Беседы шалопаев или Золотые семидесятые

Игорь Отчик, 2018

Это книга о радости познания. А еще о молодости, которая прекрасна в любые времена. Эту книгу можно читать с любой главы, с любой страницы. Ее энергетика – в игре ума, в юморе и нетривиальных взглядах на устоявшиеся представления. Высказывания героев неоднозначны, но пульсирующая в них мысль побуждает читателя думать, искать свою истину. О чем же так горячо спорят молодые шалопаи? О призвании и смысле жизни, о космологии и поэзии, о любви и дружбе и еще многом, что так или иначе затрагивает мыслящих людей, желающих понять этот мир и место человека в нем. Издание исправленное.

Об относительности ума на тропическом острове

— Вообще-то говоря, кого считать умным, а кого глупым — вопрос спорный. Во многом это зависит от уровня окружающих. Вот если бы ты сейчас оказался в компании физиков-ядерщиков? Или среди микробиологов, обсуждающих свои проблемы. Слушал бы какую-то тарабарщину и чувствовал себя очень неуютно…

— Э, нет! Конкретные знания еще не признак ума. Те же ученые-очкарики в жизни сами всего боятся. Протекающий унитаз может вызвать панику у доктора любых наук. Они же вырастают из очкариков, запуганных дворовой шпаной. Будь ты хоть самый гениальный ученый, хоть Людвиг Фейербах с тремя головами…

— Господь с тобой! Такие страсти, на ночь глядя…

— Будешь дрожать перед малограмотным бонзой. Вроде Берии.

— С тремя головами?

— И одной хватало. Чтобы другим головы сшибать. А скольких записных интеллектуалов переиграл товарищ Сталин с незаконченным семинарским образованием! Вот кто умел задумывать комбинации не на ходы, а на годы вперед. А те, кто считал его недалеким человеком, потом глубоко сожалели об этом. Когда оказывались сбитыми фигурами в партиях, которые он терпеливо разыгрывал…

— Переиграл или перехитрил?

— В политике хитрость ценнее ума. Поэтому ушлые проходимцы умудряются использовать более способных людей в своих целях. И Толстой писал, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных. И кто же умнее в итоге? Тот, кто победил. Значит, не так страшен Фейербах, как его малюют.

— Но хотя бы от возраста ум зависит? Есть же признанные мудрецы, аксакалы с седыми бородами. И радикулитами…

— На седину и лысину можешь не рассчитывать. Возраст ума не добавляет. Скорее, наоборот. А якобы мудрым старикам его заменяет житейский опыт — память о набитых шишках.

— А я слышал простое правило: не лезь за пределы своей компетенции — не будешь выглядеть дураком.

— А что такое компетенция? Как ее измерять, в каких единицах?

— Говорят, на Западе есть какие-то тесты…

— IQ? Ну и что? Этот коэффициент показывает умение разгадывать кроссворды. Представь, что человек с высоким IQ попадает на необитаемый остров. Поможет он ему там? Кто легче адаптируется на природе — ученый или малограмотный колхозник?

— Робинзон Крузо!

— Дефо не указал IQ Робинзона. Но он явно не был дураком.

— Но Пятница точно не был интеллектуалом!

— В любом случае колхозник окажется на острове в привычной среде, а вот IQ будет постоянно попадать впросак и выглядеть глуповато. Что и подтверждает тезис об относительности ума.

— Относительно кого? Робинзона? Или Пятницы?

— Точка отсчета действительно нужна. Можно взять и Пятницу.

— Принято! Считаем IQ Пятницы равным нулю. Это как раз уровень доцента, который преподавал нам научный коммунизм на четвертом курсе. Как он издевался над нами! Страшно вспомнить…

— А что делать? Среди доцентов тоже встречаются людоеды.

— Значит, мы с тобой обсуждаем теорию относительности ума?

— Ну да. Ее отдельные положения.

— А дедушка Эйнштейн до нее не допер?

— Увы. Старик остановился на общей теории относительности.

— В полушаге от величайшего открытия! Всемирного значения. Которое мы с тобой только что совершили.

— Скромнее надо быть, юноша. Его совершили более умные люди, задолго до нас. А короче всех сформулировал Уильям Блейк: если бы другие не были дураками, то мы сами оказались бы ими.

— Ну вот, опять убил мечту…

— Так кто, по-твоему, окажется успешнее на необитаемом острове — интеллектуал или колхозник?

— В полевых условиях IQ должен подчиняться прапорщику!

