Ожидание жизни

Иола Гайнова, 2021

Англия, 18 век. Прекрасная юная Мэри Бэррон, стремящаяся найти свое счастье, раз за разом терпит неудачу в личной жизни. И вот, оставив позади все свои невзгоды, она отправляется к своим родственникам во Францию. Путь её лежит через море, полное опасностей, страстей и … пиратов. Однако что ей сулит встреча с капитаном пиратского корабля? Незабываемое переключение или разбитое сердце? Любовь или честь? Какое решение она примет?

Глава 1

Меня зовут Мэри Бэррон, свое имя я получила по наследству от ныне покойной тети Мэри из Парижа. Она была очень богатой женщиной, поэтому, услышав, что меня назвали в ее честь, подарила нам немалую сумму денег, поправившую наше материальное положение. Мой отец, Луи Бэррон, является владельцем одного из самых крупных поместий в Юго-восточной Англии и, я бы сказала, одного из самых предприимчивых умов, которые мне приходилось встречать. С ним мне никогда не удавалось поругаться, так как двумя-тремя аргументами он доказывал на сто процентов свою правоту. Особенно я злилась, когда спустя некоторое время узнавала, что в нашем споре он был не прав. Большую часть своего состояния отец получил, выдав замуж моих двух старших сестер за богатых и знатных мужчин.

Мою маму зовут Маргарет Бэррон, мы все ее любим, несмотря на все ее странности. У нее голове всегда больше идей, чем можно было бы воплотить в жизнь. Часто бывали случаи, когда мама могла начать важный разговор, а потом, прервав его на середине, встать и пойти раздавать какие-нибудь бесполезные указания прислуге.

Кроме меня в семье еще три дочери, такие же симпатичные, как и я. Джулия — самая старшая из нас. Мне всегда нравилось, как она выглядит: ее иссиня-черные длинные волосы часто бывают собраны в какую-нибудь модную прическу, а большие карие глаза завораживают своей красотой. И в добавление к своей привлекательности ее внешность была из разряда тех, при которых девушка выглядит подростком и в тридцать лет. Еще сама, будучи ребенком, она мне помогала, так как мама была всегда занята обдумыванием и реализацией своих безумных идей. К сожалению, время летит быстро, и я упустила тот момент, когда надо было осознать, что у меня и у моих сестер тоже должна быть своя жизнь, отдельная от нашего общего дома, семьи и детства. Так пять лет назад Джулия вышла замуж и уехала от нас далеко, в родовое поместье ее мужа. Я переживала больше, чем другие члены семьи, из-за огромной к ней привязанности. Мне было тогда всего тринадцать, а второй моей сестре Элизабет — пятнадцать. Через год и та вышла замуж за богатого, но очень грубого и неразговорчивого лорда из Лондона. Лично я с ним не общалась, но слухи обычно создают наше представление о человеке.

Мою младшую сестру зовут Люси. Несмотря на то, что ей всего тринадцать, она ведет себя как прирожденная леди. Последние пять лет наша мама была занята поиском женихов для меня и моих сестер, поэтому нашим воспитанием она почти не занималась. Сейчас мне почти девятнадцать лет и моя мать, Маргарет Бэррон, заставляет меня ходить с ней на все светские мероприятия. В отличие от меня, моя сестренка Люси приходит в восторг от каждого похода из дома. Конечно, я надеялась, что еще год буду жить для себя и своей Люси. Однако мне быстро пришлось привыкнуть к двум вещам. Во-первых, моя всегда младшая сестренка выросла в тринадцатилетнюю красавицу, которой уже не нужны были мои советы, а во-вторых, моя многоуважаемая мама неожиданно нашла мне жениха.

Когда я услышала последнюю новость, я ворвалась в комнату к своей младшей сестре, чтобы поделиться с ней этим «радостным» известием:

— Люси, ты представляешь?! Маргарет Бэррон нашла мне жениха! Я не знаю его, не видела его, не слышала о нем, и вообще-то я не хочу замуж!

