Вторая половина

Игорь Селютин

Тридцатилетний Вадим Демченко помнит себя только три года. Что же было раньше и откуда он взялся – загадка. Имя ему дала названная сестра Инга, женщина, которая нашла его в новогоднюю ночь во дворе своего дома. Благодаря таланту и трудолюбию Вадим преуспел в любимом деле, и всё же не чувствует себя счастливым. Вадим замкнут. Он научился играть необходимые роли, но не переносит проявлений внимания к собственной персоне. Каждую ночь Вадиму снится чернокожая волшебница по имени Нуар. Она прекрасна, но всё, что с ней происходит, нельзя назвать иначе, как кошмаром. Более того, Вадим видит её глазами. А по утрам с ощущением собственного тела к Вадиму не сразу возвращается ощущение собственного пола. Вадим чувствует помнит всё то же, что и Нуар. Однажды, когда Нуар поранила руку, он проснулся с порезом на собственной. В считанные секунды рана бесследно исчезла. Но кровь на простыне осталась… Настоящий кошмар приходит в жизнь Вадима тогда, когда выясняется, что в его теле живут одновременно две души. Когда Вадим засыпает, душа Нуар обретает плоть в параллельном мире. Тридцатилетняя Нуар помнит себя только три года. Что было раньше и откуда она взялась – загадка. Имя ей дал Некто, нашедший её, замерзающую, на улице. Потом он подарил ей волшебное кольцо, благодаря которому Нуар имеет неограниченные магические возможности, и приобщил её к некой миссии. Но однажды Нуар понимает, кем на самом деле является её благодетель и какими чёрными делами она занималась эти три года. Теперь, чтобы спасти Нуар и сохранить собственную жизнь, Вадим не должен спать…

Автор благодарит Настю Панченко за помощь в написании некоторых фрагментов и за удовольствие быть с ней знакомым.

Глава 1. Вадим

— Беда в том, Михаил Юрьевич, что я совершенно не представляю, с чего начать…

— Начните с начала.

— Ну, да, пойми, где это начало… Я пытаюсь разобраться, но никак… Вы моя последняя надежда… Инга говорила, что вы замечательный психиатр… и психолог, и вообще волшебник. Жаль, что вы приехали к нам из Восточной Европы только в этом году…

— Довольно обо мне. Давайте поговорим о вас, Вадим.

Вадим смутился.

Пауза затягивалась.

И накануне этой встречи, и сегодня утром, и по пути в клинику Вадим знал, о чём будет говорить. Вадим десятки раз мысленно произнёс свой монолог. Вадим подробно, с разных сторон обрисовал каждую из мучавших его проблем. Он нашёл яркие эпитеты, точные сравнения, вспомнил ситуации, в которых суть его проблем проявилась наиболее наглядно. Вадим очень хотел, чтобы Михаил Юрьевич Бусурин понял его и поверил, что вещи, о которых он, здоровый тридцатилетний мужчина, рассказывает — не блажь, а то, что требует безотлагательного решения…

Но сейчас, в уютном, светлом кабинете, с глазу на глаз со своей «последней надеждой», Вадим был нем. Заготовленные слова казались ему неуместными, неправдивыми, все не о том…

Где-то когда-то Вадим услышал, что мысль высказанная является ложью. Тогда он не поверил: как такое может быть? Если ты знаешь правду и говоришь то, что знаешь — это не может быть ложью. Ну вот, теперь убедился. Вадим чувствовал: всё, что сейчас скажет, правдой не будет… Более того, это будет неубедительным даже для него самого.

Суть его проблем посторонний мог бы свести к чрезмерной замкнутости.

И вот парадокс: Вадим не может пожаловаться на недостаток внимания к собственной персоне, в частности, внимания женского… Вадим умён и красив. Инга говорит, что он похож на святого с иконы. У него большие ясные глаза цвета неба, длинные русые волосы. Он высок и широкоплеч… Инга говорит, что знает девушек, которые не то, что вздыхают — мечтают о нём. «Сколько хороших девушек… — говорит Инга, качая головой, — Сколько хороших девушек ты обидел, не подарив им своей близости. Ну, разберись в своих проблемах, разложи по полочкам. Ты говоришь о чувстве одиночества, но никого не пускаешь в своё сердце. Даже меня держишь на расстоянии. Не дождёшься ты счастья, запёршись в своём рыцарском замке!..»

Она права. Но что поделать с этой её правотой? Это всё — вершина айсберга.

Вадим и рад бы открыть двери своего «замка», да не получается. Он научился играть роль эдакого весёлого общительного парня, говорить правильные вещи, но любое движение навстречу воспринимает, как агрессию. «Может быть, это у меня такая форма аутизма?», — предположил Вадим, когда краем уха услышал о детях с подобной особенностью. Открыл словарь, прочёл следующее: «Аутизм — состояние психики, характеризующееся преобладанием замкнутой внутренней жизни и активным отстранением от внешнего мира. Погружение в мир личных переживаний с абсолютным отстранением от внешнего мира как состояние психики; эгоцентрическая самоизоляция; болезнь гениев». Подытожил: «За гениев — спасибо. Всё остальное — пальцем в небо… У меня не аутизм».

О Вадиме можно много и интересно рассказывать, чем и займёмся.

Для знакомства — сообщаем следующее. Излишне говорить, что у него нет не только любимой девушки, но и друзей. Единственный близкий человек — сестра Инга. А занимается Вадим модельной съёмкой, — такой вот парадокс.

Любое Маринбургское издание, посвящённое моде, с радостью покупает его снимки. Кто-то сказал, что от его работ невозможно оторвать глаз. Кто-то спросил, как ему такое удаётся. Вадим мог бы ответить: «Когда модель смотрит с обложки журнала, каждый мужчина думает, что её взгляд адресован именно ему. Тысячи ошибаются. Этот весёлый, нежный, дерзкий, влюбленный, манящий взгляд обращён к единственному человеку — фотографу. Что происходит на съёмочной площадке — то и зрителю передаётся. Сумел ты сочинить сказку и сделать модель своей партнёршей по волшебству — работа удалась…» Но он решил не говорить банальностей и ответил просто: «Как удаётся? Да так: удаётся и всё»

У Вадима есть разные знакомые, с кем он контактирует по работе. Никто из них не мог бы сказать, что знает о Вадиме более того, что он — гений и человек-загадка. Он интересен людям, к нему льнут, в него влюбляются…

А ещё у него есть такая странность. Кстати, об этом он тоже хотел бы поговорить с психиатром… Ложась спать, Вадим всегда запирает дверь спальни на ключ. Вадим не хочет, чтобы кто-либо видел его спящим. Вернее так: Вадим смертельно боится, что кто-то увидит, как он спит. Не приведи Господь!

Но почему?

Хорошо. Скажет он сейчас Михаилу Юрьевичу, что даже Инга ни разу не видела его в постели. К этому добавит, что никогда не спит в поезде, а чаще летает самолётом, чтобы не спать в пути. А Михаил Юрьевич спросит: «Вы можете хотя бы приблизительно объяснить, чего вы боитесь?»

