Время. Ветер. Вода

Ида Мартин, 2019

Все началось с голубя? Или, быть может, с разорванных джинсов? Этого Вита точно не знает. Впервые за свои шестнадцать лет оставшись на целый месяц без родителей, Вита вынуждена не только в одиночку противостоять травле одноклассников, но и впустить в свою тихую, домашнюю жизнь троих ребят, стремительно вовлекших её в бурный водоворот событий, тайн и чувств. Это знакомство, неожиданное путешествие и головокружительная любовь окажутся серьёзным испытанием для скромной, доверчивой девушки с прекрасным воображением и открытым сердцем.

Глава 4

— Скажите, у вас нет моего Каро? — Камилла прижималась к каждому стволу, гладила протянутую ветку, ласкала трепещущие листочки.

Деревья перешептывались. Они готовы были помочь, но среди них не было никого с таким именем.

— Какой породы этот твой Каро? — прошелестел Дуб.

Камилла грустно пожала плечами:

— Я не знаю, но если вы когда-нибудь встречали самое красивое дерево, то это наверняка он.

Больше недели шла Камилла к лесу и была сильно разочарована, увидев недоуменное колыхание деревьев. Ей казалось, что весть о Каро должна была облететь весь зеленый мир.

Солнце уже садилось, когда деревья, расступившись, открыли мирно поблескивающую в заходящих лучах речную гладь.

— Милая Речка, ты так далеко течешь, все вокруг слышишь и видишь. Не встречала ли ты Каро?

— Никогда о нем не слышала, — зазвенела Речка. — Попробуй спросить у Ветра, он как раз бежит следом и скоро будет здесь.

Ветер казался очень серьезным и бежал так быстро, что Камилла еле успела его окликнуть:

— Уважаемый Ветер, не встречали ли вы Каро?

Ветер взглянул на нее, и холодный поток воздуха попытался пробраться под одежду. Камилла стыдливо прикрыла грудь.

— Как же, встречал, конечно. Легкомысленный такой парнишка.

— Ну что вы, он очень хороший, — запротестовала Камилла. — Вы, наверное, говорите о другом Каро.

Ветер засмеялся, нагоняя на реку волны.

— Что ж, должно быть, это другой паренек, которого Лесная Колдунья превратила в дерево.

Одним движением он приблизился к девушке. Черты его лица все время изменялись. Ветер мог быть прекрасным и уродливым одновременно. Широкополая шляпа покрывала длинные волосы, а бесформенный плащ беспрестанно колыхался.

— Спроси лучше у Месяца, — сказал он и помчался дальше.

В горах оказалось очень холодно. Тоненькое платье Камиллы не грело, и, когда становилось совсем невмоготу, приходилось бежать. Через пять дней она поднялась настолько высоко, что земли уже и видно не было.

Месяц отдыхал в глубоком темном ущелье. И все вокруг было освещено удивительным серебристым сиянием. Камилла вступила в полосу света.

— Кто ты такая? — Месяц неохотно выплыл из своего убежища. Он заметно осунулся, но выглядел помолодевшим.

— Я — Камилла и ищу своего друга Каро.

Месяц задумался:

— Помню одного Каро, который любил хмельные танцы и веселье до утра.

— Каро радовался всему на свете, потому что ни у кого не было такой жизненной силы, как у него.

— И что же с ним случилось? — поинтересовался Месяц, убирая с глаз белую челку, делавшую его излишне женственным.

— Лесная Колдунья превратила его в дерево.

— Я слишком долго спал. Обратись-ка лучше к Солнцу.

Дорога к Солнцу оказалась значительно длиннее и тяжелее, чем она ожидала.

Однажды к ней привязался молоденький Волк. Он шел следом от самых гор, через вереницу полей, сквозь темные чащи и березовые рощи.

Волчонок оберегал Камиллу, когда та спала, грел, когда девушка мерзла, лечил, когда она заболела.

Болезнь сильно ослабила Камиллу, она осунулась и исхудала, но в глазах Волчонка это была самая прекрасная женщина на свете.

— Хочешь, я сделаю тебя самой богатой в мире? — спрашивал он, свернувшись клубком у ее ног. — Я знаю одну пещеру, в которой полно переливающихся камней и золота.

Камилла смеялась:

— Ну какое золото? С такой тяжестью далеко не уйдешь.

