НЕ ПРОСТО РАССКАЗЫ

Игорь Шляпка

В нашем мире есть много странных вещей, злых, добрых, привычных и непредсказуемых. Замечайте их и позволяйте себе удивляться.

БОРОДИНО

Веня разволновался и начал кусать губы. Он всегда волновался в разгаре дискуссии. И, оглядывая семерых присутствующих, нервно тёр ладони.

— Как?! Как мы выведем твои чёртовы полки на сцену? — кричал ему тощий небритый Оборов, потрясая в воздухе растопыренной пятернёй, — Там же места нет.

— Места нет в вашем захудалом воображении, Иван Петрович! — ещё больше распалялся Вениамин, доводя голос до крикливой ноты. — Дайте зрителю волю. Волю дайте его фантазии. Мы нарисуем панораму, в конце концов. Я видел такую. Я знаю. На фоне неба, затуманенного дымом пушечных выстрелов, кавалерия помчится с шашками наголо крошить неприятеля, а…

Оборов прервал его сухо и резко, будто выстрелил дуплетом:

— А нарисует кто? И чем? Уймись, Наполеон.

Мысль Вени застряла у него во рту. И правда, будто раненый, он безвольно опустил руки, почти упал на стул и съёжился, затаив обиду.

— Отставить панику! — голос Рыжего нарушил тишину.

Вытаращив вперёд огненно-рыжую бороду, режиссёр насмешливо оглядел публику и задержал взгляд на щуплом Костицыне по прозвищу Кнопка.

— Вы.

— А? — встревожился Костицын.

— Ваша очередь.

— Почему моя? Что я?

— Предлагайте.

— Что предлагать?

— Не дурите. Предлагайте, что будем ставить.

— Я не знаю. Можно «Вишнёвый сад».

Тут хрипло отозвался старик Минский:

— Как в прошлый раз? — он грохнул кулаком по столу. — Ты, сынок, в сотый раз предлагаешь Чехова, а сам его даже не читал. А? Не читал ведь?

Кнопка скривил губы и начал сопротивляться:

— Я актёр, а не читатель. Моё дело играть. В этом моё призвание. А думать и читать — не моё.

— Не моё, — передразнил Минский и едко заблеял: — Дура-а-ак! Дура-а-ак.

— Сам ты дурак, — завёлся Костицын. — Я не потерплю оскорблений!

Крепко дёрнув за рукав кого-то сидящего рядом, Кнопка сменил восклицание на опасливый шёпот:

— Да скажите ему.

Ответа не последовало.

Заполняя паузу, Оборов медленно поднялся с дивана, расправил сутулые плечи и торжественно произнёс:

— Предлагаю ставить Отелло.

Рыжий наклонил голову набок и с откровенной грустью глянул на него из-под густых бровей:

— А Дездемону кто играть будет? Веня?

Почуяв замешательство противника, Вениамин тут же выскочил почти с криком:

— А я что говорю? Что говорю! Нам нужна брутальная мужская постановка. Надо выводить на сцену полки. Без единой бабы. Мы жахнем такое Бородино, что зал взорвётся. Мы такое покажем…

Но опять не успел закончить свою эмоциональную речь.

Оборов вдруг развернулся и со всего маха ударил его по лицу. Ударил хлёстко, жестоко, вложив в кулак всё раздражение, что накопилось к концу уже двухчасового спора.

Веня пошатнулся, но не упал. Глаза его расширились до неузнаваемости, переполнились бешеным гневом и чуть не выскочили из орбит.

— Сволочь! — заорал он и, выкинув перед собой руки, бросился на оппонента. Оба остервенело схватились, мутузя друг друга наотмашь, с глухими стонами грохнулись на диван. Диван охнул и подломился на ножках. Кнопка вскочил и завизжал. Кто-то заорал:

— Бей его! Давай! Бей!

Полетел идиотский рефрен:

— Венька гад. Венька гад.

А старик Минский дико захохотал.

Рыжий смачно выругался и кинулся разнимать…

Но было уже поздно. В гостиную ворвались санитары и мигом растащили безумцев по палатам. Дискуссия закончилась.

И только Веня, отчаянно ворочаясь в смирительной рубахе и пуская изо рта пузыри, ещё до самого вечера выкрикивал:

— Бородино! Бородино! Бородино!..