Keep out 2

Игорь Николаевич Святкин, 2021

В первой части истории вечно молодой герой отправляется в далёкое космическое путешествие, чтобы найти девушку, которая исчезла более полувека назад в результате падения инопланетного куба на престижный американский детский загородный лагерь "Keep out". (Он получил свой подарок в виде застывшей внешности ценой потери любимой девушки). Герой оказывается в материализовавшейся мечте, которой он грезил много десятилетий. Станет ли он счастливым? Ждала ли девушка его? Также он узнает некоторые подробности о жизнедеятельности инопланетян, и о причинах случившегося в прошлом инцидента в лагере. После длительного пребывания в сказке, герой возвращается в реальный мир, где ему придётся адаптироваться под новые условия. Мир изменится. Ему будет предоставлен второй шанс начать жизнь сначала, как будто не было инцидента и не было застывшей внешности. У него будет амнезия, и сдвинется год рождения. Для своих новых друзей он станет супергероем и причиной верить в то, что чудеса возможны.

I. Сказка

Глава 1. В которой Джонатан отправляется к месту назначения, нарушая законы физики

На свете есть столь серьёзные вещи,

что говорить о них можно только шутя.

Нильс Хенрик Давид Бор

Несколько глав предстоящей истории (в части Сказка) написаны от лица инопланетян… В конце концов, кто мог заниматься написанием истории с различными художественными особенностями где-то там, далеко от дома? Стоит отметить, что они не лишены своеобразного чувства юмора.

* * *

Немного поспешно мы распрощались с Землёй.

А как должно выглядеть «неспешное прощание»?

Мгновение назад ты стоял и разговаривал с подростками, окруженный деревьями Вудлэнда; чуть менее чем мгновение назад девушка по имени Розалита Хьюз бросила в твою сторону магический инопланетный куб, который разлетелся на триллионы осколков, ударившись о землю; осколки породили эффект вспышки, а вспышка запустила необратимый процесс.

За вспышкой последовала кратковременная потеря памяти.

* * *

Чудесною силой Джонатан вспорхнул с поверхности земли и устремился к небесам, быстро преодолевая границы и барьеры. (Нам изначально казалось, что вспышка запускала телепортацию, но она запустила что-то другое.)

Удивительно, он совсем не чувствовал сопротивления, а великие силы физики будто бы работали иначе, вернее говоря, по-другому, не жестко по науке, а как-то творчески, самобытно и странно.

Например, нам точно было известно, что скорость подъема Джонатана вверх была не меньшей, чем у ракеты. Но «ветром», так сказать, не обдувало. (Смешно звучит, но это правда!) Напротив, был легкий бриз, который немного игрался в волосах и развевал официальный костюм с белой рубашкой, что придавало особенный шарм нашему герою.

Затем открылся еще более заманчивый вид — на открытый космос, на черноту и бесконечность возможностей. Здесь скорость полета многократно увеличилась, но способность дышать сохранилась (помним про творческий подход), а легкий бриз пытался внести разнообразие в восторженность Джонатана по поводу необычного путешествия и нескончаемые тревоги по поводу неопределенности его завершения.

То есть молодой человек сам выступал в роли космического судна, а двигательною силою обозначалось кое-что, нам пока неизвестное. (Может быть, и в будущем не узнаем.) В наличии был невидимый кондиционер с приятными ароматами.

Он пролетал мимо планет, и перед каждой из них скорость «космического судна» заметно снижалась, будто бы и вовсе планировалось сделать остановку, словно это такси. Однако полной остановки ни на одной из планет не было. Джонатану вроде как давали возможность рассмотреть и насладиться видом. Еще раз повторим, никакого сопротивления не было.

По результатам гигантского пройденного пути он оказался в неизвестном пространстве. А также в этих замечательных краях стали происходить всякие глупости. Мы не будем останавливаться на них, просто один пример приведем.

Несколько планет, таких больших и красивых, как Юпитер и Сатурн, наш герой просто пролетел насквозь, будто бы они были голограммами, туманами, сгустками разноцветных газов, подобно тем, что радуют людей на разных мероприятиях. А звезды, размеры которых приводить не обязательно, брал в руки как резиновые шарики, вдруг материализовавшись (попробуем сравнить) в одну из личностей, сворачивающих горы, когда они влюблены.

В общем, сократим обзор нашего путешествия и окажемся в точке приземления.

Вот какая-то планета. Отправляемся к ней. Кругом космические дебри. Спускаемся. Вот уже поверхность виднеется.

Здесь вроде бы есть атмосфера. Какая-то растительность. Знакомая структура неба, если можно так сказать. (Как мы поняли, если в нашем путешествии нет атмосферы, ее добавят. Она нужна для дела.)

Короче говоря, мы бы сказали, что эта планета есть Земля-штрих — место знакомое и понятное, но не совсем и не везде. Подобно человеку, который на первый взгляд кажется нормальным, а когда смотришь пристальнее, обнаруживаются странности.

Здесь была глубокая ночь. Не пугающая тишина. Листья на деревьях молчали, какая-то песчаная дорога убегала к горизонту.

Джонатан приземлился спящим. Свернулся калачиком, как ребенок. Мы не стали его будить. Немного попозже он проснется сам, и мы опишем, что он увидел.

Глава 2. В которой Джонатан приходит в себя на планете Земля-штрих, а его душа обретает черты юности

Париж! Мой край родной! Я счастлив несказанно.

Простите мне мой вид: совсем неважен он,

Но путешествовать пришлось мне очень странно;

Я весь еще эфиром запылен,

Глаза засыпаны ужасно пылью звездной!

Вот, на моем плаще — кометы волосок!..

Эдмон Ростан «Сирано де Бержерак»

Во сне рисовались грустные, тяжелые и мутные картины о последних днях его жизни на Земле. Пожилой человек с молодым лицом. Проблемы поиска смысла жизни. Таинственная цель и неизбежные скитания в ожидании своего звездного часа…

В болезненном сне к нему являлась Виктория Радужная, далекая девушка его, которую он не видел пятьдесят один год. Целая жизнь была позади…

Казалось, он и не верил в то, что может увидеть ее после стольких лет. На сказку это вовсе не походило.

«И почему же ты, мой друг, спрашивал он сам себя, — так легко отбрасываешь десятки лет, как будто десятки секунд? Почему отбрасываешь все прочие события, словно их не было вовсе? Ожидаешь ли ты увидеть ее застывшей в молодости, как фотографию?»

Джонни рефлекторно, почти с остервенелым усилием искал что-то в кармане пиджака, будучи спящим или притворяющимся таковым, но все карманы были пусты.

«Да где же, где? Записка была в этом кармане. Куда она делась?» — думал Вудворд, чуть ли не задыхаясь. Он написал кое-что своей любимой девушке в этой записке, чтобы передать ей по перемещению (будто бы знал, что встреча возможна), а теперь, переместившись, не мог найти ее в собственной одежде. Просто вылететь и упорхнуть она не могла…

* * *

Джонатан проснулся совершенно разбитым. Безумная усталость обрушилась на него.

На миг он почувствовал себя бесконечно равнодушным ко всему, бесконечно усталым от всего, бесконечно во всем разочарованным. Или это называется взрослостью?

Но все дурные тяжелые чувства и мысли стали понемногу исчезать, освобождая его от необходимости их испытывать.

Что делает душу человека старой, изношенной? Сумма глупых надрывных исторически не решенных вопросов? Количество пережитых… Стоп! Душа Джонатана молодела. Как это было замечательно! Подобно ручейку, подобно установочной программе с процентным ходом выполнения. Взгляд, успевший стать тревожным, грустным, немного раздраженным за время этого особенного путешествия, постепенно становился добрее, мягче, свежее…

Да здравствует молодость! Мозг становился более восприимчив к чуду. Мы бы вот что сказали: «Когда я был таким большим, как папа…» и далее: «Когда я вмиг вдруг стал таким большим, как папа, вновь захотелось превратиться в чадо». Слова, слова, не более.

