Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

Игорь Сотников, 2020

"Потерявши плачем", – первое дело, которым занялась героиня повествования Клава. Затем наступает время вопросов со своим поиском ответов, приведших её к человеку, взявшемуся ей помочь в этом её деле по поиску пропавшего мужа. И как следствие всего этого – новые вопросы и попытка Клавы найти ответы на свои прежние и новые вопросы. Где теперь на первом месте стоит вопрос: кто такой этот её помощник?

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Апокалипсис в шляпе, заместо кролика предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

«Если претензии и убеждения людей о чём-то, могут полностью объяснены, как вытекающие из причин, не имеющих связи с самим предметом убеждений, то это является причиной для дискредитации таких убеждений и рассмотрения вещи как иллюзорной». — Франкиш. К.

Глава: Аналоговая.

Призванная предварить собой начало произведения, по мере своей возможности ввести читателя в начальный курс предстоящих событий, и с самых первых строк захватить его в тиски своего любопытства.

Все самые захватывающие нас события и происшествия начинаются с предварительных разговоров людей с умными лицами на тему обмозгования этого будущего дела, сулящего этим людям с умными лицами и перспективными мыслями насчёт себя и всего мира вокруг, скажем так, куда как лучшее будущего, если бы они о нём вот так рассудительно не задумывались и сейчас его не обмозговывали.

Ну а такие серьёзные разговоры никогда не ведутся на ногах и тем более на ходу (кто-то умный и немного ленивый, сказал, что в ногах правды нет). И это на самом деле очень разумное решение. А то вот так бывает, что ты, как-то раз мысленно преследуя некую крайне для тебя перспективную и оттого важную цель, за всем этим своим глубокомыслием и забудешь о том, что ты не безопасно и удобно сейчас устроился на диванчике, откуда, даже если постараешься, то не сразу упадёшь, а ты сейчас идёшь пешком по какой-нибудь парковой дорожке, где тебе всегда легко дышалось, и до сегодняшнего дня вроде как и думалось (легкомысленно размышлять в таких случаях не возбраняется), и вдруг, в самый кульминационный для себя момент, натыкаешься… Нет, не на удачную мысль, позволившую бы тебе в будущем стать весьма и весьма обеспеченным человеком, а ты натыкаешься ногой на выбоину, — этого предусмотреть и значить предупредить нельзя, — и ты вместо того чтобы стать этим обеспеченным человеком, сейчас обеспечен на долгое время шишкой на лбу.

Так что нет ничего удивительного в том, что такого рода серьёзный разговор, с большими перспективами на будущее, если он пока ещё и не состоялся, но он обязательно и вскоре состоится, то не на ходу, а, к примеру, в каком-нибудь в самом обычном заведении общепита (это чтобы не привлекать внимание людей любопытных до чужого беззаботного будущего — это, как правило, такое будущее, где не нужно будет думать о своём будущем, в общем, если ты хочешь в будущем о своём будущем не думать, ты должен хорошенько о нём подумать в этом своём настоящем). Где можно не опасаться за то, что тебя в самый нежданный для тебя момент ноги подведут. А здесь можно удобно устроиться на стуле, заказать себе чего-нибудь способствующего работе мысли и, вытянув ноги под столом, завести этот столь для всех важный разговор.

Правда не сразу, а для начала нужно поговорить о самых обыденных вещах, чтобы так сказать, настроить себя на нужный лад и прочувствовать настрой собеседников — надо узнать, как далеко они готовы сегодня зайти в разговорах. Ну а как только будет выяснено, что кого и по большому счёту больше всего волнует и нервирует (такие встречи с единомышленниками, где можно обо всём без утайки поговорить, представляют из себя образный сеанс эмоциональной разгрузки), — а люди не особо друг от друга отличаются и всех беспокоят одни и те же вещи, — то вслед за всем этим, если проблема уже назрела для своего обсуждения и решения, и заводится серьёзный разговор по поиску решения этой проблемы.

— Достало меня уже всё! — вдруг, ни с того, ни с сего, громко возмутится один из флегматично настроенных посидельцев, треснув кулаком по столу. Правда всё это, ни с того, ни с сего, есть только видимость, тогда как на самом деле, жизнь под постоянным давлением внимательности второй домашней половины к каждому шагу этого возмутившегося собеседника, к этому уже давно его подводила. Ну а когда чашки на блюдцах на столе отзвонились, то никто из собеседников и товарищей этого взорвавшегося человека, не стал ему предъявлять претензии по поводу своего испачканного костюма или рубашки, на которую пролился кофе из чашек, а все отлично понимают (из предварительного разговора это выяснилось), что послужило причиной этой его вспышки и что он просто уже не мог сдержаться, находясь на пределе своих нервов.

И тут, как правило, слово берёт самый рассудительный из всех собеседник, имеющий на всё свои мысли и суждения, отчасти смелые, а бывает, что и слишком дерзкие. И этого рассудительного собеседника, под давлением западного менталитета, склонного всё криминализировать в чтиво, назвали бы мистер Мутный, что отчасти верная оценка, так как он был для многих сложной и непонятной фигурой, но географические особенности места нахождения этого питейного заведения настаивают на другой именной транскрипции этого рассудительного человека, в одних кругах зовущегося господином, а среди его ближнего круга товарищем. Где первые, те, кто находился дальше от товарищей, а среди господ особой близости никогда не наблюдалось, в общем, кто настаивал на звании господин, звали этого господина не в пример западной ментальности господином Прозорливым. И не просто Прозорливым, а провокационно таким дальновидным.

Что же касается его близких товарищей, то они были ближе всех к истине, называя его по данному ему от рождения имени, Иван Павлович, при этом за его спиной не забывая называть его товарищ Хаос. Уж больно он был категорично настроен к сложившейся системе человеческих отношений. — Порядком не люблю я весь этот порядок. — Вот прямо так, никого не боясь и, даже не опасаясь, заявлял товарищ Хаос.

— Вот значит как. — Многозначительно так скажет этот рассудительный человек, из глубины себя посмотрев на своего нервного товарища, мгновенно привлеча к себе общее внимание (все знают, что от него по любому поводу можно ждать интересного предложения). А рассудительный человек, Иван Павлович, и не спешит тешить всеобщее любопытство, всё больше интригуя их своим задумчивым молчанием, где он чайной ложкой помешивает чай в своей чашке, которую он предусмотрительно взял в руки и тем самым миновал общей участи, быть облитым. И вот когда его товарищи по столу уже начинают от нетерпения ёрзать на своих местах, то тогда он заговаривает.

— А ты её убей. — Говорит этот рассудительный человек, Иван Павлович, вгоняя своих товарищей в удивлённое непонимание им сказанного и самого него. Что заставляет их обратить повышенное внимание на этого своего рассудительного товарища, демонстрирующего сейчас совсем другие качества, не связанные с разумным подходом к этому, крайне важному для его близкого товарища делу.

— Хотя как на это дело посмотреть. — Посмотрев внимательно на Ивана Павловича, придерживающего сейчас трудно объяснимого подхода к своему близкому товарищу (он пока не представлялся, так что возьмём на себя ответственность по его об именованию — назовём его Вред Вредыч), и, не обнаружив в нём ни капли сомнения, ни причин беспокойства за себя, приходят к такому решению остальные сидящие за столом люди и переводят свои внимательные взгляды на этого недовольного своей жизнью, Вреда Вредыча.

И как сейчас же выясняется, то у товарищей Вреда Вредыча, нет единого мнения и взглядов на него и отстаиваемую им позицию, человека недовольного своей жизнью и кого всё достало. И если уж быть откровенно честным с самим собой, то товарищи Вреда Вредыча, в самом мягком случае считают, что он в конец зажрался, раз проявляет такое недовольство своей, полные закрома счастья жизнью, и в более категоричном случае, к которому склонялось большинство из здесь сидящих, то они всецело поддержали бы милую супругу Вреда Вредыча, Марту. Конечно, не без своих сложностей и вредного характера качеств, но таковы уж все видные индивидуальности и чужие жёны, всегда очень заманчиво и привлекательно выглядящие со стороны для не своих мужей. Где Марте приходиться терпеть этого, одно беспокойство и вред, Вреда Вредыча, и которой только за одно то, что она терпит возле себя такого беспокойного человека, памятник при жизни нужно установить (когда дело касается установления истины, то у Вреда Вредыча друзей и товарищей нет).

И самая многочисленная группа друзей и товарищей Вреда Вредыча, для коих нет ничего важнее, чем установление истины, после подспудного осознания неправоты Вреда Вредыча, и воспоминания супруги Вреда Вредыча, по ангельски выглядящей Марты (их уму до сих пор непостижимо понять, как такое могло случится, что она на него позарилась), единодушно озарились одной мыслью. — Убить его мало за такие слова.

Ну а другая, совсем малочисленная группа людей, состоящая только из одного человека, сидящего за соседним столом, и кто всё это случайно услышал, по причине того, что этот человек с большими и неприкрытыми ушами, совсем не знал супруги Вреда Вредыча, Марты, а то бы он изменил своё мнение, занял на этот счёт совершенно другую позицию. — Убить этого рассудительного человека мало за то… А он и сам не знает за что, но почему-то этого хочет.

Но это всё сторонние взгляды и мнения, мало что значащие и вряд ли повлиявшие на окончательное решение Вреда Вредыча по поводу своей супруги Марты. Правда, прежде чем приступить к рассмотрению этого дела, Вред Вредыч должен для себя отчётливо уяснить и понять, что всё это сказанное Иваном Павловичем на самом деле значит. Ведь больше всех Ивана Павловича не понимает тот, кто всю эту кашу со своим возмущением заварил, то есть сам Вред Вредыч.

— Ты это, видно шутишь? — деланно улыбаясь, спрашивает он этого рассудительного человека, Ивана Павловича. А тот и не думал шутить, что он ему и говорит.

— И не думал. — Говорит он. — И я даже не вижу, что здесь смешного и над чем можно посмеяться. А это моё предложение вполне разумно, когда иного выхода нет. Или всё-таки выход есть? — пристально посмотрев на Вреда Вредыча, задался вопросом рассудительный человек, Иван Павлович. И вслед за ним все сидящие за столом люди, в том числе и тот человек за соседним столом, с длинными ушами (это видимо не природная аномалия, а приобретённая им слуховая дальновидность), воззрились на Вреда Вредыча, пытаясь раскусить этого привередливого человека, Вреда Вредыча, — что же на этот раз, тебя, невыносимого характера человека, не устроило в Марте?

