Рабы бессмертия

Ильяс Найманов, 2018

Книга является продолжением книги «Янтарь. Вирус бессмертия» и открывает новую серию книг I.M.M.O.R.T.A.L. о населяющих и нащупывающих пределы Зоны отчуждения ЧАЭС зомби. Главный герой, некробиолог Трофим, продолжает свою деятельность по изучению вируса, но происходящее вокруг слишком быстро меняется. Постоянные бои и стычки, Выбросы, прорывы мутантов и появление нового, агрессивного вида зомби на границах Зоны, заставляют Большую Землю отвернуться от всех находящихся в Зоне сталкеров, наглухо перекрыть для прохода периметр, оставляя им несложный выбор: во что превратиться после своей смерти.

Глава 4. База

Несколько дней Трофим ходил по базе Свободы, привыкая к новым порядкам и расписанию, знакомясь и общаясь со сталкерами, в чем находил для себя немало удовольствия и узнавал много нового. Представители, так сказать, науки и практики группировки заняли всю левую часть большого ангара, куда Трофим в первую очередь и направил свои ноги.

Больше всего его удивила работа двух сталкеров по кличке Худой и Рваный. Оба действительно соответствовали своим прозвищам. Худой — высокий, застенчивый, светловолосый долговязый парнишка, чья походка в раскачку сразу выделяла его среди остальных. Рваный — среднего роста, также не выделяющийся избыточным весом, совсем молодой человек, с серьгой в ухе, неизвестно, по какой причине надрезал себе одежду и в коленях, и в локтях, еще несколько продольных разрезов сделал на куртке, отчего при каждом его движении была видна светлая подкладка. Но напарники были рукастые, молчаливые и чем-то неуловимо похожие друг на друга. Их отдел в ангаре состоял из трех комнат. В первой они жили, во второй собирали артефакты и тестировали их, в третьей держали готовые сборки. В отличие от сотрудников Янтаря, всегда работавших в перчатках, очках и вообще крайне церемонно, Трофим в первый же день увидел, как Рваный, зажав в тисках нечто светящееся, стучал по нему со всей дури молотком. Нечто светящееся шипело и плевалось искрами, пару раз обжегши руку сталкера, на что он айкал, но продолжал молотить молотком. Позже оказалось, что эта сборка предназначалась для усиления защитных свойств комбинезона, по заказу Коваля, но она не помещалась в предназначенный для нее кармашек комбинезона, поэтому Рваный сбивал ей края. Худой же испытывал маленькую воронку в качестве универсального утилизатора отходов. Стоит ли говорить, что небольшая метровая воронка, вьющаяся на листе железа, стоящего посреди второй комнаты, вызвала у Трофима оторопь. Худой же невозмутимо подкидывал ей всяческий мусор, собранный им во дворе, и постоянно тихо поругивался на то, что воронка, как он назвал ее, Юлька, отказывалась спрессовывать мусор как следует. Действительно, сломав и скомкав стекло, бумагу, тряпки и прочее в плотный шар, домашняя аномалия выплевывала его обратно. Худой щупал и взвешивал произведенное, пробовал напильником и разочарованно покачивал головой, подкладывая осколки других артефактов под металлический лист. На взгляд Трофима, одна эта воронка могла обеспечить небольшое производство то ли тротуарной плитки, то ли отделочных материалов, в любом случае полученный шар, диаметром почти десять сантиметров, невозможно было сломать, а напильник практически не оставлял на нем следов. Эти два парня, совсем не похожие на его коллег из пятой лаборатории, на порядок или два порядка глубже понимали свойства артефактов и что из них можно сделать. Трофим вспомнил, как смешно, практически на подушечках носили свои «пустышки», «батарейки» и прочее ученые на Янтаре.

Коваль — мастер по оружию и броне, валялся в своем гамаке, подвешенном между столбами, блаженно выпуская дым, в окружении тускло освещенных стеллажей и ящиков со всевозможным содержимым. Рядом с ним на подставке, ярко освещенный со всех сторон стоял наполовину собранный или разобранный экзоскелет с множеством грубых царапин. Поздоровавшись и представившись, Трофим выяснил, что Коваль сейчас по горло занят срочным ремонтом экзоскелета одного из сталкеров группировки по прозвищу Гром. Экзоскелет, исполосованный кровососом, пострадал не меньше чувства собственного достоинства своего хозяина, который, досадно промахиваясь по мутанту, умудрился споткнуться и упасть в навоз псевдогиганта, где его, лежащего лицом в коричневом, полосовал мутант, разрушив приводы и обездвижив конструкцию. Напарник тем временем расстрелял кровососа, но поднять Грома самостоятельно не смог. В таком положении Грому пришлось пролежать несколько часов, а подоспевшая помощь делала фотографии и неприлично громко ржала над грустным сталкером, который, возможно, скоро переименуется в Нюхача.

