Бородавки святого Джона

Инна Бачинская, 2012

«Шельмочка», – думал он, любуясь женой. Лерка казалась наивным шаловливым ребенком, но в ее очаровательной головке рождались грандиозные планы, которые легко осуществлялись. Она ходила по лезвию, а он обмирал от ужаса ее потерять… Заехав ночью на дачу за забытыми бумагами, Андрей неожиданно увидел Лерку – странно неподвижная, она лежала на смятых простынях разобранной постели… Никто не поверит, что он этого не делал. В последнее время они часто ссорились… Повинуясь внезапному порыву, Андрей завернул тело жены в одеяло и отнес в лес. Для всех Лера отправилась отдыхать, и у него было время обдумать, как выпутаться из кошмара. А потом Андрею позвонил друг, врач сельской больницы, и велел срочно приехать – к ним доставили женщину, удивительно похожую на Леру. Она ничего о себе не помнила…

Глава 5

КТО?

…Вот и все. Зачем он это сделал? С точки зрения здравого смысла поступок его был просто дик. С точки зрения инстинкта самосохранения его, пожалуй, можно объяснить. Страх, что ему никто не поверит… Поймут — возможно. Поймут, но не поверят. Андрей вспомнил, как после трех-четырех рюмок виски в баре совсем недавно он сказал: «Я готов придушить ее…» Он, такой осторожный, сдержанный, немногословный! Дядя Бен, пряча глаза, рассказал ему, что видел Лерку с Речицким. Добавил: «Надо бы повлиять…» «Как?» — подумал он тогда.

Кому выгодно? Сколько людей хотели бы его утопить? Далеко ходить не нужно. Речицкий. «Я поступил правильно, — в который раз подумал Андрей. — Главное, выиграть время». У него три недели… до возвращения Лерки. Возвращения? Его передернуло. Через три недели она не вернется, он станет звонить в Севастополь, и женщина, присматривающая за их домом, скажет, что Валерия Павловна там не появлялась. Он вызовет Михася… Тот поклянется, что посадил Лерку на поезд. Андрей обратится в полицию, и закрутится тяжелая неповоротливая следственная машина.

Он, разумеется, окажется под подозрением. Ему придется объяснить, почему он ни разу за три недели не позвонил жене и почему его не удивило, что не позвонила она сама. Они проверят его алиби, узнают, что он ночевал на даче спустя пару дней после ее отъезда. Он не вспомнит точно даты…

«А если свяжут исчезновение Лерки с его ночевкой и станут искать вокруг дачи? — обожгла его мысль. Мгновенно покрылась испариной спина. — Не свяжут, — успокоил он себя. — С какой стати? Она уехала, есть свидетель. Михась отвез ее, посадил в поезд…»

А что было потом? Она вернулась. Сошла с поезда, возможно, на следующей станции. Допросят проводника, он должен помнить. Ее встретили и увезли… на дачу. Кто? Любовник.

Ему будут сочувствовать или смеяться в спину. Пока ее не нашли, он — муж-рогоносец. Когда найдут — убийца. Если найдут.

Можно сказать Михасю, что был вчера на даче… Он поежился, вспомнив взгляд шофера.

— Нет, — одернул он себя. — Не суетись, держись, как обычно: ни многословия, ни мрачности, ни задумчивости. Все, как обычно.

Он слонялся по пустой квартире, натыкаясь на Леркины вещи — красные шлепанцы, отороченные птичьим пухом, черный атласный халат с красными пионами, всякие мелкие кружевные вещички. Он не мог заставить себя дотронуться до них. Он открывал дверцы шкафчиков в ванной, рассматривал бесчисленные баночки, бутылочки, тюбики. Отдельную полку занимали всякие «хербалайфы», как он называл их: витамины и диетические добавки в пестрых нарядных упаковках. «St. John’s Wоrt», — прочитал он на зеленой пластиковой баночке. «Трава святого Джона». Раскрыл, высыпал на ладонь несколько зеленых капсул, задумался. Кто-то привез Лерке упаковку «травы» из Нью-Йорка, и она убеждала всех в чудодейственных ее свойствах. Тонизирует, успокаивает, спишь, как младенец! Заставляла его попробовать. Безуспешно. Он вообще не доверял лекарствам, тем более незнакомым. Он усмехнулся. Теперь в самый раз попробовать. Он проглотил две капсулы, запил водой из-под крана.

Около года назад Лерка слямзила американское название для аналога, который стала выпускать их собственная фабрика, чем страшно гордилась. Леркиной продукции Андрей тоже не доверял.

