Твой последний шазам

Ида Мартин, 2020

Жаркое лето, каникулы, свобода и оглушительная любовь. Недетские проблемы, опрометчивые решения, эмоции и юношеский максимализм. Семнадцатилетней Тоне не впервой столкнуться с обвинениями в смерти человека, но одно дело знать о своей невиновности и совсем другое – верить на слово тому, кого любишь. Могут ли пятеро парней, отправившись на подработку в заброшенный лагерь заскучать? Обойтись без приключений, девчонок, полиции и драк? Однако, чем лучше они узнают друг друга, тем сложнее становится Никите сохранить их дружбу. Мама неоднократно предупреждала Виту, что Артем для нее «слишком взрослый», «слишком красивый», «слишком раскрепощенный», но в любви голос разума бессилен. Отчаянно пытаясь высвободиться из сетей собственных чувств, Вита все больше запутывает опасный клубок…

Глава 5

Тоня

Я не знала, как все должно быть на самом деле и как это происходит у других, но, судя по всякой восторженной мути, поднимаемой вокруг этой темы, подозревала, что совсем не так.

Мы никогда не были по-настоящему расслаблены и свободны.

Ни сидя полночи возле моего подъезда и пытаясь надышаться необъяснимым, будоражащим до озноба волнением.

Ни в торговом центре, где умирали со смеху, мерея вещи, которые никто из нас не носит.

Ни после аттракционов в Парке Горького, когда, снизойдя до Колеса обозрения, я уже не в силах была остановиться и мы перекатались на всем подряд.

И уж точно не было никакой свободы ни в наших поцелуях, ни в закрытых глазах, ни в прикосновениях или нервном переплетении пальцев.

Однажды я наткнулась в Интернете на картинку, где собаки, сидя перед захлопнувшейся за хозяином дверью, горестно воют: «Он больше никогда не вернется», — и показала ее Амелину.

— Это ты, когда спрашиваешь, напишу ли я тебе завтра.

— Точно, — засмеялся он. — Я же не знаю, когда ты перестанешь мне писать.

Прощаясь и расходясь в разные стороны, мы всегда оглядывались одновременно. Из-за чего он возвращался, и мы снова прощались.

Мы могли долго стоять, обнявшись, и не разговаривать. Просто слушать музыку и быть вместе. Раз, пережидая дождь, проторчали на автобусной остановке полтора часа, не произнеся ни слова и не заметив, что он закончился.

Все вроде бы было хорошо, однако во всех этих, так оглушительно обрушившихся на наши головы чувствах постоянно присутствовало нечто тревожное и беспокойное. Словно мы находимся в комнате свиданий по разные стороны решетки и где-то за спиной громко тикают невидимые часы, со злобной методичностью отмеряя отпущенное нам время.

Никиту я ждала к восьми и потихоньку собирала рюкзак, решив, что даже если с родителями договориться не получится, то все равно уеду. Папа вечно шутил, что упрямство — мое второе имя, но я предпочитала называть его настойчивостью.

На роль своего фиктивного сопровождающего я выбрала Никиту, потому что он казался мне спокойным и самым что ни на есть «приличным парнем». Симпатичный, темно-русый, аккуратно стриженный, с ясным, понимающим взглядом и скромной улыбкой. Шмотки на нем были модные, но без выпендрежа, а разговаривал он охотно и, вместе с тем, сдержанно. Обычный ровный парень, без отпечатка излишней правильности или самодовольства, таких все любят и принимают за «своего».

В его глазах читались разум и рассудительность, да и сложен он был вполне неплохо, что для моей мамы, отдающей предпочтение физически крепким ребятам, являлось несомненным плюсом.

Я отправила ему сообщение днем, часа в три, спросила, не передумал ли. Он заверил, что все в силе, и перед тем, как поедет ко мне, заранее позвонит.

Но заранее никто не позвонил и не написал. Просто в двадцать пятнадцать по квартире прокатился резкий, требовательный звонок, как всегда звонят чужие, и я со всех ног побежала открывать.

Мама, совсем недавно вернувшаяся с работы, в растерянности вышла в коридор:

— Кто бы это мог быть?

Не раздумывая, я распахнула дверь и застыла в немом изумлении.