Комната Пикселя, сплошь уставленная разобранной аппаратурой, мониторами и несколькими современными остекленными автоматами для работы над микросхемами. Самого Пикселя на месте не было, но работающий компьютер и что-то паяющий в своем герметичном корпусе автомат говорили о том, что работа шла, несмотря на отсутствие хозяина.

Самый большой отдел ангара пришелся на Хутора, улыбчивого, простоватого мужчину средних лет. Все занятое его хозяйством пространство представляло собой теплицу, где выращивались овощи, ягоды и огромные грибы. Обойдя с ним его владения, которые Хутор охотно показывал и, поддерживая гостя за локоток, объяснял, что к чему, Трофим выяснил, что кабачки, помидоры, огурцы и все остальное, перечислявшееся десятками наименований, все плодоносит круглогодично, постоянно цветет, а заведенная им небольшая колония странных красно-желтых пчел, которых ему приходится время от времени морить, чтобы они сильно не размножались, приносит по два-три литра меда в неделю. Рассаженные растения в лотках местами ставились в два этажа, где нижний этаж занимали грибы размером с большую тарелку. К удивлению Трофима, Хутор обломал шляпку одного гриба и показательно откусил кусок, предложив его гостю. Неуверенно и осторожно Трофим откусил предложенное ему. Гриб оказался приятно сливочным на вкус с тонким грибным запахом. Расширив от удивления глаза, ученый с недоумением рассматривал надкушенную шляпку. Напоследок Хутор сунул Трофиму пакет с овощами, несмотря на вялые попытки отказа.

Последняя деревянная дверь с надписью мелом «Калмык» и художественно нарисованная мелом голова волка в оскале, обозначающая, то ли не входить, злая собака, то ли символ Свободы, задержала его на некоторое время. Трофим не очень понял, что именно было изображено, потому что рисунок был давнишний и подтертый. Дверь оказалась закрытой, только Худой, выглянувший из своей мастерской-лаборатории, крикнул, что Калмык ушел с мужиками к Рыжему лесу и будет еще не скоро.

На этом знакомство с коллегами из группировки было окончено, и ученый выбрал себе правую часть ангара, заполненную металлоломом и стасканным в кучу строительным материалом, таким как шлакоблоки, кирпичи, снятые откуда-то старые, но крепкие доски, водопроводные трубы. Что-то из этого было сложено друг на друга, а что-то просто накидано сверху, и чтобы все это разобрать, нужен был и погрузчик, и манипулятор, и грузовичок. По прикидкам Трофима, техники здесь он не обнаружил, с другой стороны, он не заглядывал в соседний ангар, но его, собственно, об этом не просили. Не отличаясь особо праздным любопытством, Трофим покинул первый ангар, отведенный под, как выражались сталкеры, «кадров». Тем временем перевалило далеко за полдень, и в небе, не сулящем дождя, намечались легкие, едва заметные вечерние росчерки.

Взгляд Трофима упал на одну из смотровых вышек, в которой наверняка дежурил боец. Гнездо, как называли вышки сталкеры группировки, представляло собой пятнадцатиметровую конструкцию, стоящую на железобетонной ножке, закрытой длинным коробом, сделанным уже здесь вручную из разномастных кусков железа, носящих следы множественных пулевых отверстий. Внешние ступени вышки, предназначенные для удобного подъема и спуска, были в большинстве своем разрушены, и очевидно, лестница для подъема была установлена между железобетонной ножкой и прикрывающим лестницу непрозрачным коробом. Даже ему, ученому из Янтаря, было понятно, что идти по широкой, открытой для прострела лестнице, да еще на фоне неба в условиях обстрела было глупо, и еще не видя рабочей внутренней лестницы, он знал, где ее искать. Здесь некробиолог не стал сдерживать в себе здоровое любопытство и, на всякий случай пройдя к вышке не по прямой, а по натоптанным дорожкам, вошел в темноту короба внутренней части конструкции. Прострелянные железные щиты, скрывающие передвижение человека от постороннего взгляда, создавали иллюзию звездного неба, в котором в свете лучей вечереющего неба плавали и кружились шевелимые сквозняком пылинки. Трофим схватился за толстые железные ступени вертикальной лестницы и полез вверх. Боец, почувствовав вибрацию поднимающегося человека, открыл люк и осветил ползущего по лестнице, удостоверился в личности поднимающегося, оставил люк открытым. Через минуту ученый был уже наверху, вступая, как это ни странно, в теплый воздух вышки. Его встретил одетый в полнокомплектную броню, крепкий розовощекий боец с нарисованной маркером гармонью на шлеме.

— Здорово, Док, — протянул руку сталкер. — Я Баян. Что, посмотреть захотелось? — улыбнулся он.

— Да. Не мешаю?

— Нет, не мешаешь. Сейчас тихо, можно и поболтать. Все, кто тут впервой, ко мне лезут. Не на переднюю, не на угловые, а сюда, на центральную, — сталкер указал на один из мешков с песком, лежащий на полу. — Присаживайся, нечего на фоне неба отсвечивать. Сохатый не дремлет, может и целить. Стрельнет, и нет Дока, а мне потом выговор, и вообще перед Гипсом неудобно.

