Таифская роза Адама

Иман Кальби, 2022

Она была у его ног, на коленях – и это дико возбуждало… Адам поймал себя на мысли, что его давно ничего так не возбуждало… Пусть и загнанная в угол, пусть и проигравшая, эта девочка была все еще несломленной, все еще переполненной решимости взять реванш… Сладко… как же сладко было на это смотреть… Как же сладко будет прогибать ее под себя, покорять, укрощать… а потом пить ее добровольную капитуляцию, захлебываясь в экстазе обладания этим совершенным телом, словно любовно вылепленным Творцом специально для него… Адам опустил большой палец на ее слегка приоткрытые от сбившегося дыхания губы и провел по их идеально четкой кромке. Алые, сочные, невинные… Он мог дать им столько порока… И даст обязательно… А сам изопьёт до дна их неопытность и нежность, сравнимые лишь с шелком лепестков его таифских роз… ОЧЕНЬ ОТКРОВЕННО ГОРЯЧИЙ ВЛАСТНЫЙ МУЖЧИНА

Глава 5

Ее каблуки отбивают неровный ритм по мрамору помпезного зала, давящего своим величием и надменностью. Именно надменностью — она читается во всём — в богатстве брендового убранства от Фенди, в роскоши и мягкости текстиля на пятиметровых окнах в пол, на лицах героев картин именитых художников на стенах — а Ника не сомневалась, здесь висят полотна-подлинники. У Него все может быть только оригинальным. На противоположной стороне залы распахивается дверь — в помещение проливается яркая волна солнечного света и на его фоне прорисовывается величественный силуэт статного мужчины. Девушка стискивает со всей силы кулаки, но не сбавляет темпа. Идет к нему навстречу под аккомпанемент словно бы насмехающегося над ней эха.

Шаг, второй, третий — и вот они напротив друг друга, между ними меньше метра. Небрежный взгляд Адама Макдиси цепляется за свое отражение в ее блестящих глазах, спускается ниже — по спинке ровного носа на приоткрытые губы, стекает по тонкой шее, выпирающим косточкам ключицы, останавливается на уровне грудей.

–И что это было?-спрашивает он голосом, от которого по оголенной спине сразу мурашки, — что за самовольство?

Его выражение лица строгое, но ей кажется, что там, на дне изумрудных глаз, играет озорство…

— Репертуар был подобран безвкусно.

–Безвкусно?-вскидывает бровь, — в этом доме нет ничего безвкусного. За исключением твоего неповиновения. Оно как раз моветон.

Теперь бровь вскидывает она.

–И Вы для этого остановили мое выступление и решили лично об это мне сообщить? Не мелко для правителя?

–Шейх Макдиси, — говорит он.

–Простите?

–Никто не смеет в этом доме обращаться ко мне без должного уважения. Тем более ты. Для тебя я Шейх Макдиси, Ваше величество или Господин…

–Я не часть Вашего дома…

Он снова впивается в нее взглядом — острым, хищным. Ника невольно ловит себя на мысли, что какие бы слова они сейчас друг другу ни говорили, диалог между его внутренним мужчиной и ее внутренней женщиной продолжается, он не прерывался с того самого момента, как она вышла на сцену. И сейчас эти внутренние «я» поют друг другу совсем другие песни.

–И почему же ты считаешь подобранный репертуар безвкусным? Ты осмеливаешься ставить под сомнение признанных гениев и их творения?

–Вопрос в уместности и избитости. Кого Вы желаете удивить иконными произведениями для виолончели, шейх Макдиси? Ваши гости могут послушать их в любом театре или консерватории. Это неоригинально, Вы же претендуете на оригинальность и эксклюзив. Кармен — не стандартное произведение для виолончели, но истинный мастер сможет именно на этом инструменте открыть его суть, его душу именно так, как не сможет даже целый оркестр. Вообще, я убеждена, что Кармен — это не про оркестр, да простит меня великий Бизе…

Ей показалось, или его глаза засветились как-то ярче, насыщенней? Это его интерес заиграл в них новыми оттенками?

Шейх взмахнул рукой, приглашая ее за собой. Они вышли через те самые двери, из которых он появился. Оказались на залитой закатным солнцем террасе с красиво сервированным столом для двоих. Пригласил ее присесть.

Услужливый официант материализовался, словно из воздуха. Мастерски открыл «Кристалл» (прим.-марка шампанского) в два движения — поддев ножом пробку после пары выверенных ударов по дну, тут же прикрыв озорное желание пузырьков вырваться наружу. Через минуту два тонких хрустальных бокала были наполнены золотистой игристой жидкостью.

–Я не пью шампанское, — ответила Ника с вызовом.

–Неправда. Ты рискуешь. А шампанское не пьет тот, кто не рискует.

–Клише, — хмыкнула она. — И с чего Вы взяли, что я рискую?

–Ты осмелилась бросить мне вызов своей непокорностью, нарушением заведенных порядков, выставив меня дураком в глазах моих гостей, недоуменно прожигающих программку глазами, когда то, что ты исполняла, не соответствовало заявленному.

–Это не риск. Это расчет…

–В чем расчет?

–В том, чтобы оказаться здесь.

–Даже если так, на первых аккордах знакомства уместно лишь шампанское. Оно интригует.

–Я люблю красное полусухое. Оно интригует.

