Идиотки

Инга Максимовская, 2021

«Отпускайте идиотов и клоунов из своей жизни. Цирк должен гастролировать», – думала я, таща за ноги, обутые в дорогущие ботинки, моего бывшего босса. Да уж, от себя не убежишь! И это моя первая гастроль. Он меня обокрал, а я его похитила. Верну свое и навсегда забуду о существовании этого мерзавца. Вот только тайны прошлого вносят свои коррективы в мое идеальное преступление.

Глава 5

ЕВА

— Это были мои любимые трусы, — зло пропыхтела я, ставя перед галкой тарелку с курицей и картошкой пюре.

— Их давно надо было захоронить, как переработаный уран, — невесело хмыкнула Подвигалкина. — И поверь, это не самая большая наша проблема. Но придурок прав — мы должны быть хладнокровными и безжалостными.

— Галь, что тебе Олег Евгеньевич сказал? Ну, когда ты ему позвонила, — задала я мучающий меня вопрос. Мне было жалко моего бывшего начальика. Во — первых, у него сын такой мерзкий, жена стерва, а тут мы еще денег требуем. А дядька немолодой уже.

— А ничего не сказал, — активно работая челюстями, промямлила подруга. — Со мной его жена разговаривала — Альбина Атласовна. Знаешь, я вот всегда удивляюсь, что за имена у них такие: Атлас, Палас.

— Ты давай ближе к теме, — гаркнула я, хватаясь за Галькину тарелку ву которую она вцепилась пальцами. Поняла зараза, что я в ярости. — Сколько нам еще этого подонка терпеть? У меня ребенок, между прочим.

— Ладно, не пыли, — миролюбиво улыбнулась Подвигалкина. — Тетка сказала, что Олег Евгеньевич приболел. Старость не радость, знаешь ли. Ну, я как мы и договаривались ей наши требования озвучила: два миллиона долларов в мелких купюрах. Сказала, что если она сообщит в полицию и репортерам, то они получат своего дорогого Руслана мелкими посылками, грамм по триста. Частями, короче.

— Мы про «частями» не договаривались, — зашипела я, едва справляясь с желанием огреть Гальку карышкой от кастрюли. — Ты совсем одурела? Олег Евгеньевич не заслуживает такого. Он ко мне, как к дочери относился. А ты…

— Да, и пендаля дал тебе под твой распрекрасный зад он тоже по родственному? Очнись, Чита. Наш пленник весь в папулю. От осинки не родятся апельсинки. Не очень то ее напугали мои обещания, если тебя это успокоит. Судя по тому, с какой скоростью эта новость попала на все телеканалы, они либо дураки, либо…

— Еще раз назовешь меня Читой, я тебя разорву,-шепотом пообещала я подруге, опасаясь что наш диалог услышит Ванятка.

— Ладно, не ори, — Галька явно не была настроена ссориться, — давай думать, что дальше делать. Тебе наверное придется на разведку идти. Там же тебе еще вроде денег должны остались.

— Где? — тупо спросила я, пытаясь вырвать телевизор, висящий в кронштейне на стене.

— В Катманде, — рявкнула Подвигалкина. — Ты чего делаешь? Умом поехала, что ли от страха?

— Руслан просил телевизор ему принести, — пропыхтела я, сражаясь с неподдающейся «плазмой»

— Попросил? Это когда он нам в спину проклятия сыпал, и требовал благ? — загоготала Галка. — Ты и вправду блаженная. Ванька где будет мультики смотреть? В фантазиях?

Я замерла. А и вправду, ради кого я лишаю своего ребенка возможности смотреть любимого Спанч Боба. Вот только поганая совесть, доставшаяся мне видимо от папули — идиота, как называет его мама, все же иногда берет верх над моим разумом.

— Мам, вы чего тут орете? Во дворе слышны ваши вопли. Опять соседи скажут, что у нас дурдом, — Ванюшка появился в кухне. Я бросила попытки снять со стены телевизор, и прижала к себе сына, чувствуя, как по щекам катятся горячие слезы.

— Ничего, Вань. Просто разговариваем, — успокоила ребенка Галка, — зомбоящик висел криво вот мы и спорим в какую сторону его крутануть, чтобы не окосеть.