На пороге стоял незнакомый парень в яркой голубой тенниске и с длинным шрамом поперек левой щеки.

— Приветик, — сказал он, широко улыбаясь. — Помнишь меня?

— Кто там? — мама тут же нарисовалась за спиной. — Тоня, это к тебе?

Но я и сама не знала. Парень нашелся раньше.

— Добрый вечер, — не переставая улыбаться, вежливо поздоровался он. — Тоня просила подойти сегодня к восьми.

— Да, мам, — я все еще пребывала в легком недоумении, лицо его казалось смутно знакомым. — Это… Это…

— Алексей, — тут же представился он, вынимая руки из карманов узких, укороченных по щиколотку светло-голубых джинсов.

— Очень приятно, — откликнулась мама и, мгновенно отсканировав его с ног до головы, ушла к себе в комнату.

— Короче, Никитос не смог, у него там какие-то траблы. Так что я за него. Что нужно сказать твоей маме? — спешно заговорил парень полушепотом.

— Для начала нужна достоверная версия, откуда я тебя знаю. — Я изучающе его оглядела. Лицо смазливое, фигура спортивная, взгляд нахальный.

— Ты что, меня не помнишь? — с наигранной обидой он поджал губы. — Я, например, тебя хорошо запомнил. Правда, по волосам в основном. Сейчас все в синий красятся, а у тебя красные. Прям, огонь.

— На загадки времени нет. Мы встречались?

— Не, ну если бы мы встречались, ты бы уж точно меня не забыла, — понизив голос, многозначительно произнес он и сразу рассмеялся: — В больнице тебя видел, когда ты к своему суициднику ходила. Я же Леха, друг Тифона. Странно, что ты меня не запомнила.

Когда я ездила к Амелину в больницу, я вообще мало кого запомнила. Только Никиту, потому что как-то раз мы оба приехали туда раньше времени и проторчали в больничном холле не меньше часа.

— Отлично, — это была замечательная, абсолютно правдивая версия. — Я просто скажу маме, что ты едешь со мной к Амелину, и ты это подтвердишь. Вот и все.

— Окей, — запросто согласился Леха. — А Амелин это кто?

— Тот самый мой друг из больницы.

— А-а-а. Суицидник, так бы сразу и сказала.

— Вообще-то его зовут Костя.

— Мне, если честно, вообще пофиг, хоть Игнат.

— Какой еще Игнат?

— Откуда мне знать? Говорю же, без разницы.

— Ты готов?

— Я как пионер — всегда готов, — Леха расправил плечи, растянул свою белозубую улыбочку еще шире и прямо-таки засиял весь, будто первоклашка на школьном утреннике.

— Ма-а-а-м, — позвала я. — Подойди. Дело важное.

Мама, успев переодеться в светло-серый домашний костюм, появилась через минуту.

— Я слушаю.

— Мам, мы с Лешей завтра к Косте в деревню поедем, хорошо?

— Что? — переспросила она, хлопая накрашенными ресницами, будто не расслышала.

— Говорю, что мы с Лешей завтра в деревню поедем. К Косте.

— Туда и обратно, — зачем-то вставил Леха. — Давно не виделись. Повидаться охота.

Последнее он, пожалуй, зря добавил, потому что мама сразу же насторожилась и, легонько отстранив меня, распахнула дверь шире.

— Да вы проходите, Алексей. Не стесняйтесь, Тоня никогда не может людей нормально принять.

— Что вы, спасибо, конечно, но я так… На пять минут забежал, — Леха сделал шаг назад.

— Да, — подхватила я. — Леше идти нужно.

— Пройдите, пожалуйста, — в голосе мамы послышалась твердая настойчивость. — Буквально на пару слов.

Нехотя переступив порог, Леха присел и принялся расшнуровывать полукеды, а когда мама направилась в гостиную и жестом позвала нас следовать за ней, бросил на меня недоуменно-вопросительный взгляд. Но объяснить я ему ничего не могла, потому что сама не понимала, что она задумала.

Сдвинув ворох неглаженного белья в сторону, мама усадила нас на большой диван, а сама села в кресло напротив. Сложила руки на коленях и выпрямила спину.