Нет. Вадим не сможет этого сделать.

Более того: о том, чтобы попытаться что-то изменить — не может быть и речи. Это он сейчас понял. «Извините, маэстро, зачем в таком случае вы сюда пришли?» — со злостью подумал Вадим.

А ещё сейчас ему придётся рассказать о чёрнокожей женщине, которая каждую ночь неизменно является во сне… Не является — преследует Вадима… Она прекрасна. Но всё, что с ней связано — нельзя назвать иначе, как кошмаром.

«Знакомые иногда рассказывают мне свои сны. Им снятся и реальные события, и совсем фантастические картины, но всегда можно провести черту между сном и реальностью. Самое главное, в их сновидениях не обязательно присутствует какой-то постоянный персонаж. Мне же каждую ночь является женщина по имени Нуар. Видения так реалистичны, что, вспоминая их, я не могу быть уверенным, сны ли я вспоминаю или реальные события…» — примерно такими словами Вадим хотел начать свой рассказ.

Он уже открыл, было, рот, но сразу понял, что придётся рассказать и о том, о чём стесняется признаться даже самому себе. Есть одна подробность…

Дело в том, что Вадим может видеть Нуар и как сторонний наблюдатель… А чаще видит происходящее её глазами. В этом, втором варианте, как он выяснил, нет ничего особенного… В какой-то книжке он прочёл, что иногда в сновидениях люди могут видеть себя в необычной роли. Даже другого пола. Это сведение успокоило Вадима, но только до ближайшего утра… Беда в том, что его переживания во время пробуждения слишком необычны. Утром с ощущением собственного тела к Вадиму не сразу возвращается ощущение собственного пола. Слишком реалистичны воспоминания, слишком натуральны желания, которых Вадим, как мужчина, испытывать не может. Не должен. Тело Вадима помнит всё, что знает тело Нуар. Вадим боится и стыдится этой памяти. А однажды, когда Нуар поранила руку, он проснулся с порезом на собственной руке. В считанные секунды рана затянулась и бесследно исчезла. Такая вот игра разума…

Но кровь на простыне осталась.

Возможно, однажды, напившись пьяным, Вадим расскажет Инге о Нуар… Инга обнимет его за плечи и скажет: «Миленький мой, просто у тебя богатое воображение…»

Михаил Юрьевич заметил порыв Вадима и последовавшее затем смущение.

— Не стесняйтесь, — сказал он ободряюще, — Как врач, я слышал много всякого. Знаю также и то, что многие считают свои проблемы уникальными. А потом удивляются, когда узнают, что почти каждый прошёл через подобное. Итак, смелее.

Ваша сестра кое-что рассказала мне о вас. Насколько я понял, ваша проблема — чувство одиночества и переживания, связанные с сексуальной нереализованностью…

— Инга не сестра мне… — сказал Вадим. — Три года назад она подобрала меня на улице…

— Вот как? — удивился врач, — Теперь подробнее. Что значит, подобрала на улице?

— Всех подробностей я не помню, — начал Вадим, — Знаю, что три года назад первого января под вечер Инга возвращалась от подруги и во дворе своего дома нашла меня. Двор был пуст… Уже стемнело… А я стоял посреди двора голый и озирался по сторонам.

Инга сначала подумала, что я пьян, но потом поняла, что тут что-то не так… Очнулся я на кухне в её квартире. Она дала мне одежду мужа… налила коньяка… поставила чайник… Собственно, все мои воспоминания начинаются с того момента, как я, дрожа промёрзшим телом, держу в руках чашку и пытаюсь отхлебнуть обжигающий чай…

Я не помнил ничего, даже своего имени. Это Инга назвала меня Вадимом… Она говорит, что этим именем хотела назвать сына… Но не случилось… Во-от… На вид мне тридцать… а на самом деле — кто его знает… Ну, ничего, ничего я не помню… совершенно ничего… Днём моего рождения можно считать первое января…

Единственная смутная картинка: я открываю какую-то дверь — и в глаза бьёт ослепительный свет… Всё… А потом Ингина кухня… Я остался жить у Инги…

Михаил Юрьевич внимательно слушал.

— Продолжайте, продолжайте.

— Ну… Поначалу я безуспешно пытался вспомнить хотя бы своё имя. Думал: ухвачусь за эту ниточку — и размотается весь клубок… короче, перебрал все, какие знал, мужские имена — ни одно не мог бы назвать моим. Инга пыталась навести справки… Ну, не пропадал ли кто-нибудь в Маринбурге…

Потом я лежал в больнице…

— Какой? — спросил Бусурин.

— Психбольнице имени Ангелины Колесниковой…

— Хорошо. Итак?

— Там сказали, что я здоров. Обещали, что память восстановится… Короче… Инга сказала, что будет любить меня любого и рада назвать своим братом. Она сказала, что, наверное, я — подарок ей от святого Николая… Да… Хорош подарочек… Тем летом Инга потеряла мужа. Он умер… Ну, вы в курсе. А зимой вот я явился…

Мы перестали возвращаться к теме моего прошлого. Я решил найти работу. Инга сказала, чтобы я не торопился — она зарабатывает достаточно… Однажды она заметила, что когда я вижу что-то заинтересовавшее меня, то рефлекторно складываю пальцы рамкой… Вот так… Понимаете? Ну, чтобы найти композицию кадра. Наверное, из «прошлой жизни» привычка осталась… Но почему-то рисовать мне не интересно, хотя… способность вразумительно линии связать, вроде, есть. Этим я не смог бы зарабатывать… А двадцать четвёртого мая, на День Независимости, Инга подарила мне фотоаппарат… Царский подарок… Короче, с тех пор… У меня вообще в жизни созерцательная позиция. Так один мой знакомый выразился… Во-от…

На жизнь мне грех жаловаться. Эти три года были интересными. Я занимаюсь, как оказалось, любимым делом… Но ничего о себе вспомнить так и не удалось… Теперь я даже боюсь, что однажды это произойдёт. И моё хрупкое счастье рухнет… Что я забыл из своей прошлой жизни? Что в ней было?.. Я подозреваю, что я забыл что-то неприятное, может быть даже страшное. Я не за этим к вам пришёл… А ещё… ещё меня не покидает чувство вины…

— Вины в чём?

— Может быть оно, это чувство, — причина моих личных проблем… Они мне кажутся сейчас такими несущественными… Меня не покидает чувство, будто я живу не по праву… Будто я занял чьё-то место… Будто живу вместо кого-то… Жить должен другой, а я украл дни его жизни… И ещё эти сны… Может быть в них разгадка…

Вадим замолчал.

Повисла тягостная пауза.

Вадиму хотелось провалиться сквозь землю.

И в то же время он очень хотел продолжать говорить.

Сейчас сходу-слёту он, пожалуй, рассказал бы и о Нуар, о её проделках, и о своих странных ощущениях…

— О каких снах вы говорите? — спросил терпеливый Михаил Юрьевич.

Вадим молчал.

