Залетные, или две полоски это ж…

Инга Максимовская

Разрушить свою жизнь за один день? Да легко. Тем более, что она у меня и так не эталон счастья: двадцать пять лет, девственница, без работы, без перспектив, без любви. Но одна маленькая слабость даже эту гремучую смесь перевернула с ног на голову. Две горящие полоски в окошечке теста на беременность и полное непонимание своего будущего. И виноват в этом шикарный незнакомец, который даже внешности моей не помнит.

Глава 2

Он тащил меня за руку, делая такие огромные шаги, что я едва поспевала. Но желания вырваться у меня так и не появилось.

— Заорать что ли? — подумала я вяло, и продолжила бешеный бег за тем, кто скорее всего окажется гадским монстром, а не принцем из девичьих грез.

Падение вниз, на самое дно, по извитой уродливой барной лестнице. Какая странная шутка мирозданья. Не смешная, но я решила, что потерять девственность хочу именно с этим дикарем, похожим на олимпийского бога. И гори все огнем. Словно в глубины ада проваливалась, увязая по самую маковку.

Вадим

Она должна была сбежать. По всем канонам жанра, эта глупая овечка должна была слиться еще на этапе, когда я запихнул ее в чистую, но казенную кабинку туалета, и повернул защелку на двери. В ее глазах плескалась странная смесь ужаса и какой — то глупой решимости. Дура. Они все полные идиотки. И Лилька сука, такая же. Это из-за нее я так нажрался сегодня. Пять лет. Пять идиотски тягучих лет, я терпел ее капризы, скандалы и истерики. И ради чего? Чтобы услышать, какой я скот? Такие заявления довольно-таки странно слышать из уст бабы, заявляющей, что беременна по телефону. Это какой — то абсурд. Готов ли я к отцовству? Вот это вопрос на миллион, а то и на миллиард. Хотя, и на него у меня есть ответ. Ребенок родится, хотя бы потому, что он не виноват в том, что его родители такие полудурки. Родится, и не будет ни в чем нуждаться. А вот Лилька не входит в сферу моих интересов. Я вдруг понял, что не хочу связывать свою размеренную жизнь с капризной, холодной сукой. Но с этим я разберусь завтра. Сегодня у меня есть дело поинтереснее. Откуда она взялась эта глупенькая куколка, похожая на маленького ушастого зайчонка пахнущего ванильным печеньем и молоком? Черт, чувствую себя дедом Мазаем. Жутко возбужденным дедом, у которого весло в штанах просто гудит от напряжения. Давно бабы не вызывали во мне такого яростного желания. Никогда.

— Не надо, — одними губами прошептала малышка, когда я вдавил ее податливое тело в кафельную стену. — Пожалуйста. Я…

— Я хочу твой рот, — рыкнул, задирая уродскую кофточку, украшенную какими — то мультяшными зверушками. — Черт, тебе лет то сколько?

— Двадцать пять? — икнула малышка, как раз в тот самый момент, когда я вцепился зубами в застежку лифчика между двумя маленькими, аккуратными грудками. Вся она была какая — то хрупкая, как былинка на ветру. От аромата ее тела голова кружилась, как в центрифуге. Да уж, космонавтом, как мечтал в детстве, стать я бы не смог. Если даже столь привычное для меня дело, вызывает такую бурю головокружения. Черт, но не может меня так плющить от незнакомой, ушастой девчонки. Или может? Потому что мой эдемский змей в штанах буквально умоляет меня снять чертовы брюки, и утолить его животную похоть. Чертов лифчик наконец — то поддался, и я как голодный припал к заострившемуся розовому соску, вцепившись руками в какую — то изогнутую железку. Спасибо дизайнеру толчкового интерьера. Он не дал мне погибнуть в расцвете лет, размозжив голову об гранитный казенный пол.

Девка застонала, и у меня совсем снесло крышу, когда она заскользила спиной по блестящему кафелю, опускаясь вниз, к раззадоренному «удаву»

— Я никогда в жизни не делала этого, — пролепетала дурочка, уставившись на готовый к бою член, который я наконец — то выпустил на свободу.

