Дорога смерти – 3. Игра с огнём

Илья Бушмин

Финальная часть детективной трилогии о противостоянии следователя СК Бегина и банды убийц, нападающей на водителей на трассе М-4 в Подмосковье. Чем глубже Бегин погружается в расследование, тем больше понимает, что имеет дело с настоящим заговором. И тем самым подписывает себе смертный приговор… На основе реальных событий.

Глава 5

Сокол опустился на большой валун, видневшийся у кромки леса. Взъерошив перья, он повертел головой и замер, изучая людей. Черные глаза хищника уставились прямо на Бегина. Тот ответил тем же, созерцая птицу. Сокол открыл изогнутый крючком острый клюв и издал хриплый крик, после чего резко взмыл вверх. Набирая высоту, он пронесся над полицейскими машинами, сделал широкую дугу и скрылся за верхушками деревьев.

— Один из наших оперов сейчас дежурит в больнице, — услышал Бегин голос Стасина. — Говорит, операцию сделали, состояние стабильное.

— Он в сознании?

— Нет. Как только Уколов придет в себя, и врачи разрешат с ним поговорить, наш человек сразу отзвонится.

Желтый хищный «ниссан», чем-то смахивающий на только что наблюдавшего за опергруппой крылатого зверя, стоял там же, где и замер ночью, изрешеченный пулями. Машина стритрейсеров, пострадавшая при столкновении, также была здесь. Остальные еще ночью, после приезда опергруппы, смогли выбраться на трассу вдоль покатой обочины.

На месте перестрелки — точнее, расстрела, потому что никто из стритрейсеров не успел сделать ни единого выстрела — опергруппа работала последние шесть часов. Пришлось опросить всех присутствующих, которых набралось почти 50 человек. Криминалисты в обочине трассы сняли отпечатки протектора от колес «шевроле», оставивших следы на участке земли у съезда на поляну.

Один из стритрейсеров, представившийся Сергеем Бобровым — это в его машину врезался удирающий от града пуль Федор — говорил с Рябцевым.

— Они специально нас из игры вывели. Пасли нас, сто процентов. Мы забились на этот пятачок, где только один выезд. После чего они подкатили, подождали, когда Укол начнет движение, и обстреляли его. И тем самым заблокировали путь на трассу всем остальным. Наши через полминуты уже выскочили на асфальт, а того «шевроле» и след простыл.

— И номер никто не разглядел?

— Как? Мы его только сбоку видели. Да и то в темноте, а они палили не переставая… Никто ничего не успел сообразить, как они свалили. Суки…

Высоко над поляной с характерным гулом пролетел вертолет. Он двигался на юго-восток. Это была уже вторая вертушка за последние десять минут, которую видел Бегин.

— Откуда вертолеты?

— Шеф привлек, — отозвался Стасин. — С главком связался и выбил. Они квадрат за квадратом прочесывают. Все проселочные дороги, все соседние поселки, все. Не могли же они сквозь землю провалиться. Пост ДПС через пять километров, но до поста «шевроле» уже не доехала. Значит, где-то свернула.

— Или развернулась и ушла в обратном направлении.

— Или так…

К Бегину подошел криминалист.

— Мы подключили видеорегистратор к компьютеру, скачали файл. Есть картинка. Хотите посмотреть?

Бегин кивнул и направился за криминалистом. Они забрались в фургон, битком набитый оборудованием и аппаратурой — от прожекторов для работы опергруппы в ночное время суток до компьютера и мини-лаборатории, призванной проводить наименее сложные анализы непосредственно на месте.

— Вот, момент нападения.