— Ага, — быстро сел на мешок Трофим. Теперь его голова была чуть выше расставленных квадратом мешков с песком, и выцелить снизу его было практически невозможно.

— Ну, рассказывай, как тебе ребята, как кадры наши, сам что надумал? — спросил Баян, включая электрический чайник в розетку.

— О! — удивился Трофим. — У вас и здесь электричество есть.

— А как же, — не без самодовольства ответил Баян, — у нас тут с электричеством вообще порядок. Сейчас чайку сообразим, повечеряем… Это, знаешь, милое дело, я вот сейчас вижу, облака к вечеру разойдутся, может и солнышко посмотришь. У вас на Янтаре такого, небось, нету?

— Не-а, — качнул головой Трофим, — а это что? — спросил он, указав на синий полупрозрачный подрагивающий предмет, привязанный веревочкой к стулу.

— Это обогреватель наш, из «капли» сделан, удобная штука. Ни дыма, ни огня, только тепло. Правда, настраивается всего один раз и потом так и работает. Так что если его в комнату взять, перегреемся, а тут на сквозняке в самый раз. Веревочкой его привязал, чтобы не выпнуть случайно, а то всякое бывает. Вон как-то сохатые начали пуляться, я залег, а он вылетел, ну случайно получилось, так я потом тут лежал мерз как цуцик, нам же снайперам двигаться нельзя, работа ответственная. С тех пор так, на веревочке.

Трофим с уважением посмотрел на СВД, лежащую вдоль одного из бортов гнезда. От оружия, имевшего матовый черный цвет, веяло суровым холодом, кажущимся неподходящим для этого гостеприимного сталкера. В это время щелкнул чайник, и Баян, достав из тумбочки кружки, заварочный чайник, конфеты, поставил это все на крышку люка, к которой, как оказалось, были приделаны складные алюминиевые ножки, превращающие его в столик. Небо постепенно темнело, Трофим рассказывал о жизни на Янтаре, о своих отношениях с долговцами, Баян между тем слушал внимательно. Кое-кого из долговцев он знал ранее, когда в прошлом ходил одиночкой, и спрашивал о них, но тут уже ученому нечего было ответить, потому что не знал их. Плавно и неуловимо солнце клонилось к закату, раздавливая своим весом тонкие облака. Баян достал из тумбочки пузырек с прозрачной жидкостью и поставил один граненый стакан.

— Баян, ты же на посту, — заметил Трофим.

— Так это я не себе, мне не можно, это тебе, — сказал он, наливая чуть меньше половины.

— Я особо не пью, — попытался отказаться гость.

— Я тебе не пить предлагаю, а попробовать. Это водка на «волчьей слезе», вот гляди, — он указал пальцем на донышко бутылки, где перекатывались несколько черных бусинок, похожих на яблочные косточки, — ты такую не пробовал, это специальный заказ. Давай, — он подал Трофиму стакан.

Трофим уже устал удивляться и даже не стал спрашивать, что за «волчьи слезы», что за волк, почему он плакал и вообще что все это значит. Специальный заказ — значит специальный заказ, травить не будут.

— Ну давай, — согласился Трофим, принимая стакан.

— Вот… — одобрительно прогудел Баян, — закусывать ее не надо, так пробуй, — и, заметив сомнение в глазах некробиолога, рассмеялся, — в крайнем случае вот тебе конфетка зеленая, ароматная, занюхаешь. Давай, за знакомство.

— Ну что ж… будем знакомы, — сказал Трофим и, выдохнув, опрокинул в себя стакан.

Вкуса вначале не было, запах был уловимый, спиртовой. Трофим с интересом посмотрел на пустой стакан. Через секунду словно ударил колокол, в глазах задвоилось, полетели серые мушки, повело в сторону.

— Ого, — негромко сказал Трофим, чувствуя, как закачалась вышка.

— Подожди, сейчас пройдет, а потом на закат полюбуемся, — подмигнул Баян.

Действительно постепенно шум в ушах затих, качание в ногах и двоение в глазах прекратилось, так же, как и пропали серые мушки. Воздух стал чистым и прозрачным, предметы четкими и выпуклыми. Удостоверившись, что Док пришел в себя, сталкер развернул его в сторону заходящего солнца.

— Вот теперь полюбуйся!

Уходящее за горизонт солнце оставляло позади себя долгий расплывчатый красно-оранжевый цвет, с сотнями переливов, танцующих и играющих между собой глубокими красками. Нежно-зеленые облака, нанизанные оранжевыми лучами светила, невозмутимо катясь по небу, проходили над головой, темнея, и уже на востоке становились холодно-синими, цвета холодного ветра и замерзающего моря. Виднеющийся в отдалении лес с едва шевелящимися деревьями прощально махал вслед уходящему солнцу в ожидании холодной ночи. Далекий, печальный и прекрасный вой слепого пса, зависший на одной высокой ноте, подхваченный еще несколькими голосами, пел прощальную песню. Картина вмиг овладела Трофимом, влилась в него каждой каплей света и оттенка, каждым звуком и запахом, объемно и глубоко поднимая восторг и вышибая слезу.