Потоптавшись на кухне, он достал коробочку кофе, налил воды в кофеварку. Передумал. Кофе не хотелось. Ему ничего не хотелось. В голове тревожно били молоточки, словно торопя и требуя что-то немедленно делать и куда-то бежать. Только вот что и куда?

Он сидел со стаканом водки перед телевизором, тупо глядя на осиротевшую рок-группу «Голоса травы», дающую концерт в память безвременно почившего месяц назад товарища и лидера Майкла Миллера. Правая рука Майкла, Сеня, говорил что-то в микрофон. Не стесняясь слез, уцепившись за микрофон, стараясь сохранять равновесие, он клялся в вечной любви к Майклу. Андрея раздражал рев музыки, он считал, что рок такой же дурман, как любая другая наркота. Он собирался уже выключить звук, оставив изображение, чтобы не быть одному, как вдруг услышал флейту. Играл человек в черном пончо и сомбреро. Лицо его было сумрачным. Густые брови сошлись на переносице, усы печально повисли. Андрей не знал, что это Рауль Рохас со своим соло-импровизом, который сейчас превосходил самого себя. Флейта плакала и жаловалась тонким переливчатым голосом, в котором Андрею почудились Леркины интонации…

Он снова просидел почти до утра, вырабатывая тактику поведения с друзьями, сослуживцами, полицией, Элеонорой, которая, пользуясь отъездом жены, уехала на неделю к родственникам. И доведя себя до полного изнеможения всякими запретами, вдруг подумал о том типе, с которым Лерка была на даче…

Кто? Самый главный вопрос — кто? Кто был с ней на даче? Конфеты, коньяк, смятые простыни… Андрей спросил себя, догадывался ли он, что у жены есть любовник? И не мог ответить на этот вопрос. Скорее, да, чем нет. Догадывался, но до конца не верил. Надеялся, что нет. Трещина пролегла между ними и с каждым днем становилась все шире. Они принимали гостей, выезжали вместе. Не сговариваясь, играли на публике роль «прекрасной пары», как их называли. Андрея не оставляло чувство, что Лерка наблюдает за ним из-под опущенных ресниц. Что-то происходило, что-то менялось. Последние скандалы, ее требования переписать на нее фабрику… Она стала другой. Исчезли привычная легкость, игривость кошки, трогающей лапой мышь… В ее словах звучала ненависть, такая яростная и неприкрытая, словно она сбросила с себя маску и стала наконец собой. Их последний скандал стал оглушительным финальным аккордом, после чего наступила не менее оглушительная тишина.

Кто? Речицкий?

Кому довериться, раздумывал Андрей. Креативному редактору Савелию Зотову? Нет. Савелий пуглив, как лань. Он живет в своем книжном выдуманном мире и боится мира реального.

Тепе? Это даже не смешно.

Дяде Бену? Пожалуй. Он самый сильный из всех. Прагматик. Кроме того, он юрист. Венька самый подходящий кандидат в доверенные лица. Но… А чего он, собственно, ожидает от доверенного лица, вдруг пришло Андрею в голову. Сочувствия? Совета? Нельзя рассказать человеку о том, что произошло, и попросить никому об этом не говорить. Рассказать кому-то об убийстве Лерки — значит сделать его сообщником, втянуть в грязную орбиту преступления, испачкать, поставить перед выбором: донести, пряча глаза, на друга или умолчать, соучаствуя. Помочь ему никто не может, пришел Андрей к выводу. Ему просто никто не поверит.

Андрей постелил себе в кабинете, где спал уже около года, хотя раньше во время отъездов жены возвращался в спальню. Не смог лечь в супружескую постель, где Лерка провела последнюю ночь.

Он еще долго ворочался на своем кожаном диване. Видимо, действие травы святого Джона нейтрализовалось алкоголем. Иногда проезжала машина за окном или шумел лифт — возвращались подгулявшие соседи. А в лесу тихо, подумал он вдруг. Шелестит дождь, облетают последние листья. Деревья стоят, подняв холодные ветки, как руки, к черному беззвездному небу. Он вдруг испытал непреодолимое желание немедленно поехать туда. Зажечь сильный фонарь, положить его на землю, как тогда… и стать, прислонясь спиной к кривоватой березе…

Уснул он только под утро и, засыпая, думал с тоской, что прошли сутки, а он так ничего и не решил. Мысль истончалась, превращалась в паутину и наконец исчезла…

* * *

Днем Андрей позвонил Ромашке Сподиевич, задушевной подруге жены, участнице прошлых полукриминальных Леркиных дел, и, следуя неясно намеченному в полусне плану, предложил встретиться. Ее звали Рамона, но при ее среднеславянской неброскости и белесости, имя Ромашка подходило ей много больше.

