Полеты на Марс и наяву, или Писатель-функционал

Инна Ивановна Фидянина, 2023

Графоман Безделкин мечтает стать ведущим писателем России. Однажды ему приходит письмо от ведущего издательства ЭСКИМО, и о чудо, его берут туда на работу, и именно ведущим писателем. Но тут в ход событий вмешиваются тёмные силы в лице министра космонавтики Розгина… Министр забирает Безделкина к себе на космодром Восточный описывать настроения космонавтов. Но вместо космонавтов графомана ждёт на космодроме мистер Пустота и совсем уж непонятные вещи и события!

Глава 3. Поехали

Капсула захлопнулась, послышался громкий шум, рокот, сильная вибрация, а далее толчок и свист. Но после этого ничего не произошло, Безделкин ничего не ощущал, а слышал всё тот же рев и свист. Через десять минут звездолетчик догадался, что он летит. Страх ушел.

— Будь что будет! — вслух подумал он. — Интересно, а как снаружи выглядит моя капсула?

Иван вспомнил, что улыбающаяся девушка обещала ему полчаса полёта, поэтому надо было хоть чем-то занять свои мысли. Занять руки не представляло никакой возможности, ведь его маленькое обитаемое пространство было чересчур узкое. Окна наружу тоже не было, лишь голубой свет освещал то, что было перед лицом — гладкую металлическую поверхность, на которой сверкали красненькие буковки «Счастливого пути, лётчик-испытатель!»

От этой надписи испытателя затошнило… ну или от перегрузок… и он закрыл глаза, полегчало. В голове закружился, завертелся детский стишок:

Размечта-мечта-мечталось

перед этой красотой:

длинноногими шагами

ходят звезды надо мной!

Иван загрустил, вспомнил о своих не рожденных детях… всех пяти…. нет, шести. А впрочем, неважно.

— Выживу, женюсь! — нарочито громко сказал Ваня и подождал знакомого писка «Жизненного советчика», но тот сиротливо молчал.

— Связи нет, — догадался космонавт и загрустил ещё больше, но не выдержав своей грусти, попытался о чём-нибудь подумать. По его внутренним подсчетам время полёта как бы уже и вышло. Иван зажмурился. Ух!

Водкин-Безделкин почувствовал сильный толчок и всё затихло. На самом деле толчок о землю шарообразной капсулы был очень серьезный, её даже перевернуло два раза и немного сплющило, но в салоне сработала навороченная система амортизации, поэтому Водкин особо и не почувствовал перегрузок, как и обещал ему диспетчер Падалкин.

— Ну, а дальше то что? — размышлял путешественник, тоскуя внутри аппарата.

— Посадка у космодрома Восточный! — дурным голосом озвучила факт приземления бесчувственная автоматика и открыла дверь наружу.

На Водкина тут же обрушился солнечный свет, троекратно усиленный белизной из-за отражения лучей от кристально чистого снега. Мужчина зажмурился. Нежно-голубое небо ворвалось под стекло его шлема, под скафандр, в тело, в кости, и попало в самую душу.

— Вот тебе и зелёная зона! Наверное, я в раю, — уныло предположил Иван. — Хотя… Разве я его заслужил? Я ведь в жизни ни одного доброго дела не совершил… А с другой стороны, отсутствие хороших поступков — ещё ни повод не пускать человека в рай. Ведь и дурных поступков у меня тоже не было… Я что-то вроде чистого листа. Странно!

У писателя затекли руки и ноги, он попробовал приподняться, оглядеться. Его звало к себе чистое, искрящееся, белоснежное и безбрежное пространство, ожидающее его тёплых ног, которые наверняка провалятся по самую шею в холодный снежный наст. Водкин закряхтел, как старый дед, и продолжил мудрствовать лукаво (опираясь в своих мыслях на писанину своего любимого автора-космонавта, но приходя, однако, к совершенно другим выводам):

— Да, да, я чистый, неисписанный поступками, лист. Листочек. А может быть, дырка от бублика…. Ах, скорее, пустота. Ха-ха! Иван Пустота. И смерть Ивана Пустоты пуста и бессмысленна… А я когда умру, то попаду ни в рай и ни в ад, а в пустоту… Моей душе ведь самое место в пустоте: там скучно, уныло, как тут… Ну да, я должен быть наказан именно пустотой. Поболтаюсь в ней миллион-другой лет душою зябкой, и уже в новом теле наверняка рвану совершать на бренной почве различные поступки.