— Вот что, — сказал врач, — зайдите сейчас в триста девятый кабинет к Лилии Марковне. Она вас протестирует. Когда я получу результаты тестов, продолжим наш разговор. Хорошо?

— Угу… — кивнул Вадим.

Он вышел в просторный светлый коридор. Здесь сразу стало легче: общение с врачами давалось ему с трудом.

Пока Михаил Юрьевич был занят, в креслах у его кабинета расположилась встревоженная парочка. Он — лысеющий брюнет, нервно поглядывал то на часы, то на потолок. Она — юная особа с копной алых волос, в лимонно-жёлтой маечке с малиновой надписью «Да!» и гроздью золотых колец в ухе, глядела на спутника с укором.

Парочка снялась с места и рванула в кабинет, едва не сбив выходящего с ног.

«Отец и дочь?.. Не похоже… Какая, интересно, у них разница в возрасте?» — подумал Вадим и направился к окну.

За окном красовались мрачные кипарисы.

А позади них, на фоне дальней, освещённой солнцем весёленькой зелени сверкал фонтан, украшенный мраморной фигурой девочки, слушающей ракушку.

Героиня скульптуры выглядела лет на четырнадцать… И выражение лица, и озорная поза, и легкомысленный наряд юного чуда вызывали добрую улыбку. Скульптура из тех, о которых можно сказать примерно так: «Ничего особенного, но невозможно глаз оторвать».

«Птичка Божия не знает ни заботы, ни труда…» — вспомнилось Вадиму.

Он полюбовался девочкой, помедлил.

Нравилась ему эта скульптура. Отвлекала от мрачных раздумий.

«Нет, у них свои заботы…» — вздохнул Вадим и решил продолжить свой путь.

Это Институт медицинских проблем семьи. По вторникам, средам и пятницам здесь принимает доктор Бусурин.

А ещё здесь работает Инга Демченко. Заведует биохимической лабораторией.

«Зайди, когда поговоришь с Михаилом Юрьевичем, — сказала Инга утром. — Я буду волноваться».

Конечно, Вадим зайдёт. Естественно. Как иначе? Могла бы и не напоминать. Тем более что до съёмки, назначенной на шестнадцать, времени целый вагон.

Вадим направился к двери номер триста девять. Это следующая дверь.

Под номером имелась табличка с надписью «Л. М. Рубинштейн».

Кабинет наполняло золотистое сияние. По кремовой стене справа катались золотые солнечные пятна. В золотом паркете отражались четыре высокие акустические колонки. На правой стене, выше солнечных пятен висела копия картины Валентина Серова «Похищение Европы», а спиной к противоположной стене за столом сидела героиня другой картины того же автора — Ида Рубинштейн… То есть не Ида, а Лилия, её зовут Лилия… Она держала телефонную трубку и кивала головой, весело улыбаясь.

Увидев Вадима, хозяйка кабинета сделала царственный приглашающий жест. В этом жесте, впрочем, чувствовались искреннее радушие и улыбка…

«Как хороша…» — подумал Вадим.

Он задержался в дверях, сдвинулся чуть правее: с этой точки картинка была ещё лучше. «А если немножко присесть?.. Чуть-чуть… — подумал Вадим и остановил свои руки, готовые сложиться рамкой, — За сумасшедшего примет…»

— Хорошо, Машенька, извини, у меня люди… Да, да, перезвоню. Целую.

— Здравствуйте, — сказал Вадим.

В ответ Лилия улыбнулась, показав идеальные зубы. Хорошая получилась улыбка, открытая, без фальши…

«Девочка из доброй семьи, — рассудил Вадим. — Мама — лучшая подруга, надёжный папа…»

— Смелее, маэстро, — сказала Лилия.

— Вы меня знаете?.. — удивился Вадим. — Ах, да, конечно…

Вадим сел напротив Лилии Марковны. Пожалуй, она значительно моложе, чем, кажется издали. Видимо, только что из университета…

— А я не только от Михаила Юрьевича вас знаю. Читала ваше интервью в «Стиле звёзд…» Снимки ваши видела…

Вадим смутился и как-то вдруг, совершенно невпопад выпалил:

— Скажите, актриса Ида Рубинштейн не прапрабабушка ваша?

— Ну-у… — Лилия сверкнула улыбкой, — Возможно, возможно. А почему бы не предположить, что я — она и есть? В новом воплощении. Вы верите в переселение душ?

Вадим кивнул.

Зазвонил телефон. Лилия взяла трубку, попросила звонившего подождать, выдала Вадиму несколько листов бумаги с текстом и сказала:

— Ответьте на все эти вопросы. Думайте недолго и постарайтесь быть предельно искренним.

Вадим присел к столику у окна.

Вопросов оказалось больше сотни.

— Да что ты говоришь! Люся, в самом деле?! — Лилия с трубкой в руке залилась беззаботным девчоночьим хохотом.

Вадим грустно усмехнулся.

Денис быстро шагал по улице — спешил сообщить своему другу Олегу хорошую новость.

Поздний вечер встретился с ранней ночью, и на небе зажглись два ночных светила: голубая Алия и розовая Асия.

Вспыхнул электрический свет. Чем дальше от центральной части города, тем реже встречались исправные фонари…

А вот и дом Дениса, в конце проспекта Мудрого Решения.

Здание старинное, пятиэтажное. Оно возвышается мрачной громадой неопределённого цвета. Иногда от стен отваливаются куски штукатурки или фрагменты лепнины. Об этом свидетельствует лежащий на тротуаре архитектурный лом различных очертаний и крупноты. Кто-то закрепил на стене табличку с надписью: «Балконы третьего этажа в аварийном состоянии. Придерживайтесь безопасного расстояния». Пожилой человек прочтёт это предупреждение, только приблизившись к стене на опасное расстояние.

По улице с воем пронёсся белый трёхколёсный фан-кар, сияющий огнями многочисленных фар. Денис проводил его взглядом и буркнул: «Чего бы я так летел…»

В следующее мгновение молодой человек столкнулся нос к носу с полицейским патрулём.

— Предъявите паспорт!

Хотя Денис точно знал, что ничего противозаконного ещё не совершил, и паспорт (прямоугольная титановая пластинка, которую ни в коем случае нельзя забывать дома или терять), как всегда, лежит в кармане, под кожей пробежал неприятный холодок. Встреча с полицией всегда чревата непредсказуемыми последствиями…

Полицейский посветил Денису в лицо фонарём и сунул в считыватель его паспорт. Двое других при этом привычно стали по обе стороны от потенциального задержанного.

…Денис Котов, двадцати трёх лет, гражданин Восточной Земли, коренной житель Столицы, не числится ни в каких общественных или политических организациях, судим не был, занимается разрешённой деятельностью (автомеханик), не имеет в собственности оружия, психически здоров…

Прежде чем вернуть гражданину Котову его основную собственность, полицейский спросил:

— Почему так поздно вне места проживания?

«Не мог придумать вопроса тупее, псина!» — подумал Денис и с вежливой улыбкой ответил:

— Был в гостях.

