Голос ангельских труб

Инна Бачинская, 2013

Предложение было абсолютно неожиданным. И заманчивым. Настоящая работа! Та, которую Шибаев умел делать и которой ему так не хватало сейчас. Поехать в Америку и найти там потерявшегося человека! Он медлил, опустив взгляд в пол, словно отгораживался от Заказчика, взяв тайм-аут, передышку перед прыжком в омут, с трудом сдерживая нарастающее чувство сродни восторгу. Бросить все – постылых рогоносцев-клиентов, слежку за их неверными женами – и выйти в глубокие воды… Кроме того, он сможет встретиться с Ингой! Ее имя ударило под дых, и он почувствовал боль. Ее имя окатило его жаркой волной и тонко зазвенело в ушах. Шибаев поднял глаза, наткнулся на жесткий испытующий взгляд Заказчика и кивнул…

Глава 5. Collateral damage

Шибаев остановился на противоположной стороне улицы, около знакомой корейской лавки, осмотрелся. Район под эстакадой жил своей жизнью. Солнце снова спряталось, и под крышей стало сумрачно. Прогрохотал поезд. Слышалась музыка, покупатели деловито набивали фруктами пластиковые мешочки, которые потом укладывали в большие хозяйственные сумки на колесах. Около Лилиного дома ему все казалось вполне спокойным. Никто не шлялся со скучающим видом рядом, не подпирал спиной стену, ощупывая взглядом прохожих. Он подошел к дому, еще раз оглянулся, готовый чутко уловить любое движение, выпадающее из равномерного ритма улицы, — поворот головы, поспешный жест, которые шестым чувством свяжет с собой. Но все было спокойно. Шибаев подергал дверь знакомого подъезда, она оказалась запертой. Отойдя к краю тротуара, старательно роясь в карманах, он мысленно примеривался, не выбить ли дверь, и как сделать это красиво и без шума, как она распахнулась и из нее вывалилась галдящая толпа испаноязычных людей. «Хай!» — Шибаев махнул рукой и вежливо придержал дверь перед пышной смуглой красавицей, которая улыбнулась ему благодарно. Он проскользнул в подъезд, не торопясь, двинулся вверх по лестнице.

Дом звучал: в каждой квартире орал телевизор, играла музыка, слышались громкие голоса — воскресенье. Лестничная площадка второго этажа была пуста. Он подошел к двери, прислушался. В квартире работал телевизор — Александр разобрал слова на русском языке. Ему показалось, он услышал посторонний звук, похоже, двигали мебель, что-то упало, кажется, разбилась тарелка.

Он посмотрел на часы — ровно одиннадцать минут назад он выбрался из окна на крышу. Шибаев осторожно приоткрыл дверь, прошел, прижимаясь к стене, по коридору, остановился у двери в гостиную. Там разговаривали.

— Пошли, — сказал мужской голос. — Хватит!

— Успеешь! — ответил ему второй, тонкий и возбужденный. — Говори, сука! — раздался звук удара и стон. — Где дружок?

— Она не знает! — вмешался первый. — Пошли! Ты, Серый, садюга. Оставь девку.

— Что, понравилась? Иди, я догоню, — ответил Серый. — Я быстро. Все она знает… Сука подзаборная!

— Я сказал, пошли! — повысил голос первый.

— Иди на…! — ответил Серый. В голосе его звенели возбужденные нотки. — Я сказал, догоню! Свободен!

Дальше послышалась возня, упал стул. И снова женский слабый крик. Шибаев выглянул — спиной к нему стоял невысокий парень, сунув руки в карманы. Видимо тот, кто урезонивал Серого. Лиля лежала на диване, свернувшись в клубок, подтянув колени к окровавленному лицу и вцепившись в них руками, словно стремясь прикрыть наготу и защищаясь. Рубашка ее была разорвана сверху донизу, Шибаев увидел узенькие белые трусики. Второй — Серый, короткий и плотно сбитый, стоя над диваном, расстегивал брюки. Шибаеву был виден толстый, в складках, красный загривок и влажные от пота белесые волосы.

Перевернутые стулья, разбитая ваза и разлетевшиеся по комнате выцветшие искуственные цветы довершали картину разгрома. И рама с разбитым им, Шибаевым, стеклом, прислоненная к стене рядом с окном.

