Меланиппа-философ

Иннокентий Анненский, 1901

«В десятых годах V века до Р. X., в Афинах, знаменитый трагический писатель Еврипид, уже стариком, поставил на сцену пьесу, которая носила то же название, что и помещаемая ниже, – „Меланиппа-философ“. Эта пьеса не дошла до нас. Об ней сохранились только довольно редкие отзывы, да из нее цитировали 13–16 строк. По счастью, миф, точнее основа драматического сюжета, хотя и не вполне, сохранилась у одного историка античной эры (I века до Р. X.), Дионисия Галикарнасского, и у византийца XII века нашей эры, Григория Коринфского. Автор воспользовался этим мифом, а равно и всем, что осталось от легенды о Меланиппе и Эолидах…»

Пролог

Сцена представляет фасад дворца Геллена (близ старого города в Магнесии).

Фасад в дорийском стиле с тремя дверьми, из коих главная — средняя. К главному зданию прилегают два боковых с особыми входами. Перед домом алтарь Зевса, хранителя алтарей. Поздняя ночь. Луна. Начинается предрассветный туман. Небо в звездах, уже начинающих бледнеть. Из дома выходит Меланиппа. Она худая, бледная, высокая. У ней черные волосы, густые, волнистые, с синеватым отливом, и черные тонкие брови на очень белом, мягко очерченном лбе. Глаза большие, влажно-синие с пламенем, но без лучей, глубокие. Морщина между бровей указывает на раннюю работу мысли. Походка и жесты — людей, живущих созерцательной жизнью. Она выходит медленно, сначала подходит к алтарю и молча склоняется перед ним. Потом поднимает глаза к небу. Молча молится несколько времени, поднимая к небу белые, трогательно нежные руки, и начинает тихо, голосом музыкальным, но будто идущим издалека.

О праотец могучего Эола,

О Геллена великого отец

И старости его хранитель белой!

Кто б ни был ты, о Зевс, на небесах

Эфирных — бог иль разум, сновиденье

Ожившее иль гордая мечта…

Но я тебя зову, великий пращур…

Не твоему ли внуку мать меня,

Дочь мудрого Хирона, подарила

И Арною в чертоге нарекла?

В Магнесии уж после Меланиппой

Я прослыла за волны черных кос…

О, выслушай, Крон ид, я не дерзала

К тебе взывать, пока эфир горел

От огненной иль алой колесницы, —

И ночи я ждала…

Пауза.

Меланиппа закрывает лицо руками, потом отнимает руки и опускает голову.

В такую ж ночь

Росистую и лунную, когда

Черней вода и ярче ароматы…

На берегу Сперхая, где тростник

Сухой шумит и ива обнялась

С другою ивою, я уступила бога

Желаниям и ласкам. Посейдон

То был, и темнокудрый, и могучий…

(Тихо.)

И в брачную так говорил он ночь

Избраннице:

«Двух сыновей родишь ты,

Вели на луг их нежный отнести,

Где царское Эола стадо ходит,

И более о них не думай, Арна!

Я имена, я им и славу дам».

Без матери — ты взял ее у нас —

И без отца державного, который

В изгнание ушел на долгий год

За кровь сестры, моей Канаки нежной,

И Макарея-брата, я слова

И тяжкое носила бремя бога…

От острых глаз и злоречивых уст

Я девять долгих месяцев таилась.

Лишь верная кормилица моя

Про злую честь узнала Меланиппы,

О, злую честь. Когда же наступил

Мученьям срок положенный, в лачуге.

Где, верно бы, последняя рабыня

Побрезгала остаться, на циновке,

Что пастухи, скрываясь в непогоду,

От холодов осенних расстилали…

Я, старою повита няней, ночи

Двух сыновей явила, красотой

Сияющих… Увы! зачем не мать

В девятый день мне ложе освятила

И внукам улыбнулась?.. Во дворец

Вернулась я, недуг изображая

Для рабских глаз… Исподтишка, в лачужке

Покинутым на няню торопливо

Я ласкою, слезой и грудью нежной

Малюткам долг платила материнский…

Но долго ли?.. Герольд оповестил,

Что царь-отец, Фессалии властитель,

Трофония покинул старый храм

И что домой на Дельфы путь он держит…

Веселием тогда, и позолотой,

И пурпуром чертог наш засиял,

И потекли толпами фессалийцы

Царя встречать. С богами примирен,

Эол горит родной очаг увидеть.

От крови кровь на пышных алтарях

Готовится очистить Гелленида…

И только я в толпе его рабынь

Хотела бы пугливо затеряться…

Пауза.

Или, детей кормившая, дерзну

Я в хоровод войти девичий, или

Я на алтарь душистый свой венок

С безбрачными решусь отдать богине?

Как на отца осмелюсь я глядеть?

Как матери услышу, не краснея,

Я имя беспорочное, увы!..

(Поднимая глаза к небу.)

О ты, звездой горящая, прости мне!

Но не о том мои слова тебе,

О пращур мой эфирный и державный…

Детей моих ты сбереги. Отца

Их волю я исполнила покорно:

К стадам они отнесены — пока

Питает их другая мать… и нежно

Зеленые их сон лелеют травы.

Так няня мне — в утеху, может быть,

На мягкий луг отнесшая малюток,

Сказала — я уж не увижу их…

Пауза.

Но страшное в груди встает сомненье:

Кто их отец, не знаю я… Иль имя,

Иль локоны синевшие, и риза

Блестящая, и пар соленой влаги…

И самая эмблема — не могли

Обманом быть, приманкой маскарадной?..

Иль демонской уловкой?.. Я не жду

Ответа, Зевс, но если муки или

Бесславие потомства твоего

Во что-нибудь ты ставишь, сжалься, боже.

(Снова подходит к алтарю. Молитва.)

В орхестру тихо спускается Хор девушек с Пелия и его окрестностей. Некоторые из них одеты в костюм, напоминающий амазонок, короткий хитон; одежды на них яркие, праздничные. Корифей — девушка в длинном белом хитоне с оранжевым напуском — брюнетка. Пояс подвязан высоко. У некоторых волосы убраны пышно, у других, наоборот, напоминают моду, взятую из охотничьего быта, длинные вуали у многих покрывают диадемы или стефаны на волосах. На двух легкие шлемы.