Мега Сайз. План Б

Инга Максимовская, 2022

Продам девственность – дорого! Никогда не слушайте идиотских советов подруг, сказанных в шутку. А еще лучше не озвучивайте их брутальным незнакомцам похожим на бога, когда ваша жизнь летит на полной скорости под откос. Ведь они могут предложить хорошую цену. И ваше «Я не такая», совсем уже не звучит, потому что иногда сумасшествие заразно. А через месяц… Две полоски на тесте. Я невеста. И вроде бы все правильно, но… Невеста я фальшивая, купленная за долги, жених меня ненавидит. А мой будущий свекор даже не подозревает, что скоро станет совсем даже не дедом

Глава 1

Мария

Накануне

Смешно. Почти как у классика.

— Не выдержал все таки? — хмыкнула моя единственная подружка, Леська, отчаяно хрустя при этом каменной сушкой. Почему единственная? Да потому что…

— Уволил. Сказал, что у меня обе руки левые. Но, страшнее всего, что Марк на меня долг навесил. Сто тысяч. Это же неприподъемно. Ну не может тот сервиз, что я разбила столько стоить. Нереально же? — обреченно хлюпнув носом, я в очередной раз позавидовала подруге. Как у нее получается молотить все, что не приколочено и при этом оставаться маленькой феей, с фигурой вырезанной из эбенового дерева богини? Я же раздуваюсь, словно воздушный шар, едва понюхав вкусняшку. — Лесь, я не знаю, как домой идти. У тети Глаши снова будет криз. А она говорила, что еще один ее просто убьет.

— Да тетку твою из дробовика не завалишь. Переживет даже тараканов, случись ядерная зима. Когда ты уже поймешь, Маруська — она просто тебя поработила? Навязала тебе кучу комплексов, и валяется теперь на твоих косточках. Тоже мне, мать Тереза и спального района. Чего ты сейчас расстроилась? Что тебе жить не на что будет, или что Глафирин Пубусенок останется без вареной говядинки. Очнись, Машка, тебе сейчас думать нужно совсем о другом. Марк гаденыш, он ведь с тебя живой не слезет.

— Точно, Пубусик, — обморочно пробормотала я, вспомнив злобное мелкое сушество, на тонких ножках. Пинчеру тетушки лет, как мумии Тутанхомона. Хотя, у мумии то хоть зубы были целы, вроде. Но за мелкое исчадье, Глафира сожрет мое сердце. Даже хозяин ресторана, из которого я вылетела с треском сегодня, так меня не пугает, как то, что я явлюсь домой без чаевых. Сообщить тетушке новости у меня просто нет сил.

— Так ты это, продай чего нибудь утратившее ценность года четыре назад, — в голосе Леськи я не услышала издевки, но она там точно была. Клянусь всеми оставшимися зубами пинчера.

— Чтобы продать что нибудь ненужное. Нужно сначала купить, что — нибудь ненужное, а у нас денег нет, — хрюкнула я и закашлялась подавившись сушкой. Может поэтому не сразу офигела от дальнейшего предложения подружки — норушки.

— У тебя есть вполне ликвидный, хоть и залежалый товар.Сейчас модно продавать девственность. И вдоволь и без греха, как говорится. А что, рабочий вариант. В конце — концов, в двадцать три года быть целкой — это просто извращение, — заржала Леська, болтая сушкой в чашке с чаем. Я задохнулась. Такое мне предлагать.

— Я тебе бублик сейчас в глотку затолкаю. И как ты себе это представляешь? На улицу с флайерами выйти? Или ты мне предлагаешь объвление дать в газету? Дура, — выдохнула я, схватив со стола каменный бублик.

— Да расслабься, я пошутила. Хотя. Вариант рабочий. На долг бы тебе хватило, — хмыкнула Полинка, совсем не испугавшись моего зверского взгляда. — Тетка же твоя до сих пор тебя за руку водит к гинекологу? Слушай, почему ты ее не пошлешь на хрен? Маш, это же какое — то изощренное самоистязание.

— Она меня воспитала. Отдала всю жизнь мне, — вздохнула я, понимая, что просто так мне проще думать.Хотя. я сейчас повторила слова тетушки, внушенные мне с самого первого моего осознания себя. На самом деле я адски устала. — Можно я у тебя переночую?

— Прости, заяц, но у меня свидание. Зря что ли я трусы себе купила новые? — хмыкнула Олеся, кивнув на кучу ниток, сваленную посреди стола, словно руины моих надежд на то, что сегодня меня не казнят. — Мой сердечный друг не Бельмондо, конечно, да и нищеброд, чего греха то таить. Но что он творит в постели… Настоящий умелец оральных утех, ну то есть орет как бизон африканский, аж соседи прибегают, а не то что ты подумала, извращуга. Думают смертоубийство вершится, — больше не сдерживаясь заржала Лесюнька.

— Извини, — вздохнула я, прощаясь с чаяниями. — Я сейчас уйду, только чай допью.

— Дура ты, Машка. Подожди, денег тебе дам, горе мое. Чаевые сегодня были царские. Раз ты так не хочешь продавать свою половую невинность, придется мне взять над тобой шефство. Да бери уже, — сунула мне в руку купюры подруга, явно чувствующая свою вину, — и это, сердешный друг мой уезжает, не могу его я отфутболить сегодня, — подтвердила она мою догадку.

— Кто тут невинность продает? — раздался за моей спиной радостный бас. Я вздрогнула и очень захотела провалиться под землу. В дверном проеме появился, похожий на автобус Ленчик, из — за которого мне сегодня предстоит моральное аутодафе. — Я готов рассматривать варианты.

— Ты нищеброд, — фыркнула Леська, посмотрев на огромного придурка глазами полными обожания. — Максимум, что ты можешь купить — мороженку.

— Зато я мачо, — выгнул грудь колесом красавчик, — зачем ей деньги? Деньги ж навоз — сегодня нет — завтра воз. А вот воспоминания… Замутим тройничок. На всю жизню память. Машка, хорошая сделка. Соглашайся.

