Тело. Рассказы, стихи

Ильдус Муслимов

2010 год. В одном небольшом городе, одинокий мужчина, переживая личное горе, сталкивается с жестокой реальностью наших дней: беззаконием, мошенничеством и вымогательством в сфере ритуальных услуг. Все события являются вымышленными, а совпадения случайными. Книга не рекомендована к чтению людям эмоциональным, впечатлительным и несовершеннолетним.

© Ильдус Муслимов, 2023

ISBN 978-5-0059-6868-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рассказ: Тело

Утром, Костю разбудил телефонный звонок. На экране смартфона высветился номер Александра Ивановича, директора адвокатской конторы, где с недавнего времени Костя и трудился. «Сейчас узнаем, чего старичок от меня хочет» — подумал он, взяв лежащий рядом с подушкой телефон.

— Здравствуйте, Александр Иванович!

— Здравствуй, Костя! Ты никак на даче?

— Да. Решил выходной провести здесь. Осенью тут очень красиво.

— Понятно… Слушай, такое дело. Звонили из следственного комитета, у них там какое-то серьёзное преступление. А у нас с ними соглашение, один раз в месяц мы должны выделить им адвоката в качестве государственного для обвиняемого. Позвонил Елене Андреевне, но оказывается она приболела. Да и возраст у неё сам понимаешь. Пусть уж думаю хорошо подлечиться. Вот я и хочу попросить тебя сейчас съездить туда и провести начальные мероприятия. Для формирования твоего опыта самое то. Поучаствуешь при допросе, побеседуешь с лицом, совершившим преступление, а там уже сориентируешься что к чему. Я думаю, через недельку к тебе присоединится и Елена Андреевна. Если будет нужна помощь или совет позвони мне.

Костя сделал недовольное лицо, но деваться было некуда. Он многим был обязан Александру Ивановичу, ведь именно он, будучи хорошим другом его отцу согласился взять Костю в свою адвокатскую контору. До адвокатуры Костя полгода прослужил дознавателем в одном из отделов полиции, но там у него не заладились отношения с начальником дознания. Его раздражала эта надутая своенравная дама с полковничьими пагонами и весом в центнер, которая контролировала каждый его шаг при расследовании им какого-либо уголовного дела лишая его всякой самостоятельности, как будто он вовсе был не дознаватель, а придворный слуга. Дела что были у Кости в производстве — в основном мелкие кражи и побои. По приказу начальника каждый дознаватель перед тем, как передать дело в суд должен был принести его к ней на проверку. И вот тут-то начинался сумасшедший дом. Пользуясь влиянием своего супруга, а он занимал в этом же отделе должность начальника общественной безопасности, начальник дознания занималась самодурством в прямом смысле. Она беспричинно заставляла неугодных ей сотрудников переделывать большую часть материалов дела и строить обвинительное заключение так, как хотелось именно ей. Она считала себя ни много ни мало этакой снежной королевой. Вроде взрослая женщина, но мозгов никаких. В итоге суд при рассмотрении таких дел возвращал их обратно на доработку конкретно из-за бездарности обвинительного заключения, а сама же начальник дознания наказывала дознавателей якобы за халатное отношение к служебным обязанностям. Получался замкнутый круг. Однажды попав под её очередную раздачу, Костя взбунтовался и наглядно выразил своё мнение о предвзятом отношении со стороны начальника дознания к подчинённым. Но получилось так, что коллеги Кости в самый последний момент сделали вид, что затея с предвзятым отношением была именно его, а они тут как бы не причём. Разборки привели к тому, что ему просто предложили перевестись в другой отдел либо уволиться из органов. Он выбрал второе.

— Хорошо, Александр Иванович, я выдвигаюсь туда, — сказал Костя.

Начальник следственного комитета, мужчина тучного телосложения, с толстой шеей, с двойным подбородком, довольно молодой генерал — майор юстиции встретил его в кабинете скептическим взглядом, долго и как показалось Косте брезгливо разглядывал адвокатское удостоверение, затем пригласил кивком головы присесть на мягкий стул. В беседе он был очень и очень краток.

— Короче говоря, у нас шесть трупов в морге и один убийца.

Костя недоумённо посмотрел на генерал-майора:

— Ну… я как бы и догадывался, что трупы обычно лежат в морге.