— Господи, как красиво, — расплакался Трофим, — Баян… это, это же просто волшебство! — вытирая слезы счастья, сказал он.

— Это волшебство, да… и немного волчьих слез, — прокомментировал Баян.

Еще несколько минут счастья, в течение которых Трофим, как малолетний ссыкун, испытывал дикий восторг по поводу всего. Но наконец его отпустило, он смог успокоиться и взять себя в руки.

— Блин, Баян, ты мне больше этого не наливай, фух… — чувствуя облегчение и душевную легкость, попросил Трофим, — не по-мужски получается. Стыдно, блин.

— Нет, Док, не скажи. Это верное средство от страха. Не от испуга, а от хронического страха, ну ты в Зоне мало был, ты, наверное, не знаешь, как сталкера нашего она ломать может, если жуть ее какая в душу заглянет, да своим поделится. Так что вещь ценная, и стыдиться тут нечего, Док, — спокойно ответил Баян. — Я такие вещи очень приветствую, душа, она же прекрасного требует, так что волчьи слезы любой сталкер для себя оставит, ну и ты, если что найдешь, мне подкинь, мало ли, где встретятся.

— А где их искать?

— Они после тумана остаются, но не после каждого. Тут же в Зоне как? Любая аномалия дает защиту от нее — артефакт. Не полную, но хоть какую-то, как это… рези… резистентность дает. Есть такие туманы, к которым даже приближаться страшно, вот после них и можно найти волчью слезу. Но найти сложно, надо мордой в землю искать, они ж мелкие все. Это ребята если где залягут, случайно находят, так что ты тоже знай.

— Хорошо, Баян, найду — подберу. Ну… я пойду, что ли? — засобирался Трофим.

— Ага, давай, Док, удачи. Тут по лесенке держись крепче, а то темно.

Сталкер убрал столик, открывая проход вниз. Трофим махнул рукой и исчез в темном проеме. Оказавшись внизу на земле, он поежился от холода, совсем забыв о том, что снаружи сильно похолодало. Сориентировавшись, он двинулся было к себе, но возле одного костра звенела гитара, и Трофим, все еще находясь под действием «волчьих слез», не смог устоять перед душевным порывом и двинулся к сталкерам. Тех сидело шесть человек возле костра, все зашитые в броню, при оружии, но без шлемов. Пахло жареным мясом от жарящихся на нескольких вертелах кусков, коноплей и сигаретами.

— Здравствуйте, — поздоровался он, подергиваясь от пробирающего озноба.

— Здорово, мужик, — раздалось несколько голосов. — Говори, что хотел?

— Да я… к себе шел, а у вас тут гитара… Вот я и зашел, — признался он.

— Зашел, так зашел, — прогудел один. — Полулитра есть?

— Нету, — сконфузился Трофим.

— Так ты это… ты же кадровый у нас? Ты этот новенький с Янтаря? Док? — спросил сталкер с гитарой и с сигаретой в зубах.

— Да я, — пытаясь узнать спрашивающего в свете костра, ответил ученый.

— А ну, тогда, Док, беги в бар, возьми сигарет, прозрачного, сколько не жалко, и сока какого-нибудь, а мы пока гитарку настроим. Ты ж кадровый, тебе в счет зарплаты всегда дадут. Возьмешь?

— Конечно, — обрадовался Трофим.

— Давай провожу, — басовито предложил один из сталкеров, — а то не положено кадру за таким в одиночку ходить. Я Жук, — представился он, — щас вернемся, с остальными познакомлю. Мохнатый, дай куртей, что ли! Не видишь, человек мерзнет, — прикрикнул он на одного из сталкеров.

Тот быстро достал откуда-то плотную куртку с воротником из хвоста псевдособаки, и куртка тотчас была водружена на Трофима.

— Пошли, Док, — сказал Жук и уверенно пошел к бару, подсвечивая дорогу налобным фонарем.

Через десять минут они вернулись нагруженные тремя бутылками водки, блоком сигарет, литром яблочного сока и двумя рыбными консервами. Мясо на костре жарилось, испуская дивный аромат в морозном холоде. Первые пол-литра они выпили сразу, разлив все по стаканам за знакомство.

— Вот теперь можно и знакомиться, — вытерев усы, важно сказал Жук. — Это Гитара, — указал он на сталкера с музыкальным инструментом, — все вопросы по аранжировке к нему, — Гитара приветственно поднял руку, накручивая колок гитары, от чего встревоженная секунду ранее струна повышала тон. — Это Серый, это Мохнатый, потому что мы его видели, это Чердак — лихой парень, к нему надо с осторожностью. Это Баку, потому что он из Баку. Вот… вроде все.