— А вот это неоднозначно. В нестандартных ситуациях народный умелец тоже тычется, как слепой котенок. Потому что не понимает сути явления, действует по шаблону. Спросишь его: а почему именно так? А в ответ слышишь раздраженное: делай, как сказано, и не задавай глупых вопросов!

— Но результат достигается?

— Как правило, да. Многовековой опыт не подводит. В общем, если IQ договорится с колхозником, они смогут выжить на острове…

— Постой! Кажется, наклюнулся сюжет. После кораблекрушения на необитаемый остров попадают два путешественника — интеллектуал и работяга. При этом они полные антиподы — по образованию, менталитету, культуре. Между ними ничего общего, но они понимают, что поодиночке им не выжить. Одному не хватает практических навыков, другому — знаний и ума. И вот реальная угроза гибели заставляет их объединить умственные и физические усилия…

— А что? Забавный эксперимент. Микромодель человеческого общества в экстремальных условиях. Вдали от шума городского. Но для полноценного опыта не хватает женской составляющей…

— Да, в сценарии должна быть тема любви. Иначе Голливуд не примет. Итак, на следующее утро, как раз в пятницу, волна прибивает к берегу шлюпку, в которой лежит бесчувственное тело молодой блондинки, их попутчицы. В платье, изорванном бурей в самых соблазнительных местах. Кстати, героям нужно дать имена…

— Ну, колхозника, конечно, зовут Джон. Сам он попал на судно в попытке бежать от британского правосудия. За то, что в пьяной драке на деревенских танцах пырнул ножом парня с соседней фермы. А было это мокрое дело в графстве Норфолк, в сочельник.

— Идет. А молодой интеллектуал, только что с отличием окончивший Кембридж с дипломом по кризис-менеджменту, направлялся в Америку. Чтобы строить карьеру и реализовать свои непомерные амбиции. Ему подойдет аристократическое имя Джордж.

— А может, более теплое Генри?

— Ладно. А красавицу, для достоверности, можно назвать Мэри. На этом фрегате она возвращалась из круиза по Европе, вместе со своим мужем, толстым, безобразным бизнесменом. Который вечно сидел в кают-компании за бриджем, пыхтя своей вонючей сигарой. Наши герои пытались ухаживать за скучающей леди, но тут налетел ужасный шторм и вдребезги разбил о прибрежные рифы их любовные планы. А заодно утопил весь экипаж и пассажиров, включая ее мерзкого мужа. И вот герои видят полуобнаженную Мэри и поднимают друг на друга глаза. И бешеный взгляд темпераментного Джона упирается в непробиваемую сталь голубых глаз Генри…

— И кого из них выберет красотка Мэри?

— Не спеши. Это главная интрига сюжета. Но сейчас они бережно поднимают бесчувственное тело девушки и несут к самодельному шалашу, крытому пальмовыми листьями. Там «робинзоны» дают ей глоток кокосового молока. Мэри томно раскрывает глаза, и с ее бледных губ срывается слабый выдох: «Где я?» «В раю», — отвечают наши герои и начинают наперебой ухаживать за ней, стараются угостить ее чем-то вкусным. Кстати, чем они там питались?

— Как и положено, в обломках корабля нашлось немало подмокших сухарей и даже бочка солонины. А разнообразили рацион местным подножным кормом…

— Мне вспомнилась фотография под названием «Обед пигмея» из журнала «Вокруг света». На пальмовом листе были аппетитно разложены парочка бананов величиной с огурец, несколько жирных белых гусениц такой же величины, горсть каких-то ягод и орехов, кучка бледных корешков и жареная птичка размером с воробья.

— А чего? Сбалансированный набор белков, жиров и углеводов.

— И витаминов. Но это, конечно, далеко не шведский стол.

— А ты попробуй хотя бы это добыть! Я думаю, они там быстро лишний жирок сбросили…

— И все же, окруженная заботой любящих мужчин, Мэри осваивается на острове и становится хозяйкой их общего дома. Когда они уходят за добычей, Мэри готовит обед, наводит в хижине уют…

— И это все? Так и будут жить втроем до конца сеанса? Как шведская семья с пигмейским столом? Нет, искушенного зрителя этим не проймешь. Нужна интрига. Фильм должен иметь не только коммерческий успех, но и оставить заметный след в искусстве.

— Не проблема. Они же соперники. То, что им приходится делить тяготы жизни, не значит, что они согласны делить женщину. Кстати, насчет искусства. Чем они там развлекались? Как обходились без радио, телевизора, свежих газет?

