Клара

Илья Тауров, 2023

В центре сюжета жизнь девочки, чьи самые страшные фантазии оказываются правдой, в которую не хочется верить изо всех сил, но реальность проступает всё яснее, а с выходом из детского возраста "фантазии" никуда не уходят, лишь крепнут вредя уже нетолько воображению.Трудно поверить своим глазам и чувствам, требуется немало времени, чтобы осознать, что те, кого ты считал источником света, на самом деле являются источниками тьмы. Однако другой мир выбирать не приходится и придётся как-то существовать в этом.История о многих и ни о ком в частности, о том, как пройти по канату над пропастью, по канату, который ещё и потряхивают с обоих краёв обрыва.

08.2028

Про инцидент со страшными масками все как-то подзабыли чуть ли не назавтра, по крайней мере могло сложиться такое впечатление, потому что с утра все проснулись, поели, Клара пошла на улицу, в общем всё было как и всегда. Безмятежность продлилась дня три, у деда вместо работы случился неожиданный выходной, и он спросил, хочет ли внучка поехать с ним на дачу, там надо было что-то сделать с помидорами, собрать клубнику, если вдруг ещё что-то подоспело и может быть уже «пошла» малина, Клара решила разнообразить свои деньки и отправиться с дедом, а не с бабушкой в магазин.

До дач они добирались не на маршрутке, а на полноценном, но сильно укороченном автобусе, у себя в городе Клара таких не видала ни разу. Народу внутри было столько, что можно было подумать, будто им заплатили за эксперимент, в котором выяснялось, сколько же человек может поместиться в этом транспортном средстве.

По времени ехать примерно, как и до дедовой работы, минут сорок, а с пол пути уже стали выходить люди, все как один то с огромными рюкзаками, то с тележками, но что было у всех одинаковое — так это почтенный возраст. Клара с дедом доехали до конечной и прошли несколько улиц, которые на дачах назывались линиями. Они вдвоём стояли возле типичного, ничем не отличимого от других поворота с двумя выезженными редкими машинами бороздками. По обе стороны, разные, но чем-то похожие полутора, но чаще одноэтажные маленькие дома, будто стеснялись и прятались в цветах, кустах сирени или фруктовых деревьях, вдали, где улица заканчивалась виднелся смешанный лес.

Дача деда оказалось ровно в середине этой улицы-линии, Клара то называла это по-привычному — улица, а дед настойчиво поправлял внучку и говорил «линия», какая всё-таки разница Клара решила не уточнять, постаралась только запомнить, чтобы в следующий раз уже сказать всё как надо.

Сам дом был кирпичный, вход надёжно закрывала выкрашенная ни в один слой зелёной краски металлическая дверь, по не очень аккуратному исполнению можно было заподозрить её в том, что она самодельная, но так или иначе она имела аж два замка и оба они отпирались странными ключами, своим видом напоминавшими скорее свёрла, притом спрятаны они были в специальном достающимся из крыльца кирпиче, в общем Кларе было где поудивляться.

Внутри дома в нос сразу же ударил характерный запах старого строения, хоть на улице и было часов девять утра, внутри стояла почти абсолютная темень, всё из-за того, что в крохотный коридор свет мог попадать только из единственной маленькой комнаты, окна в которой были сейчас завешены плотными шторами, а солнце находилось в таком положении, что светило ещё с другой стороны дома. Разувшись они с дедом вошли внутрь, в ту самую комнатушку в которой у противоположных стен стояли две старые кровати, и будто для каждой было по окну. Дед откинул шторы сначала с одного, потом со второго окна и бросил набитый всяким большой рюкзак на своё будущее спальное место, пружины то ли скрипнули, то ли хрюкнули. Осмотревшись вокруг, дед перевернул металлическую кружку, стоявшую вверх дном на небольшом деревянном столе, между окон и кроватей, взял ложку из «специального» стакана для столовых приборов и зачем-то поляпал ней внутри посудины, посмотрел на Клару, и пожал плечами, будто это она попросила его сделать такого странное действие. Она к слову так и стояла на входе в комнату и всё разглядывала, что есть в этом маленьком доме, а было там казалось всё что угодно: одежды, что хватило бы разодеть какую-нибудь деревню, в условном коридоре обуви такое разнообразие, что можно устроить музей, во тьме, почти незаметные стояли садовые инструменты, а сбоку от Клары расположилась печь, с железной панелью сверху, внутри панели были сложены из металлических колец два круга — побольше и поменьше.

