Глава 6
Лев Метельский
А теперь добавим ножек, получился осьминожек…
Придушить бы эту ведьму. Сжать пальцы на тонкой шейке, и стереть насмешку из проклятых желтых глазищ, которыми она смотрит на меня без всякого страха и пиетета. Никто в этом доме не глядит на меня так… Так прямо и вызывающе. И от этого я просто бесневею и дурею, судя по всему.
Но она права и в этот раз. Меня передергивает от воспоминания о бурлящей в кастрюле зеленой слизи, похожей на… Черт, да на жижу болотную было похоже варево. А эта мерзавка заставила меня попробовать эту адскую гадость. Пихнула мне насильно ложку в рот, почти до горла. Как я не убил ее там? Наверное просто ошалел от такой наглости няньки, ну и от вкуса мерзости, которую мои дочки чуть не получили на обед.
— Откуда вы только взялись? — рявкнул я, глядя на чертову рыжую девку, сидящую напротив с грацией королевы. Спина прямая, словно палку проглотила, колени сведены, голени чуть в сторону. Как королева английская сидит, мать ее. И смотрит, сука. Смотрит прямо мне в лицо, скривив свои губешки.
— Как и все, из мамки вылезла, — хмыкает эта нахалюга. Щурится кошкой. А у меня в организме бушует что-то невероятное и подзабытое. Гудит в крови так, что аж глушит. — Ну я ведь права была. Ваш Милано не Милано совсем. Он даже без акцента на меня орал. Жаль, что я только кастрюлю с консоме ему на башку надела. Надо было еще и брокколи ему скормить. Зря вы не позволили. Ну скажите же, что я права. Признайте.
— Это и бесит, — выдыхаю я. Голова даже не болит. Она раскалывается на две половины, как перезрелый арбуз. — Что ж, вы свободны. Завтрак через полчаса. Можете приступать к его приготовлению. Удивите меня.
— Кто? Я? — вот сейчас ведьма удивлена, и у меня в груди разливается огненное тепло удовольствия. Физиономия конопатая вытягивается как у мультяшки.
— Ну не я же, — я улыбаюсь. О, да. Впервые за последние черти знает сколько лет мне обалденно. Так клево, как говорят мои малышки, что аж хочется остаться дома. Со мной такой оказии давненько не случалось. — И я, пожалуй сегодня дома позавтракаю.
— Ну, во-первых, я нанималась присматривать за детьми к вам, а не кашеварить, — кончик носа у нее краснеет. Злится рыжая. Ах, как прекрасно и вкусно. Черт, я возбуждаюсь что ли? — Во вторых, готовлю я так себе. А в третьих…
— А в третьих, Людмила…
— Люся, — скалит зубки адская няня. Белые, ровные, похожие на ряд дорогого жемчуга. — В третьих, кто за малышками присмотрит?
— Ладно, — Покладисто соглашаюсь. Мне нравится, что она зависит от меня. И то, что я могу над ней властвовать. Заводит страшно, раз в пять сильнее чем Лелечка в неглиже. Я сто лет не испытывал подобного. — Люся, так Люся. Так вот, Люся, кто повара уволил, то и выполняет его обязанности. Таков закон. Будете готовить пока я не найду нового кашевара. А с дочками моими я побуду. Сыграю с ними в настольную игру. Они будут счастливы, как думаете?
— Но…
— Завтрак через двадцать восемь минут, — уже рычу я. Если сейчас эта чума не уйдет из моего кабинета, я слечу с катушек.
— Ну, если вы не боитесь загреметь в инфекцию с отравлением, — фыркает нянька, но тут же срывается с места, увидев мой взгляд.
— Папочка, ты что хочешь с нами сделать? — интересуется Януся, когда я вваливаюсь в детскую с шашками в руках и шахматной доской. Анечка смотрит на меня, как на привидение. И мордашки моих малышек настолько удивленные, что у меня в груди что-то переворачивается. Дети не должны так реагировать на желание отца побыть с ними. Странное чувство вины. Что происходит? С тех пор как эта рыжая ведьма появилась в моем доме происходит какая-то чертовщина.