— Не называй маму так официально, как будто вы чужие друг другу люди, — сказала Люси, проходя через всю комнату и садясь на свою кровать со странно отчужденным выражением лица. — А ты — глупышка, она ведь счастья для тебя желает. Лично я больше всего на свете хочу выйти замуж и стать самостоятельной.

Я, конечно, люблю свою сестру, но мне иногда кажется, что ее интересуют только свои проблемы. Например, я могу затронуть какую-нибудь тему для разговора, она меня выслушает, скажет пару слов, а потом сообщает о своих кавалерах на очередном балу.

— А как мне, по-твоему, относиться к женщине, которая нашла мне мужа-незнакомца? А вдруг он старый, сморщенный, хромой или толстый?!

Неожиданно мне послышался небольшой шумок за дверью и какая-то мелкая возня. Я стояла недалеко и поэтому быстро ее распахнула. Как и предполагалось, передо мной стояла мама и с важно рассматривала причудливые узоры на обоях, как будто именно они ее и интересовали.

— Привет, мама, давно подслушиваешь? — спросила я с небольшой ухмылкой на губах.

— Как ты со мной разговариваешь? Ты неблагодарная дочь, — с обиженным видом нагрубила мне мама. — Я случайно проходила мимо и услышала ваш разговор. Люси младше тебя, а ума у нее больше, все твои ровесницы одна за другой выходят замуж, только ты пока одна сидишь на шее у родителей. К тому же узнать своего потенциального будущего мужа у тебя еще будет возможность уже через неделю на балу у сэра Ричарда. И если хочешь знать, то вы с ним однажды встречались. Чуть не забыла: твой вечерний наряд я тебе приготовила заранее.

На этом моя короткая беседа с матерью завершилась, а сестра, услышав весть, стала судорожно искать свое любимое лиловое платье, мне же пришлось в одиночестве волочиться в свою комнату. Я привыкла, что последнее слово всегда остается за мамой, а по душам мы с ней разговаривали и вовсе лет десять назад, когда Элизабет отобрала у меня плюшевого мишку. Я тогда пожаловалась маме, а в ответ услышала целую лекцию о несправедливости жизни, о том, что выживает сильнейший и о том, что не нужно плакать попусту. Мне было всего девять и услышанное меня сильно испугало. Тогда я побежала к Элизабет и побила ее этим же плюшевым мишкой.

Вообще с сестрами я дружила всегда, если они меня не трогали. Исключением всегда являлась только Джулия. Когда она была не права, я все равно ей уступала, считая ее своим авторитетом. Такую мою покорность сестра ценила, защищала ото всех и оправдывала даже без причины. И этот богатей, за которого она вышла замуж, мизинца ее не стоит, несмотря на то, что Джулия утверждает, что он ей всегда нравился, а теперь они окончательно влюбились друг в друга. Их сыну Рональду уже два года, он умный малыш и этим пошел весь в свою мамочку. Их поместье находится очень далеко, поэтому я бываю у них редко. Однажды мне захотелось повидать малыша и, приехав к Джулии в гости, я осталась с ребенком наедине. А когда он неожиданно заплакал, я взяла его на руки и начала искать кого-нибудь из домочадцев. Поднявшись на этаж выше, я пошла по длинному коридору и услышала голос Джулии. Она так громко на кого-то кричала, что мне стало страшно. Я шла тихо, да и ребенок немного успокоился. Повернув за угол, я поняла, что мимо меня пролетела и разбилась о стену старинная китайская ваза, малыш опять начал плакать. Мне навстречу выбежала рыдающая служанка, за ней вышла и направилась ко мне Джулия. Я опешила от ее жесткого выражения лица. Ребенок, увидев маму, перестал всхлипывать, та же посмотрела на него, нервно улыбнулась, но брать на руки не спешила, свой взор она направила на меня:

–Не смотри так! Я была права! Эта маленькая нахалка строила глазки моему мужу! Не бойся, несмотря на ее быстрый уход от нас, она получит с собой в дорогу приличную сумму денег. Из-за вазы не переживай: она мне все равно никогда не нравилась.