Впрочем, где это мы? В местечке, которое мы скромно обозвали Земля-штрих, не особенно увлекаясь с определениями. Потенциальная планета Земля.

Время на часах: 22:25 (Что это значит?) Сумерки. Быстро темнело. Знакомые в виде луны и звезд, начавшие проявляться на темнеющем небе. Песчаная дорожка среди нетронутых зеленых или вспаханных полей, что ночью сродняются с бесконечностью в черно-белой танцующей или замирающей в неподвижности кавалькаде.

Окрестности являлись, вероятно, сельской местностью. Бедное воображение уловило мурлыканье музыкального автомата из ресторана-кафешки в центре пути одинокой загородной дороги, названного логично «Lonely girl with a little cup (of coffee)»,^[1] отбрасывающего ночью своей неоновой вывеской зеленые буквы на песок. Ресторан и Джонатан будто бы нарушали покой девственной природы, появившись и начав копошиться.

Но оставим эту ненужную фантазию. Джонатан — дитя. Он валялся прямо на дороге, подложив руки за голову и задрав коленки, и мечтал. Звезды в небе будто щелкали. Торнадо классических человеческих событий слегка крутанулось. Мгновение, которое нужно было бы запечатлеть. Восьмидесятилетний мальчишка со свежими мозгами с горящим взглядом, устремленным в небо. Подобно мудрецу, он неспешно поднялся, спокойно осмотрелся по сторонам и решил идти по дороге в восточном направлении.

Миссия практически завершена. Теперь спешить и волноваться нет никакой причины.

Хорошо вот так идти по проселочной дороге десятки минут, часы. Так легко думается! Сколько километров он уже прошел? Подползла кромешная тьма…

Впереди виднелись кукурузные поля, чем-то знакомые и чем-то незнакомые. Океан живых небоскребов. В душе загорелся костер.

Райское воспоминание под свинговую музыку съело на миг его сознание. Сказочное чаепитие дома, в кругу родных, и почему-то тишина в качестве незваного гостя. Никто ничего не говорит, хотя, кажется, рты открываются. Улыбки, беззвучное чоканье бокалов и чашек, солнце, освещающее комнату до состояния сказки.

«Какой год вспоминаю? И хочу узнать, и нет. Куда ведет дорога? И хочу узнать, и нет», — подумал парень. Какая неуверенность, черт возьми!

«Я вспомнил. Это Рождество 1932 года! Почему вдруг?» — произнес Джонатан вслух.

Потенциальная Родина

И вот оно, кукурузное поле и дорога, утонувшая в нем. Темно и очень тихо. Надеемся, пугало не напугало Джонни. Мы на Земле, или это что-то другое?

Он жил в этих краях, которые сейчас видел, некоторые годы жизни — с рождения до юности. По крайне мере, они казались своими. Причем выглядели они как в первой трети XX столетия. Не хватало только увидеть автомобиля тридцатых годов, чтобы красноречиво это подтвердить.

Ему почему-то захотелось заплакать от того чувства, которое на него нахлынуло: никого и ничего родного давно уж здесь и нет. Почему? Разве пришло время умирать? Разве они уже давно умерли? Вот же, вот же недавно ма пекла печенье «для бедных», поедая которое, ощущал себя богатым джентльменом.

А ведь это было семьдесят шесть лет назад. Для многих — история, а для кого-то отрывок из памяти, теперь уже окаменевший отрывок. Печально? Хорошо, скажем иначе, просто есть люди в возрасте, для которых какой-то год значит что-то большее, чем для молодёжи.

Благо, в старости плакать можно. Много причин можно собрать. В старости? Какая старость? Руки такие молодые, лицо чуть ли не подростковое, такое юное!

Да, безусловно, мелькнула приятная мысль, что вся жизнь, возможно, была лишь глупым кошмаром, неприятным сновидением, где всё пошло неправильно, где не получилось так, как хотелось. Вот он, мальчишка, идёт домой с одинокой прогулки в природных дебрях. Дома ждут. Будут идти годы, он повзрослеет. Всё будет идти правильным чередом. Он познакомится с хорошей девушкой по имени Виктория Радужная, почти сразу почувствует родство душ. Будет представлять ее милое задумчивое личико. Она такая добрая! Его душевные порывы будут расцветать. Он найдет хороших верных друзей, с которыми пройдет жизненный путь. Хорошо прожил тот, кто прожил незаметно — таково будет его убеждение…

Кукурузное поле закончилось. Далее начиналась скалистая местность. 23:48.

Узкая тропинка петляла между скал и огромных валунов. Неприятная тишина прерывалась громким эхом, тоже неприятным. Джонатан медленно передвигался, поднимаясь и опускаясь, преодолевая препятствия.

Наконец кто-то решил избавить Джонатана от одиночества. Некто совсем близко волнительно прошептал: «Джонни!.. Джонатан, родной, милый, послушай!..»

Глава 3. В которой Джонатан разговаривает со старыми знакомыми, а разговор принимает странный оборот

«Мы оптимистичны, Джонатан, бесконечно оптимистичны», — громким и хриплым, усталым и серьезным голосом человека произнес где-то из темноты, среди бесчисленных унылых камней, Неизвестный, будто годами пытавшийся кому-то что-то доказать. Это был словно ученый, который выражал уверенность в себе.

Джонатана это разозлило, будто комар залетел в ухо и громко пискнул.

— А Джонни наш нытик и не всегда устойчив к психологическому давлению. Вот нам будет забава! — сказал кто-то поблизости шепотом погромче.

— А? — перепугался Джонни.

— Мы рады приветствовать тебя, Джонатан Вудворд, — прокричал чей-то ребяческий насмешливый голосок неизвестно откуда — то ли далеко, то ли близко, то ли из головы самого Джонатана. — Каждому веку свой повод для слез.

— А?

— Да здесь, неподалеку. Это мы, шаловливые инопланетяне! Не крути шариками понапрасну. Пару единиц десятков сотен тысяч миллионов километров. Или каких-нибудь световых лет, или парсеков. Или от тебя в двух метрах. Для нас это не важно. Для нас вообще всё неважно. Песочница наша и правила наши. Наша, миленькая! Тебе нужен пример? Вот он. Ты ведь не рассчитываешь мизерные расстоянья, когда выходишь погулять во дворе дома?

— Нет. Появись! Надоело общаться вслепую. Ты ведь где-то рядом? — Джонатан, кажется, тоже стал себя вести как ребёнок.

— Ну и зачем ты это ляпнул? О… Ну и что. Землянин, ты такой глупый! Даже у вас есть радиосвязь, не говоря о нас. Назови нашу беседу, пожалуй, телепатией. Как хочешь. Не развязывай язык, чтобы его развязать. Топай ножками, скоро придешь туда, куда нужно.

— А что есть истина? Что есть ответ на все вопросы? Без высоких слов, пожалуйста. Можно без выражения.

— Дурак! Неинтересно с тобой играть!

— Я думал, вдруг сглупите — скажете случайно. И я домой пойду с чувством полной просветленности. Если ты не почемучка, ляг спать на мягкую кровать. Я свою часть сделки выполнил. Принял правильное решение. Так что дайте то, что вы мне обещали. Я на верном пути?

— Глупим, но только ради дурной шутки. Кстати, здесь никто тебя не укусит: ни змея, ни волк, ни лев. А мы стараемся завязывать себе бант на функцию «Чтение мыслей и будущих ситуаций», чтобы ослеплять ее. Разговаривать с тобою было бы категорически невозможно. (Хотя и так довольно сложно, ведь ты тупой.) Естественные вещи, не правда ли?