Тот иронично усмехнулся:

— Я в смысле того, что сегодня утром в городском морге зверски застрелены шестеро мужчин, из них: трое патологоанатомов и трое сотрудников ритуально-похоронной службы. Лицо совершившее данное преступление усилиями полиции задержано, оружие изъято.

— Шестеро…?

— Да, а чему вы так удивлены?

— Ну, наверное, характеру преступления. Это какие же такие причины могли бы этому предшествовать?

— Нам пока это неизвестно. Убийца молчит. Сейчас с ним работают врачи скорой помощи, пытаются вернуть ему адекватное состояние.

Если им это сделать не удастся, нужно будет попробовать вам. А уж если и вам не удастся его разговорить, тогда мы будем вынуждены искать с ним другие точки соприкосновения. Надеюсь, вы понимаете, что преступление резонансное и… как бы требуется его раскрыть?

Костя понимающе закивал головой:

— Согласен…

Генерал-майор взял трубку и набрал внутренний номер.

— Краснов, ну что там с ним? Пришёл в себя? Очухался говоришь? Но молчит… Ну хрен бы с ним. Давайте его к судье, я ей звонил. Она его сейчас по быстренькому арестует, и мы его в СИЗО. А там с ним сначала адвокат поболтает, а потом уж мы… Ну всё. — Он положил трубку и уставился на Костю тяжёлым взглядом:

— Там внизу у входа наш спецтранспорт стоит. Скажите водителю, что я приказал отвезти вас в СИЗО к арестованному.

Через час к Косте, сидевшему в коридоре административного здания следственного изолятора, подошёл сотрудник конвоя, худощавый старлей. Он посмотрел его адвокатское удостоверение и попросил показать содержимое портфеля.

— Вы уж извините за формальности, — металлическим голосом сказал он. — Такие здесь правила.

Костя пожал плечами и безоговорочно исполнил требование. Убедившись, что у него при себе нет предметов, запрещённых при посещении следственного изолятора, старлей махнул ему рукой.

— Следуйте за мной, — сказал он.

Пока шли по мрачным коридорам изолятора он провёл с Костей небольшой инструктаж.

— Мне дано чёткое указание не спускать глаз с арестованного чтобы исключить все возможные попытки суицида с его стороны, — без запинок и с серьёзной интонацией в голосе затараторил старлей. — Я буду присутствовать при вашей беседе. Если вы с этим не согласны мы можем сейчас остановиться, и вы выразите свои претензии руководству.

— Будем следовать вашим внутренним инструкциям, — не останавливаясь ответил ему Костя. — Хотя по закону я имею полное право общаться с подозреваемым наедине. А вы в этом случае должны находиться за дверью.

Тот ехидно усмехнулся:

— Да. Вы правы, но у меня есть приказ…

Они прошли в допросную комнату.

— Располагайтесь пока за столом, — старлей указал Косте рукой на стол, прикрученный к полу большими болтами. — Арестованного приведут через минуту.

Костя взглянул на циферблат наручных часов, вытащил из портфеля несколько чистых листов бумаги, авторучку и диктофон. Старлей не ошибся. Ровно через минуту донёсся звон металлической цепи, а через несколько секунд в дверном проёме он увидел мужчину среднего телосложения лет шестидесяти. У него были тёмно-серые с проседью волосы, собранные на затылке в пучок и необычные черты лица, которое не выражало какой-либо обеспокоенности. Словно он находился не в СИЗО, а на экскурсии в музее. Кроме наручников на руках, его ноги были также пристёгнуты между собой цепью. Он вошёл в допросную комнату мелким гусиным шагом с непривычки спотыкаясь от ограниченной и стеснённой ходьбы. Позади шёл конвоир. Дойдя до стола, арестованный мужчина остановился как вкопанный и стал молча смотреть на Костю. Конвоир, который его привёл, вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Старлей упёрся своей пятой точкой в оконный подоконник, похлопывая по раскрытой ладони руки резиновой дубинкой, которую держал в другой руке. При этом он пристально наблюдал как за Костей, так и за арестованным.

— Садитесь, — произнёс Костя арестованному.

Тот перевёл взгляд на табуретку, привинченную так же, как и стол к полу и неохотно сел.

— Меня зовут Константин Сергеевич, — спокойным и доверительным голосом продолжил Костя. — Я ваш адвокат. Сразу же хочу вас предупредить, что за юридическую защиту в процессе следствия и позже в суде вам и вашим родственникам платить ничего не нужно. Мои услуги государство предоставляет для вас бесплатно. Я надеюсь, что мы найдём общий язык и обсудим как нам строить защиту. Можете ли вы мне назвать ваше имя и фамилию?