Она не удивилась. Ромашка вообще ничему не удивлялась, видимо из-за недостатка воображения. Но и не обрадовалась, что его задело. В свое время Ромашка откровенно вешалась ему на шею, не стесняясь присутствием Лерки. Он, разумеется, не ответил взаимностью, и ему казалось, что она затаила обиду. «Как тебе не стыдно, — смеялась Лерка, — знаешь, как Ромашка теперь убивается? У нее развивается комплекс неполноценности». Сначала он принял ее слова за шутку, но потом ему пришло в голову, что, возможно, бывали в их биографии моменты, когда они делили одного мужчину на двоих… В конце своей супружеской жизни он готов был поверить во что угодно.

Ромашка была такой же незрелой, как Лерка, но не столь красивой. Она одевалась в нелепые розовые и желтые одежки, какие-то детские, как казалось Андрею: распашонки, короткие юбки поверх рейтуз, подтяжки, которые она носила с майками. Ему было бы неловко появиться с ней на людях. Он старался не думать, в каком виде явится Ромашка на свидание, удивляясь своей озабоченности подобными мелочами. Он репетировал про себя вопросы, которые собирался ей задать. Вопросы о любовнике своей жены. Если он узнает, кто этот тип, тогда… Андрею было не совсем ясно, что «тогда», но он сказал себе, что решать вопросы будет по очереди и, получив ответ на один, думать над следующим.

Ромашка опоздала на двадцать минут. Приплыла, как мечта, в розовом лакированном коротком плащике и такой же шляпке с полями на своей крошечной головке микроцефала. «Мне ликер», — сказала вместо приветствия, плюхаясь на стул напротив Андрея.

— Как жизнь? — спросил он, чувствуя себя не в своей тарелке под пытливым взглядом ее непропорционально больших навыкате водянистых глаз. Ромашка из-за незаметной косинки в правом глазу всегда казалась слегка пьяной или «подкуренной».

— Как в сказке, — ответила она без улыбки, не обнаруживая ни малейшего желания изображать заинтересованность беседой. «Тебе надо, — казалось, говорил ее независимый вид, — ты и старайся!»

«Дрянь! — подумал Андрей. — Я взял тебя на работу, я твой хозяин. Неблагодарная скотина!»

Видимо, она почувствовала его настроение. Пригубила ликер, облизнулась и выдавила из себя:

— Как там Лерка? Я звонила, мобильник не отвечает. Выключилась подруга, кайф ловит. — Последняя фраза прозвучала двусмысленно. — А знаешь, я с ней ехать набивалась. Люблю Севастополь, мужики там классные, офицерики морские…

— Она оставила мобильник дома, — сказал Андрей.

Лерка действительно оставила телефон в спальне на тумбочке, видимо забыла.

— А-а-а… — протянула Ромашка. — А я звоню, звоню… Телефончик дашь?

Она со всеми была на «ты», что безмерно раздражало Андрея, но поставить ее на место он не решался — подруга жены все-таки.

— Можно, — он был готов к такой просьбе. — Завтра перезвоню, нет с собой.

— Не помнишь телефона собственного дома? Ну, мэн, ты даешь!

После «мэна» ему захотелось уйти, не прощаясь. Вместо этого он сказал небрежно:

— А что тебе помешало поехать с Леркой?

Ромашка пожала плечами, быстро взглянула на Андрея, словно сомневаясь, сказать или промолчать.

— Да так как-то… — протянула.

— Дела? — поддразнил он.

— Да нет, делов-то особых и не было…

Она снова взглянула на Андрея, криво усмехнулась, и тот понял, что не все чисто с отъездом жены. От мысли, что Ромашка в курсе Леркиных подпольных планов и знает, что та не уехала в Крым, его бросило в жар.

«Не может быть, — одернул он себя. — Зачем тогда спрашивает телефон? Издевается? Нет, Ромашка — дура, такие иезуитские штучки ей не по зубам», — решил он наконец.

— А все-таки?

— Даже не знаю, — неохотно сказала Ромашка. Решила, видимо, не продавать подругу.

— Поссорились? — настаивал Андрей.

— Нет, — бросила Ромашка. Лицо у нее стало обиженным.

— Она уехала… не одна? — вдруг догадался Андрей.

