Приключения вертихвостки

Ира Брилёва, 2014

«Солнечный луч нахально устроился у меня на кончике носа. Сон, сладкий и тягучий, как свежий мед, из густого, нежного сиропа превратился в жиденькую водичку, разбавленную надвигающейся действительностью. А потом и вовсе испарился. Что за дурацкая физика! Я нехотя приоткрыла один глаз, потом второй: мерзавец-луч уже беспечно скользил по потолку. Ну и пусть! Я снова закрыла глаза и улыбнулась – что может быть лучше этих первых минут после сна. Легкого и беззаботного. Как воздушное пирожное. Правда, мне никогда не встречались беззаботные пирожные, но суть от этого не менялась. Я опять открыла глаза. Торопиться было некуда, и можно было поваляться в свое удовольствие…»

Глава 2

Я всегда была очень неглупой девочкой. И всегда слушалась взрослых. Мой учитель по физкультуре, Палыч, мне говорил: «Беги отсюда, Зинка. А то сдохнешь тут от скуки. Или сопьешься». Я внимательно слушала и мотала на ус.

Когда мне стукнуло четырнадцать, я стала свободной птицей. Во всех отношениях. Во-первых, мне выдали паспорт. А во-вторых, моя мамаша наконец вышла замуж и перестала меня донимать своим неуклюжим воспитанием — теперь у нее появился для этого другой объект. А отца у меня отродясь не было. И я поняла, что теперь могу самостоятельно решать, что мне нужно в этой жизни. И я решила.

Учитель физкультуры в нашей школе был щедрый и добрый малый. Он не только любил давать мне советы. При случае я стреляла у него деньги и сигареты. Но здесь дело было посложнее.

— Палыч, я хочу уехать, — заявила я ему с порога, отряхивая с видавшего виды пальтеца снег. В школьном спортзале было холодно, как на Северном полюсе, но на это здесь никто и никогда не обращал внимания.

Палыч, в застиранных, пузырившихся на коленях трениках, отставил в сторонку пудовую гирю и, почесав голое, заросшее волосами пузо, спросил:

— И куда?

— В Москву. Куда же еще, — коротко ответила я.

Он вытянул из заднего кармана смятую пачку папирос, прикурил и, поразмышляв пару минут, согласился:

— В Москву — это правильно. Молодец, девка. — И, помолчав с минуту, добавил: — Моя школа.

В столице меня никто не ждал. Но это меня совершенно не расстроило. Меня вообще нигде никто не ждал. Наверное, так было даже лучше — никаких напрасных разочарований и прочей дребедени. Все просто и очевидно.

Москва приняла меня неохотно. Но, благодаря природной настырности, я все же втерлась в доверие этого гигантского шумного города и даже начала находить удовольствие в его огромности и непредсказуемости.

Палыч снабдил меня не только деньгами на плацкарту до Москвы. Его щедрость пошла намного дальше. Он позвонил кому-то, кого называл вежливо и даже с оттенком подобострастия — Никанорушка, — и договорился, что меня приютят.

— На первое время сойдет, — философски сказал он. — А потом ты и сама пристроишься. Ты девка бойкая, — он затянулся вонючей папиросой. — Я в тебя верю, — неожиданно сказал он мне. Как показало время, Палыч был абсолютно прав.

Сначала был «колледж». Он располагался в старом облезлом особняке, которым не интересовались не только архитекторы, но даже археологи. Единственной его достопримечательностью были высоченные, закопченные временем, потолки и огромные, словно бальные залы, коридоры перед классными комнатами. Колледж оказался бывшим профтехучилищем с тем же набором преподавателей и профессий. И зачем бывшие ПТУшки переименовали в такое пышное иностранное слово? Ведь суть от этого не поменялась. Как был он «чертятником», так и остался. «Чертятниками» мы называли ПТУ там, в Зауралье. Название «чертятник» вылезло само собой из того факта, что раньше в ПТУ обучались представители дружественных нам республик — со всего света — темнокожие, желтокожие и прочие. Народ это подметил, и изобрел этот удивительный термин, что отражало, с одной стороны, сущность процесса, а с другой — народную смекалку.