— А почему ты не пошла к Лесной Колдунье и не попросила вернуть тебе его?

— Конечно же, я пошла, — Камилла любила, когда он снова и снова спрашивал об этом, — но она сказала, что только от меня зависит, вернется Каро или нет. Что мне еще оставалось делать?

— Ты отчаянная, — Волчонок преданно смотрел девушке в глаза. — Неужели тебе не хочется отдохнуть? На свете есть немало прекрасных людей.

— Второго Каро не существует. Так бывает всегда: мужчинам достается сражаться с драконами, а женщинам — искать или ждать всю жизнь. Я предпочитаю искать.

Дом Солнца находился в роскошной, усеянной цветами долине. Деревянная лестница уходила высоко в небо и скрывалась за облаками.

— Я знаю, зачем ты пришла, — Солнце поднялось из глубокого кресла ей навстречу.

У него была длинная золотая борода и строгие, но очень ясные глаза.

— Обычно я не вмешиваюсь в дела людей, но тебе помогу, потому что ты такая упорная.

И оно рассказало Камилле, где найти Каро.

Не чувствуя ног, девушка добежала до небольшой рощицы, раскинувшейся на берегу озера. В ней царили покой и прохлада. Время замерло, природа отдыхала.

Камилла остановилась возле могучего Вяза и осторожно поинтересовалась:

— Не вы ли Каро?

— Значит, ты Камилла, — склонилось к ней дерево. — Я так и понял.

Маленький Ясень, стоявший по соседству, тоже слегка подался вперед.

— Ты опоздала, — Вяз горестно кивнул, — видишь пенек? Еще два дня назад это было его место, но потом пришли люди и срубили его.

— Не может быть! — Крик Камиллы прокатился по всему лесу. — Это неправда! Пень выглядит слишком старым.

Камилла рыдала, уткнувшись в мягкий мох, а Волчонок вылизывал ей слезы и очень боялся, что она умрет от горя. Однако через несколько часов девушка поднялась на ноги, и в ее голосе появились суровые нотки:

— Мне придется повернуть время вспять! Я иду искать Короля Времени.

— Удивительная женщина, — восхитился Волчонок, глядя, как она решительно шагает прочь, — я никогда не оставлю ее, какие бы сумасшедшие идеи не пришли ей в голову.

И тут, за спиной, он услышал едва различимый шепот.

Ясень склонился к Вязу:

— Спасибо, что не выдал меня.

— Мне было очень тяжело это сделать, — отозвался Вяз.

— И нам, и нам, — послышалось со всех сторон.

Березы буквально обливались соком:

— Как ты мог? Она самая лучшая девушка на свете. Как можно было обмануть ее ожидания?

— Я никогда ничего не обещал ей, — разбушевался Ясень. — Вы просто не представляете, как она измучила меня своей любовью. Неужели это невозможно понять? Я не был готов к тому, чтобы провести всю свою жизнь с ней. Здесь покой и свобода, от меня никто ничего не ждет, я могу думать и созерцать. Поверьте, человеком быть гораздо обременительней.

Волчонок издал глухое рычание и кинулся на Ясень. Он прыгал, пытаясь дотянуться до веток, царапал когтями ствол, рвал зубами кору. Ему хотелось растерзать подлеца, уничтожить, превратить в щепки.

— Прекрати, — взмолился Каро, — я всего лишь ушел, позволив ей жить в свое удовольствие. Никто не виноват в том, что она сама себе напридумывала. Даже Колдунья поняла меня. Она сказала, что мы вправе выбрать, кем нам быть…

Волчонок замер и припал к земле:

— Обещаю, Камилла ничего больше не узнает о тебе и никогда не вернется сюда, но ты должен рассказать мне, где найти Лесную Колдунью!

Камилла очень расстроилась, когда обнаружила, что Волчонок не пошел с ней, бросив в тот самый момент, когда его поддержка была ей так необходима. Удивительно, насколько сильно она привязалась к этому зверю.

Однако Волк знал, что обязательно наверстает упущенное и догонит ее, но сейчас ему было некогда. Он мчался туда, где творила свое волшебство знаменитая Лесная Колдунья, и не сомневался: ему удастся убедить ее, что Камилла должна снова встретить Каро, такого, который не только позволит любить себя, но и сможет ответить тем же. Она заслужила это. И ей совсем не обязательно знать, кем он был прежде.