— В шашки хотел с вами порубиться, — выдыхаю я. Надо бежать из дома. Как я это обычно делаю. Уйти в работу с головой, поставить раком всех своих топов, потом поехать к моей давнишней любовнице, расслабиться, снять напряжение. Пожрать в ресторане. А я стою как идиот с шашками в руках. И мои дочки, кажется даже напуганы моим пришествием.
— Порубиться? — удивленный бас Януси больше похож на стон. — Папа, ты заболел? Люсю уволил все таки? Обанкротился? Мы теепрь нищие, да? — мне кажется в голосе Януси я слышу надежду. О, черт.
— Зелья съел ложку ведьмовского. В кухне ваша Люся, готовит завтрак. Я уволил Милано. Хотя, лучше бы дал пинка под зад няньке, — бурчу я, вспомнив снова гадостную жижу. — Так вы как в шашки?
— А мы не умеем, — Анечка, моя умничка, стоит сложив на груди ручки. Им по семь лет. И никто не научил их играть в гребаные шашки. Никто? А кто был должен? Няньки, меняющиеся, как стекляшки в калейдоскопе? — Пап, ты скажи, ты что решил все таки нас отправить в пансион?
— С чего такие умозаключения? — интересуюсь, опускаясь прямо на пол. Раскладываю на полу доску, начинаю расставлять шашки.
— С того, что ты по-турецки сидишь на полу в нашей комнате в костюмных брюках и белой рубашке в рабочее время и притворяешься нормальным папочкой, — басит Януся. — Это же… Короче все медведи уже наверное в лесу передохли. Наверное в тот момент, когда ты шашки где-то надыбал в нашем доме.
— Мы играем или нет? — начинаю заводиться я, нетерпеливо поглядываю на часы. Морок с меня сходит, я возвращаюсь к своему нормальному состоянию. Чертовы шашки. — У нас пятнадцать минут до завтрака.
— А, ну понятно. Нет, папочка, не играем. Давай лучше поиграем в «правда или ложь».
Я не знаю что это за игра. Я хочу сбежать. Ноги у меня затекли. А мои дочери… Я их тоже не знаю, как и они меня. Чувствую вину, но… Я ведь не хочу ничего менять. Так что я сейчас делаю здесь?
В столовую я вваливаюсь выжатый как лимон. Лучше подписать сто договоров, чем играть с маленьким девочками в чертову игру, где надо изворачиваться и лгать прямо в их доверчивые глазенки. Ну, ничего. Сейчас Люся накосячит с завтраком, я на ней оторвусь и наконец сбегу в мир, которы сам выстроил вокруг себя. Ну что можно успеть за двадцать минут? Она точно не справится, и тогда…
— Тадам, — вздрагиваю, услышав голос в пространстве. Успела, мать ее? Она точно колдунья, самая гадостная и боггомерзкая. Как в мультике была, про Карлика Носа из моего детства. Малышки ерзают на своих стульях, смотрят настороженно и выжидательно. — Чего скисли, господа Метельские, как сметана прошлогодняя? — слишком уж довольна нянька. Чересчур. И я начинаю чувствовать себя маленьким мальчиком, предвкушающим новогодний подарок.
— Что у вас там? — интересуюсь насмешливо кивнув на блюдо, накрытое серебряным клошем, и вдруг чувствую, что голоден неимоверно.
— Сосьминоги, — голос ведьмы звучит торжественно и весело. И глаза сияют как драгоценные камни. — Чего?
— У меня аллергия на морепродукты, — шепчет Анютка. Черт. Я и забыл. Точнее и не помнил.
— Ничего, эти тебе можно, — в голосе Люси столько нежности, и смотрит она на мою дочь не как все предыдущие няньки. Тепло смотрит и весело.
— Вы считаете, что девочкам полезны на завтрак морские гады? — не пойму от чего я злюсь. Почему мне так мерзко.
— Я считаю, что все полезно, что в пузо полезло. Не морочьте голову, папочка. Вы мне дали задание, я его выполнила. Так что вилки в руки и погнали.
