Ищи, кому выгодно

Инна Бачинская, 2015

Любовь не всегда приносит счастье. Иногда она может стать настоящим проклятием… Ирина еще в школе полюбила блистательного и харизматичного Стаса Гетманчука, но он бросил ее, уехав делать карьеру в Москве. Казалось бы, надо все забыть и жить дальше! Но Ирина сохранила свое чувство на долгие годы – его не затмили ни долгая разлука, ни неудачное замужество… И вдруг – новая встреча со Стасом! Потерпев неудачу в бизнесе, он вернулся в родной город, теперь занимает высокий пост в мэрии. И, конечно, женат – на девчонке, ровеснице сына от первого брака! Однако это не помешало ему воскресить их школьный роман… Ирина понимала, что совершает ошибку, но ничего не могла с собой поделать. Их связь оборвалась страшно и нелепо: Гетманчука застрелили во дворе собственного дома…

Глава 5

Безнадега

…И потянулся их роман — окольными тайными кривыми тропами. Гетман приходил под вечер, приносил цветы — палевые розы на длинных колючих стеблях. Они слегка перекусывали — дома его ждал семейный ужин. Рассказывал о работе. О том, что Лена хочет уехать — наверное, она права, тут ловить нечего, его должность ему не по рангу, он уже наводит мосты. Была в нем его обычная уверенность хозяина жизни, у которого все схвачено. Свою жизнь он делал сам. Он всегда знал, чего хочет.

Ирина махнула рукой на свои обиды и недоумение и пустилась во все тяжкие. Не ходила, а летала. Смеялась по любому поводу и стала одеваться в яркие светлые одежки. Что не преминул отметить журналист, который с утра до вечера сидел у них в архиве, собирал материал для книги. Стал заходить к ней в кабинет покалякать за жизнь. Приятный мужик, бывалый, умный. Стал звать то поужинать, то в театр, где режиссером его друг. Она отказывалась. Могла бы, конечно, сходить с ним в театр, почему бы нет, он ей нравился, но… А что дальше? Она была полна Гетманом.

Она понимала, что их отношения — тупик. Что история повторится — он уедет. Хорошо, если зайдет попрощаться. Уедет-не уедет, плюнет-поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет… Он приходил, и она открывала дверь. Она ничего не могла с собой поделать. Судьба?

Однажды ночью она расплакалась. Во сне. И потом не могла вспомнить, что же такое ей приснилось.

Звонила Лидка. Интересовалась, как жизнь. Тоже куда-то звала, на какую-то выставку, но Ирина отказалась. Лидка проорала что-то насчет идиоток, которые портят себе жизнь и ничему не учатся, и про грабли. Ирина не стала слушать, отключилась. Она снова чувствовала себя школьницей — идя с работы, делала крюк, чтобы пройти мимо его дома. Она снова была молодая, глупая, переполненная первой любовью, с той только разницей, что теперь она знала, что будет дальше. Судьба. Карма. Как говорят, что на роду написано.

Она полюбила бродить одна по парку, что рядом с архивом. Уходила на весь обеденный перерыв. Стояла середина августа, было жарко и сухо, уже падали первые пожелтевшие листья. Пахло грибами и немного пылью. Мелькала в сосне рыжая белка, попискивали невидимые птицы. Городские шумы долетали сюда невнятным гулом.

Парк был безлюден в это время. Эхо подхватывало звук ее шагов. Она бродила по неровным асфальтовым аллеям, поднималась по скрипучим деревянным ступенькам на террасу, подолгу задерживалась у ограды и смотрела на реку. Синяя сверкающая река, безмятежные оливково-зеленые луга насколько хватает глаз, лес на горизонте. И длинная белая полоска пляжа. Они прибегали сюда школьниками…

Она расплакалась…

У себя в кабинете она дрожащими руками достала из стола пачку сигарет, закурила. Высморкалась. Вытерла слезы. Но они все катились. Она испытывала глухое невнятное сожаление, тоску и боль… Что-то рушилось в ее жизни, уходило окончательно и бесповоротно. Ей было жалко себя, стремительно падающую в глухую черную пустоту.

В дверь постучали. Вошел журналист.

— Сергей Иванович! — вспомнила Ирина. Взглянула вопросительно.

— Ирина Васильевна, у нас сегодня большой праздник, — сказал он шутливо. — У меня день рождения, стол накрыт. Не откажите великодушно!

Присмотрелся к ней, подошел ближе.