Пока я читала, Артем ни разу не перебил меня. Просто смотрел в черноту окна и слушал. А когда закончила, не оборачиваясь, неожиданно зло спросил:

— Ну и в чем здесь, по-твоему, смысл? В том, что парень готов даже дубом стать, лишь бы эта подруга от него отстала?

— Ясенем, — я немного растерялась от его слов. — Смысл в том, что, когда по-настоящему любишь, можно сделать невозможное.

— Именно. В том, чего не бывает в жизни, нет никакого смысла.

Он сгреб все отложенные фигурки и высыпал обратно в вазочку.

— Ты не веришь в любовь? — осторожно спросила я.

— Я верю только в продолжение рода, взаимную выгоду и удовольствие. А любовь — это вечное стремление человека доказать самому себе, что это он ее достоин. Жажда обладания и самоутверждения.

Тон был холодный и резкий.

— Иди-ка ты, Витя, поспи, — достав телефон, Артем дал понять, что разговор окончен. — Соберемся уходить, я тебя разбужу.

— Почему ты разозлился?

— Голова разболелась.

Это было очень странно, неожиданно и обидно. Ни с того ни с сего. На ровном месте.

Спать я не собиралась, но все равно ушла в родительскую комнату и в кромешной темноте завалилась на кровать.

С улицы между неплотно задвинутых штор шел слабый, едва уловимый свет уличных фонарей. Под окнами время от времени проезжали машины, лучи от фар то и дело пробегали по потолку.

В головную боль верилось слабо, и я мучительно пыталась отыскать причины раздражения Артема. Однако вскоре дверь в комнату отворилась:

— Не обижайся. Сказка хорошая, а вот я не очень.

Я не нашлась, что ответить, и он ушел.

Никогда никто не нравился мне настолько, чтобы принять это за любовь. Нет, конечно, сначала я любила Дина Винчестера, потом Дилана О’Брайена, а затем Тайлера Джозефа. Но подобная выдуманная любовь еще больше побуждает желать реальной, настоящей, человеческой. Из плоти и крови.

Мама считала, что только ограниченные и недалекие женщины озабочены вопросами любви и отношений. Потому что из-за этого они перестают быть самодостаточными, полноценными личностями. Но что я могла поделать, если оно само думалось?

Артем вел себя так, словно прекрасно понимает, какое впечатление производит на людей. Знает, что нравится, и позволяет собой любоваться.

Увлечься таким человеком — хуже некуда, а как избежать этого — непонятно. Ведь до тех пор, пока он не разозлился на сказку, мне показалось, будто между нами возникло особое взаимопонимание, которое и словами-то не объяснить, просто чувствуешь, и все.

Постепенно свет фар начал блекнуть, тени на стенах растворились, и я провалилась в сон.

А когда проснулась, часы на телефоне показывали одиннадцать.

Немедленно вскочив, я побежала в свою комнату, но там никого не оказалось. На кухне тоже. Кровать была аккуратно застелена, а поднос с чашками и пустым лотком из-под мороженого стоял возле раковины.

Они ушли, не разбудив меня, и это было обидно.

Я приняла душ, съела бутерброд и, не зная, куда себя деть, бесцельно побродила по квартире.

Мне определенно стоило больше общаться с людьми. Необязательно с одноклассниками — с другими, нормальными. Теми, кто нравится. Тогда, возможно, я смогла бы разобраться, почему я чудная и почему обычная сказка способна испортить приятный разговор.

— Вика, привет! Это Вита. Помнишь меня?

— Привет, — охотно откликнулась та. — Конечно. Синеглазая девочка, с кожей, как зефир, и голубем в рюкзаке.

— Я подумала, может, мы могли бы как-нибудь погулять вместе?

— Легко. Хочешь сегодня? В четыре нормально?

— Да, конечно, — спешно согласилась я, заметив возле стены в складках клетчатого пледа маленькую черную флешку. — Встретимся у того магазина за углом.

Сначала я хотела занести флешку, когда соберусь уходить на встречу с Викой, но вскоре стало ясно, что терпения мне не хватит.

Дверь открыл Макс. Он был в белой футболке, синих спортивных шортах, босиком, растрепанный и раскрасневшийся. И я еще рта не успела открыть, как он выдал:

— Привет! Тёмы нет.