— Придурок, — всхлипнула я, почувствовав как к щекам приливает огненная краснота. Ломанулась к входной двери, проскользнув под мышкой у наглого мерзавца. Оглянулась уже у выхода и прохрипела, — запомни, Ленчик, мачо и чмо разные вещи.

— Поганка, — заржал мне вслед хам и судя по звуку получил по шее от своей дамы сердца. Потому что захлебнулся издевательским смехом, хрюкнул и забубнил. Но я уже не слышала, что он там говорил. Неслась по ступеням, сломя голову, сжав в кармане деньги, на которые могла бы накормить Пубусика и оттянуть «приятный вечер» метаний между телефоном, звонками в измученную тетушкой «Скорую» и кухонным шкафчиком в котором тетушка хранит мировой запас лекарств со страшными названиями на коробочках. Хотя бы на пару дней.

Занятая своими мыслями, я бежала по улице не глядя по сторонам. Обида, смешанная со страхом не позволяла поднимать головы, и последние минут тридцать я видела только свои старенькие кеды, мелькающие перед глазами, да потрескавшийся асфальт, исходящий жаром, мерцающий и плывущий миражами.

Остановилась только осознав, что умираю от жажды. Просто вот если не сделаю глоток воды, то свалюсь без чувств прямо здесь. Посреди… Кстати, где это я?

Огляделась по сторонам, пытаясь увидеть хотя бы вывеску с названием улицы. Судя по тому, что я перед собойсозерцала, я находилась в самом центре города, который никогда не любила. Даже буйная зелень сейчас не разбавляла серости некогда красивых, старинных особняков, которые теперь превратились в безликие офисные здания пафосных фирм, хозяева которых наверное и не думали никогда о том, как прокормить беззубого песика, размером с небольшую крысу. Взгляд уткнулся в вычурную вывеску заведения общепита, и я пошла на запах, как крыса за дудочником, явно лишившись остатков разума. Обезвоженный мозг повел меня туда, где есть вода, совсем не принимая во внимание, то, что мы с ним теперь нищие и безработные.

— Прешь куда? — грубый окрик заставил меня вздрогнуть. Я замерла на месте, уставившись на человека — гору, перегородившего мне путь. — Тут не подают.

— Я хотела купить воды, — просипела я, уже понимая, что не уйду. Нащупала в кармане даденную мне Леськой купюру, понимая, что своим глупым упрямством сама рою себе могилу. Но, я с детства не люблю, когда кто — то мне пытается внушить то, что я и без него знаю. — Это запрещено?

— Слушай, иди отсюда, — хрюкнул амбал, рассматривая меня, как блоху, судя по выражению брезгливост на его лице. — У тебя не хватит денежек, деточка. Это заведение не для тебя. Понимаешь? Через два квартала есть забегаловка для нищих.

— Я не… — почувствовала, что еще немного и из моих глаз брызнут злые слезы. Но голосок из меня вырвался такой «жалистный», что аж стыдно стало.

— Пропусти девчонку, Жорик, — прозвучал откуда — то сверху присыпанный песком бас. Я даже понять не смогла откуда. Не иначе от жажды у меня начались глюки, и я слышу снизошедший с небес глас. Я испуганно попятилась и уперлась спиной в…

— Виктор Романович, не могу, при всем уважении. Меня раком поставит хозяин, — хныкнул наглый секьюрити. — Дресс — код у нас.

— Скажешь, что я приказал, делов то.

Я наконец — то отмерла, и смогла обернуться. Передо мной, точнее позади меня, стоял бог. И даже нимб над его зачесанными назад волосами, имелся. А может просто отблеск солнца это был. Земные мужчины не бывают такими. По крайней мере мне пока еще не встречались настолько восхитительные представители сильной половины человесчества. А я наверняка сейчас была похожа на слюнявую имбецилку, еще и немую. Потому что, судя по сжавшимся связкам, могла наверняка только мычать.

— не могу, — уперся амбал, покрывшийся испариной под взглядом красавца с ужасно грустными глазами. Точно, вот что меня царапнуло. На идеальном лице его глаза смотрелись странно и чужеродно.

— Ты меня разочаровываешь, Жора, — скривил в губы мой случайный заступник. — Тогда, эта девка со мной. Меня тоже не пропустишь? — приподнял он бровь, подхватив меня под руку. Я заскулила, сделала попытку вырваться. Но хватка оказалась стальной. Боже. Только бы у меня подмышки были не мокрые от пота. Я ж бежала, по жаре. И куда я вляпалась опять? Ну на черта я закусилась? Охранник прав, мое место через два квартала.

— Вас с превеликим… — чуть не до земли согнулся амбал, и я все таки не удержалась и окатила его полным презрения взглядом. Алаверды. Так сказать. Не знаю, уж насколько уверенно я выглядела, болтаясь в руке с дорогущими часами на запястье, словно драный плюшевый заяц.

Ресторан оказался шикарным, и я снова себя почувствовала убогой каликой, когда мой новый знакомый свалил меня на стул в стиле Версаль, словно куль с песком и с такой силой придвинул к золоченому столу, что вышиб остатки воздуха из моего и без того измученного организма.

— Моя дама хочет пить, — отдал приказ он материализовавшемуся из воздуха официанту. — И я думаю, что и есть, ведь так, девушка? Эй. Ты еще здесь? — щелкнул пальцами перед моим носом этот самоуверенный самец.

— Я не голодна, — икнула я, чувствуя, что слона бы съела сейчас.

— Меню не надо, тащи все, — хмыкнул грустноглазый, рассматривая меня, словно амебу под микроскопом.

— Пить сначала, если можно, — каркнула я, мечтая о глотке ледяной воды. Может утолив жажду, я перестану выглядеть так жалко.

— Да, и мне, то что обычно, а девочке сладенького, а то она сейчас, кажется, впадет в кому. Лед не забудь, — не сводя с меня своих странных глаз, бросил в сторону моего коллеги мужчина. Хотя, что это я? Какой мне коллега этот лощеный мальчик? Я то бегала официанткой в менее пафосном ресторане. Да и дали мне такого сногсшибательного пинка, что я до сих пор не могу в себя прийти. Летела и кувыркалась как перекати-поле. Еще и должна осталась. Поработала, блин. От воспоминаний меня затрясло.

