Нянька для мерзавца

Инга Максимовская, 2021

Что делать, если ты карьеристка до мозга костей, душу отдала работе, а тебя уволили? Конечно, начать шпионить для конкурирующей компании. Вот только для этого нужно получить допуск к делам фирмы. А что если устроиться няней в дом Босса? Да легко! Но детей я ненавижу, воспитывать их не умею. Да и девочки подопечные мне попались непростые: подросток ЭМО и мелкая беззубая хулиганка, по прозвищу Козюлька. Они превратили мою жизнь в сущий кошмар и изменили отношение к миру. Я уже не понимаю, кто я на самом деле и зачем мне нужна эта дурацкая карьера.

Глава 5

Алла

— И долго вас ждать? — проорала я так, что аж подавилась воздухом и чуть не задохнулась.

— А мы никуда не поедем, — появилась в поле зрения розовокосая Надя и уставилась на меня своими наглючими, как у отца, глазюками.

— Ну и зря. Я бы вас с Елкиной познакомила, — хохотнула я, вспомнив подругу и ее три сине-зеленые волосины, торчащие из плешивого скальпа. А надо думать, когда красишься не в салоне, а в задрипанном подвале у криворукого стилиста Славика, господи прости, — тебе бы она точно понравилась

— А кто это? — спосила Козюлька, высунув из-за спины сестры хитрую физиономию.

— Дура одна, — махнула я рукой и, не оглядываясь, пошла к выходу.

Ну не хотят — как хотят. Было бы предложено.

— Эй, а ты куда? — удивленный возглас заставил меня обернуться, но не остановиться. Так на ходу я и врезалась в дверной косяк.

— В смысле? Я же сказала, что у меня есть дела. Да и папашу вашего кто-то должен доставить домой. Вы со мной решили не ехать. Что ж мне, в ногах у вас валяться?

— Ты так-то няня, если что, — взвилась Надежда, став просто копией родителя. Те же молнии в глазах, и нос сморщила, как папашка. — Вот и няньчайся с нами.

— Я няня, а не соплевытиралка. Тебе сколько лет, девочка? Да мы с Елкиной в твои годы нос себе ржавыми иглами прокалывали, и на башке трамплины для блох сооружали с помощью пива и сахарной воды. А этой нянька нужна. Тоже мне Эмо, или кто ты там? Обычная избалованная девчонка. Все достижение, что башку в розовый цвет выкрасила, — выдала я, глядя на наливающуюся свекольной краснотой девочку.

А ничего. Шокотерапия тоже иногда полезна.

— Ты… Ты… ты… — прошипела Надя, не в силах подобрать слов.

— Мы поедем, — голос Козюльки прозвенел в воздухе, и я поняла: война заходит на новый виток. А сестрички-то молодцы, друг друга в обиду не дают.

— Даю десять минут на сборы, — приказала я, рассуждая в этот момент, к какому западло мне готовиться в скором времени — что он последует, я не сомневалась ни на минуту.

Девочки собрались быстро. Видно, желание отомстить мне гнало их похлеще, чем грешников гонит адский пес. Козюлька была сама невинность, загружаясь в мою машину, и я расслабилась, честно говоря.

— А зачем вы носы протыкали? — спросила Надя, развеяв гнетущее молчание, повисшее в авто.

— Панковали мы, — нехотя ответила я.

Ну да, была и такая веха в моей биографии. Юра Хой, хаир, куча цепей, как у каторжника, обмотанные вокруг лодыжек и шеи, и прочая атрибутика. А главное — кольцо в носу, это был писк. Меня-то пронесло, а вот Елкина занесла себе инфекцию. Шнобель у нее разнесло, и она сделалась похожа на дикого Снусмумрика в период полового гона. Только вот стоит ли рассказывать ребенку о своей глупости, я сомневалась. Так-то это не педагогично, если что.

— Прикольно, — равнодушно ответила девочка и, уставившись в окно, больше не проронила звука до самого Елкинского дома.