Тонкие пальчики с ногтями обрезанными почти до мяса, сдергивают с блюда клош, и мне кажется, что я захлебнусь слюной. Запах из моего нищего детства проникает в каждую клетку моего организма. Запах праздника. Запах, казавшиеся мне тогда верхом богатства. А теперь…
— Что это? — шепчет Януся, рассматривая завтрак. А я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на чертовы сосиски, прямо из которых вьются макароны. Моя мама тоже делала так. И песню пела про осьминожек. И гладила меня по макушке. И… Черт бы ее подрал эту рыжую девку.
— Ешь давай. Я им даже глаза присобачила из сыра. А если кетчупом полить сверху то будет как будто в осьминожьем царстве произошла техасская резня бензопилой. Круто, да? Налетайте. Эти морепродукты всем полезны. Ага. Господин Метельский, особого приглашения ждете.
— Сосиски? — хрипит Анечка?
— Вы что ни разу не пробовали? Ну вы и… Короче, все дети должны есть сосиски. А то они вырастут несчастными. Быстро жуйте. Ну… Вкуснища же?
Она не права. Я ел сосиски и вырос… Молчу. Гляжу, как Люся кладет мне в тарелку сосьмигнога, блин, слово то какое смешное. Отламываю кусочек. Кладу в рот, загибаясь от удовольствия. Сосиски? Откуда они в моем доме вообще взялись? Черт, вкусно то как, главное не запихнуть в рот целиком эту таблицу Менделеева на глазах у дочек.
— Это, у вас в рефрижераторе вообще одно фуфло. Я выменяла у прислуги на банку иукры черной и омара пачку сосисок, спагетти и кетчупа бутылочку. Он дешмански, самый вкусный как по мне, — словно мысли мои читает чертова поганка. Валится на стул, и на свою тарелку кладет вкусняшку. А у меня даже нет сил сделать ей замечание.
— О, боже. Это такая вкуснища, — стонет Анютка. А Януся просто мычит. Этот дом просыпается, и это ужасно страшно.
— Вы изнасиловали бедного сосьминога, — хихикает Люся. — Вот так надо. Берете его в рук и кусаете где больше нравится. Попробуйте. Вкуснее же? Ага и в кетчуп. Топите его. Ха, вы весь вымазались. Погодите… — она хватает салфетку. Дотрагивается ею до моего лица. Бежать, надо бежать. На неделю надо в командировку. Куда угодно.
И я уже собираюсь привести в исполнение свой трусливый план. Но не успеваю со стула подняться.
— Там… Там! — словно вихрь влетает в столовую моя экономка Глафира, всегда чопорная и подтянутая. Сегодня она похожа на девку Фимку из известного фильма.
— Если не небо упало на землю, я тебя уволю к чертовой бабушке, — рычу я. Рычу, потому что еще хочу сосьминога, кетчупа, салфетку на морде. Я хочу…
— На посту охраны бойня. Какая-то огромная баба помяла Мишаню, орет, что наниматься к вам пришла. Сумасшедшая наверное. Раскидала там всех, как котят. И это, ее пришлось снять дротиком с транквилизатором. Там на слона заряд был. Так она еще пятнадцать минут все ломала.
— Мишаню? Это который сто пятьдесят кило мышц и десять грамм мозга? Помяла баба? Глафира, избавь меня от чертовых ваших проблем. Я плачу деньги вам всем не для того, чтобы разбираться самому с ненормальными. И если моя охрана набранная из натасканной спецуры не может справиться с чокнутой бабищей, у меня есть повод усомниться в профессиональных качествах бойцов. Короче, всех уволю к черту, если будете шляться ко мне по всякой ерунде. Вызовите полицию, санитаров из дурки и оставьте меня все в покое. Все…
Я наконец стряхиваю с себя чародейство ведьмы, вскакиваю со стула, который сейчас кажется мне дыбой раскаленной.
Черт, моя жизнь превратилась в фильм ужасов с появлением рыжей Люси.
— Да, господин Метельский, хорошо. Но она говорит, что пришла наниматься к вам…
Люся Зайка
Ищу волшебника. Дело есть
— Выглядишь бомбезно, — окинула меня оценивающим взглядом Танька, и судя по всему едва сдержала ядовитый смешок. Значит что-то снова накосячила, можно к гадалке не ходить. — Чистый ангел. Перья правда мелковаты из подушки что ли? Богато живут, буржуи, а мы шеи ломаем на синтепоне. Что, Аннушка уже разлила масло? Или… Ты чем воняешь, не пойму?