Арестованный молчал, по-прежнему не отводя от него взгляда. Косте даже показалось, что мужчина не моргал глазами. Его взгляд был как будто стеклянным. Но вдруг, арестованный, кашлянув тихо произнёс:

— Простите, я хоть и не курю, но я хотел бы попросить у вас сигарету. Если, конечно, это возможно?

— Запрещено! — тут же услышал Костя из-за своей спины писклявый голос старлея.

Арестованный, сделав виноватое лицо понятливо закивал головой:

— Простите… Я не знал.

Костя обернулся к старлею:

— У вас не найдётся пару сигарет? И, если можно спички. Разумеется под мою ответственность.

Старлей растерялся и уж было хотел заерепениться окончательно, но видимо что-то удержало его от этого шага. Он вытащил из кармана форменной куртки две сигареты и протянул Косте. Затянувшись табачным дымом, арестованный поначалу раскашлялся, но потом видно свыкся.

— Поговорим? — сказал ему Костя, включив в режим записи лежащий на столе диктофон. Тот докурил сигарету, смяв оставшийся от неё фильтр об железную поверхность стола.

— О чём?

— О том, что с вами произошло. Вы ведь помните?

— А может вы спросите, что с ними произошло?! Когда они успели превратиться в нелюдей?!

Костя старался сохранять спокойствие, но очень нервничал. Он боялся, что мужчина сейчас полностью в себе замкнётся и всё попросту рухнет. Что он тогда скажет Александру Ивановичу? Что не хватило элементарных навыков откровенно поговорить с человеком?

— Вы имеете в виду сотрудников морга и сотрудников похоронной службы? — сдержанно спросил Костя.

— Вы прекрасно знаете, кого я имею в виду!

— Я понимаю так, что у вас с ними произошёл инцидент? Говоря проще, ссора? Расскажите мне пожалуйста о ней поподробнее. Для меня, как для вашего адвоката, это очень важно. Я хочу прояснить всю картину случившегося. И повторюсь ещё раз: почему бы вам не назвать мне своё имя? Так ведь гораздо проще общаться?

Мужчина остановил взгляд на второй сигарете, которая лежала на столе.

— Можно? — спросил он у Кости, указав на неё пальцем.

— Да, конечно.

Костя взял сигарету и поднёс к его губам, затем чиркнув зажигалкой помог прикурить.

Мужчина благодарно кивнул, выпустив из носа струйки дыма.

— Благодарствую. Я, Симаков Вениамин Ильич, одна тысяча девятьсот пятидесятого года рождения. Место рождения — город Ленинград, ныне Санкт-Петербург.

— Вениамин Ильич, расскажите мне: за что вы убили сотрудников морга и сотрудников похоронной службы?

Тот помрачнел:

— Чтобы ответить на ваш вопрос, мне придётся немного рассказать вам о своей семье.

— Хорошо. Я внимательно слушаю, — ответил Костя.

— Так вот… Я был в семье единственным ребёнком, — начал рассказ Вениамин Ильич. — Моя мать всю свою жизнь проработала врачом, она была лучшим специалистом в областном онкологическом диспансере. Уйдя на пенсию, продолжала трудиться поскольку состояла в очереди на жильё, они с отцом жили в коммунальной квартире и мечтали глубокую старость встретить в нормальных жилищных условиях. К тому времени отцу было уже семьдесят лет и раны, полученные им на войне, давали о себе знать. Но случилось горе — умерла мама. После её похорон отец посетил комитет здравоохранения чтобы наконец решить вопрос с жильём, которое обещали маме. Но там ему сказали, что ключи от квартиры они могут вручить непосредственно его жене. Вы представляете?! Они знали, что она умерла и говорили ему это! Кто они после этого?! Люди?! Да нет же! Это нелюди!

Костя увидел, как из глаз арестованного выкатились слёзы.