Он не стал смотреть дальше. Метнувшись вперед, он вырубил стоявшего спиной мужчину, нанеся ему удар ребром ладони в основание шеи, стараясь бить не очень сильно — он не хотел убивать. Тот рухнул на пол, как подкошенный, не издав ни звука. Серый оглянулся, на лице — изумление, даже рот приоткрылся. Секундная заминка, и он, пригнув по-бычьи голову и оскалившись, бросился на Шибаева. Саша, испытывая восторг и бешенство одновременно, словно мстя за собственную несостоятельность и подлость, за унижение, встретил его коротким прямым в челюсть. В следующий миг кулак Серого достал его — Шибаев почувствовал резкую боль в левом плече и ответил, вложив в удар весь вес, своим фирменным: «В то самое место — на три дюйма выше пояса строго посередине груди», как пишет в своих книгах уважаемый Шибаевым американец Алистер Маклин. Серый сложился пополам, инстинктивно прикрыл локтями живот и осел. Шибаев ударил его ногой. Потом, приподняв его с пола, ударил снова и снова. Не помня себя от ярости, он обрабатывал Серого, издающего хриплые булькающие звуки. Мужик оказался на редкость неповоротливым. Шибаев опомнился только, когда услышал крик Лили: «Саша, не убивай его!» Прикрывая грудь руками, она сидела на диване в своей разорванной рубашке и смотрела. Из уголка разбитой губы сочилась тонкая струйка крови, она все время вытирала ее ладонью. Она смотрела на Шибаева, и лицо ее не выражало ни облегчения, ни радости. Хотя, какая уж тут радость… Оно было совершенно пустым, ее лицо. И бледным в голубизну.

— Лилечка! — Шибаев бросился к ней. — Можешь встать?

— Могу, — ответила она неуверенно.

— Вставай, собери вещи, — он взял ее за плечо, помогая подняться, и она вскрикнула от боли. Шибаев поспешно убрал руку. — Самое необходимое, — сказал он, — документы, деньги. Умойся. Помочь тебе?

— Не нужно, я сама.

Она медленно поднялась с дивана, постояла, держась за спинку. Потрогала разбитое лицо. Направилась в ванную, на полпути остановилась, подошла к лежащему на полу Серому, нагнулась, со внезапным любопытством заглянула ему в лицо. Разогнулась, пнула ногой под ребра и плюнула. Слюна была розовой от крови.

Свет далеких планет нас не манит по ночам, —

выкрикивал с экрана жизнерадостный певец в позолоченном ресторанном интерьере — горы снеди, сверкающая посуда, сияющая хрустальная люстра — видимо, шел рекламный ролик.

«Зачем мы встретим рассвет

Опять в неоновых лучах,

И завтра все повторится!

Махнем со мной на небо как в забытом кино!

Помаши мне рукой, мы на другой планете

Придумали любовь…»

Шибаев щелкнул кнопкой пульта, и певец умолк на полуслове. Серый пошевелился и застонал. Второй лежал молча.

Лиля появилась минут через десять, сильно накрашенная, в темных очках и каштановом парике, в черном свитере со стоячим воротом и коричневом кожаном жакете. С кожаной сумкой с вещами и маленькой золотой торбой на длинном ремешке. Шибаев был занят тем, что пытался вставить назад выбитую раму. Это ему почти удалось — если не пытаться открыть окно, рама продержится какое-то время. Если бы не трещины на стекле, то вообще было бы незаметно. Они спустились по лестнице — Лиля впереди, за ней Шибаев. Вышли на улицу.

— Ты можешь пока побыть у своей подружки в Майами? — спросил Шибаев.

Лиля пожала плечами — могу.

— Ее парень с Брайтон-Бич?

— Американец.

«Тем лучше», — подумал Шибаев. Они сели в такси, он сказал: «В аэропорт», и машина тронулась. Грег молчал, в зеркальце пассажиров не рассматривал. Хотя не мог не заметить опытным глазом таксиста-психолога, что у пассажиров есть проблемы.

Он привез их к терминалу, откуда летали внутренние рейсы, затормозил у высокого бордюра и сказал индифферентно:

— Могу вернуться за вами. Вы ведь остаетесь? Скажите, когда.

— Не нужно, — ответил Шибаев, — спасибо.

— Я могу запарковаться и подождать. — Грег не собирался отступать, лицо у него стало строгим — сервис превыше всего.

