За спиною прошлого…

Иоланта Ариковна Сержантова, 2022

За спиною прошлого… Эссе и рассказы. Всё сделанное либо задуманное не исчезает, не пропадает в никуда, но непременно остаётся. Не в закромах, не в сундуках под тяжёлыми замками. Оно витает в воздухе, как бабочка, в ожидании того, кто заметит её… В каждом произведении сборника в аллегорической форме растолковываются принципы взаимодействия добра и зла в природе и душе человека. Сборник рекомендован для использования на уроках внеклассного чтения, природоведения, этики, русского языка и литературы.

То, что ветер принёс издали…

Весна. Некто пустил кровь берёзе, стынут опилки подле израненного ствола. Собственные слёзы мешают рассмотреть те, во-истину кровавые, что текут по морщинистым щекам коры. Они замрут, засахарятся вскоре, и будет не отыскать уже тех ссадин, в отличие от прожигающих душу воспоминаний. Не опостылеют они, но будут терзать недосказанностью и недооценённостью, поспешностью, с которой соскользнули в Лету под едва слышную мелодию ожидания новых чудес.

Молчать из нежелания оскорбить неправдой… Как верно, сколь часто описывает это скромность тех, кто не желал распространятся о тяготах войны, ибо не хотел замарать близких той безудержной, бездонной нечистотой, коей богато иное несчастье. Но такова она, всегдашняя тёмная сторона жизни, поверх которой произрастают её живые цветы.

Вне войны, трагедия смерти кажется случайностью, недоразумением, но в бурном её течении встречается на каждом шагу, чудится в сыром окопном дыхании, слышится через вой, заглушающий торопливый побег сердца от страха, появившегося на свет одновременно с ним, и продолжается до… до… до…

— Ты опять заикаешься?

— Н-нет, п-просто з-з-за-мёрз.

— Тебе нехорошо?

— Всё н-нормально.

Мальчишка не любил врать, но язык вдруг перестал умещаться во рту, а руки вновь предательски дрожали, и дабы скрыть это от сестры, он сунул их в карманы. Парнишке было уже шесть, и по меркам военного времени он уже не считался маленьким. Год назад, когда ему едва исполнилось пять лет, он был контужен во время бомбёжки, после чего стали сильно дрожать руки. Мальчишка стеснялся этого, а потому немного сторонился людей и охотно вызывался пасти единственную кормилицу — козу, дабы побродить с нею в тихом месте, промежду надгробий местного кладбища. Рогатой было всё равно, где объедать траву, покуда парнишка занимался тем, что разбирал надписи на плитах, ощупывая затёртые буквы широкой ладошкой.

Возвращаясь домой, он опять-таки принимался за чтение, подложив под себя руки. Так ему было спокойнее. Но вот сестрёнка… Зачем она следит за ним, тараща свои зелёные глаза?

Дети сидят у стола, каждый за своей книжкой.

— Не смотри на меня! — Время от времени просит мальчишка сестру.

— Вот ещё… Больно надо. — Отвечает та и беспокойно ёрзает на стуле.

— А помнишь, как ты потерялся? — Подаёт вдруг голос девочка. Она старше брата на целых полтора года, отчего помнит про их жизнь немного больше, чем он.

— Когда это?! — Любопытство и запоздалый, развеянный прошлым ужас пересиливают охоту к чтению. — Нигде я не терялся… — Бормочет парнишка, и вопросительно глядит на сестру, в надежде, что тревоги его напрасны.

— Мама на минуточку только отвернулась, а тебя нет. — Влажно и горячо шепча сообщила девочка. — Мама так испугалась, белая вся сделалась…

— Да где же я потерялся-то?! — Едва не плача, перебил сестру парнишка.

— На станции, когда в эвакуацию ехали.

— Ну… а нашёлся? — Срывающимся голосом спросил малыш.

Сестрёнка глянула на него внимательно и пожала плечами:

— Наверное. Не знаю. Не помню. Я тогда по-маленькому отошла к стеночке. Только сходила, штанишки подтянула, а тут стенка-то, у которой я стояла, возьми, да и упади.

— Почему?

— Бомбить начали… Мама подхватила нас, кинула в выгребную яму, а сама сверху легла… А ты не помнишь?

— Нет… — Всхлипнул мальчик.

Сестра и брат переглянулись, и сдвинули стулья. Читать расхотелось. Вместо того, появилось не желание, но болезненная, плохо переносимая жажда быть рядом, близко-близко, слушать дыхание друг друга, и надеяться, что вовремя придёт с работы домой мать, а отец… — просто вернётся когда-нибудь, живым.

Весна… Дрозд переворачивает прошлогодние листья, заглядывая — что там под ними. А там нет ничего, кроме просохших следов многих слёз, что ветер принёс издали…