На стыке миров. Том второй. Этимология славянского мистицизма

Игорь Николаевич Ржавин

Много ли мы, в большинстве своём, знаем об исконной вере своих предков? Навряд ли. Зато с благоговением и трепетом отзываемся о древних мифах других народов мира, будто речь идёт вовсе не о славянской вере, а о каких-то детских сказках. Данный двухтомник Игоря Ржавина, уже пятый по счёту из лингво-исторического цикла, позволяет по-новому взглянуть на языковую культуру древних русов как на философское представление о Вселенной.Том второй входит в ранее опубликованный сборник «На стыке миров».

© Игорь Николаевич Ржавин, 2023

ISBN 978-5-4498-8230-1 (т. 2)

ISBN 978-5-4498-8225-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть II. СЛАВЬ

(Продолжение)

Глава 6

Волхв

Раз уж мы затронули ранее исконно русское имя Владимир, популярное в народе до сего дня, то коснёмся также темы о «дубликате» имени Володя. Каким-то «непостижимым» образом со свойским обращением Вовка вплоть до буквы совпадает украинское наименование волка — вовк (ср. с тохарск. walkwe, и лувийск. walwa — волк)! Можно конечно и самим догадаться о трансформации согласной Л в звук В, где переходной формой может служить белорусское воўк — волк. Но тут важно другое — в этом случае абсолютно естественным образом отпадает «официальная» привязка волка к вóлоку!

Так к чему же, на самом деле, причастно название волка? А к тому, к чему могло быть причислено название волхва — к волхованию (ср. с анг. wolf [wʊlf] — волк), а это, наряду с ворожбой и врачеванием — от ворчать, колдовством — от колядовать (взывать), ведовством — от вещать, могло быть приложено только к первоначальному значению волшебства — к ВЫЛу, иначе, к ВОЮ, как это наглядно демонстрирует нам эстонское võlukunstnik — волшебник! Отсюда прямой логический вывод: волхвом значился жрец культа волка, как это подсказывает нам роуськъ вълхвъ — волшебник (ср. с др.-рус. вълкъ — волк), провозвестник веры в бога Велеса, как это просматривается в древнерусском вълсвьникъ — волшебник (ср. с др.-рус. Волосъ — Велес). Но, в любом случае, мы сталкиваемся с обозначением одного из видов подачи голоса — воем. И вот смысловая подоплёка к нашему утверждению.

Подгруппа «воя» с корневой матрицей В-Й (АЙ, ОЙ, УЙ):

чешский vojín — воин = санскрит вагну — голос;

эстонский võitleja — воин = латинский vocalis — голосовой, звучащий, гласный;

белорусский вой, воін, ваяр — воин = английский voice — произносить звонко;

литовский výti — гнаться, преследовать = чешский vyskati — визжать;

литовский výti — охотиться, преследовать = болгарский викам — зову;

санскрит вад — оружие = украинский вити — выть;

санскрит вада — ответ, план = украинский виття — вой;

санскрит ваджа — награда, добыча = русский вычение — учение;

санскрит ваджра — удар, боевой строй в виде круга, оружие = древнерусский важдать — вадить, клеветать, чернить, обносить;

санскрит вайкартан — секач = санскрит вяк — говор;

санскрит вайнатеях — пожирающий = санскрит ваяса — ворон;

санскрит вайюх — хранитель = санскрит ваю — ветер;

санскрит вакатти — серп-нож = латинский vox — голос;

санскрит вала — войско = древнерусский велелепие — хвала, величать;

санскрит ван — атака, нападение = санскрит винада — крик;

санскрит ваня — подкоп = санскрит вьянунанунада — эхо;

санскрит ват — сильный = русский вату́лить — неприлично выражаться;

санскрит вах — атака, нападение = лезгинский вах! — (возглас) очень плохо;

санскрит вахник — огонь = санскрит вахми — звук-вибрация;

санскрит венмару — топор = санскрит вена — музыкант;

испанский vibrar — колебать, колыхать, качать = санскрит вибхр — язык;

древнерусский вийе, вие, вайё, войе — воловье дышло, ярмо = русский вой, вей;

древнерусский Вий — тать из преисподней = русский вьюга, ю'га — вой ветра;

аланский Ваюг, Уаиг — великан, воюющий с нартами = белорусский воўк — волк.