На дисплее ноутбука возникла картинка. Машина Федора медленно ползла вперед. Через несколько секунд в кадре появилась «шевроле», застывшая метрах в пяти перед ним и перекрывшая выезд на трассу. Бегин сощурился, вглядываясь в темную запись на экране. Было видно, как зашевелился силуэт на переднем пассажирском сиденье. После чего загремели выстрелы. Каждый сопровождался вспышкой, чуть озарявшей стрелка. Первым же разнесло лобовое стекло, и картинка резко ухудшилась — уцелевшая часть лобового стекла, за которой находился видеорегистратор, покрылась трещинами. Сквозь них было видно, как картинка стала стремительно удаляться. Затем машину Федора развернуло почти на 90 градусов, в кадре возник капот автомобиля кого-то из стритрейсеров.

— Давай назад, — сказал Бегин. — И на первом же выстреле паузу нажми. На вспышке!

Криминалист промотал чуть назад. Включил воспроизведение, ткнул паузу — и просчитался. Выругавшись, в режиме паузы промотал назад несколько кадров — буквально десятую долю секунды. Остановился на вспышке. В свете мини-взрыва пороховых газов в стволе пистолета убийцы можно было разглядеть голову стрелка. На нем был капюшон, но регистратор сумел зафиксировать низ лица. Бегин увидел перекошенный от напряжения рот.

— Так, — бросил Бегин. — Запись на экспертизу. Из этого кадра постарайтесь выжать все, что можно. Увеличить, осветлить, что угодно. Нам нужно его лицо.

Криминалист без энтузиазма кивнул.

В фургон заглянул возбужденный Стасин.

— Третья вертушка нашла их! В лесу в пяти километрах от трассы, на дорожке на Косино!

Бегин и Рябцев сразу же выехали туда.

— По М-4 дошли до развязки, которая уходит на Каширку, — комментировал опер, давя педаль газа. Машина, ревя, стремительно неслась по дороге, который повторял ночной путь убийц из банды ДТА. — Нырнули направо. А через пару километров свернули к Косино.

— Что-то вроде того, — отозвался Бегин.

Чувствовал он себя паршиво. Ночь, в которую он планировал выспаться, Бегин напился в компании Рябцева, напился почти до скотского состояния. И практически ничего не помнил. Даже не имел понятия, как добрался до дома. А уже на рассвете его растолкал Рябцев, сообщив, что банда нанесла очередной удар. И сейчас Бегина терзало похмелье. Мозг находился в полудреме и работал словно на автопилоте. Несколько кружек крепкого кофе, проглоченных дома перед выездом, помогали первые полчаса, но сейчас действие кофеина давно закончилось. Бегин постоянно курил и страдал от обезвоживания, а еще хотел закрыть глаза — и отключиться от всего.

Рябцев, красные глаза которого также говорили о похмелье и недосыпе, выглядел при этом гораздо лучше. Управляя автомобилем, он несколько раз украдкой косился на Бегина, словно желая что-то сказать, но не решаясь.

— Ты поэтому не водишь?

— Что?

— Болячка эта твоя. Забыл, как называется. Поэтому машину не водишь?

— Я прохожу комиссию каждый месяц. До работы допускают. До управления транспортным средством — ни хрена. Лицемеры.

Рябцев помолчал.

— Ты кричал во сне.

— Я ничего не помню. Слава богу.

— Я все думаю об этой твоей истории… Ты потому бухаешь постоянно, да?

Бегин поморщился.

— Не говори так. Я просто пытаюсь уснуть. Если я не выпью, то засыпаю только под утро. А когда засыпаю, вижу кошмары. Один и тот же сон все эти годы. — Бегин вздохнул. — Я не хочу б этом говорить, Володя. Если вчера я выпил лишка, и у меня развязался язык, это не значит, что теперь мы должны говорить только об этом.

— Да, понимаю, — смутился Рябцев. — Просто… Даже не знаю, как сказать… Хочется как-то помочь. Посоветовать что-нибудь, что ли.

— Никогда не нужно ничего советовать другим, — пробормотал Бегин, закрыв глаза и сразу же чувствуя, как его сознание уносится в далекие дали, проваливаясь в сон. — Людям бы в себе разобраться, а они вечно лезут к другим. Знаешь, говорят, что, когда люди раздают советы, они на самом деле говорят сами с собой.