Ромашкин взгляд блеснул торжеством, она пожала плечами и промолчала. Ее молчание было достаточно красноречивым. Умница — и подругу заложила, и ни словечка лишнего не сказала.

— С кем? — спросил Андрей и по ее виду понял, что поспешил. Лицо ее стало замкнутым. Она мелкими глотками пила свой ликер, не глядя на Андрея.

«Черт! — подумал он. — Сорвалось!»

— Ромашка, — сказал он мягко и, делая усилие над собой, взял ее руку, — ты мне как родная, ты все знаешь обо мне и Лерке… Что с ней происходит? Она очень переменилась…

Это был льстящий самолюбию Ромашки крик о помощи. Она посмотрела на Андрея долгим взглядом, отвела глаза.

— Хочешь еще ликера?

Она мотнула головой — нет. В глаза Андрею не смотрела. Наступила тишина. Андрей не знал, как заставить ее сказать больше.

— Спасибо за ликер, мне пора.

Ромашка резко поднялась из-за стола, схватила сумочку и быстро пошла из зала. Андрей остался, чувствуя недовольство собой и разочарование. Ему удалось узнать лишь одно — у жены был любовник. Что и требовалось доказать.

Как они оказались на даче, что побудило его… убить, как Лерка, такая чуткая, не почувствовала опасности… Вопросы без ответов.

Вечером позвонил Тепа, напросился ночевать. Поссорился с женой.

— Ты у нас временно холостяк, — сказал он завистливо.

— Приезжай, — коротко ответил Андрей.

Тепа приехал мокрый, замерзший.

— Ну и погодка, — пробормотал, стаскивая в прихожей тяжелый плащ и бросая его на пол. — Давай вмажем, Андрюха? Жизнь моя пропащая!

— Если бы только ты знал, как меня достали эти бабы! — Тепа смотрел на Андрея быстро пьянеющими глазами. Влажные от дождя волосы печально повисли. — Во! — Он провел ребром ладони по горлу.

История Тепы оказалась проста и поучительна. Но, несмотря на простоту, такая история не могла произойти ни с кем другим — это была типично Тепина история.

Его матушка, Зоя Евгеньевна, с возрастом перестала различать лица и узнавала только своих детей — Тепу и его сестру Диану. Тепа, воспользовавшись ее недугом, стал приводить к ней разных женщин под видом своей жены Стеллы. Он заваривал чай на скорую руку, они сидели за столом минут пять, а потом удалялись в родительскую спальню, оставив старую даму наедине с большой чашкой чаю и коробкой шоколадных конфет, до которых она была большая охотница.

Сегодня вечером, когда он пришел к матушке с очередной дамой сердца, черт, как назло, принес сестрицу Диану. Зоя Евгеньевна поведала ей, что Ленечка и Стеллочка купили конфеты и что они где-то тут. Диана прочно уселась в кресло, налила себе чаю и развлекала маму разговорами, пока преступники не вышли из спальни, после чего последовала немая сцена.

— Эта стерва всегда спешит, — жаловался Тепа, отпивая виски из стакана. — Ей же семейство кормить надо каждые полчаса. А тут расселась… конфеты, чай… Видел бы ты ее улыбочку! Мерзкая, развратная улыбочка! Мы стоим, как идиоты. А она говорит, вы тут, Ленечка и Стеллочка, развлекайте мамочку дальше, а мне к семье пора! Представляешь, ей к семье пора! Подхватила сумки, и ходу. Ну, не сука?

Андрей рассмеялся. Как ни тяжело ему было, он оценил Тепину историю. Она была хороша. Как, впрочем, и все его истории.

— И сразу же Стелке позвонила. Прихожу домой, цветы купил, а она меня уже поджидает! Даже дверь не открыла, представляешь? Не подумала о том, что я сейчас развернусь и снова по бабам. Сами толкают, а потом визг!

— Диана и Стелла что, дружат? — спросил Андрей. — Большая редкость…

— Дружат? — Тепа демонически захохотал. — Они друга друга терпеть не могут! Потому сестра и позвонила. Брата не пожалела, зараза! Ты знаешь, я вполне допускаю, что эта стерва подслушивала под дверью… Ее благоверный — импо со стажем, вот она и бесится от гормонов. Втянуть маму во всю эту историю, ужас! — В голосе Тепы послышались скорые слезы — он очень любил мать. — Слава богу, мамочка не врубилась. Сидит, счастливая как ребенок, выбирает конфетку, глазки сияют… — Тепа всхлипнул.

