Наше вам с кисточкой, босс

Илона Броницкая, 2021

Для кого-то "увидеть Париж и умереть" – просто красивые слова, а для моей матери – мечта всей жизни и последнее желание перед смертью. Я хотела заработать на эту поездку любимым делом, но времени осталось совсем мало. Теперь, чтобы мама успела сфотографироваться на фоне Эйфелевой башни, я устроюсь в офис крупной компании. И пускай коллеги-стервы плетут интриги, а начальник совсем не верит в мой профессионализм. Они ещё не знают, на что способны московские художницы ради высоких целей! Так что “наше вам с кисточкой, босс!”

Глава 5. Меркулов Антон Павлович

Очередной крутой, чёрный и, без сомнения, жутко дорогой джип дядя Тоша купил совсем недавно. Даже обжить ещё не успел. Или в салоны, обитые элитной кожей, игрушки на зеркало заднего вида не вешают? А где освежитель воздуха “ёлочка”? Как мы без ёлочки-то?

— Вечер добрый, — Меркулов вышел из машины и попытался меня обнять. — Как ты, племянница?

— Всё хорошо, — я не отшатнулась только потому, что это невежливо. — С начальством познакомилась, работать начала. Я думала, вы в очередной командировке.

— Недавно вернулся, — не стал он меня разочаровывать. — В бизнесе сейчас сплошные головняки. Но тебе они покажутся мелочью, конечно. Как мама?

— Боли усилились, но она не жалуется, — я обняла себя за плечи. — Таблетки только стала чаще покупать.

Тяжелее всего в нашей ситуации было ожидание. Мы обе понимали, что счëт идëт на месяцы, но ничего не могли сделать. Рак на такой стадии не лечится. Химиотерапия не помогала, делать операции подобного рода ещё не научились. Так что мамин врач был предельно честен с нами. И на вопрос “Можно ли хоть чем-нибудь помочь” выписал сильное обезболивающее."Мужайтесь, Алина. Вашей матери будет трудно, но вам ещё труднее. Постарайтесь стать для неё опорой, последней радостью в жизни. Подарите ей хотя бы один счастливый день”.

Я надеялась на неделю. А лучше на две недели в городе, где мама всегда мечтала жить. Поэтому мы с ней улыбались. Она сквозь боль, а я, пряча слёзы.

— Давай обзванивать европейские клиники, — предложил дядя Тоша. — Я слышал, в Израиле берутся за самые безнадёжные случаи.

— Хорошо, — я прикусила губу, чтобы не разреветься. — Скандала с мамой не избежать, но лучше пусть злится живая, чем умирает гордая.

— Вот именно, — выразительно округлив глаза, кивнул он. — Я признаю, что поступил подло и очень некрасиво, но ведь она слушать ничего не хочет. В общем, давай так, — он порывисто взял меня за руку и крепко сжал пальцы. — Ты большая молодец, что сама мне позвонила. Именно так и должна была поступить нормальная дочь. В “Арт-Строе” спокойно работай. Так мы будем рядом и сможем что-то оперативно обсудить, не навлекая гнев Дарьи. Я сегодня же сяду на телефон и подниму все свои контакты в Европе. Не Израиль, так Германия. Не Европа, так Америка. Да хоть на Кубу повезём, лишь бы помогли. Копию медицинской карты сделать бы. Одного заключения, что ты мне показала, явно недостаточно.

— Я пришлю фотографии свежих анализов и результаты последних обследований, — самонадеянно пообещала я.

Представления не имела, как взять мамину медкарту, чтобы она об этом не узнала. Но какой у меня выбор? Продолжить и дальше делать вид, будто всё в порядке? К чёрту Париж, если есть шанс вылечить маму. А если нет… Я ведь не собиралась увольняться. Постараюсь усидеть на двух стульях, буду хвататься за любую возможность. Раз уж надежда в нашем случае — яд, то я готова отравиться.