Даже в домашнем костюме она выглядела, как на офисных переговорах.

— Итак, Алексей, как я понимаю, вы знакомый Тони?

— Ага, — Леха кивнул. — Мы в больнице познакомились, когда этот…

Он метнул в мою сторону обеспокоенный взгляд.

— В общем, в больнице. Я к своему другу приходил, она к своему…

— И теперь вы собираетесь поехать вместе завтра за город? Двести километров от Москвы? Пять часов на электричке. Пять туда и пять обратно?

Определенно мама взяла эти цифры с потолка, но возразить я ничего не успела.

— Ну да, — запросто согласился Леха. — Почему бы и нет? Тоня сказала, что вы ее одну не отпускаете, вот и попросила меня… ее сопроводить. А мне несложно. Все равно делать нечего.

— Да? — мама недоверчиво прищурилась. — Это хорошо, а то я уж было подумала, что Тоня привела вас сюда для вида. Лишь бы я ее отпустила.

— Нет, что вы! — Леха очень достоверно вытаращил глаза.

— Рада, что я ошиблась, — мама откинулась на спинку кресла и переместила руки на подлокотники. — Значит, вы, Алексей, клянетесь мне доставить Тоню обратно домой в целости и сохранности?

— Я? Э… — Леха заерзал. — Ну типа.

— Так вы клянетесь? — Она разве что не добавила «под присягой».

— Мам, — не выдержала я. — Ну ты чего?

Мамино лицо сделалось непроницаемым.

— А то, что я в первый раз вижу человека и, отпуская тебя с ним, должна быть уверена, что у него исключительно серьезные намерения.

— Какие еще намерения? — Леха аж подскочил на диване.

— Самые благородные.

— Ну это само собой.

— Вот и хорошо, тогда я, конечно, не возражаю, чтобы вы поехали навестить Костю и передали ему мои соболезнования.

Мы с Лехой одновременно выдохнули.

— Только вот еще, — мама достала из глубокого, напоминающего муфту кармана телефон. — Дайте мне, пожалуйста, ваш номер. Вдруг Тоня свой потеряет, или аккумулятор разрядится. У нее постоянно такое.

Лехина шикарная улыбка, которая все это время еще как-то держалась, медленно сползла. Его, несомненно, нужно было спасать, однако жертвовать поездкой к Амелину ради душевного комфорта этого парня я не собиралась.

Немного помявшись, он все же продиктовал номер. Я бы на его месте назвала какой-нибудь левый, что он похоже и сделал, потому что, когда мама стала на него звонить, ничего не произошло.

— Странно, — сказала она очень ровным тоном. — Гудка нет. Давайте-ка лучше вы мне позвоните.

Так что ему ничего не оставалось, как достать свой мобильник и набрать ее номер.

— Ну вот, — она удовлетворенно кивнула, — будем считать, что сделка состоялась.

Теперь я понимала, почему по количеству заключенных договоров мама всегда обгоняла папу.

Однако на этом экзекуция не закончилось: в довершение ко всему, она взяла и сфотографировала Леху на телефон.

— А это еще зачем? — чуть ли не закричал он.

— На номер ваш поставлю. У меня почти на всех контактах фотографии стоят.

И пока она еще чего-нибудь не надумала, мы быстро выскочили в коридор. В полнейшей тишине Леха обулся, и я выскользнула за ним на лестничную клетку.

— Прости, что так получилось. Обычно она у меня не такая, не знаю, что на нее нашло. Прикалывалась, наверное.

— Нехилые такие приколы, — Леха больше не выглядел обаяшкой. Во всех его манерах с самого начала сквозила наезжалисто-нагловатая пацанская нота, и теперь она зазвучала по полной: — И нафига я вообще Тифона послушал? Блин, что это вообще было?

— Извини, — сказала я. — Давай, если вдруг тебе потом тоже понадобится какая-то помощь, я тебе тоже помогу?

— Нет уж, как-нибудь сам справлюсь, — недовольно фыркнул он, доставая из кармана пачку сигарет.

Мне было очень стыдно, что так вышло.

— Тогда еще раз огромное спасибо, что выручил. Это правда вопрос жизни и смерти.

— Так, где и когда встречаемся? — Леха раздраженно помял пачку пальцами.

