Испытательный срок

Игорь Ревва

Города лежат в развалинах, банды воюют с пришельцами из потустороннего мира и друг с другом за еду, за территорию, за власть… А тебе надо лишь найти её – ту единственную, ради которой готов на всё. Ту, за которой ты не то что в этот проклятый город решился приехать, а и дальше, в самый Ад. Тем более что там-то её как раз и легче всего отыскать. К тому же Ад, он ведь тоже всегда оказывается разным и для каждого – своим.

7. КОЛОБОК

Не знаю я, как тут у них в Москве, а у нас в Твери лесопарк — это когда лес. Но то, что я увидел, на лес походило примерно так же, как Макс на девственницу с фермы.

Поле, сплошь залитое чёрной грязью. Кое-где из грязи торчат невысокие обломки обуглившихся деревьев. Вдалеке — километрах в двух — маячит какая-то развалюха с покосившейся крышей. Над ней возвышается шест. На нём — тряпка какая-то серая поникла. Развалюха то ли горелая, то ли просто измазанная той же чёрной грязью, которой покрыто всё поле, до самого горизонта, до серого неба.

Запах стоит — страх! Вонища ужасная, скулы сводит. То тут, то там в чёрной грязи медленно, лениво вспухают громадные пузыри. Лопаются, и над ними повисает неприятного вида сероватый дымок. Наверное, от этих-то пузырей в основном и воняет так гадостно.

Тоска, короче. И всё такое…

И чего теперь? И теперь это нам туда вот идти?!

Не, нормально, да?

Всю жизнь мечтал в дерьме выкупаться! А ведь идти-то долго, за горизонт куда-то. Я по наивности было спросил, не в той ли развалюхе маг живёт. Но ещё до того, как меня Эллина обругала, понял, что не в той. Это ж надо на всю голову больным быть, чтобы жить в такой вот вонище…

Катя втянула носом воздух, поморщилась.

— Машину надо было брать, — говорит. — Давно бы уже там были.

— На машине не пройдём, — возразила Эллина. — Сама же знаешь. Забыла, как тебя из этого же самого лесопарка по кусочкам вытаскивали?

— Помню, — спокойненько так ответила Катя. — Но сейчас нам бы броневичок не помешал. А гоблинов здесь сейчас нет, напрасно боялись. И Корпуса Верных Защитников — тоже…

Она тут руку свою вытягивает, пальцы растопыривает и на колечко внимательно так смотрит.

— Точно, нету, — кивает Катя. — Охранные заклятия действуют. Они о нас просто не знают. И заклятий этих дня на три хватить должно. Ну или чуть меньше… Может, поискать транспорт? Здесь поблизости есть одно местечко, там машину раздобыть можно.

— Нет, — качает головой Эллина.

Не, нормально, да? Это что же, тащиться нам всем теперь по этой вот мерзости пешком, да?

— А если обойти? — интересуюсь я у Эллины.

— Как? — Эллина посмотрела на меня своими глазищами — я аж оробел слегка.

— Ну, по Севастопольскому проспекту, — поясняю. — Он же вроде заворачивает там…

— Нет, — обронила Эллина и отвернулась.

Зло меня взяло.

— Чего — нет? — спрашиваю.

— Не обойти, — отвечает.

— Почему? — продолжаю.

— Банды. Ловушки.

— Ага, понятно, — киваю. — Могла бы так сразу и ответить, а не рожать по одному слову.

— Что? — Эллина опять уставилась на меня.

Но я выдержал её взгляд и нагло так объяснять принялся:

— Могла бы просто сказать, что, мол, такие дела, Прыжок, что по Севастопольскому проспекту обойти эту помойку не удастся, потому что на пути встретятся всякие там ловушки и враждебные нам банды, которые…

Худая-то она, может, и худая, но прикладом бьёт — будь здоров. Когда я снова дышать смог, разогнулся, посмотрел на неё — Эллина спокойно так стоит, словно и не человека ударила, а гадину ядовитую, — и говорю:

— Ещё раз меня стукнешь — убью.

— Ты?! — удивляется.