Через пять минут на столе появился запотевший графин с жидкостью цвета солнца внутри. Я сглотнула тягучую слюну. Воздух оглушающе запах лимонами. Воды кельнер так и не подал, а пить хотелось так, что в глазах начали плыть разноцветные пятна. Ну, лимонад даже лучше.

— Ты вроде немой не была, когда спорила с халдеем на входе, — ухмыльнулся мой новый знакомец, без брезгливости наливая в мой стакан жидкость из графина. Странно, обычно такие как он никогда сами не делают работу за официанта. Но тут явно другой случай. Дядька то похоже не совсем в себе. Я только сейчас могла рассмотреть мужика сидящего напротив. Он не так уж и молод, как мне показалось сначала. Морщинки какие — то скорбные в уголках губ. Не глубокие, его не портят, скорее наоборот придают какой — то звериной брутальности, что ли.

— Я просто хочу попить, — просипела я, гипнотизируя жидкость в тонкостенном стакане, стоящим прямо передо мной.

— И что тебе мешает? — приподнял бровь Виктор Романович, так вроде к нему обращался на входе охранник.

— Никто, — вякнула я, схватила стакан и одним глотком залила в себя вожделенную влагу. Только вот это не лимонад оказался. Совсем даже. И не сок, как я думала. Напиток огненным вихрем пронесся по моему пищеводу, в голове загудело. — Что это? — промямлила я, едва шевеля непослушным языком.

— Ну ты сильна. Ни разу не видел, чтоб Лимончелло так засандаливали, — хмыкнул мужчина, — мне теперь тебя догонять придется.

— Я думала это лимонад, — прорыдала я. Ну что за день? Сколько там было в стакане, граммов двести? Обычно, для того, чтобы окосеть, мне хватает понюхать пробку.

— Ага, Буратино. А знаешь Мальвина, давай вместе напьемся. Я как раз собирался сегодня пуститься во все тяжкие. Ты как? С меня веселье.

— Не похожи вы на веселого клоуна, — по-дурацки хихикнула я. — У вас что — то произошло? Ну, в смысле, такие как вы проблем не должны иметь.

— А такие, это какие? — спросил Виктор Романович, делая глоток из своего стакана. До моего носа долетел запах виски. Чистого. Ничем не разбавленного, с дубовыми нотками и выраженным солодовым ароматом.

— Простите, я просто…

— Никогда не лезь с такими вопросами к незнакомым дяденькам, Красная Шапочка. Дровосеки могут оказаться страшнее и зубастее волков. И заруби на своем конопатом носу — проблемы есть у всех. Вопрос просто в их масштабах. Твои, например, я могу решить щелчком пальцев. Мои… Черт. Давай лучше еще «попьем»

— Для меня мои проблемы не решаемы, — хрюкнула я в стакан. Ликер из лимона сейчас мне отчего — то очень понравился. И оказался весьма кстати, стало легко и спокойно. Отпустило тянущее душу напряжение.

— Расскажешь?

— Зачем вам? Это довольно-таки скучно. А хотите посмеяться? — пьяно икнула я. — Может вам легче станет? Смех то лечит все болезни.

— А давай, — в тон мне ответил мой спаситель. Сейчас им он мне и казался, и вообще жизнь не так уж и дурна. — Моя подруга мне сегодня предложила продать девственность. Ну, чтобы мои проблемы решить. Представляете? Смешно же? — я глупо хихикнула, но тут же замолчала. Глаза Виктора Романовича потемнели, как небо перед грозой. Он даже не улыбнулся. Боже, ну что я за идиотка. Что он обо мне подумает? — Вы не подумайте, я не такая совсем. Это же была шутка.

Звучала я сейчас конечно жалко. И блеяние мое оправдательное… Боже, боже, боже. Пусть он страдает провалами в памяти и ретроградной глухотой. Илия пусть прилетят инопланетяни и унесут меня на опыты, прозондируют и вырвут язык.

— Ты еще…? Господи, разве такие еще бывают сейчас? Детка, кто тебя растил?

— Тетя Глаша, — икнула я, закашлялась и еще больше захотела растаять в воздухе. Вот бы он охренел. Побольше чем от моей позорной девственности, наверняка.

— А знаешь, племянница тети Глаши, предложение интересное. И знай, проблемы, которые можно решить миллионом — это не проблемы. Небольшие трудгности, — он налил полный стакан виски, опустошил его одним глотком, откинулся на спинку шикарного стула и ослабил галстучный узел. Точно — бог. Самый настоящий, всесильный. — Обычно я не ввязываюсь в сомнительные сделки, девочка, но сегодня у меня настроение вляпаться по уши в какую — нибудь чертову авантюру. Сколько?

— Миллион, — ну теперь то он точно откажется. Скажет, что я сумасшедшая, даст мне пинка. Рассмеется в лицо, в конце концов. На это я рассчитывала, а совсем не на то, что произошло дальше.

— Ну, товар то специфический, — прищурил глаза чертов хозяин жизни. — А потом, откуда я знаю, может ты аферистка. Сейчас операции всякие делают.

— Ну, не хотите, как хотите. Я ж не настаиваю, — выдохнула я с облегчением, ухватила со стола тонкую рюмку и опрокинула в себя ее содержимое. Это какое — то безумие. Театр абсурда. — И вообще, я просто хотела вас повеселить. Думала вы посмеетесь.

— Тебе удалось. Я возбужден и слегка контужен. Давно не чувствовал себя так. Знаешь, я пресыщен, но ты… Короче, есть сделка. По рукам, — оскалил белоснежные зубы страшный хищник. Нет, он совсем не дровосек. Он волк в овечьей шкуре. — Только напишем небольшой контрактик. Так, на всякий случай. А то всякое бывает. Вы бабы народ ушлый. Лет тебе сколько?