Козюлька всю дорогу ерзала на месте, и мне стало интересно, что же творится в симпатичной головке этого мелкого разрушителя.

— Прибыли с дружественным визитом, — наконец, выдохнула я, в душе радуясь, что хоть до места мы добрались без приключений.

Девочки вытряхнулись из машины, как из стручка горошины, и замерли, задрав головы, с интересом рассматривая панельную тринадцатиэтажку. Ну да, даже тут Елкиной не повезло. Число тринадцать преследует ее всю жизнь, что, впрочем, не мешает ей не унывая ни на минуту творить страшные глупости и впутывать в них меня, кстати, сказать.

— Ты тут живешь? — с придыханием спросила мелкая паразитка.

Интересно, что ее поразило? Неужели она не видела до сих пор такой красотищи, воняющей мусоропроводом и мочой Додика с теплотрассы? Наверное, нет, раз ее так восхищает этот клоповник.

— Нет, тут живет Елкина, — авторитетно сказала я и пошла к подъезду, прислушиваясь в топоту детских ножек за своей спиной.

Лифт, падла, опять не работал, чтоб его в аду драли черти, наматывая на свои копыта уродские тросы. Одиннадцатый этаж. Это, я вам скажу, не кот начхал.

Когда наш маленький отряд взлез на вершину «Олимпа», мы с девочками дышали, как астматики в период цветения олеандара, вот честное слово. Даже Козюлька растеряла оптимизм и выглядела, мягко говоря, помято.

То ли еще будет. Я их научу любить свободу.

Зря я расслабилась, что-то, видно, с мозгом моим произошло. Может, волнения на солнце. Или просто врожденный кретинизм поднял голову, черт его знает. Но я не обратила внимания на то, что мелкая паразитка, лучезарно улыбаясь, дернула себя за бусы, висящие на тоненькой шейке. Крупные бусины с веселым стуком раскатились по Елкинской прихожей.

— Кто тут? — Валька появилась, словно ниоткуда, иииии…

***

— Ну вы, блин, даёте, — прохрипела валяющаяся на полу Елкина и завозилась, пытаясь собрать в кучу разъезжающиеся на бусинах конечности.

Получалось у неё плохо, да и, судя по яростному шепоту, из которого я уловила только слово «мать», было ей не очень хорошо. Правая нога синела и раздувалась прямо на глазах. Это ещё хорошо, что у моей подружейки болевой порог высокий. Боится она только татуировщика Жору с его шайтан-машинкой, сделанной самостоятельно на коленке в подвале тату-салона со славным названием «Хелл». Ну да, так и написано, прямо русскими буквами на картонке, криво прибитой над дверью.

— Тут дети, вообще-то, — робко буркнула я, зная, что в такие моменты с Валюхой лучше в полемику не вступать.

— Где дети?! Эти, что ли?! — зыркнула она на притихших девочек. — Ты на физиономии-то их глянь! Они таких слов побольше тебя знают. А у меня, похоже, нога сломана, к чертям, и сотрясение мозга!

— Сотрясение чего? — тупо переспросила я, вот честно, без задней мысли.

— Ну да, только нога, — легко согласилась Валентина и зарыдала, видимо, дошло до неё, что перелом — это очень болезненно. — И что дела-а-а-ать? Как я жить-то теперь буду?! С Клепой мы теперь с голоду сдохнем, по миру пойдём! Тебе-то на нас с высок-кой колокольни плева-ать, о-о-о-о, — причитала она, а я судорожно соображала, что предпринять.

По всему выходило, что придётся просить помощи, как бы я этого ни не хотела. Но и оставить Елкину в таком состоянии у меня не было сил. Да и желания, после того как она в красках расписала, как будет шкрябать культями по полу в попытках доползти до туалета, честно скзать, вот не было совсем. Да и к врачу ей надо, а я не могу оставить девочек. Права, короче, зараза. Не до нее мне сейчас.

— О чем задумалась? — перестав стенать, спросила Валюха. — Надеюсь, ты не думаешь….

