Убоище, или Похищение Европы

Игорь Фарбаржевич

Довольно необычная, но от этого не менее интересная и просто «дух-захватывающая» книга известного писателя и литератора Игоря Фарбаржевича. Эта книга может рассказать своим читателям о многом и об ужасном, и о прекрасном. Об обыденном и ставшим уже привычным ужасе работы на мясокомбинате, где слова «руки по локоть в крови» – это что-то вроде производственной характеристики. О неуловимом и незаметном засасывании в трясину полунищенского быта, где выхода не видать из-за кухонного чада и копоти. О том, что даже сюда может прийти внезапная, нечаянная, похожая на какой-то миф, но, однако же, самая настоящая любовь. А вот какой же она окажется на самом деле?.. Откройте эту непростую книгу – и узнаете.

«Пока люди будут есть животных, они будут убивать друг друга…»

Пифагор

«Там, где резня служит удовольствию, жестокость переходит в привычку…»

Сенека

«От убийства животного до убийства человека — один шаг…»

Лев Толстой

«Если бы у скотобойни были стеклянные стены, каждый стал бы вегетарианцем…»

Пол Маккартни

…И снился Кате сон: васильковый луг, облака… Стадо коров с колокольчиками на шее… И сама она сидит с закрытыми глазами на быке и улыбается солнцу… На её голове синеет венок, будто нимб Лугового Ангела! Ах, деревенская идиллия — и только!..

…Резкий звонок будильника вмиг разрушил эту сказочную картину.

Катя с закрытыми глазами выключила будильник, на циферблате которого было только 6 утра, и повернулась лицом к стене. Но тут же, как ошпаренная, выпрыгнула голой из постели и врубила на стареньком музыкальном центре песню Земфиры…

Мне приснилось небо Лондона.

В нём приснился долгий поцелуй.

Мы летели вовсе не держась.

Кто же из нас первым упадёт

Вдребезги на Тауэрский мост?

Утром, я узнаю утром.

Ты узнаешь позже.

Этих снов дороже ничего и нет.

Без таких вот звоночков

Я же зверь-одиночка

Промахнусь, вернусь ночью

Не заметит никто.

Всё тот же зверь-одиночка,

Я считаю шажочки

До последней до точки.

Побежали летать!

Набросив на себя ситцевый халатик и сунув ноги в шлёпанцы, Катя заспешила на кухню.

Перед раскрытым настежь окном курил, подогревая на плите чайник, Петр Иванович — старый алкаш-«афганец», хозяин квартиры. На нём были линялые трусы в горошек, рваная по шву майка не первой свежести, с надписью: «ЦСКА», и стоптанные тапки на босу ногу. Завидев Катю, он погасил «бычок» в треснувшем блюдце, что заменяло пепельницу.

— Доброе утро! — поздоровалась с ним Катя.

— Какое, на хрен, доброе! — ответил он хмуро. — Опять всю ночь не спал.

— Так ведь дожди обещали… — сказала она, роясь в хозяйственном шкафу — Вот давление, наверное, и подскочило.

— У меня только в одном месте подскакивает, когда о тебе думаю… — хриплым прокуренным голосом произнёс он.

— А чего обо мне думать? — сделала вид Катя, что не поняла его слов. — Не маленькая!

— То-то и оно то! А если ребёночка принесёшь?..

— Какого ребёночка? — изумилась она. — Сплюньте! Вы чего фантазируете?.. Сериалов насмотрелись?.. Сначала замуж выйти надо… «Ребёночка»! Да мы с Галюхой вчера в кино были!

— С Галю-ухой!.. — зло сказал он. — В кино-о!.. Знаю я твоё кино, ядрёна молотилка!

— Откуда это вы всё знаете?

— Разведка донесла…

— А вам, случайно, не доносили, куда целлофановые пакеты исчезли? Только на той неделе целую пачку принесла с комбината!

— Так кончились, наверное… Ты же мясо тоннами тащишь!

— Для себя, что ли? — обиделась Катя. — Для алкашей ваших.

Пётр Иванович гневно стучит кулаком по столу:

— Не алкаши — однополчане! «Афганцы!»

— Будто «афганцы» не могут быть алкашими! — удивилась она.

— Убью! — пообещал Пётр Иванович.

— И кто вам будет потом сардельки приносить? — спокойно спросила она.

— А я на твои сраные сардельки не куплюсь!

