Верона. Часть II

Инесса Давыдова, 2016

Не думая о последствиях, Вера вмешивается в поединок старшего брата. Ставки высоки, толпа негодует. На выручку приходит организатор боев Аристарх. Соприкосновение двух тел схоже с ударом молнии, зарядившим обоих электричеством. Их непреодолимо влечет друг к другу, но несовместимые жизненные ценности выстраивают между ними стену. Влюбленных одолевает изматывающая внутренняя борьба. Оба понимают, что нужно переболеть и жить дальше. Кажется, что все уже решено, но череда событий заставляет их бороться за собственное счастье.Содержит нецензурную брань.

Глава вторая

Аристарх

Кабинет Фарида, моего партнера по караоке-клубу, а между друзьями просто Фары, забит до отказа. Разборки между братьями в клубе — обычное дело, меня на них частенько приглашают исключительно как арбитра. Говорю мало, но по существу.

Кувалда зачем-то приволок с собой еще двоих корешей, хотя это обычная рабочая встреча. Дым стоит столбом, я скрываю глаза под очками, зевало прикрываю арафаткой. Не могу сидеть в накуренном помещении, уже через пять минут начинаю задыхаться. Только что я протрезвел, и все тело потрясывает. Долго сидеть мне здесь не в тему, хочу скорее свалить на хату и ударить крепким сном по мукам совести.

— Да что ты кудахчешь как пуганая курица! — ревет со злостью Кувалда и зыркает на Годзиллу своими чернющими, как у цыгана, глазами. — Волков бояться — в лес не ходить. Все же решили, чего вы подорвались?

Бои без правил — сложный, но хорошо налаженный бизнес. Кувалда надумал его расширить, а нас с Годзиллой это не радует. Лично я люблю перемены, но только не в этом бизнесе. Все попытки что-то модернизировать провалились в самом начале и стоили нам немалых прайсов. Кувалда об этом подзабыл, и наша задача — загасить в нем жажду перемен.

— Не лепи горбатого! — рычит Годзилла. — Мы сразу пошли в отказ. И про чужаков не из клуба тоже. Ты сказал «да», мы с Руссо — «нет».

— Я на стороне Годзиллы, — вставляю я и сдвигаю вниз арафатку на время разговора. — Пока бои идут в рамках заявленных клубов, все придерживаются устава, но если впустить чужаков, начнется бардак.

Мне приходит мысля, что сам Кувалда не зашевелился бы. В обычный день его с места не сдвинешь. Ему явно кто-то пропесочил мозги. Не эти ли наглецы, что сидят от него по обе стороны?

— Интерес к боям растет, — продолжаю втирать и смотрю на партнеров…

Кувалда курит и покручивает сигареткой. У Годзиллы нервяк — наяривает круги.

–…за три года прибыль взлетела с восемнадцати процентов до шестидесяти пяти. Это лучший показатель из того, чем занимается мотобратва. Зачем нам рисковать хорошо отлаженным бизнесом?

— Да все будет в ажуре! Не ссыте, Маруси! Привлечем ставками извне приток бабла, игра пойдет по-крупному. Все будут сыты.

— И ты все похеришь! Вот что будет! Накатят бобики и всех повяжут! На крупняк у них нюх отменный! За нами и так годами идет охота! — ревет как медведь Годзилла, от злости на губах выступила пена. — Что тут обсуждать? Я против — конец базара, — он поворачивается ко мне. — Если ты хочешь с ним и дальше быть в доле, факел тебе в руки, живите долго и счастливо! Но я пас. Либо все как раньше, либо я выхожу из игры. А смотреть, как загибается дело моей жизни, я не буду.

Всем стало понятно, что Годзилла в случае его замены собирается составить нам конкуренцию, ни мне, ни Кувалде это не нужно.

— Никаких фараонов, — втолковывает мне Кувалда, на Годзиллу даже не смотрит. — Все ставки в Тырнете. Есть люди, у которых все с этим на мази.

Кувалда взглядом показывает на сидящих рядом. Проклятье! Так и знал! Его прижали и, видать, сильно, раз он мне ничего не сказал. Да и когда? Я же последние два дня в закидоне.

— Все легально, не подкопаешься. К тому же в реале мы не будем иметь к этому никакого отношения. Нам будут отстегивать за онлайн-трансляцию.

Ушлепок, что слева от Кувалды, кидает на стол гибкую синюю папку.

— Вот наше предложение, изучите и дайте ответ, — потом поворачивается к Кувалде, хлопает его по плечу и весомо добавляет: — Завтра!

Волна горечи подкатывает к горлу. Срабатывает чуйка, и я пристально разглядываю чужаков. Годзилла вскакивает, но я жестом показываю, чтобы остыл, и он замирает, злобно сверкая своими поросячьими глазенками.

Кувалда выходит вместе с конвоирами, у одного вижу за поясом ствол. Черт! Все еще хуже, чем я думал. Кувалда у них под колпаком.

Похоже, что до Годзиллы тоже дошло. Когда троица отчалила, он плюхнулся на диван и выпалил:

— Черт, Кувалду взяли за яйца!

— Поэтому мы будем тише воды и ниже травы.

Годзилла таращится на меня с непониманием.

— Изучим их бумажки, поторгуемся для проформы, потом дадим согласие. Пусть ставят камеры и собирают прайсы, а мы пока к ним пристреляемся. Приставь сразу за ними смотрящего, да попроворнее, чтобы даже обученные не приметили. Обеспечу тебя «жучками», натыкаешь их базу. Это были полевые солдатики, — показываю на дверь, — а нам нужно найти генерала. Только тогда начнем шевелиться.

— Надо сказать Демону.

Годзилла говорит о новом лидере нашего клуба «Ночные совы».

— Ни в коем случае! — я злобно зыркаю на кореша. Ишь чего удумал. — Все должно выглядеть как обычное расширение бизнеса. Демон получит с этого свою долю — и все шито-крыто.

— Ты никому не доверяешь. Да, Руссо?

Я киваю и отвожу взгляд.

— Дай хотя бы братков подтянуть.

— Нет-нет, никому ни слова. Пойдет утечка. Вот узнаем, кто за кем стоит, тогда и будем мосты сводить. Спрячь жену и детей в безопасном месте. Лучше отправь на отдых за кордон. Куда-нить на острова. Утыкай дом и тачку камерами, — Годзилла отпрянул от меня как от прокаженного. Я делаю глубокий вдох и на выдохе выдаю: — У нас хотят отжать бизнес, бро.

Годзилла рвет и мечет. Даю ему время успокоиться и продолжаю втолковывать:

— Остынь! Голова сейчас должна быть как айсберг! Это не произойдет с наскока. Будут присматриваться. Изучат структуру и слабые стороны. Потом начнут перетягивать бойцов заманчивыми обещаниями. Ты, вот что, узнай, кто может твое место занять. Кто твой конкурент? Не из братвы, не из «Ночных сов», кто-то со стороны. Он уже пробует себя в коммерческих боях. Борзый и амбициозный. Делает первые успехи, но не хватает терпения. Если найдешь такого, считай, половину дела сделали.

Годзилла чешет затылок. Пусть и со скрипом, но чердак заработал.

— Иди, мне нужно подумать, заодно просмотрю их бредятину, — кивком показываю на папку, лежащую на столе.

— Ты забыл, Золотой Мальчик? Я в карауле, — напоминает мне партнер.

Ненавижу это прозвище! Кидаю на него свирепый взгляд. Он мигом подрывается и выскакивает из кабинета. Не из-за страха передо мной, он понял, что мне уже не до рандеву, и на ходу прикидывает варианты, куда переправить семью.