— Думаю, да.

— Должны признать, ты своеобразно исполнил часть своей сделки. Нам понравилось.

— Надеюсь, больше приключений не будет?

— А почему ты отказываешься от приключений?

— Надоело. Просто хочу вернуться домой. Я иду в верном направлении?

— Да, конечно, Джонатан.

— Правда? Это не очередные игры или еще что-нибудь? Хотя какой смысл у вас спрашивать?

— Нам хотелось бы, чтобы ты поучаствовал в одном очень серьезном опросе. Хочешь узнать зачем?

— Да бросьте вы! Мне не хочется участвовать в этом. Задавать вопрос «Зачем». Как-то изначально надоело.

— Ты боишься нас, Джонатан?

— Думаю, нет.

— Почему?

— Во-первых, потому что вы меня еще не пугали. Я иду себе в свое удовольствие к женщине, которую всю жизнь мечтал вновь увидеть.

— Нам одиноко, Джонатан.

— И почему же?

— Люди совсем перестали нами интересоваться. Вернее говоря, какой-то некрасивый у них интерес стал. Почти смеются над нами. Мы как шутка, как клоуны.

— Это ваши проблемы. Что, не хватает грозного всемогущества? Чужого страха? Это же не убавило у вас сил?

— Нет.

— Да и самое забавное, что полноценного признания вашего существования нет. Допустим, вы где-то есть. Все такие умные, сильные. И что от этого? Что я могу сказать на примере собственной жизни? Вы мне ее испортили. Вы уничтожили детский загородный лагерь «Держись подальше» со всеми находившимися там людьми. Как корабль назовешь, так он и поплывет. Вы как террористы. Какой мотив? Зачем нужна эта акция? В лагере была девушка по имени Виктория Радужная, и она хотела сказать, что мы с ней помолвлены. А тут вы со своими кубами. Я всю жизнь был человеком мнительным, обидчивым, неправильным. С самого подросткового возраста. А этот случай вообще перевернул абсолютно всё в моей голове. Дурные ростки образовали джунгли, дурная кровь вскипела — и я совершил жестокое убийство. Вы понимаете, что вы натворили?

— Это не урок морали и этики для высших существ, Джонатан.

— А это и не общение между низшим и высшим классом. Раз снизошли до общения со мной, так и слушайте моё мнение.

— Мы просто шутим, Джонатан.

— Хорошие у вас шутки!

— Мы ведь вылечили твою душу, успокоили.

— Ага, сначала вы страшным образом ломаете мою жизнь, а потом чудесным образом лечите, успокаиваете мою душу. Готово! Сон, сон во сне, астралы, воображенья, амнезии, фантастики, прочь!

— Мы просто так не исчезнем.

— Боже мой, что вам еще нужно от меня? Я уже на вашей территории.

— Да, еще кое-что осталось.

— Неужели вас волнуют какие-то крошечные различия, так сказать, субъективно положительные или отрицательные, между человеческими особями (точками) для того, чтобы одного увлечь своими детскими играми… пшпуре… кряк! ляуля… шшшшш… [помехи в связи, Джонни подзабыл, как говорить]… Просто потому что кто-то не задаст определенных вопросов, слишком детских, чтобы быть взрослыми, слишком взрослыми, чтобы быть детскими. Я та же средняя величина, но, так сказать, всё еще не повзрослевшая. Годы за спиной есть, но события зрелости не свершилось. Алиса мужского пола и солидного возраста в инопланетном Зазеркалье. Аномалия. А вы гово…уше…жфодед! Вур кинталкл!.. шшшшшшш…

— Прекрати, Джонни! Навеваешь скуку. Ты так подробно разглагольствуешь, что мы сейчас расплачемся, — сказали инопланетяне голосом юной Алисы Лидделл. — Кажется, нам стал приедаться твой писк. Тебе восемьдесят лет, а не двенадцать! Для человека это должно быть важно, поверь. Хотя на самом деле нет. А еще так беспечно заявляешь о своей детскости! Ты не дурак, случаем?

— Вы провокаторы. Сами первые начинаете, а меня обвиняете. Я могу идти сам по себе.

— А наш дружок думает, наверное, что он единственный? А?

— Ну вот, вновь демонстрируете это! Нет, я так не думаю. Я не создаю никаких научных теорий. Но для этого раза, раз уж вы есть, скажу, что всяких «людей» и разумных существ во Вселенной очень много. Это не теория, повторюсь. Просто мысль для этого раза. Очень много «единственных» и «избранных». Так много, что если их всех проафишировать, то все мы — «единственные» мигом обесценимся. Зачем опять валять дурака? Вы поняли всех людей во все их времена за микросекунды. Но жизнь продолжается, и продолжается инерция мышления. Вы никому не нужны, но уровень самомнения от этого не снижается. Наоборот оно даже проголодалось. Живете в собственном мире. Фантазеры, несчастливцы. Жалко вас, слезы. Слезы текут ручьями, слезы текут морями, слезы текут океанами. Безграничность положительного и отрицательного. Разбирайте задаром! Пожалуйста, люди, обратите же внимание на инопланетян и их тарелки! Пожалуйста, умоляем. Просим. Иначе они умрут с голоду. Подайте им на пропитание! 2008 год на дворе, они тоже хотят есть. Не проходите мимо!

— Где ты видел тарелки? Тебе нужны летающие тарелки?

— Нет. Насмотрелся в кино в своё время.

— Мы могли бы взорвать твою планету. В частицы тебя сломать и склеить обратно. Страшно?

— А на центральной площади крупного города Земли выступить не планируете? Может быть, боитесь ответственности? Ты либо уничтожаешь, либо порабощаешь, либо создаешь почву для прекрасной многовековой дружбы. Может, еще какие-то варианты есть. В тени, например, быть. Зачем-то. Банальная болтовня.

— Спасибо, ты нас вразумил. Обязательно напечатай книгу «Общение с инопланетянами по Вудворду (психология астрономии)».

— Мы с вами говорим на разных языках, или вы притворяетесь зачем-то.

— Притворяемся.

— Большое спасибо за откровенность. И за полезную беседу тоже.

— Пожалуйста. Обращайся.

— Если хотите, можем закончить наш замечательный разговор.

— Ты зациклился на театральности нашей встречи. Это хорошо. Хочешь испугаться? Можем устроить, но не любим такого. Не любим простоту исхода. Не любим насилие — оно нам приелось. Так давно приелось… Столько уж воды утекло… [изображая старческое кряхтение] кхр-кхр… О, неужели ты думаешь, что это нас забавляет? Ты слишком кислого о нас мнения, дружок. Впрочем, нам и это приятно. Нам всё приятно: и доля, и целое. Мы идеальные в своей противоречивости. Кстати, не хочется тебе говорить, но у тебя нет ни единого шанса нам что-либо плохое сделать. Мы можем с легкостью хамелеонствовать во многих вопросах. Мы можем обратиться точной копией любого существа и материи. И никто не догадается, что это были мы. Никто и никогда. Мы не хвастаемся — мы просто так говорим.

— Хорошо, — сказал Джонни равнодушно, — что просто так это сказали.

— Смешной ты! Шутим мы, шутим! Но можем.

— Понимаю. Вы можете оставить меня в покое? Долго мне еще идти?

— Не спеши по дороге мечты. На рассвете придешь. Мы можем молчать и не говорить ничего вообще. Тебе станет скучно, смертельно скучно и даже страшно, ибо время и одичалость разрушительным потенциалом обладают, а так хоть побеседовать с кем есть. Ты слушаешь? Это ведь тебе нужно, а не нам! Страх одичалости сильнее страха увидеть нас. Так или иначе, мы всё равно собираемся заткнуться. Собственно, иди гуляй в тишине. А вдруг на планете ты единственный человек? Не боишься?