А ведь стоило ей узнать о таком категоричном на её счёт предложении рассудительного человека, Ивана Павловича, то она хоть и не удивилась бы этому, — Иван Павлович всегда её удивлял ходом своей мысли, — тем не менее, у неё не могут не возникнуть свои вопросы к своему супругу, Вреду Вредычу. — А я что-то не поняла, — несколько предосудительно посмотрев на Вреда Вредыча, тоном голоса, не подразумевающим никакой поблажки, задастся вопросом Марта, — а что это вы сразу не отвергли это его предложение, а как мне сказали, о чём-то даже задумались? — Вред Вредыч в момент осел в ногах от испуга, и принялся судорожно соображать не о том, о чём нужно было в данный момент думать, — какая сволочь меня выдала?

А Марта сейчас как никогда на взводе, — не каждый день услышишь, какие на твой счёт имеются планы у твоего муженька, негодяя из подлецов, — и она, прежде чем обратиться в правоохранительные органы, решила выяснить для себя, есть ли у этого отступника и потенциального убийцы, какие-то смягчающие обстоятельства. Хотя в таких случаях их не бывает, а вот отягчающих сколько угодно. — Ему, гаду, мало того, что она ему свою молодость отдаёт, а по сути, он день за днём, час за часом, минуту за минутой, крадёт у неё время жизни и таким образом приближает её к окончательному исходу, смерти. И она даже не побоится этого слова сказать и скажет — он убивает её. Но ему видимо этого мало, и он решил ускорить это дело. — Вот так за Вреда Вредыча всё решила Марта.

— Так что молчишь? Думал о моей смерти? — впившись взглядом во Вреда Вредыча, задалась вопросом Марта. А Вред Вредыч и слова вымолвить не может, вдруг поняв, что соврать ей не сможет (у него действительно промелькнула такая мысль в голове на одно мгновение, когда Иван Павлович так его удивил этим своим заявлением). Ну а Марта всё это его молчание воспринимает как его упорство и доказательство его виновности.

— Я всё за вас поняла, можете даже не оправдываться. — Теперь уже с жестокостью посмотрев на Вреда Вредыча, говорит Марта. — Вы не просто задумались над этим предложением Ивана Павловича, который, если хотите знать, делал мне недвусмысленные предложения (теперь сопоставьте факты и сделайте для себя выводы, чего он в итоге добивается), а вы обдумывали, каким образом всё это дело провернуть так, чтобы не быть пойманным. Но сразу видимо ничего в голову не пришло, — а от меня не жди подсказок, — вот ты и решил повременить с этим делом, не твёрдым голосом сказав нет. Что, так всё и было? — Задалась вопросом Марта, для убедительности своих слов прихватив со стола кухонный нож (этот разговор проходил на кухне, где и происходили все самые серьёзные и судьбоносные семейные разговоры — Вред Вредыч по этой причине стройно выглядел, лишний раз, без особой необходимости не появляясь на кухне).

Но вроде пока Марте ничего неизвестно о таком факте преступления со стороны Вреда Вредыча в её адрес, и этот разговор может и не состоятся, если… Здесь много если, так что и не угадаешь, какое если в итоге станет решающим. А вот сейчас всех интересует вопрос вредности Вреда Вредыча, чем ему опять не угодила Марта.

— Не иначе своя блеклость и серость на совместной с Мартой фотокарточке, где Марта оттенила его своей красотой. А он ничего и поделать не может, вот и бесится. — Без особого труда, все тут догадались, насколько Вред Вредыч для всех противен своей заносчивостью и привередливостью.

Но всё это не относится к делу, когда окончательное решение за Вред Вредычем. И как немедленно выясняется, то не всё так печально у этого разволновавшегося человека, Вреда Вредыча, и та, кто его окончательно достала, то есть Марта, как с минуту назад думал этот разволновавшийся человек, ещё не настолько его достала, чтобы он столь категорично на её счёт сделал выводы. И все сидящие за этим столом люди, были вынуждены в очередной раз признать, что их товарищ, рассудительный человек Иван Павлович, далеко не глуп и достаточно прозорливо мыслит. Правда, его методы по приведению в порядок разумение людей, несколько провокационны, но это ничего, когда они так результативны.

Ну а всякой мысли, даже и такой тяжёлой, которую высказал вслух рассудительный человек, Иван Павлович, имея в себе характеристики сверхпроводимости, даже не нужно оформляться в слова, чтобы она было донесена до её осознания людьми чуть подальше от этого стола сидящими. И эта мысль, не проскочив мимо одного из столиков, заинтересовала собой наткнувшегося на эту мысль сидящего за этим столиком человека такой беспредельной наружности, что рядом с ним тяжело было находиться людям с обычной внешностью, и оттого у него в друзьях и так по делу, ходил столь же прекрасных качеств человек.

— А есть ли предел человеческим возможностям? — задался вопросом этот до жути страшный человек (его бы в кафе не пустили, он всех клиентов собой распугает, но владельцы кафе сами его испугались), глядя куда-то сквозь своего напарника. А его напарник, как уплетал пиццу, так и продолжал, таким образом, себя обустраивать в этой жизни. Он никогда не обращал внимания на такого рода выверты душевной конституции своего товарища (это, понятно, что не его слова — с первых строк своего повествование не хотелось прибегать к нецензурным выражениям, вот и пришлось за него формулировать его мысль), так с чего он сейчас будет изменять этому правилу.

Что же касается заданного вопроса этим страшным человеком, то не это более интересно (ответ на этот вопрос очевиден), а скорей вызывает вопросы то, а возможно ли такое, чтобы таких невероятных качеств человек, задавался такого рода философскими вопросами. Хотя для этой его глубокомысленности имелись свои глубинные объяснения. И если бы удалось заглянуть под стол, за которым разместились эти суровые личности, то можно было найти для себя ответ, правда только отчасти, на вопрос о том, откуда у этого человека появились все эти мысли в голове.

А всё дело в том, что этот суровый к своей и чужой действительности человек, как-то удивительно даже поместил свои ноги под столом. Так одна из ног, в преотличных туфлях, всей своей подошвой стояла на полу, в чём ничего не было странного, тогда как вторая нога, возможно всегда имевшая свои претензионного характера вопросы к своей напарнице, а может она была самая задиристая и ей никогда спокойно не стоялось, а уж что говорить о том, когда она освобождалась на время от этих своих обязанностей, и когда на неё не давил своим весом её хозяин, — она не знала, куда себя деть, — взяла и поместилась поверх своей напарницы.

И не просто так, как бы всё это случайно вышло, а она всем своим весом давила на свою напарницу ногу. И вот если соединить воедино и провести свои параллели между увиденным и сказанным этим человеком, а давил он на ногу изо всех сил, то можно догадаться и отчасти понять это его вопрошание — он на практике, на самом себе, решил узнать предел человеческих возможностей. И при этом подошёл к этому вопросу не однобоко, где только проверяется его предельная выдержка, как например, если бы его поместили в парилке и поднимали до крайних пределов температуру (этому типу достаточно и 60 градусов чтобы свариться, а вот этот и при ста мёрзнет), а он одновременно выступал в качестве испытуемого и образного палача. Где каждый доходил до своих предельных значений в противостоянии друг с другом.

Это было что-то на подобии парадокса бога: «Может ли бог создать такой камень, который бы ему не по плечу было поднять». Так и этот суровый человек, с одной стороны верил в то, что ему под силу любой силе и давлению на себя противостоять, а с другой стороны он был уверен в том, что нет такой ему противостоящей силы, которую он не смог бы сломить. И вот он сейчас, там, под столом, и пытался разрешить этот вопрос.

Но наша первоначальная мысль больше не задерживается за этим столиком и движется дальше, к самому дальнему от входа столику, стоявшему особняком от всех. Правда ей не сразу это удаётся сделать и она, как это часто бывает, на пути к своей цели натыкается на отвлечённую мысль, на этот раз в виде широченной от переизбытка калорий спины едока-человека.

— А не слишком ли я зажился от хорошей жизни? — очень для себя неожиданно задаётся вопросом этот едок-человек, остановившись ртом на полпути к источающему жиром пирогу. Здесь он косится на свои долгосрочные отложения, выпирающие в боках, и приходит к удивившей его мысли. — А может уже пора привести себя в стройность отношений, для начала с одеждой, а затем и девушки подтянуться ко мне подтянутому, начав питаться надеждами на это захватывающее будущее?

Но на этом всё и мы берём себя в руки, — этот пышущий здоровьем и желаниями надежд человек, ещё только думает взять себя в руки, и он нам не помощник, — и доводим нашу изначальную мысль к нашей итоговой цели. И наше повествование вновь упорядочивается и следует своим пошаговым путём до… Одного столика, ничем вроде с виду неотличимого от всех остальных, но в тоже отличного от всех остальных столиков своей внутренней константой — он самый романтичный столик из всех здесь имеющихся в наличие столиков, за которым только и делаются сердечные признания, и бывает что и предлагают руку и сердце, вместе с кольцом в придачу. А почему этот столик так был признан влюблёнными, то тут сразу, и не поймёшь, и не разберёшься в этом вопросе, пока сам не окажешься на месте влюблённого человека.

А как только поймёшь всем своим сердцем, что без одного, очень интересного для тебя человека, ты себя и себе места нигде не находишь, то ты в один взгляд на внутреннее пространство этого кафе, сразу находишь тот самый столик, куда только и будет удобно присесть вместе с этим интересным для тебя человеком, чтобы с ним о том о сём поговорить, глядя друг другу пристально в глаза. А этот интересный для тебя человек, что за увлекающаяся и такая внимательная к тебе и к каждому твоему слову натура, не может пропустить мимо себя не единого тобою сказанного слова, и поэтому частенько просит тебя повторить эти твои затёртые, доносящимся шумом с улицы слова. А чтобы тебе это делать было не слишком сложно, да и шум с улицы из открытой двери всё также и по прежнему доносится, то было бы неплохо по мнению этого очень для тебя интересного человека, если бы ты придвинулся к ней поближе, и всё, что до этого сказал, повторил ей прямо в ушко.