Тут, уважаемые читатели, мы вынуждены сделать некоторое отступление от «военной» темы, ибо в процессе нашего исследования вдруг обнаружилось, хоть и неожиданно, но вполне логично, что слово волк, как и воин, произошло от первобытноой звукоимитации, подражающей хищнику, или попросту от воя, в противовес общепринятой версии «перевода» с древнего славянского — «тот, кто таскает» (волочит что-ли?). Но, ведь ВСЕ хищники волокут свою добычу себе в логово, а воет, кроме волка, едва-ли только собака, да и та лишь в очень редких случаях! Впрочем, убедитесь сами:

английский wolf [wʋlf] — волк = английский wail, howl — вой, ulutate — выть;

армянский gayl — волк = русский гул — от звукоподражат. основы гу; валлийский gweilgi — волк = немецкий Geheul, Heulen — вой;

белорусский воўк — волк = азербайджанский vıyıldamaq, ulamaq — выть;

итальянский lupo — волк = эсперанто lupobleki — выть;

китайский lang — волк = казахский ұлу — выть;

латинский lupus — волк = эдо lupoblekeri — выть;

литовский vilkas — волк = чешский výt — выть, povyk — вой;

немецкий, нидерландский wolf — волк = башкирский олоу — вой;

норвежский, шведский ulv — волк = норвежский ul, hyl — вой;

польский wilk — волк = украинский вити — выть;

арийский wail — волк = английский wail — вой;

ирландский fáel, faol — волк = венгерский vonít, üvölt, süvölt, süvít — выть;

праславянский wl̥ko, wl: kwo, wlkwo — волк = эстонский ulg, ulvang — вой;

украинский вовк — волк = английский wow — вау!, ух!, какое горе!, ой! крик;

чешский vlk — волк = узбекский uvlamoq — выть;

эстонский hunt — волк = русский гундос — нудный, нытик, гудец — певец;

латвийский vilks — волк = башкирский илау — вой;

гэльский vail — волк = испанский aúllo — вой;

греческий lukos — волк = латинский ululo — выть;

албанский ujk, ulk — волк = португальский uivo — вой;

тохарский walkwe — волк = древнерусский алкать — позываться на еду, на выть;

санскрит vṛka — волк = русский урка (не зековское Уг. Роз.!), урчать, ворчать;

авестийский vehrka — волк = древнерусский вирать — глаголить, орать;

персидский varka — волк = греческий ῥήτωρ"оратор» — глашатай, крикун;

осетинский wærg — волк = ст.-славянский вьрати, вьрѫ (от вьр-) подражать;

шведский varg — волк = русский ворок — ворковать, враки (ворожея, врач);

прусский wilkis — волк = турецкий ulumak — выть;

готский wulfs — волк = белорусский выць — выть;

древнескандинавский úlfr — волк = португальский uivar — выть;

старославянский влькъ — волк = эстонский ulguma — выть;

лувийский walwa — волк = финский ulvoa — выть;

японский ookami — волк = диал. рус. аукать, оукать, вукать, укать — выть;

и наконец,

сербский вук — волк = итальянский voce — голос, крик, шум, громко звать, звук!

старочешский vok — волк = латинский vox — возглас.

Что характерно, в иностранных языках схожего со словом волк понятия «волок», предлагаемого официальными этимологами нет и в помине, зато чётко видна прямая связь слова волк-вовк-воўк-вук со значением вой-вяк-вук. «Да, но откуда в русском слове волк буква Л — не от корня-ли ВОЛ в значении волочить?» — спросит особо привередливый критик. Встречный вопрос: а вы не задумывались, откуда в слове мыло взялась буква Л — ведь оно образовано от глагола неопределённой формы мыть, и глагола повелительного наклонения мой? Правильно, буква Л здесь — это «след» от глагола прошедшего времени неопределённой формы (что происходило?) мыло, который и сформировал имя существительное среднего рода мыло! А теперь переведите это слово в род мужской — получите «мылок» или диалектную форму, тоже мужского рода, «мылко» (сравните с сербским вучко — волчонок), которое одновременно выполняет и функцию причастия (каков?) мылок или (каково?) мылко. Те же самые процессы происходили и при словообразовании слова волк, следите за градацией: ВОЙ — ВЫТЬ — ВЫЛ — ВЫЛО — ВЫЛКО — ВЪЛК — ВОЛК, что как раз и подтверждается первоначальной формой слова без буквы О в старославянском влькъ — волк! Кстати, древнее русское слово волхв — волшебник, (ж.) ворожея — рождено той же корневой матрицей В (Ы) Л, ибо волхвовать, волшить, волшебничать, волшебствовать — означает колдовать, чаровать, кудесить, знахарить, гадать, ворожить, ведмовать, заговаривать, напускать, шептать, а в незапамятные времена, при проведении обряда ещё и «по-шамански» выть, сравните: чешский věštec — волхв = английский vow — клятва, молитва, заявление;