— А то! Бесплатно сожрёте!

— Молча-ать!.. Смирна-а!..

— Вы чего орёте? Не надоело? Вот возьму и съеду от вас.

— Как же, съедешь! Да куда ты, на хрен, денешься?.. Съедет она! Знаешь, сколько стоит комнату снять?

— Знаю. Только это не проблема. Все жрать хотят… А вы бы лучше поменьше водкой употребляли С таким сердцем, как у вас, Пётр Иваныч, не то, что пить — думать о ней противопоказано!

Она заметила его похотливый взгляд на своих голых ногах.

— И о женщинах тоже… — напомнила Катя. — Это я вам говорю, как бывшая медсестра!

— Ты свою медицину в задницу засунь! Может, мой организм требует! И того, и другого!..

— Ну, и, пожалуйста! Это сейчас не проблема! На каждом углу — что пожелаете!

— Пенсии не хватит, — хмуро сказал он.

— А вы со скидкой, как ветеран войны, — пошутила Катя. — Может, дадут по льготному тарифу. Или какую-нибудь пэтэушницу пригрейте! Так она, кроме разных болезней, ничего вам путного не принесёт. Понимаете, о чём говорю?..

— Ладно-ладно! — примирительно ответил он. — Не выдрючивайся!.. Про печёнку не забыла?!..

— Помню! Лучше свою поберегите.

Найдя несколько целлофановых пакетов, Катя положила их в хозяйственную сумку и вышла из кухни.

— Ну, Катька! Ну, и стерва!.. — сказал он ей вслед, тяжело дыша. — А ведь кто-то ж тебя пользует, ядрёна молотилка!

На плите засвистел чайник. Пётр Иванович бросился выключить газовую конфорку. Затем подошёл к кухонной двери и прислушалея — из ванной доносился шум душа.

Он вышел на цыпочках в коридор и, кряхтя, лёг навзничь, с живым интересом заглядывая в дверную щель над полом…

…Ровно в восемь Катя вбежала в двери мясокомбината.

У «вертушки» стоял охранник по кличке «Студень» — молодой детина, с расплывшимся от сытости лицом. Увидев Катю, он заслонил собой вход:

— Куда, Сухарева? Опоздание на три минуты!

Катя попыталась протиснуться сквозь «вертушку», но Студень не пускал, вовсю наслаждаясь своей властью.

— Сказал же, не пущу!.. — и тихо на ухо добавил: — Платить будем?..

Катя не ответила. Студень это воспринял, как согласие.

— Мы на десять минут, Серёга… — Сказал он напарнику, криво усмехнувшись. — По-быстрому «акт» составим… Взяла моду опаздывать… А может, ты специально опаздываешь, чтобы мне удовольствие доставить?.. — с усмешкой спросил он её.

— Гад… — ответила Катя.

По всей видимости, не в первый раз шла она за ним в «Комнату отдыха».

Второй охранник похотливо посмотрел им вслед…

…«Убойный цех» мясокомбината был страшным местом.

Проплывавших над цехом, привязанных цепью за заднюю ногу, ещё живых бычков, с безумными глазами, хватал за рога здоровый мужик и сильным ударом пневмопистолета обездвиживал их тела, чтобы те потеряли чувствительность. А уж затем другой мужик с острым ножищем, как секирой, чиркал артерию возле горла, и кровь с ударами сердца выбрасывалась в широкие канавки в полу.

Животные брыкались и громко кричали.

Но чем больше крови уходило из бычьего тела, тем чище было мясо умирающих животных, превращённых в говяжьи туши.

Катя работала на разделке — привычно орудуя электропилой, она отрезала говяжьи головы и ноги. Её кожаный фартук был обильно залит кровью…

…В конце рабочего дня, в кабинках под душем стояли обнажённые работницы — молодые и старые. На их усталых лицах не было радости.

С закрытыми глазами замирала под душем и Катя…

Когда женщины уже одевались, к Кате подошла рослая девица. Это была её близкая подруга Галя.

— Какие планы на выходные? — спросила та.

— Упасть и забыться, — ответила Катя.

— Ты, что, подписку давала на целомудрие? — усмехнулась Галя.

— Устала я, Галь…

— Жизнь надо устраивать, подруга! Или станем фаршем раньше срока! А это в мои планы не входит.

Конец ознакомительного фрагмента.