Знала бы эта холера, насколько близка к истине. Только не Аннушка, а Анечка. И совсем не маслице. И теперь я воняю, как рыболовецкий траулер, мать мою владычицу морскую. И пух прилипший ко мне намертво, совсем не отряхивается. И поэтому придется мне надевать мерзкую униформу, в которой я похожа на Юмифию Эндрюс. Только клетки с попугаем в руке не хватает, блин. Девчонки все таки начали боевые действия. Ну ничего, В-значит вендетта.
— Гребаным рыбьим жиром, — рявкнула я, глядя на обнаглевшую младшую сестрицу, сидящую на диване в гостиной дома семьи Метельских, закинув ноги на стеклянный журнальный стол. При чем ноги эти ее были обуты в мои любимые мотоциклетные ботинки. Вообще-то мою систер зовут Танитафея, ну я уже рассказывала о буйной фантазии моей мамули, во время беременности дюже увлекавшейся фильмами и литературой про фей и прочий маленький народец. Танька похожа на фею, как похожа волшебная палочка на топор, то есть совсем никакого сходства. Точнее, если бы феи носили косухи и волосы цвета «Кровь из глаз», и если иметь слишком больную фантазию, то наверное можно было бы представить, что перед вами фея, но только фея злая и ядовитая как гюрза. — Привезла все?
— Ага. Правда Ба сказала, что если ты снова оторвешь от ее моцика люльку, она оторвет тебе голову. Ой, она новый партак набила, закачаешься. Профиль Тарантины на груди. Правда морда у великого режиссера получилась удивленная и вытянутая, — довольно хихикнула Танюха, в очередной раз, вспомнив, мой позор. — И это, там Юрец что-то шаманил в байке, ты поаккуратнее.
— Тарантино. Фамилия не склоняется, — поправила я машинально. Вздрогнула, даже боясь подумать, что там нашаманил юный техник. Юрец наш младший брат с замашками Кулибина и такой буйной фантазией, что выжить после столкновения с ней практически невозможно. Настоящее имя Юрца — Юстас. Есть у нас еще брат Алекс, но он тихий. Сидит себе у компа, покрывшись паутиной, и изредка выходит из сумрака, чтобы совсем не превратиться в камень.
— Девчонок учи этих, с которыми нянчишься, — фыркнула Танюха.
Надеюсь он не катапульту присобачил к трофейному Зундапу, который мой дедуля приволок, вернувшись с фронта. Ба трясется над машиной, как Кощей над златом.
— Надеюсь, там не катапульта, — прочла мои мысли сестрица. Я вздрогнула. Вспомнив отпечаток тела отца на потолке. Танька хмыкнула, явно вспомнив ту же картинку. — Когда он ее в диван запихнул было эпично. Папуля теперь прежде чем лечь всегда тычет в диван лыжной палкой. Прикинь. Глупый. Там от веса… Не важно. А фантазии у твоих воспитанниц нет. Приколы устаревшие. Ну что это? Пффф. Рыбий жир. Перья. Детский сад. Я бы смолы надыбала черной, у дорожников. И соломы, а не перьев, такой колючей, чтобы ты в кровь расчесалась. А это…
Интересно, чего это Танька за спину мне смотрит? Я услышала тихий шорох, несущийся со стороны лестницы, но поворачиваться не стала, точно зная, кто там подслушивает.
— Рот закрой, — рявкнула я, надоумит еще Оменов, но губы растянула в зверской улыбке, услышав тихий удаляющийся топот двух пар маленьких ножек по ступеням. Раз-два-три-четыре-пять.
— Судя по твоей морде, девчонок ждет сюрприз? — глаза Танюхи наполнились радостным шаловливым светом.
— Аааааа, — раздался басовитый вопль со второго этажа чертова огромного дома.
— Ууууу, — взвыла вторая паразитка.
— Чем ты их? — с видом знатока поинтересовалась сестрица.
— Мука и клей силикатный. Ой. Не смотри так, ничего другого под рукой не было. Слушай, там ты приехала когда, женщину видела на посту охраны?
Конец ознакомительного фрагмента.
