Шаги по воде

Инна Бачинская, 2012

Ночью Ксения впала в забытье, и ей приснился сон. Вернее, кошмар… Женщина беззвучно кричала, запрокинув голову. Беззащитная шея, раскинутые в стороны руки, разлетевшиеся волосы… Она упала лицом вниз… И вдруг словно включился звук. Послышались шаги. Человек склонился над незнакомкой и протянул руку. Она повернула голову – и Ксения с ужасом узнала свою подругу Cтеллу!.. Проснулась она от собственного крика. Александр тряс ее за плечо… Этот известный в городе экстрасенс когда-то встречался со Стеллой, но они расстались. Ксения не собиралась заводить с ним роман, все случилось само собой… Быстро собравшись, они поехали к Стелле. Она лежала в прихожей лицом вниз в своем любимом черном шелковом халате с белым иероглифом на спине, обозначающим «счастье»…

Действующие лица и события романа вымышлены, и сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.

Автор

Глава 1

Я

Стерва, сука, подстилка… Что еще? Дрянь! Кто больше? Дешевки с ненавистью смотрят на меня, в их взглядах, как в зеркале, отражаются их чувства. Волчата со сверкающими глазами, замолкающие, стоит мне войти. Судачили за спиной, обсосали, оплевали, окунули в дерьмо. Гарем, дружно ненавидящий старшую жену. Они сидят за своими столами, уткнувшись носами в экраны компьютеров, длинные, тощие бледные поганки, чья испорченность вопиет из каждой складки одежды. Любительницы орального секса и пустых гламурных журналов, где картинок больше, чем текста, а текст — подписи под фотографиями. Звенящая пустота их голов — результат социальной лоботомии — вмещает две жизненно важные вещи: деньги и секс, и как их производные — еще дюжину: невежество, всеядность, глупость, жадность, высокомерие, леность… И так далее.

Прошу любить и жаловать — это штат риелторской фирмы «Global Village». Что касается меня, то… Ваша покорная слуга. «Ваш покорный слуга кот» одного японца был моей настольной книгой много лет. «Ваша покорная слуга» — дань любимому роману. Незаслуженно заброшенное словосочетание, в котором нет ничего уничижительного, а только вежливая готовность прийти на помощь.

Ваша покорная слуга — Ксения Холодова, заместитель директора фирмы, того самого любителя бледных поганок и скорого секса на диване в собственном кабинете во время обеденного перерыва. Вечером — ни-ни! Дома ждет верная супруга и трое крошек. Двое ее личных и одна — общее достояние. Крошки достались моему начальнику вместе с женой, а жена, бывшая вдова основателя бизнеса, вместе с фирмой. Лариса — славная тетка, хоть и старше последнего супруга на двенадцать лет, что дает ему моральное право на диванные утехи в обеденный перерыв, а бледным поганкам — положение любимых наложниц босса. В силу шарахания от надоевшего и привычного мой хозяин Роман Руденок тянется к бледным, тощим, безмозглым девицам, которых без конца принимает на работу, а потом увольняет, называя этот процесс «вливанием свежей крови». В результате штат делится на работающих и трахающихся, причем если первые держатся довольно долго, то последние мелькают, как падающие звезды — раз, и нет!

Я — из тех, кто держится, а также имеет власть и силу. Та самая высокомерная сучка, которая вызывает протест поганок на подсознательном уровне. Каждая считает, что она не хуже, а лучше, когда дело доходит до койки — а что в жизни более ценно, чем секс? Тем более что я не сплю с хозяином. Или он не спит со мной. Не спать с хозяином просто неприлично, если он не педик, а нормальный мужик.

Поганки величают меня не Ксюша, Ксанка, Ксенечка или еще как-нибудь, а Ксения Валентиновна Холодова, и непременно на «вы». От такого имени веет арктическим льдом и скрытой угрозой — попробуй, тронь! И вечной девственностью. Амазонка Ксения. Стальной взгляд и копье наперевес. За глаза они называют меня «сучкой», что из их уст звучит комплиментом. Я тоже не стесняюсь в определениях, мысленно, разумеется.

Я — работоголик, из тех, кто приходит на службу первым и уходит последним. Отношения мои с бледными поганками имеют классовый характер — это отношения трудяги и тунеядцев. Они боятся меня. Переспав с хозяином, они думают, что схватили бога за ноги, как говаривала моя бабушка, и полагают наипервейшей своей обязанностью готовность номер один к диванным услугам. А потом бывают неприятно удивлены, узнав, что заработок зависит не от проворства на диване — это, так сказать, лишь право на работу, а от количества сделок, заключенных с их подачи. И жаловаться бесполезно, потому что я — «священная корова», которую связывают особые отношения с хозяином и его женой Ларисой. Лариса — мудрая женщина, смотрящая сквозь пальцы на прыжки супруга. Это до такой степени мало ее трогает, что никогда не становится предметом разговора во время наших традиционных ланчей примерно раз в квартал. За что я люблю ее, и она это знает.