Каждый сталкер, кто был по ту сторону костра, поднимал руку, а сидящие ближе к Трофиму Баку и Чердак поздоровались рукопожатием.

— Ну-с, господа сталкеры, как там наша плоть, поспела? — потирая руки и присаживаясь, спросил Жук. — Давай кадра потчевать, он, небось, у себя на Янтаре, кроме консервы, ничего и не ел.

— Ну почему, — возразил Трофим, — у нас мясо завозят, свежее.

— Не, Док, то, что завозят, — это так себе. Ты вот на… — Жук отрезал от чего-то кусок и положил его на дощечку, — на вот это попробуй. Это язык плоти.

— Что той самой плоти? — пытаясь в свете костра разглядеть текстуру и очертания куска мяса.

— Ну я по именам всех не знаю, той самой или не той, но плоти точно. Серый подстрелил сегодня, специально на ужин. Молоденькая, страстная, — Жук расхохотался.

Негромко и ладно заиграла гитара. Трофим, разогретый первыми стаканами и толком не евший весь день, плюнул на все предубеждения о радиоактивном мясе и о неизвестных точно причинах мутации и запустил зубы в горячий кусок мяса. Сочное, нежное, жирно, полное сока, приправленное и посоленное как надо, оно вызвало у него непроизвольный стон наслаждения.

— О!! — восхитился Жук. — Заценил кадр свининку! Давай за кулинарию, — он разлил еще по стаканам.

Сталкеры чокнулись, разговорились. Завораживающе играла музыка в свете костра. Дымящееся и исходящее паром и запахом мясо плоти, регулярно подаваемое ему на дощечку Жуком, специально из разных мест, от бедра, ребрышко, спинка, щеки, каждый раз вызывало у Трофима неподдельный восторг. Затем Трофим уже по собственной инициативе сходил с Жуком еще за тремя полулитрами, затем со сталкерами пел песни, затем спорил с кем-то из них по поводу зомбированных, не помня точно сути спора, затем вошел в понимание местного юмора и как сумасшедший хохотал от местных бородатых анекдотов, которые сталкеры, видя реакцию Дока, охотно рассказывали, даже на ходу показывая сценки. Потом пришли еще какие-то сталкеры, стало теснее. Потом, далеко за полночь, сталкеры поспорили между собой, съест ли Док малый глаз плоти, а Трофим, которому уже и море было по колено, приказал подать этот глаз сюда. Для такого случая пришлось уже всем табором идти еще за сколькими-то полулитрами, смочив глаз в стакане, Док мужественно пытался раскусить его плотную, скользкую оболочку. Наконец, глаз перестал выскальзывать у него между челюстями и он, брызгая жидкостью, разжевал его. После чего выдал некий витиеватый тост, за смелость и дружбу, и как сказал Гитара, огласив общее мнение: «Ни фига не понял, но интересно было просто капец». Затем он опять орал песни, обнявшись, а точнее, повиснув на Баку, после, уже когда сами сталкеры начали клевать носом и раскладывать пенки, он начал призывать всех поймать и пожарить еще одну плоть, даже хватался за чей-то автомат и пытался пройти через мост в открытую Зону, но бойцы умудрились угомонить его и под руки унесли в комнату, где благополучно и слезно попрощавшись, проследили, чтобы он уснул на кровати. После чего уже сами свободовцы, поддерживая друг друга, через силь ву пле, уступая друг другу дорогу на каждом лестничном пролете и перед каждой дверью, добрались-таки до затухающего костра, где под светлеющим с востока небом завалились спать.

Следующий день Трофим встретил уже с обеда. Ожидая дикое похмелье, он даже растерялся, когда понял вдруг, что голова не болит, не мутит, и вообще, кроме небольшой слабости, нет никаких последствий. Вернувшись к кострищу, он никого не обнаружил, даже бутылок. Очевидно, бойцы убрали все за собой и уже двинули по своим делам. Несколько озадаченный, он прошел в бар, где Товарищ рассказал ему еще несколько моментов, совершенно выпавших у Трофим из памяти. Главным из которых было то, что в баре сидел Гипс, и когда Трофим очередной раз заходил за водкой, он пообещал сегодня предоставить список оборудования для лаборатории. Быстро поев, Трофим на листке блокнота бармена написал список необходимого ему оборудования, пытаясь понять, как такое можно будет протащить сюда, в Зону. Мало того что это достаточно габаритные ящики, так еще, насколько он знал, они были все практически штучные и пронумерованы индивидуально. К примеру, его сверхмощный и сверхсовременный электронный 3Д-микроскоп имел заводской номер одиннадцать, а всеволновой спектрометр имел номер двадцать. Подумав, он вычеркнул из списка три наименования, без которых в принципе можно было обойтись, и, сунув листочек в карман куртки, очевидно, уже подаренной ему после вчерашнего, скорым шагом двинулся к Гипсу, в одно из двухэтажных строений.