Отхожу в дальний угол кабинета и смотрю через одностороннее окно в зал, где Курт расположился с гостями. Блуждающий взгляд натыкается на ту, что не ждал здесь увидеть. Черт! Верона! Она все-таки пришла!

Из груди вырывается мучительный стон. Сердце забилось как бешеное. Дыхание перехватило. Мне будто врезали в солнечное сплетение. Я согнулся пополам. Когда дыхалка восстановилась, поднимаю голову и снова смотрю на нее. Она похожа на затравленного зверька. Что-то в ней изменилось. Не могу сообразить, что именно, пока до меня не доходит, что у нее новая прическа.

Черт! Какая же она красивая! Смотрю на нее, и сердце сжимается. Тело мандражирует. Больше всего на свете сейчас я хочу оказаться рядом с ней. Сгрести ее в охапку и не отпускать, но после того, что произошло в этом кабинете, понимаю: мне к ней подходить нельзя. Впереди война, и я подставлю ее под удар. Будет трудно, но мы оба переболеем и в конечном итоге угомонимся.

Вера

На входе нас оглушила громкая музыка. Кругом все блестит и переливается. Танцевальная площадка поделила зал на две части. Пустующая сцена, где в ожидании одиноко стоит барный стул, окрашена в розово-фиолетовые цвета.

Саня подводит меня и подруг к центральному столику, за которым сидят Аквамарин и брюнетка лет тридцати пяти. Подвигает мне стул.

— Садись, — приказывает брат. — Аквамарин, это моя сестра Верона. Верона, это Аквамарин, — он хотел что-то добавить, но передумал. — А это ее подруги — София и Анна.

При виде меня Аквамарин расплылась в виноватой улыбке, но, когда к столику подошли мои подруги, сразу вспылила:

— Курт, мест нет! Где ты их собираешься размещать?

Аквамарин метнула злой взгляд на Софию, безошибочно угадывая в ней соперницу.

— Мы посадим их за свой столик, — сказал тот, что пригласил меня на танец, и, обняв девчонок за плечи, потащил на другую половину зала.

Байкеры, их было не так много, держались в дальней части зала у бара. А те, что одеты не в кожу и с дамами, разместились за столиками. И те, и другие чувствовали себя не в своей тарелке. Торжество, по-видимому, только началось, гости еще трезвые.

Рассматриваю гостей за столиками, Руссо нет. Софа тоже крутит головой, наши взгляды встречаются, я пожимаю плечами, мол, его нет. Через минуту она шлет мне СМС.

«Он здесь! В кабинете владельца на переговорах».

Сердце сжимается, а потом стучит как бешеное. Значит, он совладелец, иначе зачем ему в таком месте вести переговоры.

Аквамарин без конца у меня что-то спрашивает, я отвечаю сухо и односложно. Саня заставляет меня сделать заказ. Выбираю жареного на гриле цыпленка и картошку фри. Больше ничего в меню подходящего не нашла, это заведение не сильно кухней.

Саню не узнать, выглядит все еще растерянным, словно только что сделал открытие и теперь пытается его осознать. Разведывательный взгляд периодически скользит в сторону столика, где разместились мои подруги. Я это вижу, а острые проницательные глаза Аквамарин и подавно.

— Теперь понятно, почему ты откисал в том коттедже последние три дня, — шипит она на брата, — и не плети мне брехню о разбитом сердечке сестры.

— Не выдумывай, — Саня даже не пытается быть убедительным и сразу переводит взгляд на Софу.

Она уводит его в коридор, при этом кидает на меня такой уничтожающий взгляд, что мороз пробегает по коже. Ну, конечно, я же во всем виновата.

Пока они выясняют отношения, я учу слова песни. Не думаю, что они мне пригодятся, но нужно чем-то заняться, а говорить с брюнеткой, лицо которой выглядит как натянутая восковая маска, мне не хочется.

Приносят мой заказ. Я понимаю, что мне без алкоголя не расслабиться, и прошу официанта принести коктейль с клюквой, здесь он почему-то называется «Зимняя вишня».

Саня с подружкой возвращаются к столику. Вид у обоих озлобленный и возбужденный. На щеке Сани красное пятно. Аквамарин отвесила ему пощечину? Хорошо, что я этого не видела.

— В вашей семейке принято не только приходить без приглашения, но и тащить за собой кучу дерьма, — Аквамарин уже не скрывает злобы.

Она смотрит на брата, но я понимаю, что это камень в мой огород.

— Заткнись! — рявкает на нее Саня. — Как я и сказал, не нравится — проваливай!

— А кто заплатит за этот зал, Курт? Ты, что ли? — она насмешливо кривится.

Саня сжимает кулаки. Брюнетка нервно визжит, это она так смеется. Мне до жути противно и обидно за брата. Аппетит тут же пропадает, я отодвигаю тарелку.

— Ты думаешь, я не в состоянии заплатить за зал? — хрипит Саня с покрасневшим от гнева лицом. — Собирайся! Ты уходишь!

Саня вскакивает, хватает Аквамарин за руку и тащит ее к выходу, та язвительно хохочет, но не сопротивляется. Брюнетка подчеркнуто не торопится, допивает коктейль, берет со стола свой клатч. Хмыкает и с важным видом уходит, виляя бедрами. Мне кажется, или в зале все с облегчением вздохнули?

На сцену выходит ведущая, худющая девушка с асимметричной стрижкой, по ее же словам диджей на радио. Она говорит, что раз зал уже поделен на две части, можно сегодня не просто попеть, но и посоревноваться.

Заметив отсутствие Аквамарин, мои подруги переместились за наш столик.

— Она тебя оскорбила? — Анна бросает испуганный взгляд в сторону входной двери.

— Нет, ее оскорбило то, как Саня таращился на Софу.

По лицу Софы расползается победная улыбка. Но в дверях появляется Саня, и она тут же отворачивается. Брат видит, что подруги перебрались за наш столик, и невольно замирает.

— Объявили конкурс, — приходит на выручку Анна. — Не хочется, чтобы Верона была за другую команду.

— Да, она сильный соперник, — кивает Саня и жестом подзывает официанта, показывает на свою рюмку и просит повторить.

Подруги уставились на меня как на предательницу. Да, я пою, говорят, даже неплохо, ну и что? Почему я должна кричать об этом на каждом углу?

Ведущая приветствует первого участника конкурса, парня с банданой на голове. Он говорит, что будет петь «Как упоительны в России вечера».

— Помнишь его? — спрашивает Саня и подмигивает, я мотаю головой. — Это Волк, ты на него накинулась с кулаками.

— А-а-а, — тяну я, — теперь вспоминаю.

Это было в тот самый день, когда я познакомилась с Руссо.

Софа спрашивает, что за история. Понятное дело, ей нужно завязать разговор, а я лучшая тема для обсуждения. Саня рассказывает про судьбоносную ночь, теперь уже немного с юмором.

— Сваливаю с ринга, а она загорает на капоте тачки Руссо, — заканчивает свой рассказ Саня, притягивает меня за плечи и подмигивает. — Вот тогда между ними и пробежала эта пресловутая химиевина.

Девчонки смеются и попивают свои разноцветные коктейли.

Песня заканчивается, ведущая обращается к нашей группе. Но никто не хочет выходить первым.

— Споет моя сестренка Верона! — кричит Саня на весь зал.

Я тычу его в бок. Он ухмыляется, говорит, что после проигрыша боя по моей вине это меньшее, чем я могу отплатить. Вспоминаю про его долг и краснею. Саня не дает мне опомниться, подталкивает по направлению к сцене. Делать нечего, все на меня смотрят.

