Откровенность деревьев

Инга Кузнецова

Четвёртая книга известного поэта-метафизика – попытка преодолеть границы между буквальным и «большим» временем, природой и культурой, оптикой и судьбой, деревом и человеком. Автор стремится к промежуточному, чудесному, невозможному. И, даже если мы полагаем, что такие безумные попытки заведомо обречены, книга «цепляет», задевает нас. Убеждает её звук, галлюциногенная яркость образов, необычные ракурсы, превращения существ и предметов. Тонкость её строя. И ещё что-то неуловимое, чему нет названия.

Тело инкогнита терра

«беспомощность шероховата…»

беспомощность шероховата

царапается то и дело

как будто скрипка пиццикато

в глазную форточку влетела

где раньше я там пыль и пустошь

дрожит одежды яркий пастиш

а кукла тело на прогулке

оно сместило переулки

а где же я где точка схода

всего того что было мною

лежу без имени штрих-кода

меж воздухом и перегноем

«удостовериться проверить…»

удостовериться проверить

ещё я есть

как будто комнату проветрить

карниза жесть

в пыли и кляксах голубиных

но о полётах пух

молчит так рыба о глубинах

не ляпнет вслух

как человек звенит соблазна

летучее перо

что смыслу жизнь несообразна

до ужаса старо

так что ж я глупый переросток

всё поворота жду

иду забыв как будет просто

споткнуться на ходу

«тело балласт без…»

тело балласт без

тебя и теряет вес

тело висит в пустоте и

снова без тени

тело белее асбеста

беглое из-под ареста

всюду оно неуместно

даже смешно

тоньше бумаги на сгибе

жаль что не робот не кибер

глупо похоже на рыбу

в домино

физика мягкого тела

что ты наука хотела

снова осталась без дела

в тупике

тело живёт неумело

тело смешного размера

тело инкогнита терра

вдалеке

«чемоданное так давно…»

чемоданное так давно

настроение в чемодане

жить другого тут не дано

а теперь и подавно

всё по стопкам в пакет потерь

вжать теперешнюю энтропию

ладно тело упрямый зверь

с выходом не торопи а

«просить пощады у тебя…»

просить пощады у тебя

пустое дело

так дышит хищник теребя

любимой жертвы тело

так шмель всей тяжестью цветок

заставил накрениться

так чертит на земле виток

тень птицы

так ты из обморока из

растерзанности ночи

малейший вытащишь каприз

и обесточишь

так ты всю можешь разобрать

и вновь спасти под утро

какая страшная игра

не камасутра

«я по ту сторону рассудка…»

я по ту сторону рассудка

пятном из-под воды

гляжу на всё легко и жутко

а ты так не гляди

а ты в квадратных скобках нормы

в известных рамках дня

тяжёлый и огнеупорный

беспомощней меня

«трещина лобового…»

трещина лобового

перечёркивает то что есть

зеркало заднего вида

прощается с тем что было

полдни слепые августа

ясность вот это тест

точно в комоде найденный парабеллум

среди белья

завёрнутый кое-как

в чью-то рубашку или нижнюю юбку

тот кто решился

помнит любой пустяк

необратимость любого поступка

«безвыходность…»

безвыходность

злое солнце

смешная граница смерть

одна из простейших санкций

одна из бюджетных смет

нет ничего и не было

пустота нам ребёнок

и мать

даже птицы рождённые набело

на лету забывают летать

молчите пунктирные трубы

вас не видно

глупо звенеть

не выложишь на ю-тьюбе

то что случилось во мне

«Ты заложник в пустом автобусе, хлопающем открытыми…»

Ты заложник в пустом автобусе, хлопающем открытыми

крышками выходов запасных, под соло огнетушителя,

прикрученного кое-как к сломанной стойке. Ритмы

предметов свободны, чего не скажешь о местных жителях.

То, что давно было Словом, в одно ухо влетает

наподобие ветра цветного, чтобы напрочь вылететь

из другого. Августа горечь яркая, золотая

ускользает. Салон просторен — здесь только пыль и ты.

Но и ты исчезаешь. Поиски туфель к платью

или наоборот, судорожные переодевания и маскировки —

весь этот театр не помог. Так с ручною кладью,

вровень с примотанным к багажнику «жигулей», новым, без упаковки

велосипедом, нагретым до блеска, медленно путешествует

пустота. Как мало меня — три молекулы, полпромилле.

Конец ознакомительного фрагмента.