Кристина больше не придет

Инна Балтийская, 2022

Школьница Кристина подрабатывала няней. Мужчина, представившийся Виктором Сидневым, попросил ее присмотреть за детьми. Он явно житель городка: знал имя, телефон, адрес, прозвища соседей. Девочка согласилась, и больше ее никто не видел живой. Между тем в городе начинают пропадать блондинки, внешне похожие на Кристину. А их родным приходят письма от Водяного – он утверждает, что девушки стали русалками.

Глава 4

Я стояла возле открытой двери в крошечное помещение, больше всего напоминавшее пыльную кладовку. Пыль словно стояла в воздухе, гася и без того неяркий свет матовой люстры-шара, свисающего с низкого потолка. Вся меблировка помещения состояла из старого письменного стола, высокого кожаного компьютерного стула на крутящейся ножке, белого пластикового стула напротив и небольшого зеленого диванчика сбоку. Но даже этой скудной мебели было слишком много, казалось, что свободного места на полу просто не остается, и просочиться внутрь сможет разве что чья-то тень. Я сделала шаг вперед, и мне почудилось, что сзади с шумом захлопнулась старая дверь. Но обернуться я не успела.

От низкого окошка, полузакрытого темной занавеской, отошел высокий брюнет в темном костюме-двойке и узком темном галстуке, оттеняющем белоснежную рубашку. Его элегантность даже при тусклом пыльном свете буквально била в глаза. Прямо актер, невольно восхитилась я, и одет так стильно, словно для выхода в театр, а то и Оперу. Причем не факт, что в партер — скорее, на сцену. Что он тут делает, в крошечном подвальчике?

Брюнет, казалось, тоже удивился моему появлению. Он слегка помедлил, затем сел на высокий стул и вежливо спросил:

— Девушка, что-то случилось? Я весь внимание!

— У вас… вы ищете пропавших? Но я раньше не видела вашей вывески.

— А ее и не было еще вчера, — спокойно пояснил брюнет и кивнул на белый стул. — Вы садитесь, а то мне прямо неудобно.

— Вы только вчера открылись? — на всякий случая я не трогалась с места, хотя особых опасений мой собеседник не вызывал. Несмотря на тусклую матовую-люстру-шар, мне удалось рассмотреть правильные черты лица, орлиный нос и большие темные глаза.

* * *

— Я работаю в частном сыске два года, — приятный баритон звучал устало. — Но раньше искал пропавшие вещи.

— Безуспешно? — вырвалось у меня и тут же порадовалась, что в подвальчике мало света, хоть не виден румянец, заливший мои щеки.

— Ну почему же? Находил.

— А людей… находили?

— А люди раньше, похоже, не пропадали. По крайней мере, плакаты по городу не висели. Так что решил попробовать что-то новое. Девушка, так вы по делу, или поболтать захотели?

В его приятном голосе явственно сквозила скука, словно он наперед знал мой ответ. Я вздохнула. В ушах прозвучал хриплый возглас Олеси: “Ларка, мое время истекает!. Ты так и будешь всего бояться?”

— Я по делу. Помощь нужна, — я решительно прошла пару шагов, отделяющих меня от белого стула.

— Хорошо, я весь внимание. Садитесь же, побеседуем. Только вы понимаете, что частный сыск — недешевое удовольствие?

Я молча смотрела на него, чувствуя, как пылают щеки. В самом деле, чего это я расселась? Это вовсе не прекрасный принц, готовый отбивать у дракона заколдованную принцессу. Помощь сыщика стоит денег, но их у меня нет. Все, что прислала мне мама, я отдала за квартиру, и теперь не знала, как мне прожить до конца ноября.

— Да, я дура. Простите, — ухватившись дрожащей рукой за стол, я начала подниматься.

— Вы просто молодая, — он постарался приветливо улыбнуться, но темные глаза смотрели без интереса. — А у вас кто, отец пропал? Еще давно, в вашем далеком детстве? Отправился в космос и не вернулся?

— Нет, то есть он пропал, но не важно… Моя подруга, телеведущая, — прошептала я, наконец-то поднявшись.

— Садитесь! — приказ прозвучал так резко, что ноги невольно подогнулись, и я снова плюхнулась на стул.

Теперь сыщик смотрел на меня в упор. Мне показалось, что в его огромных глазах вовсе нет зрачков — настолько они были черны.

— Ваша подруга — Олеся Журавик?