— Хорошо, — дядя в последний раз крепко сжал мои руки и отпустил. — А теперь давай я подброшу тебя до дома. Или нельзя?

— Можно, только высадите меня на остановке в паре домов, — попросила я. — Желательно, чтобы мама не видела нас вместе. Иначе она поймёт, что вы помогли с работой. А потом я не смогу уговорить её лечиться. Сами знаете, какой характер.

— Да, — согласился дядя, вспомнив что-то личное и очень давнее. Из детства. — Я в курсе. Есть такие младшие сёстры, с которыми приходится сидеть вместо футбола во дворе. Тебе гулять хочется или хотя бы в телевизор уткнуться, а тут она. “Ералаш” смотрела? Помнишь серию про то, как старший брат спсиху вылил тарелку супа на голову младшему? То вермишель ему длинная, то суп горячий, то холодный.

— Ты только компот не выливай, — процитировала я и улыбнулась. — Компот я буду.

— Вот в яблочко, — вздохнул Меркулов. — Один в один я и твоя мать. А теперь такое… Ладно, выкрутимся. Поехали.

Садилась я к нему в джип уже с лёгким сердцем и совсем другим настроением.

***

На следующий день я решила одеться попроще и чуть более стандартно. Как там было в положении о дресс-коде? Чёрный верх, белый низ? Нет, кажется, наоборот, но не суть. Я вытащила из шкафа белое кружевное платье. Слишком прозрачное и откровенное, чтобы носить только его. А поверх надела чёрную тунику с подолом, обрезанным по косой линии. Монохромный образ как он есть. Должно прокатить, но скучно ведь. Покрутившись перед зеркалом пять минут, я сдалась. Повязала на шею яркий платок. Волосы бы ещё покрасить а-ля Мальвина, но в “Арт-Строе” точно не поймут.

Матери я сказала, что записала её сегодня на приём к врачу. Отчасти нам повезло. Денег на частную клинику не было, а в учреждениях бесплатной медицины до сих пор велось бумажное делопроизводство. Анализы подклеивались в карточку. Саму карточку нужно было взять в регистратуре и самостоятельно принести к врачу. Я рассчитывала сфотографировать нужные страницы, пока мама будет в туалете. А она туда обязательно пойдёт из-за особенностей самочувствия.

— Уф-ф-ф, как бы теперь отпроситься на пару часов? — простонала я, разглядывая в мониторе забракованный проект индийских подушек.

Выдав порцию негатива вчера, сегодня Марина Эдуардовна старательно меня игнорировала. Ходила из кабинета в кабинет мимо моей каморки и ни разу не заглянула. Меня даже посетила идиотская мысль бросить ей под ноги кожуру от банана. Ну, чтобы она смачно на ней поскользнулась, упала, а я, высунув нос из каморки, с состраданием в голосе спросила бы: “Вы не ушиблись? О, кстати, а можно мне в больницу отлучиться?”

Оскар мне за сообразительность, да! В номинации “лучший сценарий”. Но ничего умнее не придумывалось. Я вся извелась и почти взвыла, когда в дверь постучал Паша.

— Такос, такос, такос, такос, — напевал он слова очередного хита Little Big, — такос, такос, буррито, буррито.

— Пицца, — подхватила я тоненьким голоском, — карри, суши, бо-о-о-орщ.

— Пошли обедать, — расплылся в улыбке полиграфист, — хватит киснуть над работой.

— Не могу. Мне нужно в больницу, а я не знаю, как отпроситься у начальницы.

— У Зарецкой-то? — Паша сегодня был в бирюзовой рубашке и белых джинсах. То есть с дресс-кодом я всё-таки угадала. — Даже не надейся. Сердце её двулико, сверху оно набито…

— Мягкой травой, — подпевала я шедевру Агаты Кристи, — а снизу каменное-каменное дно. Интересное у тебя настроение. Певческое. Делаешь рекламу для караоке-бара?