— Спасибо большое.

— Пожалуйста.

— Хорошо, — сказал Джонни вторично, вновь равнодушно. — Главное, сами не переигрывайте. А то можно от ожирения самомненьем, самодостаточностью и уверенностью превосходства случайно лопнуть. Отпустите меня, пожалуйста. Я не сам с собою?.. — бессмысленно спросил Джонатан.

— Поверь, нет. Верь! Верь! Верь! Хотя, конечно, похоже, что сам с собою. Такое только придумать можно. Пока прощай.

Глава 4. В которой состоится встреча с Алексом и Лизой

Дорога вывела к новому кукурузному полю.

На левой части поля, в нескольких метрах от дороги, среди кукурузных деревьев Джонатан Вудворд услышал детский смех, привлекший его тем, что где-то он его уже слышал. В своем прошлом.

«Да зайди ты!» — мелькнула дерзкая мысль.

Зашуршали растения. К источнику звука добраться было несложно.

Оказалось, что всё удалось.

Алекс и Лиза, те самые^[2], весёлые хохотушки, счастливые, лежали на земле и созерцали звезды, отчасти лепеча юношескую чепуху, отчасти речи, не свойственные детям.

Чрезвычайно умные дети. Следует полагать, влюблены.

Джонатан заулыбался. Милейшая картина.

«Хорошо быть молодым, — быстро подумал Джонатан. — Хорошо также в душе иметь какой-то стержень, чтобы не делать глупостей. Хорошо быть молодым, не болеть и не знать болезней, лишь только уставать, но быстро приходить в себя после отдыха, и грустить — и это вся совокупность ничтожных недугов. Думаешь, так будет вечно. Ты порой и забываешь, что ты человек. Голая душа без телесных ограничений. Прекрасно! Я бабочка, летающая по разноцветному миру».

Джонатан разговаривал о чем-то с Алексом и Лизой. Они были очень рады его видеть, но не очень удивились его появлению. Разговор был тихим, поэтому мы почти ничего не расслышали. Но, как не странно и как уже давным-давно стало обыкновенно, расслышали именно то, что необходимо было расслышать:

— «Keep out»? — со слегка наигранным, но милым удивлением был задан вопрос.

— Ага, — подтвердил Вудворд.

— Ага! — и смех.

— Вы помните вспышку?

— Ой, да так давно это было… Все очень быстро произошло. Помним, конечно. Такое не забывается.

— Виктория не говорила что-нибудь обо мне? — спросил Вудворд, не сдержавшись.

Странный вопрос. Нет, не спрашивала! За полвека тысячу тысяч слов было сказано Викторией, и в них некоторое количество сотен как минимум о нем; в тысячи раз больше было обдумано мыслей, и в них — некоторое множество тысяч как минимум о нем. Не обязательно по любви, но по инерции мышления. Глупый вопрос, как будто всё исчезло лишь пять минут назад, из-за чего друзья и подруги не успели друг по другу соскучиться, но переволновались.

— Иди в лагерь и сам узнай, — проговорил кто-то из них веселым певческим голосом.

«И сам узнай», — повторил про себя осчастливленный Джонатан.

— За горами?

— Ага. А мы здесь еще отдохнем.

«Счастливы» — думал Джонни и словно заряжался их энергией.

— Да, конечно, не буду вам мешать.

С внезапно нахлынувшими радостными чувствами Вудворду не терпелось отправиться в путь. Дети это заметили.

— Чего ждешь? Топай! Интересно, что там с собачонкой Сэмми случилось? М?

— С Сэмми? — Джонатан замялся.

— Успокойся, Джонни. Сэмми где-то неподалеку резвится…

— Правда?! Тот самый?

«Как будто пять минут» — подумал Джонни.

Когда наш герой ушел достаточно далеко, чтобы не увидеть детей при обороте в 180 градусов, но недостаточно, чтобы не услышать их возможные голоса, в воздухе красиво и благородно, приглушенно прозвучало:

— В добрый час, Джонатан! — Алекс и Лиза прокричали эти слова одновременно.

Джонатан побежал от радости. Он вскидывал руки к небу и крутился вокруг своей оси.

«Уверен, эти дети спокойно и счастливо гуляют пятьдесят лет легкой и неунывающей походкой по миру, не зная тревог, хлопот, зла, сомнений. Бытовая жизнь под куполом. Как будто я уже всё знаю. «Ничего сложного».

Практически убежден, что здесь ждет меня именно жизнь бытовая. Такое невероятное спокойствие во всем! Насколько смиренны эти дети!

Нужно постараться или должно повезти, чтобы в пожилом возрасте мы сохранили ясный ум и хорошую память либо стали лучше или мудрее самих себя из более юного периода жизни. Ведь в сущности мы навсегда можем остаться детьми, только изрядно уставшими и заплывшими. Борода, седина и лысина, морщинки, заученные манеры сути особо не меняют».

Виктория была другой. Было у нее какое-то важное внутреннее качество, которое рождается вместе с нами при первых проблесках зари жизни и по большей части умирает к рождению сознательного и самостоятельного существования. Это то важное качество, которое при наличии солнца и регулярного полива теплой водой произрастает в прекраснейший цветок. Доброта ли искренняя, нежность ли, волшебные волнистые волосы, от которых веяло чем-то истинно женским, милым, или еще что-то — Джонатану лучше было знать. Пусть это будет его личным секретом.

За расщелиной, которую Вудворд преодолел за 10 минут, следовала гористая местность, покрытая обильным лесом (сосны, кедры, дубы, пальмы, вязы, секвойи, березы) и прочей бурной растительностью, что являлось, в сущности, неплохой комбинацией элементов флоры со всех континентов планеты Земля. Звуки ночных живых существ. В темноте Джонни шел по тропинке около трёх часов. Лишь луна позволяла ему ориентироваться на местности. Есть пока что не хотелось.

Меж деревьев в ночи…

Джонатан Вудворд явно волновался из-за предстоящей встречи. «У меня даже уши горят. Признаюсь, трушу. Неловкости юных лет вернутся. Сердце застучит, руки затрясутся. Влюблюсь, как будто никогда не было опыта влюбленности… Как школьник, юное дитя».

Эта замечательная жизнь! Идти можешь хоть вечность, главное, чтобы ждала конечная цель, которая тебя как минимум устраивает, а лучше — нравится. А любовь тянет тебя к цели стальными тросами. Уверенность в себе рождается…

Джонни стал веселее идти, как бы пританцовывая, и припевать что-то.

Темнота не устрашала.

А потом нарадовавшись предвкушением и утомившись (утомившись!), что бывает с каждым обыкновенным человеком, идешь, еле ноги тянешь. Попить бы воды, съесть чего-нибудь горячего, поцеловать бы Викторию. Давно не виделись! Она, наверное, будет очень рада.

Где-то, где-то любовь. Где-то, где-то ждут. Уже рядом. Я люблю! Сколько жизненных сил, сколько энергии!

4:44 утра.

Ход по дороге привёл к табличке-указателю: «Солнечная сторона, 0.1 мили».

Глава 5. В которой Джонатан выступает в роли счастливого мальчишки

И вот с тобой сошлись мы вновь.

Твоя рука — в моей.

Я пью за старую любовь,

За дружбу прежних дней!

Роберт Бернс

Вот и пришли. Табличка при входе.

Добро пожаловать в «Солнечную сторону» — бывший лагерь «Держись подальше», телепортировавшийся в неизвестное пространство. Хорошая адаптация. Переименование случилось одним замечательным майским днем 1959 года. Разумеется, какого-то другого 1959-го.