Гипс сидел, задумавшись, над картой, когда Трофим постучал и зашел к нему. Поздоровавшись, Трофим положил листочек ему на стол.

— Принес? Хорошо, — Гипс прочитал, не особо вчитываясь в названия. — В течение недели будет, — сказал он, хмуро возвращаясь к карте.

— Да?! — удивился Трофим. Насколько он знал, такое оборудование, пусть и не все, но, как правило, делалось на заказ, и сборка с доставкой занимала в лучшем случае месяц. — Можно вопрос?

— Спрашивай, Док, — не поднимая головы, сказал сталкер.

— Это дорогое оборудование, и его делают под заказ, разве можно за неделю завезти его с Большой Земли?

— А что его тащить с Янтаря-то? Прилетит на вертолете и все. Площадка вертолетная готова у нас, карта пролета есть, ну проверим еще квадрокоптерами на всякий случай… Дней за пять, наверное, поставим. Кстати, место выбрал для себя? — спросил Гипс.

— Место выбрал, в первом ангаре справа, только там хлама навалено много, — покачал головой Трофим, недоумевая, как можно привезти оборудование с Янтаря. — Я только не понял, как с Янтаря?

— Как, как, — откинулся на спинку стула сталкер, оценивая взглядом Трофима, словно определяя, можно ему рассказывать или нет, но потом, видимо, сделал вывод. — Мы с кураторами этой твоей бывшей богадельни подружились там, на Большой Земле, и тут на местах кое с кем водимся. Мы им открытия, изобретения, они нам то, что нам нужно, сейчас оборудование в обмен попросим. Придется им пару козырей приоткрыть, ну что ж, думаю, оно того стоит.

–Да? — очередной раз глупо удивился Трофим.

— Ну, конечно, Док. Ты как будто не знаешь, какие гранты они за каждую безделицу получают. Запиливают промеж своих за милую душу, а вам там, на Янтаре, крохи перепадают. Что ты как маленький, — сталкер посмотрел еще раз на бумажку. — Тут придется что-то посущественней предложить, и, наверное, не одно. Вот, Док, смотри, — Гипс встал и прошел к шкафу, где стояли папки с документами. Он достал одну из папок и открыл, — вот блок питания для экзоскелета, здесь, — он пролистнул несколько листов, — здесь показывается, какие артефакты, в какой пропорции и в каком порядке смешиваются, укладываются, в каком корпусе, какие клеммы… Все до мелочей, это же наше изобретение. Мы его выгодно поменяли, ты думаешь, кто бы нам составляющие на экзоскелеты поставлял?

— Не знаю…

— Вояки-то и поставляют, а почему они поставляют? Потому что есть люди, заинтересованные в нашей деятельности. Мы этим людям регулярно поставляем хабар, а они поставляют нам запчасти. Оставляют груз и скидывают координаты. Ты думаешь, почему они на вертолетах нет-нет да и залетают в Зону? Что им тут надо? Их дело — периметр охранять, с заборов по свинкам да собачкам стрелять, а не тут летать.

— Понял, — тихо ответил Трофим, очередной раз понимая, что в этой огороженной бетоном, колючей проволокой и пулеметами территории заинтересованы очень крупные игроки с Большой Земли.

— Ну понял, и хорошо, — кивнул Гипс. — Значит, теперь можешь приступать к подготовке своей лаборатории.

— Так там…

— Знаю, знаю, железо, шлакоблоки, доска. Все это убирается. Иди к Ковалю, он тебе поможет, там до вечера управишься. Вопросы?

— Нет вопросов, — неуверенно сказал ученый, с трудом представляя, как он с Ковалем управится с горами завалов в ангаре. Но если Гипс сказал, значит, наверное, понимает, о чем идет речь.

— Ну тогда давай, Док, действуй, а мне тут подумать надо. Ходоки наши пропали в километре от Рыжего, мужики думают, что Долг бесится, проверяют.

Гипс снова сел за стол с картой и взял разметочный кронциркуль в руку, отмеряя расстояния от известных ему точек, соображая, где могут пройти и лучше всего перехватить долговцев, сорвавших злость за провал на Пепелище на ушедших за артефактами сталкерах. Трофим вышел из кабинета, негромко прикрыв дверь. Он только сейчас заметил двух бойцов в экзоскелетах, дежуривших в обоих концах коридора, замерших каменными изваяниями и холодно поблескивающих окулярами. Минут через пять Трофим был у Коваля. Тот сидел позади уже собранного экзоскелета Грома, которого могут переименовать в Нюхача, и позвякивал инструментом, протягивая соединения.

— Коваль, привет, я к тебе, — поздоровался Трофим, перешагивая через растянутые по полу провода.

— Здорово, Док, — крутя трещоткой винт, поприветствовал сталкер, не вынимая не зажженной сигареты изо рта. — Что у тебя?