— Очень прекрасно. Вместо того чтобы тупо пялиться в зомбирующий людей ящик, читать глупости, которыми заполнена пресса, или часами трепаться по телефону, они сидели на веранде хижины, потягивали пивко, которое наловчились гнать из забродившего кокосового молока, наслаждались океанскими бризом, негромкой беседой и любовались восхитительными закатами…

— Тем более что в те благословенные годы безрассудное человечество еще не изобрело бессмысленные электронные игрушки, отнимающие у людей и без того короткое время жизни и уводящие их в виртуальный мир фальшивых иллюзий.

— К счастью, ни грохот промышленной революции, ни бурные политические события девятнадцатого века не нарушали душевный покой наших героев. Правда, поначалу им не хватало спортивных новостей, а Мэри — светской хроники. Но Генри начал развлекать ее интеллектуальными беседами, которые, однако, не вызвали восторга у Джона. Бедняга мог поделиться с Мэри разве что своими футбольными пристрастиями да перипетиями открытого первенства Йоркшира по скоростной стрижке овец. Скрипя зубами, он еще как-то выдержал лекцию Генри о нюансах живописи Тернера и Констебла, и даже его мнение о тонкостях поэзии Байрона, Шелли и Блейка. Но когда тот по неосторожности заговорил о лирике Китса, творчеством которого, как известно, восхищались прерафаэлиты, и даже процитировал его знаменитую «Оду к Психее», терпение Джона лопнуло…

— И его можно понять. Как они вообще там терпели друг друга? А как спали в одном шалаше? Не смыкая глаз или по очереди?

— Давай оставим зрителям простор для фантазии. Короче говоря, в чопорной британской шведской семье назревает конфликт. Который в один прекрасный день выливается в жестокую драку. Ее провоцирует Джон, недовольный тем, что Мэри отдает предпочтение его сопернику. Поединок разворачивается на опушке леса, с использованием лиан, бамбуковых палок и кокосовых орехов.

— А кто победит?

— Конечно, более сильный работяга. Поверженный интеллектуал остается на окровавленном песке, а жестокосердый Джон возвращается к Мэри и объявляет ей, что Генри к ужину ждать не стоит, потому что тот устал, отстал и заблудился в лесу.

— Но он останется в живых?

— А как же! У нас не так много персонажей, чтобы разбрасываться ими направо и налево. Придя в себя, Генри доползает до кромки прибоя, омывает раны и, пошатываясь и поминутно падая, уходит в мрачные джунгли. Он бредет в неизвестном направлении и молит небеса о том, чтобы скорее закончились его мучения. Но вот на тропический лес опускается беспросветная ночь, и несчастный забывается тяжелым сном под сенью гигантского папоротника…

— Слушай, а чего он вообще поперся в джунгли, на ночь глядя? Странный поступок для человека с высоким IQ.

— Не знаю. Разве этих интеллектуалов поймешь?

— Похоже, к тому моменту он порядком подрастерял свой IQ.

— Ну да, за ненадобностью. А остатки IQ из него вышиб Джон.

— Так или иначе, наутро Генри просыпается в глухом лесу. Луч солнца касается его изможденного лица, и ему, сквозь забытье, мерещатся чьи-то голоса. Он с надеждой открывает глаза и…

— Это спасение?

— Нет! Страшные оскаленные рожи склоняются над ним.

— Кровожадные туземцы?

— И к тому же голодные. Несчастный Генри видит окруживших его дикарей в боевой раскраске и слышит их громкие, радостные крики. Но их веселье не сулит ему ничего хорошего, ибо он понимает, что попал в лапы очень плохих парней. Малорослые, но мускулистые туземцы набрасываются на Генри, опутывают его лианами веревочного дерева и волокут куда-то в глубину джунглей…

— Куда? Зачем?

— Понять тарабарщину дикарей невозможно. Но вот неприметная тропинка выводит их к убогой деревушке с хижинами, покрытыми пожухлыми пальмовыми листьями. Полуголые женщины и дети радостными криками встречают мужчин, вернувшихся с удачной охоты. Им давно не попадалась такая крупная дичь, и племя весело приплясывает в предвкушении пиршества. Бедняга Генри догадывается о своей ужасной участи и все более сожалеет о том, что не умер предыдущей ночью. Сорвав с пленника одежду, охотники подтаскивают его к вождю, восседающему в окружении старейшин на троне из полированного бамбука. Одобрительно оглядев добычу, вождь отдает команду о подготовке праздничного ужина…

— Но мы же этого не допустим!

— Нет, конечно. Это было бы негуманно. Тем более что в этот драматический момент само провидение приходит на помощь Генри. Внезапно от свиты вождя отделяется стройный силуэт, и к обессилевшему пленнику приближается прекрасная девушка…

— Дочь вождя?