— Никогда не слышал.

— На самом деле все еще хуже. Люди говорят сами с собой постоянно, не прерываясь ни на секунду. Вся наша жизнь — это один бессмысленный и тупой мысленный треп внутри нашей бестолковой черепной коробки…

Голос Бегина постепенно затихал, а затем он уронил голову на плечо. Рябцев нахмурился и сосредоточился на дороге, решив оставить следователя в покое хотя бы на оставшиеся до пункта назначения пять минут.

«Шевроле» была на крохотной полянке, спрятанной от посторонних глаз кронами высоких деревьев. Над участком посреди леса кружила вертушка, своим видом указывая направление стекающимся на пятачок машинам. Когда Рябцев свернул с узкой проселочной дороги на полянку, здесь уже была машина оперов. В операх Рябцев узнал Волгина и Ткачука из отдела угонов. Судя по усталым лицам и бронежилетам поверх рубах, они работали в составе скрытых патрульных групп на М-4.

Бегин, кряхтя, выбрался из машины. При виде «шевроле» он лишь нахмурился. Вместо в панике брошенной преступниками легковой машины Бегин увидел покореженный огнем черный остов. Выгорело все: шины, сиденья, панель приборов. Черный скелет, совсем недавно бывший автомобилем. Пламя было огромное — Бегин поднял глаза и увидел опаленные ветки деревьев, до которых от останков «шевроле» было добрых три-четыре метра.

— Сожгли подчистую, — прокомментировал угрюмо Ткачук, здороваясь за руку с Бегиным и Ткачуком.

— Облили чем-то?

— Да уж сто процентов облили. Канистры две бензина. Давно не видел, чтоб настолько выгорало все. Грамотно к делу подошли. Нам ничего не осталось.

Бегин обошел автомобиль. Повертев головой, нашел на земле обугленную палку. Бегин вооружился ею и, приблизившись к машине сзади, принялся ковырять над бампером. Пол слоем гари и сажи было невозможно разглядеть хоть что-то. Но теперь Бегин убедился, что регистрационных номеров на «шевроле» не было.

— Они сняли номера, — сказал Бегин. — Зачем?

— Чтоб нам жизнь медом не казалась, зачем еще, — буркнул Волгин.

— Вызывайте криминалистов. Машину, точнее, то, что от нее осталось, нужно отвезти в управление. Пусть делают что хотят, но нам нужен номер двигателя.

***

— Привет. — Ольга выглядела удивленной и обрадованной. — Ты как здесь? Ко мне заехал?

— К кому же еще.

— Соскучился?

Ольга кокетливо улыбнулась и шагнула к Рябцеву, чтобы поцеловать. Рябцев, чувствуя себя последним идиотом, быстро отшатнулся и взял Ольга за локти, не пуская дальше.

— Подожди, Оль…

— Что? — она быстро изменилась в лице, по которому пробежали удивление, недоумение и гнев. — Что-то… Что не так?

Рябцев оставил Бегина около сожженого «шевроле», а сам отправился в магазин-закусочную Потапа, где за прилавком тянула лямку Ольга. Откладывать встречу он не мог. После откровений Бегина и собственных ночных раздумий Рябцев понял, что эти отношения уже сейчас резко усложнили его жизнь. Дальше будет только хуже. Остановиться нужно именно сейчас — пока не поздно.

Рябцев выдохнул, собираясь с духом.

— Моя жена. Она беременна.

— О.

Ольга произнесла лишь это. Но Рябцев увидел, как потускнел ее взгляд. В нем появилось то равнодушие и холод, которым она приветствовала обычных покупателей, тормознувших около закусочной, чтобы купить сигарет или сэндвич.