Под всеобщее улюлюканье встаю и иду на сцену как на казнь. Руки дрожат, ноги заплетаются, я чуть не навернулась на ступеньках. Судорожно пытаюсь вспомнить слова песни, что заучивала последний час, но страх парализовал два жалких процента и так плохо функционирующего мозга. Говорю диджею, что буду петь песню «Реки любви» группы «Би-2». Представляю, как вытянутся лица моих подруг. Но я им скажу, что Руссо в зале еще нет, а значит, и петь не для кого.

Звучит вступление, подхожу к микрофону.

Аристарх

После душераздирающих воплей Волка, от которых я чуть не сдвинулся, на сцене запела какая-то девчонка. Голос приятный, мелодичный. Черт! Хорошо поет! Поднимаю голову и смотрю на сцену. Проклятье! Это Верона! Из груди вырывается мучительный стон. Детка, зачем ты раздираешь мне душу в клочья?

Легко сказать отступи, как это сделать в реале? В голове назойливо крутится текст сообщения, который я бы мог ей написать, чтобы она свалила из клуба. Я уже вижу, как она бежит в слезах. Пусть ей будет так же больно, как и мне! Черт! О чем я помышляю? Псих конченый!

Вскакиваю и нарезаю круги, не хуже Годзиллы. Нужно напиться! Тогда немного полегчает. Тянусь к телефону и пишу Фаре месагу:

«Пришли мне вискаря».

Налегать на бухло не буду, просто смочу горло и приду в себя. Нужно добить расчеты и понять, как лучше действовать дальше. Отрываю взгляд от Вероны. Пытаюсь вникнуть в расчеты.

Официант приносит горючее, я тут же опрокидываю стакан и прошу еще. Верона все поет и поет. В голове проносятся сомнения. Стоило ей только появиться, как меня опять затягивает в ее воронку. А что будет, если она со мной заговорит? Когда официант возвращается, я одним рывком опрокидываю обжигающую жидкость в глотку и смотрю на объект своих мучений.

Песня закончилась, Верона сходит со сцены. Мангуст уже раскатал на нее губу! Верона на него не смотрит, убегает к своему столику. По всему телу разливается тепло. С каждой секундой мне все труднее ее разглядеть. Перед глазами все плывет, не могу сфокусироваться. Голова осоловевшая. Ладно, детка, хочешь петь, значит, будем сегодня петь.

Вера

Происходящее на сцене стерлось из памяти, помню только аплодисменты. Громче всех, конечно, хлопали Саня и мои подруги. На лестнице меня подхватили крепкие мужские руки, я взвизгнула и, только спустившись со сцены, поняла, что это все тот же настойчивый брюнет.

— Меня зовут Олег, для друзей Мангуст, — он доводит меня до столика, помогает сесть и, прежде чем уйти, шепчет на ухо: — Я тоже люблю «Би-2».

— Верона! Почему ты не сказала, что у тебя такой красивый голос? — Анна надувает губы. — Теперь даже не знаю, стоит ли мне петь после тебя.

— Жизнь прекрасна и удивительна, если выпьешь предварительно, — Софа как всегда в своем репертуаре.

— В точку. Я всегда говорю: «Истина на дне рюмки», — вторит ей Саня и снова подзывает официанта.

Стул Софии, словно одушевленный предмет, движется в сторону Сани. Брат старательно делает вид, что ему до лампочки.

Периодически к нему подходят только что прибывшие гости, поздравляют, суют конверты. Как я поняла, в его кругу вместо подарков принято вручать конверты с деньгами. Саня выглядел напряженным, тяжело вздыхал, нога дергалась под столом ровно до того момента, пока к нашему столику не подошел владелец клуба. Они отошли за перегородку, и до меня донеслись обрывки их разговора, из которого я сделала вывод, что в качестве подарка клуб уполовинит счет за мероприятие. Вернулся брат уже совершенно в другом настроении, на лице сияла улыбка. Он кому-то послал короткое сообщение «Спасибо, бро!» и тут же получил ответ «Оторвись по полной». Может, это от Руссо?

После моего выступления атмосфера в зале заметно потеплела. Музыка еле перекрывала гул голосов. Громче всех общались байкеры. Три раза Олег посылал через официанта десерты. Стол уже завален, мы еще не доели предыдущий заказ, а нам принесли новую порцию красиво оформленных фруктов.

Я упрямо продолжаю учить текст песни. Что-то мне подсказывает: нужно довести дело до конца.

Через час мы с девчонками уже порядком навеселе идем в туалет. Подруги хохочут над очередной шуткой Софы, а я блуждаю глазами по клубу. Ожидание становится невыносимым. Снова начинаю сомневаться. А здесь ли Руссо? Может, уже ушел? Софа улавливает мое настроение как барометр.

— Синеглазка опять заскучала, — вещает она Анне пьяным голосом и, глядя на меня, добавляет: — Не дрейфь, мы его сегодня из-под земли достанем.

Софа открывает дверь мужского туалета, сталкивается с Олегом и говорит:

— Упс, а я думала, «М» — это Мадамский!

Тот смеется и просит больше ей не наливать.

— Я свою меру знаю, упала — значит хватит! — Софа поворачивается к нам и спрашивает: — Я падала?

Мы с Анной как пловчихи-синхронистки мотаем головами.

— Значит, продолжаем пить!

Она ныряет в мужской туалет, а мы заходим в женский и разбегаемся по кабинкам. Через пять минут возвращаемся в зал, следом спешит Софа. Сани нигде нет. Не успеваем сесть за столик, как Софа меня уверяет:

— Официант относил Руссо две порции односолодового виски в кабинет владельца.

На душе потеплело, он здесь! Как же мне быть? Пойти к нему и поговорить? А если он там не один? У него переговоры, а я заявлюсь со своими извинениями, как бывший парень на свадьбу?

Печатаю ему сообщение:

«Я знаю, ты здесь!».

Он не заставил себя ждать и тут же ответил:

«И что?»

Ох! Как же больно читать такое сообщение. Но я сама виновата.

«Прости, если оторвала от дел. И еще за то, что закатила скандал. Я просто хотела остыть, а ты собрал вещи и ушел. Прости меня, пожалуйста!»

Проходит пять минут, Руссо не отвечает. Я извелась. Отстукивала ногой ритм очередного «музыкального шедевра», доносившегося со сцены, и теребила волосы. Наверное, моя прическа сейчас как взрыв на макаронной фабрике.

«Не молчи. Скажи, что больше не злишься на меня».

Его молчание сводит с ума. Я готова разрыдаться прямо здесь. Подруги понимают, что я затеяла с ним переписку. Анна подбадривает меня. Прошло еще пять минут. Я искусала себе губы. Больше не верчу головой, смотрю перед собой в одну точку. Неужели это все? В голове зудит навязчивая мысль, что мне никто, кроме Руссо, не нужен. Как мне жить без него?

Не могу больше сдерживаться и убегаю в туалет поплакать. Но мне помешали две брюнетки, застывшие с помадой в руках перед зеркалом. Забегаю в кабинку и пытаюсь подавить слезы.

Со сцены доносится необычный бархатистый мужской голос с хрипотцой.

— Ах! — восклицает одна из брюнеток. — Это Руссо! Узнаю его голос!

— Ха-ха! Скажешь тоже! Руссо не будет петь в караоке.

— Он пел раньше в группе… давно… говорю тебе, это он.

— Чего это он так расчувствовался?

— Да леший его знает, может, не трахался давно?

Брюнетки дружно хохочут. По дальнейшим репликам понимаю, что обе не раз посещали его квартиру. Сжимаю кулаки. Мне больно и обидно.

Вспоминаю слова Кобры про выработку иммунитета и выхожу из кабинки.

— Ты сестра Курта? — спрашивает одна из брюнеток, пока я мою руки.

Балда Ивановна! Он ведь сказал об этом во всеуслышание!