А тебе не только не нужно два раза повторять всё это, даже несмотря на весь этот шум с улицы, а ты сам давно всего этого хочешь и жаждешь услышать. Так что только тебе это сказали, так ты вот уже рядом сидишь с этим интересным для тебя человеком и наклоняешься к нему, чтобы вложить ей все эти не расслышанные ею слова. И вот тут-то вдруг и происходит неожиданная вещь для вас обоих. Где ты, видимо, из-за чрезмерного своего волнения, вызванного такой близостью с этим интересным для тебя человеком, не рассчитал траекторию направления к её ушку, и раз, промахнулся, и попал…А вот куда и в какие глубины притяжения и чьего-то ожидания ты попал, то об этом в данный момент было невозможно сообразить. И единственное, что в тот столь притягательный момент можно было понять и выяснить, так это то, что интересный для тебя человек совсем не против вот таких отступлений с твоей стороны.

И вот здесь, у этого столика, расположившегося в самом романтическом месте в кафе, — а такие столики всегда есть в любом из кафе, а вот как их узнать, то очень легко, сидящие за этим столиком парочки оторвать взгляда друг от друга не могут, и часто так бывает, что после нашептывания чего-нибудь интересного на ушко друг другу, они целуются, — на этот раз разместилась не просто пара людей, заинтересованных друг в друге и с затаёнными пока что, но не очень, планами на совместное будущее, а что было для этого места весьма неожиданно, то за ним сейчас разместилось сразу трое людей. Что, может быть, всего лишь была случайность или ошибка со стороны этих людей, которые в своей спешке не разобрались в том, какой они столик занимают, или же причина была в том, что свободных столом в кафе на данный момент больше не было и они за неимением других предложений, отложили на своё время планы некоторых романтично друг к другу настроенных людей.

И так бы было более легче и спокойней о них подумать, а затем их оставить в покое за своей спиной, пройдя дальше, если бы не одно, а целых два но — бросаемые одним из молодых людей, занявших этот столик, неизредко многозначительные взгляды в сторону сидящей сбоку от него весьма и весьма привлекательной молодой особы, и второе но, она в свою очередь, так же целеустремлённо и чуть-чуть прикрыто своими длинными ресницами, поглядывала в другую сторону, где сидел, строго напротив первого молодого человека другой, хоть и не столь молодо выглядящий, но в такой же возрастной группе молодой человек.

И вот тут-то становится ясным, что совсем не важно, что за этим столом говорят между собой все эти люди, а тут главное то, как на всё это посмотреть и как друг на друга смотрят все они, когда никто за их взглядами не наблюдает. И здесь-то и выясняется, что, пожалуй, они не совершили большой ошибки, направив свой ход прямо к этому столику, по прибытию сюда. И им, пожалуй, нужно больше, чем всем остальным уже определившимся парочкам, посидеть здесь, и разобраться в себе и в том, кто же здесь из них третий лишний.

«Классический любовный треугольник», — со знанием теории заявит, на всё это смотря, человек с лицом много о таких геометрических фигурах знающий. Затем прихлебнёт из чашки горячего кофе и добавит. — И если есть желание, то я готов для вас расшифровать этот треугольник, с геометрической точки зрения.

— А вот это, пожалуй, интересно. — Последует ответ от людей спешащих всё знать и не всегда на себя и своё разумение надеющихся. — И что же ваша школа геометрической расшифровки говорит, в этих любовных, тригонометрических случаях? — зададутся вопросом эти неуверенные в себе люди (оттого-то они и вкрапляют в свои выражения все эти технически сложные слова, которые совсем здесь не к месту). Но шифровальщик ничего против этого не имеет, и готов немедленно приступить в расшифровке этого треугольника.

— Главное в этом вопросе, это угол зрения участников этого внутреннего заговора на возникшую с ними ситуацию. — Шифровальщик, как, наверное, многими подспудно ожидалось, пустился в конспирологию. — И здесь в первую очередь нужно обратить внимание на то, под каким углом зрения они разместились по отношению друг к другу. И как мы видим, то молодые люди сели строго напротив друг друга. Что говорит о том, что они ничего не собираются скрывать друг от друга. А вот их спутница, буду откровенно честен с вами, весьма и весьма привлекательная особа, сидит под 90 градусов от каждого от них. А другими словами, разделяет их взгляды на всё строго напополам. То есть, они смотрят на друг друга и на окружающий их мир вокруг, через призму её взгляда на них. И не считаться с этим не представляется возможным. А вот как они с этим не считаются, то тут стоит подумать. — На этом шифровальщик надолго замолчал, уткнувшись в одну точку на глубине своей чашки. И тут-то до доверившихся ему людей дошло понимание этого шифровальщика — он гад, пил не просто кофе, а кофе с коньяком. А уж из всего этого следуют свои далеко идущие выводы насчёт всего того, что он тут наговорил.

— Тьфу ты, голову заморочил. — Все, кто всё это от шифровальщика (а шифровался он больше с коньяком, подливая его из фляжки в свою чашку) слышал, придут вот к такому единодушному выводу. А как придут, то попытаются сами разобраться, что же происходит за этим столом, и у кого есть хоть какие-то шансы на успех, а у кого их и не наблюдается.

И первое, что всем придёт на ум, то у этой весьма и весьма привлекательной девушки, всяко есть шанс на ответное чувство, как бы на неё не смотрел тот молодой человек, который, конечно, только делает вид, что в ней не заинтересован нисколько. А это всего лишь такая у него тактика, по овладению её сердца. — Буду себя по отношению к нашей Снежной королеве (только такое имя и идёт на ум для этой весьма и весьма привлекательной девушки) неприступно и холодно вести, а она глядишь и растает. — Вначале себя вот так убедил, а затем и начал в недовольстве свою физиономию отворачивать от Снежной королевы, а вернее сказать, принцессы, тот молодой человек с не пробивной на чувства и эмоции физиономией.

И надо сказать, что эта его тактика на данный момент времени могла быть признана успешной. Снежная принцесса, вполне вероятно, что привыкшая к тому, что она холодна к окружающим её людям, а все остальные к ней горячи и тем греют её слегка озябшее сердечко от этого своего напускного холода, вдруг наткнувшись на такую необычность к себе отношения этого её нового знакомого, само собой заинтриговалась в своём недоумении, и принялась так необычно для себя, себя вести — она стала к нему приглядываться.

— Это что он себе такое позволяет и за кого он, собственно, меня принимает? — переполняясь возмущением, задавалась вопросами Снежная принцесса, искоса поглядывая на этого возмутившего её своей невозмутимостью типа.

А вот его приятель, тот, кто сидел напротив него, и кто вполне вероятно, что испытывал к Снежной принцессе похожие чувства, ничего не видел плохого в том, чтобы искренне смотреть на всё это дело. Вот он и смотрел со всей этой искренностью на Снежную принцессу и само собой, в своей привычности подхода не был ею серьёзно замечен и отмечен. И, пожалуй, для того чтобы продвинуться или хотя бы сдвинуться с одного места, ему нужно будет что-нибудь не по проще придумать.

Ну а пока он об этом думает, да и все за этим столиком нуждаются во времени для раздумья, нам тут ничего интересного не светит, и мы выдвигаемся дальше, чтобы, наконец-то, добраться до того самого места в этом кафе, где вначале возникнут свои предпосылки для возникновения серьёзного разговора, а затем он и состоится.

А между тем, совсем необязательно, чтобы этот серьёзный и крайне важный для чьего-то будущего разговор (с чего и было начато повествование), состоялся посредством длительной подготовки к нему. А он вполне может состояться спонтанно (как правило, так и бывает), даже тогда, когда ничто не предвещало так задуматься о своём будущем — у всех участников этого будущего судьбоносного разговора, всё в жизни в порядке, — жена не замечена в поглядывании на сторону, и вы пока смотрите с ней в одну сторону, в совместное будущее, на работе вас вроде как все уважают и вашей зарплаты на всю семью хватает, — и как бы ничто не предвещает бурь и потрясений.

Но так всегда и бывает перед самыми знаковыми событиями, — предвестником всех бурь, всегда бывает штиль твоих отношений с жизнью. И достаточно какой-то самой простой случайности, да хотя бы оброненной со стороны фразы: «Я открыл секрет алхимиков», или вам совершенно случайно удастся встретиться взглядом с совершенно неотразимой блондинкой, чтобы в момент задуматься над своей, как оказывается, пресной жизнью и вогнать в то же недовольство своих, ничего неподозревающих товарищей по столу.

И вот за одним из таких, самых обыкновенных столиков (о нём косвенно уже упоминалось мыслью), установленных в одном из множества заведений по приобщению народонаселения к питью кофе не дома, а на выходе из него (это заведение само собой было самого демократического типа — здесь не было явной дискриминации по образовательному типу и в ходу было самообслуживание), с одной стороны стола, лицом к входным дверям, разместился человек с первого взгляда трудно понимаемой и объяснимой внешностью, — в нём не было тех внешних характерных тому или иному индивидууму законченностей, которые бы могли указать на то, кто он таков (вот и приходилось пока гадать и домысливать), — а напротив него, так уж удивительно вышло, разместилась молодая пара, включавшая в себя молодого человека, безусой наружности и такого же опыта житейской жизни за своей спиной, и прекрасного природного исполнения, молодая в возрасте, но не в мыслях девушка, чьи белые локоны, в купе с её красотой, не одну голову вскружили и вдавили в стул пару десятков людей за соседними столами.

И если это молодая пара не сводила своего взгляда с этого загадочного собеседника, не удосужившегося им представиться по весьма уважительной причине, — он часто не поспешал за самим собой, и часто забывался, не только представиться, но и где вдруг оказывался (вот такой спешный склероз мыслей), — то сам это загадочный человек, помимо того, что поглядывал на своих скорее слушателей, чем собеседников, и притом, чтобы не нарушить душевного равновесия молодого человека, только на молодого человека, и только вскользь на его прекрасную спутницу, объёмно смотрел на всё вокруг.

Ну а загадка этого загадочного человека, заключалась лишь в том, что он не представился (да и, в общем, и не обязан был, по крайней мере, первым представляться), когда заметил этой паре, было начавшей размещаться за этим столом, что он в качестве залога занятости этого столика, оставил на стуле свои перчатки. Что не так и неоспоримо, окажись на месте этого молодого человека, человек более требовательный к такого рода доказательствам. И тогда бы этот требовательный человек, со скепсисом посмотрел на выдвинутые незнакомцем доказательства своей первоочередности и многозначительно задался риторическим вопросом. — Значит, перчатки говорите. — После чего он, со всё тем же заумным видом пустится в глубокомысленные рассуждения. — А разве вы не в курсе того, что перчатки, — не считая бумажника, который часто крадётся, — есть наиболее теряемый предмет человеческого обихода. — Здесь этот недоверчивый человек, с дальним посылом, — вы ещё не передумали настаивать на этом своём, ничтожном доказательстве, — искоса посмотрит на этого самонадеянного незнакомца и, не заметив в его внешнем облике ни тени раскаяния за свой проступок, продолжит своё разбирательство этого случая.