— Она самая. Юная принцесса с интересом разглядывает обнаженного пленника. Никогда раньше она не видела мужчину такой стати, с такой белой кожей, с таким большим…

— IQ, пошляк!

— Генри с трудом размыкает веки и видит над собой миловидное лицо туземки, украшенное изысканной татуировкой, ее выразительные глаза и нежную грудь. И невольно улыбается ей…

— И эта улыбка спасает ему жизнь?

— Вот именно! Ослепительная улыбка, голубые глаза и прочие прелести Генри поражают пылкое сердце принцессы. На мгновение она застывает, завороженная красотой молодого незнакомца, а потом возвращается к отцу и что-то говорит ему, указывая на пленника. Эти слова очень не нравятся дикарям, особенно одному из них, со свирепой раскраской лица и кольцами в носу…

— Жениху принцессы?

— Разумеется. Но девушка вступает с ними в ожесточенный спор. Она доказывает, что изможденный пленник недостаточно вкусен и его нужно хорошенько откормить, прежде чем подать к свадебному столу. Дикари неохотно соглашаются и сажают Генри в тюремную хижину, где начинают щедро кормить тошнотворным бататом и недозрелыми бананами, с нетерпением дожидаясь, когда он дойдет до нужных гастрономических кондиций.

— А что в это время делает белая Пятница?

— Она горько переживает утрату Генри, окончательно осознав, что любила именно его, а не этого грубого мужлана Джона. И буквально на следующий день, когда самодовольный Джон уходит на рыбалку, Мэри тайком отправляется на поиски Генри.

— Она полагает, что это реально? Похоже, ей тоже отказал ее IQ.

— Женской аудитории такой вопрос в голову не придет. Потому что любовь сильнее разума. И они будут всей душой болеть за влюбленную Мэри, которая, в красиво изорванном платье, изнемогая от усталости, бредет по страшному тропическому лесу в поисках любимого. Питаясь дикими бананами и утоляя жажду каплями росы из орхидей невероятной красоты. Но силы ее тают на глазах…

— Заблудилась? Так я и знал! Говорили же ей, дуре…

— Но вот, когда Мэри уже близка к отчаянию, ей слышится неясный шум. Напрягая последние силы, отважная путешественница пробирается сквозь колючие заросли и выходит к затерянному в джунглях водопаду. Его хрустальные струи низвергаются с высокой скалы в бирюзовое озеро, окаймленное пышной растительностью…

— И здесь мы будем снимать самый эффектный эпизод фильма — сцену купания героини. Пленки, конечно, не жалеем.

— О чем речь! Я бы и сам не прочь увидеть эту сцену.

— Увидишь. Когда фильм выйдет на широкий экран. Я приглашу тебя на премьеру. И на церемонию вручения «Оскара».

— Спасибо. Обязательно приду. А кто будет играть эту роль? София Лорен? Клаудиа Кардинале? Элизабет Тейлор?

— Лучшая голливудская блондинка. С параметрами 90–60–90.

— И на этом мы будем стоять насмерть! Не уступим продюсерам ни сантиметра. Все должно быть по высшему разряду!

— Еще бы! Такой сценарий.

— Итак, вволю накупавшись, Мэри выходит из-под освежающих струй водопада и блаженно опускается на теплые прибрежные камни. Капельки воды сверкают на ее шелковистой коже, волосы обрамляют прекрасное лицо, а восхитительная фигура принимает изящную позу. Незаметно героиню охватывает приятная истома…

— И здесь тоже можно не спешить. Но что это?! Чьи-то страшные глаза глядят на Мэри из глубины джунглей!

— И чьи?

— Пока неизвестно. Возможно, безжалостные желтые глаза леопарда. Или страшный немигающий взгляд гигантской анаконды. Или выпученные безумные буркала огромной гориллы…

— Или крокодила?

— Нет, крокодил должен смотреть из воды.

— А если смотрят все?

— Это сильный ход!

— Да, именно так. Алчные взгляды диких животных с жадностью впиваются в нежные изгибы обнаженного женского тела. Камера поочередно показывает соблазнительные фрагменты ее фигуры и, по контрасту, страшные морды чудовищ…

— И долго они будут ею любоваться?

— Нет, минут десять. И вдруг, словно по команде, с громким рычанием звери бросаются на беззащитную девушку!

— Ты что?! Не пугай меня.

— Ага! Значит, сработало. И зрителям тоже кажется, что спасения нет. Но, выскочив на поляну, звери сталкиваются с соперниками. Бешеный огонь ненависти вспыхивает в налитых кровью глазах извечных врагов, и начинается жестокая схватка за добычу…

— Стоп! Давай еще раз пересчитаем весь зверинец. Итак, что мы имеем? Леопард, анаконда, крокодил и горилла. Кого не хватает?