— Я, — отвечаю. — Улучу момент и убью. Слово даю. Я тебе не дрянь какая-нибудь, чтобы меня без дела пинать. Ясно?

Молчит. Смотрит. И я молчу, смотрю. И тут в глазах у Эллины что-то мелькнуло. Она опустила взгляд, отвернулась и продребезжала:

— Ладно. Не буду…

Я кивнул и повернулся к нашим. Они все стояли шагах в пяти, глаза обалдевшие, рты раскрыты, молчат, дуреют от происходящего. Наверное, при них ещё никто никогда так с Эллиной не разговаривал. И никому она ещё таких ответов не давала. А может быть, потому и не давала, что не разговаривал никто…

— Ну что? — спрашиваю. — Пойдём, что ли? Дерьмо это сраное топтать…

Эллина махнула рукой, и мы побежали по болоту.

Удовольствие ниже среднего, скажу я вам. Первое время я нос ещё зажимал, а потом плюнул на вонь. Да она вскоре и чувствоваться перестала, вонь та.

Эллина бежит первой, я с Колобком — за ней. Остальные — следом. Но веселее всего, конечно, мне и Колобку. Потому как вся грязь и гадость из-под ног Эллины летят прямёхонько нам в рожи. Не, нормально, да?

Хотел я её окликнуть, чтобы не так хлюпала, только рот открыть успел — минут пять потом от грязи отплёвывался, и всё такое. Правда, быстро бежали. Колобок сразу сообразил, пристроился рядом с Эллиной, чтобы грязь не глотать. А я… Да и я тоже не дурнее его, просто не могу я так быстро бегать. Хотел было догнать их — куда там! Минут через десять-пятнадцать вся команда уже остановилась, меня типа поджидают.

— Быстрее ногами перебирай, — Дашка мне.

Хотел я ей ответить, да дыхание перевести не могу. Кивнул только.

Через час примерно я уже слабо соображал, кто я, куда бегу и зачем. Дышать было нечем, вместо воздуха — одна сплошная вонь. Голова кружилась, хотелось остановиться и рухнуть — прямо в чёрную грязь. Хорошо ещё, что автомата у меня нет. С такой здоровой железякой я бы точно вырубился.

Вся наша команда ушла вперёд уже метров на триста. Отстаю я, не могу так быстро бежать.

Мелькнула было мысль, что вот сейчас-то самое подходящее время и есть для того, чтобы слинять. А потом подумал: куда ж тут слиняешь? Далеко ли убежишь? Они ведь догонят. На расстояние выстрела ко мне подойти сейчас — раз плюнуть.

Нет, не время ещё. Раньше надо было, ночью. А сейчас — только вперёд, за командой.

Остановились они, меня поджидают. Доплёлся я до них, язык на плече. Дашка-стерва сразу же:

— Дохляк ты, Прыжок!

А Юрка этак винтовкой своей пошевелил. Мол, и мне пошевелиться нелишним будет. Гнусь — тот молчит, в глаза старается не смотреть. Эллина тоже взгляд отводит. Макс — этот почему-то сочувственно так смотрит. Не понимаю я Макса, хоть убей!

И тут Колобок говорит:

— Вы идите, а я с Прыжком останусь.

— Зачем это? — настораживается Гнусь.

— Одному нельзя тут, — говорит Колобок. — Плохо тут одному, нельзя…

Ну, это я с ним, конечно, согласен. Одному тут нельзя. Да и двоим — тоже.

— Идите, идите, — говорит Колобок. — Все путём будет, зуб даю.

Эллина кивнула, махнула рукой и продребезжала:

— Вперёд!

Ну, это, конечно, неплохо придумано. Всем нам тут, на болоте этом, маячить не следует, и всё такое. Лучше им нас подождать где-нибудь дальше — где посуше и воняет не так сильно.

Посмотрели мы с Колобком, как команда по лужам скачет, переглянулись, и Колобок говорит:

— Шагом пойдём. Я тоже устал как собака.

— Ну, шагом так шагом, — говорю…

Пошли мы.

Идём.

— Слушай, Прыжок, — говорит тут Колобок. — А что это было, вчера-то?