— Что-нибудь… случилось?

— Случилось, — сказала Ирина, ткнув окурком в пепельницу. — Давно уже.

— Может, я…

— Я пошутила. Ничего не случилось. А шампанское есть?

— Есть!

— А торт?

— А как же! У нас в архиве все есть. Большой такой, с розочками.

— С розочками? — воскликнула она с энтузиазмом. — Сто лет не ела торта!

— Осторожнее открывайте! — беспокоился Сократ Сигизмундович. — Не дай бог, в окно! Стекла нынче дороги, не напасешься!

Журналист опрокинул бутылку в подставленные стаканы. Шампанское пенилось, переливалось через край. Дамы вскрикивали.

— За именинника! — громко сказала Ирина и выпила залпом. Тут же опьянела и расхохоталась. Подумала: «Истеричка!» — и подставила стакан снова.

— За свободу печати!

Сергей Иванович поглядывал с восхищением. Зоя Петровна, тонко улыбаясь, соединяла их взглядом. Индиго Иван пить отказался, но за милую душу наворачивал бутерброды с колбасой. Вид у него был сосредоточенный — не иначе как думал о космосе. Сократ Сигизмундович заикнулся было о недопустимости распития алкогольных напитков в рабочее время, но его мигом окоротили — пятница ведь! Никто и не сунется — ни начальство, ни клиенты. А тут такой случай! Сократ Сигизмундович неохотно позволил себя уговорить и даже выпил немного, чтобы не отрываться от коллектива. Отошел к окну с бутербродом и стоял там, весь в мучительных раздумьях.

Впервые за много дней Ирина не спешила домой. Он будет звонить? Пусть! При мысли о Гетмане она начинала хохотать и уже не понимала, смеется или плачет. Она сидела на столе, пила шампанское и болтала ногами.

— Я думал, вы совсем другая, — сказал Сергей Иванович, присаживаясь рядом.

— Какая же? — вызывающе просила она.

— Сухарь! Строгая! А вы такая… красивая!

— А как ваша книга?

— Книга? Это не книга, а пьеса. Мой друг, режиссер Молодежного театра… Да вы знаете, наверное, Виталий Вербицкий… Его в городе все знают! — Он хмыкнул. — Попросил написать пьесу, что-нибуь этакое, краеведческое, водевильно-детективное из истории города.

— Водевильно-детективное? И для этого нужно сидеть в архиве? — изумилась Ирина.

— Да я не из-за пьесы… — сказал журналист, с улыбкой глядя ей в глаза. — Пьесу я давно закончил. Я из-за вас тут сижу. Как пацан, честное слово! Даже не ожидал от себя.

Ирина вспыхнула от неожиданности и не нашлась что сказать. Открыла и закрыла рот. А он сидел на краю стола в небрежно расстегнутом твидовом пиджаке с обвисшими карманами, без галстука, в синей футболке. Нормальный живой мужик. Ждал ответа, не отводил взгляда. Глаза — серые, подбородок — квадратный, с ямкой, рот — решительный. А только что ж тут скажешь?

— Дадите почитать? — наконец сообразила она.

— Можно увидеть. Сегодня премьера. Пойдем?

Она кивнула неуверенно. И вдруг спросила:

— А вы верите в судьбу?

Он ответил не сразу, видимо, удивился.

— В каком смысле?

— В смысле, что все заранее расписано.

— Никогда об этом не думал. Разве не человек выбирает?

— Но выбор тоже расписан!

— То есть что-то определяет за нас?.. Что же оно определяет? — Он задумался, улыбаясь. — Кушать на завтрак яичницу или овсянку?

— Но говорят же — судьба! — Ирина уже и сама не знала, чего добивается.

— Говорят. Я всегда думал, что судьба и жизнь в некотором роде синонимы. А все остальное — выбор. Яичница или овсянка.

— Но ведь человек все время делает одно и то же! — воскликнула она в отчаянии.

— В смысле, все время наступает на одни и те же грабли? Я правильно понял?

— Да! Бегает по кругу! И не может освободиться…

— Зависит от человека, наверное. Извините, Ирина, это все очень тонко для меня. Можно сказать, что судьба — это выбор. Человек выбирает в силу своего характера, желаний… Разве нет? Согласен, часто бегает по кругу, но это ведь его выбор. Так ему нравится, он хочет бегать по кругу. Или не имеет ничего против. А в такие вещи, как рок, фатум, изначальная заданность и прочая, я не верю. Все это лишает иллюзий, что от нас что-то зависит. А что мы без иллюзий? — Он рассмеялся.