— Именно, — ухмыльнулась я, глядя на враз всбледнувшую подругу.

— Нет, ты не можешь так со мной поступить, — просипела Елкина, но я уже схватилась за телефон под заинтересованные взгляды сестричек Зотовых.

— А кому она звонит? — спросила Козюлька у Вальки, не сводя глаз с моих дрожащих пальцев, не попадающих по клавишам телефона.

— Хихикающей бабуле, — с придыханием произнесла пострадавшая, находящаяся в прединфарктном состоянии.

Я не помню, кто назвал первым мою бабушку именем английской маньячки, но прозвище прижилось. Хотя, конечно, не все там так печально, просто бабуля слегка экстравагантная. Да нет, чёрт возьми, она страшно экстравагантная, эксцентричная и имеет ужасный, ядовитый характер! Но больше мне не к кому обратиться.

— Кстати, тебе она понравится, — хрюкнула Елкина, повернувшись к Наде.

— Сомневаюсь. Алла мне обещала, что я и от тебя в восторге буду. Но что-то пока никакого пиетета лысая тётка у меня не связывает, — хмыкнула вредина.

— Ну-ну, — хихикнула Валентина, не найдясь, что ответить. — И я не лысая. Это у нас с Клепой стиль такой, — показала она на котейку, жмущуюся к ее здоровой ноге.

— Ага. Называется он «Помогите, мы сами не местные. Отбились от тифозного эшелона», — хихикнула Козюлька, но тут же замолчала, наткнувшись на мой зверский взгляд.

Еще бы, только мне позволено глумиться над подругой. Но в данный момент я с трудом сдерживала хохот, потому меня так перекосило. Шутка девочки мне понравилась.

Бабуля явилась спустя десять минут. Вот, кстати, еще одна ее особенность.

— Отпад, — прошептала Надюшка, рассматривая старушку, похожую на Рину Зеленую,облаченную в клепаную косуху и обтягивающие все ее дряблые прелести кожаные штаны.

Волосы бабули вполне себе соперничали по цвету с волосами девочки. Разве что были не розовыми, а ядовито-салатового цвета. Вырви глаз, как говорится. На предплечье пожилой красотки в довершение лука,болтался мотоциклетный шлем, расписанный под хохлому, но черепами и костями. Та еще красотища, скажу я вам.

— Привет, — икнула я, не зная, как заговорить с родственницей.

Мы уже давно с трудом находим общий язык. Просто совсем разные. Не знаю, как у нее получилось вырастить меня человеком, потому что, откровенно говоря, росла я как придорожный сорняк в канаве.

— Молись, чтобы ты побеспокоила меня по серьезному поводу, — изрекла бабуля, — а это что за спиногрызки? Твои?

— Ты совсем сума сошла? Или с мотоцикла своего упала? — вздохнула я.

— Я думала, это внуки твои, — хмыкнула бабуля. — Выглядишь — краше в гроб кладут. Звала чего? Некогда мне лясы точить с вами. Меня Змей ждет. У нас мотопробег, между прочим.

— А меня с собой возьмете? — отмерла от созерцания бабулиной красоты Надя.

— И меня! — взвыла Козюлька и ломанулась к странной старушке, споткнувшись о сломанную ногу валяющейся на полу Елкиной. Валька взвыла, ее уродская кошка заорала дурниной и взвилась по занавеске до самого потолка, оросив нас ароматной мочой.

— Лехко, — согласилась бабуля и показала такой жест, что даже я покраснела.

— Ша! — заорала я, чувствуя, что теряю главенствующую роль в разговоре вместе с остатками терпения.

Рядом тоненько подвывала Елкина:

— У меня, наверное, открытый перелом, — скулила она, — ты видела, как я руками кость на место поставила?! Теперь начнется сепсис, гангрена, мне отрежут ногу, и я пойду на паперть протягивать заскорузлую ручонку в поисках пропитания. А все потому, что кому-то начхать на подругу, и кто-то решил сбазлать меня на неадекватную старушку-байкера.