— Двадцать четыре, — мой стон его кажется позабавил. — Будет.

— Как моему сыну, — в голосе Виктора Романовича, мне показалось, я услышала странное отвращение и тоску.

— Я думала вы моложе, — черт, ну что я за дура? Кто меня все время тянет за язык? — Простите. Ну, в смысле. Не думала, что у вас такой взрослый ребенок. Вы выглядите, как, — я хотела сказать — бог, но проглотила свой пьяный идиотизм вместе с кусочком ветчины, который стянула с тарелки. Да, иногда лучше жевать, чем говорить. И… Я не могу согласиться на ваше щедрое предложение. Лучше под забором сдохнуть.

— Это ошибка молодости. Ромка родился, когда нам с его матерью едва исполнилось по семнадцать лет. Впрочем, это тебя совсем не касается. Слушай, а как тебя зовут, подзаборная сдыхательница? А то мы с тобой почти слились в экстазе. Не могу же я тебе звать, «Эй, девушка»

— Ма… Марджери, — оооо, ну откуда в моей башке столько идиотизма? И этот безумец напротив, как — то странно лицом покраснел, явно сдерживая дикий хохот. Надо же, Марджери. Что не Фекла Альбукерская? Господи, сколько градусов в этом адском пойле, что меня так растащило?

— Тогда давай пить, Марджери. И напишешь мне расписку.

— Слушайте, а вы не маньяк? — боже, наконец — то меня осенила очередная «вумная» мысля. — А то, может, расчлените меня и адьес, мучачос. Или может и съедите?

— Я слышу в твоем голосе странную надежду, — рассмеялся этот мерзавец, рассматривая меня, как колченогую кобылу на сельском базаре. — Извини, что разрушаю твои чаяния. Нет, я не маньяк. Но, если мы договоримся, я…

— Не продолжайте, — этот стон у нас песней зовется. Я залпом допила остатки ликера, выхватив из пальцев «Не маньяка» шикарный перьевой Паркер. А что? Помирать так с музыкой. Точнее не девственницей. Коготок увяз, всей птичке пропасть. Накорябала под диктовку текст и…

А потом я пала. Сначала в туалете чертова ресторана, потом в какой — то подворотне, в машине, и еще черте где. И это было ни черта не романтично. И мне было хорошо, настолько, что эти воспоминания не смогли испариться из моей дурной похмельной реальности. Никогда не думала, что схождение в ад настолько восхитительно. Чужие умелые руки творили с моим телом такое, что в мозгу взрывались салюты, а тело умирало и оживало. Снова. Снова. Снова. Бессчетное количество раз. А я не могла сказать ни слова, потому что мой рот был занят постоянно, совсем не по назначению.

И врала тетка Глафира — это было ошеломительно. Настолько. Что я бы не задумываясь пошла за этим странным мужчиной на край безумного света.

Проснулась с гудящей головой, свербящей болью между ног, совершенно голая.

Он все же меня купил. А я… Боже. Что скажет тетя Глаша? Она и боялась именно того, что я стану, как моя мать — ее покойная сестра. Как там она ее называет? Шалашовкой. Точно, вот и определение мне.

Я подошла к тумбочке, на которой лежали стопкой деньги, увидела расписку, написанную твердым мужским почерком и заскулила.

Я продала свою девственность за миллион, первому встречному.

И знаете, что я сделала? Сбежала. Не взяв ни копейки позорных денег. Дура? Да, зато я не вступила в сделку со своей совестью. Ну, если честно, ухватила я пару купюр, только для того, чтобы добраться до дома. Боже, меня же Глафира убьет. Теперь уже точно. Ну и пусть, потому что я сама сейчас готова сдохнуть со стыда.

Он не проснулся, пока я рылась в его шкафу, в поисках чего бы надеть. Мои вещи, разодранные в лоскуты, к носке оказались непригодными.

А может просто притворялся, кто его знает, что в голове у наглых, богатых дядек, способных отвалить миллион за то, что никому до него не было нужно. Да и ему, вряд ли. Просто решил пьяный мужик развлечься, а я, овца, попалась под горячую руку.

Нарядилась, как Филиппок в мужскую толстовку, пахнущую зверем и спортивные штаны, которые подвязала поясом от халата, стараясь не смотреть на мирно сопящего моего, случайного любовника. Трудно это оказалась. Потому что мне как раз очень хотелось рассмотреть его в деталях. Красив, чертовски. Такие самые опасные. Бежать, надо бежать.

Чужой шикарный дом оказался лабиринтом, таким же мрачным, тяжелым, как в сказках про фавнов. Я неслась по длинному коридору, увешанному картинами и мечтала только об одном, исчезнуть из этого замка Синей Бороды.

Лестница показалась мне дорогой к свету. Значит вниз, только вниз. Найду выход и забуду о своем странном приключении, как о страшном сне. Если смогу, конечно. Но, в сделку с совестью я все же не вступила. Грязные деньги так и состались лежать на тумбочке.

Холл я нашла очень быстро. Выскочила в светлую, залитую светом огромную комнату и чуть не захлопала в ладоши, увидев спасительную дверь. Всего каких — то несколько метров осталось преодолеть до свободы. Я натянула капюшон до самых глаз, сама не знаю зачем, и словно воришка, на цыпочках покралась к спасению.

— Ты кто такая? Или такой? Тетка, черт, Гюльчатай, открой личико, — громом прозвучал нахальный, злой голос. — Класс, мой папаша начал тащить в дом всякую шваль. Судя по экстерьеру, ты дешевая. Толстые бабы обычно стоят копейки. Стареет батя. Экономить на здоровье начал.

Я уставилась на молодого человека, кривящего идеальные губы в ехидной усмешке.. Точно, сын. Это сын моего сладкого мучителя. Он и похож на него. Но, идеальное лицо какое — то ненастоящее, словно маска и черты лица смазаны. Не такое, как у родителя. Злое и капризное.

— Может и меня обслужишь?