Я лишь кивнула, не в силах оторвать взгляд от его глаз.

— А вы, как я понимаю, Лариса Летягина, — на этот раз он сам кивнул своим словам. — Ну что же, считайте, вы обратились по нужному адресу. Разумеется, я вам помогу. Мы найдем вашу подруг, и вам это не будет стоить ни копейки.

Я лишь молча смотрела на него.

— Но разумеется, помощь будет взаимной. Вы уже давали интервью одной из наших газет?

— Нет, — прошептала я, не в силах до конца поверить, что кто-то согласился наконец мне помочь.

— Отлично. А теперь вы дадите интервью обеим, но вместе со мной. Расскажете, что если кто сможет найти Олесю, так это я — Илья Шнайдер. Впрочем, не забивайте свою прелестную головку, я сам все скажу. А теперь хочу послушать ваш рассказ.

Меня просто прорвало. Я разрыдалась и начала долгий рассказ про Олесю, про ее бесшабашность, любовь к жизни, бесстрашие, преданность дружбе. Кажется, про себя я тоже поведала немало. Намного больше, чем собиралась, и уж точно больше, чем хотел бы услышать сыщик. Но надо отдать ему должное — не слишком связный рассказ он слушал, не перебивая, и если даже отключался временами, ничем не дал этого понять. Наконец, я дошла до того дня, когда Олеся позвонила из ресторана и пропала.

Закончив, я некоторое время сидела молча, не решаясь смотреть на погрустневшее лицо своего терпеливого слушателя. Он прервал молчание первым:

— Да уж, сложная задачка. Ее мог похитить Олег. Мог зазвать в машину какой-то знакомый, решивший утешить расстроенную девушку. А мог и вовсе незнакомец — просто напал в том леске, через который она пошла.

— Это Олег! — выпалила я.

— Откуда такая уверенность? — никакой заинтересованности в его голосе я не услышала.

— А зачем человеку назначать свидание, приглашать девушку в чертову даль и самому не являться, если он не замыслил неладное?

— Да мало ли, может, ему это прикольным показалось, — пожал плечами Шнайдер. — Красотка приКристиныла на такси, вся из себя разодетая, и такой облом.

— Но он все равно должен был быть там! Иначе, как бы он узнал, что Олеся приехала? Может, она тоже осталась бы дома, и ржала над незадачливым поклонником?

Сыщик посмотрел на меня с интересом.

— А вы правы. Приехать он должен был, если даже хотел приколоться.

— И тогда он или сам похитил Олесю, или видел того, кто это сделал!

— Мог видеть, — поправил Шнайдер, но похоже, в душе был со мной согласен. — Что же, тогда надо найти этого Олега, и я его расспрошу. Мне он расскажет только правду, и ничего, кроме правды.

Я опустила голову. Похоже, он меня все же не слушал. Иначе бы понял, что найти Олега я не могу.

— Вы видели сам аккаунт? Он же был открыт, когда подруга показывала фото?

— Наверное, видела. Не помню. Я не могу вспомнить, я уже пыталась!

— А вот это моя работа, — спокойно ответил сыщик. — Сядьте на диванчик, и начнем.

Я в ужасе отпрянула от стола, чуть не сломав хлипкий стульчик, проскрежетавший по деревянному полу:

— Вы хотите меня загипнотизировать? Я против!

— Вы боитесь меня, или гипноза? — он слегка приподнял густые, красиво очерченные брови.

— И того, и другого!

— Большинство девушек попытались бы сейчас пококетничать — он чуть дернул правым уголком губ, наверное, это должно было означать улыбку. — Но вообще, у нас патовая ситуация. Без гипноза вы никогда не вспомните название аккаунта, а значит, единственную ниточку мы упустим.

Я в отчаянии уставилась на него, пытаясь найти выход. Паника снова вонзала в тело острые коготки, я уже чувствовала знакомый озноб. “Лара, спаси меня!” прозвучало так близко, словно Олеся находилась рядом, дергая меня за рукав… Я не могу сейчас паниковать!

— Вы же хотели говорить с журналистами, верно? — я выпрямилась на стуле и с вызовом посмотрела на сыщика. — Вот сейчас мы им и позвоним. Они приедут, и тогда вы сможете меня гипнотизировать!

— А вы умница, — теперь он улыбался вполне искренне. — Давайте позвоним. Убьем, что называется, двух зайцев сразу.