В «чертятнике» я училась на повара. Мой новый московский знакомый, Никанор, в просторечье Ника, тот, кому с рук на руки сбагрил меня Палыч, работал на рынке в «обжорне» — это он сам так обозначил свое место работы.

— Ты, Зинка, не тушуйся. Возле еды оно всегда надежней, — обучал меня мой новый покровитель. А я нисколечки не возражала, и он пристроил меня к себе в «обжорню» младшим поваром. Через неделю я уже гениально варила макароны и виртуозно убирала со столов грязную посуду.

Три года прошли незаметно, и я как-то умудрилась закончить колледж. Учеба не слишком заботила меня, но кое-что мне все же удалось узнать. Например, как готовить котлеты по-киевски. Теперь это было мое коронное блюдо!

За это время я пообтерлась и поняла, что женщине, для того чтобы устроиться в жизни, нужно обладать всего четырьмя вещами: интересной внешностью, мозгами, терпением и богатым мужиком.

С внешностью мне повезло. Природа была ко мне благосклонна, и безрадостное детство никак не отразилось на моей смазливенькой улыбчивой физиономии. С некоторых пор я решила завести некоторые новые привычки. Например, маникюр. Все же ухоженные розовые ноготки намного лучше грязных нестриженых когтей. Хотя, последние не раз выручали меня там, в заснеженном Зауралье.

Мозги мне были отмеряны почти в таком же количестве, что и внешность. А вся моя жизнь была просто примером беспредельного терпения.

Взяв в «обжорне» выходной, я нашла агентство по набору домашнего персонала. Здесь набирали в горничные, сиделки и няньки. «Горничная» устраивала меня больше всех. Толкнув дверь, я вошла. После этого моя жизнь резко изменилась.

Мой первый рабочий день в новом качестве был скорее удачным, чем наоборот. Пожилая респектабельная пара, которая досталась мне в качестве хозяев, составляла между собой резкий контраст. Меня невзлюбила хозяйка, но я страшно понравилась ее мужу. Агентство сдало меня им в аренду с испытательным сроком в одну неделю. Испытания я не прошла, и ровно через неделю злобная фурия выставила меня на улицу. Но с хозяином меня теперь связывала крепкая дружба. Он снял для меня квартирку недалеко от центра, и я впервые за много-много дней выспалась так, как не спала еще никогда в своей жизни. А еще теперь у меня завелись деньги, а самое главное, я могла их тратить на себя. Я носилась по магазинам, как голодная собака и скупала всякую чепуху. Мой приятель тихонько посмеивался над моим вдруг проснувшимся скопидомством и снова давал мне деньги взамен израсходованных. Но кое-что из потраченного все же пошло мне впрок.