— Обрыбишься, — собрав все силы выдохнула я и с быстротой белки ломанулась к выходу, под издевательский смех молодого хозяина шикарного дома, в котором я провела лучшую ночь в моей жизни.

— Беги, Форест, беги, — словно нож воткнулся между лопаток издевательский смех.

Глава 2

Виктор проснулся, но открывать глаза не спешил. Ему давно не было так восхитительно легко. Этой глупой пухляшке — красной шапочке удалось за одну ночь выгнать из головы зажравшегося серого волка все дурные мысли, заменив их на тягучую негу. Он уже забыл, когда так беззаботно спал в последний раз. Открыть глаза — значит разрушить зыбкое равновесие, пахнущее остатками сумасшедшей ночи. Сколько он там заплатил? Миллион, кажется? Можно было и больше дать. А если сойти с ума и предложить девке содержание? Полный фарш, как говорит его наследник. Скорее всего так одурительно уже не будет больше. Так хорошо. При мысли о вчерашнем безумии в паху потяжелело.

Муромцев с трудом разжал сведенные судорогой веки и резко сел в кровати, чувствуя на себе чей-то взгляд, прикрыл скомканной простыней неугомонный орган, которому не хватило видимо ночной скачки по пересеченной местности. Девка оказалась восхитительной: тугой, горячей, абсолютно сумасшедшей. Не ненасытной, а именно огненной какой — то, словно маленькая мягкая бомба с подожженным, потрескивающим искрами, бикфордовым шнуром.

А сейчас ее не было рядом, он это осознал. Остался только легкий шлейф цветочного аромата дешевых духов, которые он ненавидел с детства.

— Доброе утро, папуля, — голос сына в тишине комнаты прозвучал словно выстрел. Виктор поморщился, встал с кровати и потуже затянул простыню на горящих бедрах, которые всего каких — то несколько часов назад осыпала легкими поцелуями девка. Как там ее звали? Марджери. Сука, имя то какое придумала. Простыня уже не спасала, превратившись в индейское народное жилище, похожее на палатку. Фигвам, как говорил Шарик в мультике. Ромка обожал этот фильм в детстве. Черт.

— Какого хрена ты забыл в моей комнате? Я кажется говорил про личное пространство, — рыкнул Виктор Романович, бросив взгляд на тумбу, на которую вчерашняя девственница — торговка положила с великим пиететом пачку ассигнаций. А он тогда подумал, что она могла бы ему дочерью быть. И не содрогнулся от этой мысли. И ему не было стыдно пользовать эту несчастную. Каждый имеет свою цену. Это нормально. Так почему сейчас, увидев, что деньги исчезли с тумбы, он испытывал странную гадливость?

— Я стучал, кстати. Ты не откликнулся, ну я и подумал, вдруг тебя шкура дешевая убила которую ты приволок в дом. Мало ли, шалавы не брезгливы, дала по башке папику богатому, обнесла и аля — улю. Ты б проверил, кстати. Может грабанула тебя лялька, — Губы Ромки скривились в какой — то одной из его улыбочек, которые очень хотелось размазать по его самодовольной физиономии. Господи, куда делся тот карапуз, которому он когда — то крутил фарш из жилистого мяса ручной мясорубкой, чтобы накормить, чтобы гемоглобин повысить, в перерывах между институтом и тяжелой работой? Выживали как могли ведь и были счастливы, пока он вдруг не начал зарабатывать огромные, какие — то нереальные деньги. Парадокс.

— Не дождешься. Девчонка где?

— Свалила, чуть не затоптала меня, бегемотиха. Ты б, отец, меня попросил, я б тебе нормальную бабу подогнал. Шлюхи и красивые бывают, открою тайну.

Веселье сына раздражало, как и то, что девка все же взяла деньги, отринув глупую свою брезгливость. Хотя, чего было ожидать.? Он ей заплатил, товар получил. Все правильно. Только вот царапает.

— Ты мне лучше открой другую тайну, Буратино, деревянный мальчик, — перебил Муромцев, устав слушать ядовитые выпады в сторону распутной шлюхи — целки. В голове поселился кузнечный молот, не позволяющий мыслить. Ярость затянулась на шее удавкой. Виктор стянул с вешалки отглаженную горничной рубашку, надел и теперь ломал пальцы, пытаясь застегнуть мелкие пуговицы на манжетах, — почему тебя вышибли из пятого уже университета.

— Настучали, суки? Отец, меня подставили. Я не барыжу дурью. Зачем мне? Ну подумай. Я сын… Твой сын, — прищурил глаза Ромка. Виктор хорошо знал этот взгляд.

— В Англии тебя тоже подставили? — голову прострелила первая стрела боли. Он так похож на Жанку. Ту, семнадцатилетнюю, которая вот так же смотрела жалобно, сообщая о своей беременности. Надо было заставить ее сделать аборт, как говорил отец. Нужно было просто не играть в гребаное благородство. Ничего ведь путного не вышло. И мальчишку она воспитала, превратила вот в это вот непонятное существо, пока он мотался по командировкам. А он хотел дочь, может тогда его сын бы не вырос таким ублюдком. Жанка больше не смогла, ранние роды что — то там подорвали в ее здоровье. Он не вникал. А теперь уж неважно.

— Па. Денег мне дай. У нас сегодня тусыч намечается. А сейф что — то не сработал. Мастера вызови, — проныл кровиночка.

— А сейф для тебя закрыт, равно как и банковские карты, гараж и хранилище, — ровный голос Виктора повис в спертом воздухе, больше не пахнущем малышкой, вынужденной зарабатывать на жизнь, торгуя собой. Черт, а мир то страшно несправедлив. — Я сменил все коды. Нужны деньги — заработай. Могу предложить место менеджера по продажам, самое низшее звено. Зарплата стандартная. Завтра в отделе кадров концерна получишь всю информацию.

— Ты сдурел совсем? Я менеджер? — голос Романа зазвенел, но Виктору было абсолютно плевать. Он страшно устал, безумно. Все, что он делал, чего добивался, рвал жилы — он делал для сына. Зря.