Приехать немедленно смог только молодой крепыш из газеты “Городские тайны”. Пока он ехал, Шнайдер рассказывал мне о прошлой работе. Как я поняла, в розыске пропавших вещей ему не было равных. К нему приходили молодые девушки, потерявшие где-то свои колечки, бабушки, не помнящие, куда запропастилась пенсия, и прочий трудовой и не очень народ, убедившийся, что не может отыскать пропажу в недрах собственной квартиры. Сыщик проводил сеанс гипноза, и женщины вспоминали о том, в чьей квартире снимали кольцо, где спрятали пенсию или куда положили любимые очки.

— И все клиенты соглашались на сеанс? — с некоторым удивлением спросила я.

— А чего им бояться-то? — удивился Шнайдер. — Впрочем, я не предупреждал, что собираюсь делать. Сажал их на диванчик, мило беседовал, и они сами мне все рассказывали, а потом об этом забывали.

Я лишь вздохнула. Мысль о том, что в бессознательном состоянии что-то расскажу, и не буду даже этого помнить, сильно угнетала. Но выбирать не приходилось.

Журналист Гена Кудрин явился минут через 20, когда мы уже молчали, пытаясь сосредоточиться. Он ворвался в крошечный кабинетик, как маленький вихрь, и казалось, полностью выдавил из чуланчика воздух. Коренастый, разрумянившийся от бега, он сиял так, словно мы собирались обсуждать не похищение девушки, а футбольный матч, выигранный любимой командой. Узнав, при каком историческом событии его пригласили присутствовать, Гена обрадовался еще больше и выдал:

— Круть! Парочка таких репортажей, и меня криминальным спецкором сделают!

Я молча села на диванчик и закрыла глаза. Бедная Олеся, знала бы она, сколько народу пытается пропиариться на ее исчезновении! Но додумать эти мысли я не успела. Шнайдер начал тихо считать, мои веки стали тяжелыми, и вот уже вокруг не осталось ничего, кроме тихого заунывного голоса, называвшего странные слова.

— Лара, проснитесь! — я распахнула глаза и с удивлением посмотрела на спокойного Шнайдера и сияющего Гену.

— Разве я спала?

— Ну жесть! Ты же все помнила! — захлебываясь словами, радовался Гена. Мне показалось, что он сейчас запрыгает по подвальчику верх-вниз, словно надувной мячик. — Ты так точно все продиктовала, что я уже аккаунт набрал!

— И что там? — я вскочила и бросилась к телефону, зажатому в руке парня.

— Удален аккаунт, вот что. — Гена чуть погрустнел, но тут же воспрял духом. — Зато понятно, что там не просто Олег, там точно злоумышленник! Это уже новость!

Я попятилась и снова села на диванчик. Радость Гены я не разделяла. Что нам толку с удаленного аккаунта?

— А вот теперь нам нужна полиция, — словно прочитав мои мысли, с прежним спокойствием заметил Шнайдер. — Лариса, позвоните тому оперу, который вас опрашивал.

Шатров ответил не сразу, но я не сдавалась. В конце концов, дозвонилась и сообщила о том, что вспомнила аккаунт Олега, и он удален. Нужен компьютерный спец, чтобы его восстановить. Услышав это, опер стал намного любезнее, и даже предложил нам подъехать в отделение. Шнайдер достал из какого-то закутка (возможно, это был замаскированный потайной ход, или маленький встроенный шкаф) элегантный черный плащ, небрежно накинул его на плечи, и, почудилось мне, огляделся вокруг в поисках вставных клыков. Впрочем, и без них его бы взяли в любой фильм про вампиров, причем, без грима. Счастливый до невозможности Гена, разумеется, увязался с нами.

Шатров, на сей раз в форме, встретил нас у входа. Неодобрительно оглядел моих спутников, слегка усмехнулся при виде разодетого как на бал Шнайдера, но возможные комментарии оставил при себе. Наскоро переговорил с дежурным, записавшим наши фамилии, и повел на на второй этаж. Дойдя до кабинета с тремя столами, радостно сообщил, что напарник в городе, и он аж полчаса может занимать кабинет один, предложил нам сесть на квадратные деревянные табуретки вдоль стены, тут же переслал фейсбучный адрес специалисту, и даже согласился сообщить мне о результатах расследования. Впрочем, они были удивительно скудными. Один из официантов запомнил яркую блондинку, которая искала какого-то Олега, и уверяла, что это друг владельца всех Поросят. Еще один официант видел, как она шла к дорожке, ведущей сквозь лесок. На камере с ресторана тоже было видно, как девушка заходит в лесок и исчезает из поля зрения.