Я только открыла рот, чтобы впервые в жизни осудить поведение своей старшей сестры, но обстоятельства помешали мне это сделать. Мне хотелось ей напомнить, что ради служанки ее никто бросать не собирается! А жаль, что промолчала: всегда мечтала указать ей на ее ошибки. И что теперь будет с этой служанкой? За последние четыре года моя старшая сестра уволила столько слуг, что их хватило бы для уборки десяти дворцов короля и королевы Англии. Ее муж уже давно смирился с таким поведением жены, так как. во всех других отношениях она была почти идеальной. О несправедливости же к прислуге никто никогда не думает: на то она и прислуга, чтобы работать и молчать. Я, конечно, с таким отношением не согласна, но высказать свое мнение мне помешал малыш. Маленький Рональд протянул к Джулии крошечные ручки, а потом громко произнес: «Мама! Мама! Мама!». Вдруг Джулия расцвела, как уставшая от проблем и назойливых мух, роза. Видно было, что этого момента ждали давно, ведь это первые долгожданные слова, произнесенные малышом. И как жаль, что столь прекрасное мгновение было испорчено скандалом ревности сестры.

Вскоре все забыли ссору со служанкой, как и многие другие выходки, ребенок стал центром вселенной для семьи Джулии. Тогда я впервые задалась вопросом: неужели и я так переменюсь, выйдя замуж? Стану ли я такой, как все эти богатые замужние дамочки, буду ревновать своего мужа ко всем и всему?

Я родилась и всю свою жизнь провела в нашем семейном имении близ Хартфорда. Мы могли бы жить в любом месте Англии или даже в Лондоне, но отец принял решение уехать в уединенное место, где он мог бы спокойно обдумывать и решать свои дела. Нашим служанкам очень близко ездить в город за продуктами, да и мы в Хартфорде частые гости. Город этот небольшой, но там живут почти все наши знакомые, поэтому, когда свадьбу Элизабет решили проводить в Лондоне, на праздник собралась половина Хартфорда. Честно говоря, свадьба была потрясающая, Лизи выглядела восхитительно в дорогом белом платье. Костел, в котором венчались, был недавно отреставрирован и выглядел так бесподобно, что я про себя похвалила архитекторов и мастеров этого сооружения. На больших торжествах я всегда любила смотреть по сторонам и наблюдать за тем, кто и чем занят. Самое неприятное ощущение, когда встречаешься с кем-то глазами, но я к этому явлению привыкла и просто слегка улыбаюсь этому человеку.

И тогда, спустя полчаса от начала церемонии большинство уже ждало торжества: кто смотрел на часы, кто разговаривал, кто зевал или пристально разглядывал свои ботинки. Только самым близким родственникам было интересно всё, даже самые мелкие детали. Джулия очень внимательно разглядывала платье невесты, сравнивая со своим. А Мама опять рыдала от счастья за свою вторую дочь, отец успокаивал её, обнимая и нежно постукивая по плечу. Люси смотрела на жениха и невесту, ловила каждое их слово. Могу поспорить, что она представляла себя на месте невесты, в её красивом белом платье. Не помню, что на меня нашло, однако слезы потекли у меня из глаз сами собой, притом, что свадьба мне была не слишком интересна. Я заплакала не из-за ухода Лизи из семьи, ведь по-настоящему близки мы с ней никогда не были, я заплакала от одиночества… Это такое странное ощущение, когда плачешь над своими проблемами перед всеми, а окружающие думают, что ты переживаешь по тому же поводу, по которому и все. А одиночество моё заключается в трех причинах. Во-первых, я выйду замуж не за того, кто мне нравится, так как тем, кто мне понравился, не нравлюсь я. Во-вторых, у всех свои проблемы, а мои проблемы всем покажутся глупыми, детскими и наивными. В-третьих, я не хочу быть как все: родиться, выйти замуж, родить детей, вырастить детей, умереть. Я хочу почувствовать жизнь в полной мере со всеми её неожиданностями. Поэтому я одинока в своих взглядах на мир и своё существование.