— Если бы, — расхохотался он. — Не предлагают. Уж я добавил бы строгого стиля в их многоцветную безвкусицу. Но мы отвлекаемся от Марины Эдуардовны. В прошлом году она никого из сотрудников на первое сентября не отпустила. “Работы много, а это не государственный выходной”. Мне лично было всё равно, а у Ольги дочь в первый класс пошла. Без мамы.

— Да уж, — скривилась я. — Прям офисная Малефисента.

— Хуже, — поддакнул Паша и задержался взглядом на моём мониторе. — Баба-Яга, которая всегда против. Упс, а это что?

— Где? — не поняла я.

— Ну вот же. Кто тебе фотографии делал? Где ты нашла такое чудо с оригинальным взглядом на композицию?

— Швея принты прислала, — смущённо призналась я. — От производителя. Там как раз подушки были. Ну я и намиксовала, что мне надо. Сильно плохо, да?

— Ужасно, — полиграфист развернул к себе монитор и нервно сдул кудряшку со лба. — С такой картинкой их даже даром не возьмут. Ненавижу, когда экономят на визуале.

“Дёшево, — вспыхнуло у меня в мозгу. — Именно на это ругался Давыдов”.

— Слушай, Паш, а как сделать, чтобы было дорого? В смысле выглядело дорого и хорошо?

— Уже никак, — отрезал он. — Переснять фотосессию. Ну или вырезать саму ткань, обработать её и вставить в интерьерный мокап.

“Твою ж натурщицу, — мысленно выругалась я. — Мокап!”

— Паша, ты гений! Я сейчас клипарта накачаю с беседками посимпатичнее, вставлю туда визуализацию из проекта и сверху налеплю своих подушек. А то директор запретил показывать прежнюю версию заказчику.

— Царедворскому-то? — парень сдвинул ухоженные брови. — Тому вообще надо, чтоб “лухари” было. Иначе даже не посмотрит. Марьяна от него рыдала. Пятнадцать раз переделывала, а потом вернула самый первый вариант и услышала: “Ну вот же! То, что надо. А сразу так сделать не могли?”

— Да, стандартная фишка, — развеселилась я. — Клиенты её любят. Спасибо, Паш, я посижу над проектом. Вечером, наверное, сейчас придётся на прогул нарываться.

— Больница же, — кивнул он и задумался. — А перенести нельзя?

— Нет, — мотнула я головой, не успев сообразить, на какую степень откровенности могу пойти. — Маму веду к онкологу. Там каждый день на счету. Без записи ломимся. Внаглую.

— Сочувствую, — ответил Паша и вдруг распрямился, как пружина. — Знаешь, что? А дуй-ка ты в больницу. Прямо сейчас, ага. От Марины я тебя прикрою. Создадим эффект присутствия. Оставим включённый компьютер, небрежно бросим твой шарф на спинку кресла. Типа на минутку вышла в туалет и скоро вернёшься. Бумаги ещё нужно разбросать, начеркать в них цифр и непонятных слов. Ручки чтоб лежали, карандаши.

— Нет, ты точно гений, — я чуть не задохнулась от избытка чувств. — Спасибо, спасибо, спасибо!

— Беги давай, — кивнул он на дверь. — Шарф оставь.

Я всё-таки чмокнула его в щеку, разбросала вещи на столе и сбежала из офиса “Арт-Строя”.

***

Давыдов любил спокойные рутинные дни. Когда расписание никто авралами не ломает, встречи идут одна за другой и есть возможность спокойно поработать над каким-нибудь проектом. А то закрутился он последнее время в управленческом колесе, времени на творчество почти не осталось.

“Сергей Геннадьевич, — в мессенджер пришло сообщение от Павла. — Есть новости. Могу зайти?”

