем она, если опасности никакой от меня не предвидится?

Мы проболтали, без малого, часов около восьми — за разговорами день в поезде катится незаметно. Они расспрашивали меня о том, как это — писать книги. Я с удовольствием рассказывала. Но где-то в самой глубине глаз парня все же таился огонек недоверия. Я пошла ва-банк. «А хотите, я сейчас, вот здесь, прямо на ваших глазах напишу стихотворение. И хорошее! — подкрепила я свое нагловатое предложение вполне себе резонным — для меня! — заявлением номер два. Огонек в глазах парня поменял окраску. Теперь я прочитала в них нескрываемое уважение. А что, «деловые» всегда уважали чужую лихость и здоровое нахальство. Во времена пиратов это называлось «авантюрой». Но дело ведь не во временах, а в действиях.

За окном мелькали заснеженные сосны, промерзшие насквозь прозрачные березы и прочий зимне — снежный антураж. Подумав пару минут, я накатала двенадцать строчек, почти не отрывая перо от бумаги. «Вот! Это вам на память, — гордо, словно фокусник, доставший из шляпы зайца, сказала я, завершая тепленький еще стишок своим автографом. Ребята молча, с восхищением приняли из моих рук листок, на котором были написаны эти строчки:

Конец ознакомительного фрагмента.