Майор Казанцев и Европейский Халифат

Илья Владимирович Рясной, 2021

Европу захватил "Новый Халифат". Российские войска входят во Францию. Мир погряз в хаосе. И только Старьевщик, меняя одну реальность на другую, упорно делает свою работу – ищет Предметы, от которых зависит выживание Кластера Миров… Автор испытывает уважение к мировой Религии Ислам, в книге идет речь лишь об извращении ее сути различными экстремистами.

Пролог

Жизнь-смерть. Однажды в горах Тибета ты получаешь ножом в живот. И, погибая, все же успеваешь выполнить свое предназначение, вложив волю и силу духа в последний порыв. И считаешь, что закрыл все счета.

Но вдруг выясняется, что некоторые счета закрыть невозможно. И что нужно возвращаться. Немного другой мир, немножко другой ты. Но что никогда не меняется — это долг и назначение. И ты снова Старьевщик. И снова ищешь Предмет, чтобы уберечь этот новый мир, не дать ему рухнуть в пропасть.

Ты снова в калейдоскопе событий. В переплетении линий судеб. На твоих плечах опять неподъемный груз. И, сбивая ноги, падая на колени и поднимаясь, снова упорно идешь по каменистой дороге, потому что твой груз за плечами нужно донести до точки назначения.

Большой мир многолик и многогранен. И твоя судьба идти по этим граням. Куда? Зачем? Таких вопросов тут для меня пока не стоит. Главное, я возвращаюсь. И еще важнее, что я помню многое.

Память миров — это и подарок небес. И страшное наказание…

Часть первая

Иная Москва

Глава 1

На «Радио Русских дорог» безмозгло и обаятельно ворковали два балбеса — ведущие Алена и Алеша.

— День единства в Харькове и Донецке! Пять лет с момента объединения с Россией. Ты рада, Алена?

— Безумно, Алеша. Вот только как долго нам еще радоваться? Ведь известный израильский каббалист Абрам Кац пророчит подкрадывающийся Конец Света и уже объявил о пришествии Мошиаха. Это такой еврейский мессия, да?

— Верно, Алена.

— По мнению предсказателя, долгожданный Армагеддон наступит в декабре сего года.

— Ну, а у российский ученых и бизнесменов планы вперед на десятилетия, за которые, по их мнению, мир изменится полностью.

Дальше радиоведущие по своему наивному разумению пересказали два интервью. В них некий видный бизнесмен и меценат заливал о волшебных перспективах чипирования населения — это и абсолютное здоровье, и нулевая преступность. Ему вторил профессор Зангельбаум, сокрушающийся, что, эксперименты пока дозволено вести только на животных.

— Зангельбаум! Какая колоритная фамилия, Алеша! — радостно взвизгнула ведущая Алена.

От последней новости я зло скривился. Эти двое — денежный мешок и головастик-профессор, мечтают выпустить джина из бутылки, сами не ведая, что творят. Или ведают?

— И о погоде, Алена. В Москве сегодня, 11 июля, жарко — тридцать два градуса. Безветренно. Безоблачно. Опасная солнечная радиация… Что еще у нас плохого?

— Теперь только хорошее. Музыка на канале «Радио русских дорог». Новый хит «Съешь меня всю»…

Я прижал свой «форд-квадро» к обочине метрах в ста перед остановкой общественного транспорта, от которой только что отчалила темно-зеленая маршрутка со светящимся желтыми огоньками номером «126». Вылезти из салона — это как изгнание из рая, где урчит благословенный кондиционер. Сразу в лицо ударила колючая жара.

Солнце не грело, а кололо горячими иглами. В этом году оно особенно свирепо — легко обгораешь за полчаса даже в нашем северном климатическом поясе.

Пот сразу потек градом. Впивалась в бок прикрытая длинной рубахой на выпуск кобура с моим рабочим инструментом — надежным и отлично пристрелянным пистолетом «Глок». Только бы сегодня не пришлось им попользоваться.

Не нравилось мне место встречи. Рядом раскинулась бывшая промышленная зона Москвы, где растут, как грибы, жилые комплексы. Там горы строительного мусора, остовы домов, экскаваторы чередовались с уже построенными, веселыми и разноцветными высотными домами, похожими на подарочные коробки для кукол. А прямо передо мной несла свои зеленые воды заросшая кустами река Яуза. К ней подходил тяжело вдавившийся в землю мощный акведук девятнадцатого века. Еще тут была заросшая березками и редкими соснами замусоренная лесополоса, из которой мэрия в светлом будущем грозилась сделать полноценный парк. И неподалеку — бетонная площадка с рухнувшими столбами ограды, двумя ветхими строительными вагончиками и солидной кирпичной трансформаторной будкой, похожей на руины крепостной башни.

Ладно. Не всегда мы выбираем места. Где только не приходится встречаться Старьевщику с людьми, чтобы получить от них Предмет.

Необходимые пояснения. Если коротко, то Старьевщик — это я. Ищу разные, но всегда жизненно важные Предметы — именно так, с большой буквы. Тружусь в поте лица по заданию надгосударственной структуры «Фрактал», о целях которой не знаю почти ничего. Звучит абсурдно? Какие Предметы, какие надгосударственные структуры? Так вся моя жизнь — сплошной абсурд, непостижимый для обычного человека. Но человек я необычный. Я Старьевщик.

Насвистывая беззаботный мотивчик, я бодрым шагом направился по тропинке к лесополосе. Покрошив заранее припасенную булку уткам, вспарывающими своими лапами-ластами мутные воды Яузы, я огляделся.

Какая-то неестественная пустота вокруг. Ни одного человека. Тревожная пустота, черт возьми!

Хотя, грешу против истины. Разумная жизнь здесь теплится. Из-за кустов, подпрыгивая, выскочил рыжий кокер-спаниель, а следом неторопливо нарисовался его хозяин — сгорбленный пенсионер с тяжелой тростью.

Спаниель подбежал ко мне, жизнерадостный и энергичный. Деловито обнюхал мои ботинки. Потом внимательно посмотрел на меня. И опасливо потрусил в сторону, оглядываясь.

Так всегда. Не то, что собаки и кошки меня не любят. Но опасаются — это факт. Впрочем, как и люди при виде громилы с недобрым лицом. Но моя работа — общение, поэтому приходится тренировать сто видов улыбок и тысячу оттенков голоса на все случаи жизни, чтобы производить благоприятное впечатление. Только собаку улыбкой не обманешь.

Тот, кого я жду, в волне моего обаяния уж точно не нуждается. Это посредник. Он принесет мне Предмет. И тут же со специального мобильного устройства будет переведена на его счет сумма, сопоставимая с годовым бюджетом небольшого городка.

Деньги — тлен. Предмет — главное. Это такая базовая установка «Фрактала», у которого денег всегда было завались, а Предметов вечно не хватало.

Время приближалось. Пара велосипедистов пронеслась как бешенная по велодорожке. Возник и исчез собачник с огромным догом. А в моей голове стали молотить тревожные молоточки. Параноидальная часть моей натуры сигнализировала о каком-то непорядке.

Так, пять минут опоздания. «Уж полночь близится, а Германа все нет».

И вдруг как пузырь лопнул, открывая новую реальность и бросая меня в действие. Все, мир уже иной. В нем что-то сошлось и щелкнуло, складывая его в новую конструкцию. В нем появилась на сей момент одна из ключевых для меня фигур — посредник. Вон он, лениво тащится ко мне со стороны лесополосы. И теперь каждая секунда капает в моем сознании, приближая к цели.

Посредник был весь какой-то усредненный. Среднего телосложения, среднего возраста, со средним невыразительным лицом. В белой рубашечке с короткими рукавами и в больших немножко затемненных очках он чем-то походил на героев советских фильмов шестидесятых годов — эдакий банальный научно-технический персонал. И совсем не похож на прожженную акулу в темных водах подпольного антикварного рынка, каковым являлся в объективной реальности. Для отчетов и удобства я ему присвоил оперативный псевдоним Деляга.

Вот он, неотвратимо приближающийся судьбоносный момент. В руке Деляга несет за ручку большую, с фигурными китайскими иероглифами плоскую картонную коробку синего цвета для переноса картин. По размерам в ней как раз отлично уместится Предмет.

Напряжение отпускает меня, уступая место алчному предвкушению. Сейчас так просто и обыденно я извлеку из коробки Предмет. И Поиск закончен. Точнее, половина Поиска, и половина Предмета. Но об остальном будем волноваться позже.

Так, надо бы притормозить в своих чувствах! Никогда нельзя даже думать, что Поиск закончен, пока не передашь Предмет «Фракталу». Имеешь все шансы сглазить.

Мы неторопливо сближаемся. Что-то вульгарно-киношное присутствует в этой мизансцене.

— Шеф! Груз доставлен, — радостно восклицает Деляга интонациями разбитного доставщика пиццы. — У нас строго, как в аптеке!

Присев на колено, он ставит коробку на землю. Отщелкивает пластмассовые застежки. Откидывает крышку, расплываясь в американской широкой улыбке.

Вид фирменной коробки с иероглифами переключил восприятие на другую волну — на удачное завершение сделки. И я почти пропускаю начало.

Но все-таки успеваю. Резко шагаю навстречу Деляге. Бью его ногой в горло. Посредник распластывается, как шкура, раскинув руки. Из упавшей коробки вылетает аккуратно прилаженный креплениями пистолет «Рюгер-В» с глушителем вместо ствола. Профессиональная штучка. Дорогая. Далеко не всем террористам и киллерам доступная.

В таких ситуациях все решает один миг. Тот самый миг до выстрела, когда меня будто током прошило, и я четко понял, что сейчас Деляга будет меня убивать.

Задумка была рабочая. Демонстрируя товар лицом, киллер открывает коробку, ставя ее так, что ствол направлен в мою сторону. Не вынимая пистолета, нажимает на спусковой крючок. Потом все же вытаскивает дымящийся от выстрела «Рюгер» и добивает наивную жертву. Зачем эти восточные коварные хитрости? Потому как он отлично знал, что в его ловушку идет далеко не простой объект ликвидации. И у него все получилось бы, будь на моем месте обычный боец, пусть даже с прекрасной подготовкой. Но сегодня этот парень охотился на Старьевщика.

Он здесь не один. С ним наверняка целая шарага охотников за головами. Я оглядываюсь.

А, вон и они! От строительного вагончика у лесополосы отделяются две массивные фигуры. У одного короткоствольный пистолет-пулемет. Дальность метров сто пятьдесят. Хрен попадут!

Чтобы выжить, мне остается только двигаться. Быстро. Проворно. Непредсказуемо.

Правой рукой выдергиваю на ходу «Глок» из кобуры. А левой в сумке на поясе нащупываю коммуникатор и вдавливаю клавишу, посылая в эфир сигнал группе прикрытия.

Вот только оперативники не прибудут столь быстро, как хотелось бы. По веской причине во время получения Предмета им предпочтительно держаться подальше от точки. Но прикрытие будет. И моя задача выжить до его похода.

Вперед!

Справа в пределах досягаемости из зарослей возникает фигура. Идентификация цели — человек вооружен. Реакция — мой выстрел первый и удачный. Фигура исчезает.

Около мостика через реку прыгаю в воду. Пробираюсь метров двадцать по колено в жиже с водорослями и пластиковыми бутылками. Теперь вверх, по берегу.

Вырываюсь на оперативный простор — широкое поле, поросшее зеленой травой и голубыми цветочками. А дальше на холме распростерся лабиринт Минотавра — гаражи, заборы, шиномонтаж. Там меня сам черт не возьмет.

Преследователи далеко — их трое. Я устремляюсь еще быстрее вперед, хотя это и кажется невозможным. Рву жилы, сбиваю дыхание. Неважно. Главное, пересечь открытое пространство с лютиками-цветочками и перестать считаться целью.

Почти успеваю. Впереди гаражи и постройки. Рукой подать.

Тут мне и прилетает в спину.

Падая и крутанувшись, я всем своим существом ощущаю, откуда в меня лупят — с заброшенной трансформаторной будки. Бьют из снайперской винтовки с очень большого расстояния. И стрелок меток.

Почему не ударил снайпер с самого начала, а по мою душу послали клоуна-очкарика с пистолетом? Да просто противник боялся, и не без оснований, что я почувствую прицел на своей спине. И я почувствовал бы тогда, в спокойной обстановке. А сейчас не вышло в порыве бегства. Пропустил всего лишь один импульс, который взбаламутил пространственно-временной континуум вокруг. И меня достали.

Вот только я еще жив. Поднимаюсь и, виляя, двигаюсь дальше.

Так, сейчас мне нужно подключить все резервы организма. А боль отключить. Стать не частичкой Земли, а элементом космоса, чистой энергией, которую ведет вперед Воля. Все, как учили…

И я выхожу из-под обстрела. Шатаюсь по каким-то закоулкам, гаражам. Распугиваю работяг с шараш-монтажа, которые растворяются в темпе вальса, едва завидев бугая в окровавленной рубашке и с пистолетом в руке. Даже собаки, всегда обитающие в гаражах, скуля, трусят прочь.

Я двигаюсь механически, из последних сил, подспудно оценивая окружающую обстановку. Но одновременно, на фоне боли и отчаянья, во мне будто посторонние возникают вопросы. И главный — почему я не ощутил смертельную опасность этой встречи? Ведь подвох я чую всегда. Это такая моя загадочная и непознанная связь с энергоинформационным слоем, пронизывающим наш мир.

Точнее, перед встречей были отголоски тревоги. Но очень слабые. Будто били молоточки легко и через подушку. А кто эту подушку положил? Кто нейтрализовал связь с Ноосферой?

Ответ один — это мог сделать только дест.

Десты — это наши извечные конкуренты и безжалостные враги, с которыми мы бьемся на равных. И этот дест был не обычный, а очень сильный и матерый. Редкая птица…

Я прохожу еще несколько метров. Прислоняюсь к кирпичам гаража, прожаренным безжалостным солнцем. И сползаю по стене вниз.

Сознание уплывает и меркнет. Кто подоспеет быстрее — моя группа прикрытия или тот самый проклятый дест? И выживу ли я? Сомнительно!..

Глава 2

Но я выжил. Очнулся в закрытом отделении подмосковного госпиталя ВВС. С двумя пулевыми ранениями. И в уверенности, что меня не продырявили из снайперской винтовки, а сумасшедший паломник-индус насадил меня на длинный нож где-то в горах Тибета.

Воспоминания о пулях снайпера пришли потом. Они проявлялись, возникая издалека и с трудом уживаясь с осознанием того, что это тоже реальность.

Да, реальности у меня было две. В обоих был я Старьевщиком и искал Предметы. И в обоих имелись мой куратор Звеньевой, моя родная структура «Фрактал» и проклятые десты. Но это были все же две разные реальности.

В той, прошлой, скорее всего, я умер. Точнее, я знал наверняка, что умер. В этом мире меня нашли бойцы группы прикрытия, в полубреду, сидящего на потрескавшемся асфальте с «Глоком» в руке. Хорошо, что старший успел крикнуть пароль, когда ствол уже был направлен в его сторону.

По новую сторону реальности меня встречали врачи и Звеньевой.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил мой куратор, сидя у больничной койки на неудобном табурете.

— Как может себя чувствовать человек, которому вогнали в живот тесак для забоя скота, — слабо произнес я.

— В тебя вогнали две винтовочные пули во время Поиска, — нахмурился Звеньевой. — Все остальное — плод воображения…

Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять — и мой куратор, и этот мир немного другие. В том мире был Поиск на предмет, именуемый Список Тамах Ан Тира. И с самого начала мне противостоял безжалостный дест с псевдонимом Католик — фигура загадочная и мистическая.

Там еще были мои спутники по Поиску. Ива Даньялова — историк, специалист по старинным рукописям. Леонтий Лошаков — довольно известный писатель, чокнутый фанатик теории существования на Земле в незапамятные времена допотопных цивилизаций.

Там был Тибет, куда нас занес Поиск. Нашел я все же этот Список с письменами неизвестной цивилизации. И в момент, когда взял его, на меня нашло что-то непостижимое. Я попал в резонанс с текстом и умудрился прочесть его вслух, ощущая, как рвется ткань пространства. Тут меня и прирезали. До сих пор кажется, что в животе ворочается та страшная боль. Ну а в груди плещется горячее ощущение победы. Там я победил. И там я погиб.

А здесь, похоже, выжил. И проиграл…

Две реальности. Обе мои. Разум не мог охватить всего этого. Но где-то глубоко внутри жило понимание и принятие этого.

Интересно, что Звеньевой скажет, если я ему расскажу всю историю? Экспериментировать я не стал. Тех, кто занимается Поиском, и так считают в нашей организации слегка помешанными. А с такими заявлениями мне вообще прямая дорога в какую-нибудь душеведческую клинику с душевными специалистами.

— Задание никто с тебя не снимал, — в очередной визит в мою больничную палату заявил Звеньевой с улыбкой — кстати, не веселой и ироничной, а какой-то многообещающей. — Вот ты тут разлеживаешься. А время идет.

Задание было нестандартным. Всегда объектом Поиска являлся единичный Предмет. Тут же — два родственных Предмета. И Поиск закроется только тогда¸ когда они оба будут у куратора. Предметами этими являлись два листа мифической Золотой Библиотеки инков — Лист Весны и Лист Лета. Кто их так прозвал, почему — черт его знает. Если бы Звеньевой не был так уверен, что эти предметы существуют, я бы посчитал их одним из сенсационных мифов, которыми ошалевшие от безнаказанности телевизионщики кормят наивных зрителей.

Первый этап Поиска закончился для меня оглушительным провалом. И жив я остался благодаря чуду и чудовищным усилиям — моим и моих инструкторов, потраченным на превращение меня в боевую машину исключительной силы и выживаемости.

А ведь были тревожные звоночки. Когда я напряг всю агентуру, все окружение на розыск Предмета, то стала поступать информация, что не один я интересуюсь им. Самое неприятное предположение было, что в Поиск включились десты. То есть дестроеры — так они именуются полностью. Представители чудовищно законспирированной структуры, которая занимается тем же, чем и «Фрактал», в том числе поиском Предметов. И часто мы ищем одни и те же Предметы. И тогда льется кровь.

Предполагал я, что началась гонка на опережение. Знал, что будут каверзы и ловушки. И все же прошляпил каверзный ход врага.

Нет, но так попасться на приманку! Старьевщик, лучший специалист по Поиску «Фрактала», как мне объявил и в этой, и в той жизни Звеньевой. И угодил, как таракан под башмак.

Ладно, выжил — уже хорошо. Плохо, что потеряно драгоценное время. Пока я валялся в госпитале, десты сто раз могли завладеть Предметом… Но не завладели. Я бы ощутил. Это как натягивается струна и лопается. Есть такое свойство Старьевщика — ощущать, что Предмет попал во враждебные руки. Со мной такое происходило дважды. И оба раза я умудрялся в последний момент вырвать добычу из рук врага.

— Разлеживаюсь. Как и положено порядочному симулянту, — хмыкнул я.

— Ты представить себе не можешь, какая цена твоего Поиска, — покачал головой Звеньевой. — Ты должен его продолжить.

Да, в этом мире у меня другой Поиск и совершенно другой Предмет. Вот только что неизменно — везде мне говорят о запредельной цене. Плохо это. Когда речь заходит об особой важности, жди горы трупов. И один из них может оказаться моим.

— Больше некому искать, кроме прикованного к постели инвалида? — поинтересовался я.

— Ну, ты же знаешь, братец, — почти искренне смутился Звеньевой. — Никому, кроме тебя, Предмет не дастся в руки.

— Врачи обещают мне еще минимум месяц в кровати. А время на вес золота, — напомнил я. — Так что вам все же придется искать другого поисковика.

— Нет. Ты продолжишь Поиск. А я подумаю, как тебя привести в форму, — с некоторой, как мне показалось, угрозой произнёс мой куратор.

Как я и предполагал, отвертеться не удастся. И пришлось потихоньку начинать действовать. После ухода куратора я дозвонился до Флориды. Там как раз охмурял очередных доверчивых клиентов Шашист.

Почему мой агент известен в узких кругах под такой кличкой? Все просто. Он многократный чемпион мира по бразильским шашкам. А еще гуру у японцев в игре в го. Ну и комбинатор великий. И он был мне нужен в этом Поиске. В большой ему плюс была четкая уверенность в его непричастности к покушению на меня. Его тогда просто не было в Москве. И он ничего не знал про Поиск.

В общем, я категорически потребовал его возвращения в Москву, одновременно озадачив сбором информации. Он дисциплинирован и все сделает. Потому что выхода у него другого нет.

В понедельник в госпитале вновь появился Звеньевой. Был он каким-то напряженным.

— Мы тут подумали, и я решил, — усмехнулся он. — В общем, за три дня тебя на ноги поставят добрые люди.

— Каким образом? — спросил я, чувствуя, как от этого бравурного обещания у меня холодок пополз по позвоночнику. Что-то за ним крылось нехорошее.

— Пыточный шкаф тебе в помощь, Старьевщик, — еще шире улыбнулся куратор.

— Что?!

— Ты же знаешь, мы владеем некоторыми необычными методиками. И жестокими. Но крайне эффективными.

— Что, больно будет?

— Больно. Очень больно, — с готовностью подтвердил мои опасения куратор. — Но без осложнений. Хвост и рога не отвалятся.

— А, боль всего лишь боль, — вроде бы беззаботно махнул я рукой, хотя перспектива меня определенно пугала. — Согласен.

— Не скажу, что рад за тебя, — вздохнул куратор. — Но так надо.

«Так надо» — это ведь мой личный девиз. С ним всегда лезу к черту в пасть. Это «надо» выше всего — жизни, здоровья. Потому что «так надо» — это долг и назначение…

Глава 3

Размеренно сотрясал мир вокруг меня ритмичный стук медных молоточков, вгонявший в транс. А еще прожигал насквозь ледяной взгляд василиска. Будто некто неизвестный задался целью заморозить меня и обратить в камень.

Я встряхнул головой и вынырнул из полузабытья в реальность. Морок пропал. Сказочного существа не было. Но был некто похожий, в белом халате и белой шапочке, низко склонившийся надо мной. Его длинное лошадиное лицо с зеленоватым оттенком казалось на редкость неприятным. Но хуже всего был взгляд его раскосых карих глаз — холодный и злющий-презлющий. Так и будем его для себя именовать Василиском.

Ко мне вернулось понимание происходящего. Меня усыпили в госпитале ВВС уколом, прежде чем везти на «отработку в пыточной». И вот я очнулся, лежа полностью обнаженным на передвижной медицинской кушетке на колесиках. И теперь мог оглядеться.

Помещение было просторное, со стенами и полом, отделанными темно-зеленым кафелем. Температура идеальная — ни жарко, ни холодно. Ярко светили лампы дневного света, идущие под потолком змейкой. Здесь было множество всякой аппаратуры, напоминающей декорации к фантастическим фильмам семидесятых годов — когда все щелкает, пищит и переливается огнями. И размеренно тикали висящие на стене круглые и довольно старые механические часы — их стук и показался мне звонким звуком медных молотков. Эти самые часы смотрелись здесь совершенно инородно — механика в электронном царстве суперсовременных технологий. Но в их размеренном ходе был какой-то смысл.

Кроме Василиска здесь присутствовал Эскулап. Благородные седины, гордая осанка — ну прям образцовый медик из советских фильмов. Он врач, психокодировщик и кудесник «Фрактала». И он тоже смотрел на меня — пристально, но больше насмешливо и с сочувствием.

— Пора приступать, — неживым голосом компьютера произнес Василиск.

— Колдуйте, уважаемый коллега, — кивнул Эскулап.

Василиск заулыбался — неприятно и многообещающе. Нагнулся надо мной. Закрыл глаза. Принялся делать плавные пассы руками. Ну, прям известный телевизионный шарлатан сумасшедших девяностых годов Алан Думак, заряжавший космической энергией благодарному народу бутерброды и паленую водку.

— Заготовка годная, — резко распахнув глаза, подытожил Василиск.

Ну, заготовка так заготовка. Я не обидчивый. А обижаться на психов — это вообще последнее дело. Лишь бы работу свою он знал хорошо. А, судя по пиетету Эскулапа, который открыто и не таясь презирает дутые авторитеты и глубоко преклоняется перед авторитетами истинными, работу Василиск знает.

Доморощенный колдун сделал еще пару пассов, и мне неудержимо захотелось рассмеяться, настолько потешный киношный вид у него был. А потом неожиданно в груди начало жечь. Виски сдавило тисками. И будто какая-то горячая субстанция пыталась проникнуть мне внутрь.

Я невольно напрягся, всем своим существом отталкивая воздействие.

Василиск отпрянул, лицо его искривилось, как от зубной боли. И он раздраженно воскликнул:

— Расслабьтесь, больной! Иначе мы угробим друг друга!

— Достаточно, — сказал Эскулап. — Он уже готов.

— Под вашу ответственность! — нервно взвизгнул Василиск.

— Под мою, — со вздохом произнес Эскулап.

— Технология пока ущербная, — недовольно произнес Василиск. — Я уверен, вскоре будут внедряться чипы, позволяющие без особого риска и излишнего труда провести синхронизацию. Но из-за глупых предубеждений вы даже не хотите рассматривать такую возможность.

— Оставьте, коллега, свои фантазии для профессора Зинбельбаума, — отмахнулся Эскулап. — А у нас конкретная работа. И конкретный больной… Ну, что, начинаем?

— Мне необходимо пять минут, чтобы прийти в себя и вернуть волевую фиксацию! — с вызовом произнес Василиск.

— Пять минут, — подумав, кивнул Эскулап. — Хорошо. Подождем.

Еще раз зло зыркнув на меня, Василиск вышел из комнаты.

Вот с первого взгляда он мне не понравился. Смотрел на пациента, как на кусок мяса. И еще он испытывал ко мне неприязнь — я на интуиции чувствую такие вещи безошибочно. Не будь здесь Эскулапа, я бы этому типу свою жизнь не доверил.

— Что это за дикое инопланетное существо? — спросил я вяло — сонное состояние не проходило. — Представить не мог, что у нас водятся такие чудики.

— Это не наш чудик, — пояснил Эскулап.

— С районной поликлиники вызвали? — засмеялся я слабо.

— Ты не представляешь, каких оригиналов нам приходится привлекать к сотрудничеству.

— И где наш хваленый режим секретности?

— Твоя жизнь дороже режима, — заверил Эскулап горячо. — А без этого чудика Авилова нам не справиться.

— Надо резать и душу доверить врачам, — процитировал я старую и ныне подзабытую песню. — Если Бог не спасет, то спасет ремесло.

Только вот в моем случае ремесло оказалось ремеслом вивисектора, закончившего факультет клинического садизма.

В центре помещения стоял, интеллигентно гудя, аппарат, похожий на томограф. И написано на нем было большими буквами «Томограф Заречье».

Эскулап подошел к пульту, щелкнул кнопками, и аппарат загудел громче. Светильники под потолком стали из ярко-белых тускло-голубыми.

Потом Эскулап защелкнул ремни, которыми меня крепко зафиксировали на моем ложе.

— Боишься, убегу? — хмыкнул я.

— Боюсь, — Эскулап опустошил мне в вену препарат, который за полминуты практически обездвижил меня. И толкнул медицинскую кушетку на колесиках в прозрачный цилиндр томографа, который, скорее всего, никаким томографом и не был.