— С Бобчинским, что — то не то, — выдохнул мой сын. Вот только этого мне сечас не хватало. Этот пес — хвостатая, нескончаемая проблема. У него то хубы растут в два ряда, то понос, после разграбления помойки, то корм ему не подходит. В общем не пес, а сто рублей убытка.

— Что на этот раз? — спросила я обреченно.

–Он воет, беспокоится, и все время тащит меня к подвалу. Вы тоже туда шмыгаете постоянно, да еще и с кастрюлями. Я видел. Кто там у вас?

— Крысы, — слишком поспешно вкрикнула я. — Огромные, как кони. Мы потому тебе не говорили, чтобы ты не боялся.

— И вы подкамливаете, растите монстров для охоты на соседей? — хихикнул мой сын. — И змею придумали поэтому?

— Вань, мать правду говорит, — наконец подала голос до этого ошалело молчащая Галюня. — Мы отраву туда носили, так что не ходи пока туда.

— И не собирался, — заверил ее ребенок, и обреченно вздохнул, — меня мама к Виолетте ссылает.

— Сочувствую, — потрепала его по вихрастой голове Подвигалкина.

— Мам, телевизор есть еще один в кладовке, — вдруг по — взрослому сказал Ванюшка. — Ну тот, который ты гробом зовешь. — Можно я его себе в комнату поставлю.

— Когда вернешься, поставим, — пообещала я, вспомнив про допотопное окно в мир, пылящееся в дальней кладовой. Теперь бы еще придумать, как отволочь этого монстра советской промышленности в подвал. В конце концов, даже в тюрьмах людям создают пригодные для жизни условия. А Вольский не маньяк и не убийца, а просто мерзавец. За это не судят.

Ванька схватил со стола печенье и убежал. Детский разум прекрасен. Умеет быстро выкидывать из себя то, что ему не нужно. Хотя, мы бы с Галкой, когда были детьми, обязательно полезли бы в подвал, и попытались поймать огромного пасюка. Но мы же идиотки.

— Только не говори, что мы попрем этот гроб на колесах в подвал, — предупреждая мой месседж, простонала Галка.

— И его, и матрас, и ведро купишь в хозтоварах нормальное, с сидушкой, как у унитаза, — зло выплюнула я.

— А ху — ху, не хохо? — спросила эта гадина, сунув мне под нос фигуру, скрученную из трех пальцев.

Я схватила половник, даже успела замахнуться на вредную подружку. Она не осталась в долгу, и с визгом вцепилась мне в волосы.

— Прекрасно,-голос прозвучавший, как раскат грома, заставил нас с Галиной разлететься в стороны и уставиться на женщину, появившуюся бесшумно, словно ниндзя. — Потрясающе. Это именно то, что я рассчитывала увидеть.

— Мама, — пискнула я, — ты же позже хотела приехать. А мы ту с Галей…

— Мне не интересны ваши эротические фантазии, — фыркнула любящая маман.

— Какие? — глаза Подвигалкиной, красиво наливались бешеннством, мои же наоборот начали активно дергаться. — Виолета Трахановна, ой простите, Тихоновна, вы берега попутали, или все таки дедушка Альцгеймер поборол брезгливость и принял вас в свои адепты?

— Ты всегда была мужичкой, — не осталась в долгу моя мамуля. — Позор. Я рожала дочь, мучалась, а теперь людям в глаза не могу смотреть. Дочь — лесбиянка — это же приговор. Хотя, от идиота, могла родиться тоько идиотка. Гены. Диагноз.

Я уставилась на мать. Ну как так получилось, что она вообще решилась меня родить? Эгоизм родительницы пересекал все мыслимые и немыслимые пределы. Всю жизнь она восспитывала во мне чувство неполноценности. Способы для этого она выбирала гестаповские. Наверное поэтому я выросла безвольным и безотказным существом. Как говорит Галка — амебой в лифчике. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что данную часть женского туалета мне и надеть то не на что.

— Где мальчик? — гаркнула Виолетта. — Я в вашем гнезде порока не могу находится.