Они засиделись допоздна, изрядно выпив для снятия стресса. Около трех Андрей постелил Тепе на диване в гостиной. Лечь в кабинете при госте он не решился и, не желая придумывать какие-то объяснения, прямиком отправился в спальню. Сел на кровать и задумался…

Мысли завертелись, как телега по наезженной колее. Кто? Зачем? «Допустим, — думал Андрей, — я убил человека. Как я представляю себе дальнейшее развитие событий? Я ушел в тень, но держу ситуацию под контролем, чтобы вмешаться в случае чего. Я не могу не держать все под контролем, потому что иначе… иначе сойду с ума от неизвестности.

А если у меня крепкие нервы и я заставил себя обо всем забыть? Стер отпечатки пальцев, оглянулся, убедился, что никого вокруг, и ушел в тень. Навсегда».

Нет, решил он, повертев образ убийцы с крепкими нервами и так и эдак. Это не случайное убийство, а преднамеренное. Значит, у него есть причина. Логическая связка «устранен человек, ergo^[1] устранена причина» не всегда срабатывает. Причина могла остаться. Значит, убийца вынужден следить за развитием событий. Чтобы… что? Убить еще раз? Получается, так. Чушь получается, решил он через минуту. Кого убивать? Свидетелей убийства?

Э, стоп, сказал он себе. Зайдем с другой стороны. Старый, как мир, вопрос: кому выгодно? За что можно убить человека? Причин — раз, два и обчелся. Мало их, причин. И все стары, как мир. Любовь-ревность. Месть. Страх. Деньги. Шантаж. Лерка — чужая жена. Никогда не слышал, чтобы убивали любовниц, ревнуя их к мужу. Вот если бы убил муж…

Неприятный холодок пробежал по хребту. Андрей явственно вспомнил свое странное чувство-предвестник в прихожей… полусвет, полутьму, папки на тумбочке… Усилием воли подавил картинку.

— Дальше, — одернул он себя. — Месть? Вряд ли. Страх? Если убийца ее боялся, то не стал бы спать с ней. Хотя… неизвестно. Может, и стал бы…

Деньги? Не вижу, каким образом деньги могли стать причиной. Не думаю. Шантаж? Горячо! Зная Лерку, Андрей вполне представлял, на что она способна. Даже лежа в постели с этим типом… дразня, пугая и любя его одновременно…

Вспомнил бесценные побрякушки на ее туалетном столике. Какой дурак! Он заставил себя поверить, что это подарок отца, о котором она, болтливая, как сорока, забыла ему рассказать. Не то, что поверил — у него просто не было выхода. Ее прошлые связи… Почему прошлые? Что он знает о жизни и сегодняшних связях своей жены? Только то, что она позволяла ему знать. Вернувшись с дачи, он должен был немедленно обыскать квартиру, заглянуть во всякие укромные местечки, в ее сумочки, записные книжки, во всякие ящички и шкатулки, даже в посуду в серванте, даже в чемоданы со старой одеждой, в кладовые и найти то, что она прятала от него. А он распустил сопли…

Андрей вскочил на ноги, готовый бежать и перевернуть дом вверх дном, но вспомнив о спящем в гостиной Тепе, снова опустился на кровать.

Я его знаю, подумал он. Он здесь, рядом. Я встречаю его каждый день, мы разговариваем «за жизнь», жмем друг другу руки, возможно, пропускаем по стопарю… Он не прячется… Если бы я был убийцей, я бы крутился рядом! Я был бы настороже, зная, что ее вот-вот найдут… и тогда мне необходимо быть рядом! Он ждет, что ее обнаружат. Он считает дни. Михась проводил ее в воскресенье. Раз. В понедельник она была на даче. Два. Я ее убил… То есть он… Три. Сегодня среда. Три дня. Тишина. Почему? Ее не нашли? Ее не нашли… Убийцу охватывает недоумение, возможно, паника — что происходит?

Кто?

Он себя выдаст, думал Андрей. Нет, решил через минуту, он себя не выдаст. Убийца не дурак. Он продумал модель поведения так же, как и я. Он не попадется в ловушку, не обмолвится ни единым словом, не выдаст себя ни жестом, ни взглядом.

Это может быть кто угодно…

Утром секретарша, принеся бумаги на подпись, спросила, как там Валерия Павловна. Андрей с трудом удержался от пространных объяснений, что хорошо, погода прекрасная, можно даже купаться… море еще не остыло… Дернул плечом, мол, нормально. Ему показалось, что она взглянула на него пристально и тут же отвела взгляд. Не сходи с ума, сказал он себе. Никто ничего не знает. Пока не знает…

Примечания

1

Следовательно (лат.).