«Мужчина — это породистый пес, — однажды заметила Лариса по поводу семейного скандала с мордобоем в известном семействе, который взапуски обсуждали городские сплетники. — Его нужно хорошо кормить и периодически спускать с поводка». Она сказала это для меня, давно уже, в самом начале нашего знакомства, почувствовав мою неловкость от двусмысленности положения человека, которому известны адюльтерные эскапады ее супруга, являющегося в то же время его, этого человека, работодателем. Со снисходительностью коронованной особы она потрепала меня по руке и улыбнулась. Лариса сумела провести четкую разделительную линию между собой и бледными поганками. К тому же ее уверенность в себе подкреплялась юридически не только положением супруги, но также и владелицы фирмы.

Лариса была полной невысокой женщиной, знающей толк в одежде и ювелирных изделиях. Дом она вела блестяще. Любой дежурный семейный обед подавался на белоснежной скатерти и непременно с участием парадного серебра, а также салфеток в тон скатерти. Беспутный Роман по-своему любил ее, но не как жену, а как родственницу, какую-нибудь богатую тетку, спускающую ему шалости и сующую деньги на такси и девочку. Он называл ее «мамочка».

Брокера, как волка, кормят ноги. И многое другое, вроде предприимчивости, неутомимости, хорошо подвешенного языка — от этого зависит умение впарить товар при высокой рыночной конкуренции. И потому на первом месте у нас в фирме неприметная пенсионерка баба Броня, способная уговорить и черта из горячей преисподней купить теплый тулуп. Баба Броня — физиономист, мигом усекающий финансовые возможности клиента, а также его глубокие подводные желания и пристрастия. Клиенту, с придыханием произносящему волшебные слова «евроремонт» и «стеклопакет», как правило, чихать на вид из окна. Волшебное видение изнанки ободранных хрущоб или гаражей-самостроя его нисколько не напрягает. «Если душе человека нужен презренный пятак, — сказал однажды так или примерно так один мечтатель, — нетрудно дать ему этот пятак». Другое дело клиент, настаивающий на картинке из окна в ущерб подвесным потолкам, — это серьезный персонаж, понимающий толк в антураже и заслуживающий уважения опытного брокера. Его удовлетворить намного труднее, так как «евроремонт» понятие вполне расхожее, а вид из окна — штучная работа.

Справедливости ради необходимо заметить, что тех, кто готов выложить сверх средней суммы двадцать-тридцать тысяч зеленых за адекватную окружающую среду за бортом, становится все больше. Особенно это касается иностранцев — американцев, немцев и шведов, которые понемногу вьют гнезда в нашем городе. Эти знают цену красоте. Период первоначальных накоплений в их странах закончился два-три века назад.

«Ксенья», — называет меня Сэм Вайт, купивший три квартиры на первом этаже в центре города под «ковбойский ресторан» с антуражем американского Дикого Запада — всякими штучками по стенам вроде пастушеских лассо, индейских томагавков, расшитых бисером рубах из кожи оленя, мокасин и рогов бизонов. Я абсолютно уверена, что вся эта сверкающая позолотой и лаком «бижутерия» изготовлена из пластика на китайской фабрике сувениров. Тут же будут подаваться громадные американские стейки, жареная картошка, салаты из «tossed salad», что переводится как «рваный салат». И двадцать-тридцать сортов пива в придачу. И непременно «draft beer» — бочковое — для тех, кто понимает. «У вас совсем не подают салат, — жалуется Сэм. — А на фермерском рынке только один-два сорта. А у нас в любом супермаркете не меньше десяти».

Сэму сорок пять лет, и уже наметилась круглая плешь на макушке, но он простодушен, естественно, деликатен и умеет считать деньги — качества, казалось бы, взаимоисключающие. В нашем городе у него проблемы не только с салатом, но Сэм о них молчит. Сейчас он занят переоборудованием купленных квартир под ресторан. С ним работает его приятель-архитектор с авантюрной жилкой, недавно приехавший из Америки. К моему удивлению, Сэм почти не жалуется на шаромыжников из строительной компании, делающей ремонт. «Наши такие же, — заметил он как-то вскользь. — Разрушив стены, они просто бросают клиента, зная, что тот никуда не денется. Правда, у нас можно подать в суд, а у вас — себе дороже!» Один раз, всего лишь один раз, он упомянул чиновников, чьи подписи необходимы для открытия бизнеса, назвав их «crooks» — «жуликами». По словам Сэма, любимое американское приветствие: «Увидимся в суде». Так он шутит.

