Футбол – любовь

Илья Богуславский

Повесть об обычном московском мальчишке, ставшем известным спортивным комментатором. Действие разворачивается с 1982 по 2022 годы, каждые четыре года, во время проведения чемпионатов мира по футболу. Книга содержит нецензурную брань.

ЧМ-1986

Четыре года прошли под знаком футбола. Я распростился с драмкружком, окончательно забросил уроки и перестал ездить с родителями в скучные гости, где одно старичье. Мне купили мяч, потом ещё два мяча. Я считался лучшим игроком во дворе, а в классе уступал только Денису Щербаку, но Денис занимался в секции, я же выбрал «дворовое воспитание». Денис носился по полю, как угорелый, а я предпочитал ходить вразвалочку, экономил силы, дожидаясь, когда мяч ко мне отскочит, чем ужасно его, Дениса, бесил. Я ненавидел бегать, предпочитая отдать точный длинный пас вразрез, или бил по воротам с дальней дистанции. Зачастую — удачно. У меня был хороший удар! Когда я забивал красивый гол, мне одобрительно кричали (все, кроме Щербака): «Сима — сенсей!». Сима — это от фамилии Симаков. А зовут меня Саша. Александр Симаков — неплохо звучит. Внезапно у меня в голове поселился футбольный комментатор Котэ Махарадзе — он часто повторял с грузинским акцентом: «Симаков получает мяч, смещается в центр, обыгрывает двоих защитников, удар, гол!». При этом я представлял, что на стадионе сидят девчонки из нашего класса, а Ленка, которая мне больше всего нравилась, смотрит только на меня. Ленка Зинченко училась плохо, но была самой красивой в классе. С большими синими глазами и короткой стрижкой. Однажды осенью мы с ней на пару, не сговариваясь, забыли сменную обувь, и дежурный нас отправил обратно домой за сменкой. Но вместо того, чтобы вернуться в школу, мы сбежали в кино, прогуляв уроки. Фильм был скучным и серьезным, но мы смеялись. Потом шли из кино, взявшись за руки. Проводив Ленку до подъезда, я набрался смелости и поцеловал ее в щёку. А потом полночи не мог уснуть. Я решил, что у меня появилась девушка. Мы перемигивались на переменах, иногда я провожал Ленку из школы домой.

Весной наш класс поехал на экскурсию в Пушкинский музей. Я одним из первых юркнул в автобус, устроился у окна. Рядом плюхнулся второгодник Сергунин, вечно грязный и оборванный. Прогонять его я не посмел, не захотел связываться. Хотя раньше, бывало, мы мутузили друг друга из-за наклеек и фантиков. И я даже одерживал верх. Ленка опоздала, вошла последней и не увидела свободного места. Тогда она, брезгливо перешагнув через дебила-второгодника, изящно плюхнулась ко мне на коленки: «Симаков, ты будешь моим сидением!», громко, на весь автобус заявила Лена. Сергунин тут же заблеял: «Жених и невеста!». Весь класс заулюлюкал. Мне стало немного стыдно, но больше приятно. Наша классная руководительница — Евгения Павловна — посмотрела на нас с Ленкой неодобрительно, но ничего не сказала и уселась рядом с водителем. Всю дорогу я любовался Ленкиной стриженной смуглой шеей, вдыхал запах ее волос, ощущал тяжесть ее бедер и боялся только одного. Ну, вы понимаете… Что она почувствует!

Когда постылые уроки наконец закончились, и я перешел из восьмого в девятый, передо мной встала дилемма. Или ехать в Ленинград с классом (а значит и с Ленкой) или остаться в Москве, смотреть и обсуждать с пацанами долгожданный чемпионат мира в Мексике. А потом устраивать на школьном поле «рубилово» — двор на двор. Ведь я был избран капитаном нашей команды. И кличка у меня была теперь была — Зико. (Это не только имя моего бразильского кумира, но и напоминание о «моей» девушке: Зин-чен-ко). Ленка давно обещала мне выйти во двор, посмотреть на мою игру, но что-то у нее все не клеилось, то с младшей сестрой сидеть заставляли, то в магазин посылали..