Вся квадратная мастерская Коваля была тускло освещена вдоль стен, слабо освещались верстаки и стеллажи с железом и инструментом, зато несколько мощных ламп било в центр, где трудился в настоящее время мастер. Такая, видимо, была его прихоть, и, как известно, хозяин — барин.

— Мне Гипс сказал, что ты поможешь мне там в правой части место под лабораторию расчистить.

— Помогу? — изумился Коваль. — Нет, Док. У меня на это времени нет.

— Так как же я сам? — расстроился Трофим. — Оно же тяжелое.

— Тяжелого на базе нет, пока живой эк-зо-ске-лет! — по слогам, с усилием закручивая последний винт, сказал мастер. — Фу-х, чуть не сорвал, но момент надо соблюдать! Мы сейчас одну штуку сделаем, Док, — прикуривая, сказал он. — Тут у меня есть одна старенькая модель. Первый экзоскелет Свободы. Брони на ней, как против ядерного взрыва, но и минусов полно, сейчас такие не нужны. Ты полезешь в нее, а я ее на тебе откалибрую. Как раз спокойные погрузочно-разгрузочные работы на этом старичке и возможны.

— Да я не умею в нем, я, конечно, не против, но…

— Ерунда. Это старенькая модель, простенькая, но надежная. Поршни в гидроцилиндрах у него в диаметре большие, не то, что в последних моделях, там поршеньки во… — он с презрением показал кончик указательного пальца. — Правда, за счет этого скорость выше, но нам скорость не главное. Можно, конечно, и этого старичка бегать научить, но тогда поток раза в два увеличить надо, это еще один насос ставить, это веса и размера добавит, и батарейки опять куда втыкать… Короче, Док, скидывай куртей и полезай в скорлупку. — Коваль встал и подошел к чему-то, завешенному синим покрывалом. Одной рукой он сдернул его, подняв пыль, и обнажил песочно-серый экзоскелет. Неказистый и широкий, по сравнению с современными конструкциями экзоскелетов, которые казались верхом изящества боевой машины. — Скорлупа здесь по старинке сделана, где надо и где не надо, перекрывает, тяжесть только лишняя. Я тебе все покажу, пока подключенным походишь, — сказал он и, отсоединив кабель от экзоскелета Грома, пошел к старой модели, где, нащупав разъем, с видимым усилием вставил штекер, и, вынув сигарету изо рта, удовлетворенно выпустил клуб дыма в замигавший экран прибора в его руках.

Трофим скинул куртку. Покрашенный в песочно-серое экзоскелет, состоящий из двух половин, передней и задней, скрипнул засовами и разошелся, обнажив потертые внутренности из серого искусственного материала. Кое-где подкладка была вспорота и зашита, в некоторых местах торчали черные пятаки датчиков. Трофим несмело пролез внутрь, просовывая руки и ноги в соответствующие места. Перед его лицом появилось мутноватое стекло маски, под которой находились лампочки, кратковременно проецирующие соответственные обозначения на внутреннюю часть стекла. Вид через стекло был непривычен и неудобен, Трофим перестал видеть, что делается внизу, вверху и по бокам.

— Надо было тебе в заднюю половину вставать. А ладно, — дымя сигаретой, сказал Коваль, — мы и так можем, — и нажал на кнопку.

Ученый не успел ответить, весь обратившись в ощущения. Задняя половина плавно подтянулась к передней и с едва заметным звуком сомкнулась с передней, отсекая наружные звуки. Тот час включилась подача воздуха, своим шипением заглушающая постукивание затягивающихся автоматически засовов. Перед глазами, чуть ниже привычного, возник Коваль с коробкой в руке. Дисплей коробки светился зеленым.

— Слышишь меня? — спросил он.

Голос его звучал звонко во внутренних динамиках шлема.

— Да, — ответил Трофим, слыша, как его голос поменял тональность.

— Так, — выбрасывая окурок в сторону, протянул Коваль, — это снимаем, это тебе не нужно, — он протянул руку и, подергав снаружи за что-то, снял маску. — Так давай присядь и руками в стороны, — скомандовал он.

Трофим попробовал присесть, но получилось не очень, экзоскелет застыл на полпути. Руки развести полностью в стороны тоже не получилось.

— Щас подправим, — Коваль исчез из виду и вскоре появился с большим гаечным ключом. — Ручки и ножки у тебя коротки, Док, коленки и локотки не контачат там, где должны. Сейчас я подкручу, это быстро.

Он несколько минут подкручивал ноги, Трофим почувствовал, что плотнее стал прилегать к подкладке нижней части тела, то же было и с руками, в какой-то момент его пальцы коснулись конца пальцев экзоскелета.

— Хорош, — крикнул он невидимому Ковалю, орудующему у него за спиной.

Тот тут же остановился.

— Так теперь давай присядь.