— Да! — резко бросаю я и как бы между прочим добавляю: — А для тех, кто еще не в курсе, я — девушка Руссо!

Надолго запомню выражение их лиц — шок в тысячной степени!

***

Возвращаюсь в зал и застываю на месте. Так и есть! Это Руссо! Сидит на сцене в солнцезащитных очках. Микрофон держит как заправский певец. Не знаю, настанет ли день, когда он перестанет меня удивлять. Сегодня он открылся еще с одной стороны: идеальный слух и чувство ритма. Звучит песня Леонарда Коэна «A Thousand Kisses Deep»¹. Голос пронизан такой грустью и отчаянием, что слезы прорываются как вода при бурении скважины. Зачем я накрасилась, ведь знала, что буду плакать. Я всегда при нем плачу.

Мама говорит, что я упорно не хочу замечать недостатков в людях, что возвожу их на пьедестал идеала, а когда узнаю ближе — чувствую горечь разочарования. Надеюсь, что с Руссо я не поступаю так же, иначе это будет самым большим разочарованием в жизни. Пьедестал, на который я его возвела, очень высок, даже не знаю, кто может с ним сравниться.

Песня длится больше пяти минут. За это время я побывала в раю и в аду. Смотрю на его длинные до плеч волосы и вспоминаю, какие они шелковистые и как щекотали мой живот, когда он меня ласкал. Как блуждали по моему телу его руки, то нежно, то с таким нажимом, что дух захватывало.

Песня заканчивается, ведущая выходит на сцену.

— За какую команду вы выступали?

— Сами разберетесь! — злобно бурчит Руссо.

— Грубый джентльмен выступил вне конкурса, — выходит из положения ведущая.

Она тянется к микрофону, но Руссо не спешит с ним расставаться.

— Курт! С днюхой, бро! Увидимся! — он спускается со сцены.

Брат свистит ему и благодарит за подарок, и это точно не за только что прозвучавшую песню.

Вокруг Руссо уже вьются девчонки, одна даже пыталась обнять, но Руссо тут же отстранился. Она предпринимает вторую попытку — не поняла с первого раза. Руссо рычит: «Отвали!», — и повязывает арафатку на шею. Его глаза от окружающих скрыты очками. В этот момент я решила, что ни за что не подойду к нему сама. Я не из тех, кто будет унижаться, выпрашивая прощения.

Руссо идет к выходу! Боже! Он собирается уехать! Меня колотит от мысли, что я никак не могу переломить ситуацию. Ему наплевать на мои СМС, на то, что я здесь, прямо перед ним. Я все это знала и притащилась сюда как идиотка!

Судорожно пытаюсь что-то придумать, но от страха мозг блокируется. Неотрывно наблюдаю за Руссо, уже на выходе его окликает один из друзей, он возвращается, здоровается, оттягивает арафатку, но очки не снимает.

— Песня! — кричит мне Софа.

Она тоже понимает, что второго такого шанса у меня не будет. Чем дальше мы уходим от ссоры, не выяснив отношения, тем велика вероятность того, что расставание неизбежно. У меня будто открывается второе дыхание, тело наполняется живительной энергией, а страх потерять Руссо блокирует все остальные эмоции. Бегу к сцене, объясняю диджею, что хочу спеть композицию Be Together группы Major Lazer, но сначала хочу сказать пару слов. Она кивает и включает микрофон.

— Эту песню я хочу посвятить своему возлюбленному… — я нервно сглатываю, во рту пересыхает как в пустыне, на Руссо не смотрю, иначе заплачу. — Мы на днях повздорили и теперь он на меня злится.

— Брось его к чертям собачьим, сестренка! Он тебя не заслуживает! — кричит Саня, но без злобы. Тут же получает от Софы под дых и ржет.

— Прости, милый, не знаю, что еще сказать. Надеюсь, мы сделаем, что намечали, иначе мне до завтрашнего утра не дожить.

Даю знак диджею, что можно включать музыку, и вцепляюсь в микрофон двумя руками. С первых аккордов преодолеваю волнение и смотрю на Руссо. Я не вижу его глаз и не могу понять реакцию. В одном ухе у меня наушник, голос Натали Бергман как путеводитель ведет меня за собой.

Руссо отталкивается от бара, упирает руки в бока и выпрямляется во весь рост. Смотрит на меня неотрывно. Все уже понимают, кому я посвятила песню.

Пою второй куплет и двигаюсь в такт музыке. Сердце готово вырваться из груди. Закрываю глаза, вспоминаю его прикосновения и улетаю от переполняющей меня неги. Снова припев и снова крик отчаяния. Только бы не заплакать! Голос дрожит, но я справляюсь с волнением и вполне уверенно перехожу к следующему куплету.

Когда заканчивается песня, Руссо поворачивается к барной стойке и сгибается, словно сейчас переломится пополам, он страдает, также как и я! Не могу больше на это смотреть.

Гости стихли и приуныли, словно всем собравшимся передалась наша боль. К моему удивлению, диджей поставила песню в оригинале. Зачем? Чтобы все смогли оценить мое бездарное исполнение?

— Милый, потанцуй со мной, — говорю я в микрофон.

Руссо вздрагивает, выпрямляется и застывает на месте. Знаю, сам он не сделает ко мне ни шага — чертов упрямец, — поэтому спускаюсь со сцены и иду к нему. Хватаю его за куртку и притягиваю к себе. От него разит спиртным. Тело напряжено, но он не сопротивляется. Снимаю с него куртку и отбрасываю ее на ближайшее кресло. Стягиваю с шеи арафатку. Затем тянусь к очкам. Он дергается, отводит голову назад. Я смотрю на него с укоризной и протягиваю руку, пусть снимет сам.

На танцпол выходят Софа и Саня. Олег пригласил Анну. На какой-то момент внимание гостей приковано к этим двум парам. Руссо снимает очки. Под глазами залегли черные круги, над правой бровью большой кровоподтек. Глубокий порез рассек левую скулу. Глаза горят гневом, подогретым алкоголем. Мама миа, как же он зол на меня!

Целую окровавленные костяшки пальцев — они у него никогда толком не заживают — и веду на танцпол. Он резко притягивает меня к себе, сжимает так крепко, что мы совсем не похожи на танцующих. Мы, как два раненых зверя, вцепились друг в друга, чтобы не упасть. Его терпкий запах уносит меня в водоворот страсти. Внизу живота вспыхивает пожар.

— Я люблю тебя, Руссо, не знаю, что ты будешь с этим делать.

Руссо сжимает меня еще крепче и впивается в губы. Мы долго целуемся, а когда он отстраняется, говорит:

— Не делай так больше, детка. В следующий раз я не смогу тебя простить.

Я киваю и говорю, что не буду. Мы покачиваемся в такт музыке. Его тело постепенно расслабляется, но дыхание становится все тяжелее и тяжелее. Он запускает пальцы в мои волосы. Кусает мочку уха и шепчет:

— Ты воровка, Верона, — я откидываю голову, ловлю его взгляд, он поясняет: — Ты украла мое сердце, я даже не понял, когда ты это сделала.

Мои руки ныряют ему под футболку. Он громко вздыхает и спрашивает:

— Детка, где твой загранпаспорт?

***

Такси останавливается у его дома, Руссо кидает водителю: «Жди», — и выходит. Я спрашиваю, сколько мы должны, и отдаю последние деньги. Он резко оборачивается, видит, что я иду за ним, с облегчением выдыхает, но настроение тут же меняется.

— Что ты делаешь?! Я сказал тебе ждать!

Мимо проходят жильцы дома и с любопытством на нас поглядывают.

— Лично мне ты ничего не сказал, — огрызаюсь я. Достало его дурное настроение. Не собираюсь самый романтичный день в жизни разделить со «Злым Руссо».