— Какие? — полюбопытствовал, выйдя из тяжкой зыби «Жизненный советчик».

— Ну какие… Ближнему помогать, собак бездомных кормить, жениться, тещу уважать, детей растить, а чужим детям деньги на операции отправлять… Да мало ли!

У Ивана от времени и пустых рассуждений заболели затекшие руки и ноги, и он решился на героический поступок — вылезти из своего летательного аппарата. Звездолетчик кое-как выкатился на небольшую и боле менее утрамбованную площадку. А когда вылез, то увидел, что эта площадка образовалась при приземлении его небесного «тихохода»: снег раскидало во все стороны, а в некоторых местах аж до жухлой травы.

С тридцать третьей попытки Иван снял с себя скафандр, кинул его под ноги, и замерзая, беспомощно ощупал руками небольшое внутреннее пространство капсулы в поисках своей одежды и обуви. Капсула видимо уловила нежность мужских рук на своих глянцевых выпуклостях и хмыкнув, выплюнула барахло сердечного дружка наружу.

Дружок рассыпался в мысленных благодарностях и трясясь от холода, насколько смог быстро оделся, и обулся. Немного побегал (то есть потоптался на месте), чтобы согрелся. И с торжествующей улыбкой «победителя смерти» достал из-за пазухи телефон, навел камеру на сиротливо лежащий скафандр и сфотографировал его, а также запечатлел распластанный парашют «цвета разлуки», и отщелкал со со всех сторон уютный шарик, в котором он целых полчаса прощался с жизнью. Ну и сделал снимок себя любимого на фоне капсулы. Затем мужчина кое-как свернул, скрутил скафандр, кинул его на ложемент и осторожно закрыл дверь.

— Спасибо! — уже полу-игривым тоном шамкнула утроба капсулы, выплюнула аварийный запас предметов первой необходимости в пластиковой упаковке и намертво захлопнула дверь изнутри.

Иван поднял и распаковал подарок. Там оказалась рация, термос с кофе и салфетки.

— И всё? И это всё! — заорал замерзающий в степи и потыкал рацию, с теми же интонациями поорал в неё, но та молчала.

Впрочем, горячий кофе и ощущение того, что предполагаемая жестокая смерть позади, сделали своё расслабляющее дело:

— Ну, не так уж тут и зябко, минус 20, не больше.

Он осмотрел помятый, покореженный и обгоревший в атмосфере летательный аппарат. В кое-каких местах сохранились следы такой же краски, как и на парашюте — жёлтой.

— Да уж, — подумал писатель, — Нумерология Падалкина никак не связывается с его цветологией! Нет, ну, а с другой стороны… Всё сходится, желтый цвет усиленный многократно, аннулирует своё негативное действие: «цвет разлуки» помноженный на «цвет разлуки» в итоге дал пустоту — разлука исчерпала себя и исчезла. Вот поэтому то со мной ничего плохого и не произошло — не случилось разлуки с жизнью. Ай, да Падалкин! Грамотный чёрт… Интересно, а сам Падалкин летает внутренними авиалиниями или как?

Безделкин достал телефон, посмотрел навигацию — где он находится, и в какую сторону ему надо идти? И пошел, прихватив с собой термос, рацию и чертовы салфетки. Ну как пошёл — час по чайной ложке. А пока наш клоун барахтался по Амурским снегам, разогревшись и даже взопрев от движения, настроение у его внутреннего «свободного художника» поднялось.

— Я только что побывал в космосе, — выдыхал он с замиранием сердца. — Я только что побывал в космосе! — восклицал он. — Я только что побывал в космосе! — кричал Иван Петевич в пустоту и на всякий случай прислушивался к своим несколько щекотливым ощущениям. — Всё прекрасно ведь! Но почему, почему я не испытываю ни гордости, ни восторга?

— Потому что люди тебя ни проводили и ни встретили, журналисты камерами не пощелкали, да и сам ты не видел Землю из иллюминатора, ибо, иллюминатора у тебя не было, — проворчал «Жизненный советчик» так обиженно, как будто его самого забыли запечатлеть журналисты, и это ему не дали запомнить Землю с космоса.

