Слова Солнца

Игорь Северянин

Знаменитый эгофутурист Игорь Северянин, яркий представитель поэзии Серебряного века, был провозглашен современниками «королем поэтов». Слава его была огромна. Это не помешало многочисленным критикам с пеной у рта обвинять его в мещанстве и пошлости, в эксцентричности и претенциозности. Северянин никого не оставляет равнодушным. Он – виртуозный мастер слова, его стихи оригинальны и музыкальны, «он – в каждой песне, им от сердца спетой, – иронизирующее дитя». В книгу вошли избранные стихотворения, среди которых блестящие сонеты-«медальоны», а также талантливые стихи о России, многие из которых сегодня звучат особенно актуально.

Из книги

«Ананасы в шампанском»

1915 г.

Увертюра

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!

Удивительно вкусно, искристо и остро!

Весь я в чем-то норвежском! весь я в чем-то испанском!

Вдохновляюсь порывно! и берусь за перо!

Стрекот аэропланов! беги автомобилей!

Ветропросвист экспрессов! крылолёт буэров!

Кто-то здесь зацелован! там кого-то побили!

Ананасы в шампанском — это пульс вечеров!

В группе девушек нервных, в остром обществе дамском

Я трагедию жизни претворю в грёзофарс…

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!

Из Москвы — в Нагасаки! из Нью-Йорка — на Марс!

1915

На островах

На ландо моторном^[42], в ландо шикарном

Я проезжаю по Островам^[43],

Пьянея встречным лицом вульгарным

Среди дам просто и «этих» дам.

Ах, в каждой «фее» искал я фею

Когда-то раньше. Теперь не то.

Но отчего же я огневею.

Когда мелькает вблизи манто?

Как безответно! как безвопросно!

Как гривуазно!^[44] но всюду — боль!

В аллеях сорно, в куртинах^[45] росно,

И в каждом франте жив Рокамболь^[46].

И что тут прелесть? и что тут мерзость?

Бесстыж и скорбен ночной пуант.

Кому бы бросить наглее дерзость?

Кому бы нежно поправить бант?

1911

Валентина

Валентина, сколько счастья! Валентина,

сколько жути!

Сколько чары! Валентина, отчего же ты

грустишь?

Это было на концерте в медицинском

институте,

Ты сидела в вестибюле за продажею афиш.

Выскочив из ландолета, девушками

окруженный,

Я стремился на эстраду, но, меня остановив,

Предложила мне программу, и, тобой

завороженный,

На мгновенье задержался, созерцая твой

извив.

Ты зашла ко мне в антракте (не зови его

пробелом)

С тайной розой, с красной грезой,

с бирюзовою грозой

Глаз восторженных и наглых. Ты была

в простом и белом,

Говорила очень быстро и казалась стрекозой.

Этот день!.. С него — начало. Телефоны

и открытки. К начинаньям поэтессы я был очень милосерд, И когда уже ты стала кандидаткой

в фаворитки,

Ты меня сопровождала ежедневно на концерт.

А потом… Купэ. Деревня. Много снега, леса. Святки.

Замороженные ночи и крещенская луна.

Домик. Нежно и уютно. Упоенье без оглядки.

Валентина безрассудна! Валентина влюблена!

Все прошло, как все проходит. И простились мы неловко:

Я «обманщик», ты сердита, т. е. просто

трафарет.

Валентина, плутоглазка! остроумная

чертовка!

Ты чаруйную поэму превратила в жалкий

бред!

1914

Поэза спичечного коробка

Что это? — спичек коробок? —

Лучинок из берез?

И ты их не заметить мог? —

Ведь это ж грандиоз!

Бери же, чиркай и грози,

Восторжен, нагл и яр!

Ползет огонь на все стези:

В твоей руке — пожар!

Огонь! огонь, природоцап,

Высовывай язык!

Ликуй, холоп! Оцарься, раб!

Ничтожный, ты велик!