— Я хотел взять паспорт, отлить и вернуться! У нас регистрация через два часа!

— Никуда мы не летим!

— Я уже понял! — кричит он в ответ и скрещивает руки на груди. — Ты передумала! Я так и знал!

— Нет, не передумала! Но как ты собираешься заниматься… этим… в таком состоянии? — перевожу дух и смотрю ему прямо в глаза. — Ты хочешь меня наказать, а не любить!

Руссо разворачивается и идет к подъезду, я за ним. Проходим через просторный холл к лифту. Он нажимает на кнопку вызова и кидает на меня гневный взгляд. Я уже жалею, что вышла из такси. Нужно было ехать в аэропорт. За три часа полета он бы отоспался и пришел в себя. Вот так всегда: сначала делаю, потом думаю.

В квартире тишина, слава богу, Марии нет. Мы оба не в том состоянии, чтобы объяснять посторонним, что происходит. Руссо скидывает куртку на пол и в байкерских ботинках плетется к бару, собирая по пути все дверные косяки. Откупоривает бутылку виски и выпивает прямо из горла одну треть. Не знаю, что на меня нашло, но я повторяю его действия. Тоже скидываю куртку на пол, достаю бутылку красного вина и ухожу за штопором и бокалом на кухню.

— Что ты задумала? — рычит он, когда я с жадностью опустошаю половину бокала.

— Мы в разных весовых категориях, — вспоминаю его выражение и показываю на выпивку.

— Поверь, если ты выпьешь с мое — умрешь.

— Даже не сомневаюсь! — огрызаюсь я.

Алкоголь печет желудок и разливается по телу. Он сидит на полу у противоположной стены, левая сторона освещена языками пламени от биокамина. Узкие черные джинсы с множеством молний и карманов плотно облегают стройные ноги. Чернющие, почти сросшиеся на переносице брови нависают над зелено-изумрудными глазами и придают его взгляду свирепости. Я разглядываю каждую черточку лица. Не могу судить тех девчонок, что вешаются ему на шею, он любую доведет до сумасшествия, только глянув вот так.

Эта мысль охлаждает меня как ледяная прорубь. Я одна из многих! Как я могла попасться в лапы этому сердцееду? Ведь клялась, что никогда этого не сделаю. А что на деле? Помчалась за ним как выдрессированная собачка и заливаю в себя вино! Надо бежать отсюда! Рука уже тянется к куртке, и, конечно, он как радар улавливает мое настроение и стягивает с себя футболку и ботинки.

— Доводи дело до конца, детка, — в голосе чувствуется издевка.

Смотрю на его татуировки, задерживаюсь на надписи VERONA. Он тянется к поясу джинсов, расстегивает пуговицу, медленно тянет вниз бегунок молнии. Я облизываю губы и передергиваю плечами. Этот гад знает, что делает со мной. Господи, какой же он красивый! Да мне никогда от него не уйти. Нет ни одного шанса.

Наливаю себе третий бокал. Напьюсь в стельку и неэротично заблюю его гостиную. Будет знать, как надо мной издеваться!

— Смотрю, ты настроена решительно! Чего именно ты хочешь, Верона?

Как же я его ненавижу! Господи, да кому я вру?

Его взгляд такой призывный и дерзкий, что мороз пробегает по коже. Он меня подталкивает! Хочет, чтобы это случилось сейчас! А я этого хочу? Конечно! Я же это решила, когда расплачивалась за такси! Сколько можно уже мучить друг друга? А моя мечта? Да ничего глупее я не могла придумать в свои тринадцать лет! Ох! Что-то меня качает… надо сесть… или сразу лечь…

Когда фокус восстанавливается, смотрю на Руссо, внутри разгорается пожар. Делаю к нему шаг, но он жестом останавливает меня.

— Стой там! Снимай с себя все! Хочу видеть тебя обнаженную!

Начинаю раздеваться. На пол летят брюки, топ, нижнее белье. Почему-то я нисколечко не стесняюсь, словно он единственный, кто имеет право на меня смотреть. Сейчас мы подошли к черте, которая олицетворяет рубеж между старыми и новыми отношениями. А может, их поделила ссора…

— Ложись на пол, детка, — хрипло просит он, — раздвинь ноги!

Я повинуюсь. Его грудь вздымается от частого дыхания. Он больше не пьет, это хорошо, иначе мне пришлось бы его догонять.

— Хочу посмотреть на нее, — его голос дрожит от волнения, он подползает ко мне ближе и раздвигает ноги шире. Слышу его громкий стон. — Доставь мне такое удовольствие. Я ведь вижу ее такой в последний раз!

Градус волнения зашкаливает, не могу больше сдерживаться.

— Только прощу тебя… ты сейчас пьян… я немного из-за этого нервничаю… пожалуйста, будь со мной нежным.

Он вскидывает голову, будто получил пощечину, убирает со вспотевшего лба слипшиеся волосы, глаза сверкают от ярости. Боже, что я такого сказала?

— Зачем мне быть с тобой нежным?! — кричит он. — Чтобы потом кто-то другой, не я получал удовольствие?!

Его слова полоснули по сердцу как лезвие. Ни думать, ни действовать адекватно я уже не могла. Вскакиваю, быстро натягиваю белье и топ.

— Другой?! Для тебя это разовый секс? Какая же я безмозглая дура! — хватаю брюки, нога со второй попытки попадает в брючину. — Знаешь, для этого у тебя есть, как ты их называешь? Чиксы! А я подожду того самого!

Хватаю куртку, выскакиваю из гостиной и бегу в холл. Он за мной. Надеваю туфли, ловлю на себе его ошарашенный и затуманенный взгляд.

— Давай, беги! — подбадривает он меня. — Ты всегда бежишь!

Я знаю, кому на самом деле обращены эти слова, но не позволю проводить параллель между собой и его бывшей. Решаю ему все высказать, терять уже нечего. После такого мы уже точно не будем вместе.

— Это я-то бегу?! — толкаю его в грудь, он ударяется спиной о стену. — Я призналась тебе, что люблю! Я только что готова была отдаться тебе! И я бегу? Нет! Это ты меня все время отталкиваешь! Потому что знаешь: если займешься со мной любовью, не сможешь убежать, как от тех других! И тебя это злит и пугает! Привык сам решать, с кем быть и когда! А со мной у тебя так не получается! Потому что ты не можешь контролировать свои чувства. Мы любим друг друга! Только у меня хватило смелости признаться, а тебе — нет! Говоришь, что каждый раз, когда ты близко, я тебя отталкиваю? Это ты все делал, чтобы меня оттолкнуть! Не говорил о своем прошлом, о Лилианне, о делах и компаньонах, не знакомил с друзьями! Это ты не впускаешь меня в свой мир!

Открываю входную дверь. Его телефон разрывается, но он игнорирует звонок и не сводит с меня глаз.

— Ты так часто крал любовь на час, что даже не в состоянии отличить истинные чувства от притворных! Но у меня-то глаз не замылен! Для меня ты был единственным! Я была уверена, что ты и есть тот самый, кого я ждала.

Выхожу из квартиры, иду к лифту, он идет за мной босиком, в одних трусах, и смотрит, будто впервые видит.

— У тебя был не один шанс рассказать мне все, но ты этого не сделал. Даже про бутик и Катю! Я уже не говорю про Лилианну! Только во время ссоры я узнала, что ты делал ей предложение! Ты словно ударил меня ножом в спину! Ты мне не доверяешь! Каждый раз затыкаешь, словно я собачка приблудная! — нажимаю на кнопку вызова лифта. — Я и похожа на твою собачку! Стоило тебе поманить, как я, забыв обо всем, побежала за тобой! Но теперь все, Руссо! Теперь действительно все!