Теперь я в капсуле, откуда, впрочем, если чуть повернуть голову на остатках сил и скосить глаза, хорошо виден и пульт, и Эскулап. И вернувшийся Василиск, решительно оттеснивший своего коллегу от клавиатуры и кнопочек.

Пальцы Василиска стремительно забегали по клавиатуре — ну прям музыкант-виртуоз барабанит по клавишам пианино. Мой взор пересекся с взором Василиска — он глянул на меня остро, как ножом полоснул, с каким-то вожделением и радостным ожиданием.

Потом он артистически вдавил клавишу.

Я ощутил запах жженой резины. А потом понял: все, что раньше я знал о боли, было поверхностно и неконкретно. Вот теперь я наверняка узнал, что такое настоящая боль. Но, препарат окончательно сковал меня, так что даже кричать я не мог.

Потерял я сознание не сразу. Перед этим вкусил муки ада. А потом выключился, и это было избавлением…

Когда очнулся, увидел над собой хищное лицо Василиска и его руки, которыми он водил надо мной.

— Стабилизация прошла удачно. Будет как новенький… До следующего раза, — с каким-то скрытым злорадством произнёс он.

Конечно, мне хотелось его ударить. Но я очень редко делаю то, что хочется. Обычно лишь то, что необходимо.

А еще я ощутил, что от Василиска исходит запах смерти. Точнее не запах, а ее волны. И темная, выжидающая ярость…

Глава 4

Я посмотрел на стрелки часов на стене. Шашист как всегда опаздывал. Это такая его фирменная уловка — непременно опаздывать на десять-пятнадцать минут. Те, кто его хорошо знают, не обижаются. Других же это раздражает, но все равно они с ним встречаются. Все равно заключают сделки. Многие потом сильно жалеют. Другие — наоборот. Тут как повезет. Ведь Шашист достаточно серьезный деловой человек. И вместе с тем виртуозный аферист международного масштаба. Вот и думай, какой стороной личности он повернется к клиенту.

Я отхлебнул глоток прекрасного ароматного турецкого кофе, приготовленного в турке.

— Что-нибудь еще? — спросил нарочито предупредительный и пожирающий меня преданными глазами официант.

— Пока нет, — покачал я головой.

Турецкий кофе и кусочек апельсинового торта в кафе «Высь» шли за деньги, на которые можно плотно пообедать в другом, менее экзотичном, заведении, притом с бокалом вина и двумя блюдами. Но это внизу. Тут платили не столько за кофе, правда, достаточно хороший. Дороже стоили невероятный, просторный вид за окном и сама причастность к тем, кто имеет возможность смотреть на мельтешение человеческих букашек с высоты главной башни Москва Сити.

В этой реальности башня называлась не столь претенциозно, как в прошлом. То есть не «Единство», а всего лишь «Сакура» в честь японских строителей, которые ее возвели. Размером она была куда скромнее небоскреба в Москва-Сити из прошлой моей реальности — там возвышалась свеча почти шестисот метров от пола до верхушки. Эта едва дотягивала до четырех сотен.

В этой Москве больше осталось исторических зданий и меньше стекла и бетона. Но основные столпы, маяки — неизменны. Кремль, монастыри, пара стадионов, проспекты. Это будто якоря, которыми цепляется зыбкая реальность в Веере Миров, не давая себе разбиться на фрагменты и расползтись.

Вон внизу, почти рядом, солидный сталинский дом. В нем еще недавно была моя «кукушка» — конспиративная квартира. В прошлой жизни я жил в доме, стоявшем на том же самом месте. Но тогда это была зеркальная высотка с квартирой в стиле «Хай-Тэк».

Все, теперь нет в этой «сталинке» моей «кукушки». После того, как я получил две пули, стало понятно, что наши конкуренты охотятся не только за тем же Предметом, что и я, но и лично за мной. Почему за мной? Расчищают поле Поиска, чтобы рыскать на нем в одиночестве? Или решили дать бой «Фракталу»? Непонятно. Но процедура на такие случаи прописана однозначная. Отлежавшись еще два дня в госпитале после пыточной процедуры в томографе «Заречье», чудесным образом вернув себе здоровье и значительную часть сил, я встал в строй. И, прежде всего, сменил документы прикрытия. И машина теперь у меня новая, «Ниссан Ночь» — скромная и надежная. Таких в Москве много, если, конечно, не считать небольшой абгрейд в виде форсажа и кучи хитрых электронных приспособлений. И у меня новая «кукушка» — на двадцатом этаже башни в районе Ленинградского проспекта. Той самой, что изломанной кочергой торчит за тяжеловесным солидным комплексом зданий Всероссийской автодорожной академии.

Но это все полумеры. Все равно Поиск надо продолжать. Значит, придется светиться в разных кругах, дергать на встречи агентов. Так что шанс попасться снова в поле зрения противника весьма велик. Да что там велик — практически стопроцентный.

Я поставил на блюдечко опустевшую чашку. И усмехнулся. Ну вот, начиналось бесплатное представление.

По залу прошла волна чего-то большого, располагающего и уютного. И камнем, вздыбившим эту волну, был, конечно, появившийся на пороге кафе Шашист. Он заполнил все пространство вокруг себя энергией обаяния и благорасположения. При его профессии это необходимо.

Его громадная толстая туша была затянута в узкие желтые брюки и цветастую рубаху навыпуск — эта привычка одеваться, как Петрушка, тоже служила частью его обезоруживающего имиджа. Лысина его блестела вызывающе. Он, улыбаясь радостно и искренне, поприветствовал официантов:

— Здоровья жрецам общественного питания!

Кивнул церемонно тем посетителям, кто удивленно воззрился на явление столь странного персонажа народу. И, мощно, как кит, поплыл к моему столику.

Я поднялся с диванчика. Шашист попытался было сграбастать меня в медвежьи дружеские объятия, но я ловко пресек его порыв, протянув ему руку.

— Всегда говорил, что «Ролекс» показывает не время, а благосостояние, — кивнул я на часики Шашиста — они стоят сто тысяч евродолларов в базарный день, да и то фиг купишь. — Они опять у тебя отстают?

— Ах, Анатоль, оставь свои упреки, — беззаботно отмахнулся Шашист. — Лучше порадуйся моему простому человеческому счастью.

— Что за неземное счастье, Теодор, тебе вдруг подвалило? — даже заинтересовался я.

— Вновь вижу тебя живым и здоровым. Помню, последний раз ты звонил мне из богоугодного лечебного учреждения и был весьма слаб. Сегодня передо мной опять орел, гордо машущий крылами.

С этими словами Шашист грузно уселся на диванчик, который жалобно заскрипел под его немалым весом. Подзывая официанта, он замахал рукой, как будто лопасть вертолета закрутилась.

— Мой милый друг. Осчастливьте меня, пожалуйста, кофе, самым крепким, который только возможно приготовить в турке. Долька лимончика. И двести граммов коньячку. И не мелочитесь, несите самый лучший. Все равно плачу не я, — он блаженно прижмурился.

Тут он прав. По традиции платит вызывающая сторона, то есть его куратор, то есть я. И сам по себе сей факт доставлял моему собеседнику истинное удовольствие.

Когда официант ушел, Шашист произнес доверительно мне:

— Не то, чтобы я нищий. Но тут дело принципа, мой дженераль.

Да уж, принципы у него железные — имея многомиллионное состояние, всегда будь готов с энтузиазмом удавиться за копейку.

— Принципы — это святое, — согласился я. — По делу есть что сказать?

— По делу? Еще как! Наболело, Анатолий. Твои эти Золотые листы проклятые — это вовсе не какое-то солидное дело. Это цирк с конями, клоунами и несчастными случаями на производстве. Жутковатый цирк, скажу тебе.

— Подробности будут?

— А на собрании кричат: «давай подробности», — произнес Шашист как-то угрюмо, что для него несвойственно. — Сперва об этих твоих индейских золотых прокламациях. Понимаешь, это дико редкие раритеты. Больше легенда. Они не актуальны. Они вне сферы интересов антикварного рынка. Никто не знает, сколько они стоят, кому они нужны и куда их деть. Значит, они не нужны никому. Это не предмет торговли. Это предмет досужих домыслов… Был…

— И что изменилось? — напрягся я.

— То, что вдруг они становятся востребованы, притом за хорошие деньги. Кто-то забрасывает удочку, как их найти, сулят золото и самоцветы даже всего лишь за информацию. Не Шишкина с Айвазовским ищут, не иконы Феофана Грека и даже не завалящего Рафаэля. А какие-то золотые страницы, которые доселе интересовали только всяких фриков и уфологов со спиритуалистами.

— Зришь в корень, — кивнул я.

— Иногда, конечно, бывает, что некие группы раритетов актуализируются. Столетиями лежат бесполезным грузом в запасниках музеев. И нигде, кроме музеев, их не найти, потому и рыночной ценой они не обладают. А вдруг бах. Иракская война. Американская военщина, вся сплошь бесстыдные мародеры и тупые варвары, подчистую разграбляют иракские музеи. И в Европу, в США потоком идут совершенно невероятные раритеты. И тогда они становятся актуальными.

— Плавали-знаем, — кивнул я. — Кое-кто из моих знакомых поживился на этом, под видом раритетов из Ирака ударно толкая подделки.

Шашист бросил на меня виноватый и немного испуганный взгляд. Обычно этот прохвост самодовольством светится, как кот, объевшийся сметаны. Но когда его прижимают, начинает строить или виноватые, или умильные рожи, так что хочется погладить его по лысой голове и дать шоколадку «Аленка». Хоть и выглядит он совершенно искренне, это не значит, что он искренен, а означает только, что он великолепный артист аферистского жанра.

Сейчас его выражение означало одно — замнем для ясности. Именно он и продавал эти подделки и хорошо на них заработал. Теперь нувориши с гордостью демонстрируют избранным гостям вещи, доставшиеся прямо из иракских музеев. И пока еще никто не предъявил Шашисту претензию. Все уверены, что это подлинники. А святая уверенность — это главное не только для коллекционера, но и для всех, причастных к культуре. Подделка, признанная всеми, становится раритетом. Так же как самая дикая идея, принятая миллионами, неожиданно становится истиной в последней инстанции, и за нее начинают гибнуть люди.

Шашист, провернувший эту аферу, даже предположить не мог, что я в курсе ее обстоятельств. Ничего, пусть еще раз утвердится в мысли, что мы знаем о нем все. Оно полезно для искреннего сотрудничества.

— В общем, появились на рынке какие-то совершенно мутные люди. Страшные люди. И с ними пришли разор, насилие и прочие несвойственные нашему бизнесу грубые веяния, — Шашист вздохнул и опрокинул в себя коньяк, который только что предупредительный официант наплескал в его рюмку.

— И что было? — спросил я.

— Сарик Капучикян, такой йетти, снежный человечек с Арбата, вообразивший себя почему-то торговцем древностями. Он всегда вел дела нечестно, что, впрочем, в нашем бизнесе вполне естественно и не безобразно. Но он их вел еще и глупо. Запустил слух, что знает что-то об этих несчастных Золотых листах, имеет подход к ним. Врал, конечно.

— Почему ты так думаешь?

— Он всегда врет в надежде что-то вымутить. Ну, нет у него подлинного Золотого листа, так не беда — впарит подделку.

— Что с ним стряслось? — осведомился я.

— Рабочая неприятность, — Шашист хмыкнул, как мне показалось, удовлетворенно. — Найден мертвым.

— Убит? — нахмурился я.

— Инфаркт… Вот только сердцем он никогда не страдал. И куда-то исчезал на день.

— Хочешь сказать, его похитили, выколотили информацию и накололи препаратами? — заинтересовался я.

— Уверен, — отрезал мой собеседник.

— Та-ак, значит, сердце, — протянул я. — Интересно.

Известно мне, у кого любимый способ расправляться с жертвами, используя очень редкий яд, который фактически невозможно обнаружить в крови и который дает картину инфаркта.

— Ну, Сарик понятно, — продолжил Шашист. — Его давно следовало пристукнуть. Но мы видим в этой душераздирающей истории жертв не только глупой хитрости, но и явного недоразумения. Вот скажи мне, за что пострадал нечастный Йосик Бырянский?

— Галерея на Ленинградке? — уточнил я.

— Да. Йосик такой безобидный старый еврей тридцати годков от роду. Мухи не обидит. Всегда знал меру в гешефте. Но это ему не помогло, ибо судьбу не интересовали его нравственные свойства. Она просто послала ему дуболомов, которые посчитали, что у него есть этот чертов золотой боевой листок. И Йосик был им совсем не рад, уверяю тебя, друг мой.

— Он-то хоть жив?

— Жив. Нога сломана, рука вывихнута. Наивная вера в справедливость сильно пошатнулась… Анатолий, дорогой мой человек, ты пойми, у нас тихий бизнес. В нем крутятся огромные деньги, но у нас очень редко выясняют отношения кастетом и пистолетом. У нас не пытают утюгами должников. Изредка, правда, заносит к нам бандитов из большого криминального мира, но они в итоге или учатся хорошим манерам, или их волной смывает. А тут ввалились со всей молодецкой дурью какие-то человекообразные, не считаясь ни с традициями, ни с реальным риском такого поведения. Они с такими манерами долго у нас не протянут, уверяю.

— А им долго и не надо. Лишь бы найти листы, — я вытащил из своего кожаного солидного портфеля «Прада» фотографию. — Кстати, не мелькал такой джентльмен?

Когда меня гоняли по кустам, тот самый Деляга, обещавший мне Предмет, а после подло попытавшийся прикончить, лежал от моего удара без сознания. А к моменту прибытия моей группы поддержки очухался и попытался отковылять прочь. Сидевший на позиции вражеский снайпер понял, что его боевому товарищу не скрыться, ему светит плен и допрос, поэтому просто пристрелил его, как кабана на охоте. И нам досталось безжизненное тело. Ни по картотекам, ни по отпечаткам пальцев и генетике его идентифицировать не удалось. Документы при нем имелись, но липовые. В России этот тип не жил, иначе мы хоть как-то зацепились бы. Вот его фотографию, отфотошопленную, чтобы не видно, что снимали уже труп, я протянул Шашисту.

Тот внимательно посмотрел на фото, где Деляга был в очках. Попыхтел, как паровоз, перевел дыхание:

— Он это.

— Кто?

— Тот черт болотный, что сломал Йосику руку. Йосик его в нудных подробностях мне описал, наболело. Он! — уверенно выдал Шашист. — Самое смешное, что несчастный еврей пострадал зря. У него действительно был Золотой лист. Но другой. Откуда-то с Китая.

— Интересно девки пляшут, — я убрал фотографию.

— Думаю, будь у Йосика то, что искал этот очковый змей, то не лечил бы он сломанную руку, а отдыхал бы в свое удовольствие на тихом кладбище. Так что он считает, ему сильно повезло… Кстати, этот террорист напоследок сказал ему то же самое.

— Что именно? — встрепенулся я. — Дословно.

— Типа — тебе повезло, что пришел я, а не Он. При этом это Он было произнесено с таким угрюмо-торжественным чувством, что Йосик почувствовал себя просто осчастливленным всего лишь сломанной рукой.

— Он, значит, — задумчиво протянул я.

— Ага. Он. Царь Гвидон, — Шашист задумался, потом добавил: — Еще один момент любопытный, друг мой. Те, кто ищет этот Золотой лист, почему-то абсолютно уверены, что он в Москве. Ни в Латинской Америке, ни в каких-нибудь горных храмах и подземельях, ни в Лондоне, а в Москве.

— И поэтому так лихо шерстят именно московский антикварный мир… Ты, великий специалист, Теодор. От тебя хочу услышать — где искать эти листы в Москве?

— Глухо, как в танке. Вообще никого не знал, кто бы интересовался этой ерундой, — развел руками Шашист. — Ну, если не считать одного чудака.

— Какого чудака? — оживился я.

— Да есть у меня один невменяемый приятель. Свихнулся на эзотерике, шаманах, иных цивилизациях. И умудряется даже зарабатывать на них. А это, скажу тебе, похлеще, чем поддельными шумерскими раритетами торговать. Все же шумерские раритеты в природе есть. А ты попробуй заработать на том, чего никогда не было.

— И чего он тебе поведал про Золотой лист?

— Да ничего важного. Я его бредни пропускаю мимо ушей. Но он накатал книгу про тайны истории. И целый раздел посвятил Золотой библиотеке.

Шашист вынул из объемистой крокодиловой сумки, которая стояла у его ног, смартфон. Порылся в сети:

— Вон, глянь!

На экране была яркая обложка печатного издания «Золотая книга потерянной земли».

Взяв смартфон, я ткнул на значок «сведенья об авторе». Возникла его фотография во всей красе. Фамилия, имя, отчество. Краткая биография и список трудов.

Сердце мое радостно екнуло. Леонтий Лошаков. Знакомые лица. Черт возьми, а ведь это моя Нить!..

Глава 5

— Великолепно, — всплеснула руками женщина, сидящая справа от меня в третьем ряду большого зала клуба завода «Шаровая опора». Здесь сегодня проходил слет организации «Непознанная Россия». И я слушал уже третий доклад про тайны Вселенной и беспомощность традиционной науки в их раскрытии.

Только что выступила очаровательно улыбающаяся дама в белом балахоне, бойко собиравшая пожертвования на «Дом приемов инопланетян». С ее слов, такое хрустальное ажурное строение должно вознестись на Болеарских островах, где планируется контакт с инопланетной цивилизацией. Тетка, как патентованный контактер с высшим разумом, это гарантировала. Только денежки нужны на строительство и представительские расходы, чтобы не ударить лицом в грязь перед братьями по разуму.

Потом выступил угрюмый технарь, озабоченный примерно тем же. Но он собирал деньги не на фуршет с инопланетянами, а на базу по приманиванию НЛО. Там должны были быть прожекторы, мигающие морзянкой, радиопередатчики и куча всякой аппаратуры.

Сейчас нездоровый интерес к аномальным явлениям прилично ослаб. А в девяностых годах вся страна болела эзотерикой, НЛО и всякими колдунами-экстрасенсами. Ушлые дельцы делали на лекциях, книгах и таких вот поборах на «Посольство инопланетян» хорошие деньги. Сейчас уже не тот размах. Не разбогатеешь, но на кусок хлеба с маслом вполне хватит.

Затем дородная женщина в японском кимоно вещала про Фэн-шуй и морфологические поля, пронизывающие наше бытие.

— Очень разумно, — вновь воскликнула все та же тетка справа — лет пятидесяти, одетая в легкий серебристый брючный костюм, с крашеными лохмами, вся такая ухоженная и изысканно-тонко-томная. Ей с готовностью подхихикивала и поддакивала ее подруга, знойная женщина с бриллиантами в ушах и в ярком цветастом платье, больше похожая на успешную советскую продавщицу мясомолочного отдела.

Они обе были искренне восторженные и комментировали в таком же восторженном разрезе все выступления. Им нравилось здесь все.

Выступления делились на две категории. Про всякие телепатические контакты с высшим разумом, любовные похождения инопланетян и прочую совершенно бульварную чепуху — эту ересь озвучивали люди или угрюмо невменяемые, или полностью завравшиеся, но веселые и задорные. Вторая категория — сугубо технические выступления про проблемы исследований НЛО, оценки достоверности показаний свидетелей, инструментальные средства фиксации, статистику, математическую отработку материалов. Это было страшно скучно, народ зевал. Хотя именно в них было рациональное зерно, относительная научность и системность. Но про свиноголовых инопланетян в зоопарке Усть-Илимска, конечно, слушать куда интереснее, чем про статистику.

Сухощавый доктор технических наук, вышедший на сцену, попытался совместить эти направления и оживить лекцию. Сыпал анекдотами. И впаривал про анализ появлений НЛО, в основном, про загадочные черные Треугольники, которые видят уже полсотни лет по всей Земле. Приводил свидетельства, слухи и сплетни. При этом, следуя принципу научности, не утверждал прямо, что эти таинственные «Треугольники» реальны, но вместе с тем вел к тому, что они все же, подлые, летают.

— Много есть фотодокументов, большинство по качеству не дают возможность рассмотреть хоть какие-то детали, — вещал он, щелкая мышью и ища нужное изображение, которое тут же спроецируется на экран за его спиной. — Но вот здесь другая ситуация. Качество настолько идеальное, что имеет место явный фотошоп. Вот, пожалуйста!

На экране возникла почти студийная фотография роскошного инопланетного треугольника. Кто-то хихикнул сзади:

— Да, фотошоп наваристый!

А у меня в районе солнечного сплетения стало морозно. И тут же пробило на дрожь. Мне показалось, что со сцены ползет мутный серебристый туман. Голова пошла ходуном.

Я пару раз глубоко вздохнул, чтобы придти в себя. И тем самым обеспокоил восторженную соседку в серебряном костюме.

— Молодой человек, вам плохо? — потрясла она меня за плечо.

— Нормально, — через силу я улыбнулся. — Просто впечатлен оратором.

— Рогожкин умеет, — с видимым уважением произнесла поклонница таланта докладчика.

Мне все еще было не по себе. Эка на меня накатило! Дело в том, что этот «Треугольник» был не фотошопом, а самым настоящим НЛО. Классическим. Тем самым, который я видел три раза! И о влиянии которого на мою судьбу мог только догадываться. Правда, это не повод падать в обморок, притом железобетонному мне. Но я будто вошел в резонанс с энергией этого явления. С чем-то огромным, бесконечным, что кроется за ним. И что всегда сопровождало меня в моей судьбе.

Я вздохнул поглубже еще раз, переводя дыхание. Да, один только вид этого «Треугольника» выбил меня из колеи.

Следующий доклад я слушал совсем невнимательно. Он был про какие-то дольмены и порталы в иные миры. Там явно, с кряканьем и прибаутками, тянули осла за уши. Это больше фэнтезийная литература, чем серьезная попытка исследования.

В перерыве соседствующие со мной тетки попытались найти во мне собеседника.

— Скука, обыденность. Люди не хотят видеть высокого. Ну, на то они и люди, — вещала томная дама в серебристом костюме.

— А мы не люди? — поинтересовался я.

— Мы с подругой — точно нет, — объявила дама строго. — Ну, не смотрите так, я не сбежала из сумасшедшего дома. На Земле два вида душ. Местные, выросшие из этой земли. И звездные души, которые здесь в тюрьме и вынуждены отбывать свой срок — инкарнация за инкарнацией.

— И вы… — заговорщически прищурился я.

— Я из созвездия Ориона, — отчеканила дама. — Ольга — с созвездия Сетки.

Я не стал занудствовать, объясняя, что созвездие — это не какой-то адрес, а всего лишь область небосвода, в которую может вписаться и астероид рядом с Землей, и Галактика в миллиарде световых лет отсюда. Это как когда тебя спрашивают номер квартиры, а ты говоришь, что она в северо-западном направлении. И только деловито осведомился:

— Откуда информация?

— Медитации, — с готовностью пояснила дама. — Расслабление. Сны. Духовные практики.

— Уважаю, — оценил я.

— Мы каждую среду ведем мастер-класс «Медитативные пространства» в ДК «Серп и молот». Приходите. Сделаете шаг, чтобы стать из зауряда кем-то… — она демонстративно подняла глаза к потолку.

Я взял у нее визитку. И пообещал непременно прийти, потому что намерен заняться самосовершенствованием, и когда-нибудь, через многие перерождения, тоже стать космической душой. Мне снисходительно кивнули. Да, тетки были забавные и даже не нуждались в скорой психиатрической помощи. Это просто у них такой образ жизни под лозунгом: «Разбавим легкой шизой повседневную тоскливую обыденность».

— Перерыв заканчивается, — сообщила дама. — После него выступит Леонтий Лошаков. Известный писатель, кстати. Думаю, он будет, как всегда, великолепен!

Действительно, Лошаков был великолепен и убедителен. В этой своей новой ипостаси он был чуть худее, видно, что следил за собой, и так же обворожительно лыс. Еще лысее Шашиста. Ну а зажечь аудиторию Писатель всегда умел.

Он с трибуны воодушевленно вещал о затерянных в веках и водах океана цивилизациях. Вспоминал свои путешествия по всему миру в поисках артефактов и остатков языка Лемурии. Я аж заслушался. Тем более понимал, что не все это чушь. Наше путешествие по Тибету в прошлой реальности на многое мне открыло глаза.

Ему бурно хлопали. Особенно старались мои соседки.

— Вынужден распрощаться. Дела, — ответив быстренько всего лишь на часть вопросов, объявил Писатель.

Сойдя со сцены, он бодро направился к выходу. Я прощально улыбнулся дамам и устремился следом.

Машины у Писателя не было. Автобуса он ждать не стал. Направился до метро пешком — идти было минут десять.

Солнце уже склонилось и пропало за домами, а вместе с ним исчезли и его немилосердно жарящие лучи. Но все равно было душно и жарко.

Как же жестко в этом мире и зло солнце. А жара острая, агрессивная. Не укутывающая, а жалящая, как песок в пустыне в пыльную бурю.

Следуя в отдалении за Писателем, я привычно пытался засечь чье-либо постороннее наблюдение. Но ничего не заметил. Да и ощущения чужого внимания у меня не было. Значит, спокойно можно идти на контакт.

Догнал я его, когда он уже подходил к метро «Тихорецкая». Здесь плотно толпился народ. На кругу дымили дизелями десятки автобусов.

— Леонтий Авенирович, можно занять минуту вашего драгоценного времени? — учтиво окликнул я.

— К сожалению, я сильно тороплюсь, — опасливо покосился на меня Писатель.

— У меня весьма интересная тема для разговора, — настаивал я, вовсе не собираясь упускать его. — И взаимовыгодная. Вы не пожалеете.

— Позвоните мне на днях, — из нагрудного кармана красной рубашки в голубую полоску он вытащил и протянул мне визитку. — А сейчас мне и правда некогда.

Ну что же, пускаем тяжелую артиллерию в ход. Я предъявил удостоверение и произнес строго и непоколебимо, как настоящий продолжатель дела НКВД:

— Нам нужна ваша консультация. Тот случай, когда возражения не принимаются.

— Но…

— И мы готовы заплатить, — подсластил я пилюлю.

Писатель посмотрел на меня внимательнее. И мне показалось, будто тень невнятного узнавания мелькнула в его глазах. И быстро пропала.

— Ну ладно, — он достал из сумочки на поясе смартфон и вскоре уже елейным голосом заливал: — Наина Алексеевна. Нижайше прошу перенести нашу встречу. Обстоятельства, понимаете ли, они порой выше нас… Да, хорошо… Я вам весьма обязан… Да, до понедельника…

Дав отбой, он укоризненно произнес:

— Из-за вас я перенес очень важную встречу.

— Наша встреча куда важнее, — заверил я. — И интереснее. Давайте найдем место, где спокойно переговорим за чашкой чая…

Глава 6

Мы сидели на красных диванчиках друг напротив друга, как положено на переговорах. А вокруг кипела буйная суета. Выкрикивали раздатчики тонкими голосами номера заказов. Щелкала касса. Смеялись в шумных компаниях студенты. Посетители носились с подносами, глядя, где приткнуться поудобнее.