Наши команда старалась одеваться, как бразильская — в желтое и синее. У меня, например, были синие шорты и желтая футболка с Микки-Маусом. А команда дома №17, например, одевалась в черно-белые цвета немцев. Бабочкин и Клявиньш уже закончили школу и оба работали на заводе радиоэлектроники. Айвар даже успел жениться, но постоянно сбегал от жены и годовалого ребенка, чтобы погонять с нами мяч. Старшие делились с нами житейским опытом в перерывах между игрой. Иногда нас угощали дефицитным, добытым в длинных очередях разливным пивом. Сначала я отказывался (горечь!), но потом меня застыдили (чего кобенишься, как баба!) и я выпил целый литр. Во-первых — здорово утоляет жажду! Во-вторых — после беготни в жару — пиво быстро «ударило» по башке. Новое чувство. Было хорошо! Мужики без устали болтали о своих любовных похождениях, а меня будто несло по волнам! Денис Щербак врал, что недавно лишился девственности — трахнул Любку Потехину из параллельного класса. А может, не врал. Потехина, говорят, всем давала. А я мечтал о Ленке, о том, что я уж точно буду хранить свою сладкую тайну, не расскажу никому. И перед отъездом в Питер я случайно заметил у соседнего подъезда ее, Зинченко-Бензинченко.. Она была не одна, сидела с каким-то незнакомым амбалом, который был лет на пять старше меня. Они обнимались и лизались. Я стоял, как вкопанный, не веря своим глазам. Ленка меня не заметила, так была увлечена. Кто это? Потом узнал — какой-то ее земляк, приезжий с Украины по фамилии Лопатко (Ленка переехала в Москву из Харькова в шестом классе). Набить бы рожу ему, да он мне сам наваляет. Я поплелся домой, не жив не мёртв.

Вечером того же дня позвонила наша классная — химичка Евгения Павловна, по поводу поездки. Я отказался. Раз Ленка ходит сосётся с этим здоровяком, мне в Питере делать нечего.

«Почему, сынок, ты же так хотел поехать?!» — недоумевала мама. «Ты ведь никогда не был в Ленинграде! Там очень красиво!».

«Не еду и всё! Мои друзья все остались здесь — в Москве! А класс я ненавижу!», отвечал я и хлопал дверью своей комнаты.

«Что случилось?» — спросил отец.

«Ничего!» — и тут слёзы из глаз полились градом. «Не нужен мне этот Ленинград! Эрмитаж ваш дурацкий!».

Я снова убежал во двор с мячом. Уже стемнело, на поле никого не было, и я один бил по воротам минут сорок, целя в девятку. И жалел себя ужасно… Ленка. Леночка… Как она могла!?.. С другим! Родители смотрели за мной — я видел их силуэты в кухонном окне. Домой назло пришел за полночь. А на следующий день начался чемпионат мира по футболу в Мехико.

Вскоре стало еще хуже, хотя казалось, что хуже быть уже не могло. Из Калуги нам позвонили соседи бабушки и сказали, что ночью у нее случился сердечный приступ. Родители долго переговаривались на кухне, потом еще звонили в Калугу, а вечером подумали-подумали и решили отправить к бабке меня!

«А как же моя команда? А как же чемпионат? И почему бабушка не в больнице? У нее в квартире даже телека нет!» — сопротивлялся я.

Зашибись! И девушка бросила, и с футболом — облом! Нет, я, конечно, любил бабушку, но ПОЧЕМУУУ! Я только и успел увидеть, как итальянцы с болгарами сыграли матч-открытие — 1:1…

Короче, ясно, что мне уже не отвертеться. Мама и папа работают, а я должен ехать. И не быть «эгоистом и бездушным хамом», по выражению отца. Мне выдали 25 рублей на дорогу и на питание, сунули какие-то таблетки и ампулы для бабушки и посадили в электричку.

«Не разбей лекарства, Саня!» — громко умоляла мама на весь Киевский вокзал, когда я уже стоял в тамбуре. Папа стал ее успокаивать, двери захлопнулись. Я вяло помахал рукой и побрел в вагон с рюкзаком за плечами. Сел на край двусторонней деревянной скамейки. Рядом тихо матерились колхозные, судя по виду, мужики… От них пахло водкой и какой-то кислятиной. За окном пролетали берёзы и ели. «Переделкино, следующая — Внуково», равнодушно прошипел машинист. Я думал: «А вдруг бабка умрёт? Я еще и виноват буду. Скажут — недоглядел внучок!»..

Без друзей! Без девушки! Без футбола! В душном, забитом до отказа вагоне. Зашибись!

Баба Катя сама открыла входную дверь (вот уж не ожидал!). Как только увидела меня, полезла обниматься, и я вспомнил ее знаменитую железную хватку. Ничего себе, больная!

«Ба, а ты же в постели должна быть?», сказал я, снимая рюкзак.

«В постели, Санечка, в постели…», промямлила она слабеньким голоском, хотя за минуту до этого грозным басом спрашивала за дверью: «Кто там?».

Короче, полный облом. Папа сможет приехать только через 2 недели, и все это время я должен быть в этой сраной Калуге. Жить с притворной бабкой в коммуналке обветшалого дома. Без телевизора. Без радостей.

Вскоре я уже брел в магазин за хлебом, кашей и кефиром. Баба Катя сунула мне рубль, и я не отказался, хотя у меня были родительские деньги. Надо экономить, мало ли чего произойдет. Я так расстроился, что даже мяч забыл с собой взять из Москвы. У бабки во дворе, правда, нет никакой площадки, ни ворот, только забор, палисадник и белье на веревках висит. И погонять не с кем, соседи — сплошь алкаши и старичье.