Светало. Ясно и очень тихо, только чуточку стрекотало что-то в чаще.

Возле ворот лагеря по обеим сторонам дороги было закреплено несколько деревянных лавок, на одну из которых присел Джонатан. Прошло минут восемь-девять, он сполз с насиженного места на траву, лег на живот и начал ползти в сторону леса, подобно маленькому ребенку. У него было такое замечательное настроение, что хотелось целовать землю. Он и целовал.

Под лавкой нашел картонную вывеску-табличку. На лицевой стороне было написано: «Солнечная сторона». (Откуда такая любовь к табличкам-указателям?) С обратной же кое-что другое: «Что насчет непосредственно «Солнечной стороны»? Обычный лагерь, но с маленькою загвоздкой — с вечно молодыми обитателями. Ну, или как там правильно выразиться? Ничего предосудительного, совершенно ничего. Фантастическая шутка, ставшая долгосрочной обыденностью. Засасывает, быстро привыкаешь. Но здесь хорошо, правда. Семья. Не напрягает излишнею возвышенностью манер и обстоятельств, в том числе материально-географических. Свобода, весьма, кстати, осязательная. Уйти отсюда нельзя. В общем, добро пожаловать, и желаем счастья!!!» Оригинально.

Еще на траве валялись деревянные таблички с выжженной надписью «Keep out». Зачем? Кто знает! Их было много: KEEP OUT.

Вскоре Джонатан изменил направление и приполз к основанию ворот, где лег на бок, предварительно пригладив траву, которая немного бесновалась. Внешний вид ворот был вполне знакомым. Вудворд развернулся в сторону обратной дороги и с удовольствием о чем-то задумался, пока солнце начинало свою работу. Чуть поодаль переходили дорогу деловые мураши. Важными шагами разгуливали жучки. Хотелось просто полежать и отдохнуть, подумать. «Пять десятков лет всё сохранялось в первозданном состоянии, — подумал он. — Кто-то красил решетки, беседки, дома; чинил сломанное; сохранял дружественную и семейную атмосферу…»

6:08 утра, 21 июля 2008 года. Лучи игрались в зеленом мире. За спиной Джонатана, в лагере, по бетонной тропинке шла спокойная и улыбающаяся женщина средних лет. Звали ее Мелани, но она позже об этом скажет. Изредка царапались тарелки и ложки, грязную гору которых она несла. Чаще слышалось пение.

Вудворд перевернулся на другой бок. Затем встал и принялся выглядывать. Если бы вы посмотрели на ворота и виднеющийся за ними лес, находясь в лагере, то заметили бы голову смотрящего. Он забавлялся, ему хотелось чуточку повременить, насладившись предвкушением сбывающейся мечты.

Женщина подошла к открытому металлическому баку с водой, сложила тарелки и ложки на специальную подставку рядом с баком, открыла кран и начала мыть.

Джонатану Вудворду прочитали на ушко: «Мнемозина снизошла в царство противоречий, где так дерзко поносили ее, и обратилась к ним со следующими словами: «Прощаю вас, дураки. Но помните: без пяти чувств нет памяти, а без памяти нет ума».

«Какие умные речи! Наверное, это значит, что пора идти. Намёк понял», — подумал Джонни.

— А вот и Джонни! Джона-та-н! Пойдем с нами завтракать, — вдруг выкрикнула женщина, посмотрев ему прямо в глаза, — мы тебя ждали, дорогой.

Этот зов был каким-то родным. Вудворд прошел через ворота и закричал: «Хорошо!» Через несколько секунд он подошел к женщине, которая продолжала мыть посуду.

— Я вас знаю? — спросил Джонатан.

— Нет, но ты знаешь моих родителей, — ответила женщина лукаво, — меня зовут Мелани.

— Приятно познакомиться. Интересно, и кто же ваши родители?

— Пока не скажу, Джонни, потом узнаешь.

— Может, помочь?

— Не надо, Джонни, сама справлюсь.

В разговоре как таковом не было необходимости, поэтому Джонатан перестал задавать вопросы. Он постоял в ожидании. Она вечно молодая? Или ее возраст застыл когда-то? Мелани закончила работу и сказала:

— Идем, все будут рады тебя увидеть.

— Все?

Они отправились в путь.

— Вот, вот, в наше старое здание, которое немного изменилось с момента, когда ты последний раз там был. Но ты многое сразу вспомнишь. Пошли.

— Вы меня правда ждали?

— Конечно.

— Разве бывает так, что люди кого-то так долго ждут?

— Бывает.

Они зашли в двухэтажный деревянный дом, на первом этаже которого располагалась кухня и столовая одновременно, а на втором — номера, включая бывший директорский, переделанный в особую комнату для ведения дел управления. Был еще подвал, где хранились игрушки, садовые инструменты и прочие вещи по хозяйству. Не можем не вернуться на второй этаж и не обратить внимание на левую часть коридора, где располагались окна на улицу с широкими ставнями и сказочно танцующими медленный романтический танец белыми шторами с бубенцами. Туда, сквозь окна, можно было заглянуть и полюбоваться природой.

Спустимся вниз и взглянем на Джонатана, который шел походкой человека, разгуливающего по своему дому после длительного отсутствия, но скрывающего радость так, как только можно, лишь проявляя учтивость, отображая на лице улыбку. Неужели правда? Неужели сбылось? Он пожирал глазами всё окружение. Сдерживай эмоции, Джонатан! Осталось чуть-чуть.

Они зашли в угол, где располагалась маленькая столовая. Был довольно длинный стол, являющийся суммой столов маленьких, покрытый белой скатертью. Бежевые мягкие стулья. Тарелки, вилки, ложки, ножи, некоторые блюда, которые можно выложить первыми.

— Садись, где хочешь. Вот, на коленки брось, чтобы не испачкать брюки. Какой ты нарядный! Будь осторожен и не торопись есть.

— Спасибо, — искренне улыбнулся он.

— Завтрак начнется в 7. Скоро начнут подходить. Посиди пока здесь. Скоро начнут подходить. Там и Виктория будет. Все подойдут скоро, я говорила? Могу тебе положить немного салата с картофельными котлетами, если ты голоден. Будешь?

— Да. Гулял, проголодался. Выглядит очень аппетитно.

— Секундочку.

Мелани засуетилась, начала бегать из стороны в сторону, доставляя Джонатану тарелки с блюдами.

— Кушай прямо сейчас, сорок минут ждать долго. Всё равно завтрак в твою честь.

— Вы знали, что я приеду именно сегодня?

— Безусловно.

Тикали минуты, Джонни немного подкрепился. Очень вкусно.

Остальные участники завтрака пришли почти одновременно где-то без десяти семь.

— Без музыки нельзя! Без музыки нельзя! Без той, которая нам больше всего нравится, — громко сказал какой-то мужчина. — Музыка нашей истинной молодости.

Зазвучали песни из промежутка 1930-1950-х годов. Все стали веселее. Подошли к столу и стали рассаживаться.

Некоторых Вудворд сразу же узнал. Алекс и Лиза — влюбленные пташки, которых он видел на кукурузном поле; пухленький Роланд Коллинз — бывший директор лагеря «Держись подальше», а ныне — какой-то управленец в хозяйственных делах, возможно, даже и главный; Николас Батерфлай — старый друг, повар, только что вышедший с душной кухни и раскрасневшийся (как обычно); других знакомых со стародавних времен, которые ничуть не изменились внешне, то есть в плане лиц и, кажется, талии. Одежда вроде немного другая стала. Все они были очень рады видеть Джонатана и рассказывали каждый свою новость, свою маленькую историю. О появлении его они были осведомлены заранее, как мы уже выяснили. Предупреждающие записки и тому подобное. Не так давно, конечно, но сюрприз с появлением был уже сделан. Это даже лучше. Лучше, чем лить слезы и философствовать. Или театрально охать от удивления.