— Приятного отдыха! — пожелал полицейский.

— Спасибо… — отозвался Денис.

Настроение было подпорчено, но не очень. Больше всего Дениса занимала его новость.

Денис свернул за угол и, пройдя по тёмному переулку, вскоре очутился в ещё более тёмном дворе.

С противоположной стороны двор ограничивает дом Олега, брат-близнец дома Дениса. В центре двора громоздятся призрачные руины детского игрового городка. Ночью в них может таиться вполне реальная опасность, но и днём благоразумные родители не пускают туда детей.

Денис прибавил шагу, чтобы побыстрее преодолеть неприятные сто метров.

Вот и первый подъезд.

На четвёртом этаже горят два окна.

Денис приложил большой палец к глазу замка, светящемуся оранжевым. Под пальцем вспыхнул зелёный свет. Денис зарегистрирован в категории «гости» (на палец Олега замок отвечает голубым светом). Включился счётчик. Спустя шесть часов, если Денис не покинет дом, к Олегу может наведаться полиция, для выяснения обстоятельств. Об этом сообщила надпись на мониторе.

В дружеских визитах, какой бы продолжительности они ни были, нет ничего противозаконного. Визиты же полиции имеют единственную цель: охрана свободы, здоровья и жизни граждан (а вдруг Дениса удерживают в этой квартире силой, а что, если Денис находится здесь против воли хозяина квартиры, а ненароком Денис инопланетный шпион). Это не раз втолковывали гражданам все информационные средства, но вряд ли кто-то из граждан сказал бы правительству спасибо, за такую «заботу».

Замок взвыл, Денис потянул на себя ручку тяжёлой стальной двери и скользнул в пахнущий котами мрак. За спиной клацнуло, и вой стих. Денис потопал вверх по лестнице.

— Ой, Денис! — воскликнул Олег, распахивая дверь, — Я-то весь день, как на иголках!.. А телефон-то ты зачем отключил? Я же волнуюсь же!

— Всё в порядке! — сказал Денис, вваливаясь в квартиру Олега. — Сейчас буду рассказывать. Ставь чайник! Или нет… Есть что-нибудь покрепче?

Они прошли на кухню — лучшее место для заполуночных бесед и обсуждения планов.

Небесные сестрички лили в комнату тревожный свет. Предметы отбрасывали по две скрещивающиеся тени — жёлто-коричневую и мрачно-зелёную.

Олег включил настольную лампу. У него на кухне вместо обеденного стола — письменный, старинный письменный стол, найденный на помойке и с любовью отреставрированный. Тёплый свет, отражаемый золотистым деревом, наполнил комнату уютом. Запотевшая бутылка водки, которую Олег поставил на кружевную салфетку, довершила идиллическую картину. Оставалось одно…

— Ну же! — потирая руки от нетерпения, воскликнул Олег. — Рассказывай! Рассказывай! Предчувствую, что не зря…

— Таки не зря! — сказал Денис, неторопливо вынимая из кармана свой спутниковый телефон и нажимая кнопку включения, — Сначала наливай.

— Ой, надо закуску же, — засуетился Олег. — Я сейчас, быстренько…

— Какая к чёрту закуска! — сказал Денис, поднимая стопку. — За удачу!

Они выпили.

Денис подмигнул, сделал паузу и весело сказал:

— Он даёт не двести тысяч, как ты мечтал, а целый… миллион!

— Да ты что! Вот это новость! — Олег, стоявший с колбасой в руке, не глядя, положил её на край стола, отчего та чуть не упала на пол, поймал колбасу, отложил подальше и опустился на табурет.

— Он так заинтересовался нашим проектом? — спросил он, поедая друга глазами.

— Проект его не интересует. Летные качества самолёта и новизна конструкции — тоже. Свой самолёт у него есть, а теория воздухоплавания ему до задницы… Извини, это он так выразился. Он спросил: «Очень деньги нужны?» Я отвечаю: «Да, очень». А он говорит: «У тебя свои причуды, у меня — свои. Я дам тебе денег за одну услугу. Я, — говорит, — коллекционер. Одни собирают почтовые марки, другие — автомобили. Я коллекционирую диковины с Полуострова».

— С какого полуострова? — встревожился Олег.

— С того самого. Который на беду оттяпали у Западной…

— Господь с тобой! И ты говоришь об этом с такой лёгкостью!

— Начинается! — разозлился Денис. — Ты будешь слушать, или будешь мораль мне тут читать, интеллигент поганый!

— Извини… — чуть слышно произнёс Олег и как-то криво, неловко присел на краешек табурета. Он растерялся. Он погрустнел. Он почувствовал себя обманутым.

«Вот это цена! — подумал Олег. — Твои идеи не интересны… Но денег тебе дадут! Отвалят кучу денег! Замечательно? Чудесно! «За одну услугу!» Прямо так цинично, в глаза… Чему Денис радуется?»

Денис помрачнел. Он сидел, молча, уставившись в стол. Налил себе водки, выпил, махнул рукой.

— Так, слушай сюда. Я тебя с собой не зову. Насчёт этого не переживай. Скажи только одно: ты хочешь построить свой самолёт и стать знаменитым авиаконструктором?

— Да, но…

— Никаких «но»! Слышишь?

Олег отпил глоток из своей стопки и открыл, было, рот, чтобы что-то сказать. Но Денис не дал. Он заговорил горячо и быстро.

— Нам дают шанс! Для меня это шанс не только помочь тебе осуществить твою мечту, но и мне осуществить мою мечту — вернуть здоровье Антонелле. Ты в курсе, сколько стоит операция. Коллекционер предлагает съездить на Полуостров, отыскать там какую-то редкую птицу, убить и привезти ему. За это даёт кучу денег. Думаешь, он желает мне смерти. Нет! Ему нужно чучело редкой птицы. У богатых свои причуды. Он даёт деньги — я готов рискнуть. Ради тебя, ради Антонеллы. Лично мне ничего не нужно! Повторяю: тебя с собой не зову.

Олег поймал себя на мысли, что вот это последнее обстоятельство его успокаивает. Слава Богу, слава Богу, не надо ездить туда самому… Олегу стало стыдно. Он налил водки Денису и себе и сказал:

— Не лезь ты в это дерьмо. Если вернёшься живым, то не отмоешься вовек…

— Я сказал ему примерно то же самое. Про дерьмо. И ещё добавил, что мол не верю я в диковины… А он засмеялся, показал мне чемодан, набитый пачками денег и говорит: «Здесь ровно миллион. Пересчитай! Или ты струсил?» «Нет, — отвечаю, — я не трус!» Тогда он показал мне фотографию с настоящей русалкой, такой, как в сказках описывают: женское туловище, рыбий хвост… Сказал, что она живёт у него в аквариуме… её привезли оттуда! Наливай!..

— А русалку спросили, хочет ли она жить в аквариуме?.. — робко спросил Олег.

— А потом он взял с полки графин и говорит: «Здесь живая вода». Я говорю: «А откуда известно, что живая, а не обыкновенная водопроводная?» Тогда он на моих глазах убил молотком своего кота, полил его этой водой, и кот ожил. Даже шрама не осталось. Что скажешь?