— Еть место дворника, — даже не повернув головы в сторону сына, прорычал он. — А чего ты хотел? Без образования ты можешь рассчитывать только на неквалифицированную должность.

— У нас сегодня выезд. Ты понимаешь, что… Отец, мать твою…

— Мне плевать, — поморщился Муромцев, прервав поток ненависти, который ощутил физически.

— Значит, шлюхам ты платишь, не жалеешь тугриков? А сыну родному зажал. Ну хорошо. Я тогда несомненно, все сделал правильно. Обойдусь, папуля.

— Шлюхи работают, а ты просто ничтожество. И вообще, с чего ты взял, что я заплатил? — дернул плечом Виктор, прежде чем выйти из собственной спальни, которую казалось, поглотила полностью темная материя. Стало душно, в ушах шумел адреналин. Он не слушал больше слов своего ребенка. Да, оказывается проще просто сбежать в офис, где все перед ним преклонялись. В последнее время Муромцев возненавидел этот гребаный особняк. А еще, в голове сверлила мысль — найти глупую плюшку и снова забыть обо всем. Странная терапия ему сейчас была нужна как воздух.

Мария

Пыльная квартира встретила меня тишиной. Даже Пубусик счел неуважением к своей блохастой личности меня облаять. Я попыталась на цыпочках проскользнуть в свою комнату, глупо надеясь, что любящая тетушка не заметила моего ночного отсутствия. И даже почти успела добежать вприпрыжку до своего восхитительного будуара, больше похожего на келью монаха — отшельника, выдолбленную в скале.

— Где ты шлялась? Или по стопам своей матушки решила пойти? От осинки то не родятся апельсинки, — скорбный, дрожащий глас все же настиг меня, в тот самый момент, когда я ухватилась за ручку на двери своей спальни скрюченными пальцами с обломанными об шикарного мужика, который наверняка уже и думать обо мне забыл. Я замерла на месте, чувствуя, как по спине бегут ледяные мурашки. — Я чуть не врезала дуба, все морги обзвонила, больницы. Ты вообще думаешь о ком нибудь кроме себя, Мария? Корвалол закончился весь. И что на тебе надето? Боже, тебя ограбили? Надеюсь непоправимого не произошло? — схватилась за грудь тетушка, отчего — то за правую. Я принюхалась. Спертый воздух пах совсем даже не каплями успокоительными, а дорогим коньяком и шоколадом.

— Все в порядке. Задержали на работе. А одежда — просто я свою испачкала, пришлось у повара взять сменную. И, кстати, сердце слева, — врать я не умею, поэтому отвела взгляд, чтобы слишком прозорливая Глафира меня не раскрыла. Не рассказывать же родственнице, что страшное произошло. И произошло оно с моего согласия. Что меня ограбил шикарный самец, с моего согласия, забрав единственную ценность, которой я совсем не дорожила. И что мне понравилось это совершенное против моей чести преступление.

–Ты поучи еще меня, где сердце. Деньги давай. Надеюсь их то не потеряла? — перестала изображать гиперзаботу тетушка — рекетир. — Переоденься и выгуляй Пубусеночка. Из — за тебя я не в состоянии сама вывести моего малыша. И что это? Ты на паперти что ли сидела. Тут даже не хватит на витамины для моего мальчика.

Я промолчала, как и всегда. Хотя очень хотелось высказать тетушке, что витамины ее чертову дрищеногому «мальчику» не нужны, зато очень требуется хороший кнут или пендель под тощий бесхвостый зад. Поганец пинчер посмотрел на меня с превосходством. Иногда кажется, что он умеет читать мысли. Я люблю животных, очень. И думала не бывает исключений в моей безусловной к ним любви. Но, оказалось я ошибалась. Иногда мне кажется, что Леська права, и дрожащий Пинчер — это самый страшный демон ада, случайно попавший не в то тело.

Вчерашний зной сменился ледяным холодом. Вот такое вот хреновое лето. Я накинула куртку, прямо поверх одежды, насквозь пропахшей моим «приключением» и свалилась на колени перед наглым песиком, который будто превратился в желе и никак не желал вдеваться в шлейку, украшенную миллионом сверкающих кристаллов.

— Свитерок ему надень, — крикнула Глафира. Я с тоской посмотрела на леопардовое безумие, больше похожее на одеяние Сергея Зверева в лучшие его годы и вздохнула. — В магазин забеги, ребенку нужно свежее куриное филе. А мне возьмешь корвалолу. Если что — то еще вспомню, позвоню.

Я понуро вывалилась в подъезд, нащупав в кармане спортивных брюк свой допотопный телефон и купюру, оставшуюся от гонорара за мой позор смешанный с восхитительным удовольствием. Глянула на дисплей и застонала. Десять непринятых от Марка. Господи, пусть он одумался и решил меня взять обратно на работу. Клянусь, я больше не буду бить посуду, ломать мебель и обливать клиентов супом.

— Я думал ты решила сбежать, чтобы не платить долг, — не поздоровавшись загоготал в трубку мой бывший начальник.

–Я просто телефон не ношу с собой, потому что теряю все время, — жалко проблеяла я, ежась под порывами ледяного ветра. — Марк, ты что — то хотел?

— Да, хотел узнать, когда ты думаешь рассчитаться со мной, — в голосе его смеха больше не было, зато я услышала что — то такое, от чего ноги стали ватными. Ходили слухи, что хозяин ресторана в котором я работаю совсем не душка, и отнюдь не лапочка. И основной доход он черпает совсем не из дешевой забегаловки, которая является прикрытием для его черных делишек. Но я была слишком далека от сплетен, о чем теперь горячо жалею.

— У меня нет денег, ты же знаешь, — прижав к груди Пубусика, выдохнула я. Перед глазами всплыла пачка денег, которую я, дурища, постеснялась взять за предоставленную богатому мерзавцу, услугу. Он ведь получил, что желал. Дура я дура. Эти деньги бы решили все мои проблемы. А может вернуться в замок чертова любителя девственниц и… — Давай я отработаю. Верни меня в ресторан, пожалуйста.