— Для меня это как снег на голову, — оправдывался Рябцев, чувствуя себя не в своей тарелке. По пути сюда Рябцев репетировал разговор, но в его голове все выглядело гораздо стройнее и последовательнее. Сейчас же он и слов не находил, чтобы объяснить Ольге ситуацию. — У нас все сложно с Викой, но… у меня будет ребенок. Понимаешь? Ребенок. Я не могу. Это неправильно.

— А без ребенка, значит, все правильно было?

— Оль… Ты мне очень нравишься. Да, это так. Я все время думаю о тебе. Но ребенок многое меняет. Надеюсь, ты понимаешь.

Ольга вздохнула. Задумчиво уставилась на трассу, по которой проносились редкие автомобили.

— Я понимаю.

— Прости.

— Ничего, — поколебавшись, она добавила: — На самом деле, у меня ведь тоже есть кое-кто. Но это… не совсем те отношения, которые мне нужны. Была бы я молодой девчонкой — да, без вопросов. Но мне тридцать четыре.

— Кто? — нахмурился Рябцев против своей воли. — С кем ты? Потап? Ворон?

Вдруг Рябцев вспомнил слова Ольги про Воронцова. Она называла его Владом и говорила, что он хороший человек. «Не знаю, что бы я без него делала» — так, слово в слово, сказала Ольга. Рябцев почувствовал, что закипает.

— Ты с Вороном, да? Он тебе не просто так помогал все это время? С похоронами, с работой? Ты с ним спишь?

Ольга делано улыбнулась.

— А вот это, милый мой, теперь тебя никак не должно интересовать. Я в твою личную жизнь не лезу, права не качаю. Вот и ты будь добр не лезть в мою.

Рябцев смущенно кашлянул. Ольга была права, но слова сами вырвались у него из уст. Он не мог понять, как его школьная любовь могла сойтись с откровенным бандитом.

— Ладно, что ж, — сказала Ольга, пожав плечами. — Спасибо хоть, что смелости набрался и все сказал.

— Тебе спасибо, — пробормотал Рябцев. — Мне… мне было хорошо с тобой. Извини, что так вышло. И… ты это, звони, если что. Ну, мало ли.

В улыбке Ольги промелькнула грусть.

— Хорошо. И поздравляю тебя. Надеюсь, ты будешь хорошим отцом.

Все было и просто, и одновременно сложно. Поколебавшись, Рябцев поцеловал Ольгу в щеку. Провел ладонью по ее волосам. Да, он все решил и ни о чем не жалел, но в горле сам по себе появился противный комок.

Он направился к машине, сел за руль. Обернулся. Ольга уже скрылась в дверях магазина-закусочной.

— Б… дь, — вздохнул Рябцев. И, повинуясь секундному порыву, двинул что есть сил по панели справа от руля. Панель грохотнула, рука заныла. Бормоча проклятия в адрес неизвестно кого, Рябцев завел двигатель, развернулся на пятачке перед закусочной и вырулил на трассу.

Через сотню метров во встречном внедорожнике внушительных размеров Рябцев узнал машину Потапа. Человек за рулем скосил на Рябцева угрюмый взгляд, а еще через мгновение внедорожник пронесся мимо.

Рябцев выдохнул, заставляя себя поверить, что укола ревности, только что вспыхнувшего у него в груди, не было. Он все сделал правильно. Теперь он чист перед Викой. А еще у них будет ребенок. Возможно, это именно то, что действительно поможет им начать с чистого листа — и смыть грехи, запятнавшие их отношения. Теперь — грехи взаимные.

Рябцев чувствовал себя опустошенным всю дорогу до родного Домодедово. Бегина, который должен был вернуться вместе с операми из отдела угонов, в кабинете еще не было. Рябцев снова направился вниз. Проходя по первому этажу, он бросил взгляд на дверь, ведущую в архивные помещения в подвале УВД. И вдруг, задумавшись, остановился — а затем и сам не заметил, как свернул в подвал.