Всего пару дней назад я узнала, что Элизабет вышла замуж за лорда так рано, потому что была беременна от садовника Карла, отец поспешил с выбором жениха, и всё сложилось как нельзя, кстати, ведь лорд Кенсинктон, тридцатисемилетний вдовец, искал себе жену. Мне, как ни странно, случайно удалось узнать эту информацию от матери, когда мы в очередной раз ссорились по поводу моего замужества. Я два дня обдумывала поведение своей сестры. Какая же я была глупая, как много было событий, говорящих о чувствах Лизи к этому красивому юноше! Несмотря на запреты Люси, я взяла экипаж и поехала в Лондон. Дорога казалась бесконечной и утомительной, я несколько раз засыпала и просыпалась, один раз, перед тем, как мы ненадолго заехали в Хартфорд, я заснула на полу из-за боли в спине. Мы выехали рано утром, а прибыли поздно ночью. Элизабет приняла меня неожиданно хорошо, меня накормили и уложили спать. Утром меня не будили, я проснулась в одиннадцать. Когда ложилась спать, то толком не рассмотрела спальню, а она была шикарна: позолоченная большая кровать, желтоватые обои и шторы, на полу шикарный персидский ковер. На большом позолоченном кресле лежало моё платье, я оделась и пошла вниз по красивой деревянной лестнице. Левой рукой я держалась за гладкие перила, правой рукой я поддерживала платье. Мне нравилось медленно спускаться и рассматривать старинные семейные портреты справа от меня. Спустившись, я очутилась в просторном холле, затем пошла на кухню, там меня встретила служанка:

— Доброе утро, Мисс Бэррон, через десять минут Вам подадут завтрак. Миссис Кенсинктон совершает утреннюю прогулку с малышом по саду, они придут через час.

— А Мистера Кенсинктона я не видела ни вчера, ни сегодня. Должно быть, он очень занят?

— Если вы позволите, то я сообщу ему о вашем пробуждении. Мистер Кенсинктон хотел позавтракать с Вами. Прошу пройти к столу.

Когда в комнату вошел лорд, я стояла у окна и смотрела на осенний сад. Мистер Кенсинктон выглядел очень напряженно, что навело меня на мысли о неизбежном неприятном разговоре.

— Как спалось, Мисс Бэррон? Почему Вы не завтракаете?

— Служанка сказала, что Вам хотелось позавтракать со мной, вот я Вас и жду.

Вопреки слухам, Мистер Кенсинктон оказался интеллигентным человеком, он отодвинул мне стул, я села и подождала, пока тот сядет напротив меня. На таком коротком расстоянии мне не создавало труда разглядеть каждую морщинку на его лице, но я не могла на него даже взглянуть, прервал тишину он:

— Вы узнали тайну нашего брака, из-за этого Ваш визит?

— Да, Вы правы, но…

— Всё сложнее, чем вам рассказала ваша мать. Ведь это она проболталась, не так ли?