— Ну, я не знаю. Может, дикого кабана с клыками?

— Нет, это неэстетично, зрителям не понравится. А что еще страшное водится в джунглях?

— Да ладно, и четверых хватит! Как раз получается две пары бойцов, а победители выйдут в финал. По олимпийской системе.

— Да, это будет спортивно.

— Итак, в полуфиналах встречаются леопард с анакондой, а горилла — с крокодилом.

— Интересные поединки. Я бы не против посмотреть.

— Все в наших руках! Итак, огромная анаконда пытается задушить леопарда, а тот в ярости вонзает в нее свои страшные клыки…

— А в это время камера выхватывает бешеную борьбу на мелководье. В тучах брызг горилла пытается разомкнуть чудовищные челюсти вцепившегося в нее крокодила…

— Это будут сильные сцены!

— Здесь тоже на пленке не экономим. Я считаю, что из этой пары в финал должна выйти горилла.

— Почему?

— Ну не крокодил же! Кто за него будет болеть?

— Резонно. Тогда и анаконду отсеиваем в полуфинале. Как пресмыкающуюся. Вряд ли у нее будет много болельщиков.

— Согласен. Она с крокодилом разыграет третье место, в утешительном поединке. Но этот матч обычно не представляет спортивного интереса. Все ждут главную схватку — за звание чемпиона джунглей. Она должна быть очень зрелищной. В ходе сражения горилла и леопард будут красиво прыгать по деревьям.

— А кто победит?

— Неизвестно. Потому что Мэри, воспользовавшись суматохой, незаметно скроется в лесу…

— И не захочет досмотреть такой финал?

— Ты же знаешь, как женщины относятся к спорту.

— А мужская аудитория? Нет, так дело не пойдет!

— Ладно. Покажем все. Я считаю, что в честной спортивной борьбе должна победить горилла. По очкам. А леопард будет упорно сопротивляться, но в последнем раунде признает свое поражение и, зализывая раны, уползет в джунгли.

— Главное, чтобы популяция животных не пострадала.

— Да, для Голливуда это очень важно. А что с нашей героиней?

— Счастливо избежав смертельной опасности, отважная путешественница пробирается вдоль русла ручья. День клонится к вечеру, и силы начинают покидать ее уставшее тело. Мэри в отчаянии. И вдруг деревья расступаются, и она выходит к деревне туземцев…

— Тех самых, которые захватили Генри?

— Естественно! Осторожная Мэри, скрываясь в кустах, наблюдает за дикарями и к неописуемой радости замечает выведенного на прогулку Генри. Он жив! Но радость ее сменяется душевной болью: он пленен и страдает. И тогда, напрягая остатки своего IQ, влюбленная девушка придумывает красивый и опасный план: под покровом ночи проникнуть в деревню и спасти любимого из заточения…

— И правильно делает, потому что назавтра в племени намечен праздник, на котором пленник должен сыграть важную роль…

— Роль главного блюда?

— Да, украшения стола. И Генри, как интеллектуалу, это очень обидно. Но еще обиднее, что закуской ему придется стать на свадьбе своего мерзкого соперника. Который будет со злорадством выбирать лучшие куски, и можно даже себе представить, какие…

— Об этом же догадывается дочь вождя. Она снова пытается уговорить отца отсрочить мероприятие, но тот непреклонен: племя хочет кушать. А он, как любой начальник, обязан кормить людей. Обеспечить своему народу мясо и зрелища. Cosi fan tutte^*.

— Он что, и латынь знал?!

— Это авторская речь. И чему вас там учат, в средних школах?

— Латыни и церковнославянскому, слава богу, уже не учат.

— И зря. Итак, вождь непримирим, и принцессу начинают готовить к свадьбе — самому счастливому событию в жизни женщины…

— Где за праздничным столом ей предстоит встретиться с обоими женихами, один из которых будет присутствовать на нем в жареном, пареном, вареном и маринованном виде. Украшенный свежей зеленью, специями и приправами…

— Принцесса в отчаянии! Ей приходится делать роковой выбор — между любовью к отцу и к голубоглазому красавцу. Всю ночь она страдает, раздираемая противоречиями, и не может сомкнуть глаз…

— А в это время ее белая соперница крадется по деревне мирно спящих людоедов и незамеченной проникает в хижину пленника. И здесь мы снимаем сцену встречи влюбленных, которая должна произвести неизгладимое впечатление на женскую часть зрителей.