— Наверное… — Ирина уже погасла.

— Интересная тема после шампанского. Я помню наш пацанский треп у костра: судьба, выбор, предназначение. Прекрасное было время! Нам казалось, мы все понимаем… В отличие от родителей, погрязших в буднях. Что у нас все будет иначе. А потом сами погрязли. Как сказал один автор: корабль наш проплывает мимо туманных берегов несбывшегося, а мы толкуем о делах дня… Тоже судьба.

— Вы считаете, разговоры о судьбе — признак незрелости?

— Ну… не так прямолинейно. Просто человек чаще задает себе вопросы, на которые нет ответа именно в юности, когда познает мир, а потом привыкает, что ответа нет. То есть однозначного нет. — Он замолчал. Потом добавил: — Какой-то философский получается у нас разговор. Вы удивительная женщина, Ирина…

— Значит, нет судьбы? — Она смотрела на него так серьезно, что шутка замерла у него на губах.

— Нет, — сказал он твердо. — Выбор. Честное слово!

— Спасибо. Вы… Спасибо!

Они помолчали. Ирина сосредоточенно смотрела в пепельницу, где дымился окурок. Голова кружилась от шампанского. Комната слегка покачивалась, круглое окно подмигивало. Действительно, какие-то идиотские вопросы… дамские. Незрелые. Права Лидка! С какого боку тут Лидка, она не сумела бы объяснить. И Сергей Иванович, наверное, прав. К черту!

— Так мы идем в театр? — спросил Сергей Иванович. — Можно без цветов. Виталик очень просил, собирается представить меня публике. А я человек робкий, пугливый. Мне нужна моральная поддержка.

Ирина рассмеялась и кивнула…

«Я сошла с ума! Это не я, это чужая незнакомая женщина, и одному Богу известно, на что она способна. Мы же ничего о себе не знаем!..»

Так думала Ирина ночью, лежа без сна в своей спальне, а за окном уже намечался серый рассвет. А рядом спал, похрапывая, журналист Сергей Иванович. Она чувствовала его тепло, хотя отодвинулась на край кровати… И представляла себе, что это не журналист, а Гетман, который ни разу не остался у нее на ночь…

«Я тебя ненавижу, ты разбил мне сердце! — прошептала она, стараясь не всхлипывать. — Господи, что же делать? Как разорвать? — Она повернула голову, посмотрела на мужчину рядом и не испытала ничего, кроме стыда. — Недужно, ненужно… Какая дура, зачем? Что же делать?»

Журналист открыл глаза, улыбнулся. Ирина вспыхнула. Он протянул руку, погладил ее по щеке. Ирина отпрянула.

— Что с тобой? Ты плачешь? — Он привстал на локте, рассматривая ее в полумраке. — Что случилось? Я тебя обидел?

Ирина помотала головой.

— Рассказывай, — сказал он негромко, и было что-то в его голосе — сталь и лед, — отчего Ирина внутренне поежилась… — Судьба или не судьба, разберемся…

И она выложила ему все — захлебываясь от стыда и облегчения, — словно перекладывала бремя со своих плеч на его. О детской роковой любви, беременности, возвращении в прошлое… Безо всякой надежды!

Странная складывалась ситуация! Они разделили постель вчера вечером, Ирина чувствовала, что нравится ему, знала, что он одинок, казалось бы — что мешает… Что мешает? Гетман стоял между ними. Человек, которому она не нужна, ни тогда, ни сейчас, бросивший ее, забывший ее… Что это с его стороны? Самоутверждение? Каприз? И кто она для него? Безотказная подруга? Выброс адреналина? И это любовь? Прочь такую любовь!

Журналист слушал молча, с каменным лицом. Ирине стало стыдно — они лежали нагие, под одной простыней, и она рассказывала ему о своей рабской зависимости от другого мужчины…

Он лежал, забросив руки за голову. Смотрел в потолок. Ирине был виден его темный сосок, впалый живот…

— Отвернись, — попросила она. — Я встану, сделаю кофе.

— Не нужно. Лежи.

Он встал, не стесняясь своей наготы, сгреб одежду и пошел из спальни. Десять минут спустя хлопнула входная дверь, и наступила тишина.

Вот и все. Еще одна страница — даже не глава — ее непутевой жизни. А сказал, разберемся…