Директор “Арт-Строя” набрал ему в ответ: “Давай, жду”, и закрыл ежедневник с рабочими пометками. Об Алине Василевской хотелось узнать побольше. Вчера вечером, вернувшись домой, он набрал в поисковике “наше вам с кисточкой”. Собирался задним числом уточнить, не соврал ли он, пересказывая историю с парикмахерами, и смеялся минут пять. Буквально не мог остановиться. Таких совпадений с огурцами нарочно не придумаешь. Потрясающее создавалось настроение и почему-то девушка никак не шла из головы. Забавная, симпатичная и руки у неё красивые. Ладошки маленькие, пальцы аккуратные. Когда волосы поправляла, будто струны на арфе перебирала.

— Тьфу, — сплюнул Сергей. — По Щелкунчику соскучился? Вступление к вальсу цветов покоя не давало?

Да, партия арфы там была великолепная. Жаль, сходить в театр не с кем. Глядя на офисных красавиц, вспоминался Шнуров с его “На лабутенах-нах”. Никакой тяги к искусству. Одно желание выгулять новые шмотки и брендовую сумочку.

— День добрый, — Павел, широко улыбаясь, ворвался в кабинет.

— Присаживайся, — Давыдов кивнул на стул. — Шпион внештатный. Всевидящее око “Арт-Строя”. Нарыл что-нибудь?

Жутко не хотелось, чтобы милая Алина Василевская плела козни по поручению дяди. Не вязалось с её образом.

— Да, кое-что есть, — Суворов уселся, слегка поддёрнув штанины модных джинсов. — Сегодня она маму повела в больницу. Онкология. Судя по спешке, стадия уже серьёзная. Диагноз не знаю, сразу говорю. Врачебную тайну мне на второй день знакомства никто открывать не будет.

— Понятно, — кивнул Сергей.

Что ж, это объясняло острую финансовую нужду. Лечение онкологии даже при государственной поддержке обходилось недёшево. Но зачем такие сложности с устройством на работу? Меркулов, если хотел помочь, мог просто оплатить счёт.

— Про дядю она ничего не говорила?

— Нет, — тряхнул кудрявой шевелюрой Павел. — И про вас ничего не спрашивала. Вообще, не похоже, чтобы она промышленным шпионажем занималась. Честно работает, ошибается, как все новички. Да и сама вся такая…

— Какая? — Давыдов чувствовал, как в нём разжигается азарт охотника, но пока не придавал ему особого значения. — Говори, мне интересно твоё мнение.

— Бесхитростная, — вынес вердикт Суворов. — Ни грамма кокетства. Что думает, то и говорит. Нравиться всем подряд и манипулировать даже не пытается. Мужиками нашими перспективными не интересуется, сплетничать не любит. Я глобально отвык от чего-то подобного. Не женщина, а клад. Моя мама точно посоветовала бы на ней жениться.

— О, как, — рассмеялся Сергей. — Лихо. Уж не собрался ли ты последовать совету родительницы? А то смотрю, уже глаза горят, лыжи навостряются.

— Why not, как говорится, — Павел даже приосанился. — А то часики тикают. Я по меркам родственников давно старая дева. Не впустую же за ней шпионить? Кстати, мне продолжать или достаточно?

Сложный вопрос. С одной стороны, лезть в семейные проблемы Меркулова неэтично. А с другой, Алина могла маскироваться в первые дни, чтобы её не заподозрили.

“Нет, не могла, — подсказывала интуиция. — Весь её внешний вид и манера держаться вызывают сплошные подозрения. Вздумай она играть, выглядела бы и вела себя, как Зарецкая”.

— Отбой, боец. Отставить шпионаж.

— Есть, товарищ генерал, — шутливо отсалютовал Суворов.

Да, так будет лучше. Выдыхай, Давыдов. Среди крупных акционеров тоже встречаются порядочные люди, желающие помочь своим родным. А уж какие методы они выбирают — не твоё собачье дело.