История Бегина не давала ему покоя. И лишь сейчас Рябцев понял, почему.

В кабинете, служившем ему пристанищем последние три года, работала сотрудница архива по имени Лариса — полная черноволосая женщина в форме.

— О, какие люди! Рябцев, тебя никак назад выгнали?

— Пока нет, но я в процессе.

— На огонек зашел или чайку попить?

— Ларис, можно я вторую машину займу?

— А, так ты по делу, — сверкнула глазами Лариса. — Я уж думала, по мне соскучился.

— Еще как. По ночам вскрикиваю, твое имя кричу. Жена уже спать в гараж отправила. Говорит, признавайся, кто такая, иначе развод.

Лариса захихикала. Зная по опыту, что теперь о ней можно будет забыть на какое-то время, Рябцев уселся за второй компьютер. Как и первый, за которым Рябцев провел три года, этот имел доступы к материалам информационного центра и всем общим картотекам управления, кроме засекреченных оперативных баз.

Пальцы Рябцева быстро застучали по клавиатуре. Он искал материалы по нападению на Бегина. Они нашлись там, где Рябцев и ожидал — в архиве ГУВД Москвы. В справке стоял пункт, гласящий, что дело открыто. Следующий пункт краткой справки по делу привел Рябцева в замешательство. Подозреваемые установлены. Мало того, один из них прямо сейчас находился в федеральном розыске.

Второй почему-то не находился в числе разыскиваемых. Скопировав его имя в буфер обмена, Рябцев вставил его в графу поиска. Через минуту опер уже нашел карточку его личного дела. Фотография и основные вехи, а также ссылки на место хранения оригинального и полного досье на преступника. Глаза Рябцева пробежались по «трудовой биографии». Когда он наткнулся на последнюю строчку, то не поверил своим глазам.

— Твою мать, — невольно пробормотал он.

Откинувшись в кресле, Рябцев глубоко задумался. И было над чем.

***

Бегин жалел, что у него не было такой огромной кружки, как у Лопатина. Недосып последних суток сказывался на организме плачевно — сейчас больше, чем когда либо, Бегин чувствовал себя ходячим мертвецом. Поэтому, добравшись наконец в УВД, первым делом он залил полный чайник. Первую кружку кофе Бегин просто проглотил, «заедая» сигаретой. В здании курить было нельзя, но весь угрозыск поголовно нарушал запреты, дымя в форточки — Бегин поступал так же. Тут же последовала вторая, в ходе поглощения которой следователь понял, что теперь он будет какое-то время в состоянии выполнять свои функции.

Протоколы с места расстрела Федора Уколова и с места обнаружения «шевроле» убийц были почти готовы. Бегин внес последние штрихи в документы, после чего позвонил операм и криминалистам и справился о ходе работы. Затем нужно было отчитаться перед Мальцевым, который как раз прибыл в УВД для очередного заседания штаба. И лишь когда все формальности были улажены, Бегин смог вернуться к делу, которое считал более важным, чем эта текучка. К изучению материалов убитого участкового Зубова.

А через час Бегин, наконец, нашел то, ради чего и затевалось все это. Это был чуть мятый листок бумаги с четко прорезанными линиями изгиба — ее неоднократно складывали вчетверо. В шапке были указаны имя и адрес автора документа, ниже — должность, фамилия и инициалы начальника УВД Домодедово Лопатина С. В. После заголовка «Жалоба» шли несколько абзацев. Аккуратный женский почерк. Бегин перечитал бумагу несколько раз. И позвонил Рябцеву.

Женщину звали Нина Ивановна Копылова.

— Жалобу написала женщина, которая живет на Текстильщиков, на участке Зубова, — поведал Бегин Рябцеву, когда они выехали из ворот управления. — Там стоит дата. Тринадцатое ноября прошлого года.

— Тринадцатое? За два дня до убийства Зубова?

— Вот именно.

— И что там?