Прижимаю ладони к пылающим щекам. Только бы не заплакать! Пытаюсь отвлечь себя. Как я доберусь до коттеджа, если последние деньги отдала таксисту? Но потом решаю попросить Софу вызвать и оплатить такси по кредитной карте. Ощупываю карманы куртки, телефон на месте. Двери лифта распахиваются, захожу в кабину. Руссо провожает меня потрясенным взглядом. Этот взгляд — последнее, что я вижу перед тем, как закрываются двери.

— Ты права, Верона! Я не тот, кто тебе нужен! Прощай! — слышу я через закрытые двери, потом два сильных удара.

Вздрагиваю и прижимаюсь к дальней стене. Лифт едет вниз, я даю волю слезам. Мне кажется, что мой плач разносится по всем этажам. Боже, как же больно! Спускаюсь по стенке на пол. Лифт останавливается на первом этаже, двери распахиваются. Сижу на полу, не могу пошевелиться, и как назло вокруг никого, кто бы вывел меня из оцепенения. Тело больше не принадлежит мне, я словно в невесомости. Двери лифта закрываются, свет в кабине гаснет.

Через минуту истошный крик Руссо разрывает тишину.

— Верона! Верона!

Слышу, как он мечется по вестибюлю, открывает двери, видимо, заглядывает к консьержке и выглядывает из подъезда. Сижу тихо, как мышка. Не знаю, сколько прошло времени, пока он меня искал, казалось, целая вечность.

Наконец-то двери лифта открываются. Запыхавшийся Руссо с дикими глазами врывается в кабину, одним рывком поднимает меня с пола и впивается в губы. Мне не хватает воздуха, я задыхаюсь.

— Детка, я твой, тот самый! Но я так зол на тебя! Но ты права, мы любим друг друга!

Аристарх

— Приму душ, — говорю Вероне, когда буквально втаскиваю ее назад в квартиру, — только не сбегай!

Она еле заметно улыбается, видать, уже не злится. Мою погоню Верона оценила, но, честно говоря, увидев, в каком она состоянии, думал, меня не просто пошлют, а раз и навсегда вычеркнут из жизни.

Меня ушатывает, как при качке. Встаю под холодный душ. Нужно протрезветь, пока еще дров не наломал! То я злюсь на нее, то хочу ее до спазмов. Тру лицо ладонями. Надо протрезветь! Она хочет, чтобы я лишил ее девственности! Сейчас! Черт! У меня это тоже впервые! Кажется, она права, я волнуюсь больше, чем она!

Что я ей такого сказал, что она так резво рванула к лифту? Шизец! Ничего не помню! Помню, что говорила она, но собственные слова потонули в алкогольной трясине. Вроде лежала передо мной голая, вдруг разозлилась, заплакала и начала одеваться!

Холодные потоки воды уносят все сомнения. Ладно, детка, я сделаю, как ты хочешь! Черт! Я постараюсь, хотя не знаю наверняка!

Дверь открывается, Верона на ходу снимает одежду и просит сделать воду потеплее. Прижимаю ее к себе.

— Детка, мне так жаль. Я наговорил черт-те чего, прости! Я так не думал, просто злился, — мои руки на автомате намыливают ее гелем для душа.

— Никаких больше разговоров. Они нам не помогают. Только делают больно. Я хочу тебя, милый, очень хочу.

Сэм дергается как бешеный, из груди вырывается рык.

— Поцелуй меня!

Наклоняю голову. Она впивается в мои губы. Ее пальцы так нежно скользят по Сэму, что аж дух захватывает. От одной мысли, что так теперь будет всегда, внутри разливается бальзам.

— Скажи, что любишь меня! Хочу это слышать снова и снова! — требую я и трясу ее за плечи.

Черт! Меня еще никогда так не штормило! Обычно это из меня тисками вытягивали признание!

— Что с тобой, Руссо? — она заглядывает мне в глаза.

— Просто скажи, мне это нужно!

Глаза неотрывно следят за ее мимикой. Что она сейчас думает обо мне? Что я шизоид?

— Я люблю тебя! Ты для меня все! Ты — моя жизнь! Мое дыхание! Мой тернистый путь! Глядя на тебя, каждый раз задаюсь вопросом: «Почему именно я?» Вокруг столько красивых женщин, а ты выбрал меня.

Я удивлен, не знал, что она думает обо мне в таком ключе. Ведь я зеркалил ее сомнения. Почему я?

— Пойдем! — она тянет меня из душа.

— Ох, детка, если бы ты знала, что тебя ждет, не была бы так смела.

Она хватает фен и пытается высушить волосы, руки дрожат. Говорю, что высушу сам, забираю у нее фен и терпеливо высушиваю каждую прядь волос. Все это время она изучает мое отражение в зеркале.

Выходим из ванной. Выключаю телефон и веду Верону в спальню. Чувствую, как она напряжена. С каждым шагом, что приближает нас к той самой минуте, смелость ее покидает.

— Ложись на спину, — подвожу ее к кровати.

Она дрожит, то ли от возбуждения, то ли от страха. Ложусь сверху. Мои руки скользят по ее груди.

— Детка, вся боль в голове. Чем больше будешь бояться, тем больнее будет. Поняла?

Проклятье! Откуда мне знать?

— Я не боюсь!

— Прости меня, детка… — не даю ей опомниться и направляю Сэма туда, где только что царили спокойствие и безмятежность.

***

Измучил ее и себя. Хотел войти как можно медленнее, но потом понял: мне бы вообще войти! Верона никак не хотела меня впускать, от каждой попытки сжималась и корчилась в мучительной гримасе. В итоге нашел в аптечке подходящую смазку и только с третьей попытки Сэм проник внутрь, да и то пока не до конца.

— Малышка, расслабься!

По ее щекам текут слезы. Верона выгибается, хватает ртом воздух, кричит что есть мочи и со всей дури вонзается зубами в мое плечо. Проклятье! Мне самому больно, и я радуюсь, что еще не весь алкоголь выветрился из моей башки! Уже непонятно, кто кричит громче, она или я, плечо жжет, Сэм в тисках.

— Расслабься, впусти меня.

— Он что, еще не весь вошел? — в ее глазах ужас.

Переворачиваюсь на бок вместе с ней и сжимаю ее ягодицы. Прокладываю дорожку из поцелуев от шеи до ключицы и обратно, припадаю к соскам, затем впиваюсь в ее губы и долго-долго целую.

— Детка, я люблю тебя больше всего на свете. Ты моя, Верона!

Из ее груди вырывается вздох облегчения, мышцы расслабляются. Сэм, не теряя времени, добирается до заветной цели. Она снова кричит, извивается. На этот раз мне удается увернуться от ее зубов.

— Больно! Как же больно!

Она дубасит меня по голове и груди со всей силы, пытается вывернуться.

— Ч-ш-ш-ш, детка, не шевелись, сейчас начнется самое главное.

— Что? С ума сошел?! Ай! Мне больно! Отпусти! Сейчас же!

Начинаю медленно двигаться взад-вперед, она распахивает глазища и таращится на меня как умалишенная.

— Руссо! Ай! Что… ты… а-ах… как… — глаза темнеют, тело расслабляется.

— Что, детка? Не ожидала, что за такой болью может скрываться что-то приятное?

— Да! Мне хорошо! Милый… а-ах… не останавливайся…

— И не подумаю. Вот чего ты меня лишала, Верона.

— Не только тебя… но… и себя… а-ах…

Видать, боль все же отошла на задний план, она так осмелела, что начала подмахивать мне бедрами, от чего я мигом завелся и начал трахать в привычном режиме, но Верона тут же заверещала и вцепилась ногтями в спину.