— Так что, исходя из более чем вероятности и статистических данных об утерях перчаток, вполне можно предположить, что эти перчатки были потеряны, или были забыты не обязательно вами, а они могли спасть и с моей в том числе руки. — Недоверчивый человек смотрит на свои руки без перчаток, что косвенно подтверждает эту его версию о принадлежности перчаток ему, затем поднимает глаза на незнакомца, — ну что, видели мои руки, которые также могут носить эти перчатки, — и продолжает обозначать свою позицию на эти перчатки и место под ними. — И чтобы утверждать то, что это ваши перчатки, надо иметь веские на то основания. А полагаться на одно лишь ваше слово, я считаю верх наивности и легкомыслия. Ведь вы человек для меня незнакомый и вы вполне можете оказаться тем человеком, кто не держит своего слова. Так что, если вы хотите сесть на это место, то я попрошу вас предоставить более убедительные доказательства для этого.

— А если я надену эти перчатки, и они окажутся мне в пору? — заявляет незнакомец, оценивающим взглядом посмотрев на перчатки. Но недоверчивого человека на такой дешёвый понт не взять. И он, в свою очередь, оценочно посмотрев на перчатки, вопросом на вопрос отвечает. — А если в свою очередь я их надену, и они мне окажутся в пору?

— Тогда они будут ваши. — С хитрым прищуром посмотрев на недоверчивого человека, говорит незнакомец.

— Тогда о чём спор, когда мы так друг друга отлично понимаем. Нам всем места хватит за одним столом. — Улыбается в ответ недоверчивый человек, протягивая руку для…или к перч…Но всего этого не произошло, хотя бы по тому, что этот молодой человек не столь недоверчив к людям, хотя бы при волнующих его людях (его спутницы). К тому же у него есть при себе перчатки, что не даёт ему права оспорить принадлежность этих перчаток, лежащих на стуле. А они, как назло, не женские, а то бы тогда была возможность зацепиться за это несоответствие рук незнакомца и женских перчаток — куда ты лезешь своими клешнями в эту женскую утончённость. Хотя руки незнакомца, раз вышел такой спор, с указанием на перчатки, — этой молодой паре рефлекторно пришлось бросить взгляд на руки незнакомца и увидеть, что они были без перчаток, — были по-своему изящно сформированы, и вполне возможно, что им и женские перчатки подошли.

Между тем, это заявление незнакомца, вначале приводит в замешательство эту пару, так заранее о себе не позаботившуюся, — что говорит об их малой опытности, а может они, всего лишь рассеянны, как все молодые пары, только что обретшие друг друга на веки вечные, — с чем они начинают окидывать взглядом столики по сторонам. Но там везде всё занято, а кушать так неимоверно хочется, когда сюда проделан такой длинный путь. Ну а что это был за путь и как он был долог и расстоятелен, никто не скажет по всё той же причине — потери своей сообразительности в этой любовной рассеянности.

— Тогда прошу за мой стол. — Говорит этот человек, заметив это затруднение молодой пары. Которая теперь затрудняется по другому поводу — принять это его приглашение или…А и не понятно, что это «или» значит. Что вновь без труда читается этим загадочным, или просто безымянным человеком, в общем, для всех незнакомцем. — Во-первых, я вас не съем, — с лёгкой улыбкой говорит он, — на этот счёт я уже позаботился, — указывает он на принесённый разнос со своим набором блюд, — а во-вторых, я человек не привередливый и всегда готов поделиться с незнакомыми людьми своим преимуществом. — Говорит незнакомец и пристально так смотрит на молодого человека. Ну а тот не может не заинтересоваться словами незнакомца.

— Преимуществом? — с удивлением вопрошает молодой человек.

— Я так называю свою первоочерёдность. — Говорит незнакомец.

— Поясните. — Говорит молодой человек.

— Я думаю, и это факт не оспоримый, несколько опережаю вас в возрастном плане. И это, на каком-то жизненном этапе, даёт мне некоторые преимущества перед вами. Например, мой собственный опыт, несколько больше вашего. И если, к примеру я, по вашей просьбе не отклонюсь от неё и захочу поделиться с вами знаниями, подчёркнутых из моего личного опыта, то этот процесс и будет называться, поделиться с вами своим преимуществом. — Сложив руки в замок, сказал незнакомец.

— А вы интересный человек. — Говорит молодой человек.

— Благодарю за это лестное замечание, кое я сочту за ваше согласие присоединиться ко мне. — Незнакомец подаёт приглашающий к столу ручной знак, и теперь молодая пара уже не может уклониться от приглашения, и по некой инерции, под воздействием притягательной силой пасса руки незнакомца, занимает свои места за столом. Где они не сразу принимаются за свой перекус, а молодой человек считает нужным ещё о чём-нибудь спросить этого их случайного попутчика на этом пути к своей сытости.

— И кто же вы такой на самом деле? — а вот этот вопрос в устах молодого человека, прозвучал более чем неожиданно для его спутницы, удивлённо посмотревшего на него, как впрочем, и для самого него. Но только не для их временного попутчика, соседа за столом.

— Я иллюзионист. — Высыпая из одноразового пакетика сахар в чашку, сказал незнакомец.

— Фокусник что ли? — С прежней бесцеремонностью вопрошает молодой человек.

— Фокусник? Хм, интересно. — С задумчивым видом задался вопросом незнакомец и так хмыкающе на этот счёт задумался. — Можно и так назвать мой философский род деятельности. Правда, мне не совсем понятен этот ваш скептицизм, прозвучавший в ваших словах. — Говорит незнакомец, замерев в одном положении, с пакетиком в руках. — Вас что-то тревожит, когда вы встречаете фокусников, или здесь присутствует что-то другое? — Вопросил незнакомец и тут же, как будто спохватился, озвучивает то, о чём он только что догадался. — А, я понял! — догадался о чём-то незнакомец. — Вас в своё время обвёл вокруг вашего же пальца мошенник с большой дороги, который проделал такой фокус с вашим кошельком, что вы до сих пор не можете ему простить образовавшуюся дыру в вашем кармане. И в вашем сердце с того времени поселилась обида ко всем без исключения людям непонятного для вас содержания. Это так? — посмотрев на молодого человека пристальным взглядом, к чему присоединилась и спутница молодого человека, задался вопросом незнакомец.

А молодой человек вовсе не обязан ни перед кем отчитываться, особенно и не пойми перед кем. На что он немедленно и указал бы этому приставучему типу, но на него сейчас внимательно смотрит его спутница, и он не имеет права себя так вести.

— Нисколько. — Даёт вот такой ответ молодой человек и добавляет. — А если что-то из такого было, а никто не застрахован от потери своего кошелька, то это будет мне наука на будущее. Нечего всему верить на слово и ещё меньше нужно верить своим глазам.

— И, как я понимаю, то вы ни на шаг не отступаете от этого правила? — задался вопросом незнакомец, в этот момент очень пристрастно посмотрев на спутницу молодого человека. И хорошо, что этого не увидел этот молодой человек, а то у него бы этот взгляд незнакомца, непременно вызвал бы свои вопросы. — Это на что тут намекаете? — А так как всё это прошло мимо него, то он подтвердил это своё утверждение. — Да, это так.

— Ну тогда вы застрахованы от того рода обмана, который несёт в себе искусство иллюзиониста, посредством того же фокуса. И вы мигом меня раскусите, захоти я вас обдурить. Этим же, по вашему устоявшемуся мнению, занимаются все фокусники? — сказал незнакомец, вопросительно посмотрев на молодого человека.

— Вы несколько утрируете мои слова. — Прилично хлебнув из бумажного стаканчика напитка, сказал молодой человек. — А, впрочем, в общих чертах всё верно. В основе любого фокуса всегда лежит обман зрителя, будь этот фокус иллюзорного характера, либо за ним скрывалось техническое устройство, или же стоит ловкость рук и сноровка фокусника. А уж говорить о манипуляции сознанием зрителя и вовсе не стоит. Вот такой у меня на это ответ. — Отставив стаканчик от себя на стол, более чем самоуверенно говорит молодой человек, уставившись на своего визави, и тут же добавляет. — Но если у вас на этот счёт есть иное мнение, то я ничего не имею против этого.

— Значит обман, говорите. — Размешивая ложечкой чай и, наблюдая за всем этим своим вмешательством в это чайное пространство, задумчиво проговорил незнакомец. — А знаете, какого рода обман наиболее действенен и эффективен в отношении человека, оказавшего в поле целевого зрения фокусника? — задаётся вопросом незнакомец.

— Вам, я думаю, виднее. — Несколько вызывающе говорит молодой человек.

— Самообман. — Переведя свой взгляд на молодого человека, сказал незнакомец. После чего настаёт внимательная друг к другу пауза, где все одновременно смотрят друг на друга (спутница молодого человека тоже принимает участие в этом зрительском действии) и в тоже время обзорным взглядом наблюдают за чайной ложкой в руках незнакомца, которая, теперь находясь к верху своей рабочей частью, покручивалась в руке незнакомца.

— Вам виднее. — Разрывает паузу молодой человек.

— Я знаю. И знаете, почему? — спрашивает незнакомец.

— Почему?

— Потому, что я нахожусь со стороны. — Даёт ответ незнакомец. На что вполне логично и возможно, что молодой человек мог бы возмутиться и задать всё тот же, уже один раз не заданный им вопрос: «Это вы на что намекаете?», но незнакомец очень предусмотрителен и он не даёт времени своим оппонентам осмыслить этот свой ответ — он как будто вдруг их спрашивает. — А хотите увидеть фокус…Без обмана?

Что звучит не то чтобы неожиданно, — пожалуй, даже наоборот, что-то такого от него уже ожидалось услышать, — а просто вот это его уточнение: «без обмана», заставило напрячься молодого человека, начавшего одновременно подозревать в каком-то подвохе этого странного типа, и соображать над тем, что тому от них надо.