— Плита, — сказал дед, когда заметил, что Клара усиленно соображает, что это такое.

После того как дед на столе разложил продукты на ближайшие сутки, а то следующий автобус приедет только завтра утром, переодев Клару в привезённые с собой вещи, ведь чего-чего, а детской одежды среди кропотливо сложенного хлама было не сыскать, они пошли на огород.

Шёл одиннадцатый час этого солнечного дня, и если дома, у себя в стране, в это время Клара ещё думала, что утро, то здесь она уже привыкла называть такую часть суток днём. Они стали осматривать овощные растения, точнее дед осматривал, а Клара разглядывала всё впервые. Дед с радостью заметил, что ещё осталась клубника кое-где и словно великий полководец указал пальцем куда атаковать его армии из одного человека.

Только Клара отметила про себя, что даже птиц не слышно и нет никаких звуков, как не понятно откуда донёсся мужской голос, который точно не принадлежал деду.

— Здорово, сосед, — тянул голос, будто находился в километре от них, — а кто это у тебя там копошится?

— Да вот привезли кое-кого! — так же не понятно откуда ответил дед, Клара беспомощно вертела головой.

— Я здесь, — крикнул уже точно ей голос чужака.

И Клара наконец-то заметила, как из-за забора торчит чей-то нос и глаза, а над ними древняя кепка, почти потерявшая изначальный цвет, который уже было невозможно опознать, был ли он чёрным или красным.

— Ого, ты вымахала, а я тебя помню вот такой, — сосед поднял ладони и расположил их в сантиметрах тридцати друг от друга.

Клара поняла, что засиделась в этой клубнике и встала, сосед в это время куда-то делся, но вскоре возник уже возле калитки внутри их двора, появившись из ниоткуда в противоположном конце дачи нашёлся и дед и уже шёл к своему товарищу. Они поговорили, как это называют люди постарше «о насущном». Сосед допросил Клару про учёбу и как вообще обстановка у них в стране и ушёл, пожав деду руку так, словно не видел его лет сто и ещё столько же предстоит его не видеть.

В дачных делах, вроде собирания и подвязки помидоров, собирания огурцов, полива растений, на которые указывал дед, и прошёл весь день, не очень быстро, но и не менее приятно, чем остальные дни «в России», как называла любую местность здесь Клара.

Вода, предусмотрительно налитая дедом в специальную бочку за день сильно прогрелась и Клара мыла ноги, руки и лицо с каким-то особым удовольствием, даже коричневый абсолютно некрасивый и невкусно пахнущий кусок мыла казался ей сейчас таким прекрасным. Что и говорить про ужин, который состоял из компота привезённого с собой в пластиковой двухлитровой бутылке от минералки и лапши быстрого приготовления. Деду два пакета, а Кларе один, зато для неё были кукурузные палочки и салат из овощей, собранных прямо на даче, да сосисок. Так вкусно Клара ещё не ела и возможно голод, нагулянный за целый день здесь не причём. Пока они ели солнце почти село и дед включил одинокую лампочку под потолком, которая хоть и светила тускло, но достаточно, чтобы прибрать тарелки, которые он сразу и пошёл мыть, а потом расстелил две кровати стоящие у противоположных стен. Клара с каким-то неземным облегчением улеглась и даже заснула, а проснулась от того, что дед хоть и старался тихо расставить на столе помытую посуду, всё-таки пару раз стукнул чем-то металлическим друг от друга. Потом она слышала, как он ложился спать тоже, в комнате стало совсем уж темно и бесшумно, даже замолчали кузнечики, которые весь вечер устраивали концерты.

Дед тихо спросил:

— Карлуха, ты уже спишь?

— Нет, — честно ответила внучка, голос дед стал чуть громче.