Писатель сразу объявил, что ни в какие рестораны и пивнухи следовать он не намерен, это все мелкобуржуазные атрибуты, а он личность демократичная, ему хватит и «Макдональдса». Тем более до оного ровно двести метров.

В принципе, выбор места для переговоров неплох. Шумно, многолюдно, внимания в этой суете на двух мирно беседующих людей среднего возраста никто не обратит. Только кофе здесь на редкость дрянной, в картонных стаканчиках. Но на то он и фастфуд, чтобы хоть сколь-нибудь искушенному человеку потреблять его только через усилие воли. А вот студентам нравится жевать гамбургеры. Тем более многие ребята здесь подрабатывают. А потом на заработанные деньги здесь же и питаются. Круговорот биг-маков и их потребителей в природе.

Писатель был слегка взвинчен и всем своим видом показывал, что делает мне одолжение, Уже несколько раз кидал демонстративные взгляды на наручные часы, стрелка которых подползала к восьми. Вместе с тем он был страшно заинтригован. Любопытно — это базовая основа его личности. Он готов сунуть свой нос хоть в провода трансформаторной будки, если ему скажут, что там живет какая-то будоражащая воображение тайна.

— Не беспокойтесь, я вас подброшу до дома, — заверил я его, улыбаясь самой располагающей улыбкой из своего богатого набора.

— Я ни о чем не беспокоюсь, — буркнул он. — Кроме того, что на меня обратила внимание ваша организация со столь неоднозначной репутацией.

— Ой, только не говорите, что пепел замученных диссидентов стучит в ваше сердце, — хмыкнул я.

— Не стучит. Для этого я слишком большой патриот моей страны. К сожалению, гораздо больший, чем наши органы, которые не уберегли от развала Красную Империю, — в голосе Писателя зазвучали обличительные нотки.

Политический диспут в мои планы не входил, поэтому я примирительно поднял руки:

— Сдаюсь, Леонтий Авенирович. И принимаю всю вину нашей конторы за развал СССР. За то, что мало стреляли. Или много — теперь уж не поймешь. Нам же разговор предстоит об истории куда более древней.

— Я весь внимание, — подобрался Писатель.

Все же опыт двух жизней полезен. Если бы не моя старая память, я бы прошел мимо Писателя. Мало ли шарлатанов писало о Золотой библиотеке. Ну, еще один чудак, помешанный на прошлых цивилизациях, доморощенный мистик и философ. Но все не так просто.

Старьевщик находит искомое не столько из-за того, что он такой умный, сколько потому, что мистическим чутьем умеет находить Нити. То есть людей, предметы, обстоятельства, которые приводят к Предмету. Нити бывают обычные, которые рвутся от малейшего натяжения. Но встречаются Нити Ариадны. Те, которые ведут через Лабиринт к цели.

В той жизни, в поисках Свитка Тамаха Ан Тира, именно Писатель был главной моей Нитью Ариадны. И здесь он книгу накатал про Золотую библиотеку. Случайность? Нет, с Нитями случайностей не бывает. Что-то мне подсказывало, что и в этом мире он играет схожую роль.

— У нашей организации возникли некоторый интерес к Золотой библиотеке инков, — произнёс я как-то легко и обыденно.

Писатель посмотрел на меня с удивлением, а потом объявил с видимым удовольствием:

— Очень рад, что теперь и спецслужбы признали — это не фальшивка и не легенда!

— Пока еще никто ничего не признал, — попытался остудить я его пыл.

— Признали! Иначе вас бы здесь не было!

— На чем основывается ваша уверенность в реальности библиотеки? — полюбопытствовал я.

— Долгие годы переписки и с Бланком Лопесом, первым обнаружившим эту библиотеку. И с его партнером, известным исследователем древностей Эдуардом фон Дэникеным.

Писатель поведал мне то, что я и так знал, но я его не прерывал, давая втянуться в саму тему. Этой истории больше десяти лет. Известный на весь мир Эдуард фон Дэникен, занимавшийся поиском следов инопланетных астронавтов в истории Земли, написавший массу книг и снявший гору фильмов, неплохо поднявшийся на этом, однажды выдал сногсшибательную сенсацию. Якобы спелеолог Бланк Лопес отвел его в толщу гор, расположенных в Эквадоре. Там их ждала Золотая библиотека с письменами инков. Общепринято мнение, что доколумбовая цивилизация инков, занимавшая огромные пространства Южной Америки, пользовалась только узелковым письмом, но это не так. Была у них и нормальная письменность, запрещенная жрецами — мол, на нее прогневались боги, послав голод и бунты провинций. Образцы этой письменности на золотых листах якобы и были в пещере в Эквадоре. А еще там имелись таинственные письмена допотопной цивилизации.

Шум поднялся до небес. Книга фон Дэникена стала бестселлером, документальный фильм взял большие сборы. Сенсация жила и не думала угасать. Потом начались странности. Бланк Лопес, вроде поначалу и подтвердивший наличие Золотой библиотеки, вдруг начал скрываться от общественности. Однажды вообще заявил, что ничего знать не знает, и ему это вообще все неинтересно. Началась склока между партнерами. Дэникен стоял на своем. Но никто из них объяснить не мог, почему в наше время победного шествия всяческой электроники с места событий не было ни одной завалящей фотографии. Отговорки типа — аппаратура там не работает, выглядели обычным оправданием жуликов. Так что история темная. Я бы вообще в нее не поверил, если бы не знал, что Лист Весны и Лист Лета существуют. Иначе меня просто не направили бы на Поиск. «Фрактал» никогда не искал несуществующие Предметы.

— Постепенно интерес к Золотой Библиотеке угас, — Писатель отхлебнул капучино и отодвинул с сожалением пустой стаканчик. — Но два года назад начались странности. Дэникен и Лопес неожиданно помирились и затеяли новый совместный проект. Они вели какие-то подводные исследования. Дэникен рапортовал, что будет большая сенсация. Намекал, что найдут новое хранилище сокрытых знаний. А потом они свернули экспедицию без объяснения причин. Хранили молчание оба. Мне кажется, что-то они нашли такое, о чем даже неудержимый фон Дэникен побоялся поведать миру.

— Если это не очередная дутая сенсация, — подал я голос.

— Не-а… Я проанализировал каждую строчку их писем в мой адрес. Знаете, Дэникен вовсе был не пустомеля, каковым его считают. Врать он, конечно, любил, но никогда не врал без основы. За всеми его легендами хоть что-то, но стояло. И за этой историей стоит нечто реальное. Есть эта библиотека. Где-то в скалах, недоступная никому, — с непоколебимой уверенностью произнес Писатель.

— Кто теперь подтвердит все это, — вздохнул я. — И Дэникен, и Лопес мертвы.

— Оба почти синхронно скончались в прошлом году. Вам, представителю органов, не кажется это странным?

— Скажем так, настораживающим.

— Вот именно. Странным и настораживающим, — победно объявил Писатель, пододвинув к себе второй стаканчик капучино — он предусмотрительно взял их сразу два. — Есть еще один момент. Предметы из этой библиотеки не первое десятилетия расползаются по миру. Началось это задолго до открытия Лопеса.

— Ходили слухи, что отдельные листы из библиотеки могли оказаться в России, — закинул я удочку.

— Один точно оказался!

— С чего вы взяли? — осведомился я, радуясь, что разговор сам тек в нужное русло, даже подталкивать не было необходимости.

— С того, что я держал его в руках, — огорошил Писатель.

— Где?! — не сдержал я эмоций.

— В Институте государственного управления. Это такой заповедник, где за счет российского правительства готовят агентов влияния Запада. Вся профессура глубоко ненавидит страну и с этим чувством учит таких же студентов, — в его голосе зазвучал обличительный металл. — С расформированного Института архивов и делопроизводства в ИГУ было передано немало исторических материалов.

— И там Золотой лист? — удивился я. — Откуда?

— В двадцатые годы в Институт архивов свозили документы старого режима, не представлявшие интереса для новой советской власти, но полезные для подготовки студентов. Всякие дворянские сутяжные дела, докладные столоначальников по сбору урожая. То, что сегодня вдруг на вес золота стало, поскольку давно утрачено. Как-то залетел к студентам-архивистам и этот Золотой лист. Вообще-то он белый, из какого-то очень крепкого сплава золота. Никто и не принимает его за золото, иначе давно бы на обручальные кольца переплавили. Народ у нас шустрый.

— Вас-то как к нему допустили?

— Есть у меня знакомый Вадик Сойфер. Кандидат исторических наук, преподаватель ИГУ и ответственный за архив. Месяц назад он попросил о консультации. Я приехал к нему на работу. Он отвел меня в подвал, где у них хранятся архивные материалы. Достал картонную папку с западно-немецкими и китайскими гравюрами, в том числе на металлических листах. Как правило, начало двадцатого века… Ну, я и ахнул, увидев легендарный Золотой лист.

— Почему решили, что это именно он? — осведомился я.

— Частично письмена схожи с теми, что мне присылал фон Дэникен. То есть этот раритет аналогичен листами в Золотой библиотеке.

— И как он появился в нашей стране, притом в неизвестно какие времена? — все еще не верил я в удачу.

— Есть много на свете, что и не снилось… Ну, вы в курсе цитаты.

— В курсе, — заверил я.

— Так вот оно и есть, — хмыкнул Писатель. — Что не снилась нашим мудрецам…

Я посмотрел на часы и произнес:

— Сегодня уже поздно. Поедем завтра утром к вашему знакомому в институт.

— Но…

— Вы ведь теперь мой консультант, — я вынул из кармана и протянул заранее подготовленный конверт, где лежала тысяча евродолларов.

— Я не могу взять деньги непонятно за что, — в Писателе взыграла щепетильность.

— За консультацию, — успокоил я его совесть. — Берите. Это не последний конверт.

Писатель изрек нечто нечленораздельное и гордое, но конверт кинул в свою сумку.

Ну, вот и началось наше сотрудничество. Надеюсь, оно будет успешным… Завтрашний день покажет…

Глава 7

Проректор ИГУ по общим вопросам являл собой эдакого хлыща лет тридцати пяти от роду, в статусных шмотках, тщательно прилизанного, с женственной динамикой движений, поз и маникюром на ногтях. Он занимал просторный кабинет на последнем этаже высотки института у метро «Механический завод».

Мебель в кабинете была современная, дорогая и модная — сталь, никель, кожа. Несколько странно в официальном учреждении смотрелись гимнастическая стенка и беговая дорожка с ЖК-экраном и звуковым сопровождением. Видимо, проректор сильно заботился о том, чтобы содержать себя в товарном виде.

Мое удостоверение майора ФСБ вызвало у него презрительную усмешку. Еще более презрительно он скривился, увидев постановление о производстве выемки и поручение о производстве следственных действий. Их мне привез ранним утром командир моей группы прикрытия Леший, заверив, что они подлинные, и такое уголовное дело действительно находится в производстве Центрального следственного управления ФСБ России.

— Вы не шутите, надеюсь? — снисходительно бросил проректор, глядя на меня, как на неразумное дитя.

— Шутить с такими документами отучают на первом курсе Академии ФСБ, — отозвался я.

— Дело, возбужденное по факту контрабанды культурных ценностей… — процитировал проректор с выражением постановление. — Объясните, причем тут наш институт?

— Имеются основания полагать, что предметы и документы, имеющие значение для дела, находятся среди ваших учебных материалов, — скучным казенным тоном произнес я.

— И я должен вас пустить в фонды на основании этой филькиной грамоты? — проректор ткнул пальцем в лежащее перед ним постановление. — Или лучше мне позвонить сразу в Кремль?

Господи, как же утомляют дураки, которых их партнеры по противоестественным сладострастным утехам рассадили в великое множество теплых кресел с солидными названиями и большим денежным содержанием. Проектор же, не хрен собачий! А в прошлом, наверняка, какой-нибудь массажист или, скорее, фитнес-тренер — вон у него какая нездоровая страсть к гимнастическим снарядам.

— А мне лучше вызвать спецназ и задержать должностных лиц, препятствующих следствию? — вперил я пристальный взгляд в переносицу хозяина кабинета. — Можете жаловаться хоть лично Президенту. Но это поручение следователя будет исполнено. Любой ценой.

— У вас какой-то юношеский задор, — скривился проректор. — Не по чину, господин майор.

— Хватит болтать попусту. В общем, так. Вы даете все, что мне нужно. Или я беру это сам. Возможно, с причинением травм и увечий — моральных и физических, — я чуть приблизился через стол к проректору, использовав прием «кувалда» — такой ментальный удар, подавляющий волю объекта. И добавил с усмешкой. — Хотя болезненные травмы вам могут и понравиться.

Проектора передернуло, и он слегка опал со своего красивого мужественного лица. Как и следовало ожидать, у этого гламурного существа психика слабовата. Еще пару таких психических ударов, и из него можно будет вить любые узлы — хоть морские, хоть изящным бантиком. Но мне такое счастье даром не нужно. Этот чинуша, почему-то решивший, что ему все позволено, и так сделает, что надо.

— Ну, хорошо-о-о, — жеманно протянул проректор, возвращая себе барственный вид. — Мы же законопослушные люди.

Он нащелкал на внутреннем телефоне, стоявшем в ряду похожих аппаратов на столе, нужный номер. Скупо уронил в трубку начальственное указание. И вскоре в кабинете возникла худая до изнеможения, но очень стильно одетая дама лет пятидесяти, заведовавшая всеми институтскими фондами. Смотрела она на окружающих недобро и, похоже, относилась к полезным служебным существам породы бульдог.

— Алина Михайловна. Господин из ФСБ будет проводить у нас следственные действия. Окажите ему необходимую помощь, — снисходительно махнул рукой проректор.

Дама строго посмотрела на меня, видимо, справедливо полагая, что я больше похож на пирата с Ямайки, чем на доблестного сотрудника органов контрразведки. Но возмущаться не стала. Только указала на дверь и повелела добрым тоном и словом постового милиционера:

— Пройдемте!

Писатель ждал меня в коридоре. Я кивнул на него, отрекомендовав:

— Это наш консультант.

— О, вы теперь служите в ФСБ, Леонтий Авенирович? — язвительно осведомилась дама, глянув на Писателя, судя по всему, давно ей знакомого.

— На что нищий литератор с голодухи не пойдёт, — только и развел руками тот.

— Ну да, ну да, — дама вдруг совершенно по-человечески и иронично улыбнулась, и стало понятно, что она не бульдог, а актриса, подстраивавшаяся под царящие в этом клоповнике сумасшедшие нравы. — И что вам нужно, товарищ из ФСБ и нищий литератор?

— Папку с западно-немецкими и китайскими гравюрами — поведал Писатель. — Инвентарный номер двадцать девять сто один.

— Не вижу проблем, — сказала Анна Михайловна. — Она в подвале, куда перенесли все архивные материалы.

Как я понял, благодаря именно ее стараниям в подвале все находилось в идеальном порядке. Поэтому долго искать папку с гравюрами не пришлось.

— Вот, — главная хранительница институтских сокровищ сверила номера по книге учета и положила объемистую, больше метра в длину, папку на большой деревянный стол в центре подвала, освещаемый тремя сильными настольными лампами. — То, что вы искали.

Писатель открыл папку. Я стоял за его спиной, наблюдая, как он лихорадочно просматривает ее содержимое.

Итог был таков. Папка — в наличии. Содержимое в виде старых гравюр — оно тоже на месте. А единственный лист, который нужен мне, как водолазу кислород, отсутствовал.

— В этой папке он был, — растерянно произнес Писатель. — Я же видел.

Анна Михайловна, поняв, что происходит нечто экстраординарное, глубоко вздохнула от гнусной неожиданности и на миг даже как-то потерялась, сникла. Но тут же собралась. Стала деловито и быстро листать журналы учета, пересчитывать страницы. В итоге вынужденно согласилась:

— Одного листа не хватает!

Она посмурнела, как грозовая туча. Представляю, сколько сил ей стоило содержать тут все в порядке. И вдруг недостача. Да еще выявлена чекистами. Наблюдая за ней, я уверился в глубине души, что она не при делах. Для нее это все как гром среди ясного неба.

— И кто же его мог взять? — сдерживая чувства, нарочито спокойно произнес я.

Сказать, что я испытал разочарование — это ничего не сказать. Второй раз за время Поиска быть рядом с обещанным Предметом и хватать вместо него воздух — это хорошенько бьет по нервам Старьевщика, всем существом нацеленного на результат. Да и в момент кульминации Поиска просто так Предметы не пропадают.

— Понятия не имею, кто взял, — раздраженно произнесла хранительница.

— Понимаете, Анна Михайловна? — вкрадчиво произнес я. — Вещь та очень ценная. Ее пропажа — это уголовщина.

— Кто сказал, что вещь ценная? — пошла в наступление хранительница. — Помню я ее. Никто даже не определил, что это такое. Какой-то алюминиевый новодел. Таких гравюр на металле…

— Вы уж поверьте мне, — заверил я с безупречной убедительностью в голосе.

Она устало махнула рукой и вздохнула:

— Да понимаю… Вы не представляете, какой хаос был в фондах до меня. И сколько сил стоило навести в институтском хозяйстве порядок, особенно, когда это надо тебе одной… А кто взял? Да нечего и гадать. Этот прохвост Сойфер!

— А где он сейчас? — осведомился я, с угрюмым и, вместе с тем, с каким-то сладким предвкушением прикидывая, как жестко, с толком и расстановкой, буду вышибать Предмет из старшего преподавателя.

— Две недели как уволился, — ответила Анна Михайловна.

— С чего бы? — удивился я делано.

— Понятия не имею, — пожала она плечами. — Это такое счастье было, что я даже спрашивать не стала, чтобы не сглазить. Интересно, что ему деньги были начислены. Я звонила, чтобы он их забрал. Но дома трубку никто не брал. Он живет один, так что и спросить некого.

— Он так щедр, что решил подарить свои кровные деньги родному институту? — заинтересовался я.

— Жаден, как Плюшкин, — презрительно скривилась хранительница. — Но тут пренебрег своим правилом удавиться за каждую копейку.

— Были, значит, причины, — отметил я.

— Да ясно, что за причина! — взорвалась Анна Михайловна. — Вещь оказалась ценная! Притом настолько, что даже такого скупердяя лишние две тысячи рублей теперь не волнуют… Вот же мерзавец! Не хотела его брать. Чувствовала, что на пушечный выстрел нельзя подпускать к фондам. Проектор наш его протежировал.

— Это который голубь сизокрылый? — усмехнулся я.

— Да все они там… Тьфу, — Анна Михайловна презрительно скривилась, а потом устало спросила: — Что, уголовное дело будет?

— С этим пока повременим, — веско уронил я…

Глава 8

— Ну, Вадик! Ну, паскудник! — возмущался Писатель, подрыгивая на мягком сиденье в салоне моего «Ниссана Ночь» цвета морской волны. — А я его, тварь хитровыделанную, еще жалел!

— В связи с чем? — полюбопытствовал я, крутя баранку.

— Он в филиале Госархива работал. Там образовалась недостача документов. И он фигурировал в числе главных подозреваемых. Знаете, на международных аукционах хорошо идут документы советского периода. Наши исторические деятели тысячи бумаг подписали и тысячи резолюций поставили. И все это в архивах. А автограф какого-нибудь известного наркома на аукционе может стоить долларов пятьсот, а то и тысячу, пусть там даже это приказ о выделении эшелона гвоздей на строительство моста через Днепр. Единиц хранения с такими подписями в Госархиве даже не миллионы, а больше миллиарда. Сопрешь пару сотен — никто и не заметит.

— Но заметили, — я крутанул руль и обогнал приземистый легковой электромобиль «Фольксваген» — такие в последние два года все больше покоряли столицу, хотя толку от них в нашем климате немного.

— Компетентные товарищи узнали, что документы стали всплывать на западных аукционах. Сойфера задержали. Он тогда часто мелькал в СМИ, как пламенный сподвижник оппозиции и разоблачитель ГУЛАГов. За него была организована целая информационная компания. И я сдуру подписал письмо деятелей культуры в его защиту.

— Проявили доброту в ущерб объективности. Бывает, — кивнул я с усмешкой. — И вот получили в ответ полной ложкой. Ведь наверняка хотели с этим Золотым листом своей доли сенсаций и славы. И где оно?

— Сенсация лопнула, — печально вздохнул Писатель.

— Вот поймаем негодяя. И что, опять будете письма в его защиту строчить?

— Каждый человек имеет конституционное право иногда побыть дураком, — сказал Писатель. — Теперь мне все понятно. Меня он пригласил взглянуть на Золотой лист, как эксперта. Убедился, что в его руках богатство. И тут же умотал с ним за бугор.

— Ну да, — согласился я, прикинув, что это еще лучший вариант. Гораздо хуже, если Предмет в руках деста. Такое возможно. Но мне все же в это не верилось.

Мы проехали через Рижскую эстакаду и углубились в новый район, где выросли веселенькие и какие-то на вид несерьезные многоэтажные кубики, напоминавшие конструктор «Лего».

А вот и жилкомплекс «Гнездо». Он состоял из разноцветных зданий, кольцами опоясывающими зеленые дворики с детскими площадками, скверами и автомобильными стоянками.

Место престижное. В этой реальности Писатель оказался куда более востребован. Книг написал в два раза больше, а тиражей их хватило на новую трехкомнатную холостяцкую квартиру в «Гнезде». С женой развелся десять лет назад. Она укатила в Литву, забрав двух дочек. Так что жил он тут один-одинешенек.

Перед въездом в комплекс Писатель попросил:

— Высадите здесь. Загляну в магазин. Холодильник мой пуст, темен и холоден, как Арктика зимой.

— В Арктике атомоходы, моржи и медведи, — резонно заметил я.

— А у меня — три пельменя.

Я остановил машину около длинного стеклянно-бетонного супермаркета «Восьмерочка», достаточно бюджетного и доступного для всех слоев населения. В отличие от гламурных «Эко-магазинов», один из которых гордой и финансово неприступной для смердов крепостью сиял напоказ своими витринами через дорогу.

— Надеюсь, прощаемся ненадолго, — вылезая из салона, произнес Писатель. — Я теперь ваш консультант. В любое время готов и в окоп, и на пулеметы.

— Вам нестерпимо хочется еще раз увидеть Лист Весны, — улыбнулся я.

— Лист Весны. Значит, так это называется, — Писатель аж причмокнул, будто пробуя слова на вкус, и согласно кивнул: — Хочется до дрожи.

— Куда же мне теперь без вас, — сказал я.

Бодрой походкой Писатель взбежал по ступеням супермаркета. В огромные стеклянные окна супермаркета я видел, как он с тележкой отправился опустошать полки.

Что-то мешало мне отчалить прочь. Я откинулся на обитой натуральной лайковой кожей спинке сиденья. И сильно призадумался. Во мне невольно нарастала тревога.

С дестами мы обычно ходим одними дорогами. И совсем нетрудно спрогнозировать, что враг рано или поздно обратит внимание на Писателя. Получается, что этот человек под угрозой. В той реальности его уже брали в заложники, и мне пришлось проводить операцию освобождения заложника. Как бы в этой все не повторилось.

Надо бы приставить ему охрану и наружное наблюдение. Мало ли что. Заодно, может, подвернется возможность использовать его как живца и словить на него жирную рыбешку.

Минут через десять Писатель вышел из супермаркета. Сосредоточенный, с объемистым пакетом, даже не глянув на мою машину, он целеустремленно зашагал по улице. Явно погружен по самую макушку в свои думы о негодяе Сойфере и утраченном раритете.

Я тронул машину с места и неторопливо поехал следом.

Вот он свернул в арку «Гнезда» и исчез из поля зрения. И тут уже у меня внутри все взвыло тревогой. Сейчас что-то будет!

Я аккуратно наддал газу и заехал в ту же арку.

Успел вовремя! Писатель как раз подходил к своему подъезду, когда к нему подкатили «гоблины».

Я моментом срисовал обстановку. Двое человекообразных. Один тыкает Писателю в нос какой-то корочкой. Другой на подхвате, готовый кинуться в бой. Поодаль стоит красная «аудюха», а в ней, в ожидании, за рулем скучает еще один субъект.

В общем, помяни черта!

Я выскочил из салона «Ниссана» и направился к гоп-компании. Писателя злодеи уже запихивали в красную «Ауди», зажав с двух сторон и не обращая внимания на его возмущение и вялое сопротивление. Бедолага выронил пакет с логотипом «Восьмерочки», из которого выкатились кочан капусты и банки с ветчиной и зеленым горошком.

«Ауди» была какая-то неопрятная и помятая. Да и «гоблины» выглядели небрежно и неухожено, одеты затрапезно — мятые брюки, футболки, кроссовки. Неприлично отправляться на лихое дело, не приведя в себя в должный порядок. С людьми все же идешь общаться. Вот только от этой своей внешней запущенности они не становились менее опасными.

Ну что, прощупаем ситуацию. Народная театральная самодеятельность нам в помощь.

— Мужики, и куда это вы Авенирыча тащите?! — заорал я что есть силы. — Вы че, конкретно опухли? Это ж мой сосед!

«Гоблины» невольно замешкались с «упаковкой» клиента в средство его перемещения.

— ФСБ! — махнул удостоверением один из человекообразных — долговязый и слабо выбритый, с нервно дергающимся лицом и злыми глазами, похоже, бывший в этой шобле за старшего.

— Да ладно те гнать, мужик! Че я, ФСБ не видел! — растягивая по блатному слова, я пододвигался ближе. — Гопари вы тухлые!

— Вали отсюда, баран, — коброй прошипел долговязый. — Пока не урыли.

— Да ты че?! — возмутился я. — Ты на кого пасть разинул? Ты на себя посмотри, чурка нерусская!

Главное, с ними сблизиться и не насторожить их раньше времени. А для этого не грех любую чушь нести.

— Да я дружинник с ОСП! — брякнул я.

С прошлого года в Москве были созданы дружины общества содействия порядку.

— И удостоверение есть! — моя рука потянулась к поясу.

Долговязый кивнул. Его плотно-сколоченный, широкоплечий, похожий своим сугубо интеллигентным лицом на африканского павиана напарник принялся извлекать из-за пояса пистолет. А мотор мятой «аудюхи» уже урчал в готовности.

Ну, в эти ковбойские игры мы играть умеем. У меня тоже за поясом «Глок» заткнут. И выдернул я его куда быстрее. Жахнул оглушительно выстрел. Пуля впилась в плечо «павиану». Он вскрикнул и плюхнулся задом на асфальт, выронив свое оружие. Водителю я выразительно махнул стволом — мол, дернешься, герой, и тебе каюк без вариантов.

Сблизился вплотную с долговязым. Ткнул его стволом в живот:

— Ты со мной!

— Да пошел ты, урод! — взвизгнул он, сжав кулаки.

— Или приляжешь здесь с пулей в брюхе! — расписал я ближайшую перспективу.

Писатель изумленно взирал на происходящее, не зная, чем ему сейчас заняться.

— Ко мне в машину! — крикнул я ему.

— Но… — начал, было, он.

— Быстро!

Писатель кинулся в сторону моего «Ниссана Ночи».

Я взял долговязого за руку, не забывая время от времени тыкать стволом в бок. И осторожно, задом, дабы не терять из виду остальных бандитов, которые вполне могли решиться на крайности, стал отступать.

— Ты чего творишь?! — возмутился долговязый. — Мы из конторы!