— Я не к нему. Вот, флешку нашла.

— О! Это моя, — он обрадованно сунул ее в карман. — Спасибо.

— Пожалуйста, — я спрятала руки за спину, чувствуя нарастающую неловкость.

Он тоже замялся.

— Высох? — Я кивнула на пол.

— Ковер в гостиной сырой.

— Понятно, — больше ничего на ум не приходило. — Артему привет.

— Слушай, — вдруг обрадованно спохватился он. — У меня для тебя кое-что есть. Идем!

Мы прошли в маленькую комнату, расположенную над моей.

Мебели в ней почти не было, лишь стол и кровать, но повсюду, даже на кровати, валялись какие-то железяки, проводочки, тетрадки и книжки. На приставленном к изголовью стуле висела одежда. Стол был завален мониторами и ноутами.

Только в самом центре на темно-синем ковре образовался небольшой островок, где, словно выставочный экспонат, лежали две черные гантели.

Макс подошел к балкону и открыл дверь. Там на широкой табуретке возвышалась пирамида из коробок с тортами.

— Выбирай. Этот придурок назаказывал столько, что нам месяц ими питаться. А я сладкое терпеть не могу.

— Зачем же так много?

Макс осуждающе покачал головой:

— У нас все так. Ты вон туда глянь, — он указал пальцем в глубь балкона, где деревянные полки стеллажа были до отказа забиты пачками кофе, чая, соусами, бутылками с водой, пивом и прочей едой.

— Вроде не в голодные годы живем, — засмеялась я.

— Дело не в этом. Просто Тёма человек такой. Совершенно не умеет себя ни в чем ограничивать.

— Откуда же у вас столько денег?

— Не у нас, а у него. Я тут вообще на птичьих правах.

Мигом вспомнилась история про детский дом.

— Вы давно дружите?

Он прошелся пятерней по растрепавшейся челке. Запястья у него были широкие, а вся рука покрыта золотистыми волосками.

— Тёма дружит со мной с восьми примерно. Значит, лет одиннадцать-двенадцать. С небольшим перерывом.

— Ты не считаешь его своим другом? — удивилась я.

Макс улыбнулся, ожидая этого вопроса:

— Считаю, конечно, просто это он со мной дружит. Я его воображаемый друг.

— Как это? — Я в шутку потрогала его пальцем. — Ты же реальный.

— Для тебя. Но для него — нет. Он меня придумал, чтобы было с кем играть и устраивать акции протеста.

— Ты говоришь загадками.

— Я знаю, — улыбка стала шире. — Ну что, будешь брать торты?

— Нет. Мне не нужно столько сладкого и мучного.

— Надумаешь, заходи.

Мы вернулись в комнату, я снова окинула взглядом завалы и уже в коридоре предложила:

— А хочешь, помогу убраться?

— Он придет после восьми.

— В смысле?

— Брось. Я же не тупой и не слепой. У нас такое постоянно. Когда на съемной квартире жили — соседка за солью вечно ходила. Мы даже в кафе поесть не можем, чтобы какая-нибудь официантка вместе со счетом не принесла свой номер.

— Нет, ну что ты? Я — нет… Я просто. Я же флешку нашла.

От своего глупого лепетания мне самой стало стыдно, я опустила глаза, пробежалась взглядом по его золотистым ногам и, заметив на левой лодыжке небольшое, но красиво вытатуированное слово «Беги», уперлась в него.

— Хорошо, — сказал Макс. — Потому что тебе уж точно не стоит с ним связываться. Ты совсем маленькая, а он ушлый говнюк.

Он произнес это так, будто мы уже говорили на эту тему, и я внезапно сообразила, что они обсуждали это между собой.

— С чего это я маленькая? Вы всего-то на три-четыре года старше.

— Взрослым человек становится не от возраста, а от этого, — он провел ребром ладони по горлу. — Чем больше у тебя дерьма в жизни, тем быстрее взрослеешь. Вот и все. Взрослость — это постоянная готовность к геморроям и подставам. Не хотел тебя обидеть. Просто предупредил по-человечески.

— Спасибо. Очень любезно с твоей стороны.

— Ты все еще готова помочь с уборкой? Стараться можно не сильно, потому что в понедельник придет работница и переделает все по-своему.