— Здравствуй, друг! — сказал Николас Батерфлай.

— Здравствуй. Как давно мы с тобой не виделись, брат…

— Миллионы лет, Джонатан. Слушай, мне почему-то кажется, что ты какой-то грустный…

— Нет, друг, тебе это только кажется. Старая привычка к глупым и неправильным мыслям. Душа моя поёт, душа моя в предвкушении счастья. Я наконец там, где должен быть. Не переживай за меня, мне действительно очень хорошо.

— Я безумно рад, что мы встретились. Ешь всё, что хочешь. Это в твою честь!

Джонатан поднялся со стула.

— Ребята, я хотел бы сказать кое-что. Хотел бы сказать вам большое спасибо за эту встречу. У меня просто нет слов, чтобы выразить свои чувства. Честно скажу, ничего подобного я не ждал. Я вообще не знал, что произойдет со мной после вспышки. Думал, что, может быть, умру. И на том всё закончится. А вдруг я умер? Скажите, я жив? Правда-правда, не подумал о том, что, возможно, умер, и всё это происходит совершенно в иной реальности.

— Ты жив, Джонатан, — уверенно произнес Роланд Коллинз.

— Спасибо вам, родные, спасибо! Мне неловко. У вас такие искренние улыбки. Вы правда рады мне?

Джонатан не смог больше ничего сказать, он заплакал.

Глава 6. Разговор

Джонатан очнулся, напротив него сидела Виктория.

— Здравствуй.

— Здравствуй, — она улыбалась.

— Я совсем не знаю, что сказать. Ты знаешь… ваша местность как будто лечит душу. В том мире я безумно устал, безумно запутался. Очень постарел внутри.

— А здесь вдруг опять стал молодым?

— Да. Ты совсем не изменилась.

— Я рада.

— Забавно, не так ли? Какая необычная жизнь получилась, какие необычные обстоятельства! Даже не знаю, как сказать. Ты как-то странно на меня смотришь. Знаешь, о чем я сейчас думаю? Был ли тот мир, та жизнь? Или я всегда был здесь и видел, как ты улыбаешься… Хорошо ли тебе было здесь? Расскажи, как прошла твоя жизнь.

— Я жила словно в сказке, Джонатан.

— Это хорошо. Быстро ли пролетело время?

— Не слишком.

— Ждала ли ты меня?

— Ждала.

— Правда?

— Да, Джонатан.

— Я никак не могу поверить, что прошло столько времени… Но мне так неловко сейчас, так тесно среди этих сухих слов. Мне не нравится наш разговор. Мы как будто не говорим! Мне тесно среди этих стен. Мне не нравится мой голос, мне не нравится, что я говорю. Все эти банальные приветствия, вся эта крупица смысла в словах. Родная, научи меня любить, я совсем разучился. У меня были мечты, но я забыл. Всегда всё забываю. Умудрился забыть сущность чувства. Несчастливый человек! Разучился любить… Для меня это как будто игра. Как будто я просто как обязанность в себе включаю чувствовать и мечтать, но когда отвлекаюсь, то забываю эти чувства и мечты, словно их не было… Ты понимаешь меня?

— Всё это глупости, перестань.

— Я несчастлив, любимая. Не умею любить. Как жить мне, подскажи. Только у тебя и хотел спросить, на тебя надеялся.

— Так ты меня не любишь? Ты придумал любовь ко мне? — она нахмурилась.

— Нет, нет! Я так начал думать. От одичания все мысли. Моя жизнь была кошмаром. Кошмар длился полвека. Если бы я не был молодым, это было бы настоящей трагедией. Смешной, наверно.

— Ты говоришь это как-то спокойно, — неприятно удивилась она.

— Почему? Моя душа тренированная. Я много дурного перелопатил, но стал сильнее, а всякие мелочи уже не беспокоят меня. К тому же я молод. Впервые в полной мере осознал мое преимущество. Я жил без цели, без любви, и поэтому вечная молодость была для меня страшной ношей. Я мучился. Прожил целую жизнь как маленькое чудовище. Плохое сравнение?.. Боль породила неправильное мышление. Не знал, зачем живу и хватался за всё подряд, как тонущий в океане. Мне было очень одиноко, любимая. Ты знаешь… Я убил человека. Я убийца. И сидел в тюрьме пятнадцать лет. Смешно, никто не верил, что я был в тюрьме… Я выглядел как юноша. Страшно запутался. Они заставили меня планировать, стремиться к непонятным целям.

— Кто они?

— А ты не знаешь?

— Знаю, — она кивнула. — Думаю, что знаю. Ты говоришь об инопланетянах?

— Мы потом поговорим с тобой об этом. Я всегда думал, что должен был переместиться вместе со всеми вами. Раз уж так сложились обстоятельства. Множественность пустых дней губит человека. Мне здесь хорошо. Почти обо всём забыл. У меня никого не осталось там. Там я никому не нужен. По прошествии большого количества времени я сам стал инопланетянином в обновившемся мире. Отныне и навсегда мире чужом. Мне там делать нечего. Как слепец бродить и раздражаться? Не надо. С тем миром я связь порвал окончательно. С миром воспоминаний он не имеет ничего общего. А видеть отголоски былого и знать, что ничего не восстановить, это боль. Обед очень вкусный, спасибо за гостеприимство. Теперь я точно знаю, что попал домой.

Джонатан встал из-за стола и подошел к Виктории. Она чуть-чуть отодвинулась, а он положил голову ей на колени.

— Родная, как мне вылечиться от этого бреда? — он плакал. — Как избавиться навсегда от ощущения, что ты впустую провел полвека?

— Ты молодой, молодость лечит, — заботливо говорила она.

— Но мозги всё портят.

— Успокойся, всё будет хорошо. Ты просто устал немного. У тебя было долгое путешествие.

— Я не знаю, как жить…

— Научишься. Только и всего нужно, что найти свой дом, свое место, где ты обретешь покой. Свое направление движения. Тогда и мир тебе покажется другим, более светлым. Ты не будешь в этом мире чужим. И найдешь сразу смысл всего. Это чудо, которое будет доступно только тому, кто это испытает. Ты жил и любил всё это время как бы в теории, ты привык мучиться…

— Я думал, ты ждешь меня… Не мог выбросить эту мысль из головы.

— Джонатан, не плачь. Ты очень чувствительный человек.

— Это доказательство, что я жив. Родная, здесь так мило. Солнце пробивается сквозь окна, комната наполнена ласковым светом. Здесь всё обновилось. Вы делали ремонт?

— Да, были усовершенствования.

— А дома тоже стареют?

— Глупенький, да, конечно.

— Но некоторые люди почему-то нет.

— Только некоторые. Вечная молодость, как ты выяснил, может принести не меньше боли, чем подползающая старость.

— Теперь я так не считаю. Теперь у меня есть смысл. Еще с душой надо поработать. Душа не справляется.

— Как ты думаешь…

— Да, любимая?

— Если бы ничего не случилось, я имею в виду взрыва, исчезновения и всего остального, было бы лучше?

— Думаю, что да. Всё, что случилось, было не нужно. Всё это лишнее. Секунда бессмысленного мучения уже вмиг обесценила всё это предприятие. Жизнь прожита напрасно. Много ошибок. Много потерь. И зачем всё это?

— Джонатан, ты смотрел на меня как на звезду. Видел во мне решение.

— Давай поженимся, как планировали когда-то. Сегодня такой прекрасный солнечный день. В комнате так уютно! Давай сегодня. 21 июля 2008 года.

— Джонатан.