Впрочем, ну да, не дали. Но тут вдали показались две красные и одна голубая башни космодрома. Иван пополз к цели увереннее, а заодно решил обмозговать свой следующий пост в социальных сетях:

— Первого января 2020 года я совершил космический перелёт в экспериментальной баллистической капсуле к космодрому Восточный. Далее пойдет бла-бла-бла-бла — опишу все свои ощущения, выложу фотки и немного пофилософствую о том, что не каждый решится пожертвовать собой ради эксперимента!

— Ага, только холостые и бездетные, — пискнул советчик. — Сгинешь, никто и не заплачет…

Наверняка, «Жизненный советчик» готовился прочесть своему хозяину целую лекцию на тему любви и брака, но тут послышался приглушенный треск рации. Иван достал её из куртки и та заорала голосом Димона Олегича Розгова:

— Водкин-Весёлкин? Жди, никуда не уходи, я еду!

Иван поднял голову. К нему навстречу ехал человек на снегоходе. Пешеход остановился, замахал руками, а ездок не стал махать: неудобно ему, ездоку, руками размахивать, он только и смог, что нажать на газ. Расстояние быстро сокращалось и наконец сократилось совсем. Снегоход «Буран» остановился. Человек снял шлем и одутловатое лицо Димона Олегича расплылось в улыбке:

— Здравия желаю, здравия желаю, пейсатель Водкин-Весёлкин. Садись, там у нас на станции борщецкий стынет.

— Я Безделкин, Димон Олегич. И это… Здравствуйте!

— Чего?

— Я говорю, что я Безделкин, а не Весёлкин. Иван Петевич Водкин-Безделкин. А как вы узнали, что я здесь?

— А-а, да, да, садись, Сопелкин, позвонили нам из Внуково, мол, встречайте своего лётчика-испытателя Водкина-Сопелкина.

Иван обрадовался: он лётчик-испытатель, и его встречает сам Розгов. Сам. Понимаете, САМ! С.А. М. Писатель даже согласился побыть Сопелкиным и Весёлкиным какое-то время:

— Ну и чё? Не убудет.

Водкин прыгнул на заднее сиденье снегохода, натянул на голову предложенный Розговым шлем, и они поехали.

Восточный надвигался на них с космической скоростью. Снег, конечно, постарался запорошить мощь прогресса и стальную силищу космодрома, но тщетно. Громадьё Восточного гордо блестело вдали почти фантастическими постройками и звало, звало, звало… Иван уже точно знал, что оно зовёт его — Ивана.

Космодром вырос, как гриб после дождя, пролитого слезами рабочих. Он вылупился, как цыпленок из золотого яичка, в самой необыкновенной стране с самым сказочным бюджетом. На 700 квадратных километрах зачарованной равнины Свободненского и Шимановского районов Амурской области, в междуречье Зеи и Большой Пёры 2012 году началась великая стройка, конца и края коей не видать нам никогда. Я перечислю то, что уже имеется на космодроме и то, чего пока нет, но хочется видеть жаждущим прикоснуться тёмной лапой к светлому магическому прогрессу. Итак, стартовый блок с двумя пусковыми установками; монтажно-испытательные корпуса; системы эксплуатации районов падения отделившихся частей ракет-носителей, склады, убежища, вертолетные площадки, зоны авиатопливообеспечения, объекты для подготовки космонавтов, азотно-водородные заводы, измерительный комплекс, аэродром, автомобильные и железные дороги; сооружения обеспечения: котельные, водозаборные и очистные, все виды связи, МЧС; перегрузочно-ремонтные ангары; и даже целый мега-городище для обслуживающего проживания персонала.

Вот в такую «уютную пещерку» и вез Димон Олегич маленького, никчемного писателя, затерявшегося во времени и пространстве. Зачем он министру, не знаете? Но власть имущие — есть власть имущие, они всегда знают зачем им тот или иной объект.

«Буран» остановился у одноэтажного здания, похожего на новенький глянцевый сарай-барак сине-серого цвета, Розгин снял шлем и сказал:

— Вылезай, приехали, борщ там, — и пухлый хозяйский палец ткнул в окно.

Водкин хотел было оглядеться по сторонам, но С.А.М. толкнул гостя к двери барака, та ойкнула и отворилась:

— Заходи, водку любишь?