— Может он свой заказ взял в кредит, — вот только мои друзья подойдут, то я мигом расплачусь, — и сейчас он, объяснив нам, что для демонстрации своего фокуса ему надо выйти, спокойно покинет пределы кафе, указав человеку на раздаче на нас, — вот они за меня, тотчас, по вашему первому требованию, расплатятся. — Так неочевидно и явно нежизнеспособно подумал было молодой человек с первого перепугу. — Нет, это притянуто за уши одним неудачным опытом из студенческой жизни. — Отверг первое своё соображение молодой человек. — Тогда быть может, и это более чем наверняка, он попросит у меня самого ничтожного достоинства монету. А я, не заметив подвоха, настоящей цели этой его просьбы, — убедиться в том, что у меня есть кошелёк и сколько в нём наличности, — совсем не опасаясь за то, что он мне эту мелочь не вернёт, — извини друг, фокус не получился, и монета не вернулась из портала будущего, куда я её отправил, — достану кошелёк и тем самым убежду…Хм, или убедю? Ладно, это не важно, когда я, в итоге подловленный в подворотне мошенниками на доверие, буду освобождён от этого кошелька.

Молодой человек тут же с горечью представил себе этот горестный для себя момент, связанный с потерей кошелька, когда он со своей подружкой свернут в один, как им думалось, безлюдный и скромный переулок, — тогда как на поверку оказалось, что он полон приставучих и злых людей, — чтобы там, не вызывая на себя лишних взглядов, предаться своей влюблённости наедине. В общем, хотели в первый раз поцеловаться (А вы что подумали?). К чему уже были все предпосылки и времени для этого достаточно прошло. И поэтому молодой человек свою спутницу сюда, и как вскоре выяснилось, в тоже время не сюда завёл.

— Слушай друг. — Обратится ко мне тип в метр в кепке (принялся рассуждать молодой человек). — Я тут обронил кошелёк, ты случаем его не видел?

— Нет, не видел. — Не раздумывая, скажу я, как отрежу. А этот тип метр в кепке и заодно в прыжке, явно рассчитывал на уважение в ответ, а тут такое. И он само собой недоволен этим моим ответом, и перегораживает мне собой путь, чтобы выказать мне претензии. — А чего это ты так быстр на ответ? — принципиально косо разглядывая мою, только мою Анюту, вопрошает меня этот тип.

А я уже начал предчувствовать не доброе. Ведь в таких безлюдных местах, первым делом к тебе подходят с каким-нибудь самым простым вопросом, вот такого невысокого мнения о прохожих, люди метр с кепкой. А как только ты ему в ответ нагрубишь (а ты в любом случае ему нагрубишь, если ты нарываешься на неприятности — а ты на них явно нарываешься, если зашёл сюда, где кроме неприятностей тебя ничего хорошего не ждёт), то сейчас же к нему на помощь бросятся, и не пойми откуда взявшиеся, его рослые и мускулистые товарищи. Которые никогда в обиду не дадут этого мелкого шкета и за него любому пасть порвут, если, конечно, этот любой, человек здравомыслящий, готовый без дополнительных договорённостей, загладить свою вину перед ними небольшим денежным вспоможением.

— Разве я тебе говорил, как отличимо от других кошельков выглядит мой кошелёк? — уставившись на меня, вопрошает этот тип метр с кепкой.

— Не трудно догадаться, отощавши грустно. — Слишком поспешно усмехнулся я про себя, совсем забыв пословицу, а в этих местах походившую за правило: «смеётся тот, кто смеётся последним».

— И как же он выглядит? — интересуюсь я у него, ещё храбрясь, где храбрости мне придаёт в волнении взявшая меня за руку Анюта. И вот тут-то меня шкет сумел удивить, описав свой кошелёк в точности как мой — чёрный такой портмоне, с фирменными инициалами на нём: «Сваровский». При этом, когда он описывал свой кошелёк, он не сводил с меня своего всё замечающего взгляда, чтобы значит, подловить меня на моей удивлённой реакции. Но я на этот раз хладнокровен в лице как никогда, чего правда не скажешь о моих руках. Где одна из них, та, за которую держалась Анюта, предательски вспотела и Анюта, чувствуя, как её рука начала выскальзывать из моей руки, вполне могла заподозрить меня в моей не должной смелости.

А тут ещё этот шкет требовательно на меня смотрит и спрашивает. — Ну что, видел такой? — И я бы ему немедленно ответил, что ни разу не видел таких портмоне, и что если увижу, то обязательно ему дам об этом знать, если он оставит мне свой электронный адрес. Но вот незадача, Анюта ведь видела мой портмоне, когда я расплачивался за обед в кафе и выходит так, что если так скажу, то я в её глазах прослыву, если и не большим лжецом, то человеком способным на обман, если это будет способствовать достижению некой для меня цели. И тогда, как она сможет в будущем довериться мне, когда я буду заверять её в своих крепких насчёт неё чувствах.

— Извините, но я совсем недавно убедилась в том, что вы готовы на любой обман, если вам это будет выгодно. — Раскрасневшись в лице, отчего Анюта станет ещё более прекрасной и желанной, вот прямо так она оттолкнёт мои к ней поползновения. — Так что никаких поцелуев, пока вы меня не переубедите в обратном.

— Но как? — вопрошу я её, растерявшись.

— Вернитесь обратно в тот переулок и исправьте сложившуюся ситуацию, с утраченным к вам доверием. Побейте тех хулиганов и верните назад ваш портмоне, который вы так трусливо отдали этим типам. Тем более я сегодня полностью рассчитывала на вас и мне нечем заплатить за такси. — Отправит меня Анюта назад. Так что для того, чтобы не возвращаться назад, мне нужно прямо сейчас расставить все точки над «i».

Но что тогда я должен сказать этому шкету? То, что я видел такого рода портмоне, но в тоже время не видел? Но тогда он, а я в этом почему-то уверен, потребует от меня, показать свой кошелёк, или по крайней мере, вывернуть свои карманы, чтобы он не впал в ошибку по поводу моей честности. — А то знаешь, как бывает, поверишь человеку на слово, а потом окажется, что он совсем не такой и утаил от тебя в штанах своих брюк то, что полностью опровергает всё ранее им сказанное. — Осуждающе покачает головой шкет, вспомнив такого рода бесчестных людей.

Ну, допустим, я ему покажу свой портмоне, в точь-в-точь похожий под описание его портмоне, то не впадёт ли шкет в другого рода ошибку, посчитав мой портмоне за свой. Я, конечно, не соглашусь с ним, но тогда он вполне резонно потребует от меня доказательств, что это мой портмоне. — Если это твой портмоне, как ты это утверждаешь, то ты безусловно знаешь его содержимое, вплоть до копейки. — Глядя на меня и одновременно на мой портмоне, заявит этот шкет. Ну а я, хоть, и дисциплинирован, и аккуратен в финансовых делах, но не столь скрупулёзен в расчётах и вполне могу ошибиться на мелочь. И я ему говорю. — Это, несомненно, так. Правда, я не исключаю погрешность своего подсчёта на некоторую мелочь.

— Ну, понятно, пошли в ход отговорки. — Примерно с таким посылом на меня посмотрит шкет и, дабы подчеркнуть этот скептицизм на мой счёт, кивнув в мою сторону головой (он этим кивком обращался к Анюте), громко хмыкнет. На что я немедленно вскипел и готов был уже предъявить свои обоснованные претензии к шкету, за такое его непочтительное поведение по отношению к Анюте и ко мне, — что это ещё за намёки? — но он опередил меня, сделав важное заявление.

— А вот я не такой расточительный человек и более бережливо отношусь к тому, что имею. И я сплошь до последней копейки знаю, сколько у меня лежит в кошельке. — Заявляет шкет. И как по мне, то это его заявление крайне спорно, раз он, по его же утверждению, потерял свой кошелёк. А это указывает на то, что он совсем не бережливый человек. Но мне неуспевается подловить его на этом несоответствии, а всё потому, что он в целях установления истины, предлагает проверить содержимое моего портмоне. И кто из нас значит, будет более точен в указании содержимого портмоне, то тот и есть настоящий хозяин портмоне.

И мне, честно сказать, эта идея шкета по выявлению хозяина моего же портмоне, сразу показалась деструктивной, и меня сразу что-то напрягло в этом его предложении. Но такой уж я человек, что ради выявления истины и тем более справедливости, готов на всякую оплошность и неразумность, как потом это выявляется.

— Идёт. — Говорю я ему, и мы в знак заключения этого договора-пари, жмём руки. Ну а дальше, как выясняется, без вариантов — шкет оказывается хозяином моего портмоне, раз он до копейки знает его содержимое. И мне остаётся шмыгать носом и вытирать рукавом текущие по щекам слёзы, глядя вслед удаляющемуся шкету, ведущему под ручку Анюту.

— Вот и не знала я, какой вы, Порфирий Петрович, дурак. — Как только мой портмоне перекочует в руки шкета, Анюта презрительно окинет меня взглядом, и вынесет мне приговор. — И хорошо, что это всё вовремя раскрылось, и вы не успели воспользоваться моими романтическими предубеждениями насчёт вас. И позволь я вам по своей наивности зайти чуть дальше дозволенного людям в дружеских отношениях, то я даже не знаю, как бы я вас тогда назвала. — На этом месте Анюта принципиально порывает все связующие нас нити: она вырывает свою руку из моей, и, повернувшись ко мне лицом, вся такая нервная, говорит. — Надеюсь, вы не полный дурак и понимаете, что на этом наше знакомство закончено и прошу вычеркнуть моё имя из контактов вашего телефона.

Ну а я, явно находясь не в себе и растерянности от такого поворота событий, веду себя как последний дурак. — Вот значит как! — Возмущаюсь я. — Без моего портмоне я вам неинтересен и скучен. Что ж, я не удивлён. Я ещё в кафе заметил, как вы расточительны и беспощадны к чужому благосостоянию. Так что я вас не задерживаю, и можете катиться на все четыре стороны, презираемая мной, Анюта Ивановна. — На что Анюта бледнеет в лице и охрипшим голосом говорит. — Вот не ожидала, что вы такой придирчивый и мелочный человек. И знаете что! — многозначительно заявляет она, покосившись взглядом на шкета. — Я покачусь, как вы мне советуете. И не одна покачусь по наклонной, а с этим шкетом. — И на этих словах Анюта к моему изумлению подзывает к себе шкета. — Эй, как там тебя. Возьмёшь меня на поруки?

А шкет только рад быть полезным в таком, сулящем ему столько всего деле. — Я, — говорит он, — к вашим услугам. — И подставляет руку. А Анюта берёт её, после чего бросает на меня презрительный взгляд и, фыркнув в мою сторону, выдвигается со шкетом в глубину этого проулка. Ну а чтобы я окончательно был уничтожен, она громким голосом вздыхает. — Как давно я не целовалась. — И она добивается своей цели, я пал на колени и, глядя им вслед, в отчаянии и кричу:

— Чёрт тебя, Анюта Ивановна, побрал!