— Подозрительные соседи.

— Ты серьезно? — проворчал Рябцев удивленно. Бегин чуть улыбнулся и ничего не ответил. Рябцев вздохнул. Оставшуюся часть пути они молчали. Лишь Рябцев иногда с опаской, оценивающе, задумчиво косился на Бегина. После прочитанного в базе данных он не мог относиться к следователю, как прежде. Но заговорить о том, что узнал, не мог тем более.

Копылова жила в доме неподалеку от единственной в этом районе Домодедово школе. Это было старое двухэтажное строение, выкрашенное розовой краской. Покосившиеся сараи и натыканные в беспорядке гаражи. Беседка с лавочками. Полное отсутствие асфальта во дворе — путь от улицы к утопающему в деревьях дому была просто накатанной пыльной дорожкой. Машины жильцов стояли, где придется: под окнами, в тени деревьев, около сараев. С виду типичный сельский домик, каких на Текстильщиков, окраинной улице города, было немало.

Копылова оказалась сухой сморщенной старушкой лет 70—75. Бегин и Рябцев обнаружили ее на лавочке перед подъездом. Копылова наблюдала за кошкой, лакающей молоко из треснувшего блюдца.

— Писала я Аркадию Васильевичу, писала, — закивала старушка. — Светлая ему память… Жалобу писала на этих.

— На кого?

— Да жильцы. В четвертой, на втором этаже. — Копылова указала морщинистым кривым пальцем на окна. — Подозрительные такие люди. У нас двор тихий, восемь квартир в доме всего, сами видите. А тут эти пришельцы обосновались странные.

— Что в них странного?

— Ой, да все. Приезжают на машинах ночью. Сумки какие-то затаскивают в квартиру. Галдят. Днем — тишина полная. А вечером и выползают. Зыркают так на всех, как будто мы им сто рублей должны. Неприятные люди. Позыркают и уезжают. Вечером. Кто ж по вечерам работает, а днем спит?

— Охранники, например.

— Да какие охранники, бог с тобой, золотая рыбка! — всплеснула Копылова руками. — У них рожи такие были, прости господи, что вот как раз для того, чтобы от таких охранять, охранников и придумали.

— Говорите, сумки носили? — вмешался Рябцев. — Может, торговцы? С рынка?

— Я пятьдесят лет на рынок хожу, — отрезала старушка. — И про рынок все знаю. Таких нет там. Другие они. Одеты так, знаете, модно, опрятно. И машины, машины у них разные были. То на одной приедут, потом глядь — уже на другой приехали. Где ж вы торгашей с базара видели, которые машины как носки меняют?

Бегин и Рябцев переглянулись.

— А участковый, Аркадий Васильевич, он приходил?

— А то как же! На следующий день и пришел. Я вам что скажу — Аркадий Васильевич, светлая ему память, участковый был что надо.

— От бога, — ввернул Бегин.

— Вот-вот! На все сигналы от, так сказать, бдительных граждан реагировал сразу. Не то, что это ваш новый, прости-господи, ни рыба, ни мясо. Как ни придешь, у него на все один ответ — вас у меня сто мильёнов тысяч, а я один, так что в очередь. Вы уж извините, что я так, но это правда. Не то что Аркадий Васильевич, земля ему пухом.

— И что? Разговаривал он с вашими жильцами?

— Разговаривал! При мне это было. Ну, то есть я здесь сидела, ждала, когда Аркадий Васильевич выйдет. Не буду же я там прямо стоять, эти пришельцы кривые сразу же поймут, кто на них милиционера натравил, правильно?

— Вам хоть в разведку, — похвалил Копылову Рябцев. Та засмущалась, хихикнула, затеребила подол. — И что Аркадий Васильевич сказал?