— Где? — настораживаюсь я.

Смотрю на него и понимаю, что его, как и Эллину, интересует типа женщина в красном платье. Не, нормально, да? Я-то думал, что её, кроме меня, никто в том чёрном шаре и не видел. А потом оказывается, что и Эллина, и Колобок видели её, и даже очень.

— Ты не говори, если не хочешь, — заявляет Колобок. — Может, это только тебя касается, я не возражаю…

Ещё бы ты возражал, думаю. Морда твоя круглая… И правда ведь, моё это дело, больше ничье!..

— Я тебя понимаю, — продолжает Колобок. — У меня тоже есть свой резон в Москве торчать. Сам-то я из-под Питера…

— Да ну?! — не выдерживаю я.

— Ну да! — улыбается Колобок. — Понимаешь, я ведь тут, в Москве, временно. Мне нужно людей подсобрать. Свою команду хочу сколотить.

Где уж тебе, думаю, команду свою!.. Команду держать — генералом надо быть. А из тебя генерал, как из грязи пуля.

— Мне нужны такие, — говорит Колобок, — которые смогут без оружия, без автоматов и пистолетов драться. А таких почти не осталось. Разыскал я двоих — обе девчонки. Одна в центре обитает, а вторая — здесь, неподалёку.

— А нафига тебе такие, кто без оружия сможет? — спрашиваю.

Ну, это я уже просто отдышался. Да и интересно стало.

— В Питере мне с одной командой посчитаться надо, — помявшись, отвечает Колобок. — А там иначе нельзя… Понимаешь, тут всё из-за полноты моей. Ведь на меня посмотришь — поди докажи, что я не прислужник гоблинский! Вот и… случается иногда… всякое там… разное…

— Ладно, — говорю. — Меня это не касается. Ты в мои дела не лезешь, я — в твои…

Колобок кивнул. Типа согласен.

Идём дальше.

Я молчу.

— Прыжок… — Колобку всё неймётся — есть такие люди, кто молчать не может, как словесный понос у них всё время. — Прыжок, а чего ты за Эллину заступился? Ну, когда они с Дарьей начали…

— Не знаю, — честно ответил я.

— Как это? — удивляется.

— А вот так, — бурчу. — Командир, он командир и есть. Пристрелила бы она Дашку — и за дело. А в команде разлад… и всё такое…

Сказал я и думаю: а и правда, чего это я за неё заступился?! За лахудру эту облезлую… Разлад в команде и всё такое — это, конечно, да. Но мне-то в тот момент все эти дела фиолетовы были.

Не знаю. Что-то есть в Эллине такое, без чего нам крындец — всей команде. И мне тоже. А может быть, мне — в первую очередь.

— Она ведь магии обучалась, — выдал вдруг Колобок.

— Иди ты?! — не поверил я. — Многовато магов у нас получается! Нет?

— У Кати, — возражает Колобок, — магия гоблинская. А у Эллины — человеческая. Она у монаха училась, до сих пор крестик на шее таскает. Катя — та совсем иначе. Мы однажды на Новодевичье шли, так её там скрутило — чуть не до смерти. У Вольных Зон защита от всего гоблинского — будь здоров! А вот Эллине туда путь открыт, совершенно спокойно.

— Не верится что-то, — качаю головой.

— Точно, — уверяет Колобок. — Был у нас в Секретном Войске один монах. Недолго был, не прижился он у нас. А Эллина и ещё один парень — его недавно убили, — они всё время за ним таскались. Слушали его, чего-то обсуждали, учились чему-то. Но магия у неё иная. Когда нас на Севастопольском скрутило, как раз Катя-то и стала какие-то заклинания читать… или что там у магов есть?..

— Заклинания, — отвечаю. — Или заклятия.

Колобок зыркнул на меня и отвернулся. Типа всё понятно. А чего тут не понять-то уже?!

Женщину ту и он, и Эллина видели. И слышали, наверное. И её, и меня. И Катя слышала. Только почему-то ни о чём не спрашивает, странно даже.