— Хочешь расскажу про страшные лица.

Клара помолчала и подумала над предложением, внутри-то она уже ответила да, потому что боялась отказывать кому угодно, лишь бы не быть плохой, просто замешкалась, но всё же после случайной паузы согласилась послушать.

— Твоя мама, наверное, называет нашу местность севером, — начал дед и сразу остановился, давая Кларе возможность согласиться, тем не менее она такого припомнить не могла, и он продолжил, — а моя семья начинается ещё севернее, это ещё мой прадед переехал сюда и для него это был юг, я сам от него этого наслушался, когда мне было лет как тебе или даже меньше.

Дед вздохнул и прокашлялся, без особой нужды, так делают перед длинной речью многие и продолжил рассказывать, что очень давно, когда его предки жили далеко на севере к ним стали являться люди, очень сильно отличавшиеся внешне, говорившие на других языках, мало кто мог сообразить, что им нужно, да и брать у их народа было особо нечего, спасались оленеводством и рыбной ловлей, иногда воевали с соседями, но так вообще было всегда, с самого начала времён, пока не появились эти странные чужаки. С начала они стали меняться разными вещами, давали ножи в обмен на шкуры, какую-то мелочь для хозяйства меняли на мясо и всё в таком духе, но обмен становился все менее справедливым, зато и понимать народы стали друг друга всё лучше и лучше и оказалось, что мои предки живут на земле, которая принадлежит гостям и обязаны платить за это, мол это налоги и у них в государстве так заведено.

Но никто в народе такого не мог понять, потому что все точно знали, что жили тут всегда и где начинаются чужие земли все тоже знали прекрасно. Тогда гости решили приучать народ оружием, но хоть они и имели ружья, охота составляла неотъемлемую часть жизни народа и коренным людям хватало меткости и умения прятаться, как и быть неслышимыми словно тень, даже лучше: быть незаметным там, где негде спрятаться. Поэтому война оказалась для чужаков совсем не такой лёгкой, как у них планировалось, и если бы им хватило мужества, то они конечно бы признали, что продули в этой схватке.

Ненадолго отступив гости вернулись снова, но без ружей, без наглости и без злобы, зато были полны разных даров, среди которых была мерзкая водица в маленьких бутылках. Пробовало её всё племя и всё кривилось и плевалось, а гости смеялись, но и сами были не прочь приложиться. Перед тем как выпить некоторые жадно ноздрями засасывали воздух, а потом почти с наслаждением выдыхали, предлагая народу испробовать ещё раз, только чуть-чуть, это сначала гадко, потом дерёт лёгкие, а потом хорошо и чем больше пьёшь — тем лучше. Гостей обижать не очень красиво и народ пил, а потом оказалось, что гости и не врали: правда стало хорошо, просто отлично. Один из народа на радостях хотел поделиться с детьми, которые сидели и не плакали конечно, но перепугались это уж точно, но гости запретили давать такое тем, кто ещё не вырос, может это кого-то и спасло.

Дед, поднялся с кровати, налил себе компота и жадно выпил.

— Вот тогда-то, Карлуха, как мне рассказывал прадед, а ему его прадед, и так далее, что каждый из детей видел, то, что видела много раз ты и я, как целое селение за несколько часов превратилось в гниющих уродов, которые то хлюпали глотками, то издавали вместо голоса ни на что не похожий гул, кожа будто старела на глазах, а зубы у кого заострялись, у кого вываливались наоборот.

— А где сейчас этот народ?

— Нет уже этого народа, но такое было много где, не только с нашими предками, ну и повсюду были те, кто видел их по-настоящему.

— Кого их? Тех, кто пьёт водку?

— Они пьют её потому что они такие уже, и они такие уже потому что пьют, понимаешь, тут нет начала и нет причины, и дело не только в водке, а во всём, что пьянит мозги, например, вот наркотики сильнее водки и вот наркоманов видит уродами почти каждый, даже те, кто пьют.

— Я никогда не буду пить, — пообещала Клара, хотя никто не спрашивал.