— Верона, не дразни меня, — рычу на нее и на несколько секунд замираю.

Она успокаивается, восстанавливает дыхание. Я снова задвигался, сначала медленно, но, дождавшись ее первых стонов, потихоньку набрал темп.

Верона стонет, напрягается, хватает меня за ягодицы. Терпение на исходе, кайф подкатил так быстро, что я не смог сдержаться. Это был не оргазм, а взрыв! Казалось, я распался на миллионы атомов и разлетелся по всей вселенной. В глазах потемнело. Тряхнул башкой, чтобы прийти в себя, но не тут-то было. Меня штормило, комната ходила ходуном, но это уже не от бухла. Я снова закрыл глаза и прижался к Вероне. Вдохнул аромат ее волос и громко застонал. Если это наш первый раз, что будет потом?

— Первое вторжение закончено, — смеюсь я и напеваю имперский марш из «Звездных войн».

Обычно на этом мое общение с женщиной заканчивается, но только не с Вероной. Несколько минут я даже не двигаюсь, не хочется покидать ее лоно. Я целую ее в ямочки на щеках. Сжимаю так крепко, что она снова морщится от боли.

— Прости, детка, я тебя сегодня затискал.

Выхожу из нее с большой неохотой, но, если этого не сделать, Сэм пойдет на второй заход. Она ахает и выгибается. Скатываюсь на бок, убираю с ее лица мокрые пряди волос. Облизываю кровоточащие губы. Верона искусала себя и меня, пока я долбился в нее.

— Я и не знала, что Сэм будет так дергаться… ну… когда ты кончаешь. Это так… необычно, приятно и чувствительно… — ее ладонь ложится на мой живот. — Руссо?

— М-м-м… — припадаю к ее шее.

— Надеюсь, наши размолвки позади? Не переживу еще одной ссоры. Я чуть с ума не сошла, будто попала в ад: там невыносимо дышать, жуткая боль сдавливала сердце, казалось, еще чуть-чуть — и я физически умру, — она зажимает мою ладонь между коленей и слегка трется, голос дрожит. — Не представляю жизни без тебя. Я не смогу.

Поднимаю голову, смотрю в ее бездонные глазища и тону… я пропал… черт… меня больше нет…

Вера

Просыпаюсь от саднящей боли и морщусь. Любое движение причиняет дискомфорт. Руссо как обычно перебрался ко мне на живот, и я осторожно отодвигаю его тяжеленную голову. Он переворачивается на другой бок. Смотрю на свои ноги — кровь! О, боже! Я залила сукровицей весь матрас! Ощупываю промежность, вроде кровь уже не идет. У меня нет сменного белья и одежды. Что же делать?

Поднимаюсь с кровати и иду в гардеробную. Хватаю боксеры Руссо и краем глаза вижу три коробки, которых раньше здесь не было. Мне хочется заглянуть, но я сдерживаюсь. Руссо не понравится, если я буду здесь шарить.

Встаю под душ и вспоминаю все, что было после первого вторжения. Я еле дошла от кровати до двери. Руссо сказал, что теперь я хожу как косолапая медведица, за что тут же получил по макушке. В душе он гладил и целовал меня, пока я без сил не скатилась на мраморный пол. Потом закутал в полотенце и отнес в спальню.

Мы долго болтали. Наконец-то он приоткрыт завесу отношений с Лилианной. По мнению Руссо, если бы она не стала встречаться с олигархом, он бы не сделал ей предложение. В нем проснулось соперничество, она это тоже понимала. После их расставания он поклялся, что встречи с девушками переведет в режим отношений на одну ночь, и никогда не будет работать «на дядю».

Эта ночь многое во мне изменила, я дала себе зарок, что больше не буду ни о чем его спрашивать. Если он посчитает нужным посвятить меня в свои дела, сделает это по своему усмотрению, а не под моим нажимом.

Когда Руссо уснул, я всерьез задумалась об Адаме. Теперь я понимала, что для Руссо он как красная тряпка для быка. Уж больно эта ситуация смахивает на дежавю. Опять к его девушке проявляет интерес богатый бизнесмен. Единственный способ не видеть Адама — это уволиться. После возвращения из Владивостока Руссо не раз давал понять, что мне незачем работать. Понимаю, что мама мой поступок не одобрит, но выбора у меня нет, еще одну ссору я не переживу.

Выключаю воду. Вытираюсь полотенцем. Надеваю боксеры, футболку и выхожу из ванной. Мне навстречу словно торпеда летит Руссо. Увидев меня в своих боксерах, он заливисто смеется.

— Детка, ты такая смешная, — он с жаром целует меня в шею и пытается снять с меня трусы.

Только что каждый шаг доставлял мне боль, но вот появился Руссо — и мне напрочь сносит голову. Игриво уворачиваюсь, хихикаю и бегу от него со всех ног. Дразню его, бегая вокруг мебели, но долго продержаться не удается. Как только Руссо понимает, что я сама не остановлюсь, делает обманный маневр и хватает за руку.

— В гардеробной три коробки твоего шмотья, а ты схватила мои трусы!

— Мне нравятся твои трусы! Особенно эти! — потом до меня доходит смысл его слов, я ахаю. — Это коробки с моими вещами?

— Я попросил Катю заказать тебе шмотки. Вчера привезли.

Вспоминаю разговор Кати с клиенткой в примерочной бутика. У него ведь была возможность отказаться от доставки, но он этого не сделал. Боже мой, он тоже надеялся, что мы помиримся!

— Я люблю тебя, — выпаливаю я и бросаюсь ему на шею.

Он хватает меня на руки и кружит. Запрокидываю голову и вытягиваю руки. Не помню, когда я так в последний раз хохотала, разве что в раннем детстве. Руссо смотрит на меня не так, как раньше. Да, прошлая ночь все изменила. Теперь та самая энергия, что накрыла нас в первую встречу, постоянно тлеет во мне. Чтобы она проснулась, нужен всего один поцелуй или его томный взгляд.

Какой же он красивый! Не могу от него оторваться!

В один миг мы оба перестаем улыбаться. Он останавливается и ставит меня на ноги. Я целую покусанное плечо и крепко прижимаюсь к его груди.

— Ты меня пометила, — шутит он и пальцем проводит по кровавому следу. — Как ты там вчера кричала? Ты моя собачка?! Если и так, то ты бешеная собачка! Нормальные собаки не кусают своих хозяев!

— Мне было больно! — от собственных слов меня уносит в ночные воспоминания, я шумно сглатываю и невольно закрываю глаза.

— Даю честное слово, что не трону тебя два дня.

— Ох, ну не знаю. Я думала, мы утром продолжим… — я хитро щурюсь.

— Нет-нет, детка, тебе нужен отдых.

— Скорее, отдых нужен тебе, после всего что ты натворил, — шутливо бью его по груди и хочу высвободиться.

Руссо удерживает меня в объятиях, потирает подбородок и спрашивает:

— Теперь-то ты готова лететь в Верону?

— Что? — я отстраняюсь. — Нам уже незачем туда лететь!

— Я все распланировал. Один день и две ночи в Вероне на твою романтическую блабуду. А глядя на твои мучения этой ночью, я поклялся себе, что все стойко выдержу. Один день в Милане на шопинг и два дня на Сицилии, вот там я доберусь до тебя по-настоящему, детка. И только попробуй выставить мне оральный контрацептив, сказав «нет». Если верить прогнозам, в ближайшие дни на Сицилии будет довольно тепло, температура воды двадцать три градуса. Ну? Что скажешь?

Прижимаюсь к нему так крепко, что и дураку понятно, каков мой ответ. Он бросает меня на диван, ложится сверху. Мы долго целуемся, затем Руссо отрывается от меня и смотрит в глаза. Улыбаюсь и глажу его резко очерченные скулы и подбородок. Тянусь к трусам и сжимаю Сэма, Руссо вскрикивает от боли и морщится.