Примерно через месяц я уже вполне могла появиться в приличном обществе. Мой новый друг оказался не только щедр, но и благороден. Он возился со мной, водил меня по кино и ресторанам, покупал мне все, во что я тыкала пальцем, и при этом почти ничего от меня не требовал — ему было уже далеко за шестьдесят. Он любил меня, как любят позднего ребенка — преданно и беззаветно. Я отвечала ему взаимностью, и наши отношения были безоблачны, пока на горизонте не появился сын моего доброго старикана. Мы познакомились случайно, когда сын подвез своего престарелого родителя прямо ко мне в объятия. Сначала молодому человеку это страшно не понравилось, и на следующий день он явился ко мне с разборками. Но после часовой беседы все вопросы были улажены, и он больше не имел ко мне никаких претензий. Он оказался тридцатилетним, горячим и таким же нежадным, как его отец. Я не возражала, и теперь удовольствия и блага потекли ко мне уже из двух ручейков. Соединившись, они превратились в небольшую речку, и я наконец смогла вздохнуть свободно. Ах, это непередаваемо прекрасное ощущение свободы! Финансовой. Это ощущение было для меня новым, и я наслаждалась им, целыми днями шляясь по магазинам, в которые еще месяц назад даже боялась заглянуть. Дороговато! Теперь я уже не скупала все подряд, а выбирала только самые красивые и дорогие вещи. Но через две недели я пресытилась этим занятием и решила поискать еще неизведанные пока ощущения. На новые ощущения оба мои друга не тянули. А жаль! Они были очень хороши, и по-одиночке, и в паре. Но всему когда-нибудь приходит конец. Пришел конец и им. В хорошем смысле. Я нашла им замену. Замена была весьма темпераментной и ревнивой. Но у нее были два положительных качества. Беспредельная щедрость и такая же беспредельная глупость. Я вертела им, как хотела, целых полгода. И вскоре у меня уже была своя однокомнатная квартирка и крошечный, но абсолютно прелестный автомобильчик. Красненький! Замена прыгала вокруг меня словно первобытнообщинная обезьяна и восхищалась мной. Сначала это мне нравилось. Но скоро стало раздражать. И я задумала одну нехитрую комбинацию. Эксперимент. В общем, я решила от него избавиться. Я перестала за собой следить, делать маникюр. Я стала раздражительной и скандальной. Теперь я целыми днями ходила по дому нечесаная, с жирными лохмами, свисающими на мое неумытое лицо, в нестиранном халате и драных тапочках, которые специально для этого случая мне пришлось забрать из моей благословенной «обжорни». Кстати, когда я увольнялась, то мой первый московский покровитель Ника рыдал как ребенок — видимо, так привык ко мне, что наше расставание далось ему непросто. Но я, в благодарность за его добросердечие, накрыла ему шикарную «поляну» в самом дорогущем ресторане, который только смогла отыскать. В столице это, конечно, «Пушкин». Там за самый примитивный завтрак с вас сдерут месячную зарплату обыкновенного смертного. Но это того стоит! Ника, оробевший и немного пришибленный, сидел за столиком, накрытом хрустящей от крахмала скатертью, и растерянно водил глазами вслед за официантом, который с важностью и достоинством урожденного английского пэра неспешно ходил вокруг Ники, расставляя посуду. Посуды было много. Она была совсем не похожа на посуду в Никиной обжорне. И от этого Ника чувствовал себя ничтожеством. Но после второго бокала вина, удачно созревшего на левом боку какого-то там французского пригорка — официант долго и пространно объяснял нам, какого именно, но я, к сожалению, ничего не запомнила — Ника разомлел, и теперь уже пришла моя очередь быть предметом его благоговейного взгляда. Мне было приятно, и обед удался на славу. Мы с Никой расстались лучшими друзьями.

— Ты, Зин, если что, или, там, трудно будет, забегай, я всегда, того, подмогну, чем могу.

Ответив на его предложение знаменитой киношной фразой: «Нет, уж лучше вы к нам», я откланялась. Мой долг благодарности был исполнен. Я вернулась к моей новой жизни и продолжала изводить «замену» своей неряшливостью и стервозностью.

«Замена» выдержала всего две недели. Обозвав меня «сукой», и заявив мне, что такая «красавица» у него и дома есть, он испарился, словно его никогда и не было. Но квартира и машина не испарились вместе с ним. И я на следующий же день отпраздновала это событие, предварительно посетив модный салон и содрав с себя слой ненавистной грязи, накопившейся на моем теле за время моего «эксперимента».

Пока я лежала на массажном столе, и массажистка трудилась над моим воскресающим после двухнедельного запустения телом, мне в голову пришла нехитрая мысль. Те дурочки, которые считают, что «и так сойдет» совершенно не дорожат своими мужьями! Ведь мужчины действительно любят глазами. И если лишить их этой радости, то какая им тогда разница, где искать новое очарование для своих глаз? И все эти драные тапочки, застиранные халаты и бесконечные скандалы по любому поводу — это и есть самый короткий путь к разводу. Но я же делала это намеренно! А вот зачем это делают все остальные? Непонятно!