— Не пой песен, соловушка! Ты такой же конторский, как я двоякодышащий, — хмыкнул я иронично.

Писатель предупредительно распахнул дверь моей машины.

— Хрен те! — воскликнул долговязый и дернулся в сторону.

Ну, сам напросился. Рукояткой пистолета я дал ему по черепу — стук как от биллиардных шаров. И тут же сложенными в щепотку пальцами левой руки нанес жалящий стремительный удар в шею. Оставалось придать нужное направление обмякшему телу. Долговязый мешком рухнул в салон.

Я сел за руль, не упуская из виду замерших у своей машины бандитов. «Павиан» так и не поднялся с асфальта, держась за плечо.

Я тронул машину, ругаясь про себя. Блин, ну что за Марлезонский балет! Притом на глазах у всей Москвы! Минута-другая — и появится милиция.

Отъехав несколько кварталов, я понял, что, вроде, мы вырвались. Нас никто не преследовал. Сирен милицейских машин тоже не слыхать. Но скоро непременно будут. Стрельба прямо на улице столицы просто так не пройдет.

Свернув в тихий переулок, я вытащил из бардачка шприц и вколол пленнику дозу. Теперь о нем можно не беспокоиться часа два. По коммуникатору послал Лешему сигнал «Завеса» — срочная встреча с заметанием следов и передачей пленных на заранее определенной точке.

Писатель не лез с расспросами и, молча, взирал на происходящее. Еще по прошлой жизни я знал, что он в критических ситуациях дисциплинируется и послушно выполняет приказы. Здесь он был таким же. Так что ни слова не проронил лишнего. Ничего, скоро будет чирикать, как синичка, вызнавая подробности. После того, как накал ситуации спадет, но не раньше.

До точки добрались без проблем. Вдали уже тревожно завывали милицейские сирены. Но коммуникатор, включившись в полицейскую сеть, выстроил мне схему проезда так, чтобы не налететь на заслон или патруль. Свидетели вполне могли срисовать марку моей машины и даже номер. А общение с органами сейчас совершенно ни к чему. У меня более важные задачи, чем отмазываться от нескромного милицейского внимания.

Вот и пустырь на окраине. Рядом — исходящий паром блок ТЭЦ. Там меня уже ждали серебристый трехсотый «Мерседес» и фургон «Мицубиси» с надписью на кузове: «Пицца. Доставка оптом».

— Принимай товар, — сказал я Лешему и в двух словах описал ситуацию.

Тем временем бойцы извлекли из моей машины долговязого пленника и кинули его в фургон. Ох, не завидую я ему. Ждет его подвал. И назойливое внимание Эскулапа с последующим чистосердечным раскаяньем. Главное, чтобы клиенту было, в чем каяться. И чтобы это раскаянье хоть немножко помогло нам.

— Подработайте его. А я буду часов через пять. Дела. И союзника определю, — кивнул я на Писателя, так и не вылезшего из машины.

Я взял ключи от «Мерседеса». Придется поездить на нем. Засветившаяся машина нам не нужна. Распахнув дверцу уже бывшего моего «Ниссана», приглашающе махнул рукой Писателю со словами:

— Прошу вас. Другая карета подана…

Глава 9

На «Радио русских дорог» беззаботно дурачились бесенята — ведущие Алеша и Алена, глупые и легкокрылые, как бабочки. Меня забавлял их треп, витающий легким облачком в салоне серебряного «Мерседеса».

— Интересные новости, Алеша! В США введен запрет на задержание представителей цветных меньшинств белыми офицерами полиции. В связи с чем создаются этнические полицейские подразделения.

— То есть негра будет задерживать только негр?

— За негра там тебя бы самого уже задержали. Там нет негров, Алеша. Там есть афроамериканцы.

— А, ну да, ну да. Негры есть, а слова нет… У меня новости куда важнее. Наш любимец профессор Зинбельбаум обещает осчастливить каждого гражданина индивидуальным чипом уже через десять лет. А тем временем группа активистов движения «За экологию разума» подала иск правительству России о прекращении распыления химтрейлов.

— Это что? — изумилась блондинка Алена — может, правда, брюнетка, но имидж блондинки она блюла строго.

— Инверсионные следы от самолета в небе видела? То ж самое, только больше и злее. Активисты считают, что над всеми городами мира тайное мировое правительство распыляет нанороботов, проникающих в человеческую плоть и делающих из людей кукол.

— Это что, я кукла теперь?

— Ты куколка, и премилая, Аленушка…

— Ну, спасибо… Музыка на нашем канале. Хит недели «Люби меня в подвале». О, как!

Наконец, я в салоне машины один, могу чуть расслабиться и подумать о сложившейся ситуации.

Уже стемнело. Зажглись многочисленные огни, делая из обычного города сокровищницу переливающихся елочных игрушек — светлячков реклам, автомобильных фар, городских украшений. Вечерний город интереснее, чем дневной. В дневном присутствует какая-то окончательная и грубая ясность, а вечерний полон чудесных секретов.

Притормозив, я объехал вставший на остановке зеленый электробус. И едва не потерял управление. Руки неожиданно ослабли и стали, как из ваты. Дыхание напрочь остановилось. Машина вильнула, едва не впилившись в шустрый небольшой грузовичок «Гузель».

Прикусив губу и почувствовав во рту вкус крови, огромным усилием воли я собрался. Сбавил ход, перестраиваясь и прижимая машину к тротуару.

— Вот же черт, — прошипел через силу.

Накрыло меня очень сильно. И уже который раз за время пребывания в этом мире. Окружающее шло ходуном, мелькало, как разверстка на старом телевизоре.

После перехода в этот мир я проваливался в эту вязкую ирреальность с периодичностью раз в два-три дня. И тогда мне казалось, что я не удержусь ни в одной из реальностей — ни в прошлой, ни в настоящей. И рухну куда-то в бездонную пучину между ними.

Что это? Наслоения памяти из разных миров? Подстраивание под новый мир?

Я менялся каждый день. И со мной менялся мир. Сперва новая реальность была для меня, как чужая. Мир был картонным, искусственным. Я смотрел представление в театре марионеток, но настоящая моя жизнь осталась там, где затерялась и моя смерть. Постепенно картина сдвигалась. Новая реальность наливалась красками и ощущениями, а старая отдалялась, и теперь сама все больше напоминала театр.

Наверное, так и должно быть. Не знаю. Этого, скорее всего, вообще никто не знает на Земле. Кому еще удалось пережить опыт осознанного перемещения в иную ветку реальности? Вряд ли многим. Возможно, я вообще уникум. Так что никто ничего мне тут не объяснит.

Хорошо, что на этот раз я успел прижать машину к обочине. Повезло. Но, черт возьми, я не имею права терять контроль над собой ни на секунду! Потому что это чревато гораздо худшим, чем обычное ДТП!

Вернув дыхание, я просидел минуты три, прикрыв глаза. Из этого состояния меня вывел сигнал клаксона. Я перекрыл въезд к магазину фургону с логотипом супермаркета «Восьмерочка» на борту.

— Сейчас, — прошептал я и тронул «Мерседес» с места.

Все, довольно отвлекаться и жалеть себя! Меня ждет работа — общение с задержанным мной боевиком. Скорее всего, его уже подготовили к вдумчивой беседе. Все же уже пять часов прошло. Эскулапу и Лешему этого времени более чем достаточно, чтобы превратить заправского лгуна в кристально честного человека, прямо жаждущего возможности исповедаться во всех грехах.

Приступ ушел, как будто его и не было. Через пятнадцать минут я, здоровый и полный оптимизма, добрался до «Оплота-два». Это такой пункт для содержания пленников «Фрактала» и допросов третьей степени.

В двухэтажном здании раньше располагался детсад обувной фабрики. С пришествием новой эры фабрику разорили, детсад продали по остаточной стоимости, и таким образом он оказался во владении «Фрактала». На нем повесили вывеску левой торгово-закупочной фирмы по типу бессмертных «Рогов и копыт» — с малочисленным, привычно хлопающим глазами наивным персоналом, девочками с кофе, комнатами с факсами и бухгалтерскими документами. Все это бутафория, кроме обширных подвалов, вырытых еще советскими строителями на случай ядерной войны. Они очень нам пригодились. Там теперь уютные камеры, комфортабельные комнаты для допросов, медицинское помещение — тоже для допросов, и закуток для отдыха охраны.

Сколько у «Фрактала» таких оплотов? Как далеко раскинула щупальца наша организация? Не знаю. Да и вообще, о своих работодателях мне практически ничего не известно. Так что, получается, я просто бессловесное оружие в чужих руках? Не совсем так. Я боец, притом самый важный. Но которому вовсе незачем знать лишние подробности, опасные для жизни и здоровья.

Оставив машину в уютном дворике, где с детсадовских времен остались грибок с песочницей и зеленые елочки, я прошел на первый этаж. Зашел в кабинет под номером три. Окна его были зашторенном глухими жалюзи, под потолком прерывисто мигал зеленый огонек системы «Штора», подавляющей все виды возможной прослушки. Из мебели там были длинный стол из ДСП, несколько офисных пластмассовых стульев. Половину стены занимал огромный телеэкран, демонстрирующий сейчас человека, съежившегося на узкой койке в подвальной камере. Это тот самый «язык», которого я сегодня героически захватил.

Вспомнился хит недели «Люби меня в подвале». А вот этого типа тут явно не любят. А если и любят, то странною платонической любовью.

— Раскололся? — спросил я, пожав руку Эскулапу, поднявшемуся со стула при моем появлении.

— Даже напрягаться не пришлось, — проинформировал он. — Одной инъекции хватило с запасом.

— И в сознании никаких закладок и блоков?

— Хохляцкая хитрость вместе с упертостью посильнее любого психоблока будут, — радостно хмыкнул Эскулап.

— Он что, из самостийной? — удивился я.

— Мало того. Бывший работник Службы госбезопасности Украины! — объявил Эскулап.

— Дичь какая. Неужто хохляцкое СГУ его сюда отправила за нашим Писателем?

— Он в свободном полете. Вместе со своей бандой, — Эскулап протянул мне папку, где была распечатка допроса.

Я пробежал убористый текст глазами. И все стало понятно.

Этот долговязый балбес с почти что украинской фамилией Сидоров был родом из Харькова. Устроился на службу в СГУ, когда туда стали массово набирать разный беспринципный сброд. Пару раз его привлекали к ликвидации неугодных фашистскому режиму граждан путем инсценировок несчастных случаев или нападения хулиганствующих элементов. И эта работа ему нравилась. После присоединения Харькова к России со службы его поперли, в числе тех сотрудников областного управления, кто «не обеспечил территориальную целостность Украины».

Пристроился Сидоров в ненавистной ему России вместе с тремя знакомыми по старой работе уголовниками, тоже как-то оставшимися не у дел. Украинскую братву Россия терпеть не стала, открутили бошки всем серьезным ОПГ Правобережной Украины. И растеклись эти душегубы по новой Родине — искать работу по специальности и приключения на свою шею.

На этот заказ бригаду подрядил посредник, который время от времени давал поручения. Имя его Георгий. Больше Сидоров ничего о нем не знает. Свел их старый приятель из Днепропетровска, тоже перекочевавший после Большого объединения в Центральную Россию и в начале этого года удавленный собственными соратниками по бандитскому промыслу при дележе неправедных доходов.

Посредник Георгий сам находил Сидорова, когда в нем возникала необходимость. Притом выходил на контакт все время с разных телефонов. Он вообще был помешан на конспирации.

Далее в протоколе допроса шли подробные данные о времени и местах контактов с этим самым таинственным Георгием. Отлично, пища для нашего оперативного сектора.

Что за задания выполняла бригада? Да обычный набор бандитских услуг. Кому-то ноги переломать. На кого-то наехать и развести. Автомобиль поджечь… Так, а вот это уже серьезнее. Три месяца назад они расстреляли вице-президента компании «Алика Ка». Нашумевшее дело. Чуть позже — похищение двух человек, совершенно заурядных, ни бизнесменов, ни политиков, просто молодых крепких ребят. Их бандиты накачали наркотиками и в укромном месте передали заказчику.

Последнее задание казалось совсем простеньким, при этом платили очень хорошо. Выследить у дома и привести на место рандеву на окраине Москвы Писателя. Сильно не бить, не калечить, можно только слегка припугнуть и немножко намять бока. Для пущей сговорчивости жертвы Георгий вручил бандитам шприц с мутным белесым веществом. Обещал, что этот наркотик надежно отключит клиента. Может, так бы оно и было, да воспользоваться им не успели.

Леший появился, когда я уже дочитывал протокол, и предложил:

— Ну чего, пошли, переговорим с клиентом?

— Пошли, — согласился я.

Долговязый Сидоров съежился зябко на узкой койке и смотрел на нас затравлено. От самоуверенной скотины, козырявшей фальшивым удостоверением ФСБ, не осталось ничего.

Я задал несколько уточняющих вопросов. Отвечал пленник нечленораздельно, но по возможности информативно. Он был готов лебезить, лишь бы заработать хоть малейший шанс вырваться отсюда живым.

В общем-то, картина была ясная. Использовал группу неизвестно кто и совершенно вслепую. Вряд ли мы выдавим из этого слизняка что-то еще ценное.

— Ну, все, достаточно, — сказал я. — С этим мы закончили.

— И что с ним делать? — кивнул на пленника Леший. — Прикопать в лесополосе?

При этих словах Сидоров попытался грохнуться на колени, но я ударом ноги отправил его обратно на койку и пожал плечами:

— Негуманно. Не стоит копить лишние грехи и отягощать карму.

— Он нас видел, — резонно заметил Леший

— Так сотрем ему память. И сдадим в управление по организованным преступным проявлениям с описанием его подвигов на ниве киллерства и похищения людей.

Обычная ситуация. «Фрактал», конечно, с общеуголовной преступностью не борется, не наше это дело. Но принципы организации требовали оказывать содействие соответствующим структурам в поддержании порядка.

Пленник что-то причитал, умолял, но на него внимания больше не обращали. Вкатили приличную дозу «Амнезина С», что напрочь отшибло из памяти, где он был последние трое суток.

Теперь нужно идти по цепочке, а для начала найти посредника Георгия… И вот тут нас ждала жуткая такая неожиданность…

Глава 10

На следующий день наши оперативники сдали тушку пленника на руки представителям правосудия. Придя в себя, бывший палач из СГУ увидел ласковые и с долей восторга глаза следователя. Перед капитаном юстиции лежало собственноручное признание киллера с красочно описанными эпизодами преступной деятельности и указанием мест хранения оружия. Не каждый день приводят клиента, собственноручно описавшего все свои подвиги и сдавшего подельников.

А в голове у Сидорова была вакуумная пустота. Он представить не мог, каким образом, когда и где накатал эту бумагу. Но почерк его. И такая фактура отражена, что теперь не отвертишься.

— Адвоката мне! Ни слова не скажу! — взвизгнул он.

— Адвокат — дело святое, — хмыкнул следователь…

Тем временем «Фрактал» запустил свою крайне эффективную машину розыска. Мне до горла нужен был посредник Георгий. И побыстрее. Деваться ему некуда. Конечно, его найдут. Вопрос был во времени.

Координаторы попросили меня в процесс розыска не вмешиваться, только если в случае крайней необходимости. И правильно. Искать людей — не мое дело. Тот же Леший в этом поднаторел куда больше моего. Но и он просто мальчик перед настоящими спецами Розыска. Во «Фрактале», как я понимаю, есть уникумы, которые ищут людей не хуже, чем я Предметы.

Схему действий я представлял — она отлаженная. Вся эта доморощенная конспирация со сменой телефонов и фальшивыми именами — преграда лишь для дилетантов. Когда у нас в активе такие технические возможности, искусственный интеллект и кудесники розыскники, преследуемой дичи не светит ничего…

Прошли сутки. Я, лежа на диване в своей «кукушке» на Ленинградском проспекте, вяло пялился в телевизор. Он показывал заседание международной комиссии по всемирному потеплению. С трибуны вещала хромая и кривая шведская девочка Генриетта Блумбергс, уверявшая, что воочино видит выбросы бесцветного углекислого газа. Сейчас она жарко призывала перебить всех коров, выделяющих смертоносный для экологии планеты метан.

— Люди тоже выделяют метан и углекислый газ, — подал голос пожилой член комиссии, которому, видать, совсем не жалко было своей карьеры — такие выпады в условиях всемирной истерии по поводу глобального потепления не прощаются.

— Спасибо за реплику, — туманно улыбнулась девочка, которая уже год собирала демонстрации школьников против газа СО2 и дорвалась даже до трибуны ООН, так что в речах наблатыкалась. — Да. Людей очень много. Очень. Для сохранения экологии желательно кардинальное сокращение человеческой популяции. Мы же не хотим, чтобы наша планета сгорела в парниковом эффекте!

Кто-то ей зааплодировал. А задававший вопрос мужчина бросил что-то типа «фашиствующие шарлатаны» и демонстративно вышел из зала, окончательно подписав себе политический приговор. Эх, не заседать ему больше в комиссиях и комитетах. Ведь истерика вокруг парниковых выбросов подогревается целенаправленно, и с теми, кто пытается ей противостоять, расправляются безжалостно. Их, конечно, не душат подушкой, но запреты на профессию и присутствие в масс-медиа следуют неотвратимо.

Запиликал коммуникатор. И я аж подпрыгнул и оттянул прибор к себе.

Так, конец безделью. Леший назначает мне встречу. И прилагает схему этой встречи.

Похоже, что-то сдвинулось!..

На крыльях надежды я прилетел в конспиративное помещение. Оно располагалось в часовой мастерской в старом доме рядом с католической церковью на Большой Ордынке. Там меня уже ждал Леший. Он кинул передо мной на стол папку:

— Установили мы посредника. Вот он. Полюбуйся.

Ну, что у нас? С листа стандартного формата взирала пухлая и наглая морда хозяина жизни. Мелкие жадные глазенки, глумливая улыбка. И на плечах фигурные погоны, похожие на погоны Вермахта.

М-да. Если с такой наглой рожей он фотографировался на личное дело, то как же выглядит на людях в обычной обстановке? Этот добрый молодец из той категории прямоходящих, одного взгляда на которых достаточно, чтобы рука сама потянулась к топору.

Ну и биография соответствующая. Лев Валерьевич Обвалов, бывший налоговый полицейский, а потом таможенник. Прожженный наглый и продувной жучара, знавший всю Москву и окрестности, а также пригороды Лондона и Майями.

Посредником он был во множестве грязных мошеннических схем. И вот теперь выяснилось, что еще и подбирал бандитов для силовых акций.

Клиентов у него было очень много. Разбираться с ними грозило длинной и бесполезной кутерьмой. Легче спросить его самого.

Проживал он с женой и собакой в просторном трехэтажном частном доме в элитном поселке на Рижском тракте.

— Как работаем по нему? Под наблюдение и технический контроль? — спросил Леший.

Это его любимый конек. По-моему, он просто наслаждался возможностью начинить все пространство вокруг фигуранта всяческими техническими сюрпризами, вроде скрытых видеокамер, жучков. Устанавливал и использовал он их виртуозно.

Но я был вынужден его разочаровать:

— Чего огород городить? Так провозимся до нового года. Мне не нужны его многочисленные связи и грязные делишки. Мне нужен Предмет. И еще нужно выбить с игровой доски наших конкурентов. Так что сегодня же вечером собирай группу захвата и тащи фигуранта на «Оплот-два». Там как раз камера с видом на подземелье освободилась.

— Возможны проблемы, — поморщился Леший. — У него там арсенал охотничьего оружия. И он сам бешенный. Может, без стрельбы не обойдется. Привлечем внимание.

— Наплевать. Время, Леший, время, — воскликнул я. — Этот Обвалов нужен мне живым и способным отвечать на вопросы. А дальше — как получится.

Леший кивнул, приняв к исполнению приказ. Со Старьевщиком не спорят. Его слово закон. А у меня была уверенность, что время нас поджимает…

Группа Лешего вечером отправилась в загородный дом Обвалова. Там и застала всех троих.

Точнее три тела. Самого Обвалова. Его молодой жены из «мисок» — кажется, мисс Москвы 2020. И его собаки.

Отработали их ножом — безжалостно, но и без лишней жесткости. Просто убрали преграду. Списали и вычеркнули. Такая бухгалтерская операция — избавления от токсичных активов.

Знакомый почерк! У дестов принято так зачищать следы. Из вариантов «убить или пощадить» они всегда выбирают первый. Даже когда перестраховываться не стоило…

Глава 11

Писателя мы спрятали с глаз подальше в Ближнем Подмосковье. Понятно, что противник обязательно попытается захватить его. Вначале, скорее всего, этот мастер пера и знаток древностей был не слишком нужен заказчику. Просто для галочки решили его растрясти немного, как возможный, но не слишком вероятный источник информации о Предмете. Поэтому направили за ним не каких-то серьезных бойцов, а сущее отребье на подхвате. Но теперь, после случившегося в «Гнезде», враг уверен, что Писатель — это в игре ключевая фигура, которую хорошо прикрывают. И за ним теперь пошлют настоящих хищников.

Как же все пересекается и, возможно, взаимосвязано. Что в той реальности, что в этой Писатель хоронился под нашим присмотром. На этот раз под Москвой, где вокруг одни сотрудники с «Сопки» — Службы охраны президента. Это их ведомственный дом отдыха, где нашему затворнику отвели отдельный старенький дощатый домик с верандой и всеми удобствами.

Понятно, у него отобрали всю электронику, да еще жесточайшим образом запретили Интернет, что для современного человека даже звучит страшно. Но нам не до его душевных терзаний. Вот начнет что-то запрашивать в сети, введет какой-нибудь пароль с логином, а дальше, если противник контролирует сеть, в чем я уверен, выйти на Писателя — дело техники.

Кипучая энергия и болезненное любопытство Писателя требовали выхода. Вокруг него сосны, пруд, рыбки плещутся. Лодочки плавают по реке, как встарь, только ныне вместе с веслами на лодочной станции выдают еще ярко-оранжевые спасательные жилеты. Идиллия. Но она его не радовала. Здесь он ощущал себя запертым в погребе, притом тогда, когда на свободе творятся столь невероятные события.

Ранним утром я отправился к Писателю. Мне он понадобился, чтобы внести некоторую ясность по результатам наших розыскных мероприятий.

Мой союзник, развалившись в соломенном кресле в просторной комнате, наблюдал разворачивающееся в глубине телеэкрана политическое шоу. На них традиционно приглашали матерых и языкастых экспертов с нашей стороны, а в противовес им приводили какого-нибудь задрипанного, глупого, но беспредельно наглого вражину, которого пинали со всех сторон — морально, а иногда и физически.

Сегодня обсуждали инициированный Англией очередной пакет санкций Европейского сообщества против России, вызванный высосанной из пальца историей о применении химического оружия во время присоединения к России Северного Казахстана.

Штатный вражина с выпученными глазами на кругом лице, а также российским и германским паспортами в кармане, вполне искренне бесновался на экране, даже слюни текли:

— Ну да, обвинение в применении химоружия бездоказательно! Но не нуждается в доказательствах то, что Россия ведет себя как агрессор! И она напугала весь мир! Захвачен Северный Казахстан…

— Не захвачен, а присоединен согласно консолидированной воле народа, — встрял эксперт. — Вы прекрасно знаете, что там после смерти лидера страны началась взаимная резня южных и северных кланов. Жертвы шли на тысячи.

— Ну да. Восточная Украина, Армения. Приднестровье и Осетия с Абхазией! Все присоединено по воле народа!!! — взвизгнул вражина как-то нечеловечески. Эка беса корежит.

— Россия возвращается в свои границы, попранные Актом о прекращении союзного договора 1993 года, — веско долбил патриотичный эксперт. — И вы, холуи мировой плутократии, хоть лопните, но ничего с этим не поделаете! Россия возвращается из забвения.

— Геополитики чертовы! — не унимался вражина. — У вас народ голодать будет и ходить в тряпье, стоит Западу только моргнуть. Европа порвет с вами все связи, а зависимость этой страны от ее товаров критична!

— Уже нет, — засмеялся эксперт. — Чего не сказать о зависимости Европы от русских полезных ископаемых и энергоносителей.

— Вы оккупанты, подлые и бесстыдные! — не выдержал мальчик для битья.

— Подстилки арабские, — хмыкнул эксперт.

Писатель, наконец, обратил на меня внимание. Поздоровался церемонно. Щелкнул пультом телевизора:

— Вот, приходится смотреть бой быков, будучи отключенным от Интернета.

— Пятиминутка ненависти, — оценил я передачу.

— Ничего. Порой компрадоров надо принародно возить фэйсом об тэйбл. Так и лезет в голову анекдот, как наш представитель ходит по Парламентской Ассоциации Европы и задумчиво причитает: «Куда еще две девать?» Его спрашивают: «А что две?» «Понимаете, в ракету пять разделяющихся боеголовок входят. А на Англию трех достаточно. Куда еще две девать?»

— До этого не дойдет, — остудил я его пыл.

— Не дойдет, — кивнул Писатель. — Куда им с нами боеголовками мериться? Но у них есть оружие намного сильнее — пятая колонна.

Я хмыкнул, подумав, что в этом мире Писатель как-то взвинчен на почве политики и патриотизма, что за его ипостасью в том мире не водилось. С другой стороны, здесь и накал геополитического противостояния гораздо сильнее, и анекдот про пять боеголовок все же имеет определенный шанс реализоваться. Но это только если этот разбалансированный и колючий мир окончательно пойдет вразнос. Что плохо — ощущение этого грядущего разноса присутствовало.

— Ну что так смотришь? — набычился Писатель — после заварушки мы перешли на ты. — Да, я искренне презираю предателей. И искренне за Россию-матушку готов глотку перегрызть. Такой вот квасной патриотизм у телевизора!

— Да я не про это. Тут к тебе несколько вопросов нарисовалась. Нужно кое-что прояснить, — я положил на круглый потрескавшийся стол в центре комнаты портфель и щелкнул замком.

Разложил на столе в ряд фотографии, как и положено при опознании, когда один предмет представляется свидетелю в числе аналогичных, чтобы исключить ошибку. И попросил:

— Посмотри. Есть тут Золотая страница из ИГУ?

Не задумываясь, Писатель ткнул пальцем в правую фотографию. И я одобрительно крякнул.

Ну что, в самую точку. Значит, все верно, и старший преподаватель ИГУ Сойфер стянул именно Предмет, а не какую-то обманку или пустышку.

Порой нереально редкие и таинственные раритеты обнаруживаются в абсолютно банальных местах. Знаю человека, что на арт-вернисаже в Измайлово — это такая толкучка, куда несут на продажу патефоны и старые топоры, приобрел случайно фигурку из древнего города Аркаима, которой три тысячи лет. А истинные Предметы вообще нередко зарываются и маскируются среди груды хлама. У них будто имеется свой разум и воля, которые и ведут их в неожиданные места, и они сами открываются в нужный момент ищущим. Ладно, это лирика и мистика. А факты — вот они.

Сойфер аккурат пять дней назад улетел из Шереметьево-13 в Париж. На таможенном контроле он продемонстрировал папку с гравюрами на металле, заявив, что они современные. При нем, как и положено по таможенным правилам, имелось заключение Московского управления культурного развития. Экспертами признано, что представленные предметы созданы в конце двадцатого века, не обладают художественной, исторической и культурной ценностью, могут быть вывезены за пределы страны.