«Странный вопрос, — подумал Безделкин. — Кто ж её не любит?»

А вслух сказал:

— Хорошую, — и хотел было потоптаться на месте, но Димон Олегич шумно впихнул его внутрь.

Внутри помещение оказалось обыкновенным жилым комплексом для сотрудников, но почему-то без сотрудников. В гулкой просторной прихожей можно было раздеться, но Розгов потянул Водкина дальше — прямиком в столовую. И не зря, несмотря на наличие теплых радиаторов, в столовой ощущалась прохлада: то ли плюс 15, а то ли и все плюс 18 — с мороза не разберешь!

Водка на скромном столе и впрямь оказалась хорошая, коньяк тоже, поэтому верхняя одежда сползала всё ниже и ниже, пока совсем ни распоясалась и разлеглась на лавке, чавкая под мужскими задами дутыми наполнителями: синтепоном у одного и лебяжьим пухом у другого.

— А вот мешать напитки Минздрав не рекомендует! — сосредоточенно бормотал Димон Олегич, наливая в рюмки и того, и другого. — Да-с, не рекомендует… суррогат не рекомендует, а от хороших производителей можно-с.

Борщ он черпал из большой кастрюли огромной поварешкой, сам же резал и хлеб. А обстановка в столовой так и разила новизной и скромностью: не все столы и стулья были даже распакованы, собраны и расставлены по местам. Откуда взялся горячий борщ — непонятно. Через большое окно-нишу, предназначенное для раздачи блюд, виднелась пустая, неуютная и почти ледяная кухня. Также странным показалось Водкину отсутствие охраны и прислуги у главы Роскосмоса. А закуска… Не слишком ли она скудна для такой «шишки»? Розгин как будто понял смятение писателя, усмехнулся и похлопал новоиспеченного друга по плечу:

— Не дрейфь, функционал, прорвёмся!

«Функционал! — это слово обожгло вяло функционирующий мозг Ивана. — Ну да, как же я сразу не догадался, не будет же бывший дипломат демонстрировать быдлу свои финансовые и власть имущие возможности.»

Но по мере закусывания, смятение то и дело возвращалось в быстро захмелевшего Безделкина. Однако, Димон Олегич тараторил без остановки, не давая писаке очухаться ни на секунду:

— Вот послушай меня, Сопелкин. Мы тут грандиозный проект замутили. А кто как ни ты, опишет его во всей красе и представит народу? Читал я, читал твои 333 романа о жизни муравьев в различных структурах государственной власти. Сильно! Очень сильно, а главное, философично. Так что тебе и клавиши на пальцы, «мышку» в рот и ноут на животик, гы-гы-гы!

Розгов по-дружески ткнул Ваню пухлым пальцем в живот и ещё раз расхохотался. Писатель вяло, но согласился. А генеральный директор продолжил:

— В 2016 году на Восточном состоялся первый пуск трех искусственных спутников Земли. А планируется выполнять десять пусков в год, плюс коммерческие. Первый пилотируемый полет намечен на 2023 год. Хотя… отработанные части ракет, падая в тайгу, могут вызывать лесные пожары, но мы уже решаем эти проблемы посредством вырубки всех близлежащих лесов и раздачи брёвен дружественным нам странам. — Димыч ещё раз выпил, матюкнулся и возобновил лекторий. — Главная стройка века уже подходит к финишной прямой. Рядом с космодромом создается наукоград Циолковский. А после 2025 года мы построим комплекс для ракет сверхтяжелого класса грузоподъемностью более 70 тонн, с помощью которых будет освоен дальний космос: Луна, Марс и другие космических тела!

— Бла-бла-бла, — Водкин устало передразнил оратора.

— Что?

— Ни-че-го, на Марс, говорите, ик-ик, на Марс это хорошо. А не замахнуться ли нам на Венеру?

— Это в планах, — ничуть не смутился бывший министр-дипломат и завелся ещё на полчаса.

Скучно слушая громкие слова, пейсатель ойкал и щипал себя, он окончательно перестал верить в реальность происходящего: «Если я не сплю, то что?»