— Что? Устроим праздник на улице. Расставим столы. У вас есть фейерверки или что-то в этом роде? Все переоденутся в праздничные наряды… Какой странный мир! Мне кажется, как будто кроме этого лагеря на планете ничего нет.

— Так и есть. Джонатан, я хотела…

— Я знаю, что ты хотела.

— Нет, не знаешь. Я хотела тебе сказать, что вышла замуж. У меня есть муж. И не стоило бы делать что-то противоестественное.

* * *

Джонатан перестал слышать слова. Он забылся. Он помнил, что многократно говорил Виктории: «А я думал, ты ждала меня, я думал, что нужен тебе, что ты любишь меня». Но ее ответов он не слышал. Не хотел слышать. Его разум погрузился во мрак. Он как-то выбрался из комнат и ограждений, оказавшись где-то в чаще дремучего леса. Он разговаривал сам с собой.

«Не тренированная душа у меня, значит. Я так и знал. Надо бы привыкнуть…»

«Правда в том, что я любила и ждала тебя».

«Но у тебя есть другой. И ты другого любишь».

«Но ведь прошло пятьдесят лет».

«Но ведь прошло пятьдесят лет. А я-то пришел, я думал, что ты любишь и ждешь меня. Ошибся. И что мне делать теперь? Ходить, смотреть под ноги? Натыкаться на стены? Уничтожаться? Надеть маску великой печали? Что делать? Как я буду жить здесь? Как я буду существовать в этом мире? Ничего кроме лагеря здесь нет!»

«Я не обязана была».

«В этом всё и дело. Никто ничего не обязан. Я не хочу жить. Зачем? Устал. Я устал! Мне нечего делать в жизни».

«У меня никого нет, я пошутила. Я проверяла тебя».

«О нет! Нет! Опять начинается. Опять эта болезнь! Я не успел излечиться, а теперь навсегда заболею. И сойду с ума окончательно».

«Ты много на себя берешь».

«Много. Ноша неподъемная».

Джонатан упал без сил где-то чуть в стороне от тропы. Кругом была глушь.

«Ты отсюда не убежишь», — повторял Джонатан надрывным голосом.

Солнце светило ярко. Был полдень.

Глава 7. В которой Джонатан бродит по окрестностям, потрясенный новостью

День прошел в странном смятении. Деревья, холмы, поляны, ручьи. Джонатан просто бродил как во сне по окрестностям.

А затем он пошел назад. Возвращение было неизбежным. Он слышал, что вечером веселая компания лагерных жителей будет отдыхать на берегу Санкрайского озера. В ту сторону он и отправился.

Испытав первое нервное потрясение, он начал стыдиться себя. Он испугался, как на него посмотрят другие люди. Безусловно, люди вежливые, интеллигентные, добрые. Вдруг столько обиды, непонимания, злобы вскипели в его душе! Казалось, что он с разбега прыгнул в воду и почти достал до дна, почувствовал, так сказать, близость дна. И как он будет смотреть в глаза другим людям после этого?

Но стоп. Ведь были причины. Он несколько десятков лет мечтал встретиться с одною женщиной, а встретившись понял, что она его не ждала, что у нее есть другой.

Джонатан, ты чего? Зачем ты так сильно переживаешь? Откуда, черт возьми, столько мнительности в одной голове? Успокойся, пожалуйста. Успокойся.

Так значит сны и боль ничего не значили?

Значит, миссия не имела значения?

Всё шутка?

Джонатан страшно боялся, что кто-то увидит эту некрасивую боль его души, эту боль, умноженную на бесконечность, эту страсть, пожирающую саму себя. Что люди будут с отвращением, с омерзением отворачиваться от него, как от преступника, человека, от которого дурно пахнет во всех смыслах слова, с вечно грустным лицом. Он будет лишним в этом раю. Он всё испортит.

* * *

Но какая-то чудесная сила (у нас здесь чудес хватало) решила материализовать великий завет «Успокойся». Душу Джонатана начали лечить. Лечили, вероятно, те, кто до этого ее уничтожал и мучал. Улетали дурные мысли прочь. Всё это было неправдой, домыслами. Всё это было ложной колеей. Кто-то спас Джонатана. Нужно иметь мудрость, чтобы понимать, что происходит.

Молодой человек смог взять себя в руки.

Был закат. Он шел по тропинке. Темнело. Солнце почти спряталось. Джонатан переключил внимание на засыпающую природу.

Удивительно, ведь полчаса назад ситуация была почти критической. Он проходил мимо холмов, то погружаясь в темноту сумерек, то вновь выныривая в поток встречных солнечных лучей.

Оставалось всего несколько сотен метров до местечка у Санкрайского озера, где были отдыхающие. Издали были видны свет костра и свет электрический. Уже были слышны голоса людей. Виднелось и озеро.

Начали наворачиваться слезы. Впрочем, их не надо было стыдиться. «Хорошо, — подумал Джонатан, — надо незаметно пройти через это, проплакаться, и как бы груз снимется вместе с этой водой. Ну вот и всё».

На месте. Пляж. Люди. Праздничная атмосфера. Почти карнавал. Приятно пахло чем-то вкусным. О, какая дружелюбная собака! Так ведь это Сэмми!

«Жизнь всё-таки прекрасна», — подумал Джонатан. И то ли это было умозаключение человека, вмиг ставшего сильным, то ли попытка самоуспокоения, то ли… Стоп! Нет никакого дальнейшего желания копаться в причинах. Давайте лучше отправимся на этот карнавал.

Глава 8. В которой Джонатан стремится расставить точки

Вечернее небо было безоблачным. Сосны шептались, радуясь теплу. Как и предполагалось, жарили сосиски, делали салаты, играли с мячом. Озеро блистало. Кто-то купался.

На побережье отдыхала большая группа людей. Ребята, которых Джонатан встретил первыми, показались знакомыми. Они были не из лагеря 1957 года. А откуда? Чьи-то дети? Но он размышлял недолго. Вспомнил, но пока не оформлял мысль словами. По пляжу важно вышагивали, будто делая какие-то условные замеры, «Лучшие скауты 1984 года». Их одежда была специально сшита, красовались логотип, название, характерные изображения. Как будто это была профессиональная и успешная футбольная команда. Они смеялись, активно разговаривали, играли в какую-то игру. Ходили друг за другом кругами. На песке лежал магнитофон, играла знаменитая песня Сьюзан Веги.

— Джонатан, привет! — отозвалась Аманда, старшая из команды скаутов (Они точно забыли о старом инциденте.)

— Привет, — ответил Джонатан и скромно улыбнулся. Он сказал: «Это место, где сбываются мечты?»

— Наша сбылась. Целенаправленное движение, — ответила Аманда, искренне улыбаясь.

— Тоже коллекция мечтаний, — прокомментировал Джонни.

— О прошлом не волнуйся, — добавила Аманда. — Мы всё понимаем.

Но он не всё и всех замечал. Последствия небольшого нервного срыва. Общая атмосфера веселая, было много людей, слышался смех. Ничего необычного. Джонатан и не думал сразу о великих свойствах всего, он просто гулял, внезапно успокоенный и в меру любопытный. Брал еду со стола, здоровался со всеми.

Джонатан перестал ощущать дискомфорт. Такое чувство, что он знал всех и все знали его. Он был дома.

Роланду Коллинзу было, наверно, больше ста лет, но чувствовал он себя прекрасно, хотя и выглядел точно также, как в момент перемещения. Если бы не явно застывшая внешность, мы бы сказали, что он стал моложе себя тогдашнего. К тому же был, безусловно, счастлив с Дороти Нолан — матерью Алекса Нолана — мальчика, которого мы знаем.

Какая-то компания молодых людей с рёвом и гоготом мчалась наперегонки по воде. Устраивались маленькие соревнования в плавании.