венгерский jós — волхв, вещун, оракул = кимрский eos — соловей;

эстонский võlur — волшебник = английский wail — вой;

украинский волхв — волшебник = кимрский wylofain — причитать, вопить, выть.

И ещё, латинское слово volcano — вулкан, суть производное от имени римского бога огня и пламени — Vulcan, этрусского происхождения (ср. с диал. рус. вукать — аукать, укать, выть).

Ну, и в довесок, пара английских междометий, созвучных Вове: woof [wu: f] — гавканье, гав-гав! (в см. вуять); wow [waʊ] — ого! вот это да! (в см. во!), которые косвенно, то есть, посредством общеарийской нейролингвистической памяти, связаны с русскими определениями: глаголом вавакать — кричать, молвить, болтать (ср. с диал. рус. вовкулака — вукула, оборотень, перевертыш, перекидыш, от белорус. воук, малорос. вовк — волк), и личным именем Вавула — краснобай.

Вывод: древнее исконно русское имя Вова или Вовка, в действительности, не имеет общих корней с якобы «полным» именем Владимир, и, судя по всему, было обережным прозвищем, в честь родового тотема — вовка, воўка, волка — воющего хищника, от древнерусского понятия волать — кричать, вопить, выть (ср. с др.-рус. лич. им. Волуй — крикун).

В летописях не сохранилось свидетельств о том, каким был клич древнерусских воев — воинов. Однако, византийский писатель и историк Прокопий Кесарийский, живший в V веке, писал, что славяне во время боевых действий перекликались волчьим воем. Отсюда прямой логический вывод: волхвом первоначально значился жрец культа волка, как это подсказывает нам роуськъ вълхвъ — волшебник (ср. с др.-рус. вълкъ — волк), а впоследствии — провозвестник бога Велеса, как это просматривается в древнерусском вълсвьникъ — волшебник (ср. с др.-рус. Волосъ — Велес). Но, в любом случае, мы сталкиваемся с обозначением одного из видов подачи голоса — воем, что было своеобразным способом волховского вещания, о чём нам поведало древнерусское вълшьникъ — вещатель. Сравните: финский velho — колдун, чародей, волхв; древнескандинавский Völva, Vala — провидица, пророчица, вещая; галисийский máis vello — старец, старейшина; йоруба woli — пророк.

Реснотный разбор корнеслова В-Л-Х:

Корнеслов ВОЛ является носителем условно-обобщённого значения «велеть-волить-влиять (не путать с „влить“, от корня лит! ВЛИять — это поВЛЕчь)». А поскольку вариативность волот — велет — ворот — веретено, или соответствие приВАЛить — приВОДить — обычное явление в русском языке, то сравним и подобные иноязычные однокоренные созвучия. Примеры:

английский influence, итальянский influenzare, литовский paveikti, македонский влијаат, финский vaikuttaa, английский weigh [weı] — влиять;

болгарский водя, боснийский voditi, валлийский arwain, венгерский vezet, литовский vadovauti, македонский доведе, польский prowadzić, сербский довести, словенский vodi, хорватский voditi, эстонский viima — повлечь;

словенский váditi — заявлять;

фарси вуҷуд — осуществление, проведение, создание; овардан — приносить, приводить, доставлять, привозить, сообщать, напоминать, плодоносить;

латышский vārds — слово;

Корневая матрица В-Л, в среде объёмного аудиогена [ВЛХ (Ш)], как правило, несёт в себе первичный смысл влачить — тащить, тянуть, тягать, заВЫВАЯ, в самом широком его понимании, включая «доВЛЕТь (не путать с „давлением“, от корня дав!)». Примеры:

старославянский вла́ять — шевелить, вла́яться — качаться, шевелиться, колебаться;

древнерусский вълати — волновать;

чешский vláti, vlaji — волновать, качать;

праславянский vьlati — валить;

устаревшее русское невла́емое приста́нище — надежное убежище;

албанский vëlonj, vlonj, valonj — вскипаю, бурлю; valë — волна;

немецкий wallen — бурлить, кипеть;

русское влеку́ — влечь;

старослав влѣкѫ, влѣшти — волоку́, влия́ние;

русский довле́ть — удовлетворять, быть достаточным;

украинский довлíти — довольствовать;

старославянский довьлѣти — веле́ть;

древнерусский власно (не путать с «властно», от корня ласт!) — точно, ровно, будто, словно.