— Чтобы ты его спалила, затопила, разрушила? Ты же стихия, Машка. Пострашнее торнадо. Короче, деньги мне нужны через месяц. Квартиру продай. Нет, будешь отрабатывать, но совсем не официанткой. Поверь, тебе не понравится. Поняла меня?

— У меня нет квартиры, — уныло вздохнула я, понимая, что попала, как кур во щи. И спасти меня сможет только чудо.

–Ненавижу когда мне врут. Я проверил. Халупа в которой ты проживаешь с теткой записана на имя Марьи Афанасьевны Колывановой. Тебя так вроде величают, а Манька Облигация? Ты получила ее в наследство от матери. Не делай вид, что не знала. Ни за что не поверю, что можно быть настолько дурой. И только попробуй кому-нибудь передарить. Я тебя на руку натяну, как Хрюшу. Поняла меня? — прорычал Марк. А мне показалось, что на мою глупую голову свалилась ледяная глыба. — Через месяц мне нужна хата или деньги.

— Но как же? Где я буду жить, мы с тетей и Пубусиком? Марк, пожалуйста…

— Да плевал я… Хотя. Знаешь, Машка, работенка у меня для тебя найдется. Жди указаний, — хмыкнул мой мучитель и отключился. Я обвалилась на скамейку, и зарыдала в голос. Даже пинчер проникся моментом и перестал рваться из моих рук. Притих. И задрожал. И эта дрожь маленького тельца привела меня в чувства. Значит мама мне оставила квартиру, в которой я всю свою жизнь прожила как приблудыш. И что мне делать теперь? Вернуться за деньгами в дом Виктора Романовича? Не вариант. Он просто пошлет меня и выкинет, как дешевую шлюху. Да и мне тупо стыдно. Господи, что же я натворила? Этот странный мужчина наверняка даже разговаривать со мной больше не станет. Где он, а где я?

Я не помнила, как поднялась по лестнице, как зашла в квартиру, ставшую вдруг какой — то совсем чужой. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот.

— Корвалол где? — тут же появилась в прихожей Глафира. — За смертью тебя посылать. Мальчика совсем заморозила. Такая же, как мать твоя непутевая. Та в подоле принесла, и оставила, кукушка. Даже собачку доверить нельзя.

Странно, но Пубусик зарычал, когда тетушка попыталась забрать его, прижался теснее ко мне, и я прониклась к этому малышу даже симпатией.

— Глаш, почему ты меня забрала? — спокойно спросила я. — Отдала бы в детдом? Зачем оставила?

— А люди бы что сказали? Я ж не скотина какая, не кукушка как некоторые, — не моргнув глазом ответила тетушка. Врет, она врет мне всю жизнь. Забрала она меня, чтобы на улице не оказаться. И жила всю жизнь на пособия, которые ей платило щедрое государство за сироту. А потом просто пользовалась мной. К горлу покатила едкая тошнота. Захотелось просто исчезнуть, испариться. — Твоя шалава мать то не подумала о кровиночке. А я старалась вырастить тебя чистой.

— У тебя не вышло, — криво ухмыльнулась я.

Глава 3

–Представляешь? Старый придурок совсем офонарел, — Ромка с силой ударил кулаком по полированной столешнице барной стойки, так, что стоящие на ней опорожненные уже стопки, подпрыгнули, жалобно звякнув.

— Ну, старик твой отнюдь не стар, я младше года на три всего. Он Суперстар, скорее. Мне до него как до луны на карачках, — ухмыльнулся его собеседник. В полумраке ревущего музыкой ночного клуба, эта улыбка показалась мерцающим оскалом хищного зверя. Роман поежился, но отмахнулся от липкого предчувствия.

— Марк, ты не слышал что ли меня? Папуля лишил меня денег, сука, — Муромцев задохнулся от злости, вихоящейся в нем с самого утра разрушительным, черным торнадо. Он посмотрел на приятеля, который стал ему чуть ли не братом за короткий промежуток времени. Наследник империи и не помнил, где познакомился с Марком, вроде на каком то очередном «пати». Но казалось, что он знал этого едкого, непонятного ему мужчину всю жизнь. Кто — то познакомил, вроде. Но то, что Марк сам подсел к нему и предложил веселье он не помнил.

Марк опрокинул в рот очередной дринк и прищурился. Этот зажравшийся мажор уже начал его раздражать. Точнее, он его начал бесить с первой минуты их «случайного» знакомства. Но вот почему — то именно сейчас ему хотелось просто отмудохать этого поганца, не ценящего того, что ему преподнесла жизнь на блюдечке с голубой каемочкой. Но на кону были слишком большие интересы. Жизнь парадоксальная штука. Проклятый поганец ненавидит отца, который дал ему роскошную жизнь. Марк своего отца обожал, хотя получал от него только тычки, унижение и побои. Мужчина мотнул головой, гоня ненужные мысли.

— Расслабься, Ромуальдо. Отвлекись. В конце концов друзья тебе на что? Я могу помочь, ты же знаешь. Деньги не проблема. Потом вернешь, как папаня твой одумается, — наверное именно таким голосом говорил с глупой Евой коварный змей искуситель. Лицо мажора разгладилось, ноздри заходили ходуном. — Не парься. Давай лучше поиграем. Видишь малышку?

Ромка проследил взгляд приятеля и увидел девчонку, какую — то мелкую, бедно одетую, улыбающуюся во все свои тридцать два белоснежных зуба, веселящуюся в компании таких же убогих подруг. Малышка, да. Совсем девчонка, лет двадцать, не больше.

— Что предлагаешь? — криво усмехнулся младший Муромцев, чувствуя странный прилив возбуждения. Игры Марка ему всегда нравились. — Завалить нищенку? Это скучно. Такие дуры как эта ведутся даже на пузырь шампанского. Не разочаровывай меня, брат.