— Убить птицу, чтобы построить самолёт… Ты не находишь это безнравственным? Можно, конечно, вырубить лес, построить город; живших в этом лесу зверей посадить в клетки и показывать детям. При этом рассуждать о любви к природе, но…

— Как же тебя, блин, расколбасило! — разозлился Денис. — Как же ты меня достал своими интеллигентскими рассуждениями! Короче, дорогой товарищ мой, я шуток шутить не намерен! Ты говорил, что у тебя есть знакомый, который побывал в экспедиции на Полуострове… Константин, кажется, так его зовут?..

— Да. Вернувшись оттуда, он стал алкоголиком…

— Так вот, завтра ты ведёшь меня к нему! Я всё разузнаю о тех местах. А потом покупаю хорошую винтовку — и еду добывать птицу!

Он опрокинул последнюю стопку водки.

— Есть ещё?

Олег отрицательно мотнул головой.

— Жаль… Но вот если разобраться… — тон Дениса стал менее решительным, — Если разобраться, что мы знаем о Полуострове? Только сплетни да басни? То, что произносить слово «Полуостров» неприлично. Что раньше там жили люди, а потом что-то такое произошло и… И что?

Денис погладил рукой свой стриженный ёжиком затылок, почесал щёку, покрытую недельной щетиной, развёл руками:

— Вот, в сущности, и всё…

— Там нечистая сила… — сказал Олег, избегая Денисова взгляда.

— Ладно… — вздохнул Денис, — Разберёмся. Завтра. Утро вечера не дряннее…

Друзья помолчали.

— Расскажи лучше что-нибудь хорошее, — сказал Денис. — Что делал днём? Что видел хорошего? К чёрту дела!

— Ой… — Олег смутился.

— Ну-ка! — Денис хлопнул его по плечу.

— Я познакомился с одной девчонкой… — Олег смутился ещё больше, — Красивая… платиновая блондинка… Манеры, как у принцессы… И говорит так красиво… Только глаза усталые…

Денис широко улыбнулся.

— С этого места поподробнее.

— Ну-у… Я утром ехал в маршрутке. Народу битком… Я ей место уступил… А она и говорит: «Меня зовут Лиза. А тебя?» Потом зашли в кафешку на универе, пили кофе, болтали… Такое чувство, будто я сто лет её знаю… Она сказала, что часто ходит по нашей улице, меня видела не раз, хотела подойти познакомиться, но не решалась… Прикинь! Разве так бывает?

— Ну, ты же не сон рассказываешь? Значит, бывает. Видишь, как здорово! А я уж думал, что ты девственником и умрёшь… Ну, не обижайся! Если она тебе нравится…

— Очень… нравится… Только потом она ушла, а я постеснялся спросить номер телефона…

— Ладно, пойду… — устало сказал Денис.

В прихожей Денис пожал руку друга и тихо сказал:

— Встретишь ещё свою Лизу. Я уверен. Ну, пока…

— Денис… — начал Олег и остановился в нерешительности.

— Что?

— Понимаешь…

— Ну?

— Константин не любит рассказывать о Полуострове… Он…

— До завтра! — сказал Денис. — Я позвоню.

Дверь закрылась.

Некоторое время Олег стоял в растерянности, потом спохватился, выскочил на лестничную площадку и крикнул в темноту:

— Денис!

— Ну, чего ещё? — донеслось из глубины первого этажа.

— Спасибо тебе!

Внизу громко клацнула дверь, и снова стало тихо.

Тихо и пусто…

Денис не стал преодолевать сто метров, чтобы очутиться в своей холостяцкой квартире. Он обогнул дом Олега, вышел на улицу Чистых Рук, свернул направо и побрёл в ночной бар под названием «Крокодил».

Ночь была душной и безлюдной.

Только изредка с рёвом проносились уличные гонщики.

Денис инстинктивно сунул руку в карман — паспорт на месте. Ну, слава Богу!

«Крокодил» не принадлежал к числу мест, где Денис любил бывать. Но в это время суток добавочную дозу водки можно добыть только тут…

Денис спустился по крутым ступенькам, сложенным из грубого «дикого» камня.

Шершавый прокуренный воздух лёгкие приняли в себя с неудовольствием.

Грузный охранник, устало глядевший в плоский эллипс телеэкрана у барной стойки, зыркнул на Дениса неприветливо.

Денис сел за столик слева от входа, тесный столик, огибаемый с трёх сторон потёртым диванчиком из серебристого дерматина.

Голова кружилась, и происходящее выглядело как во сне.

Стены кафе были кирпичными, потолок — железобетонным. Стены и потолок украшали весёленькие яркие кишки трубопроводов и чёрные вены кабелей.

На стенах висели живописные пейзажи экзотических стран в нарочито грубых рамах. С потолка свисали на цепях светильники в железных клетках. То там, то сям на стенах виднелись небрежно напыленные разноцветной эмалью шутливые надписи сексуально-провокационного содержания.

У стены по левую сторону от барной стойки на каменном постаменте стоял стеклянный короб и в нём влачил безрадостные дни крокодил, занимающий своим телом почти всё пространство короба…

Бумкала музыка…

Кроме Дениса здесь присутствовали две некрасивые пьяные парочки и ещё некто… Денис почувствовал спиной взгляд, но оборачиваться не стал…

Часы показывали без четверти три.

Подошла голенькая «подружка», принесла меню в тонких дрожащих пальчиках и, глядя Денису прямо в глаза, старательно проговорила:

— Добрый вечер! Я рада, что вы заглянули именно к нам…

Девочка положила меню перед Денисом и замерла в ожидании.

У «подружки» были пухлые детские губки, курносый носик в веснушках, а русые волосы собраны в два хвостика…

«Ещё почти ребёнок… — подумал Денис. — На вид не старше шестнадцати. Да… молодеют «подружки…»»

Денис окинул порочное юное существо любопытным взглядом. Приличную девушку разглядывать так было бы невежливо. «Подружка» — другое дело.

А она миленькая, отметил Денис.

Худенькая, высокая…

Грудь свежая, как чистый лист бумаги…

Остренькие ключицы, тонкие плечи…

Стройные ножки напряжены…

Коленки чуть заметно дрожат…

— Ты недавно здесь? — спросил Денис.

— Первый день… — ответила «подружка».

— Понятно… — сказал Денис. — Как дела?

— Хорошо… — совсем по-детски ответила «подружка» и опустила глаза.

Как-то всё началось не по правилам.

Вместо того чтобы затеять игривый трёп ни о чём, «подружка» молчала, как школьница, не выучившая урок и не знала куда девать руки…

— Распоряжайтесь мной… как… вам… угодно, — чуть слышно произнесла она.

Денис вдруг понял, что девочке очень хочется прикрыться от его взгляда, что она испытывает мучительный стыд. Денис растерялся.

— Вот что… Принеси-ка мне, пожалуйста, сто пятьдесят грамм водки, — сказал он как можно ласковее.