— Я не знаю, когда рейс, — ответил Шибаев. — Спасибо.

— Тридцать, — сказал Грег разочарованно.

Шибаев снова дернулся со своей сотней, Грег развел руками. Лиля вытащила из торбы деньги и протянула водителю. Тот взял, покопался в бардачке, нашел не особенно свежую визитку.

— Возьмите, вам же все равно возвращаться. — И, глядя на Шибаева грустными карими глазами, добавил: — Если бы ты знал, как меня достал этот Брайтон-Бич! Звони! — И уехал. Озадаченный Шибаев с минуту смотрел вслед машине.

Ближайший рейс на Майами был в семь сорок. У них оставалось в запасе около трех часов.

— Я не успел позавтракать, — сказал Шибаев. — И пообедать. Предлагаю все сразу! — фраза получилась какой-то глупой. — Пойдем, поговорим.

Лиля молча кивнула и пошла за ним, держась чуть позади, словно прячась за его спиной.

Им посчастливилось занять освободившийся столик в углу шумного кафе. Шибаев заказал гриль по-американски — громадную отбивную, полосатую от решеток, на которых ее запекали, жареную картошку и пиво. Лиля долго выбирала. Потом сказала: «Я не хочу». — «Надо, — ответил Шибаев. — Можно омлет… и вино. Хочешь? — Она кивнула. — Красное?» — Она снова кивнула.

И только сейчас, ожидая, когда принесут заказ, они посмотрели друг на друга. Дальше делать вид, что ничего не случилось, было просто неприлично.

Лиля сняла темные очки и взглянула на него в упор. Ему казалось, что в молодой женщине, сидящей напротив, ничего не осталось от вчерашней недалекой и доверчивой девушки.

— Прости меня, — начал Шибаев покаянно. — Я не думал, что так получится. — Правильнее было бы сказать, что он просто забыл о ней в ту минуту. — Они искали меня, ты ни при чем…

Слова его звучали неубедительно. Он походя разрушил непрочный мирок этой девушки, неустойчивое равновесие, удерживавшее ее на плаву здесь, в чужой стране, и теперь просил прощения. Ну простит она его, и что дальше? Если простит… На Брайтон-Бич дорога ей заказана.

— Ты убил Лёньку? — спросила она.

— Нет. Мы сидели вместе, он выпил лишнее, пошел в туалет. Через тридцать минут я пошел посмотреть, где он, и нашел его в кладовке. Мертвого. Мне пришлось уйти…

— Зачем ты приехал?

— Найти одного человека.

— Ты из мафии?

Хороший вопрос! Шибаев и сам не знал, из кого он.

— Я сам по себе, — ответил он. — Свободный художник.

— Киллер?

— Нет! Ну и фантазия у тебя, — он попытался засмеяться, но получилось плохо.

— А Лёнька зачем? — она по-прежнему смотрела ему в глаза, и во взгляде ее не было тепла.

— У него связи. А теперь его убили, и я… вроде как сел на мель.

— А когда ты его найдешь, этого человека, что ты с ним сделаешь? Убьешь?

— Моя задача — его найти. Точка. — Шибаев вспомнил своего друга Джона Пайвена, который в конце каждой фразы говорил: «Точка». — Лиля, — сказал он, накрывая ее ладонь рукой, — прости меня, дурака. Я и сам не знаю, как это получилось, что я как последняя шавка… Я был уверен, что тебя не тронут. Я виноват, бросил тебя, не остался с тобой. Я втравил тебя в чужие разборки. Все складывается по-идиотски…

Детский лепет. Он был противен сам себе. Даже голос у него стал какой-то жалкий. Человек, который оправдывается, редко сохраняет достоинство. Что бы он сейчас ни сказал Лиле, уже ничего не изменишь.

— Спасибо, что вернулся, — сказала она тихо. «Лучше бы дала по морде», — подумал Шибаев. — Я знаю одного из них, Серого. Он цеплялся ко мне раньше. Анечка однажды его отбрила. Это такая подлая мразь, такая мразь… — Она заплакала. Шибаев поднес ее руку к губам. Она плакала, всхлипывая и промокая слезы салфеткой.

— Ну, все, все, — бормотал Шибаев, — поживешь у подружки. Как ее зовут?

— Мила, — продолжая всхлипывать, ответила Лиля. Она начала приходить в себя. — А ты куда теперь?