— Мы с отцом наняли адвоката, — продолжил Вениамин Ильич. — Потратили на него все последние сбережения. Он нам сказал, что в течение недели соберёт все необходимые документы и передаст их в суд и что этот суд мы однозначно выиграем. И я как идиот поверил ему. Но уже через несколько дней он перестал отвечать на мои телефонные звонки и заблокировал мой номер. В итоге этот мошенник исчез с нашими деньгами. Я написал заявление в полицию, но оттуда пришёл ответ, что это гражданско-правовые отношения и что нужно обращаться в суд. Но у нас на это уже не было ни денег, ни сил. Наши с отцом пенсии почти полностью уходили на коммуналку, питание и лекарства для отца. А лекарства поверьте были очень дорогостоящими. После этого негативного случая отец сильно сдал по здоровью. У него появились все признаки деменции, как никак ему было почти девяносто. Я повёз его в госпиталь для ветеранов войны, они конечно приняли отца, но через три дня позвонили мне сообщив, что он совсем плох и скорее всего вот, вот умрёт. Пришлось забрать его обратно домой. И через неделю он действительно скончался. — Вениамин Ильич опустил голову вниз, обхватив лицо ладонями. Константину от нахлынувшего волнения стало чуточку не по себе. Он ослабил на воротнике рубашки галстук и расстегнул верхнюю пуговицу.

— Что было потом? — спросил он.

Вениамин Ильич поднял голову:

— Что было дальше… Увидев его мёртвым я связался по телефону с врачом из поликлиники, где отец состоял на учёте. Мне была нужна справка о его смерти чтобы соответственно его похоронить, минуя морг. Его возраст и все его болезни позволяли это сделать законно. Да, я не отрицаю, что от постигшего меня горя я на тот момент немного выпил спиртного, но это лишь для того, чтобы успокоиться. Однако врачиха, выслушав меня ответила, что нужно вызвать полицию. Ей, видишь ли, показалось, что при телефонном разговоре со мной она каким-то чудодейственным даром целительницы выявила в моём голосе нотки некой агрессии. По всей вероятности, она решила, что я мог помочь отцу уйти в мир иной не по его воле. Я бросил трубку и сел рядом с умершим отцом. Через час приехали сотрудники полиции, они вызвали спецмашину и тело моего отца отвезли в морг для вскрытия. Я просил их не делать этого, сославшись на то, что отец умер от различных хронических заболеваний. И что ему наконец не двадцать лет, когда ещё можно сомневаться в причине смерти человека, а девяносто! Девяносто! Но, они не захотели меня даже слушать. И вот тут-то началось самое интересное. Оказывается, за услуги спецмашины я должен заплатить пять тысяч. А где их взять, эти пять тысяч?! Хорошо хоть бабушка соседка, знавшая отца при его жизни, дала мне эти деньги в долг. Я конечно же сразу отдал их водителю спецмашины, но уже на улице заметил, что он скрытно передал несколько купюр участковому полиции. Ты только посмотри какие сволочи! Они вогнали меня в долги перед соседкой чтобы обогатиться за мой счёт! Ну вот скажи мне, адвокат? Ну разве это люди?!

Костя опустил взгляд, ему стало стыдно смотреть в глаза своему подзащитному. Но он всё-таки нашёл в себе силы продолжать расспрашивать арестованного.

— Дальше, Вениамин Ильич.

Мужчина отречённым взглядом смотрел в какую-то одну точку, находящуюся на напольной потрескавшейся плитке. Затем он тяжело вздохнул и уже подуставшим голосом тихо продолжил:

