Долгая дорога к миру. Цикл антивоенных рассказов

Инал Плиев

Антивоенные рассказы, пропаганда ненависти к войне как преступному, античеловечному явлению, призыв дорожить мирными, уважительными отношениями между народами.

Третья строка

Придет время, когда трагедия, потрясшая нас, скомкавшая судьбы, поглотившая жизни, станет далекой историей. Кое-что даже попадет в школьные учебники. А кое-что сотрется из памяти. Но мы никогда не забудет событий, очевидцами и участниками которых нам довелось быть. Мы никогда не забудем наших друзей, в чью гибель долго не могли заставить себя поверить.

Мы расскажем о них своим детям.

И детям детей расскажем.

Чтобы помнили.

Пусть помнят.

Забыть — значит испытать вновь.

Наступила ночь. Одна из тех бессонных тревожных ночей, когда люди еще вздрагивали и настораживались, заслышав далекий треск автоматных очередей. Это уже потом, через несколько месяцев, люди перестанут обращать внимание не только на сухую перебранку автоматов, но и на уханье, свист и разрывы гранат, мин, ракет, снарядов и прочей подобно гадости, предназначенье которой — убивать, убивать, убивать…

Свежевыпавший ослепительно белый снег добросовестно отражал бледный серебристый свет, излучаемый огромной толстушкой-луной, которая с искренним изумлением смотрела на людей и не могла понять, почему они убивают друг друга.

Словно перемигиваясь, холодно мерцали далекие звезды, и создавалось впечатление, что они хотят сказать: «Нас — мириады, нам нет числа, но места здесь хватит всем». Они любили людей. Людям было не до любви.

Бесик Угашвили, корреспондент одной из ведущих советских газет, прибывший в горячую точку для освещения конфликта, не видел этих звезд. Он не мог их видеть. Он даже не собирался на них смотреть. У него было дело поважнее.

В репортерский блокнот друг за дружкой ложились торопливые строки: «Я стою, освещенный ярким светом электрической лампочки, и, может быть, именно в эту минуту в меня целится один из тех бесчеловечных осетинских экстремистов, которые уже привыкли проливать невинную грузинскую кровь…» Он любил опасность. Но не настоящую, а так, — чтобы потом можно было вспомнить и побахвалиться.

— Бесо! — позвал его водитель бронетранспортера, обещавший показать контролируемую грузинской милицией часть мятежного города.

Бесик торопливо сунул блокнот во внутренний карман, застегнул «молнию» куртки и забрался в пузо грозной машины. Он удобно устроился на место стрелка и довольно крякнул. Раздалось злобное урчание мотора и пятнистое чудовище двинулось.

Спецкор осмотрелся. Изнутри в БТРе было не так уж тесно, как он думал вначале. Ему даже немножко понравилось.

Бесик примостился у амбразуры так, чтобы наблюдать за происходящим на улице. Немного освоившись, он заметил еще и пулемет, дулом торчащий наружу. Мимоходом подумал о том, что при желании можно будет надавить на гашетку.

«Нажми на кнопку —

Получишь результат…»

— промурлыкал он, но прервал песню, так как третью строку не смог вспомнить.

БТР долго блуждал по безлюдным темным улицам, где грузинские милиционеры, копошившиеся вокруг небольших костерков, время от времени посылали в сторону осетинских кварталов пьяные проклятия и автоматные очереди…

— Хочешь маленький сюрприз? — прервал водитель затянувшееся молчание.

Журналист вопросительно посмотрел на него и пожал плечами.

— Заворачиваю в осетинский сектор, — объявил водитель. Его спутник попытался было о чем-то спросить, но ответ прозвучал раньше:

— Даже не думай об этом. Если мы не будем стрелять, они примут нас за русских. А в них они не стреляют.

— Все заводы, кроме химического, находятся в их руках, — продолжал водитель. — Вот, слева — механический.