Таможня пропустила Сойфера с папкой через границу. А взамен забрала свидетельство на вывоз культурных ценностей. К нему прилагались вполне качественные цветные фотографии. В том числе и фотоизображение Золотого листа.

— То есть он вложил Золотой лист в папку с похожими гравюрами и вывез уникальный раритет, который может перевернуть наши знания об истории?! — Писатель возмущенно хлопнул по фотографии.

— Точно так. А что за закорючки на этом листе? Письмена инков? Или праязык? — хмыкнул я, вспомнив, как носился с этим праязыком Писатель в прошлой реальности.

— Всего намешано. Вот это, — Писатель провел пальцем по верху фотографии, — почти наверняка забытая письменность инков… А вот это иные, незнакомые нам символы. Аналоги я встречал на Востоке.

— Интересно.

— Еще как. А вот это совсем удивительная вещь. На фотографии знак неразличим. Но я его помню отлично, — он ткнул ручкой в правый нижний угол Предмета

— И что там?

— Удивительный символ, — Писатель взял на столе блокнот, выдернул из него страничку. Несколькими умелыми линиями нарисовал символ. И протянул листок мне.

Я вздрогнул. На листке была нарисована восьмерка, переплетная с Петлей Мебиуса.

— Он мне встречался несколько раз, — с энтузиазмом продолжил вещать Писатель. — Притом в разных культурах, изолированных друг от друга. И в Египте, и в Америке. Но официальная наука утверждает, что контактов в древности между ними не было, а, значит, и обмен символами исключен. Самое удивительное, я не видел ни одного научного исследования по этому поводу.

— Ученые не хотят замечать многого, — как-то опустошенно произнес я, не отводя взгляда от этого символа. Накатило, черт возьми!

— Вот почему не хотят! — возмутился Писатель. — Это же важно! Это потрясение основ истории!

— Тебе важно. А им… Наверное, им просто отводят глаза. Когда важные вещи становятся неважными, — предположил я.

— И кто после этого мистик и эзотерик? — усмехнулся Писатель.

— Это не мистика. Это ход вещей. А что означает этот символ, я тебе скажу прямо сейчас. Лента Мебиуса — это возможность оказаться на противоположной плоскости, всего лишь продолжая движение. И символ того, что переход часто приводит нас к началу. А восьмерка — знак бесконечности материи и духа, — я дословно процитировал глубоко врезавшиеся в мою память слова.

— И откуда это следует? — недоверчиво и заинтересованно посмотрел на меня Писатель.

— Очень далеко, можно сказать, в другом мире мне рассказал это один очень мудрый и отважный человек, — со вздохом произнес я. — После этого он геройски погиб. Погиб счастливым, посчитав, что выполнил свое предназначение.

— А он выполнил?

— Да. И если бы у тебя была память, ты бы вспомнил…

— Ты о чем? — напрягся Писатель.

— Да так, не обращай внимания на сбрендившего вояку…

— Разочаровал. Я уж думал, ты мне сейчас гордо объявишь, что явился из параллельной Вселенной, чтобы спасти этот погрязший в грехах мир, — рассмеялся Писатель.

Я только улыбнулся в ответ. Не скажу я тебе такое. Не потому что это неправда. Это как раз правда и есть. Просто не хочется прослыть умалишенным. Только вот интересно, по какому наитию Писатель брякнул такое?

А петля Мебиуса и восьмерка. Для меня это еще и знак близости цели. Всегда встречал его в самых неожиданных местах и на самых неожиданных вещах, когда рядом уже маячил Предмет. Ну что же, я на верном пути.

— Спасибо. Ты много прояснил, — я собрал фотографии и сунул их в портфель, собираясь отчалить.

— И как теперь со мной? Чего меня здесь мариновать? Я ведь могу помочь. В этих древних загадках ни один профессиональный историк не разбирается лучше меня, — почти с мольбой смотрел на меня Писатель, как приблудившаяся дворняга — мол, не прогоняй, хозяин, я буду лаять и воров отпугивать.

— Куда же тебя денешь, — сказал я. — Мы одной веревкой теперь связаны.

— Стали оба мы скалолазами, — процитировал Писатель песню Владимира Высоцкого — знаменитого народного барда, погибшего в упавшем авиалайнере во Франции в 1983 году.

— Будем с тобой искать Лист Весны, — пообещал я. — Притом, не откладывая в долгий ящик.

Только вот с этим нам пришлось повременить. Потому что вскоре разразилась катастрофа…

Глава 12

«Радио русских дорог» оптимистично вещало в салоне «Мерседеса» голосом Алены:

— Минутка позитива. Наше традиционное расписание концов света. В декабре Земля провалится в Черную дыру, как объявил мальчик аутист из Еревана, ранее прославившийся точными предсказаниями о смене правительства Армении.

— А в чем позитив концов света, Алена?

— В том самом моменте, когда они не состоятся, Алеша.

Я остановил машину, припарковав ее на стоянке около торгового комплекса «Супер Мега». Вместе с заглохшим урчанием двигателя пропали и голоса жизнерадостных гиен эфира.

Выйдя из салона, я потянулся, зевнул. Отмахнулся удостоверением от стража парковки, который обиженно откозырял мне и отправился искать новые объекты машинного доения.

Посмотрел на часы на глухом бетонном кубе «Супер Меги», похожем на корпус атомной электростанции. Успеваю с запасом. А запаса нам не надо. В нашем деле лучше вовремя, чем заранее.

Купив в ларьке, по форме напоминавшем стаканчик мороженого, порцию фруктового льда, я направился неторопливо по тротуару вдоль широкого шоссе с головоломными развязками. Было на улице колко и жарко, как обычно. Хотя не так давно, в другом мире, я считал неизбежным и обычным хлещущий с неба нескончаемый дождь.

Путь мой лежал к стекляшкам новых домов, среди которых вырос многоуровневый гараж — такая огромная коммунальная квартира для автомобилей.

В тринадцать ноль я был перед лифтом, ведущим в гараж. Махнул смартфоном. Глазок детектора поймал и идентифицировал сигнал. Двери лифта раздвинулись. Цивилизация, елки-палки. Чудеса техники. К твоим услугам теперь электроника общественных мест с доступом через телефон в твоем кармане. И ты на коне, когда имеешь возможность добыть практически любой доступ. А я имел такую возможность.

Место мне не нравилось. Слишком много видеокамер, соглядатаев-охранников. Хотя Звеньевому, конечно, виднее, куда меня выдергивать на встречу.

Лифт поднял меня на второй уровень. Маршрут, куда сворачивать и как идти — это все просчитано заблаговременно. К встречам надо готовиться, чтобы не шататься неприкаянным и не спрашивать прохожих, как пройти в библиотеку.

Тут были низкие потолки. Голубоватое яркое освещение, идущее от фигурных ламп на потолке. Шум системы вентиляции, которая исключает накопление угарного газа. И уснувшие в ожидании хозяев автомобили самых разных марок и цветов.

Мимо меня проехал к выходу праздничный «Фольксваген» желто-зеленого цвета. За рулем, понятное дело, сидела дама, а рядом на сиденье гордо возвышался самодовольный и гордый лабрадор.

Стоянка шестьдесят семь располагалась справа от лифта, за вторым поворотом, прямо у массивной бетонной колонны. На ней с трудом пристроился явно негабаритный длинный черный «Линкольн». Звеньевой во всех мирах любит такие полированные громады. Насмотрелся фильмов про людей в черном? Или авторы этих фильмов насмотрелись на нас?

Шаги гулко отдавались в помещении. Чеканно звучащим шагом я проследовал к «Линкольну», с трудом распахнул тяжелую дверцу и приземлился на переднем сиденье.

Звеньевой на сей раз сидел за рулем, исполняя роль водителя. На меня он посмотрел немножко иронично и как-то отстраненно. И мне сразу что-то не понравилось и в этом взгляде, и в самом душевном настрое собеседника.

— Стремное место, — оценил я. — Все просматривается и записывается.

— Не бойся. Тут все под контролем, — небрежно бросил Звеньевой. — Как успехи, Старьевщик?

— Ничего не прибыло пока. И не убыло.

— Теперь слушай внимательно, — произнес куратор совсем невесело. — Мы установили личность киллера, который тебя хотел упокоить.

— И кто сей достойный человек? — заинтересовался я, вспоминая того проклятого очкарика.

— Забавный экземпляр. Бывший оперативный сотрудник британской разведки. Фигурировал, как вдохновитель теракта в Индии в прошлом году.

— Где Индия, а где моя скромная персона.

— Все в мире связано, Старьевщик, кому, как ни тебе, знать это. Тогда в Дели мы гонялись за истинным Предметом, — неожиданно заявил куратор. — И ту партию «Фрактал» продул с треском. А теракт тот был дымовой завесой, за которой нас обвели вокруг пальца.

— Этот киллер в очках — дест? — спросил я.

— Совершенно определенно, нет. Открою секрет. У дестов немножко иная биохимия.

— Они что, не люди? Рептилоиды? — усмехнулся я.

— Люди. Почти люди… А этот полностью человек.

— Тогда гончая свора?

— Она самая! — угрюмо кивнул Звеньевой.

Обычно в своих операциях десты используют любой подходящий материал, который попадается под руку — местный криминалитет, разных террористов, авантюристов, человеческое отребье, которое часто по окончании работы безжалостно ликвидируют. Гончая свора — это несколько другое. Это натасканные, послушные, с промытой психикой псы. Вот только относятся к ним хозяева порой хуже, чем к обычным легавым собакам — разменивают их жизни без сожаления. Но только в случаях, когда овчинка стоит выделки. Свора — слишком дорогой и редкий инструмент.

Получается, на меня натравили целую свору. И эти кровавые псы сейчас в Москве, притом в товарном количестве. Наверняка, они зачистили того посредника-таможенника. Возможно, они же навели шорох среди антикваров столицы.

Если привлекли свору на ликвидацию сотрудника «Фрактала», это означало одно.

— Это что же? — поднял я глаза на Звеньевого. — Война?

— Похоже на то. И думаю, повод для неё — твой Предмет. Теперь ты понял, какие ставки? — испытующе посмотрел на меня Звеньевой.

— Понял я все, — скривился я, как от зубной боли.

И просто физически ощутил груз ответственности и стискивающееся вокруг меня кольцо. Вне всякого сомнения, вскоре нам нужно ждать экстраординарных и жестоких ходов противника. Вот только каких? Так далеко моя интуиция не заходила. Никакой конкретики, кроме ясного предчувствия катастрофы.

— Ну, давай, Старьевщик, — Звеньевой протянул мне руку на прощание. — Если что — не поминай лихом. И доделай дело.

— Вы как будто навсегда прощаетесь, — хмыкнул я.

— Всякое возможно, — какая-то затаенная боль и обреченность проскользнули в его голосе.

Через четверть часа я трогал свою машину со стоянки у «Супер Меги». Мной владело внутреннее напряжение, которое не собиралось отпускать, а только нарастало. Очень мне не понравился разговор с куратором.

Въехав на эстакаду, я припарковал машину в специальном кармане. Вышел из салона. Оперся о поручни, глядя на бестолково застроенную торговыми центрами и складами, пронизанную магистралями и опутанную развязками окраину столицы.

Меня всегда завораживает вот так глядеть на дорожный поток. Тысячи притертых элементов. У каждого своя судьба, своя задача. Но они стремятся в определенном им направлении, которое редко кто способен изменить. Но есть те, кто манипулирует движением. Те, кто на самом деле управляют реальностью.

Сейчас по трассе должен проехать черный «линкольн» Звеньевого. Одного из тех людей, кто способен менять движение. Хотя сам, наверняка, тоже движется в унисон, только в потоке более высокого порядка.

А еще движение можно перекрыть. Неожиданным грубым ходом. Крутануть руль, например, и куда-нибудь врезаться со всей дури.

От этой мысли у меня вдруг похолодело внутри. И тут же обрушилась какая-то тяжелая и непоколебимая уверенность — сейчас случится страшное.

Я потянулся к коммуникатору…

И, конечно же, не успел. Да и успеть не мог. Пока бы абонент ответил. Пока бы понял, что ему говорят. Пока бы предпринял меры. А счет шел на считанные секунды.

Будь у меня пулемет, я еще мог бы попытаться сделать что-то. Но сейчас оставалось смотреть на этот ужас сверху и молиться.

Перемахнув через сплошную разделительную линию, в этом месте не утяжеленную бетонным заграждением, прямо в лоб «линкольну» несся бензовоз.

Жестяной грохот удара. Вспышка. Земля дрогнула от взрыва. Вверх взметнулся огненно-красный, с черными пятнами дыма, гигантский смертельный цветок.

Я замер, как вкопанный. Этот цветок поглотил машину Звеньевого. И самого Звеньевого. Его больше нет. После такого не живут.

Водитель-камикадзе перечеркнул жизнь одного из самых влиятельных функционеров «Фрактала». И это никак не желало укладываться в моей вдруг ставшей пустой и гулкой голове.

Убийство куратора. Конечно, это не конец света. Но для меня нечто близкое. Потрясение основ.

И самое худшее — я был свято уверен, что все только начинается…

Часть вторая

Особое положение

Глава 1

В Москву будто вернулись лихие девяностые годы. Ежедневно грохотали автоматные очереди и взрывы самодельных взрывных устройств. Множились сводки происшествий.

Позавчера взлетела на воздух легковая машина. Вчера расстреляно пять сотрудников частной фирмы прямо в офисе. А я точно знал, что этот офис являлся опорной точкой, одной из многих, «Фрактала». И погибли не офисные хомяки, а мои соратники. Мы делали одно дело, мы были преданы этому делу, и враг безжалостно уничтожил их.

Это как землетрясение и цунами. Домики, дороги — все кажется таким незыблемым. И неожиданно в один миг их сметает взбесившаяся стихия. Вот и сейчас стихия сметала один за одни опорные структуры «Фрактала» и его людей. И имя этой стихии — война.

Вообще-то война с дестами в том или ином виде идет с незапамятных времен. Но она больше холодная, с редкими боестолкновениями на периферии мира. Как СССР в свое время воевал с США на чужих территориях, боясь нанести удар непосредственно по центрам принятия решений, потому что это означало взаимное ядерное уничтожение. Вот и у нас. Полномасштабные действия отнимают слишком много ресурсов, последствия непрогнозируемые, поэтому крепим оборону, но не идем на Вы.

В координационное звено «Фрактала» я сразу сбросил сообщение о гибели Звеньевого и заснятую с высоты эстакады картинку горящей машины. В тут же пришло указание: «Никаких действий не предпринимать, ни с кем на контакт не выходить».

Я и не предпринимал. На «кукушку» я возвращаться не стал, устроившись по документам прикрытия на ночь в дешевой гостинице на Северо-западе Москвы.

Там всю ночь не давала спать подгулявшая в соседнем номере компания гастарбайтеров из Молдавии. Как ни хотелось мне устроить им разнос с вразумляющим пробиванием в грудную клетку, но я сдержался. Только засветиться таким вульгарным образом не хватало для полного счастья. Хотя эти пьяные визги страшно нервировали. Особенно когда и без них весь на нервах.

Вообще, мне с трудом верилось в происходящее. Перед глазами стояла, будто наяву, догорающая машина Звеньевого. И очень хотелось напиться в хлам. Но это желание было неосуществимым.

Координаторы на следующий день осчастливили меня указанием действовать по приоритету «Купол». Это означало залечь на запасную лежку на окраине Московской области и не отсвечивать до новых вводных. Приостановить все активные действия. Выбросить телефон. Сменить документы. Бросить машину — а я только привык к серебристому «Мерседесу».

Плюс к этому от меня отзывали группу прикрытия. Это было вообще нечто из ряда вон выходящее. Никогда до окончания Поиска у меня не забирали мою поддержку. Мы работали вместе до достижения результата. Нужны были очень веские основания для такого шага.

А еще гложили меня сильные сомнения и мучил вопрос — каким образом навели на Звеньевого тот самый бензовоз? Для этого надо не только найти сам бензовоз, что, впрочем, труда не составляет. Необходимо подготовить камикадзе, а это очень нетривиальная задача. И еще, что самое главное — просчитать маршрут. А для этого нужно иметь исчерпывающую информацию. И что, если эта самая информация протекает из структур «Фрактала»? И тогда возникает вопрос: а стоит ли безоглядно доверять координаторам?

Координационное звено — это такой штаб «Фрактала». Нечто неизменное и вечное. Фактически, сложная сетевая структура, размазанная по пространству, которую не выбить точечными ударами. Я всегда был уверен, что в любом случае мне оттуда ответят. Помогут. И заберут Предмет. Если однажды Звено координации даст сбой, это будет значить, что рухнули небеса, и «Фрактал» уничтожен. Но это просто невозможно. Во всяком случае, хочется в это верить.

Главная угроза тут — перехват канала связи. Существовала теоретическая возможность, что противник оседлает его путем перетягивания на свою сторону ключевых фигур Координационного звена. Для этого существовала многоуровневая система идентификации и проверки, кодов, скользящих алгоритмов связи. Так что и здесь неожиданностей вроде бы ждать нечего.

Но Звеньевой все же погиб очень странно. И меня это точило. Поэтому я плюнул на всех и все. Извлек из тайника на чердаке старинного жилого дома в центре Москвы тревожный комплект. Там были деньги в купюрах — никаких карточек. Надежные документы. Коммуникатор я переключил на режим «Сумерки» — специальная функция, которая не дает определить мое местоположение. Думаю, мой коммуникатор можно взломать, но способен был это сделать только Звеньевой.

Для получения информации от координаторов есть еще очень популярный сайт, с миллионами подписчиков, посвященный современной попсовой музыке. На него сбрасывают зашифрованные сообщения оперативникам, находящимся в замороженном положении, как я сейчас. Это позволяет быть уверенным, что их местоположение не вычислит никто, но они будут в курсе новостей и новых приказов.

Пришлось мне немножко подправить внешность. Я нацепил бейсболку с длинным козырьком, которая неплохо сбивает опознавательные программы милицейских видеокамер. Не удивлюсь, если десты получат к ним доступ. На нос — солнцезащитные очки. Просторная безразмерная цветастая рубаха и пузырящиеся на коленях модные брюки. Еще немножко изменить динамику движений. Конечно, это не гарантия защиты, но затруднит мой розыск, если что.

Машину я прикупил по доверенности в Южном порту. «Жигуль» белого цвета, которому сто лет в обед, но двигатель работает хорошо, да и крылья не отваливаются. Сойдет. Такой не привлечет внимание. А гламурный серебряный «Мерседес» пускай подождет до лучших времен.

Жилье я снял у уличных маклеров, с советских времен ошивающихся в Банном переулке у Рижского вокзала. Мне досталась по случаю тесная двухкомнатная квартира в Лефортово, на первом этаже трехэтажного желтого дома с покатой крышей — такие строили пленные немцы после окончания Великой Отечественной Войны. В ней имелся черный ход, окна на две стороны. Отлично просматривались подходы. И была возможность выскользнуть оттуда. Хотя надеюсь, что намеченные пути отхода мне не пригодятся…

Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Бой со стороны я видел, и мне очень хотелось побыть даже не стратегом, а хотя бы рядовым бойцом. Но я был заморожен до лучших времен. Как и мой Поиск. Хотя я на сто процентов уверен, что причина войны именно в нем. Почему? Хотя бы потому, что в этом был уверен Звеньевой. А уж он обладал всей полнотой информации.

Эх, как же мне сейчас не хватало моего старого доброго куратора. Теперь его заменяли безликие координаторы с мужскими и женскими голосами, возникающими в динамике коммуникатора. И куда они меня поведут — я не знал. И уже не так им и доверял.

Черт, что же предпринять? Душа рвалась в бой. И промедление было смерти подобно. Но что делать, когда ты будто завис в невесомости, и не за что уцепиться?..

Глава 2

Вооруженные люди врывались в офисы, квартиры и уходили оттуда, оставляя за спиной разгром и тела жертв. На улицах хлопали выстрелы. Столичная милиция сбилась с ног, пытаясь воспрепятствовать криминальному разгулу. По телевиденью выступил мэр с просьбой к гражданам сохранять спокойствие — мол, без паники, все под контролем правоохранительных органов. И от такого его успокаивающего воркования жителям столицы становилось совсем тоскливо — они понимали, что им врут, и власти не контролируют ничего.

Я смотрел криминальные хроники, которые теперь шли с утра до вечера. Обнаружены два тела с огнестрельными ранами в лесополосе около аэропорта Шереметьево. Ну, прямо пир воронов — на это очередное происшествие слетелись, хлопая крыльями, жадные до сенсаций журналисты. Фокус камеры наполз на безжизненное тело. Теперь оно демонстрировалось крупным планом.

Лицо убитого знакомо. Это Дрон — боец из группы Лешего. Значит, моя группа прикрытия вовсю участвует в боевых действиях. И не слишком удачно.

Зябко как-то мне стало. Не скажу, что приятельствовал с этим парнем, но он был наш. И он не раз прикрывал мне спину.

Второй погибший, судя по всему, был его противником. Разменяли жизнь на жизнь. Это хреновая арифметика!..

Расстреляна машина на Серпуховском шоссе. Обнаружены тела мужчин. Машина набита оружием. Это уже наш ответный ход.

Идут боевые действия. Стрельба. Взрывы. Боевые потери. А я, достаточно серьезная боевая единица, посасываю натуральный апельсиновый сок на диванчике в квартире в Лефортово и наблюдаю за войной по телику. И эта моя отстраненность просто дико бесила.

Ну а что делать? Выйти на координаторов, объявить, что рвусь в бой, и потребовать выдать мне на складе пулемет? Смешно. Они плевать хотели на мое мнение. Звеньевой бы не наплевал — он знал цену слову и ощущениям Старьевщика. Те же, кто сейчас распределяет силы и средства, больше похожи на компьютер — холодная целесообразность и голый расчет.

И что, бездействовать? Ну, вот фиг вам! Да гори оно все огнем!

Утром, в самый час пик, я уселся в свой «Жигуль» и отправился в самый центр города, где царили в своей полной безнаказанности страшные пробки.

Мой невзрачный небольшой автомобильчик намертво застрял в заторе из сияюще-красивых, дорогих, модных, а то и просто угрожающе огромных стальных чудовищ и смотрелся жалко. Но у этого старикашки было отличное свойство — на такие мало кто не обращает внимания. Он просто затерялся в железном потоке. Теперь, даже если и засекут враги мой сигнал, тут черта с два кого найдешь.

С трудом выбрав место для стоянки, я заглушил мотор, вытащил из бардачка телефон с единственным вбитым в память абонентом — Лешим. Мы с ним всегда просчитывали возможность, когда каналы «Фрактала» будут ненадежны. И вот, похоже, такое время пришло.

Нервное ожидание, пока капали в трубке гудки. Если Леший не ответит, значит, скорее всего, погиб.

Еще гудок.

Никакого ответа… Так. Позвоню еще один раз. А потом сбрасываю телефон. И вместе с ним связь с моей группой поддержки.

С замиранием сердца нажал на клавишу повтора. На этот раз ответили мгновенно:

— Старьевщик, черт возьми, это ты!

— Рад, что ты жив, — проговорил я, переведя спершее дыхание. — Дрон погиб. Видел по телику.

— Клавдий и Юнга ранены, — послышался в трубке вздох Лешего. — Но эти гниды нам заплатили втройне.

— Ребят жалко.

— Это война, Старьевщик. Война. И мы всегда готовы к смерти.

— Все идет не так, — отметил я. — И нам пора встретиться, переговорить накоротке.

— Ты же под «Куполом». И я официально убран с твоего прикрытия.

— Плевать! — воскликнул я. — Приоритет «Пробойник», Леший. Ты знаешь, я имею право!

Действительно. Старьевщик во время Поиска имел право в случае крайней необходимости задействовать любые ресурсы «Фрактала», даже если это противоречит предыдущим директивам. Потом правда, если не докажешь обоснованности, придется отвечать. Но это в будущем. Да и какое будет это будущее при таких раскладах?

— Принято, — гулко произнес Леший.

— На третьей остановке. В Роще, — этими словами я обозначил место и время встречи.

— Буду.

Мы встретились через три часа в парке около Северного речного вокзала. Я подъехал раньше. И смог убедиться, что Леший один, за ним нет хвоста.

Мы шагали по заросшей тополями алее друг навстречу другу — напряженные, ожидающего любого подвоха. Встали лицом к лицу. Помолчали пару мгновений. Потом я протянул руку и обнял боевого товарища со словами:

— Эх, Леший, потрепало же тебя!

Действительно, у него на лице было написано, что последние дни дались нелегко. На щеке царапина. На лбу пластырь. Левая рука забинтована. Но в целом живой, относительно целый и готов к труду, обороне и нападению.

— Да, попали мы в серьезную мясорубку, — согласился Леший.

— Обрисуй-ка мне обстановку. У меня как у бабки у подъезда — ноль информации и масса слухов.

— Да кисло все! — с досадой воскликнул Леший. — Навалились на нас капитально. И резко. И они знали, куда бить. Зачищена точка в Бутово. И медцентр в Мытищах. До сих пор в сомнениях, что это не снится мне!

— Кто против нас работает? — осведомился я.

— Десты, конечно. Похоже, они выкатили весь свой арсенал.

— Значит, у них веские причины.

— Еще какие! — уверенно произнес Леший. — Знаешь, я ведь видел Звеньевого одним из последних. И он прямым текстом сказал: если его грохнут, то причиной послужит Поиск по Золотой библиотеке. Правда или нет? Не знаю. Но война идет. И четырнадцать наших убито.

— Нас что, отстреливают как на охоте?! — возмутился я.

И для возмущения были веские причины. Как так получается, что лучшие профессионалы, признанные мастера оперативных и военных дел гибнут один за другим? Где наши хваленые ресурсы и возможности?

— Мы огрызаемся, — буркнул Леший. — Положили полсотни вражин в ответ. А они все не кончаются и не кончаются. Их орда, Старьевщик! И на нас бросают людей, совершенно не считаясь с потерями и издержками. Заваливают трупами. И еще одно. Этих боевиков не жалеют, поскольку это обычная пехота.

— Где их столько набрали? — удивился я. Масштабы бойни, устроенной в мирном городе, удивляли.

— По-моему, собрали всю рвань, какую только можно. Тут тебе и обычные бандиты. И исламские террористы. И какие-то мутные бывшие военные, наемники. Покойный Обвалов был не единственным вербовщиком. У дестов оказалась хорошая сеть в России.

— Как и у нас в их вотчинах, — заметил я. — И они скоро об этом узнают.

— Бить врага на его территории, — усмехнулся Леший горько. — Знакомая концепция. И почему-то всегда все начинается наоборот. Вот сейчас. Проспали первый удар, как СССР в сорок первом. И пока что не ликвидировали ни одного деста. И ни одного пса из гончей стаи. Только разменные фигуры. Зато гибнут наши люди, каждый из которых на вес золота. Обмен неравноценный. Слишком неравноценный.

— Откуда десты знают столько о нас? — задал я вопрос, который меня волновал больше всего.

— Может, предательство, — пожал плечами Леший. — Или, что скорее, они многие годы собирали информацию для сокрушающего удара. Бьют точно. Очень точно…

— Так весь «Фрактал» выбьют.

