Наследницы амазонок

Илья Лавров, 2010

В новом детективном романе автора главный герой, казалось бы, должен только радоваться: не каждый день получаешь наследство. Но старый бабушкин дом оказывается под прицелом подозрительных личностей, которые ищут там клад. Что делать – верить в деревенские слухи или продать дом и уехать быстрее? Но как объяснить смерть родственников? И самое главное, как справиться с собственной дочерью, которая играет в сыщика и хочет сама дознаться до правды? Автор особенно хочет подчеркнуть, что этот детективный роман не для детей, но о воспитании детей.

Как же нам без Шерлока Холмса

Через день мы с моим верным псом уже сидели в электричке на Будогощь, Кузя в моих ногах все никак не мог устроиться — волновался. До отхода оставалось пятнадцать минут. Вещей взято минимальное количество: в основном еда на первое время — все уместилось в одном рюкзаке.

И тут кто-то сзади положил мне руку на плечо. Я застыл, но реакция Кузи была неожиданна — он смотрел мне за спину, прижав уши, и вилял хвостом. Сзади стояла Маша.

— Привет, — сказала она непринужденно.

Я вскипел, потому что уже догадался, почему она здесь, но спросил, как можно более строго:

— Ты что тут делаешь?

Она пожала плечами:

— С вами поеду…

То-то позавчера она так подозрительно быстро отстала, когда я сказал свое отцовское"нет!".

Я закипал все сильнее, так что скоро, наверное, уже должен был засвистеть, будто наш чайник со свистком.

— Как ты вообще сюда прошла? — еще удивлялся я. — На платформу пускают только по билетам.

— А я купила билет до этой… как ее?.. Будогощи.

— Выследила?

— Нет. Села на метро и доехала до Московского вокзала. Кстати, была тут уже раньше вас.

Еще бы! Нам ведь с Кузей до вокзала пришлось ехать на перекладных: сначала на троллейбусе, потом на трамвае. С собакой в метро не пускают.

Маша попробовала взять инициативу в свои руки и скорчила рожицу:

— Возьми нас, папа…

— Кого это"нас"?

Маша улыбнулась и сунула руку в сумочку. Из нее тут же показалась озорная мордочка. Ну да, как же без него! Муздрик!

Стоит уделить этому персонажу немного места в моем повествовании. Ведь именно из-за него мы в последствии чуть не пошли по ложному следу, а мне пришлось совершить ни много ни мало — подвиг.

Как-то тратили мы с Машей деньги в известном игровом автомате с мягкими игрушками. Этакая трехпалая железная рука подводится кнопками к выбранной игрушке — хвать! — и ничего не зацепил. Маше понравилась какая-то модная в те времена игрушка, то ли телепузик, то ли пикачу — не помню, — и мы, чтобы ее вытащить, потратили уже больше денег, чем если бы просто пошли в магазин и купили такую же. И вдруг вместо этого телепузика автомат зацепил какую-то дохленькую обезьянку коричневого цвета. Странным было то, что взял он ее прямо за лапу, будто сама обезьянка уцепилась лапой за железяку. А может, так оно и было. Обезьянка поднималась вверх и улыбалась.

— У-у, — только и сказала Маша, нисколько не обрадовавшись. Таких игрушек у нее было уже много. Таких, да не таких.

Обезьянка была маленькая, с ладонь, естественно, мягкая — внутри прощупывалось много каких-то шариков. Поражали в ней две вещи: улыбка, такая радостная, что не оторвать взгляд, и отсутствие обычного в таких случаях хвоста. Хвосты были обязательной принадлежностью всех обезьян-игрушек.

— Значит, она не обезьяна, — заключила Маша логично за пять лет до чтения Конан Дойла.

— Если хвост отвалился, это уже человек, — подхватил я.

Появилось затруднение с именем — мягких игрушек у Маши было так много, что прозвищ не хватало. А потому обезьянке досталось имя странное и только с непривычки, казалось, труднопроизносимое — Муздрик. Таким образом, она легко и непосредственно поменяла род с женского на мужской.