То что… — Иван не знал, но какое-то совсем гадкое предположение растеклось по его «земному шару», болтающемуся на шее и залило глаза безумной детской страшилкой:

— Розгин мертв! Он сейчас откроет вон ту серую дверь и растворится в чёрной-чёрной комнате.

У Димона Олегича округлились глаза:

— Ты это серьезно? Ты всерьёз считаешь, что я мертвяк?

Водкин неуверенно кивнул и выпил для храбрости сразу две рюмки водки: одну за другой, и коньячка на посошок.

Экс-министр сощурился, внимательно рассмотрел конопатое лицо Ивана Петевича, его каштановые волосы, невыразительные глазки, крошечный нос, тонкие губы и недовольно рявкнул:

— Зря! Начальство надо уважать. Документы на трудоустройство с собой?

Иван замер, потом отмер, ещё раз неуверенно кивнул и пошарил по карманам: нашёл паспорт, трудовую книжку, ещё какие-то справки, хозяйскую рацию, термос с кофе, грёбаные салфетки, свой любимый телефон, зарядное устройство и протянул всё это работодателю. Тот сальной рукой захапал рацию, метрики, сунул бумаги за пазуху, высморкался во всю пачку салфеток, допил остатки кофе, повертел в руках сотовый телефон, кинул его на стол вместе с зарядкой, а затем встал и сказал:

— Ты только одно уясни, Сопелкин, если я мёртв, то и ты тоже мертв соответственно.

— Как это? — не понял Иван.

— А вот так, — Димон клацнул языком. — Не может мертвый стоять и разговаривать с живым. Если я мертвый, и я разговариваю с тобой, то и ты мертвый. По-другому никак!

Он развёл руками, развернулся на 180 градусов и пошатывающейся походкой пошел к двери, которая вела на кухню, потянул её за ручку, и зияющая темнота вырвалась из прямоугольного проёма, тьмой залилось и раздаточное окно. Розгин обернулся напоследок и мрачно прошептал, показывая рукой совсем на другую дверь:

— Ты поспи пока вон в той серой комнате, а завтра приедут космонавты, будут проводить зимние тренировки на выживание в твоей капсуле. Ну и тебя с собой заодно возьмут. Опишешь это потом в книжонке. Только достоверно! — он погрозил писателю внушительным кулаком и растворится в черной-пречерной комнате. Дверь за Розгиным закрылась сама собой.

Водкин вжался в стол. Благо, он был сильно пьян, иначе бы поседел от ужаса. Ан нет, его предусмотрительно накачали, поэтому он быстро привык к мысли, что он сам мертв, и даже решил мужественно заглянуть в черноту зловещей кухни через раздаточное окно, но передумал. Иван потряс разряженный телефон, видимо пытаясь вынуть из «Жизненного советчика» душу, потом сунул его вместе с арматурой в карман и обвел взглядом пространство. Дверей было всего три: первая вела в холл, во второй растворился глава Роскосмоса, а на третью он как раз и указал. Функционал, пошатываясь, подошёл к окну, но не к кухонному, как планировал, а к уличному и всмотрелся (что же там за стеклом?) пытаясь пальцами растянуть кожу возле глаз, и тем самым сфокусировать зрение. На дворе стемнело. Фантасмагорические антенные системы гордо выставили свои небьющиеся тарелки в звёздное небо, как бы напоминая маленькому, мелкому человечку:

— Где бы ты ни был, что б ты ни делал, мёртвый ты или живой, за тобой наблюдают.

— Кто? — хмыкнул Безделкин. — Большой брат?

— Бери выше! — прогудели антенны.

Иван Петевич задрал голову к звёздам и заморгал:

— Инопланетяне! — весело закричал (а на самом деле просипел) писатель и помахал дружественной нации руками. Но тут же догадался, что инопланетяне его не увидят по одной простой причине — он в помещении, а не на улице. Иван хотел было выскочить на воздух и помахать пришельцам как положено, но тут тарелки антенн с чудовищным скрипом развернули свои морды к хмельному мужичишке и треснули электрическим разрядом:

— За тобой наблюдает бог!

Иван попятился и чуть было не допятился до того места, куда исчез окаянный чертяка Димыч. Оглянулся, остановился и спокойно сказал:

— Ну тогда и дьявол.

— И он тоже, — выдохнули антенны и снова медленно и с «режущим уши» скрипом повернулись к небесам.