День Первой Бабочки. Сборник стихов

Игорь Филатов

В жизни каждый день может стать праздником. Надо только идти по жизни, глядя не на грязь под ногами, а на красоту, которая вокруг нас во всём, и которая словно ждёт, чтобы мы наконец её заметили.

И ЭТО ЕСТЬ ЛЮБОВЬ?!

Ничто не вечно под луной

…ничто не вечно под луной,

да и сама луна не вечна…

…но ты останешься такой,

как в этом платье подвенечном…

…наступит старость, смерть придет,

а вслед за ней придет забвенье…

…летит бумажный самолет,

летит в другое измеренье…

…где через тысячу времен

ты будешь ждать меня, как ныне…

…и я приду — таков закон:

я вижу все, как на картине…

…весна, и яблоневый сад,

и лепестки тебе на плечи…

…роняет день…

Ни рай, ни ад —

лишь этот миг пребудет вечен!

И это есть любовь?!

И это есть любовь?! Так вот она какая?

Зачем же лгут поэты, зачем романы лгут?

Зачем они её не назовут

Тем именем, что ей подходит более?

Болезнь она, ломающая волю,

Кусающая сердце, как змея,

Безумьем поражающая разум.

Счастливые, кто не любил ни разу,

Несчастные, кто болен, как и я.

Всегда чего-то ждать, сомненьями терзаться,

То нежностью горячей, то желчью истекать,

То глухо, безнадёжно ревновать

Ко всякому, кто станет между нами;

Томительными, долгими часами

Быть рядом, видеть, слышать, говорить,

Руками невзначай соприкасаться —

И не сказать, не выдать, не признаться…

Не правда ли, как весело любить?

Пусть тайна жжёт огнем, пусть кровь бежит по кругу,

Пусть страшно и жестоко неистовствует плоть,

И губит, и в гниющее дупло

Измученную душу превращает,

Но я благодарю, а не прощаю

Несчастную, безмолвную любовь,

Так странно приоткрывшую собою

Сияющее небо голубое

Сквозь чёрную, запёкшуюся кровь.

Я знаю — всё пройдет, любовь меня отпустит,

Залечит время раны, я выживу, как пёс,

И даже задеру, как прежде, нос,

И буду вновь свободой упиваться,

И даже, может быть, слегка влюбляться…

Но не любить! Любовь и вправду зла,

Уж мне ль не знать, на что она похожа,

Не дай мне бог ещё такой! И всё же

Какое счастье, что она была!

Вечный сюжет

У него длинный-длинный нос,

Деревянна его башка,

У него недостатков — воз,

А достоинств — одно пока.

Он пришёл с рюкзачком ко мне,

Пальтецо на худых плечах,

И не принц, и не на коне,

И вообще, как жених — не ах!

Только смелый весёлый взгляд

Да улыбка на пол-лица:

«Нет проблем!» А проблемы — в ряд

Без начала и без конца.

Ищет, вроде, какой-то клад,

И врагов полно, и друзей.

Мне знакомые говорят:

«Пропадёшь ни за грош, ей-ей!

Ты его обтеши сперва,

Научи да остепени.

Пусть поймёт — ты во всём права!

Не получится — прочь гони.

Пётр Петрович в тебя влюблён,

Будет тряпкой лежать у ног,

Всё при нём, и в стихах силён.

А тому — укажи порог!»

Я не спорю, я просто жду…

Как всегда — телефон в ночи:

«Здравствуй, куколка, я иду!

Дверь открой — потерял ключи!»

Длинноносый, башка — бревно,

Забияка, хвастун, осёл…

А достоинств всего одно —

Я люблю его! Вот и всё!

Ковёр-самолёт

Вместо сказки

Есть у меня ковёр-самолёт,

Старенький, надёжный.

Сел поудобней, а хочешь — лёг.

Дальше совсем несложно:

Фразу тихонько шепнул одну,

Вздыбилось облачко пыли,

И через пару-тройку минут

Крыши внизу поплыли…

Автомобили-букашки ползут,

Лента реки сверкает,

Те, что остались там, внизу,

Знать обо мне не знают.

Если и голову кто задерёт,

Вряд ли меня заметит —

Ближе я к свету, который тот…

Сплюнуть! Не шутим с этим!

Ветер догнал, рядом присел,

Свесив длинные ноги,

Чуть поболтали, и полетел

Дальше своей дорогой.

Ласточки чиркнули: вжик — и нет!

За облаками скрылись,

Только испуг холодком по спине,

Пальцы в ковёр вцепились.

Страшно! Захватывает дух!

Там, подо мною — бездна.

Глажу я ворс, заклинаю вслух:

Коврик, работай честно.

Нам ведь ещё лететь и лететь,

Нам бы с пути не сбиться,

Нам бы найти Кощееву смерть,

И изловить Жар-птицу,

Яблочек молодильных впрок

Наворовать бы надо,

Да постараться вернуться в срок,

Чтоб получить награду —

Радостный, чуть виноватый взгляд:

«Где же тебя носило?

Эти подарки — всё это зря…

Милый, я пошутила!»

Растяну меха…

Растяну меха, про любовь спою —

Хороша она, хоть и поздняя,

Золотит собой седину мою,

Ночь безлунную красит звёздами.

И не ждал совсем, а любовь пришла,

По-осеннему горько-сладкая.