— Мальчика, кстати, зовут Ванюшкой, — влезла Подвигалкина, которая в отличии от меня не впадает в состояние гроги, при виде моей мамуси. — Пора бы запомнить.

— Мам, Ванюшка собирается, — попыталась я сгладить ситуацию.

Первым в кухню ворвался Бобчинский. Я не успела остановить жизнерадостного песика, который от радости виляя хвостом, подскочил к гостье и подпрыгнул, чтобы выразить дружелюбие. Пес тоже идиот, давно бы уж должен был привыкнуть, что с Виолеттой не проходит его радость.

— Разведут тварей, — рыкнула мама, и со всей силы пнула хвостатого малыша, который взвизгнув упал на пол, от неожиданности описавшись. Я бросилась к дрожащей собаки, чувствуя, как в груди клокочет ярость. — Вся в отца. Такая же блаженная.

— Мам, не надо, — прошептала я, молясь, чтобы Ванюшка сейчас не вошел в кухню. Галька молча ковыряла выилкой новую клеенку на столе, уткнувшись взглядом в пол. Но матушку несло по кочкам.

–Конечно не надо. И рожать было не надо не знамо от кого. И замуж выходить за пустострела, который при первом же случае слинял, бросив тебя с мальчишкой, который сейчас и тебе в тягость.

— Неправда, — устало вякнула я, зная, что спорить с Виолетой себе дороже. — Мой сын самый лучший.

— Ты поэтому его на меня сбагриваешь? — хищно улыбнулась мать. Я почувствовала себя больной. Никогда в жизни я бы не отправила Ванюшку к ней, если бы не мерзавец Вольский, томящийся в моем подвале. — А у меня давление, между прочим. И мигоени, но тебя же это не волнует. Ты же не думаешь, сколько денег я потрачу на лекарство, измотавшись с твоим сыном.

— Ев, дай ей денег уже, — не выдержала Галка. — Ты что не видишь, что это обычный шантаж?

— Конечно не видит, — хмыкнула Виолетта, снова заставив меня чувствовать себя идиоткой. Я прижала к груди вздрагивающее тельце собаки. Ну, Вольский, теперь я точно сдеру с тебя выкуп. Пути назад нет, я не могу сесть в тюрьму, потому что Ванька никому кроме меня не нужен, даже собственной бабушке, которая ищет только выгоду в общении со мной и с ним.

Пока я, застыв как изваяние, прокручивала в голове свои невеселые мысли, в комнату вбежал Ванюшка. Он уже был одет, за спиной болтался яркий рюкзак, в который он сложил свои любимые игрушк и книги.

— Ба, можно я Бобчинского с собой возьму? — бесхитростно оинтересовался ребенок, не желая расставаться со своим другом и на минуту. — Я сам его гулять буду и убирать за ним.

— Тут на такси не хватает, — не обратив внимания на внука, предъявила претензию Гальке, сующей ей деньги, мамуся. — И на обратную дорогу.

— Ба, ну можно? — завертелся вокруг бабушки Ваня.

— Нет, — рявкнула любящая бабуля. В глазах моего сына заблестели слезы. Мне стало так стыдно, так больно, что я отсылаю его туда, где ему будет плохо.

— Вань, я куплю тебе плейстейшен. Вернешься и он уже будет тут, — шепнула я, провожая его до двери.

Мать даже не сказала мне до свидания. Так и ушла, распрямив плечи, с видом вдовствующей королевы.