Черт. Маленький язычок скользнул по розовым блестящим губам, и мне показалось, что еще немного, и яйца просто разорвет от напряжения. Когда она коснулась им головки моего «змея», показалось, что мир вокруг исчез. И все проблемы мои растворились в пространстве. Осталась только эта странная ушастая глупышка, которую я ухватил за уши, и насадил на дрожащее от возбуждения «копье». Она задохнулась, заставив мен ослабить хватку. Отстранилась, а потом робко продолжила начатое нами безумие. Я думал, что достаточно искушен. Я ошибался. Удовольствие, которое доставила мне эта зайка было несравнимо ни с одним из полученных мною когда-либо. И эти чертовы уши, за которые я держался, боясь, что если расцеплю пальцы, то просто воспарю к потолку барного туалета, а потом свалюсь и размозжу тупую свою башку об толчок. Эти уши наверняка станут моим фетишем.

Она затрепыхалась, когда я взорвался оргазмом, и кулем обвалилась к моим ногам. И черт меня побери, если на ее губах не играла странная улыбка. Я не уверен, потому что лицо куколки странным образом осталось в моей воспаленной алкоголем и охрененным удовольствием, смазанным пятном. Зато вот уши малышки я запомнил на всю жизнь.

— Пойдем, — прохрипел, помогая ей подняться.

— Куда? — сипло спросила она, вытирая губы тыльной стороной маленькой ладошки. — Хотя, в принципе, мне это не так важно.

— Прости, только в отель, — ухмыльнулся я, чувствуя себя полнейшим козлом.

— Ну, лошадок, так лошадок, — пробормотала невпопад девчонка. Может у нее с головой непорядок? И как я сразу не догадался. А, впрочем, меня это не пугает — Отель так отель.

Стелла

А я сошла с ума. Ах, какая досада. Мы бежали по ночной улице, словно одержимые, будто за нами гналась стая адских псов. Но нет, нас гнал основной инстинкт, а она пострашнее оказался милых собачек из преисподней.

— Как тебя зовут? — спросил красавец. Надо же, вспомнил. Хотя, постель не повод для знакомства, так кажется говорят прожженные циники.

–Лорейн, — зачем-то солгала я. И имя то какое-то придумала идиотское. Хотя более идиотского имени, чем то, которым окрестили меня родные родители придумать трудно. Эстель, в сочетании с прекрасной фамилией Мухина, звучит ни чуть не менее идиотски, чем Лорейн, как мне кажется. — А вас… То есть тебя? Как зовут тебя?

В горле пересохло, и казалось, что в нем поселилась стая маленьких ежей.

— А меня не зовут, я сам прихожу, — оскалился этот несносный мужлан, и у меня ослабли колени от вида его крепких белоснежных зубов. Господи, ты послал мне это испытание за какие грехи?

Я вдруг осознала, что стою в каком — то темном закоулке, и надо мной нависает громада, состоящая из мускулов, алкоголя, феромонов и опасности. И намерения его весьма прозрачны.

А он не стал больше миндальничать. Просто подхватил меня под мышки, как занюханного плюшевого зайца, и обжег своими губами моё чертово ухо, которое тут же начало гореть, и скорее всего стало пунцовым. И темнота сейчас мне показалась благом.

— Пусти.

Мой мышиный писк, кажется раззадорил моего горячего незнакомца еще больше.

— Ну нет же, — прорычал этот аспид, ныряя языком в… Черт, я никогда не думала, что мои проклятые уши настолько чувствительная эрогенная зона. Горячее прикосновение сводило с ума. Он слегка дунул в моё ухо, а внизу живота взорвался огненный шар, который рос там еще с того момента, когда я впервые попробовала на вкус этого бешеного жеребца.

— Боже, — выдохнула я, выгибаясь в сильных руках. Трусики из комплекта неделька промокли на сквозь. Он посмотрел удивленно, и глаза его потемнели, превратившись в два вихрящихся убийственных урагана. Мужские пальцы скользнули за пояс моих джинс и через мгновение я орала от разливающегося по телу удовольствия. Я и не предполагала, что могу сойти с ума от одного легкого прикосновения к моей яростно пульсирующей плоти. Словно ядерную кнопку нажал мой странный первый любовник, взорвал меня изнутри, заставляя орать в свой собственный, закушенный зубами кулак.