Шибаев пожал плечами.

Им принесли американский гриль и омлет, и Шибаев набросился на еду. Последний раз он ел почти сутки назад. Лиля нехотя клевала омлет, запивала вином.

— Полетели со мной, — вдруг сказала она.

— Лилечка, не могу. Я думаю, тебе лучше держаться от меня подальше. Запиши мой телефон, — ответил Шибаев, — позвонишь, как долетела. И еще… — Он протянул ей конверт с частью своих «командировочных».

— Не нужно, — Лиля вспыхнула. — У меня есть.

— Бери, — он насильно сунул деньги ей в сумочку.

Грег уже ждал его на том же месте.

— Куда едем? — спросил он, когда Шибаев уселся на заднем сиденье.

— Мне нужно купить кое-что, если еще не поздно…

— Одежду? — спросил проницательный таксист.

— Одежду, еще всякие мелочи…

— Поедем в одно место… На базу, — ответил Грег.

— На базу?

— Да, там у меня свой человек. Ты давно из России?

Шибаев уже ничему не удивлялся. Он ответил:

— Вчера прилетел.

— Я так и подумал, — ответил Грег. — Как там?

Шибаев пожал плечами — разве в двух словах расскажешь? Но Грегу не нужно было рассказывать, он и сам все знал.

— Был я там прошлой осенью, в конце ноября. Мы из Питера. Двадцать лет не был, ехал, думал, сердце не выдержит. Меня друг приехал встречать, как увидел его — боже, думаю, неужели это Венька? Трепач, диссидент, поэт, остроумнейший мужик, и что я вижу? Старый, лысый, плохо одетый тип на замызганной «девятке» — и это Венька? И подумал, недаром умные люди говорят, никогда не нужно возвращаться. Обнялись, топчемся, ну, думаю, разревусь на хрен. А Венька сопит, вроде тоже реветь собрается. Венька, говорю, старый пес, сколько лет, сколько зим! А ведь живы, говорю, живы! Пробились к победе свободы и демократии! Пробились, отвечает Венька, но без особой радости. Я хотел сразу где-то отметить, но Венька сказал, что жена нездорова, обещал ей недолго. Еще встретимся, говорит. Ты как, задержишься?

Ты представляешь, друг приехал из Америки, двадцать лет не виделись, даже больше, сколько выпито вместе, а он обещал жене недолго отсутствовать! Недолго, представляешь, старик? Да… — с горечью протянул Грег и замолчал. — Погода была наша, ленинградская, вроде здешней — снег с дождем, но ветер, конечно, слабее. В Нью-Йорке тебя просто сдувает с тротуара и ухватиться не за что. Поверишь, едем, а у меня слезы по щекам… Останови, говорю, Вень, я пешком. Закинь чемодан к тетке. А сам пошел под дождем, без зонта, по лужам, расчувствовался, старый дурак, реву, как пацан… честное слово! Вышел на набережную… шпиль Адмиралтейства в тумане, все на месте, все как было, ничего не изменилось, Нева свинцовая… дождь… серость разлита в воздухе, и подсветка золотом из-под черных туч — закат где-то там прорезался, оптическая иллюзия, северное чудо. И такая меня тоска взяла оттого, что я двадцать лет пропустил, двадцать! Лучшие годы…

— Может, вернешься? — спросил Шибаев.

Грег не ответил, задумался. Меж тем они приехали к громадному павильону без опознавательных знаков, похожему на ангар, сработанному из рифленого алюминия.

— Пошли, — сказал Грег, и Шибаев, недоумевая, полез из машины.

Они подошли к двери, и таксист замолотил по ней кулаком.

Голос из-за двери произнес:

— Уже закрыто.

— Зиновий! — позвал водитель. — Это я, Грег! Открывай!

Загремели замки, и дверь со скрежетом подалась, открывая полутемную нору. Они вошли. Невидимый Зиновий снова загрохотал замками, и Шибаев оглянулся, чувствуя себя довольно глупо. Его привезли неизвестно куда, дверь захлопнулась, как в мышеловке. Магазином здесь и не пахло. Зато пахло затхлостью и тлением.

Грег уверенно шел, лавируя между ящиками, прямо к небольшой, ярко светящейся стеклянной будке, где располагался, видимо, кабинет Зиновия. В будке стояли большой письменный стол с компьютером, разбитый и вытертый кожаный диван, в углу на тумбочке — телевизор с выключенным звуком. Показывали довоенный советский фильм.