— Будь спокоен. Все будет по законам жанра: сначала испуг и вскрик, затем слезы счастья в сияющих глазах, радостные объятия и жаркий шепот. Потом отважная девушка перегрызет зубами толстые веревки, связывающие руки и ноги пленника. И вот беглецы, крадучись, выходят из хижины. Их не видит никто. Кроме…

— Влюбленной принцессы! А она что задумала?

Так поступают все.

— А как бы ты поступил на ее месте?

— Я не знаю психологию дочерей вождей племен людоедов.

— Сейчас узнаем. Итак, беглецы крадутся по залитой лунным светом деревне, прячась в тени хижин. И вдруг Генри чувствует чье-то прикосновение. Он оглядывается и видит отсвет луны на темной коже и блеск выразительных глаз. Он узнает дочь вождя, и отчаяние вновь охватывает его. Мэри испуганно вскрикивает, но дочь вождя прикладывает палец к губам и увлекает их к берегу реки. Да, она сделала выбор в пользу любви и решила бежать вместе с ними!

— А ее не смущает наличие белой подруги у любимого?

— Отнюдь. В тех краях две-три жены у любимого мужчины не помеха женскому счастью. Она быстро отвязывает лодку, и беглецы отплывают вниз по течению, по направлению к океану…

— И это спасение?

— Ну что ты! Едва забрезжил рассвет, как злобный и подозрительный жених обнаруживает пропажу принцессы и пленника и поднимает страшный крик. Воины племени, во главе с вождем, бросаются в погоню. Взбешенные потерей невесты и праздничного ужина, они гребут с дикой силой. И вот они видят беглецов, налегают на весла и неуклонно их настигают. Выпущенные дикарями стрелы свистят над головами несчастных и втыкаются в их лодку. Беглецы в отчаянии. Отважная туземка встает во весь рост и выкрикивает в адрес преследователей проклятия…

— С использованием местных идиоматических выражений?

— Самых отборных. И в этот момент ее отвергнутый жених, со зверской улыбкой на лице прицеливается в изнемогающего Генри и с яростным криком выпускает стрелу, отравленную ядом кураре…

— Которая пронзает трепетную грудь юной принцессы!

— Ее самую. Смертельно раненая девушка, покачнувшись, поворачивается к любимому, и ее побледневшие губы в последний раз произносят его имя. Капелька крови появляется в уголке ее рта, глаза затуманиваются, и прекрасная людоедка падает за борт…

— Безумный вопль раздается из лодки туземцев! Безутешный отец подхватывает из воды безжизненное тело дочери, поднимает в лодку и горько рыдает над ним. А потрясенные этой душераздирающей сценой воины с ужасным ревом и остервенением налегают на весла. Гибель Мэри и Генри кажется неотвратимой…

— Но что это? Громкий выстрел судовой пушки раздается над гладью воды! Дикари вздрагивают и опускают весла. Да, это в бухту входит королевский фрегат. Спасение близко! За поворотом реки открывается вид на океанскую лагуну и силуэт корабля с белоснежными парусами. Но туземцы почти настигли беглецов. Их мускулистые татуированные руки тянутся к корме уплывающей лодки…

— Я весь дрожу. Неужели это конец?

— Нет! Это очередная кульминация сюжета. Неожиданно на головы преследователей обрушивается град камней!

— Откуда? Неужели это Джон? А он откуда взялся? Это нужно как-то обосновать.

— Не проблема. Обнаружив исчезновение Мэри, Джон пытается найти ее в джунглях. После долгих поисков он тоже выходит к водопаду и видит следы кровавой схватки. И понимает, что случилось непоправимое. Ужасные картины гибели возлюбленной в лапах диких зверей возникают в его воспаленном мозгу. Он осознает свою вину в гибели товарищей и горько кается в содеянном…

— А скупая мужская слеза стекает по его небритой щеке.

— Да, Джон внутренне переродился. О, если бы судьба дала ему шанс! Но джунгли мрачно молчат. Но вот, однажды на рассвете он замечает на горизонте силуэт приближающегося парусника и бросается к берегу океана. И оказывается там в самый драматичный момент погони. И с радостным изумлением видит, что его друзья живы! Всевышний услышал его молитвы!

— Но им угрожает смертельная опасность, и Джон, ни минуты не колеблясь, вступает в схватку с десятками вооруженных дикарей. Он швыряет в преследователей все, что попадается под руку — камни, кокосовые орехи, окаменевшие фекалии гиппопотама…

— Что считается особым оскорблением в этой местности.