Молодой человек, как сейчас выяснилось посредством разговорчивости Анюты Ивановны, имеющего имя Порфирий Петрович, прокрутив в уме эту ситуацию, решил, что если этот незнакомец для своего фокуса затребует от него монету, то он её ему, конечно, даст, но только он свой портмоне вытащит незаметно для него и будет извлекать из него монеты, держа его под столом, подальше от глазах этого типа. Чтобы он не сумел сосчитать содержимое его портмоне, а затем посредством телефонной связи сообщить своим сообщникам обо всём им замеченном в моём кошельке, — сейчас в вашу сторону направится один лопух со вкусной гражданкой, у него есть то, что нас интересует.

— Если вам так этого хочется, то мы не против. — Порфирий Петрович даёт ни к чему для себя не обязывающий, но в тоже время обязывающий собеседника, как минимум, не выказать себя пустым человеком, ответ. Ну и незнакомец, ожидаемо Порфирием Петровичем, в быту всё же называемый Пашкой (а то, что он так представительно был представлен, то во всём виновата Анюта Ивановна — она когда гневается, то не знает, что несёт и не всегда знает, как побольней убедить своего, даже очень хорошего, с планами на будущее знакомого, в том, что он ей безразличен), начинает заговаривать им зубы так называемой теорией фокуса, типа без знания которой, они не уловят смысл представленного фокуса.

— Ну-ну, конечно. — Многозначительно покивал незнакомцу Пашка, решив, что тому не получится его провести, ну а для этого нужно быть повнимательней к этому типу. А то он знает из кино таких скользких и мало понятных типов, которые обещают одно, а в итоге от них не дождёшься и обещанного.

— Надо с ним поосторожней, — глядя на незнакомца, подумал Пашка, — и главное, всегда держать в поле зрения его руки. Вон какие они у него холёные и даже с маникюром. Явно они для него представляют большую ценность, как в первую очередь источник поступления благосостояния.

Незнакомец видно предпочёл не замечать нового проявления скептицизма со стороны Пашки, — он его уже записал в скептики, и принимал это его качество за его данность, — и, положив чайную ложку на стол, рядом со своей чашкой, откинулся на спинку стула и с этого своего нового местоположения выразительно посмотрел на своих визави. После чего он пододвинулся к столу, как прилежный ученик сложил перед собой руки на стол и завёл свой рассказ.

— Есть четыре основных слагаемых успеха фокуса, — одновременно глядя на Пашку и не на него, а куда-то сквозь него, в незримую даль, где может в этот момент совершался некий фокус, или может быть, шла к нему подготовка, заговорил незнакомец, — это вовлечённость в процесс зрителя, с его уверованием в собственную проницательность, акцентирование внимания зрителя на отвлечённый предмет, напускной туман, с его незримой загадкой и всё это обгорожено стеной непроницаемости. Где стена должна создать некий вакуум мысли, — всё сконцентрировано на проведении фокуса, — чтобы ничто со стороны не могло проникнуть сквозь стену и отвлечь участников этого представления от происходящего на сцене. И обеспечьте мне выполнение этих основных условий, и я переверну с ног на голову мир человека, а может и весь человеческий мир. — С каким-то прямо пугающим воодушевлением сказал это своё итоговое предложение незнакомец, — при этом он ни насколько не изменил тембр своего голоса, — что Пашка, не говоря уже об Анюте, натуре более утончённой и чувствительной, нежели он, несколько напугался этого человека, со столь странными желаниями. Но как бы Пашка не был напуган этим странным незнакомцем, он не показывает виду, что это так, и он даже храбрится, задавая вопрос.

— И для чего этого нужно? — интересуется Пашка, решив повременить с гамбургером.

— Что именно? — переспрашивает незнакомец.

— Ставить всё с ног на голову в жизни человека? — уточняет Пашка.

— Может этот взгляд на мир для человека более правильный. — Отвечает незнакомец. — Ведь пока не проверишь, не узнаешь.

— Не пробовал, не знаю. — В пику незнакомцу, отвечает Пашка.

— Тогда сам бог велел, продемонстрировать вам фокус. — С долей радости в лице сказал незнакомец. А Пашка не может сдержаться и не подковырнуть незнакомца. — Это ваш ассистент, или антрепренёр? — интересуется Пашка. Но незнакомца не сбить на такую мелочь. — Наверное, помощник, раз к нему часто приходится обращаться за помощью. — Говорит незнакомец вскользь, и как бы начинает сосредотачивать в себе внимание к себе и к предстоящему представлению. — Так, с чего начнём. — Оглядев стол перед собой, потирая руки, таким способом начал настраивать себя незнакомец.

— Вам, я думаю, виднее. — Не может промолчать Пашка. Незнакомец не обращает внимания на этот его выпад, а протянув руку к своей чайной ложке, берёт её в руки и, приподняв её перед собой, начинает, покручивая её вокруг своей оси, рассматривать ей рабочую поверхность. Куда с противоположной от него стороны смотрят Анюта с Пашкой. Незнакомец в один из моментов останавливает ложку и, посмотрев сквозь неё, а вернее будет сказать, обогнув её со всех сторон своим направленным взглядом, смотрит на своих соседей по столу и говорит. — Сгибать ложку силой своей мысли, я, пожалуй, пока не буду. Ещё не время. И я её пока в сторонке подержу. — После чего незнакомец со словами: «Для чистоты фокуса, руки всегда должны находится на виду», отводит в сторону свою левую руку с ложкой в ней. — Вот здесь ей самое место. — Закрепив руку с ложкой в ней на месте, сказал Незнакомец, вслед за этим переводит свой взгляд на Пашку и теперь смотрит строго на него, уже без всякого препятствия на своём пути.

— Если вас это не затруднит, — обращается к Пашке незнакомец, — положите любую на ваш выбор руку на стол, открытой ладонью вверх. — Пашка для начала смотрит на свои руки, затем взглядом обращается за помощью к Анюте, имеющей право совещательного голоса, и, не получив от неё запрета на этот, возможно опасный и связанный с жизнью трюк со своей рукой (а вдруг этот тип сейчас закинет на его ладонь жгучего скорпиона — а в этом и будет состоять его фокус: тараканы, всегда платившие за его обед, все из карманов разбежались, вот он и разозлился, решив использовать скорпиона, чтобы нанести вред репутации этого заведения — а Пашка всего лишь сопутствующая жертва его мстительности), вздохнув, кладёт на стол перед собой правую руку.

— Прекрасно. — Посмотрев на руку, а затем на Пашку, как Пашке показалось, плотоядным взглядом, проговорил незнакомец. После чего незнакомец лезет во внутренний карман своего пиджака, — на этом моменте Пашка напрягся и даже слега зажмурил глаза, в ожидании шипящего скорпиона, — и вынимает оттуда… Сразу и не разглядеть, так вынутая им вещь мала, что за предмет округлой формы. На который теперь обращено всё внимание сидящих людей за столом, где только один человек, и кто это, совсем не трудно догадаться, не задаётся вопросом: Что это?

— Вроде простой, самый обыкновенный шарик, а сейчас вызывает столько к себе внимания и вопросов, стоило мне придать ему, даже и не озвученное мной значение. — Искоса смотря на своих визави, в глазах которых стояло нескрываемое любопытство, взялся за своё объяснение незнакомец. — А ведь быть может, в нём никакой загадки и нет. Это простая бусинка от детского ожерелья, которые так недолговечны, и в руках ребёнка имеет больше ценности в разобранном состоянии. А я вот, собираясь сегодня выйти прогуляться, — мне настоятельно рекомендовали врачи прогулки на свежем воздухе, — чуть было не налетел на вырванную из своего первоначального контекста, ожерелья, эту бусинку. И если бы я её вовремя не заметил, то я, наверное, прямо там, у себя в прихожей, смог познать мир, не просто с перевёрнутого положения (нет ничего легче, встать на голову и посмотреть на мир в перевёрнутом положении), а у меня бы все акценты и значения в голове в один момент сместились в другую сторону, — я бы понял ценность жизни и стал бы её не проживать, а ценя каждый её миг, чувствовать свою жизнь, — и я с новым взглядом посмотрел на свою, как оказывается, совсем не серую жизнь. — Незнакомец сделал необходимую ему и всем паузу, чтобы закрепить в своей памяти тот знаковый и во многом мог бы стать переломным момент, когда незнакомец чуть не наступил на эту бусинку и не полетел затылком об пол.

— Но судьба на мой счёт имела другие планы и распорядилась так, что я её обнаружил, прежде чем на неё наскочил. — Сказал незнакомец, как только посчитал, что все поняли ту мысль, которую он хотел довести до всех. — И вот она здесь, перед вами, и мне кажется, что совсем не случайно. А так я вообще, сторонник того, что случайных вещей не бывает, и если мне на глаза попалась эта, вроде совсем уж мелочь, то это что-то, да должно значить. И как оказывается, то и для неё существует своё знаковое предназначение. — Сказал незнакомец, многозначительно посмотрев на Пашку, которого вся эта таинственность на свой счёт начала напрягать.

— И что он там ещё задумал? — еле сдерживая волнение, вопросил себя Пашка, с ненавистью глядя на эту бусинку в руках незнакомца.

А незнакомец тем временем продолжает свои рассуждения, которые видимо должны затуманить собой мысли, как минимум Пашки, того, кто выступает в качестве испытуемого, и на первое время отвлечь от главного трюка — незнакомец в это время, под столом, изловчившись ногами, проводит хитрые манипуляции с их обувью. Он завязывает шнурки на их обуви между собой. И вот когда его трюк за столом будет в самом разгаре, то незнакомец потребует от них встать на ноги.

— Я должен произнести способствующее выполнению фокуса заклинание. — Напустив на себя загадочности и важности, а на Пашку с Анютой тумана в виде сигаретного дыма (он в специальных типа целях закурит, хотя у Пашки на этот счёт другое мнение — наглец из наглецов этот фокусник, под видом демонстрации фокуса, решивший покурить за их счёт, не выходя из зала кафе; а все между прочим ругаются), заявит незнакомец. — А это заклинание не из простых, а из тех, за которыми охотятся люди с задатками магов. И если кто-то из них об этом прознает, то совсем не исключено, что у них непременно возникнут вопроса требовательного характера к вам. Так что попрошу вас встать на ноги, чтобы отдалиться от произносимых мной магических слов. Но Пашка этого фокусника уже на половину раскусил, и он не спешит по первому его слову бежать и выполнять его поручения.