— Бестия, черт бы побрал тебя. Чертова ведьма.

Бархат мужского голоса сводил меня с ума. Или это повисший в воздухе аромат секса так дразнил рецепторы. Черт его знает. Но я хотела большего. Голова кружилась от выпитого, от чувства свободы и бесшабашной глупости.

Он занес меня в отель на руках, завернув в свое пальто, словно окуклившуюся гусеницу. Я дрожала в его лапищах, как заячий хвост. Но не от холода, как подумал хищный незнакомец, так и не назвавший мне своего имени. Я тряслась от предвкушения и страха.

— Господин Корф, вам, как обычно, в номер? — поинтересовался встрепенувшийся портье.

— Нет, до утра даже не подходите к моей двери. Рискнете, я просто вас поубиваю к херам, — прорычал ненасытный зверь, направляясь к лифту. И вот тут я поняла, что окончательно влипла. Он тащил меня в свою берлогу, как трофей победителя. Как боренейский орангутан, затаскивающий свою самку в пещеру, с весьма прозрачными намерениями. И самое страшное, что я была не против. Впервые в моей серой бесцветной жизни я чувствовала себя безбашенной и неправильной. И это мне нравилось до одури. И этот сильный мужлан, принимающий решения так легко, сегодня был моим принцем. Пьяным, безлошадным, но дико притягательным и сексуальным. Я знала, что завтра буду жалеть о сделанном. Но сегодня мне хотелось именно сумасшествия.

— Я боюсь, — выдохнула я, когда дикарь бросил меня на огромную кровать, и начал сдирать с себя одежду. Задохнулась, увидев нацеленное на меня, готовое к бою «орудие», похожее на гаубицу, ей богу.

–Рот, сейчас он мне не нужен, — властно приказал жеребец, раздирая фольгу. Я как зачарованная смотрела на то, как мужчина натягивает на подрагивающий блестящий член, смешной розовый презерватив, воняющий клубникой. Слава богу хоть у него сработал инстинкт самосохранения.

Сильные руки вцепились в последнюю преграду, отделяющую меня от грехопадения. Я попыталась удержать оплот невинности в виде голубых джинс, но тщетно.

— Животное, — всхлипнула я, когда он рыча и чертыхаясь стянул с меня чертову тряпку и уставился на дешевые трусики, с видом людоеда племени мумба — юмба.

— Сними их сама, умоляю. Я боюсь, что у меня просто в башке порвется аневризмам, прохрипел мой мучитель. И я подчинилась. Извивалась на кровати, пока дикарю не надоело, и он не дернул своими ручищами тонкий трикотаж.

Время растянулось, как жеванная жвачка. Застыло, когда я мужсикие руки с силой развели мои колени, мужчина громко втянул носом воздух и я почувствовала невозможно сладкое вторжение. Замерла ожидая боли…

— Ты что? Ты…? В двадцать пять лет? Боже, я совратил непорочную зайку. Детка, я могу остановиться, только скажи. Я ж не животное.

— Да сделай же это черт возьми, — взмолилась я, чувствуя себя развратной и грязной. И мне это ощущение дико нравилось. — Трахни меня.

— Уверена?

Я была уверена на все сто. Я была на небе от ожидания заполненности и адского возбуждения, жгущего моё тело словно раскаленное железо

— Давай же, жеребец, — простонала, и взвилась от оглушительной короткой боли. Он растягивал меня медленно, пока преграда не пала, а потом просто сошел с ума. И меня свел, чертов мерзавец. Потому что это было восхитительно. И боль, о которой трепались девчонки, была ничем в сравнении с крышесносным оргазмом, накрывшим нас одновременно. Зверь зарычал, вцепившись в мои ягодицы до боли, до звезд в глазах. Но мне было все равно, потому что я улетела в неведомые дали, и боялась, что уже никогда не вернусь на грешную землю.

Он обрушился на кровать, и по-хозяйски положил лапищу мне на лобок, словно заявляя права.

А я уже думала, как бы мне испариться, потому что осознание и стыд вдруг свалились на меня бетонной плитой. И я даже примерно не представляла, что будет, если утром я проснусь в объятиях чертова незнакомца.