— Утром следующего дня я пошёл в морг. Там мне сообщили, что причиной смерти отца стал обширный инфаркт и отказ внутренних органов. Сказали, что нужно принести одежду, в которой я буду его хоронить и что уже завтра нужно забирать тело иначе мне придётся доплачивать ещё десять тысяч за длительность хранения. Но чтобы его забрать нужно сначала оплатить услуги патологоанатома за проведение вскрытия. Мне обозначили цену, от которой я просто охренел! Если бы мой отец при жизни узнал сколько будет стоить его вскрытие он бы просто сошёл сума. Я сказал им что отец ветеран войны, что у него есть государственные награды и попросил их скинуть цену хотя бы на половину. На что они ответили, что им, мягко говоря, наплевать кто он. Для них он просто труп! Патологоанатом, который делал вскрытие поставил меня перед фактом, что якобы у отца за ночь очень сильно выросли ногти и для эстетичности их требуется подстричь. Кроме этого, нужно сбрить щетину, которая также выросла, наложить косметику на посиневшее лицо, уложить волосы, помыть тело целиком, одеть его. «Не можете же вы, как сын, — говорит мне этот сопливый патологоанатом, — проводить отца в последний путь в таком ужасном виде?». В итоге он озвучил мне, что вот за всё то, что он перечислил я должен оплатить сорок тысяч рублей. На мою повторную просьбу снизить цену он ответил, что сделать этого не может, что цены придумывает не он. Я вышел из морга в полном отчаянии и не знал где взять деньги. Немного подумав, я понял, что крути не крути, а придётся влезть в кредит. В городе полно салонов «микрозайма». Я их называю бандитскими ларьками. Как же их до чёрта много! Тут то ко мне и подошёл паренёк из похоронной службы, которая находилась прямо в здании морга. Он, по-видимому, случайно услышал весь мой разговор с патологоанатомом. Посочувствовал он мне душевно так. Поддержал, кстати, мою идею с микрозаймом для оплаты услуг морга. И когда я сказал, что хоронить отца будет уже не на что, что больше одного микрозайма я брать не буду, тут он мне и предложил оформить договор о рассрочке платежа, чтобы я смог похоронить отца. Мол ничего страшного, расплатишься в течение трёх месяцев. Добавив, что идут они мне навстречу только лишь из-за того, что отец мой ветеран войны. Ох, как я его благодарил! Ох, как благодарил! Спаситель, говорю ты мой, а сам плачу как ребёнок… — Вениамин Ильич отвёл в сторону влажные глаза. Костя ни о чём его пока не расспрашивал, предоставив ему паузу в их разговоре. Но тот, быстренько утерев пальцами выступившие слёзы дал понять, что может говорить дальше, при этом бросив беглый взгляд на старлея. Костя очень удивился, когда стоявший за его спиной конвоир вдруг подошёл к столу и молча положил перед Вениамином Ильичом ещё одну сигарету и спички.

— Спасибо! Спасибо огромное! — поблагодарил того Вениамин Ильич, спешно прикуривая сигарету словно её могли отнять у него в любую секунду. — Вот уважил старика! Дай-то бог тебе служивый здоровья!

— Вениамин Ильич, — стараясь оставаться деликатным особенно, когда они подошли к самому главному, произнёс Костя. — Мы остановились на том, что к вам подошёл молодой человек являющийся сотрудником ритуальной службы?

— Да… да, — ответил Вениамин Ильич. — Такой как вы и сказали: приятный молодой человек. Он сказал, что они помогут мне с похоронами в рассрочку.

— И вы согласились?

— Конечно! Для меня это был единственный и спасительный выход в моей ситуации. На тот момент у меня не было ни копейки, даже если бы я получил пенсию, то этого хватило бы, разве что на крест.

— И что было потом?

— Перед тем, как занять деньги в микрозайме я пошёл вначале в пенсионный фонд. Там подошёл к окошечку, где и рассказал о смерти отца, ну и конечно о том, что он ветеран войны. Девушка всё проверила по компьютеру и сказала мне, что они смогут выплатить мои расходы по похоронам, если я принесу им все чеки по оплате ритуальных услуг, свидетельство о смерти и копию договора с ритуальной службой. И так как всего этого у меня пока не было в наличии мне пришлось уйти с пенсионного отдела пока ни с чем. Но в душе я надеялся, что как только я расплачусь с ритуальщиками они мне выдадут все чеки и я вернусь в пенсионный, чтобы получить деньги за отца. В микрозайме мне конечно же не отказали, составили договор и выдали нужную сумму, которую я должен отдать патологоанатому в морге. Я пришёл домой, достал из шкафа костюм отца с приколотыми к нему медалями и орденами. Он его одевал только на день Победы. Кстати, в кармане его пиджака всегда лежали немецкие наручные часы, которые весной сорок пятого ему перед строем вручил лично маршал Рокоссовский. Со слов отца при его жизни подарок маршала был за то, что отец с группой солдат водрузил флаг дивизии на одной из башен Кёнигсберга. Причём эти часы маршал снял со своей руки. Я проверил карман, часы лежали там. Поначалу я хотел их оставить себе в память об отце, но подумав какой ценой он получил этот подарок я положил их обратно. Ведь наверняка господь выделил в раю для умерших ветеранов войны какой-нибудь сказочно-красивый уголок. Вот там решил я, он будет их носить и радоваться им. Взяв костюм с наградами, новое нижнее бельё, белую рубашечку, брюки и туфли я вернулся в морг. В морге я оплатил озвученную мне денежную сумму. Выдали квитанцию, но в ней почему-то была указана стоимость лишь вскрытия. Я поинтересовался почему в квитанции нигде не афишируется стоимость за те дополнительные услуги, о которых мне говорил патологоанатом: стрижка ногтей, укладка волос, помывка тела, одевание, косметика лица покойного. Кассирша ответила так: все эти услуги я заказывал по своей инициативе и эти деньги являются неподотчётными. То есть получается, что я договаривался с патологоанатомом напрямую и это ничто иное как моя прихоть. Я был крайне удивлён этому хамству. У меня взяли одежду и сказали, что завтра в одиннадцать часов утра они выдадут тело. Пока я находился в морге я решил зайти в похоронную контору, откуда был тот паренёк, чтобы предупредить их о завтрашнем дне. Как оказалось парень этот был директором ритуальных услуг. Ребятки встретили меня по-прежнему с сочувствием, уверили, что договор подпишем сразу же после похорон. Я, естественно, не возражал.