Я — деловая женщина, сделавшая себя сама. Деловая женщина, а не «бизнесвумен» — слово, рождающее у меня бурное неприятие. Так и вижу мысленным взором крупную пегую корову по имени Бизнесвумен, с выражением тупой непоколебимости на морде шагающую размеренно и неторопливо, и здоровенное вымя маятником мотается из стороны в сторону. Для меня любое слово имеет скрытый смысл, часто ничего общего не имеющий с общепринятым значением. Слово «стол», например, рождает даже звук — легкий шелест, а слово «комната» — картинку: кубик, медленно плывущий в пространстве. «Дерево» — каменный столб. «Человек» — клубок черных ниток. И так далее, до бесконечности. Так играет мой интеллект и «взбрыкивает» воображение. Иногда это забавно, иногда мешает жить.

У меня диплом Международной академии менеджмента и права, скороспелого «joint venture» — совместного предприятия начала девяностых, экзотического союза родного отечества и Мальты. Голубоватый лист толстого ватмана размером сорок на тридцать сантиметров в строгой рамке красного дерева украшает стену моего кабинета. Нечеловечески красивым каллиграфическим почерком с завитушками, черной тушью на трех языках — латыни, английском и родном — диплом удостоверяет, что я, Ксения В. Холодова, являюсь магистром в области социальных наук, международного права и информатики. Вверху красочный герб — мальтийский лев с добродушной мордой, внизу — зубчатая золотая печать размером с полтинник на витом красно-белом шнуре. Декоративно до неприличия, но вполне гламурно. В духе уважения или даже преклонения перед традициями, что особенно заметно в дате основания, присутствующей на вывеске любой зеленной лавки, винного магазинчика или ресторана на Мальте, да и во многих других странах. Дата — это стабильность, основательность и серьезность намерений. Знак качества и признание.

Юридическая фирма, где я два лета подряд проходила практику, называлась «Бьяготти, Скимпа и сын» и была основана в 1882 году первым господином Бьяготти. Последний господин Бьяготти, продавший дело своему помощнику господину Скимпе, пребывал на заслуженном отдыхе. Жил в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая. Заходил иногда проведать коллег. Это был подвижный, несмотря на свои за восемьдесят, человек, небольшой, изящный, в сшитых на заказ костюмах и башмаках. Этим он отличался от нового владельца Умберто Скимпы, который одевался в первом попавшемся магазине готового платья и в какой-то степени так и остался подростком из бедной многодетной семьи, получившим работу курьера в фирме сорок лет тому назад.

Как-то во время обеда в ресторане господин Бьяготти словно случайно положил свою смуглую, все еще красивую руку на мою. Тщательно отделанные ногти его были покрыты лаком. В темно-карих глазах прыгали черти, и смотрел он прямо мне в глаза, чуть насмешливо и восхищенно. Господин Бьяготти остался для меня образцом того, что называется настоящим мужчиной, даже в свои годы, — умным, сильным, снисходительным. Он был из изрядно поредевшей породы купцов, воинов и рыцарей в одной особе, солью земли, тех, кто всегда платит по счету и не скупится. Когда он смотрел на меня, я вспоминала, что я не только деловая женщина. У него были молодые подружки, по одной на каждый день недели, кроме воскресенья, которое считалось днем Бога, — какие-нибудь продавщицы из парфюмерного или ювелирного отделов шикарного магазина со сверкающими витринами. В пятницу господин Бьяготти посещал игорные заведения Монако, проводя ночь за карточным столом.

Тогда, в ресторане, я убрала руку — тихонько вытащила ее из-под его горячих пальцев, покраснев при этом, как последняя девственница. Он усмехнулся понимающе и сказал, что теперь он вряд ли представляет опасность для молодых дам. Разве что за руку подержится. Но тем не менее спасибо…

Я потом долго думала, пытаясь понять, почему убрала руку — то ли не хотела, чтобы меня приняли за одну из его подружек, то ли смутилась, решив, что за этим последует попытка сократить дистанцию, то ли мне просто показался неприличным жест господина Бьяготти. Если честно, жест этот не был мне неприятен. Что же тогда? Не знаю. Наверное, инстинкт вечной девственницы, трусливо убегающей от мужчин…

Господин Бьяготти научил меня самой жесткой дисциплине при кажущейся расслабленности. Безупречный костюм, безупречная косметика, приветливая улыбка и всегда дистанция — будь то начальник или клиент. Дистанция или знание своего места — искусство, требующее постоянной работы мысли и чувства собственного достоинства. Одним словом, уважайте себя, и окружающие последуют вашему примеру.

Чтобы окончить академию, я продала квартиру в центре города. Нашу с бабушкой квартиру. Упаковывая в ящики небогатый скарб, я с трудом удерживала слезы. Семь бесконечных лет я провела в ссылке у черта на куличках, в частном секторе Посадовка, известном больше под красноречивым названием «Паскудовка». Все это уже в прошлом. Сейчас у меня трехкомнатная квартира в элитном районе города с видом на парк. В десять утра по воскресеньям в парке включают фонтаны, и я с чувством радости слышу, как начинают взмывать в небо и шумно падать вниз тугие струи воды. Я — деловая женщина, сделавшая себя сама. Впрочем, это я, кажется, уже говорила…