–Снова моветон. Красное вино — это уже зрелая история, это погружение в суть. А мы только на поверхности. Для красного нужна совсем иная атмосфера…-Адам протянул ей бокал, — чин-чин…

Чокнулись хрусталем своих бокалов от Баккара. Ника не была сильна в брендах, но по чистому, мелодичному звону поняла, что это именно тот самый культовый хрусталь…

–Разве не мы сами выбираем атмосферу под себя, а не она диктует нам условия?-пригубила, не отрывая взгляда от его глаз.

— Смешно бороться с неизбежным, виолончелистка… Есть вещи вне нашей власти. Только глупец это будет отрицать. Этот закат, к примеру. Его не изменить. Он приходил до нас, будет с нами, и продолжит исправно наступать каждый день под финал дня, когда мы превратимся в тлен. Смысл мне противиться тому, что неизбежно? Вместо этого я могу подчиниться и насладиться…

–То есть шейх Макдиси умеет подчиняться?-снова глоток. Приятная кисловато-сладкая пикантность свежести разлилась по устам девушки, в голову слегка ударило… Она не привыкла пить даже пару капель алкоголя. И внутренне сейчас ругала себя, что из-за чрезмерного волнения попробовала шампанское.

Он улыбнулся в ответ, но промолчал.

–Напомни, как тебя зовут.

–Ника, шейх Макдиси.

–Ника, — словно попробовал он ее имя на вкус, — богиня победы… Красиво… Правда, некоторых необразованных арабов твое имя может сконфузить. Знаешь, почему?

–Нет, мне еще не приходилось иметь дело с арабами до Вас, шейх Макдиси…

–«Ник» по-арабски — приблизительно то же самое, что на английском «fuck»…

–Фу, как грубо для такого эстета, как Вы…

–Отнюдь. Это правда… А с кем приходилось иметь дело?

–Простите?-не уловила она вопроса.

–Ты сказала, что с арабами иметь дело не приходилось. А с кем приходилось?

–Это… — задумалась Ника, — неважно сейчас… Я ведь имею право не отвечать?

Он хмыкнул.

–Раздели со мной трапезу, Ника… Повар старался…

Шейх Макдиси не очень любил говорить за едой. Относился к категории тех людей, кто наслаждается богатством вкуса, не желая отвлекаться. Лишь время от времени прерывался на галантные вопросы — как ей то блюдо или иное. Подавали морепродукты. Шампанское сменила бутылка идеального охлажденного белого вина из его личных виноградников. Ника не хотела больше пить, но купаж настолько приято ласкал обоняние, а он настолько красиво рассказывал о том, какое гастрономическое удовольствие принесет именно этот сорт вина под сокотрийских² омаров, что она не выдержала и опять пригубила…

— Так что ты говорила про «Кармен» Бизе? — вернулся он к изначальной теме разговора, когда стол уже сервировали десертами, — значит глупцы на лучших сценах мира зря играют его произведения в составе оркестра?

–Вопрос не в Бизе… Вопрос именно в «Хабанере»… Это история одной женщины… Несвятой, сложной, живой, страдающей и жаждущей удовольствия, переживающей драму. Это партия ее души. Именно виолончель может передать эти эмоции — инструмент, который играет струнами души. Инструмент, который единственный может говорить с нашим телом так, как мужчина разговаривает с женщиной… Или наоборот.

–Красиво… — сказал он, отдавая должное ее словам.

Пригласил рукой галантно встать из-за стола.

Они прошли к периллам, выходящим на долину, покрытую ковром из роз. Солнце уже почти скрылось за линией горизонта.

–Когда ты играешь, ты тоже рассказываешь свою женскую историю, Ника?-спросил он, поворачивая к ней голову…

–Как артист я вживаюсь в роль и стараюсь рассказать чужую…

–Блеф, — он приблизился. Так, что сердце девушки забилось. Сейчас Адам нарушал ее личное пространство. Его было слишком много… — артисты наделяют персонажей своими чертами. Каждый из нас играет свою роль, пусть она и закамуфлирована чужими клише… Какая твоя женская история, Ника?

Его рука ложится на ее талию и слегка притягивает к себе. Она не может теперь не ощущать пьянящий аромат его терпкого парфюма… Сердце заходится с неистовой силой…

Взгляд Макдиси опускаются на ее губы.

–Сочные, влажные от твоего сбивчивого дыхания. Я заметил их еще там, на сцене, когда ты нервно их кусала. Вторые твои губки сейчас такие же влажные? — спрашивает, проводя пальцем по изгибам розовой плоти, чуть задевая белоснежные зубы. Говорит так чувственно, на низких вибрациях, что у нее внутри все переворачивается… — потекла сразу, как меня увидела, уверен. Или еще раньше? Когда гадала, какую эксцентричную выходку выкинуть, чтобы гарантированно залезть в мою постель, воспользовавшись предоставленным шансом оказаться в моем дворце? Думала обо мне? Думала, как будешь со мной кончать?

Он нагло опускает свой рот на ее губы и целует. Не резко, не порывисто, даже немного лениво, но так порочно, так умело, что ноги подкашиваются.

Его вторая рука перемещается с талии на ее грудь и сжимает.

— Как бьется сердце, виолончелистка. Аллегро, да? Так это называется у вас в музыке?

Она улыбается в ответ.

–Думала, Адам Макдиси. Думала о том, как ты будешь кончать. Со мной… — с этими словами она резко выхватывает заколку из волос и со всей силы, одним выверенным движением замахивается и бьет его аккурат в сонную артерию…

Примечания

2

Морепродукты с острова в Индийском океана Сокотра