Корневое ядро В — матрика «вехи», посему все слова с корневой матрицей, возглавляемой этой согласной, в той или иной степени, всегда будут говорить о векторе движения, и сопровождаться специфическим воем, подражающим всякому веянию, наподобие вуу-воо-вээ, как то: сВет, вода, ветер, весть, визг, ведение, вид, волк, ветвь, вадить, вежа, вять, вилы, вал, велеть, воля, и далее (ср. с анг. voice [vɔɪs] — звук, wail [weɪl] — вопль, вой, week [wiːk] — визг, whack [(h) wæk] — звук (удара), wheeze [(h) wiːz] — присвистом, whiff [(h) wɪf] — веять, whine [(h) waɪn] — вой, выть, завывание, whisper [ˈ (h) wɪspə] — шелест ветра, whistle [ˈ (h) wɪsl] — свист, свисток, свистулька, whiz [wɪz] — свист, whizz [(h) wɪz] — просвистеть, whoop [(h) wuːp, huːp] — вопль, winnow [ˈwɪnəʊ] — веять, отвеивать, woof [wu: f] — гавканье, weather [ˈwɛðə] — выветривать).

Нотная связка (звуковой интервал) О — ОВЫЙ — ОДИН из, некий, тот, этот, такой, некоторый; ОНСИЦА — некто, какой-то; ОТАЙ — тайно, скрытно.

Л — матрика «литья», в самом широком понимании, а не только в жидкостном аспекте, в связи с чем все слова с этим корневым ядром всегда отражают некое непостоянство, отсутствие статичности. Да, собственно, и рождались-то все корни с этой согласной от простой имитации звука, исходящего, ЛИБо от соприкосновения с нетвёрдой поверхностью, либо от ЛЁГкого перемещения какого-либо объекта, выдавая подражательные (тяп) — ляп, (х) люп — (х) лоп — (х) лясь, ляли-люли-лёли, и в том же духе. Именно поэтому, ЛЮБое образование, производное от данной первичной формы всегда будет стремиться к, своего рода, поЛЁТу, ЛАЗанию, заЛЕГанию, скЛАДыванию и приЛИПанию, в прямом и переносном смысле (ср. с анг. lace [leɪs] — хлестать, laden [ˈleɪd (ə) n] — налитой, lap [læp] — ложбина, лакать, лоно, лощина, lash [læʃ] — хлестать, lave [lʌv] — разливать, lay [leɪ] — лежать, leak [liːk] — льёт, lean [liːn] — прислонять, ledge [lɛdʒ] — залежь, leg [lɛɡ] — лапа, let [lɛft] — проливать, lighten [ˈlaɪt (ə) n] — облегчать, like [laɪk] — влечение, lisp [lɪsp] — лепетать, льстить, load [ləʊd] — класть, locate [ləʊˈkeɪt] — располагать, lovable [ˈlʌvəbl] — любящий, luggage [ˈlʌɡɪdʒ] — поклажа, lullaby [ˈlʌləbaɪ] — колыбельная).