— Садись, — пригласил Грег, когда они вошли. — Зиновий, это… — он вопросительно взглянул на Шибаева.

— Александр, — подсказал тот, чувствуя себя неловко, в отличие от Грега, который упал на диван и уже деловито подкладывал под спину нечистую гобеленовую подушку.

— Зиновий, — буркнул хозяин будки не особенно приветливо. Был это небольшой толстый человек лет семидесяти в кипе и вязаном голубом жакете. Поверх жакета повязан фартук. Он сел на край письменного стола, сложил короткие ручки на груди. Вид его говорил — я занят, если можно, покороче.

— Зиновий, — начал Грег, — надо одеть человека. Свитера, джинсы, пиджак, брюки, рубашки… сам знаешь, тащи, что есть. Он только из Питера, у него багаж потеряли, так что берем оптом и сразу. И качество, Зиновий. Ты меня знаешь!

— Как там Питер? — спросил Зиновий, рассматривая побагровевшего Шибаева. — Стои́т?

— Стоит, стоит, — заверил его Грег. — А что ему сделается? Давай в темпе, мы спешим!

Зиновий, не произнеся ни слова, вышел из стекляшки.

— Люблю советские фильмы, — сказал Грег, глядя на экран телевизора. — И в соцреализме что-то было. Маленький человек в фокусе, страна — большое общежитие, все вокруг колхозное, все вокруг мое. И верили же, верили! Их опускали, а они верили. Вот этого мне жаль больше всего — наивной веры в торжество справедливости и в завтрашний день. Заповедник гоблинов. А сейчас свобода печати, выливают ведра дерьма на правительство, все можно, крутят бизнес, заколачивают бабки, а счастья нет. У нас дома все советские фильмы, и довоенные, и последние. Мама любит…

— Ты живешь с… — Шибаев замялся.

— С родителями и неженатым братом. Я после развода. Оставил все бывшей половине и переехал к родителям.

— С кем? — не понял Шибаев.

— Братом-девственником, — повторил Грег. — То есть, я думаю, что он еще девственник. Почти. Или гей. Нет, — перебил он себя, — гей, вряд ли.

— А… почему девственник?

— Не знаю. Потому что дурак. Я сколько раз хотел познакомить его с хорошей женщиной, и мама просит — переживает, а он ни в какую. Ему неинтересно. Времени жалко.

— А чем он занимается?

— Программист. Еврейский гений. Большой яйцеголовый компьютерный Бог.

— Он моложе тебя?

— Юрик? Старше на пять лет. Нашему Юрику уже полтинник натикало. Безнадега. Только мама еще надеется… бедная. Внуков хочет от Юрки. Такие мозги нужно непременно передать по наследству. И виноват опять я, потому что среди многочисленных знакомых женского пола не могу найти один-единственный экземляр, который захочет Юрку и при этом будет способен к деторождению. Он маме кажется красавцем. Надо мной она так не тряслась. Идише мама, дай ей бог здоровья!

Тут вернулся Зиновий с ворохом одежды, бросил ее на стол рядом с компьютером. Грег проворно оторвал зад от подушки, подошел к столу и стал перебирать барахло. Шибаеву не нравился ангар, не нравился Зиновий. Он примеривался, как бы поделикатнее сказать Грегу, что ему пора идти, ничего не нужно, вещи он купит завтра в нормальном магазине. Но Грег с таким упоением копался в свитерах и джинсах, что Александр промолчал. Его раздражало то, что ситуация вышла из-под контроля, он зачем-то позволил незнакомому человеку притащить себя на базу, и теперь сидит дурак дураком, наблюдая, как тот деловито откладывает в сторону вещи, с его точки зрения, нужные Шибаеву. Он хотел, наконец, остаться один и подумать. Лиля просила заехать на квартиру, посмотреть, что там и как, и запереть дверь. Он не посмел ей отказать, и теперь мысль о том, что придется сунуться туда еще раз, раздражала его безмерно. Все шло не так, как нужно. И теперь еще Грег навязался на его голову.