— А я э-э-э…

— Прошу, выслушайте меня и не перебивайте. Я постараюсь рассказать всё как можно короче, так как у меня много работы и мало времени. Когда я женился в первый раз, мне было двадцать девять лет. Мою жену я очень любил, но случилось так, что она умерла, сгорела, просто сгорела от высокой температуры, так и не родив мне ребенка. А когда я увидел Элизабет… Она стояла на одном из этих многочисленных балов у окна такая одинокая, все танцевали, веселились… В ней я увидел тоску, которая на тот момент была и во мне. А ребенок не был для меня помехой на пути к женитьбе. Конечно, ваша семья попыталась скрыть от меня беременность вашей сестры, и всё бы прошло гладко, если бы не тот факт, что три года назад доктор сказал, что я не могу завести детей из-за военной травмы молодости. Теперь же у меня полноценная семья, я даже благодарен этому садовнику за такого красивого сына. Обо мне ходит нелестная молва, всё из-за того, что я редко посещаю все эти шумные мероприятия, но, несмотря на то, что Элизабет любит сына больше, чем меня, я считаю нашу семью счастливой. Знаешь, у лжи есть такое свойство, что если все долго верят твоему обману, то спустя некоторое время ты и сам начинаешь верить. Я, например, уже сам поверил, что Генри стал моим родным сыном. Что же, все карты раскрыты и все вопросы решены. Если позволите, то я поднимусь к себе в кабинет.

— Да, да, конечно.

Мистер Кенсинктон всё также холодно поклонился, поднялся по лестнице и скрылся из виду. Я встала со стула и пошла в холл, думая об услышанном, как вдруг дверь открылась и вошла Элизабет с сыном Генри да несколькими няньками. Однако я не хотела сейчас с ними разговаривать, несмотря на моё фальшиво-радостное выражение лица, которое я нарисовала при виде их счастливых лиц. Мне пришлось врать про внезапную головную боль, чтобы остаться одной и подумать, как мне реагировать на эту трехлетнюю семью. Вечером я спустилась на ужин, но есть мне не очень хотелось. За столом я отвечала на вопросы Элизабет о семье и моих планах на жизнь безучастно, хочу сказать, что материнство и брак очень изменили мою сестру, она стала спокойнее и счастливее. Может, зря я жду другую жизнь, не все браки заранее неудачные, может просто понадеяться на судьбу, быть может я стану самой счастливой, выйдя замуж за того, кого мне нашла моя семья? Хотя… нет, так просто я от своих принципов не отступлюсь. А Элизабет пусть будет довольна тем, что имеет, ей просто повезло, ведь не каждый муж будет любить чужого сына.

На следующее утро меня разбудили рано, мне просто надо было уезжать из-за грядущего бала у сэра Ричарда. Мистер Кенсинктон меня провожать не вышел: опять какие-то дела. После того, как сложили в экипаж мои вещи и подарки семье, я попросила прислугу покинуть нас. Мне не хотелось разводить демагогию, и я задала вопрос, всего один вопрос:

— В детстве мы часто не ладили, но ответь мне честно: ты счастлива?

Элизабет посмотрела себе под ноги, загадочно улыбнулась, подняла лицо, освещенное восходящим солнцем, и ответила, пристально глядя на меня:

— Знаешь, я благодарна своему мужу, я уже привыкла к нему, но, когда я смотрю на сына, то вспоминаю его настоящего отца. Лишь тогда, прячась и убегая от посторонних глаз к моему возлюбленному, я была по-настоящему счастлива, я и сейчас счастлива, но это уже не то. А знаешь, будь три года назад у меня больше силы воли, я бы убежала с этим, будь он проклят, садовником хоть на край света. Если ты чего-то хочешь в жизни добиться, ты никого не слушай, твое счастье в твоих руках. У тебя всё получится, а если всё пройдет не так, то тебе просто некого будет винить, кроме себя. Поверь, поражения не так мучительны, как осознание того, что кто-то другой стал хозяином твоей судьбы.

Доведя свой ответ до логического завершения, Элизабет попрощалась и покинула меня, удаляясь неспешным шагом, будто и сама была шокирована своими словами. Я стояла возле экипажа и смотрела на небольшой, но красивый садик возле дома. Было ещё очень рано, город и большинство его жителей ещё только просыпались, а на горизонте только-только появлялось солнце. В лучах утреннего светила, последние осенние цветы выглядели потрясающе, возле нашего поместья полно всяких растений, но, как известно, чем меньше красоты, тем больше её ценишь. Я не помню, как долго стояла и любовалась прекрасным утром, взбодрившись от голоса кучера, который спрашивал об отбытии.