Х — матрика «хвата», причём, не обязательно руками, и соответственно, далеко не всегда кого-то, а в более широком смысле, хотя и сопровождался этот процесс банальным звукоподражанием всякому «хапанью», вроде, хоп-хав-хам, как при резком сжимании челюстей раскрытого рта, но впоследствии от этой примитивной звукоимитации народилось целое полчище слов, разошедшееся по смыслам так далеко от первоисточника, что нам и невдомёк их древнейшее родство, а именно: хавать, ховать, хватит, хорош, хруст, хряк, хозяин, холостой, хрен, хилеть, халупа, храп, хрипеть, хутор, хорёк, хибара, хлев, хлеб, хлябь, хлыст, хата, хобот, хомяк, хомут, ход, и великое множество других слов, образованных сим корневым ядром (ср. с анг. hack [hæk] — кашлять, кашель, хакнуть, хакать, hail [heɪl] — оклик, провозглашать, возгласы, hardy [ˈhɑːdɪ] — храбрый, have [hæv] — говорить, heigh [heɪ] — ай да!, э-э!, эй!, heigh-ho [ˈheɪˈhəʊ] — о-хо-хо!, эх!, э-эх!, ого!, ого-го!, hem [hɛm] — кайма, кромка, гм!, хм!, хмыкать, hey [heɪ] — эй!, э-э!, э?, hitch [hɪtʃ] — ходить, подходить, ho [həʊ] — эй!, ого!, hoard [hɔːd] — хранить, hollo [ˈheɪləʊ] — улюлюкать, ого!, оклик, возглас, home [həʊm] — хозяйство, hoodoo [ˈhuːduː] — колдовство, hoot [huːt] — гудеть, ухать, гудок, hooter [ˈhuːtə] — гудок, hop [hɒp] — хоп!, horn [hɔːn] — горн, host [həʊst] — хозяин, принимать гостей, куча, house [haʊs] — хозяйство, hovel [ˈhɒv (ə) l] — хибара, hoy [hɔɪ] — эй!, huddle [ˈhʌdl] — ютиться, hum [hʌm] — хмыкать, шум, hurricane [ˈhʌrɪkən] — ураган, hurry [ˈhʌrɪ]; hurry-scurry [ˌhʌrɪˈskʌrɪ] — ускорять, hush [hʌʃ] — тишина, ш-ш!, тс!, тише!, hut [hʌt] — хата).

Заключение: корнеслов ВОЛХ, на первичном этапе нарождения включал в себя принцип действия «Вести́, Отай (скрытно) поЛзя с наХрапом (настойчиво)», сопровождаемое звукоподражательным «Воя, Онсица (неким) Льющимся Хором», в дальнейшем обретя идейное наполнение «Ведать (вещать), Отай (сокровенно) изЛагая Хитрость (др.-рус. хытрость — мудрость, искусность, знания)».

Глава 7

Жрец

Слово это настолько древно, что уже сегодня мы можем его растолковывать не иначе как только ассоциативно. Если мы вспомним своё детство, то что приходило первое на ум при слове жрец? В детской голове, естественно, всегда откладывается только одно понятие — «жрать». Удивительно, но так оно и есть, в самом деле. И мы не должны отступать от первоначального смысла, который заложен в этом слове. Вопрос в другом: если мы будем отталкиваться от понятия «жрать», то что, в действительности, оно означало в начале времён? Некая пикантность ситуации заключается в том, что в обывательской среде невольно складывается прямолинейное мнение, подобное следующему: раз существительное жрец — от глагола «жрать», значит жрец якобы является «пожирателем» чего-то. Но так-ли это на самом деле? Однако, согласитесь, ведь жрец — это, в первую очередь, священник, в полном смысле этого слова, как это видно на примерах в братских языках: болгарский свещеник — жрец; боснийский sveštenik — жрец. Ну, и что, он, отправляя свою службу, всю дорогу жрал что-ли? Нет, конечно! Следовательно, мы должны разобраться в самом слове жрать, потому что, если мы будем однобоко подходить к этому понятию, то нисколько не продвинемся в изучении данного вопроса, и будем всякое нестандартное толкование сего слова отсылать к некоей ереси, крамоле и так называемому язычеству, чего боятся, как черти ладана, все нынешние представители современного «государственного» культа. Со своей же стороны полагаю, что не нужно бояться русских слов, вообще, каких бы то ни было, а нужно просто разбираться в них, что мы, собственно, сейчас и делаем.

Давайте, с вами разберём на понятийном уровне такую вещь, вот слово «жрать» мы применяем в повседневной жизни? Да, естественно, но это слово у нас, почему-то, имеет некий негативный оттенок, по причине чего мы очень чётко разделяем в нашей речи понятия «жрать» и «кушать». В таком случае возникает вполне правомерный вопрос: чем выражение жрать хуже определения кушать? Ничем! Ведь, если последнее исключительно положительное слово, то как же тогда относиться к понятиям «искушение» и «покушение»? Ведь это однокоренные слова. Они что, носят положительный окрас? Нет. То же самое явление видится и в словообразовании жрать, от чего и произошло понятие «жрец», восприятие которого целиком и полностью зависит от степени личного восприятия каждого индивидуума. Так что же такое жрать, в своём первоначальном смысле?