Мне ведь думалось: весь сгорел до тла,

Даже угли смёл для порядка я…

Видно, искорку всё ж одну забыл,

А она полыхнула пламенем,

И такой, как есть, стал подруге мил,

А уж как она люба стала мне!

Никого мы не обездолили,

Ночи жаркие не украдены,

И не надобно лучшей доли нам,

Есть и так, чем друг друга радовать.

Я и молод был, не жалел мехов,

А теперь-то их для чего беречь?

Как уж сложится — всё принять готов!

А года не в счёт, не о них тут речь.

Про собаку. Любовь

Любая собака — не просто собака,

она всегда чей-то друг (или враг).

Вот потому, кроме прочего всякого,

мы любим (или не любим) собак.

Любовь бессмертна, я в это верю

(во что же верить еще тогда?)

Гляжу в глаза мохнатого зверя —

они отвечают мне: да! да! да!

Я точно знаю, что в райских кущах,

ещё я буду у врат стоять,

Услышу ликующий лай, зовущий

Петра и Павла меня встречать.

Мой пёс по Раю метаться будет,

по всем закоулкам и кустам,

Он всех растолкает и перебудит,

чтоб тапки бросить к моим ногам.

Я сяду — он кинется мне в объятья,

и будет, визжа, лизать лицо.

И я заплачу! А души-братья

обступят нас бесплотным кольцом.

И так будет радостна наша встреча,

как раньше горька была печаль!

Кто жил без собаки, опустит плечи,

вздохнет и подумает грустно: жаль…

Авось

Жалей не жалей о промчавшемся лете,

О лёгкой, как вздох, стрекозиной любви,

Ноябрь-злодей хладнокровно стилетом

Зарежет не больно и скажет: живи!

Уже под ногами не золото — слякоть,

И капли на голых продрогших ветвях.

И вправду, не больно, но хочется плакать,

И где-то под сердцем колеблется страх:

А вдруг — навсегда, и не будет апреля

(От мысли такой не сойти бы с ума!),

И всё, что осталось, — коптить еле-еле,

Пока не затянет удавку зима.

Ты пишешь, у вас ещё можно купаться,

Что скучно тебе — стрекозе бы летать!

А мне (ты забыла?) три раза по двадцать.

Ноябрь — приговор: эпикриз и печать.

Лист клёна пригрелся на ветке сосновой,

Снежок на зелёной траве — дежавю.

Ты пишешь, что летом мы встретимся снова.

Не знаю… Быть может… Авось, доживу…

Любовь втроём

Скажи, отчего ты боишься меня целовать?

Я вовсе не старый пират и не мерзкий пропойца.

Ты мне отдаёшь всю себя, только где же слова,

Глубокие, тайные, словно древесные кольца?

Где жаркий, прерывистый шёпот, похожий на бред,

Где стон нутряной, от которого губы немеют?

Ты любишь старательно, словно готовишь обед,

И веришь сама, но меня обмануть не умеешь.

Я знаю причину — со мной тебя любит другой,

И это ему, а не мне ты отчаянно рада,

Ласкаю тебя я ЕГО ненасытной рукой,

А ты изменяешь обоим. А может, не надо?

Скажи, что не любишь, что думаешь только о нём,

А я оказался на счастье/несчастье под боком,

И мы, как спортсмены, в Fair Play простыни изомнём,

Возьмём друг у друга по-честному: око за око.

Нет, я не ревную, я просто пытаюсь понять

Тебя и себя — и сломать сволочной треугольник,

Мне страшно делиться тобою опять и опять,

А разве тебе разрываться меж нами не больно?

А может, ОН только мечта? Знаешь, не удивлюсь…

А может, всё проще — меня тебе попросту мало?

Нет, лучше молчи, притворяйся, иначе боюсь,

Ромео не сможет сдержать сумасшедшего мавра.

Пусть будет, как будет — старайся, терпи, изменяй,

Устанет кривляться душа, будто рожица мима.

Когда-нибудь вместо НЕГО ты увидишь МЕНЯ

И шёпотом, из глубины пролепечешь: «Любимый…»

Поцелуй

Поцелуй — это цветок,

Сорванный в лучшей своей поре…

Жадный тюльпан с чёрным атласным лоном,

Фиалка, желание таящая под стыдливостью,

Чувственная роза и бесстрастная орхидея,

Гордец-гладиолус и ромашка-простушка,

Робкая мимоза, репейник колючий,

Целомудренная хризантема…

Поцелуй — это цветок, сорванный с чьих-то губ.

Я завидую красивым

Я завидую красивым,

Белозубым, чернобровым,

Полным юной, дерзкой силы,

Ослепительно здоровым.

Их улыбки жгут мне щёки,

В сердце болью отдаются.

Я смотрю им вслед с упреком,

А они себе смеются,

А они не понимают,

Как бессовестно богаты,

А они и знать не знают,

Как жестоко виноваты:

Предо мною и другими,

У кого такие лица,

Что не очень станешь ими

Любоваться и гордиться.

С лиц не воду пить, известно!

И, возможно, я не хуже,

Даже лучше, если честно,

Но внутри, а не снаружи.

А снаружи так невзрачно,

Так убого и бессильно!

Так неловко, неудачно,

Конец ознакомительного фрагмента.