Теперь у меня был свой небольшой «стабилизационный фонд» и я решила взять короткий заслуженный отпуск. Море или горы могли принести моей слегка усталой душе необходимый покой. Но вот море или горы? Я сидела в модном ресторанчике и ела суши. Я решила довериться случаю — если сейчас в двери войдет женщина, то это будет море, а если мужчина, то меня ждут, как минимум, швейцарские Альпы. В стеклянную дверь вошла пара, он и она. «Это судьба», — подумала я и, поднявшись из-за стола, слегка покачивая бедрами, направилась к бару. Он поймал мой заинтересованный взгляд, когда я уже почти поравнялась с их столиком. Пройдя еще пару раз туда-сюда, я наконец добилась желаемого результата — мужчина просто пожирал меня глазами. Его спутница даже ничего не заметила — она была увлечена изучением меню. Когда я в третий раз прошла мимо него и направилась к туалету, он догнал меня и сунул мне в руку крошечный кусочек лакированного картона. Визитка была очень красивой — генеральный директор чего-то солидного. Я не очень разбиралась в нефти, газе и стройках, но в этот ресторан не заходили люди среднего достатка. На следующий день мы уже сидели с ним вдвоем за моим любимым столиком. Он оказался интересным собеседником. Через неделю поезд вез нас через границу, но даже пограничники не смогли оторвать его от меня. Он сунул в приоткрытую дверь наши паспорта с вложенными в них несколькими розовыми бумажками «евро», и через минуту нас оставили в покое.

Оказывается, на свете есть места, где не нужно выбирать между морем и горами. Там они в комплекте. Мой новый знакомый был очарован моей совершенной неосведомленностью по многим вопросам и с удовольствием стал моим учителем и гидом. Мы путешествовали почти месяц. За это время он мне дико надоел. Вечерами он звонил жене и, вздыхая, сообщал ей, что его лечение движется очень медленно. Хотя надежда на выздоровление все же есть. Потом мы всю ночь отплясывали в ближайшем баре, и под утро заваливались спать. Такая жизнь хороша, когда ее мало. Но целый месяц — это много даже для меня! Я вспомнила о своем замечательном способе, который так выручил меня в прошлый раз, избавив нас с моим предыдущим визави от лишних неудобств в виде совместного существования. Но, поразмыслив немного, я все же решила, что этот экземпляр может мне когда-нибудь пригодиться. В будущем.

Я чувствовала, что мой отдых близится к концу. Что чувствовал он, меня не интересовало. Совсем. Но я решила, что мой отдых должен закончиться так же хорошо, как и начался. На мое счастье, он все же надумал вернуться к работе. Видимо, мужчину, как и любого охотника, привлекает только процесс охоты. Потом он теряет интерес к добыче. Что ж, так было всегда. И мы с удовольствием расстались, как только поезд подошел к московскому перрону. Да, кстати, его звали забавным именем Андрон.

Самым ценным в моем отпуске было то, что я начала понимать смысл словосочетания «высшее общество». Там все совсем по-другому. Конечно, проблем везде хватает. Но там они другого свойства. Теперь я понимала разницу между Альпами и Аденом и вполне была готова пойти вверх по этой удивительной лестнице, которую именуют «высшим светом». Для начала надо было осмотреться и понять, где этого высшего света содержится в достаточном количестве. Полистав пару модных журналов, я определилась, и, надев деловой костюм и шляпку-таблетку, устроилась на курсы топ-менеджеров. Теперь у меня была учительница по французскому языку, гимнастический зал два раза в неделю и пара друзей из тех, которые часто бывают на светских раутах. Они оба были охотниками за богатыми невестами, и поэтому наши интересы здесь удивительным образом совпали. Ближайшим мероприятием были скачки. Я купила костюм амазонки и, взяв под руки обоих ловеласов, прибыла на скачки-раут. Мужиков здесь было навалом. Выбирай — не хочу. Но и женщины были не промах, и каждая крепко держала под руку своего спутника. Однако я хорошо подготовилась, и к концу скачек около меня вертелись пятеро. А их визитки мирно покоились в моей сумочке.