Глаза у него были синющие и бесстыдные.

— В смысле?

— В прямом, блин, смысле! Знаешь, какая это подстава с твоей стороны?! Нам с парнями завтра в лагерь ехать. И я это все замутил.

— Я уже извинилась.

Когда кто-то начинал на меня давить, то эффект всегда получался обратный.

— Да плевать мне на извинения твои. Когда и куда приходить?

Его недовольный голос было слышно, наверное, с первого этажа.

— Ты на полном серьезе ехать со мной собираешься? — Такое предположение меня насмешило.

Но Леха вовсе не шутил.

— А что мне еще делать? Мама твоя меня сфоткала. Теперь, случись что, кто будет крайний? Правильно — Криворотов.

— Это еще кто?

— Я это! — выпалил он мне в лицо. — Ну нафиг, только с этого дела соскочил.

— Не нужно никуда ехать, — заверила я.

— Короче, я жду, — он требовательно уставился на меня. — Если не скажешь, припрусь завтра к тебе домой в шесть утра.

Мы спорили по этому поводу еще минут пятнадцать и к концу разговора мне уже казалось, что я знакома с ним всю жизнь.

Как выяснилось, у Лехи было несколько подружек, отчаянно воюющих между собой за его внимание, и этой зимой одна из них, чтобы досадить ему, заявила на него в полицию, обвинив в домогательствах. Обвинения были липовые, и девчонка эта сама потом забрала заявление, но ей было четырнадцать или пятнадцать, и Леху еще несколько месяцев песочили, пугая, что если с его стороны обнаружится еще какой-либо косяк, то раскручивать будут по полной.

Так что он предпочитал по-быстрому скататься со мной в деревню, чем потом париться, что я потеряюсь или на меня нападет маньяк и моя мама свалит всю ответственность на него. В итоге, мы договорились встретиться в девять утра в метро и вполне по-дружески разошлись.

А вернувшись в квартиру, я услышала громкий мамин смех и зашла к родителям в спальню. Папа валялся на кровати, а мама сидела на пуфике перед зеркалом и весело пересказывала ему недавнюю сцену.

— Зачем ты так? — Мне, в отличие от нее, было совсем не весело.

— А затем, — она, смеясь, посмотрела на меня через зеркало, — чтобы впредь неповадно было мать обманывать. Я сразу поняла, что ты его в первый раз видишь и никакого уговора у вас нет.

— Но он-то не виноват. Могла бы потом мне все высказать.

— Ну уж нет. Ты же очень хочешь поехать? Вот и поезжай с ним. Заметила, какой он симпатичный? И даже этот огромный шрам его ничуть не портит. Тем более ты любишь такое.

Мамина подколка, впрочем, как и вся ее выходка в целом, мне совсем не понравились, но объяснять что-либо было бесполезно, ведь не ей предстояло несколько часов ехать с незнакомым человеком и всю дорогу оправдываться за то, что так получилось.

И все-таки лучше пережить общество Лехи, чем сбежать и потом надолго поссориться с родителями. Второй за год побег они вряд ли простят так легко.

Запихнув на всякий случай в рюкзак купальник, я написала Насте, что нашла, с кем поехать в деревню, и, коварно надеясь, что она сможет отпроситься с работы на пару дней, долго расписывала, какой Леха красавец.

На провокацию Настя, увы, не повелась, но вся взбудоражилась и тут же полезла искать Лехины профили в соцсетях, а когда нашла, поначалу решила, что я специально все выдумала, чтобы она завидовала. Оказалось, Леха был весьма популярной личностью и от отсутствия женского внимания совершенно точно не страдал. Полистав следом за ней его фотографии в Инстаграме, я была вынуждена согласиться, что, возможно, дорога будет не такой ужасной, как представлялось вначале.

Однако около десяти, когда я была в душе, неожиданно зазвонил телефон. Так яростно завибрировал на краю раковины, что чуть не свалился на кафельный пол.

Я схватила его мокрыми руками, взглянула на экран и не поверила своим глазам — Саша Якушин собственной персоной.

Сколько уже времени прошло, сколько воды утекло, я давным-давно перестала мечтать о нем, и мои мысли занимал совершенно другой человек, но все равно его имя на экране мобильника вызвало глупое трепетное волнение.