На нашу встречу Вика опоздала минут на двадцать, так что я уже собиралась уйти. Но она прибежала, обняла и расцеловала, а затем потащила на другую сторону шоссе, где тянулся длинный ряд больших и маленьких магазинов со всякой всячиной: от лака для ногтей, заколок, телефонных аксессуаров до шуб и роскошных ювелирных салонов.

С Викой было легко и весело. Она держалась так, словно все окружающие покинули свои дома только для того,

чтобы полюбоваться ею: эффектно встряхивала распущенными волосами, театрально распахивала глаза, беззаботно смеялась и держала прекрасную осанку, от чего ее округлая, обтянутая белой эластичной футболкой грудь под расстегнутой зеленой паркой была первым, на чем останавливался взгляд.

Удивительным образом Вика искусно балансировала между вульгарностью и детским эпатажем. Мужчины к ней так и липли. Пока мы дошли до торгового центра, с нами пытались познакомиться трое парней и один возрастной мужик. Остальные просто глазели со стороны.

Я рассказала ей о потопе, и она тут же заинтересовалась:

— И что эти ребята? Понравились тебе? Я хочу знать подробности. Чего стесняешься? — Громко рассмеявшись, она ткнула пальцем мне под ребра. — Я люблю обсуждать парней даже больше, чем шмотки.

— В двух словах не объяснишь. Они интересные. Совсем не похожи ни на кого из моих знакомых.

— Симпатичные?

— Один симпатичный и скромный, а второй по-настоящему красивый — как в кино.

— С красивыми не связывайся, — Вика небрежно махнула рукой. — Они либо тупые, либо оборзевшие, либо подлые. Этакая ловушка природы. Типа мухоморов. Яркие, но отравленные. Выбирай первого. Как его зовут?

— Максим. Он в детском доме был, а потом сбежал.

— Ой, нет, — Вика поморщилась. — С парнями из детского дома дела лучше не иметь. Мало того что они бедные, необразованные, без связей, так еще и совершенно неприспособленные к этой жизни. Ничего не знают, не умеют и считают, что им все должны.

Мне стало обидно за Макса:

— У него мама умерла, когда ему пятнадцать было. Ты только представь: живешь-живешь нормальной жизнью, а потом вдруг — детдом. Равнодушие и жестокость. Это ужасно. Тебя любили, заботились — и тут в один день пустота и холод. Как такое пережить?

— Подумаешь, — насмешливо фыркнула Вика. — Не несчастнее других. Я, может, тоже из детского дома. Что в этом особенного?

Я удивленно остановилась:

— Ты сирота?

Вика замялась.

— Мать в тюрьме отсидела десять лет, а как освободилась, нашла себе какого-то священника и с ним теперь живет. Я ее и не помню даже. А у отца пожизненное за ограбление и захват заложников. — Она бросила на меня осторожный взгляд и рассмеялась. — Что ты так смотришь, будто я сама криминальный элемент?

— Совсем нет. Просто я очень удивилась. Поразительное совпадение. Никогда не встречала никого, кто бы жил в детском доме, а тут сразу двоих.

— Нормальное жизненное совпадение, — Вика снова взяла меня под руку. — Так всегда бывает, не замечала? Какие-то вещи вдруг одновременно начинают происходить. Это значит, что жизнь тебе этим хочет что-то сказать. Мы с тобой не случайно познакомились и нужны друг другу.

— Думаешь?

— Несомненно, — она ласково прильнула к моему плечу и тут же игриво вскинулась: — Рассказывай дальше. То, что они красивые и бедные, я поняла, а вот чего в них особенного, пока не уловила.

— Они не бедные. Артем, кажется, богатый. У него есть машина, завал продуктов на балконе и уборщица.

— Да? Ну тогда тебе подходят.

— Шутишь? Это я им не подхожу. Это как думать, подходит ли мне Леонардо Ди Каприо. Приятно, но нереально.

Вика отмахнулась:

— Глупости. Все дело в самооценке. Если я захочу, то и Лео будет бегать за мной, как миленький, — она посмотрела мне на ноги. — Вот чего ты такие страшные джинсы носишь?

— Не знаю. Обычные.

— А давай тебе что-нибудь прикольное купим? — Мы остановились напротив торгового центра, вывеска которого пестрела модными брендами. — Что-нибудь такое, чтобы самой нравилось. Мне вчера немного денег привалило, потом как-нибудь отдашь.