— Что-то у меня все эти ваши фокусы вызывают большое сомнение. — Заявил Пашка, крепясь в своих заслезившихся от терпкого дыма глазах, который на него напускал незнакомец. Но Пашка держался и не сводил с него своего взгляда. — И что будет, если я отвечу отказом на ваше предложение? — с явным вызовом вопрошает Пашка. Но незнакомец и бровью не повёл в ответ на эту выходку Пашки. И он только передвинул сигарету из одного уголка рта в другой и небрежным тоном говорит.

— Что ж, это ваш выбор. Я всего лишь хотел вас оградить от сложного характера последствий, которые непременно для вас настанут, если вы услышите это моё заклинание. — На этом моменте незнакомец пододвигает в упор к столу и с позывом на откровенность, тихо говорит Пашке. — Вы по приходу сюда, не заметили сидящих за третьим от входа столиком, типов угрожающего вида? — И как выясняется, то, и Пашка, и побледневшая в лице Анюта, ухватившаяся за его руку, не только заметили этих жутких типов, но и сделали на их счёт некоторые выводы, не сложные для понимания людьми, скажем так, не слишком отважных.

— Так вот, — продолжает незнакомец, как только убеждается в том, что его слова нашли отклик в душах своих слушателей, — это Валтасар со своим помощником. А кем по сути является Валтасар, то об этом лучше не знать людям смертным. — Зловеще и так страшно сказал это незнакомец, что Анюта, всё это время молчавшая, за что она заслужила уважение в глазах незнакомца, в нервном возбуждении не сдержалась и попросила незнакомца об этом не говорить, раз этот Вальтасар столь предубеждён против людей смертных. После чего она крепко так смотрит на Пашку, — а он чуть ранее уже понял, как она относится к этому его упрямству и проявлению ребячества: она ещё крепко так ущипнула его за руку, — и пока по-хорошему, как это все поняли, ему говорит.

— Вы, Порфирий Петрович, давайте уж, не выделывайтесь так (это уж потом, когда большой опасности для нас не будет, я от вас ожидаю такого рода отношения в мою сторону), и слушайте то, что вам люди умные говорят. — Тоном голоса, не терпящего возражений, проговорила Анюта. И Пашка не может ей ни в чём отказать, а тем более перечить на этом тёплом этапе их отношений. Но при этом он и показывать себя совсем ручным не имеет права, и он должен хотя бы продемонстрировать борьбу в лице, где в нём борется долг перед своей прекрасной спутницей и его мужественность, для которой все эти Валтасары и другого рода бандитские рожи, не представляют особой проблемы.

— Я бы им всем сказал, где я их всех вертел. — Заявил бы Пашка. — Но здесь присутствуют дамы чувствительного возраста и характера, у которых и головы могут закружиться, услышь они эти мои позволения в адрес этих морд, так что я умолчу эти заслуженные в их адрес формулировки.

Но Пашка живёт не одним днём и он, как минимум, заглядывает в завтра, которое будет его радовать, если он послушается совета Анюты, и он всё это не заявляет, а он со смиренным, но не смирившимся взглядом смотрит на незнакомца. А тот, больше не желая тратить время на все эти препирания, в один выдох и при этом очень жёстко, отдаёт команду: «А ну, подъём!». И Пашка с Анютой, явно захваченные врасплох такой неожиданной переменой в незнакомце, подскакивают на ноги и тут же соскакивают со своих связанных ног, и вместе со своими стульями, за спинки которых они успели ухватиться, к полнейшему восхищению местной публики, кубарем летят на пол.

Пашка, предчувствуя возможность незнакомца быть таким вероломным и подлым на свой счёт, раздвигает свои ноги в разные стороны, чтобы значит, проверить, не успел ли он там, под столом, осуществить нечто такое, с завязыванием шнурков. Но ноги вроде как без всякого натяжения свободно переместились, и с этой стороны Пашка может быть пока спокоен.

Незнакомец между тем, для лучшего рассмотрения своими собеседниками, приподнял эту стеклянную бусинку в своей руке, — она держалась большим и указательным пальцами руки, — и, глядя на неё, продолжил своё описание этого предмета. — А что она есть по своей сути. Для нас, людей прагматичных и рассудительных, дешёвый аксессуар чьей-то дешёвой жизни, тогда как для человечка, только начавшего свой жизненный путь, живущего фантазиями и мечтами, который и не знает, что такое будущее, — для него есть только, здесь и сейчас, — это не просто прозрачный кругляшек, а это концентратор всех этих его мыслей — того, что называется мыслями. — Здесь незнакомец вновь задумался, уперевшись взглядом в бусинку. Из чего он выходит опять вдруг и с обновлённым воодушевлением лицом.

— Значит, фокусник. — Глядя с улыбкой на Пашку через фокус бусинки, задумчиво сказал незнакомец. — А знаете, что этот ваш взгляд на меня, по своей сути означает? — этот вопрос незнакомца явно был риторического свойства, так что Пашка не стал на него отвечать. Что, в общем, так и было, и незнакомец сам и ответил на этот свой вопрос. — А это значит, что вы скорей реалист, чем кто-то ещё.

— И разве это плохо? — поинтересовался Пашка.

— Нисколько, просто вы иначе смотрите на мир, чем я, иллюзионист. — Незнакомец сделал явный акцент на слове иллюзионист. И видя, что это требует своих пояснений, пустился в них. — Я не в простом, реалистичном значении иллюзионист, а я, скажем так, смотрю на мир с иной позиции. И мой взгляд на мир противопоставляется вашему, называемым реализмом, тем, что я объясняю представившиеся явления с иной точки зрения. Да, несколько непонятно. — Сделал оговорку незнакомец, немного подумал и вновь взял слово. — Для должного понимания разницы между этими двумя взглядами на мир, я приведу вам аналогию. Так, когда человек наблюдает фокус, допустим, с извлечением кроликов из шляпы, то если он склонен считать, что кролики действительно находились в шляпе до их извлечения — то такой подход есть «реализм» в отношении данного фокуса. Если же человек склонен считать наблюдаемое вводящей в заблуждение иллюзией, то есть считать, что на самом деле это некий фокус, трюк, искажающий картину действительности так, что кажется, будто кролики находились в шляпе до извлечения — то такой подход есть «иллюзионизм» в отношении данного фокуса. — Незнакомец делает небольшую паузу и обращается с вопросом к Пашке: Ну так что, будем извлекать наших кроликов?

А тот вроде как уже дал добро на это, положив свою руку на стол, и этот вопрос незнакомца им не понимаем, и он его несколько сбивает. — Какие ещё к чёрту кролики? — в недоумении задаётся вопросом Пашка, окинув обзорным зрением ближайшую округу. Но на этом всё, и видимо незнакомец, посчитав, что он всё что нужно для понимания демонстрируемого им фокуса сказал, приступает к самому фокусу. Хотя он также сказал, что он не совсем фокусник, и тогда как его понимать? А понимать так, как понимает всё это Пашка. — Он специально напускает всего этого тумана со своей не должной классификацией, чтобы, либо задурить нам голову для проведения своего фокуса (он об этом, кстати, уже говорил), либо на случай неудачи, иметь отговорку: я ведь не настоящий фокусник, а я только учусь. А то, что он назвал себя иллюзионист, то в моём значении, это иллюзорный фокусник. Вот такой я на его счёт реалист. — Умозаключает Пашка на его счёт.

— А теперь обратите всё своё внимание к этому шарику. — Обращается к Пашке незнакомец, заставив его всё-таки сконцентрировать своё внимание на этой бусинке. — Зафиксируйте на нём ваш взгляд и, постарайтесь удерживать его на нём, ни на что не отвлекаясь. — Говорит незнакомец, и как будто специально (не как будто, а специально), начинает водить шарик из стороны в сторону, а Пашка значит, должен следовать за ним своим взглядом. Но вот незнакомец, убедившись, что Пашка послушен и удерживаем шариком, фиксирует его в одном положении и кладёт шарик на ладонь руки Пашки. Где он прижимает шарик указательным пальцем руки и в таком положении держит его.

— Для удобства назовём его синицей в руках. — Говорит незнакомец, бросив быстрый взгляд на Анюту. Которая хоть и была также внимательна к шарику в руке Пашки, всё же от неё не укрылся этот взгляд любопытства незнакомца. И только Пашка ничего вокруг себя не видел, кроме этого шарика, а точнее, того, что ему открывалось из-под указательного пальца незнакомца.

— И что б она (синица) раньше времени не улетела, то слегка её прижмём. — Говорит незнакомец, надавив своим пальцем на шарик и руку Пашки под ним. — А рука-то сама рефлекторно сжимается, боясь выпустить из руки синицу. — Усмехается незнакомец, посмотрев на Пашку. Но Пашка уже просёк, для чего всё это говорит незнакомец. Хочет гад, отвлечь его этими разговорами от шарика. А как только он оторвёт свой взгляд от него, то тут-то он шарик и вытянет. — Хрен тебе! — мысленно послав этого псевдо фокусника, Пашка ещё больше укрепился в желании ничего не упускать из виду. При этом Пашка не сомневается в том, что этот псевдо фокусник ни перед чем не остановится, чтобы его отвлечь от своего наблюдения за шариком.

— И унижающие моё человеческое достоинство, низкопробные шутки паскудного качества, это самое малое, что он применит против меня. — Пашка похолодел в сердце, представив, на что и на какую фривольность по отношению к его и только его Анюте, готов этот псевдо фокусник, чтобы отвести его внимание от шарика.

— Вы, Порфирий Петрович, уж не обессудьте, — вот с таким хамским заявлением обратится незнакомец к Пашке, чтобы значит, отвлечь его от шарика, — но ваша занятость только собой, не способствует радости существования, теперь уж и не знаю, чьей Анюте. Которая своими чудными ножками подаёт мне недвусмысленные знаки под столом. И если вы мне не верите на слово, — в чём я вас не осуждаю, я ведь для вас совершенно посторонний человек, — то на секунду отвлекитесь от этого вашего занятия и загляните под стол. Где вы немедленно убедитесь в факте того, как она своими ножками трётся о мои, для того чтобы разжечь во мне огонь страсти.