— И на следующий день вы пошли в морг чтобы с сотрудниками ритуальной службы похоронить вашего отца? — спросил Костя, стараясь как можно быстрее услышать непосредственно о тех самых событиях, которые по факту его волновали в первую очередь.

— Да. В морге они погрузили гроб в салон «Газели», положили туда крест, и мы поехали на кладбище. К нашему приезду могила была уже вырыта. Они дали мне буквально три минуты времени попрощаться с отцом. Ничего плохого сказать не могу: было видно, что специалисты в морге привели в порядок его лицо, он был гладко выбрит, седые волосы хорошо уложены. До плеч он был накрыт красивым покрывалом белого цвета. Как мне пояснили эти самые сотрудники ритуальной службы, в руках у отца есть иконка. Я не стал в этом убеждаться и поверил им на слово. После прощания они довольно быстро опустили гроб в могилу и уже через минут пятнадцать я стоял у свежего холмика с крестом. Затем мы поехали в морг подписать договор о рассрочке платежа за похороны. Я не скажу, что помню всё прямо-таки поминутно, ведь чувствовал я себя тогда сами понимаете не совсем хорошо, но я запомнил, что сотрудник похоронной службы попросил меня пару минут подождать его в коридоре пока он распечатает договор в кабинете. И вот тут-то, через приоткрытый дверной проём, ведущий в мрачный разделочный цех я увидел троих патологоанатомов. Они разговаривали между собой и очень громко смеялись. Когда я подошёл к двери поближе, то предо мной предстала страшная для меня картина. Под одним из столов, на котором они проводили вскрытие, прямо на полу валялись награды моего отца. Без всякого сомнения это были именно его медали и ордена. Внутри меня всё закипело, но в этот момент меня окликнул сотрудник ритуальной службы, он принёс договор. Ошарашенный увиденным я даже и не помню, как очутился у автобусной остановки. Мой мозг никак не хотел всё воспринимать. Я был в каком-то ступоре. Уже находясь дома, конечно же будучи сильно выпившим, я ломал голову пытаясь понять: а не почудились ли мне всё это? Не галлюцинации ли это на почве перенесённого мною стресса? Может медали и ордена моего отца, валявшиеся на полу среди крови и прочей жидкости в моём видении были что-то навроде визуального обмана? В общем с этой мыслью я сильно захмелевший и уснул на диване. — Вениамин Ильич замолчал. Он был в подавленном состоянии.

Костя встал со стула и подойдя к зарешёченному окну открыл форточку. То, что рассказывал ему Вениамин Ильич повергло его в шок. «Может он всё это придумал чтобы оправдать свои убийства? — мелькнуло в его голове. — Ведь бывают же заскоки у людей? Тем более он и сам говорит, что до и после похорон сильно выпивал? Хотя… он ещё не закончил свой рассказ. Надо дослушать до конца». Он вернулся обратно и сел за стол.

— Если вы можете говорить, Вениамин Ильич, расскажите пожалуйста, что было дальше?

Тот тяжело вздохнул и также тяжело выдохнул:

— На следующий день я проснулся от стука в дверь. Подумал, что соседка. Ну мало ли, пришла пособолезновать. Я открыл дверь и увидел стоявших у порога троих довольно крепеньких молодых людей, а третий как раз был тот, кто и составлял договор о рассрочке платежа. Они очень грубо вошли в комнату закрыв за собой дверь. И значит этот третий мне и говорит: «Ну что, папаша, пришёл в себя?» А я ему: «Нет». А он мне: «Давай-ка доставай наш договор, будем вместе его изучать».