— «Фрактал» весь выбить невозможно, Старьевщик. Пытались не раз, потом горько жалели. Пожалеют и сейчас. Но пока мы считаем потери. И самые страшные из них — это Звеньевой. И Эскулап.

Мороз по моей коже прошел:

— Эскулап убит?!

— Его захватили в медицинском центре в Мытищах в плен.

— А вот это совсем дурная весть, — прищелкнул я пальцами.

Эскулап был центровым в своей сфере. Единственный реальный специалист по кодировке и ее снятию, остальные в подметки ему не годятся. Работали мы с ним вместе постоянно. Да и он все же был моим другом, если только возможно такое во «Фрактале», где в приоритете не чувства, а интересы и целесообразность.

— Возможно, с Эскулапа началось вскрытие наших опорных пунктов, — хмуро произнес Леший.

— С чего так решил? — напрягся я.

— Ему три недели назад показалось, что за ним ведется наблюдение. Мы выставили контрнаблюдение. И ничего. Мои ребята до начала этой войны прикрывали его. И не прикрыли. Грог погиб, пытаясь его защитить.

— Пора вызволять Эскулапа, — решительно произнес я.

— Какой вызволять?! — вскипел Леший. — Откуда? Где его держат? Да жив ли он? Сомневаюсь. Расколоть они его не смогут никак. А добровольно работать он на них не будет никогда. Так что он приговорен.

— Он жив, — произнес я уверенно. При мыслях об Эскулапе не ощущалась тоскливая пустота, которая обычно сопровождает гибель дорогого мне человека.

Я прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться… Получилось! Клубок из мыслей и эмоций сложился в нечто определенное.

— Леший. Мы с тобой оба знаем, что война связана с моим Поиском. И это дает нам некоторое преимущество перед нашими аналитиками, считающими, наверняка, эту версию чепухой.

— И что нам это конкретно дает? — спросил Леший.

— Зацепку… Мне нужен допуск в автономный аналитический пункт «Фрактала».

— Они все законсервированы, — заметил Леший.

— Глупости! — бросил я резко. — Наверняка есть рабочий. Узнай. Побыстрее, Леший. Мы тут же отправляемся туда. Каждая секунда на счету у нас. Каждая!..

Глава 3

Вновь с Лешим мы встретились на Бережковской набережной через два часа. Он выглядел так, будто на нем воду возили. Переговоры с координационным звеном «Фрактала» дались ему нелегко. Но он торжественно объявил:

— Едем в Ясенево.

— Не знал, что там автономный пункт, — удивленно произнес я.

— Там он. В двух километрах от Главка внешней разведки.

— Опасное соседство.

— Значит, у наших технарей были свои резоны разместить его именно там…

Автономный аналитический пункт — это, обычно, просторная комната, наполненная всякой удивительной электроникой, имеющий выходы во все мыслимые базы данных. Для ее нормального функционирования требовалось, чтобы она располагалась как можно выше, так что во многих небоскребах Москвы под крышами ютились скромные офисные помещения с тяжелыми дверьми, способными выдержать удар гранатомета.

Почти на сутки я приземлился там. Благо, по правилам, в помещении имелись холодильник с едой, диван, даже душ. А в аптечке лежали мощные стимуляторы для того, чтобы подстегнуть работоспособность, но от них я пока воздерживался.

Меня не отпускало чувство, что истина закопана где-то рядом. Только надо знать, где копать. А тут были проблемы. Погружаясь в материалы, я вообще раскаивался в своей легкомысленной уверенности в успехе. Где его искать, этот успех? Материалов до черта. Времени нет.

Еще тревожило, что этот пункт уже может быть в перечне целей дестов. Леший оставил присматривать за моей безопасностью пару бойцов, которые стерегли где-то снаружи, прикидываясь ветошью. Но если враги навалятся со всей дурью, тогда мне придется кисло.

Усилием воли я отвел от себя все сомнения. И ударно принялся за работу. Поднял аналитические и поисковые наработки «Фрактала» по теме моего Поиска и фигурантам вокруг него. Начал изучать груду материалов, надеясь не столько на свою усидчивость, внимательность, сколько на импульсы интуиции.

Интуиция и работа с алгоритмами искусственного интеллекта порой творят чудеса. Но все равно, в основе основ находится наша человеческая логика. А что она подсказывает?

Перво-наперво — как вообще десты вышли на Эскулапа? Где он подставился? Теперь понятно, что вовсе не мнительность явилось причиной его заявлений о слежке. За ним и правда наблюдали, притом настолько аккуратно и незаметно, что контрнаблюдение ничего не засекло.

Укол интуиции пронзил мое существо, когда я изучал судебно-медицинское заключение по вскрытию киллера, который хотел меня убрать. Ну что, казалось, там можно увидеть? Никто и не смотрел особенно. А посмотреть было на что. У убитого очкарика в левом предплечье были повреждения, характерные для удаления постороннего предмета. Притом на пулю или осколок не похоже. А на что похоже? Было у меня предположение, но оно нуждалось в подтверждении.

Минут сорок мне понадобилось, чтобы через звено координаторов выйти на патологоанатома, вскрывавшего киллера. Соединили нас по мобильному телефону, запросто так, без церемоний. Видимо, моего собеседника предварительно настолько убедительно проинструктировали, что он, хотя и был раздражен и зол, однако незамедлительно и с предельной ясностью отвечал на любые мои вопросы.

— Что у убитого за следы оперативного вмешательства на руке были? — спросил я. — На что похожи?

— Да видел я один раз уже такое, — буркнул патологоанатом. — Темная история. В теле погибшего в автокатастрофе год назад были вживлены два чипа. И еще один извлечен. Картина схожая.

— То есть наш клиент был чипирован? — уточнил я.

— Ну, это мое мнение… Оно может и не соответствовать действительности.

— Да? — протянул я.

— Но оно, черт возьми, соответствует! — раздраженно воскликнул доктор. — Даже не зуб даю, а всю свою вставную челюсть!

Ну что же, знатная зацепка. За нее и потянем. А для этого мне нужна информация о телефонных соединениях, локализации звонков наших предполагаемых фигурантов.

Начнем с убиенного на своей вилле на Рижской трассе бывшего таможенника и посредника в темных делах Обвалова. Схема его связей включала великое множество телефонов, контактов. Казалось, там сам черт ногу сломит. Но, кажется, я все же нашел, что искал. Телефон клиники «Здоровое тело» на Первомайской улице в Реутово.

Чем-то это название мне было знакомо. А в моей голове будто табличка засветилась для землекопов «Копать здесь!»

Без особого труда вытащил я из сетей все, что имелось на клинику «Здоровое тело» и её учредителей. И вскоре воскликнул победно:

— Ну, вот оно!

Профессор Зинбельбаум в числе главных учредителей. Где я слышал это имя? Так это о нем так счастливо любят верещать ведущие «Радио русских дорог» Алеша и Алена. Это тот самый головастик, который заливал о пленительных перспективах всеобщей и беспощадной чипизации.

А интересная цепочка выстраивается с этими чипами!

Тут я вспомнил еще кое-что. Воспоминание было неприятным и болезненным. Но через боль порой приходит озарение.

Тут же, оседлав волну, запросил закрытую базу данных «Фрактала». Уровень доступа позволял. Получил нужную информацию.

И головоломка сложилась с лязгом гильотины.

Я взял со стола коммуникатор и соединился с Лешими. Он ответил сразу же. И голос у него был каким-то вымотанным и безжизненным.

— Ты там жив? — спросил я.

— Только что с акции возмездия, — поведал он.

— Удачно?

— С переменным успехом.

— Приводи группу в готовность номер один, — отчеканил я. — И двигай ко мне. Кажется, я знаю, где Эскулап…

Глава 4

Леший примчался на автономный пункт через сорок минут. И с порога воззрился на двухметровый экран, на котором застыла достаточно мерзопакостная физиономия нашего нового фигуранта.

— Авилов Григорий Петрович. Бывший ассистент, а ныне деловой партнер профессора Зинбельбаума, известного разработчика чипов, — пояснил я.

— Знакомая рожа, — переведя дыхание, произнес Леший и плюхнулся в крутящееся широкое кожаное кресло перед экраном.

— Еще какая! Наш деловой партнер и хороший знакомый Эскулапа. Привлекался к одной из медицинских программ «Фрактала» в качестве независимого специалиста по причине того, что он уникум в чем-то — только в чем, мне непонятно. Я его для себя прозвал Василиском, — невольно нахмурившись, вспомнив я ту жадную садистскую гримасу — чуть не слюни капали, когда этот гад собирался запустить меня по кругам нечеловеческой боли.

— И чем он нам важен? — поинтересовался Леший.

— Он сдал Эскулапа. Теперь я уверен в этом.

Я поведал Лешему о чипах, потянувшейся ниточке, о своих умозаключениях. Понятно, увидел на его лице сильные сомнения.

— Этот твой Василиск не должен был знать о «Фрактале» ничего. У нас гора проектов, в которых втемную используются совсем уж неожиданные персонажи, — резонно заметил Леший.

— Зато те зловещие тени, что за его спиной, знали о «Фрактале» достаточно, — возразил я. — И именно через Василиска десты нащупали объекты для атаки. И недаром первый удар пришелся по нашему медцентру.

— А наша контрразведка прошляпила, — задумчиво протянул Леший. — Хорошо, допустим, это так, и фигурант известен. А где держат Эскулапа?

— Мне кажется, я и это знаю… Смотри, какая картина маслом у нас прорисовывается. Наши технари, отрабатывая Обвалова, установили множество телефонов, которыми этот бывший таможенник пользовался для обтяпывания своих делишек. Я копнул поглубже. И получается, что один из его неустановленных абонентов звонил с разницей в десять минут сначала ему, а после — в клинику «Здоровое тело».

— Что за клиника?

— Частный стационар на пару десятков коек. Хозяин — профессор Зинбельбаум. Приглашенный специалист — Авилов.

— И что?

— Этот звонок в клинику был в тот день, когда бывший сотрудник СГУ Сидоров, тот самый идиот, которого потом натравили на Писателя, похитил двух человек и передал их получателю.

— Думаешь, получатель, забрав пленных, отзвонился сперва Обвалову, а потом адресату доставки — в клинику? За уши не притянуто?

— Год назад был криминальный факт, который прошел очень тихо — скорее всего, был приказ шум не поднимать. Прямо на улице похитили человека, которому по дороге учтиво объяснили, что везут его разбирать на внутренние органы. Он с испугу на скорости вывалился из машины около пункта ДПС. Автомобиль похитителей милиция расстреляла при преследовании. Заодно убили и двух лиходеев — граждан Молдавии и Польши. Концы обрублены.

— Черные трансплантологи?

— Похоже. Но главное, что события развивались в Реутове. В нескольких кварталах от клиники «Здоровое тело».

— Ты считаешь, что клиника — это такой зиндан, где хранят живой товар перед дальнейшим употреблением?

— В корень зришь! Значит, у них там есть вполне надежные загоны. И тогда большая вероятность, что Эскулап там.

— Ну и чего ждем? — встрепенулся Леший. — Вперед, на штурм. Перевернем этот змеевник вверх тормашками.

— Не гони лошадей, — притормозил я его. — Нам нужно одновременно взять и Василиска. Так что для начала старая добрая разведка.

— Это дело нехитрое, — Леший потянулся за своим коммуникатором…

Глава 5

Недалеко от въезда в клинику «Здоровое тело», около обшарпанной длинной коробки закрывшегося на ночь магазина бытовой техники «Дом-мастер», припарковался невзрачный Москвич-каблучок с надписью на борту «Доставка стройматериалов» и с изображением улыбающегося работяги в рабочих рукавицах. Похожих машин в Москве тысячи. Только эта была напичкана хитрой и страшно дорогой аппаратурой, в связи с чем стоила ненамного меньше самолета.

Мы с Лешим расположились кварталом дальше в глухом просторном светло-желтом фургоне «Форд-грант» без окон, являвшемся нашим командным пунктом, а заодно местом дислокации группы технического контроля. Внутри салон походил на кабину футуристической космической станции. Жужжание компов, перемигивание разноцветных лампочек, экраны, диаграммы. Мерное и мощное гудение аппаратуры «Полог».

Два шустрых спеца-техника были погружены в работу с головой — они считывали цифры, диаграммы, щелкали клавишами. Компьютер выделял в эфире подозрительные переговоры и сигналы. С зависшего в вышине небольшого бесшумного разведывательного дрона сбрасывалось изображение района проведения операции — весь дворик и крыша здания «Здорового тела», как на ладони.

Клиника представляла из себя двухэтажный панельный дом, где раньше располагалась санитарная часть шинного завода. Блеклое строение, хоть и чистенькое. Зато ворота богатые — литые, железные, фигурные.

Обороняя вход, около будки на территории скучал на пластмассовом стуле крупногабаритный охранник, впитывая всем своим существом пришедшую на смену дневной жаре легкую вечернюю прохладу. На рукаве его черной форменной куртки светилась эмблема охранного агентства с многообещающим названием «Башибузук».

Стемнело. В окнах клиники зажегся свет.

— На двух этажах одиннадцать человек, — сообщил технарь, выводя на большой экран перед нами схему клиники, где отмечались красными точками теплокровные существа. Люди, конечно. Не собаки же.

Хоть по образованию я и инженер, правда, военный, но давно уже с трудом понимаю, какую технику мы используем — настолько стремителен прогресс наших оперативно-технических изделий. Датчики инфракрасного излучения, детекторы какие-то. Теперь дистанционно просветить здание на предмет нахождения там людей — это вообще запросто.

— А в подвале что? — спросил Леший.

— Тут мы бессильны, — покачал головой технарь.

Да, самое интересное и не узнали — что творится в интересующем нас подвале здания. Если в здании содержат пленных, то только там. Но волшебников у нас нет. Есть просто отличные технари, которые делают все возможное.

— Ну что, вперед. На крепостной вал, — усмехнулся я.

Леший кивнул технарю:

— Дай нам паутинку!

Экран перед нами тут же был разбит на двенадцать квадратиков, на каждом из которых возникло свое цветное изображение. Мелькали спины в серых комбезах, ноги в берцах, каски-сферы. Возник кусок городского пейзажа из окна машины. Это на шлемах бойцов штурмовой команды заработали тактические камеры, позволявшие смотреть кино, именуемое «захват объекта в городе».

— Камеры включены, работают без сбоев, — удовлетворенно сообщил технарь и нажал следующую кнопку.

Тут же изображения с дрона и со шлемов расплылись, стали менее четкими и более дергаными. Техник уведомил:

— «Полог» натянут.

Это означало, что включена глушилка. Теперь сотовой связи нет в радиусе двух километров. И не будет, пока мы не захватим объект. Заодно распределительный комп телефонной сети вырубил проводную связь. Однако передача с дрона синхронизирована с завесой «Полога», поэтому мы можем наслаждаться картинкой в реальном времени. То же самое можно сказать и о связи с бойцами.

Эх, с кудесниками я работаю, иначе не скажешь…

Леший на коммуникаторе отстучал кодированное сообщение координаторам «Фрактала»: «Старт!» Те обеспечат, чтобы на время проведения операции в этот район не совалась милиция. Дежурного по ГУВД и его руководство уведомят по очень серьезным и безотказным каналам, что идет операция специальных служб.

Потом Леший вдавил тангету рации и азартно воскликнул:

— Группа проникновения! Захват!

Никто не стрелял и не бросался с гиканьем в кавалеристскую атаку. Просто около ворот клиники остановился бронированный закрытый фургон «Тур». А серый, фривольного вида, с художественной раскраской в виде волчьей пасти массивный «Джип лайт чероки» перекрыл второй выезд с территории. Выпускать нельзя никого.

Работали парни Лешего на загляденье четко и выверено. Один подставляет руки, другой перемахивает через забор. Вторая пара действует так же. Сторож нейтрализован и валяется на асфальте в наручниках. Ворота свободны.

Распахивается металлическая дверь, и теперь вся группа захвата на территории. На ребятах камуфляж с надписью «Милиция»

Скачут изображения. Звучат в динамиках возгласы, накладываясь друг на друга. Наши бойцы по привычке работают почти молча — общаются больше жестами. Двигаются уверенно, каждый по своей траектории, знают свой маневр.

В самом здании клиники охраны нет. Только в холле барски развалился на диванчике медбрат в белом халате. Он давил на пульт, пытаясь привести в порядок забарахливший от нашей глушилки телевизор. Хотя, какой он там медбрат. Больше похож на бандита — и по манерам, и по слоновьим габаритам.

Гости, зашедшие в главную дверь, обозначились восклицанием:

— Оставаться на месте. Милиция.

Тип в халате попытался вскочить и начал хорохориться:

— Куда?! Это частные владения! Где судебное постановление?

— Получи!

Изящными, прямо как в балете, и стремительными движениями наши бойцы распластали верзилу на полу. Опять щелчок наручников. Так, уже двое нейтрализовано.

Бойцы растеклись по клинике, выходя по курсоуказателю на внутренней стороне забрала шлема на те самые точки со схемы — обитателей объекта. Их надо нейтрализовать.

Клиника внутри выглядела куда богаче, чем снаружи, и походила больше на дорогой отель. В номерах люкс отдыхали вип-больные. Пара медсестер и небритый неприятный тип, отдаленно напоминавший врача, пили коньяк в ординаторской.

Рожа у врача, как и у медбрата на входе, тоже была вполне криминальная. Однако халат отутюженный, на груди висел бейджик с надписью «Доктор Штайн».

В ординаторской оказался незапертый высокий металлический шкаф, в котором стояло помповое ружье. Доктор Штайн, услышав шум в коридоре, даже хотел, было, его схватить и принять решительный бой, но быстро раздумал, узрев направленные на него стволы. И тут же начал верещать про судебное постановление на обыск. Так и повизгивал, пока его морду не утопили в пушистом толстом ковре, покрывшем пол ординаторской.

Мы с Лешим не без азарта наблюдали на экране, как персонал клиники, издающий возмущенные крики, а то и недостойный для служителей Асклепия площадный мат, согнали с обоих этажей в просторную комнату для консилиумов. Там каждому вкатали по инъекции, отключив минимум на три часа. Нормально наши ребята сработали. Без эксцессов, если не считать нескольких увесистых оплеух для особо непонятливых.

Досталось и пациентам. Вообще, эти самые пациенты в количестве всего лишь четырех единиц были неоднозначные и подозрительные. Два мускулистых бугая, жирный кавказец и хлипкий араб. Не походили они на обычных больных, страдающих от болей в пояснице. Очень уж они нагло пытались качать права, а один дернулся на нашего бойца, да еще потянулся за пистолетом в тумбочке. Вразумили непонятливых быстро и жестко. Несколько прочищающих сознание и чакры ударов по ребрам и шее. И по укольчику в предплечье.

— Ни хрена они не больные, — сказал Леший, глядя на это безобразие.

— Беглые? — уточнил я.

— Похоже на то.

Клиника «Здоровое тело» специализировалась в числе прочего на пластических операциях. Не удивлюсь, если тут перекраивали личины тем, кто мечтает скрыться от правосудия. Почему такое лучше делать в центре Москвы, а не на заимке в далекой Сибири? Так оборудование здесь дорогое и навороченное. Специалисты на загляденье. И крыша властная, судя по всему, очень хорошая, учитывая, что сюда не лез ни один контролирующий орган из Минздрава. И другие фискальные службы со слезами несбывшихся надежд на обогащение обходили стороной такое сладкое местечко.

Усыпили всех, кроме доктора Штайна, которому еще предстояло провести нас с экскурсией по местным подвалам.

На экране возникла дверь в подвал, вполне годная для противоатомного бункера. Там, наверняка, и находится нужное нам.

Подвалы — это для нас не просто архитектурный элемент. Это такой отдельный мир, где разгораются страсти и хранятся тайны, обтяпываются самые грязные делишки. Сколько таких подвалов имеется у «Фрактала». А сколько я штурмовал — это были тайные лаборатории, закрытые тюрьмы, склады запрещенных вещей и схроны. В этих подземельях витает душная аура темных и подлых делишек, которая и притягивает таких охотников, как мы.

Доктора Штайна подвели к двери, и старший штурмовой группы спросил:

— Как открыть дверь?

— Там ничего нет! — засуетился доктор. — Дверь запечатана чиновниками гражданской обороны!

— Хорош нам уши греть, лепила, — положил ему тяжелую медвежью лапу на спину старший группы. — Я печати не вижу. Зато вижу цифровой замок, идентификатор пальца и голоса. Думаю, у тебя есть допуск. И ты сейчас им воспользуешься!

— Нет у меня ничего! — крикнул доктор. — Только у хозяина клиники!

— Ну как скажешь, — покорно согласился старший группы. — Мы сейчас взорвем эту дверь вместе с половиной здания. Только перед этим тебя на порог положим.

— Я ничего не знаю!

Старший группы отошел на пару шагов от доктора. Приценился. Поднял руку. Хлопок пистолета.

Штайна откинуло на пару шагов, он ударился спиной о стену — на белоснежном халате расплывалось красное пятно.

— Следующий выстрел в коленную чашечку, — деловито поведал старший. — Ты лишишься ноги. А если и потом будешь тупить, останешься без головы.

— Суки-и, — простонал он, зажимая рану на плече — обильно кровоточащую, но не опасную для жизни и здоровья.

— Не обижайся. Работа такая, — хмыкнул старший.

И доктор Штайн заскулил, глядя на поднимающийся ствол. Когда тот уперся ему в коленную чашечку, то воскликнул в отчаянье:

— Тормози, отморозок! Я открою!

— Сколько там народу? — спросил старший.

— Четверо, — просипел доктор. — Охранники. Специалист. Ну и эти там еще… Ну…

— Эти, — хмыкнул старший. — Оружие?

— Не знаю. По положенности. Это не мои дела!

Доктор Штайн настучал код. Приложил ладонь на детектор. И подал команду голосом. Замок щелкнул. Ну, здравствуй, пещера Кощея.

На экране замелькали картинки. Рванула светошумовая граната. Выстрел грохнул. Хлопки. Полутьма.

Включился инфракрасный режим с зелеными силуэтами. Потом вспыхнул яркий свет, ослепивший экран. И вернулось четкое изображение.

Мы увидели коридор с грязно-зелеными стенами. На полу валялись три тела. Одно явно мертвое. Еще одно истекает кровью. Третий подвальный охранник легко ранен — лежит на полу, руки на затылке, и скулит, чтобы его оставили в живых. На полу валяются автомат и помповик.

Коридор длинный. По обе стороны шли глухие металлические двери, выкрашенные единообразно-безобразным желтым цветом. Наши бойцы распахивали их ногами. Осторожно проникали в помещения.

На экране возникали лабораторные помещения с кушетками-каталками, шкафами, медаппаратурой. Потом шли складские помещения с полками, коробками, большими алюминиевыми бидонами и металлическими контейнерами с надписями на иностранных языках.

В просторной, ярко-освещенном медицинской комнате со столами, кушетками и шкафами обнаружился человек. Он стоял, гордо уперев руки в боки, пока его не уронили на пол. Его запястья затянули пластиковые путы, которые лучше наручников. Потом камера взяла в фокус морду пленного.

— Свиделись! — воскликнул я, глядя на возникшее на экране лицо Василиска. — Здесь он все же, негодяй!

Потом лаборатории и склады закончились. Пошли оранжевые двери с маленькими окошками, похожие на двери тюремных камер.

Бойцы отодвигали засовы. Некоторые камеры были пусты. В других были люди. Один лежал, привязанный на каталке, в бессознательном состоянии. Другой забился в угол — глаза безумные, трясся, как осиновый лист, и причитал что-то невнятное.

— Дальше двигайте! — велел по рации Леший. — Не зевайте!

В самом конце коридора располагалась лаборатория, заполненная хирургическими инструментами, какими-то странными и устрашающими механизмами, наводящими на мысли о средневековых пыточных казематах. На просторном медицинском ложе, являвшем собой сложную механическую конструкцию с подъемами, фиксаторами, лежал не подававший признаки жизни Эскулап. В вене его торчали иглы, трубочки уходили во чрево массивного кубического аппарата кондового коричневого цвета. Пленник был весь обклеен датчиками, как доска объявлений рекламками компьютерных услуг. Судя по пульсирующим звукам и перемигиваниям аппаратуры, жизнь в нем теплилась!

— Нашли, — я вытер рукой выступивший на лбу пот, откидываясь в кресле.

— Нам нужно туда! Срочно! — горячо воскликнул бородатый плюгавенький врач — ближайший помощник Эскулапа, которого мы взяли с собой для оказания неотложной помощи. Он с самого начала мероприятия шептал едва слышно молитвы небесам, чтобы те отдали нам его любимого шефа живым. Главное, живым, а здоровье уж он постарается ему вернуть. И вот мечта сбылась. Теперь пора действовать.

— Наш выход, — кивнул я.

Штабной фургон тронулся с места и въехал в уже открытые ворота клиники. Остановился во дворе.

Мы с Лешим прошли к месту зачистки. За нами следовал врач с объемистым белым чемоданом.

В лаборатории врач бросился к бездвижному Эскулапу, витиевато выматерившись под нос. Схватил шефа за руку. В глазах блеснули слезы. Но давать волю чувствам он не стал. Ощупав пульс, распахнул свой чемоданчик и принялся скупыми движениями истинного мастера колдовать над больным.

— Как он? — спросил я с опаской.

— Да, похоже, что ничего фатального и необратимого, — выдал заключение врач. — Прям сейчас и приведем в себя.

— Гора с плеч, — выдохнул я. — Работайте!

Мы с Лешим оставили врача заниматься своим делом. И прошли в медицинское помещение, где стоял на коленях со сведенными назад руками Василиск.

Спецназовцам, которые держали его на мушке, было не по себе. Я и сам будто натолкнулся на упругую преграду — такая темная энергия и ярость плескались вокруг этого неопрятного и плохо выбритого человека. Он вроде бы пытался пробиться энергетическим давлением в сознание присутствующих, тянул, как чудище из глубин, щупальца к нашим душам.

— Тварь какая непотребная, — покачал головой боец, невольно отступая от пленника. — Может, лучше его прикончить?

— Торопиться не будем, — я присел на колено рядом с Василиском. — Ну, вот и встретились.

— Кто дал вам право? — прошипел он.

— Трансплантологией балуешься? — полюбопытствовал я.

— Это не мое, — зашипел змеей Василиск. — Я экспериментатор!

— Экспериментатор? Проводишь опыты с чипированием на живых людях. Потом разбираешь их на органы. Чтобы ничего не пропало. Я прав? — посмотрел я ему в глаза.

Он промолчал.

— Ты, гнида, навел на Эскулапа? — продолжал давить я.

— Я не хотел! — вскрикнул он. — Они вышли на меня! Я не мог отказать!

Похоже, играть в героя и что-то скрывать он не собирался с самого начала.

— Раздавить бы гадину, — прошипел Леший, с ненавистью глядя на клиента. — По его вине столько боевых товарищей полегло.

— Спрашивайте с тех, в чьих руках я сам находился в качестве жертвы, — изрек пафосно Василиск.

— И с кого же нам спросить? — поинтересовался я. — Фамилии, адреса, явки, может, поведаешь?

— На что мне фамилии конченых болванов?! Документов не спрашиваю. Теневой босс это богадельни Михаил Михайлович.