Я ведь за Катей заклинания повторять начал машинально, выхода другого не было. И тогда — в Твери — то же самое. Когда нашу команду зажали в том сраном туннеле. Там я тоже ничего не понимал — смотрел в бездонные глаза, в лицо, обрамлённое зелёными волосами, и повторял. Тупо повторял. А она кивала — мол, правильно, молодец…

Хотя она, может быть, и не нас спасала тогда, а себя. Но это уже фиолетово. Спасала себя, спасла и нас. А потом, когда мы выбрались, все наши спать свалились как подрубленные. Понятное дело — четверо суток без сна, кто ж выдержит? Один я не спал.

Сидел рядом с ней, разговаривали. Глаза слипаются, мысли расползаются, язык еле шевелится, но не ухожу. Чувствовал я, что в последний раз её вижу. И она это знала. Видел же, что она просто ждёт, когда я усну, чтобы уйти. Так и ушла… навсегда…

— Может, не навсегда…

Я аж вздрогнул и на Колобка глаза вытаращил. Потом только дошло, что я уже пару минут вслух говорю. Задумался, блин!..

— Ладно, — говорю. — Проехали…

— О’кей, — соглашается Колобок. — Меня это не касается. Но учти, если в чём помочь надо — я готов.

Ладно, думаю. Помощничек, тоже мне…

Интересно, никогда бы не подумал, что Колобок может свою помощь предложить. Да и какая от него помощь-то? Много он своими железяками поможет. Хотя типа от души предложил. Ему-то выгоды никакой от этого.

Да и со мной остался. С одной стороны, вроде бы последить. А с другой…

Эх! Чего — «с другой»? Остался — и ладно.

Прошлёпали мы ещё примерно с часок, отдохнули. Потом потихонечку начали скорость набирать. Грязи вокруг поменьше стало. И вроде бы даже и воняет уже не так сильно. Хотя, конечно, лесопарки у них тут, в Москве этой, — дерьмо полное. Это вот такое моё личное мнение, ага. Но потом местность вверх пошла, под ногами уже не жижа хлюпает, а словно камень чёрный. Как будто земля тут спеклась от жара. А потом опять дома пошли, развалины. Один дом меня особенно поразил — круглый, как будто шар кто-то до половины в землю закопал. Ни окон, ни дверей. И самое гнусное, что он целёхонький стоит. Словно только что его построили. Материал какой-то непонятный. Вроде бы и не металл, и на камень не похоже. Цветом на тучи похож, такой же серый. И тени, сука, не отбрасывает совсем! Не, нормально, да? От всего тень есть, а от этого дерьма — фигушки! Я бы поверил, что это гоблины построили, но возле самых стен домика этого цветочки какие-то цветут. Наши, земные. Словно кто клумбу тут устроил.

Колобок тоже на дом этот посмотрел и рукой махнул.

— Пошли, — говорит. — Не нравится мне здесь что-то…

Ну, с этим я полностью согласный был. Мне здесь тоже не нравится. Потому что непонятно это всё — зачем, почему, и всё такое.

Двинули мы дальше, и даже быстрее прежнего. Очень уж нам не хотелось возле того домика дольше оставаться. Хотя, наверное, и безопасное место тут. Потому как, если бы опасность была, наши бы где-нибудь поблизости ошивались.

Скоро улицы начались. Кирпич битый пошёл. То есть я-то поначалу не въехал, что это кирпич, — больно уж мелко он покрошен, словно гоблины его специально дробили. Тоже непонятно…

Да у них тут, в Москве ихней, из понятного кроме меня и нет ни фига!.. Ну их всех…

Бежать легко. Скорости не сбавляем, бежим. И минут через сорок мы как раз на наших и выскочили.

Хорошо выскочили, Дашка-стерва нас едва очередью не срезала. Потом плюнула в нашу сторону и буркнула что-то.

Я хотел было ей сказать, но по глазам — её и Эллины — понял, что опять они с ней погрызлись.

Эх!

Когда женщина дура — это плохо. А когда встречаются две дуры, каждая из них становится глупее вдвойне. И тогда уже хуже получается раз в десять…