Приехала я домой очень поздно, меня не было всего несколько дней, поэтому я не рассчитывала на перемены в жизни моей семьи. Оставив подарки для просмотра своей родным, я поднялась наверх и легла спать. Утром, зайдя в мою спальню, Люси громко сказала:

— Доброе утро, сестренка, твоё путешествие не прошло даром, подарки, привезенные тобой, оказались чудесны, а портрет семьи Элизабет будет висеть в гостиной.

— Сколько времени? Не люблю, когда меня будят! А съездила я действительно хорошо. Много всего узнала и увидела. Позови мне, пожалуйста, Катрин, пусть она поможет мне одеться.

— Вот опять! Ты как всегда ничего не рассказала! Если бы я поехала, мой рассказ растянулся бы на несколько часов!

— Нашла, чем гордиться!

Катрин — это наша служанка и по совместительству моя подруга. Мы познакомились с ней и ее семьей лет десять назад, когда вся наша чета Бэррон отправилась к тете во Францию. Маме так понравился банановый торт, который приготовила одна из работниц дома, что решила забрать её и всю её семью с собой. Этой работницей была мама Катрин. Маргарет Бэррон не признавала дружбы хозяев и подчиненных, считая прислугу пустым местом. Однако к Катрин она относилась снисходительно. В отличие от моей матери, мне всегда было интересно то, как живут девушки без балов и праздников. Катрин каждое утро приходила ко мне, помогала одеваться и укладывать волосы. Она, конечно, молодая, умная, симпатичная, но слишком простая и наивная для того, чтобы объективно оценивать мир. Однако я точно знаю, что от неё нельзя ждать ножа в спину. Поэтому в наших с ней беседах мы делимся друг с другом всеми своими секретами и тайнами. Она мне однажды даже рассказывала про свою симпатию к садовнику Карлу, но судя по её рассказам, они не поладили. Не знаю, что всё девушки пристали к этому садовнику. Да, конечно, он красивый, молодой и привлекательный, но нельзя же влюбляться просто во внешность, причем так беззаветно. Теперь никто в нашем доме не встретится с Карлом: его уволили, запретив встречаться с кем-нибудь из нашего дома, и он устроился работать в поместье в пяти часах езды от нас.

С того момента, как я встала, прошло полчаса, а Катрин всё не было. Из-за того, что та была моей подружкой я ее не собиралась, конечно же ругать. В итоге ко мне пришла другая служанка и помогла собраться, после чего, оставшись в одиночестве, я подошла к окну. Осенняя погода была в английском стиле: дождливая туманная и холодная. Но, несмотря на очень плохую видимость, мне удалось разглядеть далеко у ворот две темные фигуры. Моё внимание отвлекла быстро бегущая к воротам кухарка Лолит, мать Катрин. Добежав, она что-то сказала, после чего уже две фигуры мчались к поместью, оставив кого-то, кто быстро скрылся в тумане, одиноко уходить восвояси. Мне надо было остаться в спальне, но любопытство взяло верх. Я спустилась по лестнице вниз, как вдруг навстречу мне вышла из комнаты своей матери заплаканная и мокрая от дождя Катрин. От удивления я чуть было не открыла рот, но этикет такого хамства не позволял. Я не знала о чём конкретно спросить, но задавала все вопросы, приходившие мне на ум:

— Это ты была снаружи, у ворот? Что случилось, почему плачешь, может тебе помочь? Может тебя обидели или мать оскорбила?

— Я говорила ему не приходить сюда, а он пришёл по"важному для него делу", угрожать он мне вздумал, какое он право имеет вообще со мной разговаривать! А тебе, Мэри, я бы советовала меня не трогать сейчас. И вообще, какое дело Вам, богатым и красивым до нас, жалких слуг.