Я выключила воду. Спешно обмоталась полотенцем.

— Привет. Что случилось? — обеспокоенно начал он. — Ты мне пятнадцать раз звонила.

— Спасибо, что перезвонил, но уже все нормально.

— А что было?

— Мне нужна была компания. В деревню к Амелину съездить. Просто мама сказала, что одну без парня меня никуда не отпустит. Далеко ехать. Так что я подумала, что ты мог бы… Мы могли бы… Поехать туда вместе.

И только произнося это, я вдруг поняла, насколько странно прозвучала моя просьба.

Якушин никогда не испытывал к Костику теплых чувств, а уж после того, как я сделала свой выбор не в Сашину пользу, и подавно. Но сейчас он совершенно спокойно и по-деловому сказал:

— Можем съездить. Я только сегодня из лагеря вернулся. Вожатил. Но завтра свободен и могу составить тебе компанию. Расскажу про детей. Это какой-то ужас!

— На машине? — с осторожной надеждой поинтересовалась я.

У Якушина была старая «Газель», на которой мы зимой доехали аж до Пскова.

— Можно. Но я на ней с весны не ездил.

— Было бы здорово, — поездка с ним на машине казалась куда соблазнительней электрички с Лехой. — Правда, я уже договорилась с одним парнем.

— С каким парнем? — Якушин удивился так, словно других парней, кроме него, не существовало в природе.

— Да не важно, просто парень один. И мама на него серьезно нависла, что он обязан со мной поехать.

— Ну так скажи, что все отменяется.

Саша заявил это с такой твердой уверенностью, что я почувствовала облегчение. Впервые за несколько этих путанных дней появилась хоть какая-то определенность.

Мы договорились, что встретимся в девять возле его дома, и попрощались.

Лехин номер я взяла у мамы, чем, конечно, несколько ее озадачила. Написала ему: «Приходить не нужно. Я нашла, с кем поехать. Еще раз извини. Тоня».

Якушин жил в соседнем дворе, поэтому без пяти минут девять я не спеша выползла из дома. Перед самым выходом папа поцеловал меня в щеку и шепнув «много не пей», сунул в руку синюю двухтысячную бумажку. А мама, выскочившая из ванны с полотенцем на голове, поинтересовалась: «И через сколько тебя ждать?» Я ответила, что сама не знаю, но обязательно позвоню. Она со вздохом покачала головой и попросила передать привет Алексею. О том, что я еду не с ним, а с Якушиным, рассказать я не успела, а объяснять сейчас было некогда.

На улице стояла страшная духота, которая по ночам не спадала. От сухости и пыли листва на деревьях во дворе потускла и приобрела сероватый оттенок. Люди с измученными, невыспавшимися лицами тащились в сторону метро, на работу. За ними тянулся шлейф обильного утреннего парфюма, делового напряжения и обрывки телефонных разговоров.

Я смотрела на женщин в чересчур тесной для такой погоды одежде и радовалась, что на мне майка и шорты, а на ногах у меня удобные, видавшие виды кеды.

Впереди ждала приятная загородная поездка и встреча с Амелиным. Я представляла, как он удивится и обрадуется, и всю дорогу шла, глупо улыбаясь на ходу.

Якушин сидел в салоне «Газели» с распахнутой дверью и, кажется, звонил мне, потому что тут же спрыгнул вниз и сунул телефон в карман.

— У нас проблема. Машина не заводится. Нужно в сервис отгонять.

— Понятно.

— Поедем на своих двоих. — Он достал с соседнего сиденья почти пустой рюкзак. — Как ты и хотела.

Расстроилась я ощутимо, но виду не подала.

Он еще немного повозился, закрыл машину, и мы уже двинулись в сторону метро, когда у меня зазвонил телефон. Номер высветился незнакомый, но голос определенно был Лехин:

— Я вообще не понял! Что за кидалово? Я жду в метро. Ты где?

— Я же написала, что мне уже не нужно, со мной друг поедет.

— Друг? Нормально? Номер телефона твоя мама взяла у меня, сфотографировала меня, клясться заставила тоже меня, а поедет какой-то там, нафиг непонятный друг? А потом с кого опять спрос? Естественно, с Криворотова. Нет уж. Давай быстро подваливай сюда.