— Ладно, возьму, но тольк уродку, — блеснула глазами бабуся, глядя на Валюшку и жмущуюся к ее больной ноге Клеопатру.

— С ума сошла? У тебя же аллергия, — выдохнула я.

А кстати, чего это она сейчас не синеет и не задыхается при виде лысого убожища? Блин, ну конечно, она мне врала, просто не желала, чтобы я просила домашнего любимца в детстве.

— Хрен тебе, внуча, — словно прочтя мои мысли, ухмыльнулась бабуся, показав миру белоснежные, все до единого свои, зубы, — я кларитину нажралась, прежде чем к вам ехать. Знаю, что у вас тут вечный треш. И кто сказал, что я кошака брать решила? Сказала же — уродку, а это слово женского рода.

— Так и Клеопатра девочка, — ехидно ослабилась Елкина, забыв о боли и своем ницщебродском будущем, радуясь, что может уесть мою бабушку.

Ее, кстати, не Хихикающая старушка по-настоящему зовут, а Евдокия Павловна. Но она предпочитает имя Каракула, что, кстати, неплохо отражает ее суть.

— Ага, то-то у нее мандаринки из-под хвоста до самого пола болтаются! — радостно заржала Каракула. — Тебе бы, девочка, мужика завести хоть какого завалящего, ну чтобы ты хоть на нем мужскую анатомию изучила. А то дожили с внучей моей до седых мудей, а дяденьку голого, поди, только во сне видали. Спиногрызки-то вон, поди, и то знают, — показала она взглядом на сидящих на диване странно притихших девочек, сраженных наповал мощью моей родственницы, — что если у животного присутствуют шарандулы, значит, это он. Как, говоришь, зовут зверюгу?

— Клеопатра, — вякнула Валька, озадаченно заглядывающая под хвост вырывающейся котейки.

— Клеопетр, значит, — в голос засмеялась бабушка, — ладно, сейчас отвезу в больницу калеку, хотя черт ее знает, как я размещу ее на байке. Привязать, может, чтоб не потерялась?.. — задумчиво пожевала она губами, не обращая внимания на побледневшую Валюху. — Кошак… думаю, твои внучки будут в восторге. Ты ж у меня всю жизнь гада какого-нибудь клянчила, так что карт-бланш тебе.

— Но я не могу. Мне надо шефа забрать из больницы. — заблеяла я, пропустив мимо ушей месседж про внучек. Мне двадцать пять, между прочим, а Каракуле в этом году семдесят пять исполняется. А если девчонки мне внучки, это значит...

— Замерла чего? — голос бабушки вывел меня из ненужных размышлизмов. — Езжай, говорю, за начальником, непуть. Я метнусь до больницы и приеду за девочками. Не благодари. Мешок с блохами, так уж и быть, подержу у себя. С тебя коробка кларитина.

— Мы поедем на мотогонки? — оживилась Козюлька.

— И со Змеем познакомишь? — глаза Надюшки блестели.

Да кто он такой, черт возьми, этот Змей, что даже вредная розовокоска его знает?

— А то. Братишка мой, — чикнула себя по зубу бабуля.

— Постойте, а вы, значит, Каракула? Что, правда?

Я так и присела. Блин, ну надо же, страна-то, оказывается, знает своих героев и с восторгом рассматривает. А по мне где-то недалеко плачет парикмахер, нервно клацая ножницами в ожидании. Потому что кленовый сироп с волос так и не отмылся.

Надя восторженно смотрела на недовольную старушку, а я пыталась осознать, в чем моя проблема. Почему я так неправильно живу.

— Значит, так, сколопендры, — глянула фирменным взглядом на девочек бабушка, — ждете меня тут, а то никакого мотокросса, ралли и прочих сралли. Я ясно изложила?

Девочки закивали, и я, поняв, что они с места не сдвинутся, с облегчением взвалила на горб подругу и поперла ее к адскому транспорту.

Конец ознакомительного фрагмента.