«Подружка» кивнула и ушла.

Вскоре вернулась и поставила перед Денисом запотевший графинчик и две стопки.

— Ну, присаживайся, — Денис подвинулся и хлопком ладони указал «подружке» на освободившееся место рядом с собой.

Она села, плотно сжав колени и стыдливо прикрыв грудь скрещёнными руками. Потом спохватилась, видимо вспомнила, что обязана соответствовать роли, опустила руки, выпрямилась. Порывисто вздохнула…

Денис налил водки «подружке» и себе.

«Вот, блин, рука дрожит», — он почувствовал, что сердцу в грудной клетке стало тесно и жарко…

— Как тебя зовут?

— Сюзи… — ответила «подружка».

Денис чувствовал её запах, слышал, кажется, даже как бьётся её сердечко.

Кто-то когда-то говорил, что мол юные девчонки пахнут парным молоком… Какое к чёрту парное молоко! Юность пахнет только юностью! Никто не сможет описать этот запах… Ничто на свете не может с ним сравниться…

— А как зовут вас? — спросила Сюзи.

— Денис, — ответил Денис.

— А чем вы занимаетесь?.. Как ваши дела?.. — её вопрос прозвучал так, будто ей действительно интересны занятия Дениса и состояние его дел… А ещё Денису показалось, будто девочка нуждается в его… поддержке (от слова «защите» он поспешил отмахнуться).

— Вообще-то я автомеханик… — ответил Денис. — А дела… Ой, Сюзи, не знаю, что тебе сказать… Несёт меня течение…

— У вас добрые глаза… — сказала Сюзи.

— Вот как?.. — Денис растерялся совсем.

Неловкую паузу заполнил глотком водки…

И почему-то, ни с того ни с сего, вдруг подумал, что зимой, наверное, Сюзи будет мёрзнуть. Раньше ему не приходило в голову, как себя чувствуют зимой голые «подружки».

— Сюзи, а пойдём ко мне… — предложил Денис.

Сюзи оглянулась на охранника.

Денис тоже глянул в ту сторону.

Охранник перехватил его взгляд и снова отвернулся к телевизору. Теперь Денису казалось, что говорит он не с одной Сюзи. Охранник как бы тоже участвовал в их беседе. Раньше Денис такого не чувствовал: обычно охранники хорошо знают своё дело, посетителям не досаждают (пока, конечно, те ведут себя пристойно).

— Здесь… — сказала Сюзи… — Со мной можно здесь… У нас отличная обстановка…

— Да я не в этом смысле, — сказал Денис. — Я приглашаю тебя в гости. Поболтаем о тебе, обо мне… Музыку послушаем… Ну, а если ты сама захочешь…

— Н-нет, — ответила Сюзи, — я не могу… Меня не отпустят…

— Почему? Заведение работает до последнего посетителя… Те четверо, видишь, уже расплачиваются. Так что, скоро ты свободна… Я подожду, пока ты оденешься… Я тебе заплачу, насчёт этого не переживай… Вот, держи… Ты же в моём распоряжении?.. Сама сказала…

— Я — собственность этого заведения, — холодно сказала Сюзи. — Я — инвентарь… И одежда мне не полагается… То есть, вообще никогда, ни ночью, ни днём, ни летом, ни зимой… У меня даже паспорта нет. Так что, извините… Доставить удовольствие я смогу вам только здесь…

Всего минуту назад Сюзи казалась такой близкой… Неужели нельзя сказать просто: «Извини, не хочу…» Вот артистка!..

— Ну, как знаешь… — ответил обиженный Денис, — сколько я должен за водку?

— Этого достаточно, — сказала Сюзи.

«Чего только не навыдумываешь с пьяна… — подумал он, направляясь к выходу. — Чуть было не влюбился в «подружку…» Романтик хренов…»

Поднимаясь по лестнице, Денис снова почувствовал спиной чей-то взгляд, оглянулся и никого не увидел. Гадать о причине странного явления не стал — всё же был достаточно пьян.

Выйдя на улицу, Денис совершенно некстати вспомнил картину из сегодняшнего, нет, теперь уже вчерашнего вечера: офис Коллекционера, самого Коллекционера и всю, в общем-то, короткую беседу.

Помещение было обставлено с элегантной простотой, доступной лишь за очень большие деньги…

Его хозяин восседал в чёрном кожаном кресле с высокой спинкой…

Черты лица коллекционера трудно припомнить. Они не представляли собой… они вообще ничего собой не представляли. Безликое, если к лицу можно применить это слово. Ни описать, ни нарисовать.

— Чучело Большой Белой Птицы… — сказал Коллекционер, чётко обозначая каждую букву.

— Что за птица?

— Когда увидишь — сразу поймёшь, что это она. Обитает на побережье, в районе посёлка Чиликино…

Странно, до сих пор Денис был уверен, что в офисе находились только двое — он и Коллекционер. Сейчас в памяти проявилась чернокожая дама, стоявшая за спиной Коллекционера. Она вспомнилась вдруг и очень ясно.

Дама положила одну руку на спинку кресла, другой — картинно подбоченилась. Она то опускала чёрные глазищи на говорящего Коллекционера, то устремляла внимательный взгляд на Дениса. Иногда насмешливо улыбалась… Но в разговоре, кажется, участия не принимала.

«Вот тебе на! — подумал Денис. — Как я мог её не заметить… Или не запомнить… Или я только что её придумал?.. Всё же почти вся бутылка водки практически без закуски, да плюс тут… это много… На спину теперь не ляжешь… Нужно кофе покрепче… Благо — выходной…»

Небо начало синеть — скоро рассвет…

Руины детского городка кружились. Удерживать правильный курс было затруднительно…

Придя домой, Денис набрал номер Антонеллы.

— Слушаю, — донёсся из трубки сонный голос.

— Привет, Антонелла! Ты уже спишь?

— Можно сказать, что я ещё сплю…

— Извини… Я только хотел сказать, что мои планы начинают осуществляться… У нас у всех всё будет хорошо! Доброй ночи!

Голова Дениса кружилась и от водки и от нетерпения.

Хотелось немедленно действовать…

Для начала — к знакомому Олега, потом… Что потом?..

Пьяные мысли разбегались в разные стороны…

«Всё пропало? Чёрта с два! Чёрта с два! Когда я получу свои деньги, этот мелкий буржуй Саша станет казаться нищим мальчиком! Ну и что же, что он женился на калеке! Любит её? Ну и что же! Не он, а я поставлю Антонеллу на ноги! Я покажу им, кто настоящий герой, а кто…»

Денис прошёлся от стены к стене, как лев по клетке.

Подошёл к окну.

В сизой глубине двора — не было ни души, только шевелились мрачные руины детского городка. В полумраке казалось, что по ним ползают неведомые существа.

В доме напротив сияло одинокое окно.