— Где его искать? — подался вперед Леший, ощущая запах добычи.

— Через полчаса обещал быть, — спокойно произнес Василиск. — Вот сами его документики и проверите…

Глава 6

Такой небольшой подарок от диспетчера судеб. Теперь нам не надо бегать за инициатором всех этих безобразий. Сам в лапы идет, как нерестящийся лосось к бурому медведю. Остается лишь взять его — без шума и пыли.

— Запросы какие-нибудь делает перед прибытием, пароли там, кодовые слова? — спросил я. — Как заходит на территорию?

— Какие коды? — захихикал Эскулап. — Как к себе домой заваливается, быдляк пещерный. И охрана на воротах ему в пояс кланяется.

— Он в лицо охрану знает? — осведомился Леший.

— Да никого он не видит, кроме себя! На редкость спесивый индюк.

Как действовать — понятно. Нужно позаимствовать у сторожа, пребывавшего в состоянии оцепенения и по этой причине вербовке не подлежащего, его форму ЧОП «Башибузук». Обрядить в нее нашего бойца и усадить на стульчик у ворот. У того будет одна задача — раскланяться с прибывшими и пропустить машины во двор. И чтоб гости ему поверили.

Да если и не поверят — не беда. Главное, чтобы хозяин появился здесь. Обычно этот Михаил Михайлович рассекает на двух черных понтовых лимузинах. И никуда он не уйдет. Расставим наши машины так, чтобы в случае чего блокировать транспорт прибывших. На крышу клиники отправим снайпера с ночной оптикой, чтобы контролировал двор и подъезды к клинике…

Если чего-то сильно ждешь, каждая последующая секунда, приближающая к моменту истины, дается все тяжелее и напряженнее. Когда время подходило, мне уже казалось, что от меня вот-вот брызнут молнии.

Длинный лакированный черный «Крайслер» с тяжелой мордой и черный же «Мерседес» прибыли вовремя.

Мы сидели с Лешим в ординаторской. И смотрели на экран, на который сбрасывались изображения с наспех прилепленной на крыше видеокамеры и с дрона.

Видно было, как наш боец в маскараде открывает ворота. Он низко поклонился, как крепостной барину. Два черных приземистых лимузина въехали на территорию клиники.

Они остановились посреди бетонного круга. «Крайслер», похоже, был бронированный. Боится, выходит, Михаил Михайлович за свою шкуру. Хотя против таких искушенных ребят, как мы, никакая броня не поможет. Есть нам, чем аккуратно продырявить эту консервную банку.

Распахнулись дверцы «Мерседеса». На асфальт картинно спрыгнули телохранители в количестве трех обремененных излишним весом и мышцами человеко-единиц. Тяжко же им в такую жару, да в черных костюмах. Но положение обязывает. Всем своим видом они выражали нереальную крутость и являли собой непробиваемый щит для клиента.

Все понятно. Это больше тупые быки и лизатели всяких мест хозяина, чем действительно хранители тела. Пыжатся, надуваются, но пространство не контролируют. Зато смотрят преданно. Ну, дети малые. Даже жалко их стало где-то по-человечески. Не своим делом заняты. Им бы тележки с цементом катать — цены бы не было при их физических возможностях.

Только один из бодигардов меряет внимательным взором окрестности. Этот, кажись, самый опасный.

Наиболее отожравшийся бугай почтительно склонился и распахнул дверцу лимузина. И на асфальт ступило его благородие! Крупный, седой, мордатый, с прямой осанкой, в синих брюках и белой рубашке, да еще с галстуком-удавкой. Оглянулся вокруг настороженно. Что-то ему не нравилось — это было заметно. Но он переборол секундную слабость, неторопливо, степенно лебедем поплыл меж синих елок к главному входу.

Не доходя до ступеней, он остановился. Вытащил из кармана брюк телефон. Нажал на кнопку. Встряхнул телефон. Можно понять его дискомфорт. Связь не работала.

Босс задумчиво оглянулся на свою машину. Провел ладонью по подбородку. Что-то спросил у маячащего за ним бугая, а тот только подобострастно развел руками.

— Да чего кота за хвост тянуть? — азартно воскликнул я. — Поехали!

Леший с хищной улыбкой кивнул и дал сигнал на захват.

Из клиники и пристройки вывалили наши спецы, держа на мушке всю гоп-компанию. Послышались крики:

— Милиция! На землю! Руки за голову!

Ноль эффекта. Быки, типа, прикрывают босса. Один сдуру даже потянул руку к подмышечной кобуре. И тут же рухнул с простреленной ногой.

Водитель бронированного лимузина попытался завести мотор. Но его вытряхнули из-за руля и ткнули мордой в асфальт.

Другой телохранитель повел мощными плечами, рыча что-то нечленораздельное. Настоящий бык, глаза кровью залиты. Вообще, такого срубить не так легко, особенно вошедшего в боевой раж. Но наши ребята сеанс боя без правил устраивать не собирались. Разряд в семь тысяч вольт, потом еще один для закрепления — туша благополучно свалилась на землю и задергалась.

Большой босс, как положено истинному хозяину жизни, медленно и с каким-то космическим презрением поднял руки вверх.

— Пошли, перекинемся словечком с клиентом, — кивнул я Лешему.

Мы спустились во двор с главного входа.

Я подошел к Михаилу Михайловичу, или кто он на самом деле. Этот черт смотрел на меня не столько испуганно, сколько напряженно. Просчитывал в уме, как выкручиваться будет. Руки он держал вверх, но как-то небрежно и высокомерно, демонстрируя, что это для него ничего не значит.

— Представьтесь, из какого вы подразделения милиции, и в связи с чем это беззаконие, — потребовал он ровным убедительным голосом высокопоставленного ревизора.

— Милиция? — засмеялся я. — Ну ты размечтался, фантазер.

— Если это заказ на меня, я дам вдвое больше, — не терял самообладания и не качал права клиент, чем вызывал даже некоторое уважение.

Я подошел к нему, внимательно посмотрел в глаза.

— Знакомые все лица, — я вспомнил, что видел эту морду по телевизору в новостях. — Михаил Гриценко. Меценат. Спонсор высоких наук и искусств. Что, чипы приехал проверять?

— Я приехал переговорить насчет лечения, — невозмутимо произнес Гриценко. — Это, знаете ли, не моя больница.

— И подвал не твой?

— Какой к хренам собачьим подвал?! — в его голосе все же прорвалось злое раздражение.

— Понятно. Значит, разговор у нас будет долгий и болезненный… Этого в машину, — кивнул я на Михаила Михайловича. — Остальных нейтрализовать. Но не наглухо. Передадим чекистам, пусть разбираются.

Из помещения вышел Эскулап в сопровождении нашего врача, поддерживавшего его под локоть. Быстро же его в сознание привели. Он покачивался от слабости. Но у него хватило сил расплыться в широкой улыбке при виде Гриценко.

— Помню наши проникновенные разговоры и ваш тактичный садизм, Михаил Михайлович, — сладкоголосо произнес Эскулап. — Мы продолжим эти беседы. Только придется поменяться ролями. А то иначе скучно.

Гриценко побледнел. И вдруг неожиданно твердо произнёс:

— Да никогда ничего вы от меня не узнаете. Можете хоть сейчас пристрелить.

— Никогда не говори никогда — это даже в дешевых телесериалах утверждают, — хмыкнул я.

— Никогда! — вдруг Гриценко дернулся.

Я ему хрястнул кулаком в живот, вышибая дыхание, так что он не успел дотянуться зубами до вшитой по старой шпионской традиции в воротник ампулы с ядом и упал на колени.

— Живой, — сказал Эскулап, необычайно резво для своего состояния здоровья подскочивший к пленнику.

— Дозу ему, — кивнул я нашему бойцу.

Тот моментом все понял и вкатил шприц прямо в плечо пленника.

Гриценко обмяк. Надо обшмонать его качественно. Как бы он еще сюрпризы не заготовил на черный день. Он нам нужен живой. И разговорчивый…

Глава 7

Ну, вот мы, прямо как гномы, уже в очередном подвале. «Оплот-два» не пострадал во время боевых действий. Похоже, десты о нем не знали. И опять мы пытаемся здесь, под землей, расплетать узлы, которые завязались наверху, на поверхности.

Сегодня в нашем подвале новый постоялец — Михаил Михайлович. Валяется обездвиженный в боксе. И остается решить, как и когда будем его приводить в чувство. Он может оказаться важным свидетелем, поэтому желательно, чтобы им занялся лично Эскулап. А тому самому требуется травматолог, хирург, психолог и куча врачей, чтобы прийти в себя…

Хотя нет, я недооценил нашего боевого товарища. На своей базе, где ему знаком каждый закуток, Эскулап, доковыляв до своих врачебных владений, проглотил горсть таблеток, шикнув на сопровождавшего его коллегу:

— Сам знаю, что мне можно и нельзя. Работать надо! Засучив рукава! Вон, у нас страда на дворе!

Для человека, которого еще недавно пытали, Эскулап держался отлично. Только кривился от боли, когда задевал препятствие рукой с глубоким ожогом на коже, а также пальцем с выдранным ногтем.

— Это они только разогревались, — пояснил Эскулап, заметив мой сочувствующий взгляд на себе. — Больше для смеха старались. Это же смешно — тыкать зажженной сигаретой в живого человека. Вон, Михаил Михайлович лично в меня тыкал.

— Значит, Гриценко над тобой издевался лично, — прищурившись, произнес я.

— Исключительно для удовольствия.

— Понимаю, почему он теперь так тебя боится.

— И поделом боится, — многообещающе произнес Эскулап. — А в отношении меня основная программа ожидалась впереди. Они кого-то ждали, поэтому не увечили пациента сильно. Вы очень вовремя нарисовались. Теперь Гриценко ответит по полной программе.

— Для начала он должен просто ответить на вопросы, — предупредил я. — А потом делай с ним, что хочешь…

Пока Гриценко отходил от укола, я просмотрел его досье, которое мне скинули координаторы. Итак, у нас в руках профессиональный предатель. Бывший сотрудник внешней разведки КГБ СССР. Продал свою контору, страну, чудом избежал уголовного наказания за шпионаж. Продавал друзей, партнеров по бизнесу, даже родственников. И богател, насасывался кровью, как диванный клоп. Деньги, деньги, деньги.

Интересно, как он жив до сих пор с такими замашками? Но ведь как-то выжил. Умудрился заручиться поддержкой где-то на Олимпе российской власти. Но вот только крыши часто съезжают, а иногда и слетают. И тогда под открытым небом рискуешь попасть даже не под щадящие осадки или град, а под метеоритный дождь. Что, наконец, и произошло с этим авантюристом.

Гриценко подозревал, что его веревочке приходит конец. И что попался в лапы тем, кто куда хуже, чем чекисты и самые отмороженные бандюганы. Иначе не потянулся бы своими клыками к ампуле с ядом. Джеймс Бонд хренов.

К допросу все было готово. Пленнику вкатили стимулятор. Привели в себя. И вот мы вдвоем расселись на привинченных к полу стульях в комнате для допросов — мрачной, серой, освещенной бледным неоновым светом.

— Поговорим начистоту? — спросил я.

— Не смешите мои тапки, — хмыкнул Гриценко.

— Что, вашего сотрудничества с органами ждать не приходится? — поинтересовался я.

Слова про «органы» немного его ободрили. Органы не убивают задержанных. Он все мучился мыслью — в чьи руки попал. И ФСБ или милиция — это был бы просто щедрый подарок судьбы.

— Меня мои коллеги, советские чекисты, в свое время ломали и сломать не могли. А уж они в этом деле мастера были, не чета нынешним. Неужели думаете, вам удастся, — с насмешкой спросил пленник.

— Время такое было, — сказал я с максимально милой улыбкой. — Перестроечное. Тебя, гнида, не ломать надо было. А стрелять в лоб. И многих проблем бы мир избежал.

— А вот за эти слова ты ответишь, — вдруг неожиданно начал снова петушиться Гриценко. — Вы же не бандиты, а контора. И, значит, я вечно тут сидеть не буду. Выйду. И вот тогда-а…

Я с интересом посмотрел на него:

— Ты это серьезно, Иуда?

Он хотел что-то кинуть в запальчивости, но собрался с силами и промолчал.

— В «процедурный», — коротко велел я прибежавшим на мой звонок бойцам…

Когда Гриценко распластали и привязали во врачебном кресле в «процедурном кабинете» для допросов при активном психологическом сопротивлении объекта, он весь с лица опал. Но продолжал по инерции и на кураже держаться. И все скрипел про произвол, и что с рук нам не сойдет, есть кому за него, сиротинушку, заступиться.

Стойкий он был. И, по большому счету, глупый. Так и не понял, куда зарулил на лихом авто своей позорной, но насыщенной жизни.

А потом появился Эскулап с доброй улыбкой доктора Айболита и ласково осведомился:

— А кто это у нас тут такой грозный?

Гриценко продержался некоторое время. Психологического блока у него не было, но какими-то психологическими методиками противодействия он владел, видимо, еще со времен службы в КГБ СССР. Но в итоге все равно сломался. Все ломаются у нас с Эскулапом, когда мы работаем на пару.

После двух инъекций Гриценко, наконец, запел, и теперь остановить его было трудно. Начал он издалека, со своих давних мерзких дел.

— Мои кураторы в Англии. Давно, в восемьдесят пятом, я завербован Интеллидежнт сервис в Австрии. Потом был провал. Арест. Помог развал Союза. КГБ стало ни до чего. А еще тогда объявили амнистию всем, кто проходил по статьям о государственных преступлениях. В общем, выкрутился. Потом на меня вышли уже в середине девяностых. И потребовали, чтобы я платил по обязательствам. Но уже не те люди, что меня вербовали.

Он говорил и говорил. Как на всеобщем помешательстве в обществе вылез наверх и стал депутатом Государственного собрания Российской Федерации. Как участвовал в хитрых коррупционных схемах и собирал компромат на своих партнеров. Как создавал инвестфонды и гнал деньги в оффшоры. Но чтобы он ни делал, всегда выполнял то, что ему приказывали зарубежные кураторы. Поскольку его подъем состоялся благодаря им. И за это он готов был служить им верой и правдой. Пока платили, конечно.

Недавно ему выдали задание, изумившее его. Никаких схем средств ПВО красть не надо, никаких финансовых диверсий или актов вредительства в Космическом агентстве России. Всего лишь достать старинный Золотой листок, который находится где-то в Москве.

— Много заплатили за заказ? — спросил я.

— Раза в три больше, чем за куда более худшие дела. Обычно из них лишнего цента не вытянешь, — с ноткой обиды, еле шевеля губами, произнес патентованный Иуда.

Приняв идиотизм задания, как должное, Гриценко добросовестно принялся за работу. И стал лопатить московский антикварный рынок. Впрочем, без особого успеха.

— Потом мне прислали в качестве подкрепления группу, — вялым голосом излагал сломленный, находящий под грузом наркотиков Гриценко. — Боевую. Очень серьезную. Русским языком они владели в совершенстве. Но были не русские. Мне сказали, что они знают русскую зону действий. А еще в свое время проявили себя во время войны в Чечне, в Сирии. Повоевали в Индии. Где их только не было.

— И что они делали? — полюбопытствовал я.

— Вели себя в Москве, как в Центральной Африке. Вламывались в антикварные магазины, на которые я давал наводку. Пытались выбить эту вещь.

— А нейрочипы — это твоя идея? — осведомился Эскулап. — Что-то туповат ты для нее.

— Это международный, на восемьдесят процентов подпольный, проект, в котором завязаны мои хозяева. Все научные разработки и технические решения оттуда. А проверяли их на живых людях здесь, — пояснил предатель.

— Как всегда — на Россию решили сбросить самую грязную работу, — усмехнулся Эскулап.

— Какая страна, такая и работа. Грязное государство. Грязные тупые граждане. Русский сброд, который никогда и никому не было жалко в этом мире, — голос Гриценко зазвучал крепче и искреннее. Видимо говорил о своем, о важном и потаенном.

— Понятно все с тобой, — кивнул я. — И сколько этого русского грязного сброда вы порешили?

— Тридцать… Пятьдесят… Не знаю, — потряс Гриценко своей седой головой. — Зачем считать? Это же не люди. Это исследовательский материал.

— Черная трансплантология — это уже твоя самодеятельность? — спросил я.

— Моя, — равнодушно сказал Гриценко.

— Что, обеднел? Денежек стало маловато?

— Деньги хорошие, — кивнул Гриценко. — Но не они главное. Торговля внутренними органами — это еще и влияние. Не представляешь, сколько полудохлых воротил отдадут все, чтобы протянуть на этом свете хотя бы еще чуток. Пусть и на внутренних органах, вырезанных у живых и здоровых людей.

Словесный поток лился и лился, обдавая нас грязью мотивов и деяний. Недавно кураторы поручили Гриценко выставить подготовленных боевиков для террористических действий в городе. О «Фрактале» он ничего не знал. Но быстро смекнул — идет взаимная бойня с какой-то серьезной организацией. Его люди участвовали в налете на медцентр. И захватили Эскулапа. По последнему было указание — держать до особого распоряжения, желательно, целым и здоровым. Потом приехали двое похожих на роботов субъектов от кураторов и устроили пленному допрос. Ничего не добились. Накачали пленного какими-то наркотиками и обещали вернуться с подкреплением.

Допрашивали мы Гриценко по деталям еще долго. Но он нас все же обманул и не выдал всего до конца. После очередной дозы «правдоискателя» успешно сдох, так и унеся с собой большую часть своих тайн.

На его лице расплылась блаженная улыбка. Ну что же, легкая смерть тоже подарок. Жалко. Я не злой, но эту тварь замучил бы всеми возможными способами.

— Досадно, что такую конченую мразь нельзя сто раз казнить, — недобро проговорил Леший. — Только один.

— А может и не один, — задумчиво произнес я.

Ну, в самом деле, может быть, в параллельных пространствах эту тварь выжигают разными способами. Ибо у твари судьба — сдохнуть как тварь…

Глава 8

Салон моего «жигуленка» был заполнен новостями «Радио русских дорог».

— Алена, у нас очередной конец света!

— Не многовато ли концов света? Алеша?

— А и правда. Нам одного более чем достаточно. Но вот что заявляет пророк из Индии. Он видел странные картины. Скоро люди будут ходить в намордниках. Страшная болезнь закроет границы во всем мире, приземлит самолеты и остановит поезда. Врачи с пулеметами запрут народ в их квартирах, а нарушителей будут расстреливать на месте. В общем, стандартная пугалка про глад и мор. Армагеддон настает, Алена!

— У нас уже начался свой локальный Армагеддон. Вон, идут массовые аресты в Москве. Нет, ну все-таки ФСБ защищает народ.

— От кого?

— Ну как же. Арестованы члены банды черных трансплантологов. Руководитель организованного преступного сообщества, известный бизнесмен и меценат, бывший депутат Государственного Собрания Гриценко скрылся и, возможно, находится за пределами России. Защищают народ от трансплантологов, Алеша! Не дают торговать нашими сердцами и печенью!

— А еще по традиции защищают власть от народа, Аленушка.

— Ну так! Работают люди!.. Для доблестных сотрудников ФСБ песня года «Мой гламурный кровосос»…

Я выключил радио. И вылез из машины, припаркованной рядом с небольшой церквушкой почти в самом центре Москвы. Взял курс на два стоящих друг напротив друга шестиэтажных дома-близнеца.

Пока шел, про себя усмехался. Вот так, значит, получается. Мы тут шкурой рисковали, а с Эскулапа вороги ее вообще чуть не содрали. А все лавры спасителей и спасателей достались ФСБ, сотрудником которого, впрочем, я формально числюсь.

Правда, подпольную лабораторию мы сдали чекистам добровольно и безвозмездно, то есть — даром. Притом вместе со всеми злодеями и некоторой поясняющей информацией. Василиска, конечно, не отдали — слишком много он мог наболтать. Что с ним будет? Это решать координаторам, но не думаю, что судьба его ждет легкая.

Между тем война продолжалась. Наемники грохнули еще двух бойцов «Фрактала» и потеряли пятерых своих. Все еще хреновая для нас арифметика. Лешего с его группой отозвали на какое-то мероприятие — готовилось нечто масштабное и убийственное.

Мы все ждали перелома — своеобразного Сталинграда. Но я особо не верил в него. Бьем пока по наемникам, которых можно нанять сколько угодно. Те три моджахеда, которых пришибли сегодня, капля в море. Этих моджахедов миллионы, они мечтают утопить в крови христианский мир. Зато теряем мы своих. Каждый сотрудник «Фрактала» по-своему уникален. К нам набирают только тех, кто обладает вершиной способностей в своем деле. И сейчас их меняют на каких-то наемных ублюдков.

А вот десты и их гончие — они пока в стороне. И способны подогревать войну деньгами, ресурсами сколь угодно долго. А мы так и будем терять людей?

Как сшибить значимые фигуры, хотя бы пешки, а не всякую пыль стирать с доски? Если взять за основу версию, а в ней у меня сомнений нет, что причина бойни в моем Поиске, тогда возникают определенные возможности. Которые грех не использовать. На понимание координаторов я уже не рассчитывал — они в это не верят. Поэтому решил предпринять свои шаги.

Я открыл универсальной отмычкой кодовый замок старой массивной деревянной двери выбранного мной подъезда. Поднялся пешком по лестнице, чьи проемы были широкие и солидные. И пристроился на площадке между третьим и четвертым этажом, рядом с заваренным наглухо мусоропроводом. За спиной залязгал взбирающийся на последний этаж, чудом сохранившийся старинный лифт с еще открывавшимися вручную дверьми. Старый московский дом, замерший в безвременье.

Из окна отлично просматривались все подъезды дома-близнеца напротив. Мне нужен был третий. Точнее, тот человек, который сейчас заходил в него.

Массивная, объемистая, завернутая в яркие цветастые летние шмотки фигура Шашиста была отлично различима, наверное, даже из космоса.

Зашуршал в ухе беспроводной наушник рации:

— Третий на связи. Присмотрелись к клиенту. Хвоста не видим.

— Он чист? — негромко уточнил я.

— Похоже, что да.

Леший оставил мне пару человек для страховки. Пришлось их привлечь для обеспечения безопасности встречи с Шашистом. Мало ли кто к нему прилип, пока он выполнял мои задания. А переговорить мне нужно было с ним с глазу на глаз. На него большие надежды в предстоящей комбинации.

Я сбежал по лестнице. Пересек быстрым шагом двор. И прошел в подъезд вслед за Шашистом.

Мой тучный агент, пыхтя, как паровоз, критически рассматривал закрытую дверь конспиративной квартиры, которую ему, несмотря на требовательные звонки и даже стук ногой, распахивать с поклоном никто не спешил.

— Что, не открывают? — сочувственно спросил я.

Шашист обернулся и соизволил обратить на меня внимание.

— Мой дженераль, не узнаю вас в гриме. Ты же никогда не опаздываешь! — укоризненно произнес он.

— Беру с тебя пример, — я отпер дверь, распахнул её.

— Ну, это наговор! Если я пару раз…

— Да заходи ты. Не голоси на пороге, как резаный.

Главным достоинством квартиры были высоченные потолки, а недостатком крошечные комнаты и микроскопическая кухня метра на два квадратных, из тех, что в старые времена называли кухонными лабораториями. Плевать. Мне здесь не жить. А для встреч с Шашистом круглого качающегося стола и двух стульев вполне хватит.

— Ни коньяка фирменного, ни лимона? — посетовал Шашист, скорчив огорченную физиономию, как кот, которому зажали обещанный кусок сардельки.

— Так, Теодор Парфенович, — оборвал я его стенания. — Времени на треп у нас нет. Сжато и по существу докладывай, что узнал по нашим делам.

— Ничего такого нового и волнительного, — Шашист вытащил из портфеля фляжку с коньяком, сделал небольшой глоточек и кинул ее обратно. — Но я нашел людей, которые могут попытаться выдернуть в Париже этого беглого архивариуса из ИГУ на дружескую встречу. За гешефт небольшой, конечно.

— Со встречей не получится, — возразил я.

— Почему ты так уверен? — удивился Шашист.

— Вадик Сойфер не в том состоянии.

Наши аналитики, даже когда вокруг гремели взрывы, продолжали работать. Искали беглого архивиста Сойфера, умыкнувшего Золотой лист. Они выяснили, что тот, прибыв в Париж, прописался на пять суток в отеле «Красный замок» в первом округе рядом с Лувром. А затем как в воду канул. Ни ответа, ни привета.

Но привет мы все же от него получили. Если быть точнее, то о нем. На автомобильной свалке под Парижем найден мужской труп. Неопознанный. Ничего, наши спецы его опознали. Это был труп Сойфера.

Плохо, конечно. И что, теперь эта Нить обрублена? Да ничего подобного. Просто запутана. Если его грохнули из-за Золотой страницы, то нужно найти его убийц. Надеюсь, что это не десты, а обычные преступники. Так что пришла пора мне собираться в Париж. Но сперва доделаю здесь некоторые дела.

— Мне нужно знать, к кому в гости архивариус отправился в Париж, — сказал я.

— Трудно и дорого, — без энтузиазма отозвался Шашист.

— Теодор, как оценить твои труды, мы решим. Ты должен найти зацепку. Сдохни, а найди.

— Понял, понял. И проникся торжественностью момента. Подыхать не собираюсь. Значит, найду, — пообещал он.

— Ну, тогда проникнись еще одним моментом. Нам нужно вытянуть на свет божий боевиков, устроивших погром на антикварном рынке в поисках Золотой страницы. Как это сделать? — я испытующе глянул на собеседника.

Шашист в ответ внимательно посмотрел на меня. Потом опустил глаза. Помолчал. И невесело спросил:

— Может, лучше мне в тюрьму вернуться? Там безопасно. Макароны дают на ужин.

Это его больная мозоль. Сидеть бы ему за решеткой в темнице сырой еще почти семь лет из заслуженных тринадцати, если бы не мое заступничество. Ни раскаиваться, ни возмещать ущерб кинутым ему антикварным дилерам он не собирался. А объегоренные им люди обладали достаточным влиянием, чтобы обеспечить ему не только отсидку от звонка до звонка, но и самые некомфортные условия проживания. Я договорился и с его недругами, и с администрацией колонии, так что вышел он условно-досрочно. Потому что нужен он был мне на воле. И Шашист оправдал все возлагавшиеся на него надежды. За два года помог отыскать два Предмета, а это дорогого стоит.

— В тюрьму хочешь? — приподнял я бровь. — Кто же тебя отпустит на курорт, Теодор? Знаешь же, как мы увольняем по собственному желанию. Только путем исключения из списочного состава в связи с героической гибелью. Или бесславной. Тебе какая больше по душе?

Шашист затравленно покосился в мою сторону. Порой он просто панически боялся меня. Даже не меня лично, а той совершенно безжалостной и безраздельно могучей силы, которая стоит за моей спиной и которой раздавить его не стоит ровным счетом ничего — в любой момент и в любой форме, пусть даже наиболее мучительной. Боится — ну и хорошо. Его надо держать в тонусе. Он скользкий, как все аферисты, и пытается всегда соскочить с кукана. Но отлично понимает, что это лишь мечты… А так мы почти друзья.