Возвращался я из магазина с одними бутылками — хлеб брать не стал. Он был позавчерашний — черствый и с плесенью, а овсянки вообще не оказалось. Зато я купил бутылку сухого вина «Столове рожеве». Рубль, сорок копеек со стоимостью посуды. И мне, ребенку, продали! Кассирша равнодушно пробила чек. Может я подрос и стал смахивать на взрослого? Я ещё никогда не пил вина. Только пиво с пацанами. Я завернул бутыль с вином в целлофановый непрозрачный пакет и решил оставить у себя в закутке, на топчане, под лоскутным одеялом. А кефир положил в авоську. Пришел, бабушка была у соседки (ля-ля-ля, болтушка-притворушка). Проскользнул в свою комнатку, спрятал вино. Плюхнулся на пахнущий сыростью топчан, взял пыльную книгу, попробовал читать (ну, а что еще делать). Лесков. «Очарованный странник». Вроде, по внеклассному чтению задавали… Скучища. Бабки за стенкой болтают — и то интересней: «пенсия маленькая, продукты дорожают, Семеновна вчерась за ливерной колбасой 3 часа отстояла, Петька жену топором чуть насмерть не зарубил…». Попробую-ка я это красное сухое! Пробрался на кухню, стырил штопор. Еле открыл. Всю пробку расковырял, палец поранил. Глотнул. Ещё. И тут бабка заходит. Я чуть не подавился…

«Саня, ужинать иди! Ты чего это пьёшь?».

«Это сок, ба… Виноградный… Из Москвы… Хочешь?».

«Нет, милый, мне нельзя, у меня диабет».

«Ну ладно, я сейчас дочитаю страницу и приду!»

«Иди давай, а то стынет!»

Фу! Пронесло! Хорошо, баба Катя еще и близорукая, а то отцу бы нажаловалась, как минимум! Я закупорил початую бутыль, спрятал и выбежал на улицу, позабыв про ужин. В голову вдруг шибануло. На лестнице даже чуть не упал, схватился за перила. Кислятина, конечно, но мощнее пива бьет! А ведь всего пару глотков сделал! На крыльце я вдруг увидел мяч. Старый, потертый, но накаченный, целый, футбольный мяч! Чей это? Я подцепил мяч ногой и стал чеканить. Бум-бум-бум. Нога, голова, грудь, колено. Настроение улучшилось.

Я побежал по улице, на ходу продолжая чеканить. Вижу — арка дома напротив. Удар! Гол! «Симаков бьет с 25 метров и мяч от штанги влетает в сетку! Один — ноль, впереди сборная Советского Союза!» Перебегаю дорогу, влетаю через арку в чужой двор, мяч забрать. А там… Там народу — тьма. И прожекторы светят, краны какие-то, машины. Я застыл на секунду, потом пошел мяч из зарослей выковыривать. Вдруг, какой-то мужик в громкоговоритель как заорет: «Эй, парень! Не лезь в кадр! Ты мешаешь!»

Мяч, как назло, застрял в кустах.

«Ну-ка, сосунок, дуй отсюда! Быстро! Чтобы духу твоего здесь не было! Маша, я же сказал — не пускать на площадку посторонних!» Смотрю, девушка лет 20, может 22. Глазастая, в джинсах, белой ковбойке и со стрижкой каре. Чем-то предательницу-Зинченко напоминает. Только взрослее. Мне показалась, что она мне улыбнулась. Я мяч взял и поплелся домой.. Вдруг слышу другой мужской голос, уже без мегафона: «Мальчик! Ты, ты! Ну-ка подойди сюда. Не бойся!» Я обернулся и тут только понял, что это кино снимают! А я очень люблю кино! Почти так же, как футбол. Но, чего они от меня хотят? Вдруг в милицию отведут? А я еще и пьяный.. Вот влип! Надо бежать! Но любопытство победило. К тому же хотелось рассмотреть эту Машу поближе.

Я подошел, и увидел около камеры киносъёмочной двое мужчин спорят. Тот который меня позвал, с бородой, говорил другому, голопузому, тому, кто меня прогонял:

«Валя, мы всё равно сейчас простаиваем. Что, тебе несколько метров пленки жалко?…»

«Да, Серега! Это „Kodak“! У нас каждый метр — на вес золота!»

«Не морочь голову, ты уже мне метров сто забраковал!»

И мне: «Как тебя зовут? Сколько лет? Местный? Из Москвы? В футбол хорошо играешь? Покажи, что умеешь!»