— Не переживай. Я сейчас позвоню маме и скажу, чтобы она сняла с тебя эту клятву.

С мамой стоило поговорить сразу, но я и думать про Леху забыла.

— Было бы очень любезно с твоей стороны, — он немного успокоился. — В таком случае я, может быть, еще успею уехать с ребятами.

Я немедленно позвонила маме и попросила ее избавить Леху от клятвы, потому что со мной поедет Саша, даже трубку ему передала, но у мамы случился приступ небывалой вредности.

— Ничего-ничего. В следующий раз будет головой думать. Если уж берешь на себя ответственность, нужно нести ее с честью.

Для мамы это было шуткой и какой-то глупой принципиальностью, а для нас — крайне неприятной ситуацией. Я попробовала сказать, что у Лехи дела, и он из-за меня может подвести людей, однако мама заявила, что вчера дел у него не было, и пообещала попозже перезвонить ему, чтобы узнать, со мной ли он.

Это была полная подстава.

— Ладно, Саш, извини, — сказала я озадаченному Якушину. — Придется мне ехать с этим Лехой. Мама уж как-то очень по-боевому настроена. В отпуске, похоже, переотдыхала.

— Не, ну какой еще Леха? Он вообще не при делах. Идем, я с ним сам поговорю.

Якушин был моей школьной безответной любовью. Любовью-фантазией, прекрасным недоступным принцем, красавчиком из старших классов. Долгое время я убивалась по нему, а когда познакомились ближе и подружились, все прошло.

Мы спустились в метро. Леха в темно-синей футболке с большим белым принтом «88», по типу футбольной формы, и вчерашних джинсах, с унылым видом подпирал плечом колонну, а когда увидел нас, встрепенулся. Первым подал руку Якушину и назвался. Саша сдержанно ответил.

— Слушай, Лех, — под прямым Лехиным взглядом он помялся. — В общем, с Тоней поеду я. Мы с ней давно знакомы, и я знаю, как уладить все эти дела.

— Да ла-а-а-дно? — протянул Леха издевательски. — Серьезно? Знаешь, как уладить? А вчера, интересно, где ты был, когда ее мать говорила, что, если один волосок упадет с головы дочери, она меня скальпирует и на кол посадит?

— Она такого не говорила, — засмеялась я.

— Я приехал вчера поздно вечером, — невозмутимо отозвался Саша. — И сразу перезвонил Тоне. Теперь все нормально.

— А вот и ненормально, — Леха сунул руки в карманы и с вызовом вытаращился на него.

Когда Леха переставал улыбаться, шрам сразу бросался в глаза и делал его лицо опасным.

— На тебя когда-нибудь малолетки кидали заяву за домогательства? Ты писал по три раза в неделю объяснительные? Состоял на учете? Сидел под домашним арестом? Тебе угрожали, что если еще раз что-то подобное повторится, то все будет уже по-взрослому?

Леха, по всей вероятности, был чуть младше Якушина, но наглость с лихвой перекрывала эту разницу в возрасте.

Якушин передернул плечами:

— Я подобными вещами не увлекаюсь.

— Так вот я тоже не увлекаюсь, но подставили меня нехило, и больше я на эти грабли наступать не намерен, — Леха повернулся ко мне: — Короче, либо ты едешь со мной, либо вообще никуда не едешь

От такого заявления я опешила.

— Давай ты просто пойдешь домой и успокоишься? — сказал Якушин.

— Это ты пойдешь домой и успокоишься, — огрызнулся Леха. — Я из-за вас своих друзей продинамил. Так что нефиг.

— Все. Уходим, — Саша потянул меня за рюкзак.

Не знаю, стал бы Леха нас останавливать, и что бы он вообще сделал, послушай я Якушина, но мне показалось неправильным так поступить с ним.

— Ладно, — сказала я. — Поехали вместе.

Саша осуждающе покосился на меня, а Леха согласно кивнул.

— Вот это другой разговор. Я тоже ненавижу напряги, — он похлопал Якушина по плечу. — Расслабься, чувак. Все будет зашибись.