«Озадачил я его… — подумал Денис улыбаясь. — Тыняется, наверное, теперь из угла в угол, затылок чешет… А может быть пялится на картинки со своим самолётом, развешенные по стенам…»

Ах, как был кстати этот золотой свет! Как радовало Дениса, что и друг сейчас не спит, вообще, что живет этот зануда на свете… Погасни свет их дружбы и Денису станет так одиноко, что никаким воем не выразить.

Квартира Дениса досталась ему по наследству от тётки.

Олег купил свою квартиру в соседнем доме, чтобы быть поближе к другу.

Своих родителей Денис не помнит, про них известно только то, что они погибли в результате теракта, когда мальчику было два года. Его вырастила тётка, старая дева.

Отец Олега — известный архитектор, профессор, преподаёт в академии строительства и архитектуры, мать — оперная певица.

Денис, Олег и Антонелла знакомы с первого класса школы.

Олег с детства мечтал стать авиаконструктором, но по настоянию папы получил диплом архитектора. Пока учился строить дома — попутно читал всё, что мог найти, о самолётах.

В конце концов, Олег создал проект диковинного летательного аппарата, какого свет не видывал.

Ни одна из фирм не заинтересовалась проектом конструктора-дилетанта. Но Денис сказал Олегу, что его изобретение из тех, которые современники не признают и за которые изобретателям ставят памятники благодарные потомки.

Денис удивился бы, узнав, что, передавая его слова Антонелле, Олег смущённо пожимал плечами, по-детски краснел и сказал:

— Не пойму, почему он мне так верит?

— Я тоже тебе верю, — улыбнулась Антонелла, сидя в своей инвалидной коляске. — Странный ты какой-то: сомневаешься в себе даже тогда, когда всем вокруг понятно, что ты прав.

А её муж Саша сказал:

— Деловые люди картинок не понимают. Тебе необходимо построить действующую модель в крупном масштабе (лучше, конечно, один к одному), подготовить всю необходимую документацию, запатентовать своё изобретение, а потом организовать презентацию — тогда можешь на что-то надеяться. Посчитай, сколько тебе нужно на это средств и подумаем, как можно их добыть. Я сейчас тебе помочь не смогу. Ты же знаешь, необходимую Антонелле операцию делают только в одном месте, и стоит это очень дорого. И ещё, мой тебе совет, Олег: научись рассчитывать в жизни только на себя.

Антонелла с детства была подвижной, неугомонной девчонкой. Она увлекалась то одним занятием, то другим. О каждом из них сообщала, что посвятит ему «остаток жизни» и прославится на весь мир. Сначала её увлекали бальные танцы, потом фехтование, лет в четырнадцать Антонелла пришла на разведку в модельное агентство и задержалась там на три года. В семнадцать лет, снявшись в коротенькой эпизодической роли в какой-то молодёжной комедии, стала мечтать о карьере киноактрисы.

Жизнь распорядилась иначе.

В день своего восемнадцатилетия Антонелла попала в автомобильную аварию. Надо сказать, что никто из пассажиров обеих машин серьёзно не пострадал.

Антонелле повезло меньше всех…

Травма позвоночника.

Недобросовестно сделанная операция…

Перед операцией врач взял у родителей Антонеллы расписку, что при любом исходе они претензий иметь не будут. (Сами понимаете — позвоночник. Какие тут могут быть гарантии?)

Потом адские боли…

И инвалидная коляска.

Человек посторонний сказал бы, что за прошедшие шесть лет от прежней Антонеллы остались только улыбка, да копна медных кудрей. Но её муж, здоровяк Саша, сказал однажды так: «Из нас четверых, если кого и можно назвать здоровым человеком, так только её. От Антонеллы исходит такая силища!..»

Денис и Олег были с ним согласны…

Всё-таки этой ночью Денис уснул.

И ему приснился сон, будто летит он на самолёте, построенном по проекту Олега.

Управляет самолётом, естественно, он, Денис. Рядом сидит Антонелла. Она солнечно улыбается. Внизу проплывают атласные горы облаков. Самолёт послушен и быстр. Денису легко и весело, но надо снижаться. А так не хочется! Но, надо…

И вот он входит в облака.

И вот облака рассеиваются.

И вот они остаются выше самолёта.

Под самолётом расстилается… нет, не земля — унылая пустыня без конца и края.

Ветер гонит пыль…

Кругом разбросаны большие острые камни — о посадке нечего и думать.

И самое ужасное: Денис откуда-то знает, что так теперь везде.

И иначе не будет.

Денис переводит взгляд в сторону Антонеллы — на её месте сидит русалка. Лицо русалки бледно, щёки впалы, красные воспалённые глаза смотрят на Дениса с ненавистью.

«Тварь!..» — с трудом произносит она сухими потрескавшимися губами…

Вадим долго возился с тестом, стараясь честно отвечать на все вопросы.

…Приходят ли вам в голову мысли, о которых и не расскажешь никому?

Да.

…Считаете ли вы, что законы, которые вас не устраивают, следует изменить?

Нет.

…Причиняют ли вам беспокойство чужие страдания.

Да.

…Можете ли вы назвать себя абсолютно честным человеком?

Каверзный вопрос… Как-то не думал…

…Снятся ли вам странные сны?

Да, уж… А что, бывают другие?

Вадим подумал, что на некоторые вопросы ответил бы честнее, если бы мог вспомнить хотя бы небольшой опыт своей «прошлой жизни». Тест ведь составлен в расчёте на взрослого человека. Его же жизненный опыт равен опыту трёхлетнего ребёнка…

Или это не имеет значения?

…Допускаете ли вы существование ситуаций, в которых может быть оправдано убийство человека?

Просили честно? Отвечаю честно! Вадим написал «Да» и ужаснулся: «Я могу оправдать такие страшные вещи как убийство?!»

— Ну что, маэстро, справились?

— Минуточку, можно ещё минуточку?..

Лилия задала свой вопрос как учительница.

Вадим, как школьник, который замешкался с контрольной работой.

Ну, вот… теперь как будто всё…

Эх, если бы не назначенная на четыре съёмка, зайти бы сейчас в «Зурбаган» на «чашку-другую» коньяку… Вадим не ожидал, что отвечать на простые вопросы окажется таким утомительным занятием.

— Итак, давайте-ка сюда ваши ответы. И ещё пара тестов.

Вадим снова сел напротив Лилии.

Лилия выложила на стол квадратики разноцветного картона.

И пока она это делала — вынимала из ящика стола папку, открывала её, выкладывала эти самые квадратики — Вадим любовался тонкими загорелыми руками, стройной механикой их движения, длинными пальцами с идеальными золотыми ногтями…

И руки, и пальцы, и золотые ногти были до того идеальными, будто их обладательница явилась на свет не обычным путём, как все люди, а была создана в трёхмерной компьютерной программе и материализована посредством магии.

И тут Вадим вспомнил отрывок из какой-то статьи о знаменитой однофамилице Лилии, жившей век назад: «Не женщина, а ходячая стилизация эпохи». Её облик и стиль жизни до карикатурности соответствовали модному словечку «декадентство…»

И где же я увидел сходство?

Та же фамилия, высокий рост, сложение примерно то же, иссиня чёрные кудри, яркие семитские черты… Вот в сущности и всё.