Новыми мягкими игрушками Маша играла обычно недели две, ну — месяц, потом их место занимали другие, а старые забывались. Мама, чтобы они, брошенные, зря не пылились, убирала их то и дело на антресоли до лучших времен. Это же грозило и Муздрику. Но, к его счастью, я в то время решил провести рекламный эксперимент, и, честно сказать, нравился мне Муздрик своей жизнерадостностью, да и надо было бороться как-то с Машиным безразличием. Достал Муздрика из мешка и сказал:

— Посмотри, Маша, его в мешок кладут, а он все равно улыбается. Думает, там его приключения ждут.

Муздрик в моих руках (и не без их помощи) закивал головой и захлопал лапами. Но с улыбкой-то его я ничего не мог сделать, а она, как нам показалось, вдруг возьми и стань шире. У Маши навернулись на глазах слезы. Мама нахмурилась. Она была права: время от времени игрушки надо было убирать, раз в них никто не играет, но как это — предавать друзей!

Маша схватила Муздрика и с той поры с ним не расставалась. Она нашила ему одежды из лоскутков. Он стал говорить тоненьким голоском, либо моим, либо Машиным, его ужимки с помощью наших рук смешили всю семью. Отсутствие хвоста внушало уважение. Мы с Машей потом видели точно таких же Муздриков в магазине, но хвосты у них всех были. Мы привыкли к его смешной рожице, но у других он почему-то не вызывал таких радостных эмоций. Вот бабушка, к примеру, не стесняясь ребенка, в той свободе, с которой в глубинке употребляется русский язык, звала нашего любимца, заменяя в его имени две первых буквы"Му"на"Пи".

Вот такая компания собралась: я, Маша, Кузя и еще, оказывается, Муздрик.

— Ты подумала о маме? Она ведь будет волноваться.

— Я ей позвонила на работу, сказала, что мне скучно, и она предложила мне сама ехать с тобой. Только сказала позвонить тебе, чтобы ты меня подождал, а я не стала — знала, ты не захочешь меня брать. В этой Хвойной ведь опасно, ты маме не сказал, но я-то почувствовала.

Я потянулся за своим мобильным телефоном, но тут зазвонил Машин.

— Да, мамочка, все в порядке, я с папой в электричке, но он почему-то не хочет меня брать. На, тебя, — протянула она мне трубку. Все понятно, договорились вчера за моей спиной.

— Возьми уж дочку, — сказала Надя, — чего ей тут делать в городе одной.

— Нет, — твердо сказал я. — Мало ли что в Хвойной может случиться, а Маша в последнее время любит совать нос не в свое дело.

— Ты же говорил, там не опасно…

Но я уже отключился. Отдал Маше ее телефон.

— Все. Марш домой! Как приехала, так и уедешь. Ключи-то хоть есть?

Это был вопрос-уловка. Сказала бы"нет", я дал бы ей свои, и почапала бы домой, как миленькая.

Но Маша придумала кое-что оригинальнее.

— Я боюсь…

— Боишься? — ухмыльнулся я.

— Когда я ждала тебя перед турникетами, со мной рядом бомж стоял и все пялился на меня. А теперь — вон он, — и Маша показала на платформу.

Я обернулся. На платформе действительно прохлаждался мужчина непрезентабельноо вида и не спускал с нас взгляд, пока Маша не показала ему язык.

Что же делать? Возвращаться с Кузей и опять на перекладных через полгорода? Потерять деньги? Билеты на электричку ведь не сдашь. Времени на обдумывание не было. Машинист уже начал бормотать что-то о правилах поведения и об остановках — сейчас отправляемся.

— Ладно, садись, — сказал я Маше. Хорошо хоть место рядом было. Вагон почти полон, а на наших двух скамейках — никого, вид у Кузи в наморднике больно грозен.

И только уже ближе к Будогощи, когда мы перекусили, и я окончательно остыл, Маша призналась, что дала пятьдесят рублей какому-то вокзальному бомжу, чтобы он постоял на платформе, пока электричка не тронется. Злиться у меня уже не было сил, тем более, как оказалось, мне без Маши было не обойтись — я это вскоре понял, когда она задала мне кучу вопросов и вытянула из меня все о смерти дяди Лени, о таинственных документах, о тете Людмиле. И выяснилось вдруг, что не все так просто с этим домом. А про бомжа я ей сказал лишь:

— Ему хватило бы и десятки.

Вот и давай детям деньги на карманные расходы.