Бесик кивнул. Прожектор выхватил из мрака фигуры двоих юношей. Они были в гражданском, но один из них, с русыми волосами, показался спецкору русским, и он решил, что это солдаты ВВ МВД СССР. Тем более что на снегу он заметил и оружие.

«Интервью через амбразуру БТРа» — здорово звучит», — прикинул газетчик, представив заголовок своей статьи, и попросил водителя остановиться.

— Осетинские бандиты нарушают конституционные нормы, элементарные права человека, общечеловеческие ценности; как вы на это смотрите?

— Что?

«Нет, так не пойдет», — журналист пожалел о том, что начал разговор официальным, холодным тоном:

— Ребята, я из центральной газеты. У вас закурить не найдется?

— Нет. Мы не курим, — ответил тот, что повыше, который был вначале принят за русского солдата. Выраженный осетинский акцент явно его выдавал. Да и по ломающемуся мальчишескому голосу было понятно, что хлопцу нет еще восемнадцати, следовательно, он не является солдатом внутренних войск.

Бесик слегка растерялся:

— Вы что, — осетины?

— Да, — ответил другой, помладше.

Только теперь корреспондент увидел, что предметы, принятые им вначале за автоматы, на самом деле являются самодельными хоккейными клюшками.

Кровь хлынула в голову. Слепая ярость помутила рассудок. «Эти пацаны… голыми руками… У них ничего нет, а у нас есть все! Все! И мы не можем… не можем!!!» сердце бешено заколотилось в груди. Разум охватила неуемная всепоглощающая ненависть. Из глаз сыпались искры. Он был готов испепелить этот ненавистный город, весь мир, всю вселенную!

«Нажми на кнопку, —

Получишь результат»,

— пронеслось в его воспаленном мозгу. Он так и сделал. Пальцами нащупал гашетку пулемета и стрелял, стрелял…

Но первые огненные строки не легли в цель. Ребята бросились в сторону механического завода. Чудовище заревело и с грохотом рванулось вслед за ними, остановившись лишь, когда его бронированное рыло разнесло металлические ворота.

Бесик почти инстинктивно выхватил невесть откуда взявшийся автомат, рванул боковой люк и бросился вслед за ребятами. Забежал во двор. Следы на тонком снегу вели по лестнице на второй этаж. Спецкор настиг беглецов около запертой двери. У него была секунда, чтобы увидеть их глаза. В них не было ни страха, ни мольбы. «Как?! Как!! Эти пацаны, эти экстремисты!». Из горла автомата вырвались, рвались и рвались огненные всполохи. Он так и ходил в руках журналиста. Мальчишки лежали, убитые, в луже крови, неестественно раскинув руки. Бесика трясло. Он разрядил в них два рожка… Но этого ему было мало и он снова и снова нажимал курок до синевы, до онемения пальца, моля бога лишь о том, чтобы из дула вылетела еще хотя бы одна пуля…

Очнулся он только, когда тяжело взбежавший по ступенькам водитель потряс его за плечи и, стараясь глядеть в сторону, взял оружие из его рук.

Бесик посмотрел на звезды и потрогал пальцем бровь.

Несколько часов спустя, возвращаясь в Тбилиси, Угашвили включил транзисторный радиоприемник в редакционном автомобиле:

«И когда кто-нибудь

вспоминал о войне,

Он топил свою совесть

В тяжелом вине,

Перед ним, как живой,

Тот парнишка стоял…»

Выключил. Заслал кассету в кассетник:

«Нажми на кнопку, —

Получишь результат.

И твоя мечта осуществится»

На следующий день центральные советские газеты, касаясь событий в Южной Осетии, походя, упомянули о гибели «двоих осетинских экстремистов». Газеты умолчали о том, что одному из них было семнадцать, а другому — шестнадцать. Это были просто дети. Автором сообщения был собственный корреспондент одной из центральных газет Бесик Угашвили.

«Нажми на кнопку, —

Получишь результат,

И твоя мечта осуществится.

Нажми на кнопку,

Ну что же ты не рад?..»

1992.

Уже после войны я видел на заводской лестнице следы этих пуль.