Обычно всю одежду мы покупали вместе с мамой. Она говорила: «Кто-то же должен посмотреть, как сидеть будет», — но по факту выходило, что брали мы то, что нравилось ей. Совсем не модное, зато «приличное». Пару лет назад я попыталась взбунтоваться, однако мама очень сильно обиделась, что я «не доверяю ее вкусу» и хочу от нее отстраниться. Так что было проще носить эти древние шмотки, чем видеть, как она переживает.

Вика повела меня по магазинам. Но я не знала, чего хочу, поэтому бродили мы бесцельно, разглядывая все подряд. В одном месте, где продавались только джинсы, она подвела меня к куче скидочных моделей на низкой деревянной платформе и принялась активно их ворошить, доставая то одну, то другую. Черные, синие, серые — все узкие и обтягивающие, как лосины.

И тут на глаза попались широкие голубые джинсы с большими дырками на коленках и свисающей вокруг них бахромой. Моя мечта!

Я схватила их и сразу, без примерки, поняла, что они мне подходят. Вика тоже одобрила, пообещав подарить мне к ним джинсовку точно такого же цвета, которую она не носит из-за того, что слишком широкая, а она любит в обтяжку.

Домой я вернулась в семь, открыла и сразу поняла — тетя Катя приехала. В квартире было жарко, немного дымно и пахло жареной курицей с картошкой.

В последнее время мне этого очень не хватало.

Мы проболтали с ней до самой ночи, я даже о потопе рассказала, только про Дубенко и ночных гостей не стала говорить, чтобы не пугать и не расстраивать. А после ужина весь оставшийся вечер прислушивалась к музыке наверху, вспоминала новых знакомых и пыталась убедить себя в том, что они слишком непонятные и взрослые для меня и что видела я их всего ничего, а за такой короткий срок никаких привязанностей возникнуть не может. Но ни один рациональный довод не работал.

Точно так же, как прошлым летом, когда мы с родителями ездили на три недели в Болгарию к папиным родственникам в домик возле моря. По соседству с нами жили семьи отдыхающих из России. Три девочки пятнадцати — семнадцати лет. Одна из них, Лада, сначала познакомилась со мной, мы даже немного погуляли вместе, но потом приметили двух других девчонок — сестер.

Они были загорелые, с длинными, выбеленными солнцем волосами, носили тонкие разноцветные майки без лифчиков и очень короткие шорты. Сестры катались на арендованных великах босиком и купались с утра до вечера. К ним постоянно ходили какие-то ребята — то ли местные, то ли из отелей. А по вечерам, надев хорошенькие цветастые платья, они отправлялись на танцы и возвращались иногда только под утро.

Родители их за это ругали. Но они все равно потом снова уходили гулять.

Нас с Ладой так и тянуло к этим сестрам. Однажды Лада сама подошла к ним на пляже и предложила поиграть в карты. Девчонки не отказались. Мы подсели и довольно неплохо общались, до тех пор пока моя мама, загоравшая чуть поодаль, не заметила нас и не позвала меня обедать.

А за обедом строго высказала, что это нехорошие девочки, и мне с ними лучше не дружить. По ее словам, у них слишком много свободы, которая не идет им на пользу. Я, правда, не очень поняла, что нехорошего в свободе, но, зная маму, спорить не имело смысла.

Однако родители Лады не противились этому знакомству и даже взяли для нее в прокате велосипед. Так что она быстро перестала гулять со мной, и мне оставалось только наблюдать за ними со стороны.

Я изо всех сил убеждала себя, что ничего особо интересного у них не происходит. Что с ними наверняка и поговорить не о чем, но мне все равно очень хотелось купаться с ними, закапываться в песок, мазаться мороженым и бегать друг за дружкой по пляжу. Не говоря уже о вечерних походах на танцы.

Каждый вечер я садилась на крыльцо нашего домика и наблюдала, как возле их двора собирается целая компания.

Вечерний воздух пах солью, нагретыми камнями и хвоей, а мое сердце замирало от тоски по чему-то далекому, необъяснимому и прекрасному.

Вот примерно нечто похожее я испытывала, шепотом повторяя за Ланой «Kiss me hard before you go» и пытаясь разглядеть на иссиня-черном небе хоть одну звезду.