Тот, разбирая барахло, приговаривал… Вообще, как Шибаев уже понял, Грег не способен помолчать и пяти минут кряду. Он приговаривал:

— Синий свитер… скучно! Бордо… нет, лучше серый… или все-таки, бордо, тебе пойдет… и джинсы, и пиджачок… благородный беж с замшевыми локтями, у меня был такой… карманчики, честь честью… на хрен карманчики! Это тоже на хрен не надо! А это класс! Посмотри, — обратился он к Шибаеву, вертя перед ним синий свитер тончайшей шерсти. — Кашемир, а качество! И с лейбочкой, вот, «Дэниел Бишоп», неплохая фирма, берем. Джинсы «Ральф Лорен», новенькие. О-о-о! Кожаная куртка, «Джонс Нью-Йорк», ну, это, конечно, не «Версаче», но если подумать, на хрен нам «Версаче»? Настоящие мужики «Версаче» не носят. Смотри, пятьсот баксов всего!

У Шибаева мелькнула мысль, что его разводят как лоха, но он ошибся.

— Берем все. Сколько? — спросил Грег, положив на верх кучи клетчатый сине-зеленый шарф.

— Триста пятьдесят, — ответил Зиновий, подумав.

— Сколько? — поразился Грег. — Ты что, Зяма? Это же свой человек! Давай не терять чувства реальности. Двести!

— Ты посмотри на лейбочки! — повысил голос Зиновий. — Ты сходи в «Лорд и Тейлор» и взгляни на цены. Или в нашу «Берту»… хотя, разве там товар!

— Если бы мне нужен был «Лорд и Тейлор» или «Берта», я бы сходил в «Лорд и Тейлор» или в «Берту». Или даже в «Сакс»! Но я пришел к тебе, Зиновий!

Шибаев с невольным удовольствием наблюдал театральное действо, развернувшееся перед ним. Но ему скоро надоело, и он сказал:

— Идем, Грег.

Оба актера уставились на Шибаева, словно видели впервые. Его реплики в тексте пьесы не предусматривалось. Но Грег быстро сориентировался и сказал:

— Идем, Саша. Мы уходим, Зиновий. Последний раз — двести!

— Двести пятьдесят! — сдался тот.

— Идет, — согласился Грег. — Двести тридцать. Саша, давай деньги!

Шибаев вытащил баксы. Ему хотелось убраться отсюда — ангар напоминал ему не то склад краденых вещей, не то подпольный цех самопалов. Зиновий аккуратно уложил одежду в большую бумажную сумку, на боку которой было написано «Big brown bag»^[9], протянул Шибаеву, вздохнул и сказал:

— Носите на здоровье! Такого качества, как имею я, не имеет никто! Как Борис Моисеевич? — это уже Грегу. — Передавай привет, и Елене Семеновне тоже.

— Спасибо, передам. — Ответил Грег. — Как Женька?

— Хорошо. Опять без работы. Если б не отец, умер бы с голоду.

— В Америке никто еще не умер с голоду, — утешил его Грег.

— Ну, так Женька будет первый, — ответил Зиновий, возясь с замками. Он распахнул дверь, выглянул наружу и объявил: — Снег будет!

— Какой снег, плюс пятнадцать!

— Ну, так дождь, — ответил Зиновий, запирая за ними дверь.

— Кто такой Борис Моисеевич? — спросил Шибаев.

— Отец. Они с Зиновием вместе работали на судостроительном. Батя — инженер, сорок лет оттрубил на советскую власть.

— А ты?

— Что я? — не понял Грег.

— Ты тоже на судостроительном?

— Упаси боже! Я — гуманитарий. Работал на «Леннаучфильме». Снимал передовиков, ученых, нефтяников. Про шаровую молнию и северное сияние. Мотался по Союзу. Хорошее было время… Но это я только сейчас понял.

— А здесь?

— Здесь? — Грег задумался. — Здесь нет «Леннаучфильма». Шучу. Работал фотографом… всякие мероприятия, свадьбы, бармицвы, похороны. Неплохо заколачивал, между прочим. Потом занялся медтехникой, переправлял в Россию инвалидные коляски. Потом переводами. Потом… разным. Теперь вот такси. Слушай, ты не очень спешишь?

— Не очень, — ответил Шибаев. — Мне нужно заехать в тот дом, где ты меня ждал днем.

— Ноу проблем, — отозвался Грег. — Я подожду. А потом поставим тачку в гараж и обмоем твои шмотки. Есть тут одно местечко.

Примечания

9

Большая коричневая сумка, обычно упаковка для товаров.