— И тогда взбешенные туземцы, забыв о беглецах, направляют всю мощь своего оружия на новую цель. Десятки стрел взмывают в воздух и вонзаются в мускулистое тело отважного Джона…

— Который с именем Мэри на устах и поднятым камнем в руках падает в реку, обагряя ее своей кровью. И последнее, что он видит угасающим взором, это лодка, в которой Генри и Мэри все дальше уплывают по водам лагуны к спасительному силуэту корабля…

— И это хэппи-энд? Ну, слава богу! А я так волновался…

— Ну что? Как бы ты оценил это эпическое произведение?

— Как соавтору, мне трудно судить. Только взыскательный зритель и беспощадное время вынесут ему окончательный приговор. Но, честно говоря, оригинальностью сюжет не отличается.

— Не беда. Шекспир тоже пересказывал известные сюжеты.

— Тогда ладно. А чего это нас занесло на необитаемый остров?

— А хрен его знает. Ну что, рванем завтра на озеро?

— Давай. В девять, как обычно.

Итак, раннее субботнее утро. Я просыпаюсь от солнечного луча, упавшего на лицо. Раскрываю глаза и вижу за окном безоблачное небо и веселую игру лучей в зелени листвы. Ура! Сегодня будет отличный денек! Зажмуриваюсь и невольно потягиваюсь — сладко-сладко! Вытягиваюсь в струнку, до самых кончиков пальцев, и с привычной радостью чувствую волну молодой силы, прокатывающейся по всему стройному, мускулистому телу, легкость ног, упругость мышц, тонкую талию, которую всю можно охватить пальцами двух рук. Все прекрасно, все просто замечательно! Суббота — лучшее утро недели, и можно бы еще поваляться в постели, но раздается стук в дверь, и на пороге комнаты появляется улыбающийся Сергей: «Труба трубит трубу! Вставайте, граф, рассвет уже полощется!» Я отвечаю что-то вроде: «Барабан, не барабань — я не встану в эту рань!», но тут же вскакиваю и быстро собираюсь. Еще с вечера заготовлен рюкзак, в который уложены надувной матрас и казенное байковое одеяло, волейбольный мяч, бадминтон, пара бутылок столового вина, хлеб, несколько банок рыбных консервов. Я прихватываю транзисторный приемник и фотоаппарат, а он палатку и гитару. К отдыху готовы? Всегда готовы! И уже через полчаса, с рюкзаком и гитарой наперевес, бодро сбегаем с крыльца общежития в свежесть летнего утра. По пути заходим в столовую. Она, пустая в этот ранний час, вся пронизана солнечными лучами, в ней пахнет подгоревшим молоком, громко переговариваются, гремя посудой, поварихи. По-быстрому съедаем традиционную яичницу и кофе с булочкой. Потом, не теряя времени, добираемся до остановки загородного маршрута и запрыгиваем в отходящий автобус. Среди пассажиров замечаем знакомых, которые тоже направляются на озеро, подсаживаемся к ним и дальше едем вместе, под смех и шутки. Автобус катит по городу, подбирая на остановках дачников и отдыхающих, и, наконец, выезжает на загородную трассу. За окнами проплывает череда частных домиков, утопающих в садах и виноградниках. Солнце набирает силу, нагревает сиденья, весело сияет на поручнях, обещая жаркий день. Утренний ветерок врывается в окна, обдувает загорелые лица, треплет расстегнутые воротники рубашек. Хорошо! Мы о чем-то болтаем, смеемся, а впереди у нас два выходных дня, и все нас радует, и настроение у нас превосходное.

Но вот и конечная остановка. Огромное загородное озеро, словно море, поблескивает сквозь пышную прибрежную зелень. На его противоположной стороне, в десяти минутах ходьбы, наш пляж. Подхватываем вещи и направляемся к месту отдыха, по тропинке, петляющей в высоких зарослях прибрежных камышей. По пути останавливаемся и делаем несколько снимков на память. Так он и сохранился, отпечатанный с цветного слайда, образ тех наших веселых дней: я в линялых джинсах и в рубашке в черно-желтую полоску, завязанную узелком на животе, с гитарой на плече, и он в бордовой тенниске и серых брюках, с рюкзаком за спиной. Безмятежно улыбаясь, стоим на фоне зеленой стены камыша и смотрим в объектив, в далекое, неизвестное будущее. Теперь, когда я гляжу на потускневший отпечаток слайда, мне кажется прекрасным не оно, это уже наступившее будущее, а то наше далекое прошлое.