Я противиться не стал и взял в руки договор. А он мне опять: «Одевай говорит свои линзы и читай нам вслух».

Глядя на них, я понял, что они настроены очень воинственно и чувствую ничего хорошего от них ждать не нужно. Я одел очки и стал читать с самого начала. Ну, а когда дошёл до раздела, что и сколько стоит, тут он мне и сказал: «А вот здесь читай спокойно и с расстановкой». И то, что я прочёл, ввело меня скажем так в катаклизм! Я никогда не слышал о таких ценах. Никогда! Клянусь тебе! Ты только представь себе: копка могилы — двадцать пять тысяч, гроб — пятнадцать тысяч, крест — десять тысяч, закапывание пятнадцать тысяч, доставка гроба до кладбища десять тысяч. И этих пунктов было очень много. Окончательная стоимость за все услуги составляла: двести тысяч с копейками! Двести! Слышишь, адвокат?! Это столько что ли стоят ритуальные услуги и похороны ветерана войны, награждённого за боевые заслуги государственными наградами?! Тогда объясни мне, за что мой отец свою кровь проливал на фронте?! За то, чтобы вот так кто-то мог поглумиться над ним?! Но самое главное, что внизу под договором было указано, что оплату я обязуюсь оплатить в течение суток! И что самое хреновое: ниже то стояла моя подпись. Подпись, понимаешь?! Да, я подписывал этот проклятый договор, но не читал его, поскольку был не в адеквате! Я-то был уверен, что они честные и порядочные люди, которые искренне мне соболезнуют и помогают от чистого сердца. Знаю, что не бывает бесплатных похорон, но это не значит, что кому-то дозволено набивать карманы на людском горе занимаясь поборами! Ведь мы же русские люди! Все под Богом ходим! Что с нами произошло?!

Вениамин Ильич со слезами на глазах посмотрел на старлея:

— Ты, уж добрый человек, прости меня, но не угостишь ли старика ещё одной сигаретой?

Старлей, как ни странно, положил перед ним всю пачку.

— Оставьте себе, — сказал он, не скрывая сочувствующего выражения лица.

Вениамин Ильич нервно закурил. Руки его дрожали, а лицо стало бледным. Костя встал перед выбором: отложить беседу или продолжить. Он боялся, что состояние арестованного может ухудшиться и это приведёт либо к эмоциональному срыву, либо…

Его выбор за него сделал Вениамин Ильич. Глубоко затянувшись сигаретой, он продолжил рассказ. Его голос немного изменился, можно сказать приобрёл некий суровый оттенок:

— И этот молодой человек, добротой которого я восхищался, превратившись в плюгавого выродка поставил мне практически невыполнимые условия. Он сказал: «Сутки тебе папаша времени. Завтра утром ты принесёшь к нам указанную в договоре сумму. Есть у тебя что продать?»

Я ответил, что от родителей остался небольшой дачный участок, но там очень крошечный садовый домик. Потянет ли он на двести тысяч, даже и не знаю. Он от радости-то вскрикнул: «О! Вот видишь! Завтра утром сходи в банк или в ломбард, заложи участок, получишь деньги, ну и к вечеру расплатишься с нами».

Потом он вдруг наклонился перед моим лицом, а я как сейчас помню сидел на диване в этот момент, и взяв меня жёстко так за подбородок произнёс: «Не принесёшь, завтра выкопаем твоего фронтовика и бросим к твоему порогу. А пойдёшь к ментам, тогда и тебя рядышком с твоим папашкой положим. Ты меня понял?!»

Я ничего ему не ответил и только краем глаза смотрел на запястье его руки. Потому как на этом его запястье, на браслете висели часы моего отца… И когда я их увидел я уже окончательно понял, что мне нужно с этими выродками сделать. Они ушли. А я ещё долго сидел на том же месте. Всю ночь у меня из головы не выходил тот полицейский, которому водитель спецмашины по вывозу трупов, приехавший за телом отца, всучил в руку смятые купюры. Это насколько же нужно так деградировать, что ты, носящий форму представителя власти, защитника людей, продаёшь свою душу дьяволу?! А ведь этот полицейский ещё очень молод, ему нет и тридцати. Что же будет с ним дальше?! — Вениамин Ильич замолчал. Костя заметил с каким большим трудом тот собирает по крупицам все внутренние силы для того, чтобы вообще говорить.