1914

В гостинице

В большом и неуютном номере провинциальной гостиницы Я лежу в бессоннице холодноватыми вечерами. Жутко мне, жутко, что сердце скорбью навеки вынется Из своего гнездышка — …разбитое стекло в раме…

Из ресторана доносится то тихая, то грустная

музыка —

Какая-нибудь затасканная лунная соната, То такая помпезная, — правда, часто кургузая, — …Лилию оскорбляющее полнокровье

граната…

И слышится в этой музыке души всех женщин и девушек, Когда-либо в жизни встретившихся и возможных еще в пути. И плачется, бесслезно плачется в номерной тиши кромешной О музыке, о девушках, обо всем, что способно цвести…

1914

Никчемная

Ты меня совсем измучила, может быть,

сама не ведая;

Может быть, вполне сознательно; может быть,

перестрадав;

Вижусь я с тобой урывками: разве вместе

пообедаю

На глазах у всех и каждого, — и опять

тоска-удав.

О, безжалостница добрая! ты, штрихующая профили

Мне чужие, но знакомые, с носом мертвенно-прямым!

Целомудренную чувственность мы зломозгло объутопили

Чем-то вечно ожидаемым и литаврово-немым…

Слушай, чуждая мне ближница! обреченная далёчница!

Оскорбить меня хотящая для немыслимых услад!

Подавив негодование, мне в тебя так просто хочется,

Как орлу — в лазорь сияльную, как теченью — в водопад!

1914

Тиана

Тиана, как странно! как странно, Тиана!

Былое уплыло, былое ушло…

Я плавал морями, садился в седло,

Бродил пилигримом в опалах тумана…

Тиана, как скучно! как скучно, Тиана!

Мадлэна — как эхо… Мадлэна — как сон…

Я больше уже ни в кого не влюблен:

Влюбляются сердцем, но — как, если — рана?..

Тиана, как жутко! как жутко, Тиана!

Я пил и выплескивал тысячи душ

И девьих, и женских, — все то же; к тому ж

Кудесней всех женщин — ликер из банана!

Тиана, как дико! мне дико, Тиана,

Вложить вам билеты в лиловый конверт

И ждать на помпезный поэзоконцерт:

Ведь прежде так просто — луна и поляна.

И вдруг — вы, снегурка, нимфея, лиана,

Вернули мне снова все миги тех лет,

Когда я был робкий, безвестный поэт,

О славе мечтавший, — без славы дурмана…

Тиана, как больно! мне больно, Тиана!

1913

Эстляндская поэза

Андрею Виноградову^[47]

Распахните все рамы у меня на террасе,

распахните все рамы —

Истомило предгрозье. Я совсем задыхаюсь.

Я совсем изнемог.

Надоели мне лица. Надоели мне фразы.

Надоели мне «драмы».

Уходите подальше, не тревожьте. Все двери

я запру на замок.

Я весь день и весь вечер просижу на террасе,

созерцая то море,

То особое море, нет которому равных

во Вселенной нигде.

Помню Ялту и Дальний^[48], и Баку с Таганрогом.

На морях — я не спорю,

Но Балтийское море разве с теми сравнится

при Полярной звезде?..

Это море — снегурка. Это море — трилистник.

Это — вишень цветенье.

Это — призрак бесчертный. Эрик, принц светлоокий.

Это море — Лилит^[49].

Ежецветно. Капризно. Несказанно-больное.

Все — порыв,

Все — мгновенье.

Все влеченье и зовы. Венценосная Сканда.

Умоляя — велит.

Оттого-то и дом мой — над отвесным обрывом

у любимого моря.

Миновало предгрозье. Я дышу полной грудью.

Отдыхаю. Живу.

О, сказанья про Ингрид! О, Норвегии берег!

О, Эстляндские зори!

Лишь в Эстляндии светлой мне дано вас

увидеть

наяву! наяву!

1914

Осени предчувствие

Заалеют клены и залимонеют, будут ало-желты.

Побуреет в бурях море голубое, голубое небо,

Будет в зорях холод, в вечерах — угрозье, в полднях — хлаже золото.

Хочешь иль не хочешь — сердцем затоскуешь от немого гнева.

Ах, земле сочувствуй, — осудить опасно: после жатвы тяжко.

Надо же на отдых: хлеб свой оправдала труженица-матка,

Всех она кормила: и крестьян, и птичек, травку и барашка.

Смертно вы устали: ты, земля, и лошадь, рыжая лохматка.

Отдохните осень, отдохните зиму. Пробудитесь к марту.

С помощью Господней, помощью надежной, снова за работу.

Приходи, старуха в старой желтой кофте! вымечи-ка карту

На свою погибель, предсказавши солнцу к маю позолоту.