Наконец камыши расступаются, и тропинка выводит нас к пляжу. Отдыхающие приветствуют нас радостными возгласами. И мы тоже рады их видеть, потому что все они симпатичные, замечательные ребята. Где она теперь, та полузабытая реакция окружающих, то постоянное ощущение интереса и дружелюбия, которым мы окружены в молодости? Каким естественным и само собой разумеющимся кажется оно нам в наши юные годы! Всюду нас встречают улыбки друзей и даже совершенно незнакомых людей. Нам радуются искренне, как детям и цветам. И любят нас не за какие-то заслуги и успехи, а просто потому, что мы такие как есть. Увы, это счастливое ощущение всеобщего внимания столь же преходяще, как и сама молодость, и с возрастом мы все чаще натыкаемся на равнодушные взгляды окружающих. И уже сами ищем ответный интерес в глазах людей, которые нам симпатичны. И все реже его находим.

А в этот летний день нам радуется сама природа. Солнце набирает силу, искрится на ленивой волне, легкий ветерок набегает с озера, обдувает наши разогретые тела. Скорее в воду! Быстро раздеваемся и с разбегу, поднимая фонтаны брызг, бросаемся в ее прохладу. Хорошо! Он плывет гибко и мощно, словно дельфин в родной стихии, и с первых же гребков вырывается вперед. Я знаю, что мне за ним не угнаться, и плыву не спеша, в свое удовольствие. Прогревшаяся на поверхности вода ласково обнимает, гладит кожу, перемешивается с поднятыми снизу прохладными струями, скользит вдоль тела волшебной свежестью. Неземное наслаждение! Переворачиваюсь на спину, лежу в невесомости, пошевеливая руками и ногами, бездумно-счастливо гляжу в безоблачное южное небо. Тишина, покой, благодать. Но вот, нарезвившись где-то на середине озера, он возвращается назад. Его любимым стилем был изобретенный им баттерфляй на спине. Традиционно на спине плывут, совершая поочередные гребки, как в кроле. А он делал гребок двумя руками сразу, выбрасываясь из воды мощным толчком ног, как в баттерфляе. Я тоже освоил этот способ, и он мне очень понравился — так я плыл быстрее и меньше уставал. Странно, что этот стиль до сих пор не входит в программу Олимпийских игр. Я предложил ему подать заявку в международную федерацию плавания, на что он лишь рассмеялся: «Языков я не знаю, Петька, вот в чем беда».

Вдоволь накупавшись, выходим на берег, подтянутые, стройные, как молодые боги. Капли воды сверкают на наших спортивных торсах, мышцы поигрывают под загорелой кожей, ноги легко и пружинисто ступают по прибрежному песку. Мы идем вдоль кромки воды, смеемся, перекидываемся шутками с друзьями и знакомыми, чувствуем на себе волнующие женские взгляды, и все это нам очень нравится. Молодость, беззаботная молодость, как ты хороша! Пока ты с нами, ты кажешься естественной и вечной. Мы не замечаем тебя в обыденности жизни и только потом, годы спустя, утратив тебя, понимаем, как ты мимолетна. И как прав был тот гениальный белокурый шалопай, пропевший тебе вечную славу: «Будь же ты вовек благословенно, что пришло процвесть и умереть!»

А между тем дело идет к полудню. Становится жарковато. Мы переносим пожитки к небольшой рощице акаций и растягиваемся в их зыбкой тени. Я перелистываю поэтический сборник, а он что-то мурлычет, перебирая струны гитары. Ее звуки действуют магически, и вокруг нас собирается кружок знакомых. Кто-то подпевает, кто-то рассказывает анекдоты и смешные истории. Потом снова купаемся, играем в мяч, бадминтон. Кто-то отправляется на лодочную станцию, чтобы пригнать лодку и кататься на ней, пока не надоест, а иногда раскошеливаемся на катер и водные лыжи. В те годы этот вид спорта был еще в новинку, и мы пытались его освоить. Сложнее всего было подняться из воды за катером, поскольку причала на нашей стороне не было. Помню, как впервые выбравшись на поверхность, судорожно пытался удержать равновесие на бьющей в ноги непривычно жесткой воде. Со стороны кажется, будто это легко и приятно, как в песне: «Вслед за мной на водных лыжах ты летишь». В действительности это серьезная физическая нагрузка, а ощущения такие, будто тебя волокут на доске по асфальту. И только он носился по глади озера, как водный бог. Делал красивые виражи, перехватывая рукоятку троса из одной руки в другую, и даже изображал какие-то элементы водной акробатики. Иногда, подговорив моториста, пролетал в нескольких метрах от берега и, заложив крутой вираж, окатывал нас, стоящих на берегу, веером брызг. Девицы притворно визжали, а мужики грозили ему вслед кулаками.

Конец ознакомительного фрагмента.