В шумные компании Джонатану не особенно сейчас хотелось внедряться. Он заметил девочку-подростка, которая сидела на лавочке под деревом и читала книгу. Подошел к ней. Она тотчас его заметила. Две секунды спустя глаза молодых людей встретились. В первое мгновение в глазах девочки читалась грусть, усталость и немая просьба. Джонатан не успел удивиться, как девочка искренне улыбнулась, более того, глаза ее тоже улыбнулись. Они начали разговаривать о чем-то незначительном, в том числе о книге и ее содержании. Неплохая книга. Но у Джонатана вдруг проявилась крайняя чувствительность, и он сквозь маску милой улыбающейся девочки (ей было внешне пятнадцать лет) увидел человека несчастливого, которого что-то очень беспокоит. «Сколько ей лет?» — подумал Джонатан, вспомнив, где находится. Не дожидаясь ответа, по возможности уверенным голосом проговорил речь:

— Милая, что-то случилось у тебя? Ты можешь закричать, кричать одни сплошные ругательства, но ты выговоришься. Говори, говори, скажи! Такое чувство, что ты много лет молчала. Не молчала? Но что-то случилось, что-то случилось. Поверь, я пойму. Говори, вытягивай из себя. Исповедуешься, и станет легче. Попробуй, попытайся. Я никуда не спешу, буду здесь и выслушаю тебя, как старый друг.

Девочка сначала закрылась, потом понемногу стала открываться, а еще потом вовсе расплакалась. Ей было шестьдесят семь лет, она выглядела как пятнадцатилетняя девочка. Прошло много лет с момента страшного взрыва и перемещения, который сильно на нее повлиял. Она очень скучала по своим родителям. Как будто ждала, что они вернутся за ней. Вряд ли они вернутся… Было два препятствия: время и расстояние. Неизвестно, живы ли были ее родители где-то там на Земле. А где вообще Земля? Тоже хороший вопрос. Будем надеется, что они до сих пор помнят ее, они живы. Джонатан спросил, почему она не рассказывала об этом другим людям. Она сказала, что не хотела их тревожить. Никто не докопался до истины?! Она, пожалуй, от меланхолии так сказала…Но ее душа совсем не изменилась. Ее умение по-настоящему улыбаться всех обмануло. Ему стало очень жалко ее.

Джонатан пошел дальше и вдалеке увидел Викторию. Пошел в том направлении. Внезапно нахлынуло вдохновение, чтобы поговорить и мгновенно расставить все точки. По пути встретил весёлого парня с гитарой, который пел какую-то песню о любви. Парень первым начал разговор. Ему было 15 лет, когда исчез лагерь, но он повзрослел до 21 года биологически. Так он сам сказал. Рассказывал о том, как приобрел последние две путевки в лагерь вместе со своей девушкой. У них была любовь, они оба были из Города для молодежи, им внезапно взбрело в голову совершить безумство — сбежать от надоевших родителей и асфальтовых джунглей в Вудлэнд, где попрактиковаться в совместной жизни и заняться, чем хочется. Сказал, что было классно, что сбылось то, о чем мечталось. Влюбленные много целовались, ласкались, были страшными бунтарями по части каких-то распорядков и обязанностей в лагере. В общем, делали, что хотели. Джонатану парень показался добрым и умеющим думать. Поболтали немного.

Виктория гуляла босиком по берегу, подкапывая ножкой песок. Затем подходила ближе к воде, опускалась на колени и месила какие-то сооружения, которые тут же разрушала. Всё шло по кругу: гуляние по сухому берегу, строительство из песка сооружений под дружественные колыхания волн. Вика посмотрела на подошедшего Джонатана угрюмо и ничего не сказала. Джонатан тоже ничего не сказал. Воцарилось молчание.

Глаза нашего мужчины и нашей женщины почти встречались, но почти встретившись, косили в сторону, как будто внезапно обнаружив что-то чрезвычайно важное во внешней среде. Только шум воды заглушал колыхание мыслей.

— Горячее! Готово! Все идемте есть! Горячее! — прозвучал громкий голос со стороны костров и столов с угощениями.

В момент, когда эти слова прозвучали, только Вика и Джонни были на пляже. Не иначе как мысленно договорившись, дабы не встретиться на пути к столу с кушаньями, установленному на открытом воздухе, женщина прошла весь путь первой, а чуть погодя сделал тот же путь мужчина.

Приятный запах жареных блюд. Дымок от костра. У всех собравшихся приподнятое настроение. Вечерело. Солнечные блики на воде выстроились широкой линией. Все уселись за стол, ели и громко разговаривали, пели под гитару. Деревья как будто тоже что-то говорили, будучи не способными от природы на разговоры. Хотя здесь вполне могли заговорить, если бы так было нужно…

Вудворд и Радужная словно специально сели друг от друга на самом дальнем расстоянии.

Глава 9. Что-то вроде безумного чаепития

Джонатан несколько минут тихо и незаметно сидел за столом и рассуждал о странных и фантастических явлениях с удовольствием, словно это была единственно правильная и естественная обыденная тема. Он ожидал чего-то необычного. Пока это был только веселый шум на фоне приближающегося заката.

Джонатан почувствовал спокойствие в душе и вдохновение, он летел по воображаемым чудесам этого мира, желая быть ребенком и чувствовать себя ребенком, независимо от того, сколько кругов планета Земля пролетела вокруг солнца тем более, что это была другая планета. В первый миг Виктория его не беспокоила. Она сидела где-то там, на другом краю стола и что-то увлеченно обсуждала. Джонатан был уверен, что уже забыл свою боль, едва эта боль себя проявила. Может быть, эта была другая Виктория или никакой Виктории вовсе не было? Вся былая жизнь могла ему просто присниться, показаться. Может быть, всё это было внедренное воспоминание… В общем, пока достаточно чепухи.

Да, конечно, это было безумное чаепитие. Можно было немного развлечься, выясняя, кто кого формально старше. Это было интересно. Это была всё-таки чем-то странная и вроде бы не странная компания, состоящая вроде бы из взрослых или вроде бы из детей. Сто лет тебе или десять — можно было ошибиться. Можно было бы даже играть в угадывания. Одно точно можно сказать — здесь были очень интеллигентные люди, среди которых было уютно, а также легко почувствовать себя дома.

Да, можно было подумать, что это был сон о каком-то давнем событии из твоего прошлого, из детства. Ты оказываешься внутри сна, но всё равно находишься в полудреме, будто бы земля может превратиться в шоколад и растаять, просто потому что она ненастоящая. Что нет никаких инопланетян, они не прилетали на Землю с какой-нибудь Венеры и не бросали опасные кубы на Землю, они были вымыслом расстроенной психики, что эти люди просто вымысел — результат проекции комплексов и страхов, а вся давняя былая жизнь очень тяжело поддается описанию, поэтому всегда присутствует высокая доля вымысла и преувеличения.

Он был своим на этом неповторимом празднике, почти нормальном, почти не странном. Нельзя было упрекнуть гостей в недостаточной шумливости. Разговоры не стихали. Джонатан смутно осознавал комичность своего появления здесь. Почему? Потому что будто бы специально он летел сюда сквозь неведомые дали, чтобы услышать от Виктории «Нет». Ее «Нет» будто бы специально оттягивался, чтобы выстрелить в как можно более неожиданный момент. Какая ирония! Правда ли это? Все люди здесь собрались, чтобы встретить его? Чтобы узнать, что Виктория откажет ему? Или она не должна была отказывать? Это какой-то розыгрыш? Но нет, это не похоже было на шутку. Если бы это было шуткой… Если бы это было шуткой, то эта шутка была бы очень несмешной.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Одинокая девушка с маленькой чашкой (кофе)

2

Они отдыхали в лагере «Держись подальше» до его исчезновения с планеты Земля.