— Да что ты такое говоришь? Я ушам своим не верю! Мне казалось, что мы с тобой подруги, а не слуга и хозяйка.

— Уйди прочь! Что стала в проходе?

Её слова ударили в меня как нож в сердце, я стояла и не могла понять, как моя подруга могла такое сказать. Она говорила с такой ненавистью, что вся эта злость ощущалась почти материально. По-моему, я сделала всё возможное, чтобы она чувствовала себя наравне со мной. Чтобы не усугублять положение, я молча развернулась и пошла в спальню, в которой плакала десять минут. Оторвала меня от скорбных мыслей Люси стуком в дверь и громкими возгласами. Я встала с легким головокружением, настроение было, как и утром, плохое, и всё окружающее казалось мне безразличным. Открыв дверь, я увидела, как на лице у сестры появилось удивление, страх и…смех. Она без разрешения ворвалась в комнату, закрыла на ключ дверь и начала сыпать вопросами:

— Солнышко мое, ты в зеркало смотрела? На тебе же лица нет: мешки под глазами, лицо опухло, волосы спутались. Тебя рой пчел покусал и началась страшная аллергия? Между прочим, ты пропустила завтрак и обед. Я уже подумала, что это у тебя новая диета.

— Спасибо за комплименты, но я поссорилась с Катрин, расплакалась и вот, результат на лицо. Сама виновата: попала под горячую руку, спросила о том, что мне не следовало знать.

— Сегодня я отменила тебе урок по вокалу, благодарности не надо. В твои проблемы вникать не собираюсь, а тебе посоветую сходить к этой твоей"подружке"и выяснить, чего она бесится! Ой, забыла сказать: завтра вечером бал у сэра Ричарда, тебе надо выглядеть прекрасно. Постарайся больше не лезть лицом в улей.

Я улыбнулась, проводила Люси до двери и начала погружаться в свои мысли о грядущем бале, стоя у окна и смотря через туман куда-то вдаль. Вдруг мне вспомнились слова моей младшей сестры, после чего я подошла к зеркалу. Да, зрелище действительно оказалось впечатляющим: так плохо я ещё никогда не выглядела, даже при рождении. Надеюсь, что завтра меня заметит тот, кто мне нужен, от этого зависит моя судьба. В свои почти семнадцать лет мне пришлось пережить много разочарований в любви. Не сказать, что моя внешность отталкивает, но особым успехом у мужчин мне, увы, не суждено пользоваться. Я молодая и симпатичная девушка, многие мне говорили, насколько хорошо я выгляжу и умею поддержать беседу. У меня длинные каштановые волосы, переливающиеся на солнце легким медным оттенком, выразительные серые глаза, очаровательная улыбка, тонкая, изящная талия. Я не могу сказать, что ко мне не испытывали симпатий, однако это было мимолетно и несерьезно. Такая у меня жизнь: молодым парням не нравятся слишком умные девушки, ведь никто не хочет, чтоб их затмили. Сколько было переживаний из-за недостатка любви, несмотря на то, что я лучше многих: никто обо мне за всю жизнь не сказал ни сплетни, ни плохого слова. Я бы не утверждала, что сейчас всё иначе. Как когда-то мне сказала моя тётушка из Парижа, на каждый товар есть свой купец, а на каждую девушку — свой вдовец, выражение пахнет, конечно, цинизмом, но суть верна. А с другой стороны, легко и просто быть веселой, остроумной, делая вид, что всё прекрасно, когда вокруг тебя люди, но оставшись наедине со своими мыслями, понимаешь, насколько несбывшиеся надежды и мечты давят на твою душу. Этот груз одиночества нельзя никуда деть, пока сама судьба не изменится. Если завтрашний бал не изменит мою жизнь, то я изменю её сама. Пока не знаю, как именно, но ждать и надеяться я больше не могу. Пришло время брать будущее в свои руки.