Я стал чеканить. Ногой, головой, коленом. Начеканил раз 55 подряд, на 56-ом ударе мяч сорвался и полетел прямо в камеру. Оператор Валя на меня матом орет, а режиссер Сергей смеется: «Пять рублей заработать хочешь? Неделю будешь мороженое лопать. Сделай тоже самое еще раз! Чекань!»

Оператор Валя снова орет: «Я не буду это снимать!»

А Сергей спокойно так ему кулаком в пузо — тресь! Несильно. Мол, заткнись, я тут главный, делай чего говорят!

Пришлось Вале подчиниться. Он только выругался в мой адрес: «Вредитель! Откуда ты взялся на мою голову!»

Потом меня водили минут двадцать по двору, выбирали место, где лучше снять. Маша была рядом. Красивая!.. Вот бы мне такую подружку!.. Мечтать-то не вредно!

Наконец меня поставили в кадр, режиссер скомандовал «Мотор!» и я начал чеканить. Ну, конечно, заволновался, и сбился на четвертый раз. Оператор опять матюгнулся, но камеру не остановил. Я представил, что на меня смотрят все: не только съемочная группа, но и друзья, родители, одноклассники, Зинченко… И у меня пошло!..

«Стоп! Достаточно!», крикнул Сергей. И мне стали аплодировать! Громче всех — Маша. Она подошла и спросила:

«Как тебя зовут?»

«Саша»

«А я Маша», она подошла ко мне и вручила синюю хрустящую пятерку.

«Я знаю», не очень вежливо оборвал я.

«Будь умницей, Сашун! Ариведерчи!»

Сашун… Меня так никто не называл.

Через 10 минут я был дома. Бабушка болтала по телефону. Я поймал себя на том, что уже не жалею об этой поездке!

Меня клонило в сон, хмель еще не выветрился. Да и столько всего за день было! Засыпая, думал о Маше..

На следующий день меня разбудил звонок в дверь. Смотрю — час дня. Ни фига себе, проспал!

Баба Катя кричит: «Саня, хватит валяться, поди посмотри, это медсестра укол мне делать пришла!». Натянул штаны, открыл.. Не может быть! На пороге стояла Маша. Та самая, со съемочной площадки, только в белом халате..

«А, Сашун! Надо же! Калуга — большая деревня! Дашь войти?» — Маша явно обрадовалась нежданной встрече.

«Ой, привет!» — я попытался изобразить на своем лице непринужденное обаяние, но понял, что получилась идиотская гримаса на заспанном лице. Да еще и волосы свалялись, причесаться не успел..

Сделав укол, Маша весело щебетала с бабушкой и соседкой. А я стоял в дверях, как истукан, и думал: только не уходи, Маша, задержись, пожалуйста!..

Наконец Маша засобиралась. Сняла халат и оказалась в красном сарафане. Вышла в коридор.. Я увидел маленький шрам у нее на плече.

«А вы… ты медсестра?», спросил я.

«Ты очень сообразительный!» — весело ответила девушка.

«А как же кино?»

«Я очень хочу в сниматься в кино, но роль не предлагают. Не то что некоторым!», Маша потрепала меня за челку.

У самой — волосы густые, темно-каштановые. Глаза синие. Ресницы длинные! Брови вразлёт. Ямочки на щеках.

«Ну, это… Тебя только в главной роли можно снимать!», выдавил я и покраснел.

«Спасибо, дорогой! Я в театральное этим летом буду поступать! Медучилище я еще год назад закончила. Я же — местная. Узнала про съёмки случайно, напросилась поработать ассистентом, пока фильм в Калуге снимают. Ну и оказать первую помощь, если кому вдруг плохо станет».

Говоря последнюю фразу она высунула язык и закатила глаза, притворяясь удавленной. Ей даже это шло!

Вдруг Маша неожиданно ткнула меня в живот.

Я машинально напряг пресс и старался казаться невозмутимым.

«Как тебя по имени-отчеству, звезда ты наша нереальная?»

«Александр Витальевич» — элегантно представился я.

«Витальевич, моя смена закончилась, съёмок сегодня нет, давай-ка ты меня проводишь, я тут недалеко живу, на Кутузова, и ещё поболтаем!»

Об этом я даже и не мечтал! Но брякнул небрежно: «О’кей».

Мы вышли во двор. И Маша взяла меня под руку! Я уловил чарующий аромат то ли духов, то ли цветов.. Мы были одного роста, но Маша на каблуках. Тук-тук-тук. Нет, это мое сердце бьётся…

Калуга мне теперь нравилась. Только жаль, нас не видит Зинченко! Впрочем, ей всё равно… А теперь — и мне!

«Сегодня матч „СССР-Венгрия“, а у нас, как назло, телевизора нет..», и я кратко изложил Маше свою печальную историю.

«Бедненький! Нет проблем, что-нибудь придумаем! Я тоже люблю футбол, Сашун!..»

Конец ознакомительного фрагмента.