— Твою мать, — выдохнула Галка, заглядывая в кошелек, в котором после рассчета с Виолеттой остались какие — то копейки. — Как у нее так получается а? Вот скажи. Я за эти деньги сегодня такого позора натерпелась. Голову чуть отмыла. Прикинь, приехала на вызов. Корова вымя порвала. Бабка плачет, кормилица в хлеву орет дурниной. И этот божий одуван мне говорит: «Дочь, ты б косыночку повязала». В общем, я то не послушалась старушку, полезла вымя шить — Галкины слова доносились до меня словно сквозь вату. Я все прокручивала в голове злые материны слова, и наполнялась злостью и решимостью. Всю жизнь я прожила идиоткой. Идиотство у меня в крови, так мне говорила мать. Внушала с раннего детства. И папаша мой, по ее словам, был идиотом. Точнее, сначала он был космонавтом, моряком, полярником — легенда варьировалась. Отца я не знала, да и не думала особо о геройском родителе. Ну нет и нет, эка невидаль. Да у половины двора не то что отцов, матерей не было, как вон у Галки. Ее бабка воспитывала. Со временем папуля трансформировался в идиота, а я в наследницу его гена. И дуаже думала, что он умер от этого, пока вездесущая Подвигалкина меня не просвятила, что мужик являющийся моим родителем, скорее являлся спортсменом — биатлонистом любителем, смазавшим лыжи еще до моего рождения, не выдержав характера своей благоверной. Папуля сошел с дистанции, после того, как беременная фурия едва не довела его до самоубийства, и никто во дворе его за это не осудил. Вынести характер моей матушки, усиленный перестройкой гормонов, не смог бы выдержать даже монах, принявший обет всеобъемдющего послушания.

Поведала все это моей подружке ее бабка, метко прозванная местным бомондом Полицайкой, и так же дружно ненавидимая все тем же бомондом.

— Зато волосы теперь блестят. Воняют немного, но эффект… — протянула Галка.

— Что за шампунь? — машинально спросила я, вынырнув из воспоминаний.

— Коровьи каки называется, — гыкнула Галка, — ну, поехали, ведро, что ли купим. На него у меня пиастры остались еще. Да возле «Империи детства» покрутимся. Проведем рекогнсцинировку местности. Тебе же завтра туда идти.

— Куда? — тупо спросила я.

— Ой, горе, — вздохнула Подвигалкина. — Поехали уже. Только графу нашему Монтекристо телевизор отволочом. Права ты, Чита. В любой ситуации надо оставаться человеком. Не будем уподобляться Виолетте Тихоновне.

— Галь, они ведь нам заплатят? — тихо спросила я, уже скучая по сыну.

— Ну, конечно, — слишком жизнерадостно гаркнула моя подруга, и я поняла, что она вообще ни в чем не уверена. — Ну не через три дня, неделя максимум.

Я вздохнула. У меня нет недели. Просто не выдержу, зная, что мой сын подвергается пыткам маминой стряпней и постоянным ядом. Завтра я возьму все в свои руки. И пощады не будет. Я стану безжалостной Читой, быстрой и яростной.

РУСЛАН

Жрать хотелось нестерпимо. Я встал с кровати и малодушно поплелся к гнутой миске, оставленной этими паразитками. Куски курицы в подливке выглядели аппеититно. Ну не отравят же они меня? За труп им точно ничего не обрыбится. Я запустил пальцы в еду, вилки мне не выдали. Видимо побоялись, что я х покрошу в капусту столь страшным оружием. Мясо оказалось божественным, может просто с голодухи. Набив живот, я почувствовал себя человеком, и даже слгка задремал на своем «царском ложе». Слегка, потому что задница и пах нещадно зудели от дешевого капронового кружева, но я почему то сразу поверил обещаниям полоумной Гали про боди. Да и удобнее в трусишках, хоть и похож я сейчас на нищего транссексуала. Я встал с кровати, чтобы размять мышцы. Тело требовало порции тренировок, к которым я его приучил. Да и выпить я бы тоже сейчас не отказался. Твою мать, меня похитили две чокнутые бабы. Позорище. Я сделал с десяток приседаний, и уже улегся на пол, расстелив одеяло, чтобы провести серию упражнений на пресс. Но не успел. Точнее, я не успел подняться из положения лежа. Видимо увлекшись, я просто не услышал, как хлопнула дверь.

— Давай, твою мать, — голос страшной лошади разнесся нал моей головой, как гром.

— Даю, — пропыхтела Чита. Мне стало интересно, что там творят две эти идиотки. Какую еще пытку мне придумали. Додумать я не успел. Раздался грохот. Сначала на меня упало странное ведро. Я дернулся в сторону, сгруппировался, но вскочить на ноги не успел. Раздался мат, услышав который любой маргинал бы сначала покраснел, а потом загнулся от зависти, и на меня упало легкое женское тело, впившись в распластонного на полу меня костлявыми конечностями.