Так, например, слово КУШать произошло от действа КУСать. Синонимом же ему служит слово жрать или пожирать. При этом, мы получаем корень, который уже находится в совершенно ином понятии — ЖИР. Все привыкли расценивать это слово как название вещества, имеющее маслянистую структуру, или, одним словом, сало. Но насколько это соответствует истинному положению производных от корневой матрицы Ж-Р? Ведь, если это было бы, действительно, так бескомпромиссно, что «жир — от пожирания», то не было бы в древнерусском такого значения слова жир как «богатство»! Если подразумевать, что слово жрец происходит от действа «жрать», то к этому же действу должно иметь такое же отношение, как и к жрецу, понятие «жертва», то есть, другим словом, треба — то, что приносили на капище во время отправления духовного культа.

Итак, рассматриваем сопутствующее исследуемым словам определение жертва (ср. с укр. жерти — жрать), корнем которого является ЖЕР, присутствующий в первоистоке — древнерусском слове жерава — горящий, раскалённый (ср. с др.-рус. жератъкъ — зола, и жаратъкъ — пепел). К чему это подталкивает? Да просто это подсказка: разумеется, к понятию «жар»! Вот теперь мы уже, помимо ассоциативного, включаем мышление абстрактное. Таким образом, мы приходим к тому, что корневая матрица Ж-Р, с модулируемыми гласными, выводит на ещё одну линию, связанную с огнём. И действительно, допустим, жар что делает? Он «пожирает», оттого и расширяется, вбирая в себя всё, что горит, то есть, иначе говоря, обогащается. Вот почему жир на языке роуськъ означал богатство. Более того, багатье на Руси означало «огонь», а само вещество жир, раскаляясь и воспламеняясь, хорошо горит, источая сильный жар! Вывод очевиден: поскольку, и жир, и пожирать, и жертва не являются носителями однозначно негативного смысла, так и однокоренное им слово жрец, не просто не есть олицетворение дикой «ненасытности», но и совершенно далеко от «прожорливости», вообще, какой бы то ни было, а напротив, является, прежде всего, духовным титулом служителя огня — жарца. Достаточно привести, в качестве семантического соответствия русской связке жар-жрец, пример из латыни, где flamma — это пламя, а flamen — это жрец!

Обратите внимание на нижеследующую подборку, хоть и не касающуюся напрямую исследуемого понятия, но как нельзя лучше характеризующую деятельность самого жреца как человека, не только имеющего отношение к обряду принесения символической жертвы, так называемой требы, которая возлагалась на краду (священный костёр), но и является служителем древнейшего славянского культа огня, провозвестника современного Вечного Огня — духовной традиции, почитаемой нашим народом, и бережно соблюдаемой в нашей стране до сих пор:

Боснийский, Хорватский žrtva — жертва;

Сербский, Македонский жртва — жертва;

Словенский žrtev — жертва;

Албанский zjarr — палить, огонь, сжигать;

Сербский пожар — палить, огонь, сжигать;

Словацкий požiarne — палить, огонь, сжигать;

Словенский požar — палить, огонь, сжигать;

Чешский požární — палить, огонь, сжигать;

Древнерусский съжагати — палить, жьрение, жьрѣти — жертва; жаръ — огонь, пожаръ — костёр, пожьрѣти — принести жертву.

Как видите, с помощью родственных славянских словоформ, мы подходим к пониманию общности происхождения таких разных, но однокоренных понятий как жратва — жертва — жерава — жарево — жарить — жарец — жрец. А градация, непосредственно, самого словообразования жрец, во всей её очевидности, была такова: ЖЕРти (т. е. жертвовать, от жерава — огонь) — ЖРети (т. е. жарить, от гьрѣти — жечь, палить, топить) — ЖРец (жарец, от пожьрѣти — пожертвовать, читай «пожарить»). Ведь широко известна комбинаторика согласных Г-Ж-З в русском языке, на примере боГ-боЖе-боЗе, что подтверждается санскритскими определениями: гар, гара — огонь; гарбхам — желудок, гарда — жадность, гури — светлая, джъотьих — свет (ср. с рус. жжёт), заир — жажда. Сравните: сербский горети — жечь, древнерусский жегъчии — истопник, и роуськъ истъбьникъ — кочегар. Более того, в старославянском съгрѣние — тепло, а горящина — теплота, ровно так же, как в валлийском gwres — жар, испанском horno — печь, и в таджикском гармӣ — жара. А вот как переводится понятие «жечь» на родственные, и не очень, языки: баскский erre, болгарский изгаряне, македонский горат, румынский arde, сербский горети, словацкий horieť, словенский gorijo, чешский hořet. Теперь, посредством вариаций последних согласных в корнях слов ЖАРить, ЖЕЧь и сЖИГать, выходим на однокоренное устаревшее жагра — запал.