— А, ну да. Вышел, сказал: «Разберемся». А если Аркадий Васильевич сказал, значит, так и будет! И ведь так и получилось, знаете. Эти подозрительные типы уже не следующий день манатки свои собрали — и поминай как звали, представляете? Вот это я понимаю, участковый, спугнул так спугнул, не то что этот ваш новый, ни рыба, ни мясо, прости-господи…

— Погодите, — нахмурился Бегин. — Вы написали жалобу тринадцатого ноября. Четырнадцатого Зубов пришел проверить сигнал. А на следующий день эти квартиранты исчезли. Правильно я понимаю?

— Так, а я вам чего говорю? Так и было.

— А вы об убийстве участкового вашего, Зубова, когда узнали?

— Ой, лучше и не вспоминайте, — покачала головой старушка. — Страсть какая, жуть просто, прости господи. Из газеты и узнала, не помню, когда, через несколько дней, наверное…

Бегин многозначительно покосился на Рябцева.

— Понятно. Нина Ивановна, а квартира эта, где ваши подозрительные лица проживали — чья она? Кто хозяин?

— Да Захар тогда хозяином был, дурачок, прости господи. О покойниках, конечно, нельзя плохо, но Захар был тушите свет, как говорится.

— О покойниках? — напрягся Рябцев. — Он умер?

— Захар алкаш был, — поведала, покосившись по сторонам и понизив голос, Копылова. — Пьющий, то есть, прости господи. И запойный пьющий. Пока Марина, мать его, жива была, тут куролесил. Дружки, пьянки, драки… Чего мы с ним только не насмотрелись. А как мать свою, Марину, значит, в могилу свел запоями своими, так кормить его некому стало. И пропал он отсюда. Квартиру сдавать начал, а на деньги эти пить. Где жил, кто его знает, но когда он появлялся, смотреть на него страшно было. Опустился, воняет, как бомж одевался… Деградировал, значит, понимаете? Ну вот и допился, что вы думаете. Нашли его в Константиново. Говорят, в канаве какой-то. От перепоя и помер, прости господи.

— А квартира?

— А что квартира? Квартира сестре Марининой досталась. Не знаю, как зовут, Люда, кажется. Она ее продала и все. Сейчас там семья живет. Детишки у них такие хорошие! Мальчик скромный, а девочка маленькая совсем, не ходит еще. Как же их зовут-то…

— Нина Ивановна, — вмешался в поток сознания старушки Бегин. — А после того, как квартиранты те съехали, вы Захара видели? Можете вспомнить?

— А чего тут вспоминать? Если б появился, я бы ему все высказала, алкашу проклятому, прости господи. Проходимцев каких-то понавел, все равно кому квартиру сдавать, разве можно так? Не видела. Да он сразу же и помер. Его где-то через неделю и нашли в канаве. Я, знаете, что думаю? Съехали пришельцы эти кривые — и не заплатили ему. А денег на водку нет, правильно — раз не заплатили? Вот он сивухи-бормотухи какой-то купил дешевой, отравы, значит, — вот и отравился.

Бегин кивнул. Присел рядом.

— Нина Ивановна, а как выглядели те квартиранты, помните? Сколько их было?

— Да четверо, я же в жалобе написала. А вот как выглядели… У меня же это, глаза не молодые уже, понимаете. Да и прошло сколько, больше полгода. Помню, один амбал такой был. Вот прямо амбал, натуральный. Еще один… ага, невысокий такой, стрижка бобриком, или ежиком, или как это у вас, у молодежи, называется. Еще один небритый, заросший, бородатый… А четвертого что-то и не припомню. Да чего ж вы раньше не пришли? Полгода назад пришли — мы бы с вами их сразу, ух, разоблачили!

Они беседовали еще около получаса. После чего сердечно распрощались с бдительной старушкой и направились к машине Рябцева.

— Ну что? — шепнул Рябцев. — Это они?

Бегин уверенно кивнул.

— Даже не сомневаюсь. Здесь они спланировали свои первые убийства. Здесь родилась банда ДТА.