— Прекрасно, — пропыхтел я, пытаясь скинуть с себя захватчицу в обезьяньей маске. — Только вот я не люблю тощих обезьян. Тебе детка надо научиться держать себя в руках, и не седлать мужчин, которые тебя не хотят. Или что, совсем все плохо, что ты меня решила изнасиловать?

— Да пошел ты, — надо же, а у тихони то зубки есть. — Даже если ты последним на земле будешь самцом, я на тебя не позарюсь.

Чита завозилась на мне, пытаясь собраь в кучу разъезжающиеся конечности. И то, как отреагировал на нее мой организм мне совсем не понравилось. И трусы эти мерзкие, черт бы их побрал… Я схватил ее за шкирку, и поставив на ноги, поспешно обернул вокруг бедер одеяло. Девка уставилась на меня, и в прорезях маски блеснули вызывающей синевой глаза.

–Гюльчатай, открой личико, — прохрипел я. Да твою мать, видимо от воздержания я поехал шифером. Еще бы надо было сказать этой дурехе, что она прекрасная крошка, и за жопу ущипнуть. Это моя коронка. Странно, но бабы ведутся. Тоько вот, что — то мне подсказывало, что эта мегера просто пошлет меня. И пахло от этой мерзавки чем то таким сладким, притягательным.

— Поберегись, — мы едва успели отпрянуть друг от друга. Чита взвизгнула, метнувшись в сторону, а я не успел. Какой — то громоздкий ящик с грохотом сбил меня с ног.

— Жив? — в мой глаз кто — то посветил фонариком. Я сфокусировал зрение и увидел склонившуюся к моему лицу лошадиную физиономию. — А все ты. Телевизор ему надо. Чуть не угробили нашего петушка с золотыми фаберже.

— Галь, яйца куры несут, — подала голос Чита.

— Ты еще поучи ветеринара, различать кур по гендерному признаку, — гаркнула Галка. Иди, компрес ему подержи, всю витрину мужику расфигачили, а я пока технику подключу. Там хоть вход для «видика»то есть в этом мастодонте?

Я пошевелился и услышал тихий вздох. Галька копошилась где то в дальнем углу, судя по звукам, отчаяно сквернословя. Чита явно отвлеклась, потому не заметила, что я пришел в себя. А когда она поняла это, то было уже поздно. Я сделал молниеносное движение рукой и содрал с нее маску, вырвав при этом клок блондиныстых волос, которые запутались в разорвавшейся резинке, держащей маску.

Уставился в женское лицо, глядящее на меня взглядом испуганной козы, пытаясь вспомнить, где я ее видел. У меня всегда была плохая память на лица.

— Ну, что, доволен? Насмотрелся? — невесело усмехнулась Чита. — Теперь тебя точно придется убить, или вон, как Галка предложила, по частям продать тебя твоим родственничкам.

Галина весело хрюкнула из темного угла. Я поправил одеяло на бедрах, прикрывающее чресла, мало ли что они первое захотят мне отчекрыжить. Девка ухмыльнулась, показав жемчужно — белые зубки.

— Завтра будем звонить твоему отцу. И ты должен будешь страдальчески орать в трубку. Выбирай, как мы будем делать так, чтобы ты звучал правдоподобно.

— Ну ты и тварь, — выдавил я.

— Учителя хорошие были. Но ты не бойся, у Галки есть местная анестезия. Больно не будет, чик и готово, — спокойно сказала мерзавка, скользнув глазами по одеялу. — Заканчивай там, Галь, — приказала эта поганка, поднимаясь с места. — Завтра дел полно. Да и секатор купить еще надо. Ты же не против, если мы деньжат на инструмент из кошелька твоего экспроприируем?

Я почувствовал, как мое тело сковывает ледяной холод. Судя по непроницаемому выражению на хорошеньком личике, Чита была настроена решительно. Как я лоханулся. Думал, Галка заводила, а оказалось эта мелкая бандитка еще более ненормальная. Надо срочно что — то делать. Но что? Ненормальные ушли. Я заметался по подвалу, не находя себе места. Поняв бессмысленность моих движений, включил телевизор, и бездумно уставился в мерцающий экран.