— А как только я буду сбит с мысли этими пикантного характера заверениями незнакомца, и на один только миг оставлю без присмотра шарик и загляну под стол, где ничего такого, о чём он меня тут заверял, и нет в помине, — все ноги под столом, окромя только моих, чинно себя ведут и расставлены по своим местах, кто в ботинки, а кто в свои изящные туфельки, — то по возвращению меня из под стола, не только шарика уже не будет, а и моя рука пропала со стола. — Пашка, взмокнув, аж потемнел в лице от такой коварной сущности этого подлеца из подлецов, псевдо фокусника. — Так вот почему он так нервно реагировал, когда я его занятие назвал обманом честных, как я людей. Не любит слышать правду, и притом вообще. Он ведь привык жить в атмосфере лжи и обмана, которую он называет так политкорректно, иллюзорностью, и его прямо трясёт, когда он слышит правду. Вот эти современные иллюзионисты, в которые в основном подались все неудачники, критики системы природного существования в режиме реального времени, которое они называют режимом бога, мизантропы, эти не любители всего и вся, и главное себя, но с креативным мышлением, и придумали для себя новый вымышленный мир, где они начали всё переиначивать под собственные реалии, создавая, так называемую, новую нормальность. — Наконец, разобрался в истинной сущности незнакомца Пашка, решив до конца держаться, как бы ему не было сейчас тошно, и что бы не предпринял сейчас этот подлый псевдо фокусник, — и только пусть попробует распустить ноги! (руки псевдо фокусника были на виду и это немного успокаивало).

И только Пашка так категорично для себя подумал насчёт псевдо фокусника, как этот его коварный оппонент, обращается к нему. И не просто с самым простым вопросом, что по факту сейчас происходящего невозможно, — во время проведения фокуса, всё имеет своё скрытное от глаз значение и шифрованный подтекст, — а как сразу решил Пашка, он хочет этим вопросом сбить его с мысли и нарушить работу мозга. А вот какую, то это после озвучивания самого вопроса будет легко выяснить.

— Чувствуешь шарик? — обращается к Пашке с вопросом незнакомец, глядя ему глаза в глаза, и, в тоже время продолжая давить пальцем руки на шарик в Пашкиной руке. И только незнакомец задал этот вопрос, как Пашка вдруг почувствовал, что он перестал чувствовать рукой шарик — он чувствовал только давление на руку пальца руки незнакомца и больше ничего. И Пашка, сам того не желая, выдал себя перед незнакомцем, побледнев в лице. При этом его взгляд не выдержал долгого внимательного напряжения к шарику, и Пашка был вынужден моргнуть. А как только он проморгался, то он покрылся мурашками, обнаружив, что он вроде как проморгал и шарик — теперь то, что находилось под пальцем руки псевдо фокусника, не выделялось отчётливо и сливалось с видом его руки. Но всё же это ещё не значило, что там шарика нет. Он ведь был прозрачный и очень мал, так что утверждать, что его там нет, то этого от Пашки не дождёшься.

И Пашка, мобилизовав все свои силы, всё также смотря на руку с шариком в ней, твёрдо стоит на своём. — Чувствую.

И сейчас со стороны незнакомца, как этого ожидал Пашка, должен последовать хитрый словесный манёвр, с помощью которого Пашка будет отвлечён от своего наблюдения, и незнакомец сумеет выкрасть шарик с его руки. И он действительно последовал, но только не так, как того мог ожидать Пашка.

А как только Пашка даёт свой ответ незнакомцу, который собрался было что-то там у себя в голове в ответ сообразить, как вдруг, да так для всех за их столом неожиданно, из-за спины Пашки, а значит и Анюты, доносится такого сногсшибательного звука грохот, что Пашка и Анюта, от этой неожиданности рефлекторно поджались головами к плечам и даже на мгновение зажмурились. Когда первая оторопеть прошла, и они свои глаза приоткрыли (Пашка это сделал куда как быстрее), то они, и сами не знают почему, не стали оборачиваться назад, чтобы убедиться в том, что это потолок сверху обвалился, а они со всем своим пристальным вниманием посмотрели на незнакомца.

А тот, как будто он с ними продолжает играть только ему известную игру, с нервным придыханием, не отрываясь, смотрит им за спины и тем самым привораживает их взгляды к нему. Где им бесконечно хочется его спросить о том, что он там сейчас увидел, но они не решаются об этом спросить, чувствуя нервными окончаниями на своих спинах, приближение к ним этого, судя по шагам, тяжёлого нечто. И теперь все за столом, включая и незнакомца, который находится в более выигрышной ситуации по сравнению со своими визави — он может видеть того, кто сейчас приближается к столу (а ранее он видел, что послужило причиной этому грохоту за их спиной), — ждут, не дождутся, на чём остановится этот тяжёлый ход неизвестного человека.

И вот, как спиной почувствовали Пашка и Анюта, а незнакомец увидел, этот человек, тяжёлый на подъём (как по отдельным звукам удалось выяснить, то он, прежде чем сюда пойти, откуда-то тяжело поднимался — об этом говорило то, с каким усилием он матерными словами выражался), да и шаг у него был не легче, остановился прямо за спиной Пашки. И Пашка нисколько не удивлён этому — нельзя, конечно, сказать, что он хотел бы, чтобы тот тип выбрал для себя спину Анюты, но это не значит, что он остался довольным этим выбором своей спины человеком из-за спины. Дальше следует интригующая всех пауза, по мере удлинения которой, напряжение в лицах Пашки и Анюты нарастает, готовых уже взорваться, не будь им так страшно.

Ну а дальше, как это всегда и бывает, в самый неожиданный для Пашки момент, ему на плечо ложится столь тяжеленая рука, что Пашка подгибается в плече под её весом (скорей всего, хозяин этой руки всем своим весом облокотился на неё, вот она и показалась такая тяжёлой), и со стороны левого уха Пашки тяжёлым голосом звучит вопрос: Как это всё понимать?

И Пашке очень страшно и странно слышать в свой адрес подобный вопрос от человека стоящего к нему со спины, когда он находится спиной ко всему произошедшему там, за его спиной — а такое его нахождение к тому событию, которое только что произошло у всех на глазах, а к нему спиной, прямо указывает на его непричастность ко всему произошедшему. И тогда какого(!) значит спрашивать с него что-либо. — Если, конечно, этот потерпевший из той породы людей, кто не отважен, и что уж стесняться, труслив. И он верно там, по собственной вине и почину упал, поскользнувшись на кем-то пролитом кофе. И чтобы не выглядеть посмешищем в чужих глазах, боясь обвинить в этом проступке кого-то напрямую, нашёл выход из этого положения, обнаружив мою спину. Мол, она спина на то и спина, чтобы не быть в курсе произошедшего. Так что ей, что только хочешь можно предъявлять к ответу. — Быстро в уме сообразил Пашка насчёт заспинного гостя и, благоразумно посчитав не спешить одёргивать руку и в претензии этого типа за спиной, косится взглядом на Анюту.

А Анюта в отличие от него, имела шейное пространство для манёвра. Чем она и воспользовалась, чуть повернувшись назад, чтобы разглядеть того, кто так бесцеремонно использовал плечо Пашки для своего облокочения. И только Пашка покосился на Анюту, как одного взгляда на неё ему хватило, чтобы понять, как его дела удручающе плохи, и как он был не прав в своём размышлении по поводу этого тяжёлого человека. И теперь Пашка не знал, что дальше думать и в чём искать для себя спасение.

Но он не успел впасть в полное отчаяние, и этому способствовал, как это не удивительно звучит, тот подошедший к нему человек. И тут, как Пашка краем глаза видит, то сбоку от него появляется могучая рука этого тяжёлого человека и она протягивается к столу, где и опускается рядом с его рукой. Здесь она на мгновение задерживается, чтобы что-то из себя выложить, — она столь большая, что не видно, что в ней находится, — и затем возвращается обратно за спину Пашки. Но это момента её ухода Пашка уже не видел, а всё потому, что он как и все за столом, а также люди за соседними столами (им для этого пришлось привстать и вытянуть свои шеи), не отрываясь смотрели в одну точку на столе — на точно такую же бусинку, какую перед началом своего фокуса демонстрировал незнакомец, и которая по сути сейчас должна или ещё находится на ладони Пашки, прижатая указательным пальцем руки незнакомца.

— Я хочу услышать объяснение, что всё это значит? — прямо в пятки вдавливает Пашку звуком своего тяжелого голоса тот тип за его спиной. И как уже догадливо понял Пашка, это тот самый Валтасар, которым его пугал в мыслях незнакомец, этот не просто псевдо фокусник, а главарь целой банды. И если его подручные так ужасающе страшны, то какова изнанка самого псевдо фокусника, если он у них главарь?

Но не это сейчас больше всего волнует Пашку. Ему, несмотря на всю сложность и жуткость своего положения, до нестерпения хочется знать, находится ли сейчас в его руке шарик, или всё-таки псевдо фокуснику удалось его отвлечь и, вынув из руки шарик, катнув его по полу, переместить его своему сообщнику, этому Валтасару. Который там, за спиной, инсценировал падение, где и подхватил шарик с пола, чтобы его предъявить в качестве доказательства… успешности фокуса. — Так вот когда псевдо фокусник вынул шарик, я ведь отвлёкся в этот момент. — Догадался Пашка. — И только уж после, псевдо фокусник подкатил Валтасару шарик.

Но Пашке, несмотря на всю логичность всего им представленного, не хотелось верить, что шарика в его руке сейчас нет. И ему не хотелось в это верить не потому, что он не хотел быть тем, кого, несмотря на всё его старание, сумели провести, а он к полной для себя неожиданности, вдруг осознал довольно необычную для себя вещь — он был бы не против, если бы его провели, но только в том случае, если бы демонстрируемый ему фокус, не был построен на ловкости рук фокусника и манипуляции сознанием выбранного для испытания зрителя, а в нём было хоть что-то от магического и загадочного.

— И в чём на самом деле фокус? — охрипшим голосом обратился к незнакомцу с серьёзным лицом Пашка.

— Фокус? — повторил вопрос незнакомец, глядя на Пашку, после чего он переводит свой взгляд на свою левую руку с согнувшейся ложкой в ней, здесь он на мгновение задерживает свой взгляд на ложке, затем возвращается к Пашке и говорит:

— Раз ты задал этот вопрос, то ты уже знаешь на него ответ. — С чем он отрывает свой палец от руки Пашки. Но что в ней находилось или не находилось, никому не удалось узнать — ладонь Пашки в тот же момент захлопывается и не выпускает на волю свою «синицу». — А без синицы в руке, не быть и журавлю в небе. — Уже позже, по выходу из кафе, уклончиво ответил Анюте на вопрос о шарике в руке Пашка, блуждая по коридорам своего сознания и, не замечая никого вокруг.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Апокалипсис в шляпе, заместо кролика предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я