Четверо были так себе, и их я отшила в течение первых же четырех дней. А вот пятый был совершенно уникальным экземпляром. Лет ему было около семидесяти, но он был совершенно неутомим. Во всем. И, самое главное, влюбился в меня по-настоящему. Что называется, втрескался. В последний раз в своей жизни. Он бегал за мной как собачонка. С ходу купил мне шикарную квартиру — стоило мне только пожаловаться на совершенно стесненные жизненные условия и при этом профессионально-плаксиво сложить губки трубочкой. И еще — бриллианты! Он купил мне целую горсть бриллиантов. Настоящих, а не ту мишуру, которую продают в любом ювелирном ларьке. Звали его Сашок. Он так мне и представился. Его лысая яйцеподобная голова теперь всегда мелькала рядом со мной — то он старался принести мне коктейль, то без очереди купить бутерброд в театральном буфете, и еще черт знает что сотворить, лишь бы это доставило мне удовольствие. Он был добрый и ласковый, и, несмотря на его, покрытую желтыми пятнышками, лысину, я к нему искренне привязалась. Ведь женщина всегда чувствует, когда ее любят по-настоящему!

Так прошел год. Балы сменялись раутами, модные показы модными же клубами. Мое обучение менеджменту и французскому иногда прерывалось на целые месяцы — так я была занята делами, которыми обычный человек занимается от случая к случаю. Я выбирала наряды, посещала салоны по уходу за любыми частями тела, купалась в неге и ласке, которые мне щедро дарил мой дорогой старикан. Я очень привыкла к тому, что он постоянно торчит рядом со мной. И каждая моя прихоть моментально возводилась в ранг закона.

Время рядом с Сашком летело незаметно. Потому что не было на свете ничего такого, чего бы он не мог достать или сделать. Сашок был похож на фокусника, который всегда может вынуть из кармана все, что угодно. Хоть звезду с неба. Я убедилась в этом, когда на мое совершеннолетие, о котором я скромно обмолвилась ровно за неделю до его наступления, Сашок подарил мне ровно один миллион долларов. Миллион лежал в средних размеров коробочке, перевязанной алой ленточкой.

Сашок был богат чудовищно. Я понятия не имела, откуда он все это взял, но однажды, в порыве откровенности, он мне перечислил все, чем владел. Я даже испугалась — можно ли мне все это знать.

— Дурочка, это все ерунда по сравнению с тобой, — успокоил он меня, целуя мне руки. Он стал передо мной на колени и поклялся в вечной любви. Мы договорились встретиться с ним на следующий день.

Сашок как всегда приволок очередную пригоршню бриллиантов и, развесив их на мне, принялся любоваться мной, словно картиной Рафаэля. Или может Леонардо — теперь-то я знала, что на свете есть ценности и похлеще «цацек»! Об этом мне тоже сообщил мой Сашок. Однажды он подарил мне две старинных картины, и когда я в недоумении спросила его — зачем мне это барахло, он сел рядом и терпеливо объяснил, сколько все это стоит. Тогда и я прониклась торжественностью момента и осознала, что в мире есть настоящее искусство.

Вот музыка мне не нравилась. От классики меня клонило в сон, и после того как я уснула в Большом зале консерватории прямо посреди какой-то фуги Баха, Сашок перестал таскать меня на концерты. Но я клятвенно пообещала ему выучить наизусть биографии всех венских классиков. В тот раз он ушел от меня в полном восторге. А я рухнула без сил — так он загрузил меня своими Моцартом и Вивальди. То ли дело «рэп»! Тимати я не люблю, но вот Фифтисент — это улет! Послушать приятно! А все эти фуги — сплошная тягомотина.

Я проспала без передыха пятнадцать часов, а когда проснулась, быстренько привела себя в полный порядок и стала ждать вечера.

Вечер наступил, и мой любимый старикан пришел ко мне, как всегда, в прекрасном настроении. Сегодня он был со мной особенно мил. Иногда Сашок болезненно морщился. Я сначала не обращала на это никакого внимания, но когда ему стало совсем худо, я уговорила его вызвать «скорую». Больше я его живым не видела. И вот тут-то и начинается моя история.