Дураки и прочие Легенды

Игорь Станиславович Буторин

Это второй сборник рассказов автора. Здесь рассказы женоненавистника, любящего женщин, городские легенда, рассказы. Есть даже пьеса. Юмор, ирония и любовь к жизни во всех ее проявлениях, все в этой книге. Книга содержит нецензурную брань.

Прощенное воскресенье

Светка делала вид, что разговаривает с кошкой на кухне. Но я знаю, что это для шифровки — у нее там есть более важная миссия.

Мне делать нечего. Вернее, мне предстоит маяться минут тридцать, поэтому я делаю вид, что читаю, курю и смотрю телевизор. На самом деле разглядываю, сформированную у себя дома родину.

Территорию этой родины, в границах обеденного стола, уже заселили разные народы. Хлеб нынче не обладает стойкой хрустящей корочкой, однако наполняет пространство запахами специй, запыжованных в тесто пекарем-умельцем. Он, традиционно занимает свое важное место, и ни у кого этим, не вызывает лишних вопросов. Имеет право!

Одесную на блюдечке лежат тонкие пластики семги, уже достаточно вспотевшие нежным жирком. Ошую — в специальной тарелке расчлененка олюторской селедки, тщательно замаскированная лучком. Тут же угадывается дыхание ноздреватого сыра, его только нарезали, и он еще даже не успел вспотеть.

Далее с независимостью Гарибальди на разделочной доске возвышался шмат сала. Его не нужно нарезать заранее. Сало должно лежать шматом и отрезаться только перед самым, так сказать, поцелуем.

В дальнем углу уже теснятся бутылки: клюковка, кедровка, прозрачный, а не мутный, самогон. К такому столу, надо вам заметить, никак не подойдут всякие там винные купажи или иноземные виски-джины-ромы. Напитки должны быть крепкие, забористые, чтобы крякнуть хотелось.

Пить их надо исключительно из лафитничков. Только у лафитника наша душа. Тут тебе и стройность линий, многогранность формы и изящество ножки с крепким основанием. Он тебе и в руку ляжет, и меж пальцев покрутится, а при чокании исполнит тонкую мелодию медного поддужного колокольчика. Нет, государи мои, только лафитничек приятен русской душе.

В этот момент появляется вареная картошка, с белых боков которой, увлекая с собой штрих пунктир порубленного укропа, легкой обидой стекает масло.

И вот, когда томление праздничного духа уже почти достигло точки невозврата, но еще не перевалило через нее в голодный обморок, появляются они!

Блины!!!

Именно в этот момент, а вернее сказать, параллельно с блинами на стол ставится заиндевевшая бутылка водки. Степень ее охлаждения должна быть максимальной, чтобы пальцы примерзали к стеклу, а влага не текла, а сползала из горлышка, обдавая бока рюмки студеным дыханием.

Теперь уже ждать нельзя. Надо действовать точно и быстро.

Хватаем верхний самый горячий блин, он последним обнимался с раскаленной сковородкой. Обжигаясь, делаем ему три загиба. В другой руке лафитник. Все водка уже внутри. Подпираем ее блином, сначала окунув его в растопленное масло с притомленным яйцом. Первый блин идет в три укуса, потому что впереди деликатес — пальцы в масле, которые надо очень тщательно облизывать, смакуя каждый.

За первым идет второй блин. В него заворачиваем сыр. От такого горячего интима сырок плавится, растворяясь в горячих блинных объятиях. И этот блин идет под водку.

Останавливаться некогда. Наливаем третью и уж тут на авансцену с третьим блинком выходит нежная, как первый невинный поцелуй, семушка.

Все!

Блины можно отставить. Нет, не насовсем. Временно. До десерта. Потому что на линейке боевой готовности уже выстроились: по-деревенски самоуверенная сметана, кокетливо веселое варение из смородины и аристократически бледное повидло из яблок с грушей. Их очередь еще впереди.

Теперь можно унять истерику и откинуться на спинку дивана, чтобы перевести дух и почувствовать блаженство внутри себя.

Далее уже без суеты. Убираем водку, тем более она уже утратила свою морозную привлекательность и истекла быстрыми весенними слезами. Настала очередь кедровочки. Ее надо кушать под картошку с селедкой. Селедочку укладываем на хлеб, умащенный зернистой горчицей, сверьху для хрусткости лучок — его не жалеем.

Теперь очередь первача-вырвиглаз. Для него режем сало. Оно охотно подставляет ножу свои нежные бока. Отхватываем пласт толстый, чтобы во всей мере ощутить его вкус и ароматы чеснока с перцем. Вначале отправляем в рот самогон, за ним стремительно идет сало и, когда они занимают все пространство, только после этого именно отламываем хлеб, сдабриваем его русской горчицей и унимаем произошедший внутри гастрономический разврат.

Отдышавшись, можно переходить к клюковке. Она нежная, она и закуски то не очень требует. Так, чуток одного, малость другого и уж совсем на зубок третьего.

А тебе очень хорошо. И ты уже всех простил.

И тебя все простили. Даже плов, который, благодаря трудам Светки, еще только набирает солидности на кухонной плите.