— Посторонних мужчин возле террасы не было? — напряженным тоном спросил Шнайдер. — Тех, кто не участвовал в банкете?

— Если честно, я не опрашивал всех гостей, — так же напряженно ответил Шатров. — Никто не позволит мне тратить на это дело месяц или больше.

— А что, дело заведено просто розыскное, не о похищении или убийстве? — встрял Гена. Опер лишь кивнул.

— Но как это получилось? — не унимался журналист. — Девушку умыкнули, и хоть бы хны!

— Пока ни одного доказательства, что это было похищение, а не добровольное отбытие, — пожал плечами Шатров. — Девушка могла уехать с кем-то, и иметь всех в виду.

— А то, что школьница пропала, тоже добровольное? — разгорячился Гена, вскакивая на ноги и в порыве чувств слегка пнув табуретку. — Кстати, она похожа на телезвезду, как две капли воды!

— Вы тоже так думаете? — в светлых глазах Шатрова появился интерес. — Похожи, да. Но школьница вроде сбежала с хахалем. Поймаем, привлечем его за педофилию. А пока пусть бегают.

— С каким хахалем? — голос Гены поднялся до визга. — Что за шутки? Это хахаль ее родителям писал?

— Что писал? — Шатров тоже встал и выпрямился во весь рост. Несмотря на худобу, выглядел он весьма внушительно.

— А вы разве не знаете? Письмо в полиции… у следователя. Он его в газету давать запретил! — Гена слегка притих и попятился к двери.

— Это у Шимусова? Да ему год до пенсии остался, он напрягаться не будет, — мрачно заявил Шатров. — Я этим делом, вообще, не занимаюсь… но что за письмо?

Журналист быстро открыл на айфоне какой-то текст и протянул Шатрову. Тот начал читать, его брови поднимались все выше, по лицу пошли красные пятна.

— Блин… может и хулиганство, конечно… но как же… — бормотал он чуть слышно. — Короче, напишу я рапорт, — он протянул айфон журналисту, нахмурился и отвернулся от нас к окну. — Откуда у вас письмо?

— Так мать Кристины получила, через неделю после того, как дочка исчезла. — Гена с опаской поглядывал на спину опера. — В почтовом ящике валялась открытка с рыбкой, а на обороте вот… Она сначала позвонила этому, вашему… будущему пенсионеру. Тот выслушал и говорит: “Мамаша, не волнуйтесь, это подростки дуркуют. Жива ваша дочка, с каким-то левым мужиком сбежала.” Ну, тут она в газету принялась звонить. Я приехал, открытку заснял, сам позвонил вашему… Шимусову. Он меня знает. Велел приехать, привезти открытку ему. Мы с Татьяной, мамой Кристины, вместе поехали. Он записку взял, сказал, что разберется. Но таким тоном, что… Словом, я спросил, можно ли в газете про письмо упомянуть, а он так зыркнул недобро и рычит: “Только попробуй! Тайна следствия!”

— Так нет же следствия, — зло бросил Шатров через плечо. — Вот бы его на пенсию прямо сейчас! Ладно, спасибо. Идите, если новости будут, я сам позвоню.

— А печать записку можно? — робко спросил Гена.

— Почему нет?

— Так этот, ваш, пенсионер недобитый, запретил.

— И что он тебе сделает? — пожал плечами Шатров, вновь поворачиваясь к нам. — Не ссы, печатай. У нас, похоже, серийник завелся.

Выйдя на крыльцо, мы со Шнайдером, не сговариваясь, преградили журналисту путь.

— Эй вы чего? — спросил он, слегка отступая, и даже яркий румянец на щеках слегка потускнел.

— Письмо. — Шнайдер протянул руку, и Гена, словно завороженный, медленно достал из кармана джинсов айфон, постучал по экрану и протянул нам.

Мы резко нагнулись, чуть не столкнувшись лбами, и прочитали сфотографированный текст, выведенный синими печатными буквами на белом глянце:

“Соболезную, но больше вы не увидите дочку живой. Она стала русалкой, и лежит на дне водоема. Ждет подружек, их будет много. Водяной.”