Ида, которая «дышала духами и туманами», была, наверное, похожа на привидение, а от этой жар, как от печки, — рассуждал Вадим.

Он разглядывал красотку украдкой: нехорошо, ведь, пялиться в упор — тут не съемочная площадка. Он чувствовал, что от смущения его мысли сделались по-детски глупыми…

А что, подумал Вадим, эту тоже можно назвать ходячей стилизацией эпохи. Как там, в «Стиле звёзд» было написано: «Не унывающая в любых обстоятельствах и царственно простая гражданка Республики Марины начала XXI века…»

Это точно про Лилию…

Вот и вещи вокруг — ей под стать.

Белый халат, прямо-таки идеально бел. На среднем пальце правой руки — золотое кольцо с неизвестным чёрным камнем… Странный камень: чёрный — и в то же время кажется прозрачным. Как чёрное может быть прозрачным? И вспыхивает радугами… На столе — телефон, воплощение изящества. Не просто стеклянная пластинка, нет, таких Вадим ещё не видел… Левее, наискосок — беленький ноутбук… Под «Похищением Европы» — музыкальный центр уважаемой марки конца прошлого века. Забавно…

Интересно, какую музыку она слушает?

Вадиму захотелось, чтобы Лилия слушала Мориса Равеля…

И тут Вадим вспомнил фразу, услышанную недавно от кого-то из приятелей: «красивая до смешного…»

— Что хихикаете? Вадим, слышите меня?

— Ой!..

— Я говорю: разложите эти цветные квадратики в такой последовательности: первым — тот, который нравится больше всех, вторым — тот, что нравится меньше… И так далее. Последним должен оказаться тот, который совсем не нравится. Понятно?

— Понятно.

Первым Вадим положил белый квадратик, вторым — красный, следующим — чёрный…

Вырез белого халата глубок и заканчивается головокружительной тенью, на фоне которой искрится золотая звёздочка…

Потом следовали синий, жёлтый…

Тонкая рука коснулась чёрной пряди…

Серый квадратик…

А глазищи светлые-светлые… Ах, какие глазищи!.. Как небо в воде колодца…

Меньше прочих нравились оранжевый и зелёный…

Вадиму было приятно находиться рядом с Лилией… Приятно и уютно… Хотелось рассказывать что-то откровенное и греться в лучах её внимания…

Последним в ряду оказался грязно-коричневый.

— Хорошо.

Потом Лилия показывала Вадиму какие-то нарисованные лица, и он должен был указывать на те из них, которые нравятся, и те, которые не нравятся.

При этом Вадим в глубине души надеялся, что он-то сам Лилии нравится.

— Спасибо, маэстро. Теперь можете погулять в саду примерно час. И заходите к Михаилу Юрьевичу. Я передам ему все материалы.

Вадим сказал: «Спасибо».

Направляясь к выходу, спиной почувствовал взгляд и тепло улыбки. Не оглянулся.

В коридоре подошёл к окну. Прижался лбом к стеклу. Оно было тёплым. Жаль…

Вадим постоял немного, тупо глядя прямо перед собой. Потом побрёл к лестнице.

Он не пошёл в сад — направился к Инге. Поднялся на четвёртый этаж — и столкнулся с ней на лестничной площадке.

Инга — невысокая, пятидесятилетняя женщина с короткой стрижкой ярко-рыжих волос. Её лицо, усыпанное веснушками, могло бы казаться некрасивым… Но оно таким не кажется. Рядом с Ингой забываешь о том, что бывает какая-то другая красота, кроме доброты. А ещё у неё волшебный голос, гибкий, чувственный, немного хрипловатый. Слушать бы и слушать…

— Привет, Инга, — сказал Вадим.

— Здравствуй, миленький. Отчего невесел?

— Ах, не спрашивай… Я позабыл все слова… Плёл что-то несусветное… Впрочем, видно, что Михаил Юрьевич понимает больше, чем ему говоришь. Одним словом, нужно зайти через час…

— Пойдём на балкон, — предложила Инга.

Они пошли в конец коридора.

С маленького балкончика, в торце здания видны крыши, спускающиеся по зелёному склону горы, а над ними — широкая полоса моря. Носятся ласточки…

…Тёплый ветер приносит слуху то отдалённый гул самолёта,… то чей-то смех…

…Присутствует в воздухе что-то ещё…

Тени забытых воспоминаний…

Голоса?.. Запахи?.. Картинки?..

Возникло — и растаяло…

— Вадим, — сказала Инга, сделавшись вдруг печальной, — Ты говорил, что съёмка назначена на четыре…

— Да.

— Ты не мог бы прийти домой… не слишком поздно? Сегодня 17 июня, три года со дня смерти Василия… Посидим вдвоём, выпьем, поговорим…

Вадим кивнул.

— Скажи, Инга, почему он умер так рано? Как это было? Я ничего не знаю о твоём муже. Кажется, он был военным лётчиком?..

— Да, он был военным лётчиком и умер, как настоящий мужчина.

Василий был командиром большого транспортного «Громова…»

Однажды в его самолёте произошла авария… Потом была экстремальная посадка. К счастью, никто не пострадал. Кроме Василия. Порок сердца, не замеченный ранее врачами, дал о себе знать. Потом выяснилось, что с этим заболеванием о полётах придётся забыть. Представь его состояние, когда он об этом узнал…

Инга вздохнула…

Поглядела на проплывающие облака…

— В конце концов, он решил найти работу на земле. Причём такую, которая вообще не напоминала бы о небе. Решил начать жизнь с нуля… Возможно, он был прав.

Василий надолго куда-то уезжал на машине. Я не задавала вопросов. О самочувствии он говорил, что всё в порядке.

Однажды мне стало тревожно. Я всегда чувствую, если с кем-то из близких…

Одним словом, я тут же позвонила. Василий ответил, что всё в порядке, он едет домой. Но голос! Я сразу поняла, что ему очень плохо!

Как выяснилось впоследствии, случилось вот что: у самого нашего дома на дорогу выскочил незнакомый мальчишка. Он отчаянно махал руками. У дороги дожидалась парочка: беременная девчонка, лет семнадцати и парень, её муж (такой же зелёный). Махавший руками был братом роженицы… Да, девчонка собралась рожать. Все трое были испуганы и растеряны.

Без лишних вопросов Василий развернул машину и помчался в больницу Терехова.

Брат Насти — так звали юную роженицу — сказал мне, что подумал тогда, будто водитель пьян…

Нет. Василий терял сознание от боли.

Он подъехал к родильному отделению, остановил машину и умер… А Настя благополучно родила. Мальчика назвали Василием…

— Я тоже хотел бы умереть так… — тихо сказал Вадим.

— Глупый! — Инга взъерошила пятернёй его русые волосы. — Ты живи и другому дай жизнь! Рано тебе о смерти думать…

Вадим вздохнул.

— Ладно, пойду, поработаю, — сказала Инга и пожала Вадимовы пальцы…

Вадим кивнул.

Конец ознакомительного фрагмента.