— Теодор, с этой темы ни тебе, ни мне не спрыгнуть, — произнес я. — Если они найдут нас раньше, чем мы их, то наша жизнь не будет стоить и ломаного гроша.

— Да не агитируй так пламенно. С тобой я, мой дженераль, — вздохнул Шашист. — Жили они долго и счастливо. И умерли в один день.

— Так и будет, если прошляпим ситуацию… Давай рассуждать. Эту свору лучше всего подманить на наживку.

— Какую наживку?

— Да не тупи ты. Конечно, на Золотую страницу.

— Страница, — пощелкал пальцами задумчиво Шашист, и я сейчас очень сильно надеялся на его хваленые комбинаторские таланты. — У тебя же есть ее фото.

— Есть.

— Мои умельцы за пару дней сотворят нечто похожее на подлинник. Конечно, тщательной проверки это поделие народных мастеров не выдержит, но оно и не надо. Мы на нее только подманим рыбу.

— Как? — живо заинтересовался я.

— Это просто сделать. Подпольный аукцион! — торжественно объявил Шашист.

— Это еще что?

— Как я рад за людей, которые живут в неведении. Им еще столько предстоит узнать, — расплылся в самодовольной улыбке агент. — Это сборище, проходящее периодически в разных странах. Там продают вещи с не совсем чистым происхождением.

— Так бы и сказал — место сбыта краденого.

— Это слишком вульгарно в отношении столько изысканного и возвышенного мероприятия. Там собираются люди высокого полета, — Шашист помолчал и с чувством добавил: — Такой гадюшник!

— Ты хочешь наказать устроителей этого аукциона? — с пониманием улыбнулся я.

— Вот именно, — не стал отпираться Шашист. — Главный гвоздь сезона — похищенный в Польше в прошлом году Гоген. Кое-что еще по мелочи. Но будет еще один лот. Золотой… Я смогу запустить на подпольный рынок мульку, что там будет выставлена Золотая страница инков.

— А что, стукачей в этой среде у врага полно. Может и клюнуть рыбка, — мне начинала нравиться идея.

— Уж я позабочусь, чтобы новость разошлась пошире, — заверил Шашист, и глаза его азартно блеснули.

Он всегда преображался, когда вписывался в очередную авантюру. К счастью, он даже не предполагал, насколько она опасна и над какой адской пропастью он завис. Но деваться ни мне, ни ему некуда. Жребий брошен, Рубикон перейден, карты сданы… Чего там еще забыли — «обратной дороги нет!»

Глава 9

СМИ пестрили новостями о новой победе правоохранительных органов. Уничтожена группа боевиков, устроивших по заданию и за деньги Исламского Халифата серию террористических взрывов и расстрелов в Москве.

Понятно теперь, куда задействовали Лешего с его боевой фалангой. «Фрактал» отработал ответку. Какая-то залихватская комбинация. Не знаю, как у наших уников такое получается, но они смогли подкинуть врагу сведенья о расположении центрального управленческого пункта «Фрактала». Интересно, есть ли такой в природе? Вряд ли. Но враг клюнул. Сконцентрировал все наличные силы в одном месте в Подмосковье. И наши их накрыли мощным упреждающим ударом.

Вражеских бойцов собралось под сотню. Больше половины из них смели массированным огнем стрелкового оружия и направленными взрывами заранее заложенных радиомин. Тех, кто сообразил сдаться и, главное, успел это сделать, вывезли в «отстойники», где с ними вдумчиво работают.

Вроде, успех. Но если присмотреться, не все так радужно. Снова гибнут тупые и не информированные наемники, которых использовали втемную. Как бы написали в титрах: «ни одного реального деста или бойца из гончей своры при съемках блокбастера не пострадало».

Вся надежда существенно пощипать врага только на мою комбинацию с тем самым аукционом. И координаторы поняли это. Выделили соответствующие ресурсы. И, прежде всего, вернули мне мою верную группу поддержки. Очень вовремя вернули. Предстояла масса грубой физической работы и замысловатых оперативных ходов.

Чтобы подготовиться к акции, необходимо иметь исчерпывающую информацию. Что мы знали о готовящем черном аукционе? Пока что только его организатора и вдохновителя — Арона Штильмарка.

Это был с виду скромненький торговец антиквариатом. У него в Лиховском переулке, рядом со Свято-Апостольским монастырем, приютился антикварный магазин «Век», забитый всяким старым хламом. Те, кто в курсе темной стороны деятельности старого еврея, прекрасно осведомлены, что магазинчик — это всего лишь ширма. На самом деле Штильмарк был одной из самых авторитетных фигур мирового черного антикварного рынка. Его прекрасно знали на европейских и китайских аукционах. Он держал в руках многие невидимые нити, оставаясь при этом для посторонних чудаковатым антикваром, торгующим мелочевкой. И нужно было решить, что с ним делать. Для этого я через пару дней вновь встретился с Шашистом.

Наше рандеву произошло в парке Победы. Мы неторопливо прогуливались около Музея Великой Отечественной войны на Поклонной горе, среди старой боевой бронетехники. Смертоносные экспонаты будто бы заснули, понурив пушки и тяжело вдавившись в асфальт ребристыми гусеницами. Но когда-то эти гусеницы размалывали в пыль черепа врагов, а пушки извергали смертельное пламя. И эта дремлющая сила еще жила в них, будто ожидая своего часа и исполнения назначения.

— Штильмарк. Присмотрелись мы к нему. Забавный экспонат, — поведал я.

— Да, это человечище. Глыба, — хмыкнул Шашист. — Обул меня на триста тысяч евродолларов, даже не поморщился.

— Вы теперь враги? — поинтересовался я.

— Да что ты, — удивился искренне Шашист. — Остались лучшими друзьями.

— Я должен переговорить с этим неординарным человеком. Позвони-ка своему лучшему другу и скажи, что пришлешь двоих своих хороших друзей, которые хотят стать его прекрасными друзьями. При встрече я и расспрошу этого жучару об аукционе.

— Смеешься?! — возмутился Шашист. — Из него на дыбе ничего не вытянешь! Да и я засвечиваюсь, как фотопленка на солнце!

— Тео, можешь мне довериться, — успокоил я перепугавшегося агента. — Я очень хорошо умею убеждать. И засветки не будет.

— Это как? — недоверчиво посмотрел на меня Шашист.

— Гарантирую, — твердо произнес я. — А я никогда тебя не подводил.

Шашисту, как он ни изворачивался, все же пришлось устраивать эту встречу. Он по телефону сообщил Штильмарку, что два богатых барана ищут приличную взятку для очень больших начальников в виде произведения искусства. Цена вопроса от миллиона долларов.

Прижилась в новой России дурная традиция преподносить высокопоставленным мздоимцам в качестве презентов дорогие произведения искусства. И антикварные магазины во многом живут именно за счет нее. При этом дельцы не только продают вещи втридорога, но и не стесняются вместо раритетов впаривать откровенные подделки. Мол, все равно никто из нуворишей и чиновников не разберется — не на то учились. Так что Штильмарк был счастлив таким сладким лохам и готов был принять нас, как родных.

Я отправился в Лиховский переулок вместе с Эскулапом. Как же хорошо, что он снова со мной. Без него запланированный мной фокус не имел никаких шансов на успех.

Приткнув длинный роскошный синий «Роллс-ройс» на стоянке рядом с двумя мятыми фургонами для перевозки мебели, мы с Эскулапом направились к дверям магазина «Век». Гордо прошествовали мимо пузатого вялого охранника, явно не тянущего на полноценную боевую единицу. За прилавком на стуле скучал, почитывая мятую газету, хозяин заведения. На подпольного мафиозо международного масштаба мелкий, седой, ушастый пожилой еврей никак не тянул.

Мы представились: «от Теодора Парфеновича». Расшаркались. Поулыбались. И я почти застенчиво, как боевой бультерьер, которого хозяева заставили подавать гостям лапу, произнес:

— Хотели бы обсудить сугубо приватный вопрос.

— Буду счастлив, — Штильмарк поднялся и сделал приглашающий жест.

Мы проследовали за стойку. Дверь оттуда вела в короткий коридорчик. Еще одна дверь, массивная, металлическая — и мы в кабинете, заваленном иконами, серебряной посудой, самоварами. Там мы с любезного позволения хозяина расположились на резных скрипучих стульях вокруг огромного стола на ножках со львами.

— Насколько я понял, вам нужно живописное полотно известного мастера для высокого представительства, — Штильмарк закатил глаза к потолку, так что можно было подумать, картина нам нужна для Международной космической станции.

— Не совсем так, — возразил я.

— И что же тогда вас привело ко мне? — Штильмарк слегка насторожился.

— Аукцион.

— Я не занимаюсь аукционами, — назидательно произнес антикварщик.

— Черный аукцион, Арон Абрамович. Черный, как жизнь бедного еврея среди жестоких гоев.

Глаза Штильмарка зло и вместе с тем лукаво заблестели.

— Но это вы явно не по адресу, уважаемые господа… — начал, было, он.

А я уже включил глушилку в портфеле, который принес с собой. Ни видеозаписи, ни сотовая связь, ни сигналы охранной сигнализации из этой комнаты теперь не пробьются. Но на самый крайний случай снаружи нас прикрывают ребята Лешего.

— Придется вам поработать на нас, Арон Абрамович. Отказы не принимаются, — почти ласково произнес я.

— Я был бы признателен, если бы вы сами покинули мое заведение. И мне не пришлось бы прибегать к помощи милиции, — его рука потянулась под крышку стола — там у него сто процентов кнопка тревожного вызова вневедомственной охраны.

— Не старайтесь, — охладил я его порыв. — Не сработает.

— О чем вы, молодой человек… — начал было Штильмарк.

Но я с ним дискуссию закончил. Резко рванулся вперед и ударил пальцами в точку у шеи. Антикварщик обмяк на своем старинном стуле. Я придержал его, чтобы он ненароком не загремел на пол.

Эскулап действовал деловито и собранно. Он вынул из сумки инъектор. Опустошил его в предплечье Штильмарка.

И началась авральная работа. Действовали мы крайне грубо и максимально эффективно, как кувалдой взламывая сознание пациента. Дорого обойдутся эти процедуры здоровью антикварщика, но это неважно. Криминалитет он и есть криминалитет. Нечего грязных барыг и мафиозо жалеть. Сейчас важно одно — добиться его полного подчинения.

Накачали мы Штильмарка убойным коктейлем психотропных веществ. Ввели в транс. И Эскулап жестко вбил в сознание клиента крепкий, прямо стальной ментальный блок.

Где-то минут через сорок клиент был в ясном сознании и под нашим полным контролем. Он абсолютно добровольно, даже с удовольствием, выложил таким дорогим гостям, что аукцион состоится через три дня. Для этих целей в элитном поселке под Петроградом снят великолепный особняк. Обеспечена охрана. Ожидается несколько особо важных персон.

Ну что ж. Время подготовиться у нас было…

И мы готовились. А время близилось. И у меня было ощущение, что нас ждет какой-то большой перелом в канве событий…

Глава 10

Поселок Сосновый раскинулся на живописном берегу Финского залива. Это место было в свое время облюбовано под дачи еще финнами. Очаровательные довоенные дачные домки, сады, сосны. В общем, такое милое спокойное ретро.

К сожалению, сюда дошел напор пошлой новорусской роскоши. Выросли массивные и скороспелые, как бройлеры, краснокирпичные уродцы. Они чем-то походили на замки феодалов, стойко держащих в былые века за такими толстыми стенами оборону от враждебного мира. И из-за них холодное балтийское очарование во многом было утрачено. Но место все равно пользовалось спросом у весомых денежных мешков Петрограда.

На окраине поселка, недалеко от береговой линии, за высокой оградой и крепкими железными воротами вознесся вверх на три этажа особняк со стандартной покатой крышей, несколькими круглыми башенками. Он походил больше на отель, чем на жилой дом. Кому он конкретно принадлежал — этого никто из соседей не знал. Там постоянно терлись какие-то новые люди, время от времени проходили шумные мероприятия и рауты с щедро заставленными провизией и выпивкой столами на зеленой лужайке, фейерверками и кавалькадами машин на просторной стоянке рядом с особняком. Вот и сейчас туда стягивался народ на роскошных лимузинах.

Столпотворение получилось приличное. Самих участников торгов было человек восемь. Но они принадлежали к той категории паразитов, что не передвигаются без соответствующей свиты. За ними хвостом тащились всякие секретари—референты и референтки.

А еще присутствовал взвод телохранителей — купленных за денежку не слишком великую сытых мордоворотов, якобы готовых жизнь положить за своих благодетелей. Всю эту охранную шушеру в помещения не пускали, как дворовых собак. Двор они и стерегли, дабы не смущать своими непрезентабельными рылами изысканную публику в особняке.

Известно, что такие накачанные тушки могут оберегать жизнь и здоровье работодателей только при определенном размере ставок. Когда ставки повышаются, то вся эта безопасность становится хрустальной иллюзией, разбивающейся вдребезги о сталь атакующих легионов.

Такой вот легион мы и ожидали сегодня. Я очень надеялся, что за Предметом придет сам дест со своей стаей гончих. Получение Предмета — это сакральное действие. Такое не доверяют обычным боевикам.

Мы имели приличную фору, поэтому не только начинили окрестности разведывательной аппаратурой, но и замаскировали наших бойцов так, что они могут навалиться на объект за считанные секунды и перекрыть здесь все. Дестам же придется действовать нахрапом. Они только и успели послать сюда разведчика и разузнать все подходы.

Могли бы, конечно, наши противники отнестись к делу основательнее. Я был уверен, что хотя бы снайпера посадят на старинную пожарную каланчу, откуда простреливаются все окрестности, и был готов к этому. Но враг уверен в том, что предстоит легкая прогулка. И сам лезет к нам в руки.

На большом плоском мониторе в нашем старом добром штабном фургоне «Форд-грант» мы с Лешим имели возможность наблюдать всю драму в деталях. В том числе и все происходящие в особняке, где были присобачены видеозрачки.

Аукционный зал был просторный, потолки высокие, с лепниной и росписями на фривольные античные темы. Антураж традиционный для таких мероприятий. Длинный деревянный стол, покрытый синим бархатом. Ведущий аукциона — седовласый субъект в смокинге, похожий на стареющего артиста из провинциального театра в амплуа героя-любовника. Он возвышался на резном старинном стуле с высокой спинкой, держал под рукой деревянный молоток. Молоденькие мальчики из обслуги, в узких черных брюках и тесных белых рубашках, с бабочками, задача которых выносить на сцену предмет торга.

— Поль Гоген. «Тайские мотивы», — тонким томным голосом изрек ведущий аукциона. — Думаю, присутствующим известна нелегкая и неоднозначная судьба шедевра.

По залу покатились одобрительные и доверительные смешки — мол, свои люди, все знаем и понимаем.

— Наши специалисты гарантируют, что вещь та самая. С нее и начинаем наш веселый и изысканный торг, — расплылся в улыбке аукционист, и вдруг голос его наполнился густотой и силой: — Начальная ставка — миллион евродолларов!

Гоген в итоге ушел за пять миллионов. Купила его сухощавая дама в возрасте, с хищным выражением лица, похожая на вышедшую на охоту акулу. Ее крепко притягивали к этой земле не только массивное ожерелье из жемчуга и крупные бриллианты в ушах, но и огромный банковский счет.

Пять миллионов за этот лот — красная цена. Если легально продавать через тот же британский аукцион «Кристис», то картина потянула бы миллионов на тридцать. Гоген нынче дорог. Его хрестоматийная картина «Женщины острова» ушла за триста сорок миллионов долларов. Но «Тайские мотивы» были сильно пожиже и поменьше. И по негласным правилам на таких вот черных аукционах вещи уходили за четверть от реальной рыночной стоимости.

Интересно, что эта дама будет делать с картиной, которая находится в базе данных Интерпола? В сортир повесит, чтобы любоваться в укромные минуты?

Торги шли бойко. Полутораметровая императорская ваза из дворца, тоже с темной историей, ушла за семьсот тысяч евродолларов.

Глядя на экран, я только качал головой. Ох, какие же скоты здесь собрались. Настоящие стервятники, слетевшиеся на поживу. И во мне росло законное злорадство. Эти сливки общества скупают краденое культурное достояние, потому что уверены — закон для быдла, а не для тех, у кого есть деньги и сила. Вот они скоро и увидят, что такое настоящая сила.

А вообще они не сливки, а болезненная слизь на теле общества. Во все времена накапливается это слизь. Но когда общественный организм болен, слизь толще и агрессивнее. В наше беспокойное время она размножилась сверх меры. И если гончие дестов ее поскребут, так и флаг им в руки.

— Следующий лот. Вещь мистическая и не всем понятная. Лист из легендарной Золотой библиотеки инков! — торжественно объявил аукционист.

Служки внесли специальный контейнер, за прозрачным стеклом которого сияла сооруженная умельцами Шашиста подделка.

Похоже, в зале был некто, который подал сигнал противнику: «вещь здесь!» И окружающая реальность пришла в движение.

Торги начались с жалких пятидесяти тысяч евродолларов. И едва они дошли до ста пятидесяти, как карусель стала стремительно раскручиваться.

— Прилетели, птички счастья, — потер руки Леший.

Противник нарисовался во всей красе. Серебристый массивный «Джип-вояджер» притормозил перед шлагбаумом. Боевики в зеленом камуфляже и в масках выпрыгнули из салона. Сбили с ног, как кегли, двух охранников на въезде, дабы те не занималась всякими глупостями вроде попыток воспрепятствовать акции и подать сигнал милиции. Эх, только бы не убили ни в чем не повинных ленивых чоповцев.

— О как. Наступают бронированной свиньей, — хмыкнул я.

Мы ломали голову, как враги будут выносить металлические ворота. Можно перемахнуть через забор, но это не в их стиле. Да и опасно — пока будешь прыгать, тебя и подстрелят. Рисковать эти ребята не любят. Они могли вынести ворота взрывчаткой или выстрелом из гранатомета. Но поступили проще. За «Джипом» мощно и уверенно двигался многотонный «Уралец», где, как я понимаю, расположилась в глухом кузове с бойницами основная боевая силища.

— Где они только его взяли? — покачал головой Леший.

— Да проблем нет, — махнул я рукой. — Сейчас Минобороны распродает часть складов длительного хранения. И купить «Уралец» может любой.

— Совсем сдурели вояки.

— Глянь, начинается!

Изображение на нашем экране пошло легкой рябью. Нападавшие использовали глушилки, но куда более слабые, чем те, которые имелись в нашем распоряжении. Мобилы, конечно, работать не будут, но наша техника переварила эти помехи и подстроилась. Так что кино у нас на экране продолжалось.

Кавалькада машин промчалась по поселку. «Джип» притормозил, пропуская «Уралец» вперед. Тот, рыкнув, как разбуженный лев, тяжело и мощно разогнался. Благо, было где — к воротам вело метров двести прямой дороги с ухоженными соснами по обе стороны.

С жутким грохотом «Уралец» снес ворота. Стороживший их охранник едва успел отпрыгнуть и дернул с пояса рацию. Но его тут же угомонили боевики, выскочившие из кабины остановившегося грузовика. А из кузова посыпались, рассредоточиваясь по территории, остальные камуфляжные незваные гости изысканного аукциона изящных искусств.

— Спецназ милиции! — прогремело из динамика на крыше «Уральца. — Идет спецоперация! Всем оставаться на местах!

Высококвалифицированные налетчики часто так орут. Знают, что мало кто станет сходу палить в спецназеров. А когда секунды будут выиграны, так уже и палить некому будет.

Что такое обычные телохранители против своры натасканных и совершенно не боящихся нажимать на спусковой крючок гончих? Никто и звать никак!

Один из особо тупых бодигардов успел выдернуть из кобуры табельный пистолет «Иж». Совсем тихо захлопали бесшумные выстрелы. Геройствующий дурак рухнул на землю с тремя пулями в груди.

Двое нападавших остались сторожить уложенных на землю водителей и охранников. Дали для острастки очередь поверх голов, кого-то задев, вроде, не фатально. Остальные двинули в зал аукциона.

Громила в сером дорогом костюме попытался на подходе к залу что-то возразить. Еще один холопок — и очередной герой, подвывая, покатился по толстому ковру, отлично впитывающему кровь. Боевики равнодушно переступили через него. Двигались они размеренным шагом, как римская когорта, сметая все на своем пути.

Двое остались в коридоре, оглядываясь. Остальные прорвались в аукционный зал.

— Интересное кино, — оценил я. — Напряженное.

— Экшен, блин! — хмыкнул Леший.

Один из нападавших подскочил к столу, на котором стоял контейнер с Золотой страницей. Похоже, это и есть дест, пришедший за Предметом. И сейчас он поймет, что им втюхали приманку.

— Ну, что, тушим свет, — в предвкушении произнес я. — Где моя красная кнопка!

И вдавил с силой действительно красную кнопку активатора.

И стали хлопать газовые мины.

Конечно, можно было, совсем уж расфантазировавшись, предположить, что боевики рванут в атаку в противогазах. Но это исчезающе малая вероятность. Потому мы без особых сомнений просто поставили газовые баллоны в укромных местах. Теперь я их активизировал. И с нетерпением ждал результата.

Теряя сознание, один из боевиков выдал длинную очередь в потолок. Рикошетом пули задели двоих участников аукциона и разнесли вдребезги императорскую вазу за семьсот тысяч долларов. Интересно, чьи это будут убытки — нового владельца или аукциона? Акула-покупатель своего не упустит. Впрочем, порешают по понятиям, им не в первый раз.

Перед домом тоже рванули газовые мины, тщательно замаскированные в клумбах и прочих элементах декора. Там был слезогонный и парализующий газ. Усыпляющему газу нужно время, да еще на открытом воздухе. А слезогонка моментально дезориентирует.

Один из боевиков вышел из облака на своих ногах и поднял автомат. Тут его и срубил наш снайпер с заранее приспособленной точки в пятистах метрах от объекта.

Между тем действо продолжалось. Ребята Лешего снесли дежуривших на КПП на въезде в поселок боевиков. Отовсюду к аукционному дому стремительно двигались фигуры.

Откуда-то из проулка вынесся на всех парах наш бронированный БФС — боевой фургон спецназа. При приближении к цели из него на ходу выпрыгивали наши ребята в противогазах.

Хорошо, что воевать им сегодня не придется. Поработают грузчиками, загружая «товар» — обездвиженных хитрым экспериментальным газом «Сонник» тела врагов…

Глава 11

Операция завершена. Следы зачищены. Пленные доставлены по назначению — на нашу базу «Оплот-пять» под Москвой, на территории законсервированной войсковой части. Там Минобороны оставило лишь караул — охранять остатки автомобильной техники. «Фрактал» взял территорию под свой контроль, и там обосновалась тюрьма с допросной.

Сперва хотели их везти на «Оплот-два». Но потом решили не рисковать — Москва сейчас была зоной боевых действий. И объект вполне мог попасть в поле зрения противника. Да и места там маловато для такого наплыва клиентов.

Можно подбить предварительные итоги. Трое посторонних и один боевик погибли в результате акции. Есть раненые. Опять кровь, черт возьми. Надеялся я избежать этого, но на сей раз мы столкнулись, похоже, с волчьей сворой. А эти парни просто любят убивать. Ни одна их акция не обходится без этого.

Уже гора трупов вокруг этого Поиска. Но это все мелочи по сравнению с тем, что будет, если Предмет попадет в руки врага. Запустится какой-то грозный механизм планетарной деструкции. Как, в чем он выразится? Без понятия. Но будет что-то страшное — нутром чую.

Взяли мы в плен двенадцать боевиков. Из них по ряду признаков я сразу отсеял обычных наемников — татуированных, бородатых. А самые чистенькие, гладенькие и смертоносные — их было пятеро. И я был уверен, что это десты и гончая стая.

А это большой успех! И хорошая ответка за акции против «Фрактала». По большому счету, именно сейчас противнику нанесен по-настоящему существенный ущерб. Это их самые надежные люди, штучный товар.

Первое разочарование мне преподнес Эскулап, когда я прибыл на «Оплот-пять». Нашел я нашего кудесника в его рабочем кабинете, где он проверял содержимое своего волшебного чемоданчика, призванного развязывать языки и делать из людей бессловесные болванки. При этом озадаченно цокал языком:

— «Мнемоподавителя» совсем немного осталось. Не знаю, удастся ли пополнить запас. Цепочки поставок нарушены. Все эта чертова война! Вон, вчера опять за Кольцевой было боестолкновение с дестами.

— Да знаю. К счастью, мы не потеряли никого. Что у нас? — спросил я, тыкая пальцем в сторону экрана, где демонстрировались камеры с находящимися в бессознательном состоянии, накачанными наркотиками пленными.

— Из всей шайки ни одного деста, — сообщил неприятную новость Эскулап. — Я провел все необходимые пробы. Гарантирую.

— Странно, — покачал я головой. — За Предметом должен был прийти дест лично.

— Значит, понадеялся на свою свору… Как мы и предполагали, лишь пятеро — это гончая свора.

— Уверен?

— У них психоблок в башке.

— А остальные?

— Обычные наемники, — с презрением процедил Эскулап, ненавидевший эту публику. — Сброд. Раскололись сразу и полностью. Информационный пакет с их показаниями мы для тебя подготовили. Но вряд ли там за что зацепишься. Посредник заплатил деньги этим наемникам и бросил в бой. Сами они ничего не знают.

— Снять блок со своры получится? — спросил я.

— Трудно сказать. Или получится. Или они сдохнут.

— Должно получиться, — настойчиво произнес я. — Это очень важно.

— Как говорили на партсобраниях былинных времен — приложим все возможные усилия. Но я не колдун. Я Эскулап.

— Так Эскулап вообще богом был, — хмыкнул я. — Так что постарайся.

С наемниками все было ясно. Скорее всего, часть из них отдадут милиции — с ней лучше дружить, а ее оперативникам кровь из носа нужно повесить на кого-то бойню на черном аукционе. Тех наемников, кто нападал и убивал наших товарищей, думаю, просто грохнут. Часто необходимо действовать по принципу «око за око». Без скидок на тяжелое детство мерзавцев и торжество гуманизма на планете.

Вообще, кого даже близко не жалко, так это наемников. Тут я с Эскулапом согласен. Это не люди, а бешеные твари. Только такие могут убивать за деньги. Убить можно за правое дело. Или за неправую идею. С этим можно разбираться, искать какие-то доводы в оправдание. Но кто за жалкие деньги и желание сыто жрать и покупать дорогие цацки убивает людей — те не имеют никакого права на существование.

Наемники меня больше не интересовали. А интересовало только, пробьет ли Эскулап блокировку сознания своры. Но та была выставлена на редкость качественно и выглядела нерушимой…

Три дня без устали Эскулап долбил защиту пленных. За это время из пятерых сдохли четверо. А мне кровь из носа нужна была информация от них. Очень нужна. Было предчувствие, что там кроется что-то принципиально важное.

Когда я приехал к Эскулапу в очередной раз, он был бледен. Руки тряслись. После своего пленения он еще до конца не пришел в себя, а тут такая каторжная работа. Это куда тяжелее, чем тянуть бурлаком баржу по реке Волге.

— Последний из всей своры остался, — устало сообщил Эскулап. — Если не расколем, значит, я бессилен.

Конец ознакомительного фрагмента.