— Она тебе не даст, Ромашка. Девчонка с принципами, сто пудово, посмотри на нее. Приперлась в ночной клуб в одеянии достойном монахини. Она даже контроль бы не прошла. Я приказал пропустить. Редко такие райские птички в это гнездо порока залетают. Подумал, что будет забавно, да и тебе надо отвлечься, — кривая улыбка на лице Марка казалась сейчас злой и неестественной. — Пошлет она тебя. Если только… Давай так — ставка штука баксов. Если ты ее завалишь без вот этого. Ты ж у нас обаятельный мерзавец. Хотя… Знаешь Ромка, деньги это мусор. Если ты выиграешь, я поступлюсь своими правилами. Ты хотел большую игру? Я подарю тебе мир крупных ставок. По рукам?

Маленький пакетик, заполненный белым порошком упал на стойку. Роман ухмыльнулся. Вечер стал многообещающим и куражным.

— А если с этим? — голос Романа дрожал. Его мечта приблизилась к исполнению так близко, что он уже вдыхал ее аромат, наслаждался им.

— Тогда я выиграл. А ты проиграл. Но, у тебя будет утешительный приз — маленькая чистая птичка, с которой ты сделаешь все, что хочется. Не жалко тебе наивняшку, а Романо?

— По рукам, — хмыкнул младший Муромцев, соскакивая с высокого табурета. Дело было не в деньгах. В крови гудел азарт. Штука баксов совсем не тот интерес, который преследовал Марк. Бабки ничто в сравнении с удовольствием от собственной силы, власти над глупым стадным убожеством, смотрящим как он приближается к нищенскому столу, явно кажущемуся малышке шикарным. Нет, ему не было жаль несчастную жертву. Тело скрутила первая судорога возбуждения.

Мария

— Огурец хочу, — пробубнила я набитым до отказа ртом. Ну да, я ем, когда нервничаю. И все мои переживания оседают на талии, боках и всем остальном организме лишним весом. С детства так. Тетушка радела о моей невинности, а культуру правильного питания не привила. Хотя, это и невозможно было, учитывая, что кормила она меня картошкой, серыми макаронами и всем тем, что только могла найти подешевле. — Огурец, майонез, белую булку, сыр и хочу ликера вкусного с лимоном.

— А ты не лопнешь, деточка? — хмыкнула Леська, уставившаяся в недра рефрижератора, в котором не хватало только болтающейся в петле, несчастной, самоубившейся мыши. Холодильник подруги сиял чистотой.

— А ты налей и отойди. — разочарованно заглянув через плечо худющей, как палка от швабры, подруги, буркнула я. — Живешь, как отшельница — солнцеедка.

— Ты давай с темы не соскакивай. Признавайся, тот маньячелло с Лимончелло каким был? Симпомпончик, хоть? Или похож на кабана в костюме от Армани?

— Оооо, — промычала я, как Семен Семеныч Горбунков, вытаращила глаза и изобразила руками фигуру типа квадрат.

— Понятно, судя по описанию секси, — заржала Леська, выудив из холодильника тощий пакет с майонезом и скукоженный огурец, явно переживший огуречный конец света. — И богатый. Ты хоть с Марком расплатишься теперь. Да и от тетки своей ненормальной съедешь. Съедешь ведь? А то, что останется положишь на депозит. Потихоньку копеечка будет капать. Или еще лучше, в золото вложись. Она как на дрожжах растет постоянно. Господи, наконец то у тебя мозг перетек обратно в голову из того места, на котором ты сидишь, — зафонтанировала восторгом подруга.

— Я деньги не взяла, — икнула я, глядя в закаменевшую спину Олеськи.

— Ты деньги, что? Повтори, я не расслышала, — голос, искаженный тем, что вопрос был задан в холодильник, отозвался потусторонним эхом в съемной квартире на пятом этаже хрущевки.

— Не взяла, — пискнула я обморочно. Черт. Зачем я вообще начала рассказывать про свой позор? Вчера, когда я явилась на порог подруги, выглядела я по всей видимости очень не очень, говорить не могла, только бессвязно всхлипывала и тряслась, как собака больная чумкой. Поэтому рассказала я ей сокращенный вариант моей сумасшедшей истории. Ровно до момента подписания контракта.

— Это шутка, да? — прищурилась Леська. Я сжалась на табуретке, пытаясь превратиться в бактерию. Подруга размеренным шагом пересекла кухню и ухватилась за пульт от телевизора. В моменты сильных душевных волнений ее действия никогда не поддаются логике. Сейчас Лисена молча защелкала кнопками, хаотично переключая каналы. — Как думаешь, если я тебе в ухо дуну, эхо услышу, или свист там какой? Ну как когда в вакуум орут, — наконец отмерла она, остановившись на идиотском канале светской хроники. Странный рандом у моей подружейки.

–В в вакууме звук не распространяется. Там материя, понимаешь… — господи, зачем я умничать начала? Олеська стала похожа на готовящегося к нападению бородавочника.

–Все ты виновата. С идеями своими гениальными. А я не такая, я не умею быть акулой, как… — всхлипнула я, отгрызая попку вялому огурцу, и при этом бездумно глядя в экран телевизора. Подавилась чертовым овощем, закашлялась. — Это он, черт, Леська это же…

— Кто акула? — прорычала подруга, треснув меня со всей силы по горбу.

— Каракула, блин. Это же он, он, он, — некультурно ткнула я пальцем в экран, с которого смотрел на всех с высока мой ночной любовник.

— Твой дефлоратор Муромцев? — простонала Леська с придыханием. — Он же…

–Ля-ля — ля, — заткнув по детски уши пальцами заголосила я и закрыла глаза, лишь бы не видеть и не слышать того, что говорила Олеська, восторженно закатив ясны очи так, что вероятнее всего смогла увидеть свои же извилины.

— Собирайся, — выткнув мои пальцы из слуховых ходов приказала подруга.

— Кудай то?

— Поедем в гости к самому завидному холостяку нашей великой необъятной страны, — хмыкнула поганка фурия, которая раньше выглядела как моя любимая приятельница, а сейчас была похожа на злобную курицу из мультика.

— Ни за что, — выдохнула я. Леська замолчала на полуслове, и как то странно посмотрела в мою сторону.