1914

Письмо на юг

Наш почтальон, как друг прилежный,

Которому чего-то жаль,

Принес мне вашу carte postale

В лиловый влажный безмятежный

Июньский вечер. Друг мой нежный,

Он отемнил мою печаль —

Открытки вашей тон элежный.

Мы с вами оба у морей,

У парусов, у рыб, у гребли.

Вы в осонетенном Коктэбле,

А я у ревельских^[50] камней,

Где, несмотря на знои дней,

Поля вполную не нахлебли,

Но с каждым днем поля сильней.

…Скажи, простятся ль нам измены

Селу любезному? зачем

Я здесь вот, например? и с кем

Ты там, на юге? Что нам пены,

В конце концов?! что нам сирены?!

Я к нам хочу! и вот — я нем

У моря с запахом вервэны…^[51]

1914

Вервэна

Как пахнет морем от вервэны

И устрицами, и луной!

Все клеточки твои, все вены

Кипят вервэновой волной.

Целую ли твои я веки,

Смотрюсь ли в зеркала очей,

Я вижу сон чаруйный некий,

В котором море все свежей.

Неистолимою прохладой

Туда, где крапчатый лосось,

Где чайка взреяла Элладой,

Влекусь я в моревую сквозь.

Но только подойду я к морю,

Чтоб тронуть шлюпки бичеву,

Со сном чаруйным впламь заспорю,

К тебе у моря воззову!

Повеет от волны вервэной,

Твоею блузкой и косой.

И, смутным зовам неизменный,

Я возвращусь к тебе с тоской.

1914

Сердцу девьему

Сонке^[52]

Она мне принесла гвоздику,

Застенчива и молода.

Люблю лесную землянику

В брильянтовые холода!

Рассказывала о концерте

И о столичном том и сём;

Но видел поле в девьем сердце,

Ручьи меж лилий и овсом…

Я знаю: вечером, за книгой,

Она так ласково взгрустнет,

Как векше^[53], сердцу скажет:

«Прыгай!» И будет боль, и будет гнет…

С улыбкою, сомкнув ресницы,

Припомнит ольхи и родник,

И впишет четкие страницы

В благоуханный свой дневник.

1913

Они сражаются в полях…

Они сражаются в полях,

Всё позабывшие в боях,

Не забывая лишь о том,

Что где-то есть родимый дом.

Что дома ждет тоскуя мать

И не устанет вечно ждать,

Что плачет милая жена,

В такие дни всегда верна,

И дети резвою гурьбой

Играют беззаботно «в бой»…

Они сражаются в полях,

Сегодня — люди, завтра — прах,

Они отстаивают нас.

Но кто из них свой знает час?

А если б знать!.. А если б знать,

Тогда нельзя душой пылать:

Ужасно заряжать ружье,

Провидя близкое свое…

Неумертвимые в мечтах,

Они сражаются в полях!

1914

Еще не значит…

Еще не значит быть изменником —

Быть радостным и молодым,

Не причиняя боли пленникам

И не спеша в шрапнельный дым…

Ходить в театр, в кинематографы,

Писать стихи, купить трюмо,

И много нежного и доброго

Вложить любимому в письмо…

Пройтиться по Морской с шатенками,

Свивать венки из кризантем,

По-прежнему пить сливки с пенками

И кушать за десертом крэм —

Еще не значит… Прочь уныние

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

42

Ландо — здесь: автомобиль.

43

Острова — Каменный и Елагин острова, традиционные места гуляния в Петербурге.

44

Гривуазно — нескромно, вульгарно (фр.).

45

Куртина — участок газона в парке, обрамленный подстриженным кустарником.

46

Рокамболь — герой серии романов французского писателя Понсон дю-Террайля (1829–1871).

47

Андрей Виноградов — поэт-эгофутурист.

48

Дальний — русское название г. Далянь в Китае, где Северянин жил с отцом в 1903 г.

49

Лилит — по легенде, первая жена Адама (до Евы).

50

Ревель — ныне Таллин.

51

Вервэны — вербена — растение со светло-лиловыми пахучими цветами; по легенде изгоняет вражду и пробуждает любовь.

52

Сонка — Софья Сергеевна Шемардина (по сцене Эсклармонда Орлеанская).

53

Векша — белка.