— Ох! Прости! — я одергиваю руку.

Он выуживает Сэма, и я застываю от ужаса.

— Что это с ним?

— Сэм получил ранение, и ему требуется реабилитация.

— Хорошо, что не пал смертью храбрых, — шучу я, лицо Руссо мрачнеет, и я тут же извиняюсь.

Он вскакивает, поправляет трусы и хлопает меня по попе.

— Марш на кухню, а то я сейчас с голоду сдохну!

Вскакиваю с дивана, бросаю на него игривый взгляд. Но контакт потерян, Руссо уже в своих мыслях.

— И не шути так больше про Сэма, детка, — слышу я уже за поворотом.

Боже мой, какой же он обидчивый и чувствительный!

Аристарх

Если бы мне хоть одним глазом позволили взглянуть, как пройдет эта Варфоломеевская ночь, я наотрез отказался бы от экзекуции и послал Верону на хирургическую дефлорацию. Уж лучше рассечь плеву скальпелем, чем смотреть, как мучается твоя любимая. Нет, конечно, мои собственные ощущения зашкаливали и затмевали все, что было до Вероны, но я шизец как перетрухал за ее психику. Я помнил о тиране-отце и что ей, бедняжке, пришлось пережить в детстве. У большинства таких детей потом проблемы в отношениях, а зачастую и с сексом. У ее брата они точно есть!

Утром я боялся обнаружить ее где-нибудь под столом раскачивающейся и поющей ту самую дурацкую колыбельную песню. Черт! Никогда ее не забуду! Слава богу, мои опасения не подтвердились, Верона была не просто в порядке, а светилась от счастья.

Увидев Верону в боксерах, испытал такой драйв, что сгреб ее в охапку и долго кружил как шизоидный романтик. А еще вздохнул с облегчением, когда понял, что Верона сгребла с полок мою одежду, но не полезла шарить по запечатанным коробкам. Она прошла мой первый тест. Где-то я читал, что любопытство — это дочь невежества, полностью с этим согласен. Терпеть не могу, когда телки роются в моих вещах. Я не раз заставал их за копанием в телефоне или бумажнике. После такого я уже никогда не перезванивал. Именно за любопытство и тотальный контроль я ненавидел Лили. Она приходила в бешенство от того, как рьяно я сопротивлялся и выставлял между нами границы.

Пока Верона колдует на кухне, я принял душ, побрился и заглянул в аптечку. Нужно найти что-нибудь, что подлатает Цепного Пса Сэма. Морщась от боли, я стянул облезшую кожу с головки и намазал мазь густым слоем. Черт! Ну надо ж было так ухитриться!

Выхожу из ванной голым. С каменным лицом сажусь за стол.

— Что на завтрак?

Пахнет, кстати, круто, но ей не говорю, хмурюсь, пусть понервничает. Сегодня я садюга! Еще бы, мазь-то шипит!

— Ты будешь завтракать в таком виде? — она таращится на меня как на эксгибициониста.

— Намазал Сэма живительным эликсиром, пусть впитается.

— О-о! Все так плохо?

Она кусает губы и краснеет.

— Не парься, детка. Переживу. Хочу жрать. Что ты там сварганила?

— Честно говоря, гордится нечем, даже не знаю, понравится тебе или нет, — куксится Верона, пытаясь оправдаться. — Как говорится, я это слепила из того, что было. Получилась грибная запеканка с макаронами под соусом песто. Мария, что, уволилась?

— Нет, я дал ей выходные, думал же, что улетим.

Верона открывает духовку и вынимает что-то похожее на пирог с запеченной золотистой корочкой. Облизываюсь. Сейчас я готов сожрать целого барана. Она делит блюдо на две неравные части, мне достается львиная доля. Я протестую, но она шикает и отмахивается.

— Не могу есть, меня немного подташнивает, — признается она. — Так всегда бывает, когда я перенервничаю. А вчера был тот еще денек.

— Это точно, — соглашаюсь я, но, раз мы уже заговорили о здоровье, напоминаю о предстоящем визите к гинекологу.

— Надо записать, — она кидается в прихожую, приносит мобилу.

Оцениваю ее походку, Верона явно приходит в норму, ночью на нее невозможно было смотреть. Хоть я шутил и подкалывал ее, но на душе скреблись кошки. Она записывает время приема у врача. Я пробую ее стряпню и тихо офигеваю: как можно приготовить такую вкуснятину из ничего?

— Верона! Вкусно как всегда! Ты прелесть!

Вытираю рот и целую ее в щеку. Она улыбается и поглаживает мое покусанное плечо.

— Кстати, надо согласовать еще две встречи, на которые нам нужно ехать вдвоем, — она поднимает удивленный взгляд. — После Италии встретимся с риелтором. Я выставил эту квартиру на продажу, нам нужно определиться, какую недвижимость мы хотим…

— Нам?! — она таращит на меня свои глазища. — Ты… ты хочешь… чтобы мы съехались?

— Вроде мы это уже обсуждали.

Вид у нее сконфуженный, она хочет что-то сказать, но из последних сил сдерживается.

— Давить не стану. Переедешь, когда сочтешь нужным. Главное, чтобы та, другая квартира тебе нравилась. Понимаешь ход моих мыслей?

Она кивает.

— Все предельно ясно.

— Отлично, — я выдохнул и разом покончил с завтраком.

Смотрю на пустую тарелку, с Вероной я выживу даже на Марсе.

— А вторая встреча? — напоминает она и убирает посуду со стола.

Вот это будет сложнее, я дождался, когда она села на стул.

— Детка, — накрываю ее руку своей ладонью.

От страха она вжала голову в плечи, чует неладное.

— Нужно раз и навсегда решить финансовый вопрос. Не хочу, чтобы ты каждый день обсуждала со мной свои траты. Я буду ежемесячно перечислять на твою банковскую карту согласованную сумму. Для этого нужно вместе съездить в банк. Лады?

С минуту мы молчим, она изучает меня проницательным взглядом, потом еле заметно кивает.

— Раз уж зашел такой разговор, то я должна тебе кое-что сказать… — она нервно откашливается, я хмурюсь и убираю руку. — Не хочу, чтобы ты нервничал… в общем… я решила уйти из бутика.

С облегчением выдыхаю. Неужели все налаживается? После ее слов с моих плеч свалилась трехпудовая гора. Я не говорил ей, но в последнее время у меня с Катей начались проблемы. Раньше в своих решениях я был тверд, но теперь, когда в бутике работает Верона, смягчился и дал маху.

— Спасибо, — приглаживаю ее волосы, меня обдает волной благодарности, я знал, как трудно ей было принять это решение. — Поцелуй меня!

Верона чмокает меня в щеку и опасливо смотрит на Сэма, тот качается. Усмехаюсь, подхватываю ее со стула, пересаживаю к себе на колени. Я уже был готов плюнуть на все обещания, так сильно Верона жалась ко мне и постанывала, но мой настрой резко сбил телефонный звонок. Проклятье! Смотрю на определившийся номер, это рабочий телефон Бизона.

— Детка, иди, собери чемодан. Нам через два часа выезжать из дома.

Она радостно кивает и бежит в гардеробную. Я отвечаю на телефонный звонок.

— Приезжай. Надо перетереть насчет бабла, — рычит Бизон.

— Я сейчас не в Москве, — не хочу, чтобы этот придурок помешал моим планам, — приеду на следующей неделе.

Бизон матерится, как бомж с Курского вокзала, и разъединяет связь.

Примечания

1

A Thousand Kisses Deep (англ.) — Сквозь бездну тысяч ласк.