Трофим присел и встал с легким гудением приводов. Развел руками в стороны, помахал ими вперед и назад. Мастер все это время следил за цифрами и схемами развесовок на экране. Затем он заставил Трофима сжать кулаки, затем, сведя руки вперед, сдавить их с максимальной силой, наклоняться вперед, еще раз приседать, шагать на месте. Все это время ученый слышал, как включались перепускные клапаны на максимальном усилии, пока Коваль фиксировал и калибровал одному ему известные соленоиды, амперажи, концевики. Наконец все было готово, мастер снова появился впереди, протер маску изнутри концом своей рубашки и, испугав Трофима, резким тычком защелкнул ее на лице. На внутренней стороне стекла спроецировалось несколько синих значков и погасло. Коваль указал на открывающуюся крышку на предплечье, под которой оказался ряд кнопок с рисунками.

— Фонарь включается здесь, распаковка здесь, воздух вот, потеря масла, низкие батареи, перегрев, короткое замыкание, кратковременное увеличение мощности, продувка, охранная свой-чужой. В крайнем случае аварийная распаковка подбородком в шлеме, держишь десять секунд красную кнопку. Запомнил? Нет? Ну и ладно, пошли, — скомандовал он.

Трофим развернулся и двинулся вперед, ощущение было такое, как будто он шел по пояс в воде, но все-таки движения получалось делать чуть быстрее. Коваль шел за ним, держа подсоединенный кабелем короб в руках. Пара остановилась возле кучи мусора.

— Выноси на улицу, бери по малой пока, — сказал Коваль.

Трофим взял первую доску. Было удивительно смотреть, как мощная сегментированная лапа хватается за предмет и вне зависимости от его веса изымается из кучи. Единственно, что если он брался за что-то тяжелое, то экзоскелет накренялся, тогда Трофим переносил одну ногу чуть сильнее вперед, присаживался ниже, и дело спорилось. Он сам не заметил, как отсоединился и исчез Коваль. Увлекшись работой, он пару раз включал продувку для охлаждения своего тела, которое находилось в плохо проветриваемой скорлупе. Воздух подавался через фильтры и выдувался через несколько открывавшихся одновременно отверстий на броне. Он сначала жалел, что Коваль не сказал ему, как снимать маску, но, получив куском арматуры по бронированному стеклу, порадовался, что не знает, как снимать маску. Через пару часов появились Худой и Рваный, таща на буксире из листового железа домашнюю «воронку» и совковые лопаты. К углам железного прямоугольника были приварены металлические клетки, в которых перекатывались черные, негодующие синими искрами артефакты.

— Контрольные испытания! — торжественно объявил Худой.

Оба стали лопатами забрасывать воронку мусором, остававшимся на месте расчищаемого Трофимом пространства. Ржавчина, куски металла, земля, пыль, щепа и тряпки. Воронка гудела и сминала все в небольшие цветные шары, в зависимости от того, что ей кидали. Трофим остановился отдохнуть и посмотреть на испытания парней.

— Она вроде металл, землю и все такое не принимает, — неуверенно сказал он, поняв, что именно его смущает.

— Пусть только попробует не принять, — погрозил ей кулаком Худой, — я ей так не приму, что сама себя примет, — кидая в нее обломки кирпичей, заявил он.

Кирпичи разбивались в пыль и тут же собирались в плотное, скругляющееся на глазах тело, артефакты в клетках тянулись нитями электричества к воронке, словно подпитывая ее. Воронка раз за разом выкатывала из себя шары, размером чуть больше бильярдных. Куски железа, пробиваемые нитями электричества от угловых артефактов, разогревались в красное и дымящимися шарами сразу по нескольку штук скатывались с наклоненного листа в кучу. Наконец испытания были победно завершены тем, что оба сталкера, и Худой, и Рваный, устали махать лопатами. Трофим попросил оставить утилизатор здесь, чтобы он сам мог кидать туда мусор. Пареньки кивнули и ушли, через минут десять вернулись, таща вдвоем сумасшедший агрегат, собранный из толстого лома, к которому был приварен через уголки широкий и толстый лист броневой листовой стали толщиной чуть ли не в полтора сантиметра. Это была специальная лопата для Трофима.

К позднему вечеру вся правая часть ангара была очищена от складировавшихся там материалов, вынесенных наружу и рассортированных. Мусор скормлен воронке, возле которой скопилась целая куча тяжелых пестрых шаров. Трофим победно оглядел в свете мощного налобного фонаря, который больше был прожектором, и вспомогательных прожекторов, утопленных в плечах экзоскелета, расчищенное место. Он вспомнил, что опять толком ничего не ел. Нажав кнопку распаковки, Трофим выскользнул из скорлупы, подхватил куртку, любезно оставленную ему Ковалем на крюке ангарных дверей, и, пошатываясь от усталости, с дрожью в ногах двинулся к бару, где плотно поел горячего и выпил сладчайший чай. Начав уже клевать носом, он спохватился и, поблагодарив бармена за вкусную еду, отправился к себе в комнату, где, едва раздевшись, завалился и захрапел глубоким сном честно трудившегося человека.