— Ещё бы. Странно, что твой папа ничего не замечает, в нашем роду такое было у каждого, и странно, что он тебе ничего не рассказал, сам, чтобы ты не боялась. — Дед, резко переключился обратно к рассказу, — но как бы там ни было, гости добились чего хотели — народ перестал быть воинственным, вся воинственность будто стала переходить на собственных детей, жен, друзей, соседей, а со временем народ угас, спаслись лишь те, кто в маленьком возрасте убегал южнее, вот так и мой какой-то предок был одним из тех, кто в очередной раз спустился «вниз», потому что каждое поколение доставала эта водочная чума где бы они не жили, да и водка это не самое страшное из того, что бывает.

— Значит эти люди совсем не опасные, со страшными лицами, есть страшнее?

— Как тебе сказать? Эта дорожка, которая идёт не туда и с каждым шажком все мы всё ближе к пропасти из которой спастись невозможно. Бог или природа подарил кому-то дар, как тебе, видеть всё в правдивом свете, наверное, чтобы затормозить это движение к гибели, дело-то не в одной только водке, к ней толкает нищета, а нищета берётся от любви к водке или другим ненужным на этом свете вещам. — Дед прислушался к тишине и продолжил, — всё зло в мире связано и порождает друг друга, но также и добро и что-то хорошее связано и порождает друг друга, — этого Клара уже не слышала, так как не смогла устоять перед желанием спать, которое было таким сильным после целого дня на свежем воздухе.

Проснулись с дедом они почти одновременно, дед успел чуть раньше и просто лежал на животе глядя в окно и нахмурив чёрные брови, краем глаза он заметил, что Клара крутится и тут же отметил, что хорошо, что она встала. Клара же внутри себя отметила, что дед стал какой-то немного печальный, но после того как они поели, собрались и шли к остановке, он, можно сказать, расходился и снова был привычно весёлым.

Дома их встретила бабушка и немного расспросила Клару о делах на даче, пожурила деда, что он не сводил внучку на рыбалку, а тот только говорил, что пока покрутились там-сям, то уже и ночь настала, да и ещё успеют съездить туда не один раз.

Время шло, до сентября оставалось две недели, за Кларой из дома выехала мама, так сообщила бабушка после разговора по телефону. Через день дед поехал её встречать. На дачу после того раза попасть и не получилось. Клара ещё не знала, что можно по кому-то скучать, но, когда мама приехала, Клара поняла, что за эти два с лишним месяца успела по ней сильно соскучиться и кажется по папе не меньше, даже как-то стыдно за такие мысли перед дедом с бабушкой, но что уж с собой поделать, хотя такие размышления и не значат, что здесь у них было как-то не очень, всё было отлично.

Через пару дней дед поехал провожать их до областного центра, бабушка ещё с утра расплакалась, когда все уезжали, а дед был непривычно молчалив всю дорогу, и когда сидел в поезде до Москвы достал из своего рюкзака, очень большого размера мешок конфет.

— Вы что, да не надо, — начала говорить мама, хотя давали-то не ей.

— Надо! — твёрдо ответил дед, — это наши с Карлухой дела.

«Карлуха» же как-то ехидно глянула на маму, но конечно без злости, ей было только слегка смешно, что мама никогда не может переспорить деда, поэтому она сейчас в попытках задержать улыбку сжала губы в тонкие нити и смотрела на мать из подо лба, как учитель сквозь очки на провинившегося опять ученика.

Проводник попросил провожающих покинуть вагон, и дед повиновался, перед выходом потрепав внучку за коричневые волосы, сказал ей обязательно приезжать к нему в следующем году, а то он сам приедет, Клара засмеялась, а дед театрально вздохнув пошёл к выходу из вагона.

Он ещё долго стоял на перроне, аж пока поезд не уехал, а Клара всё это время стояла у окна в тамбуре поезда и разглядывала деда так, будто видела этого человека впервые. Поезд тронулся и со временем дед пропал из поля зрения, Клара вернулась к себе в купе, где с мамой они ехали вдвоём, мама привычно сидела в телефоне, а на Клару накатила какая-то грусть, которая время от времени смешивалась с радостью от того, что они едут домой.