— Собрав кое-какие свои пожитки, — продолжил Вениамин Ильич, — я поехал на дачный участок покойных родителей. Моральное состояние моё было полностью подавлено. Первым делом я проверил тайник отца, находящийся под полом. Там он хранил своё любимое охотничье ружьё «Сайгу». Он при жизни очень любил своё оружие за то, что магазин у него был, как у автомата Калашникова, да и калибр был серьёзный — двадцатый. Но лучшей фишкой был глушитель. Стреляло ружьё практически бесшумно. Когда отцу исполнилось семьдесят пять лет, участковый потребовал от него медицинскую справку. Отец, конечно, отнёсся к этому требованию как порядочный охотник и комиссию прошёл честно, справку не покупал. Врачи, уже знавшие о его плохом самочувствии, написали заключение, в котором чётко указали, что ему противопоказано иметь оружие. Но любовь отца к «Сайгушке» не имела границ. Через пару дней он пошёл в полицию и написал заявление о том, что он случайно утопил ружьё в одной из рек во время охоты. На вопрос: почему он не обратился в полицию с заявлением об утере в тот же день, он ответил, что пытался сам его отыскать и что поиски затянулись. Когда вся шумиха с его ружьём улеглась отец признался мне во всём, показав место куда спрятал свою любимицу. Половину ночи, проведённой на даче, я занимался чисткой оружия, его подготовкой к стрельбе. Мне очень сложно об этом говорить и возможно это будет звучать цинично, но я ни на секунду не сомневался в принятом решении. Меня успокаивало то, что я был последним в нашем роду, а значит я закрою семейную страницу и никто меня не сможет осудить за мой поступок. Ведь после моего суда над этими нелюдями я собирался застрелиться. Я нашёл у отца патроны к ружью, их было ровно семь. Посчитав навскидку сколько мне их потребуется я понял, что этого вполне хватит. Под утро я заснул. Проснувшись около девяти часов утра, я принял душ, как христианин одел чистое бельё, помолился и положив в старый кожаный чехол от гитары уже заряженное ружьё пошёл на остановку. Через два с половиной часа я был на месте. Само расположение морга меня радовало, оно на окраине города и народу здесь не очень много бывает. В зарослях у морга я вынул ружьё из чехла и перекрестившись направился ко входу. Перед собой я поставил цель, что никто из посторонних, если таковые там будут присутствовать, не пострадают. На моё счастье, случайных людей там не оказалось. Первым делом я вошёл в помещение ритуальной службы. Там находились те, кто совершал захоронение моего отца. А среди них я без труда опознал и того, кто приходил ко мне с двумя лысоголовыми гопниками накануне и грозился выкопать могилу моего отца и положить его тело у меня на пороге. Увидев меня, да ещё и с ружьём они настолько опешили, что и пошевелиться не могли. Направив ствол на парня, у которого на руке были часы моего отца, я попросил его снять их и положить на стол. Он немедленно подчинился и стал лепетать, что им от меня уже не нужно никаких денег и что отца они похоронили оказывается совершенно бесплатно. Ты представляешь, адвокат, какой это был лицемер и трус?! Я не смог удержаться от его двоедушности и выстрелил в него. Он упал. Двоих других я также застрелил, поскольку они принимали участие в похоронах моего отца, а значит были изначально соучастниками вымогательства. Они могли предотвратить этот беспредел, но почему-то не сделали этого. Мне было жаль, что среди них не было тех двух мордоворотов, которые приходили с этим пареньком ко мне домой. Забрав со стола часы отца и положив на грудь убитого копию договора я выдвинулся и в сам морг. И мне повезло я застал всю эту братию на месте. У них, по-видимому, было что-то наподобие банкета, а может у кого-то был день рождения. Они в комнате отдыха пили шампанское. Их реакция на моё появление была аналогично той, что была у ритуальщиков. С этими я так же был немногословен. Просто попросил положить ордена и медали отца на стол. И что ты думаешь, мои видения подтвердились. Один из этих гадёнышей вытащил из шкафчика награды и пренебрежительно бросил их на край стола. Я спросил у них: «Вы суки хотя бы представляете, какой кровью они достались моему отцу?». А тот, кто швырнул медали, мне так грубо через губу: «Забирай свои побрякушки и пошёл вон отсюда!»

Конец ознакомительного фрагмента.