Однако, представление о жреце, в его словесном определении, как исключительно о некоем «кочегаре, истопнике и костровом», было бы неполным, если бы в семействе однокоренных ГАРь и ЖАРа отсутствовало бы родственное слово ЗАРя, но оно есть, и в нашем исследовании нам никак не миновать целой линейки однокоренных смысловых созвучий, не только в русском, но и других языках мира, например: санскрит зрита — стол (не мебель, а продукты), что по звучанию вовсе не случайно сливается с русским зрить, ибо по смыслу также совпадает с таким европейскими понятиями как «провиант» (от лат. provianda) и «провизия», из латинского provisio — предусмотрительность, производное от providēre — предусмотреть, предвидеть, родственного русскому «видеть». Значения эти ничуть не чужды по смыслу и русскому снабжение, от С/НА/БДИТЬ, где С и НА приставки, а бдить — глагол, означающий «смотреть». Вот почему санскритское зрита — это не только «стол», подразумевающий конструкцию, на которой располагаются кушанья, а, непосредственно, сама еда, поскольку слово это несёт в себе ещё и такие значения как «заправляться, перекусывать и утолять жажду». А жажда от чего возникает? Естественно, от жара, и внутреннего, и внешнего. В этом случае, мы сталкиваемся с родственной жаре корневой матрицей З-Р, аналоги чего есть и в русском языке, например, если жара — это описание температурного режима, то заря — это уже описание визуального аспекта одного и того же процесса. Здесь мы сталкиваемся с таджикским понятием зар — золото, которое по своему визуальному эффекту ассоциируется с зарёй, что подтверждается единородными русскими золото и жёлтый. Поэтому у западно — и южно-славянских народов по разному произносимое Золтан и Жолтан — по-сути, одно и то же имя Zoltán, в значении «золотой». В том же фарси находим слово зарар — зло, что в русском языке является единым по происхождению со словом злато. И такое совпадение не удивительно, поскольку в нашем языке, например, зелье — это одновременно, и яд, и лекарство. Это лишний раз подтверждает нашу мысль о том, что в русском языке не бывает, ни «плохих», ни «хороших» слов, все они равны по своей весомости, и вот вам доказательство: блага — у нас «добро», а у белорусов блага — это «зло». Отсюда и действительный изначальный смысл таких фраз как: «благими намерениями вымощена дорога в ад», и «орёт благим матом», то есть, истинное значение данных выражений заключается в прямо противоположном — «злыми намерениями вымощена дорога в ад» и «орёт злым матом».

Возвращаемся к однокоренным словам жрец, жертва и жрать, у которых есть родственный корень и в исконно русском древнем имени Жора. Исходное значение этого имени, не смотря на однокоренное понятие обЖОРа (что тоже не имеет исключительно отрицательного смысла, поскольку хорошо кушающий младенец, в принципе, вырастает потом здоровым человеком) заключается ещё и в том, что родители могли называть им своё чадо, загодя наделяя его навыками, способностями и знаниями «жарца», то бишь жреца. Сам же процесс пожирания может называться как «жор», так и «жрание», что находит отзвук и в английском shrine [ʃraɪn]; [ʃrʌɪn] — святыня, по сути одна и та же основа слов ЖРАН и ʃRΛIN, как, собственно, и в словах СИЯНие и ʃΛIN, где английское shine [ʃaın] — это свет, сияние. Оттуда же и обозначение светлого времени суток — слово день в различных языках, косвенно связанное с «огнём, всем горячим, всяким ожогом и жарой»: баскский egun, итальянский giorno, румынский zi, французский jour, азербайджанский gün, индонезийский hari, филиппинский araw, гаитянский, креольский jou. Таким образом, через однокоренные ГАРь, ЖАРа и ЗАРя, мы выходим на визуальный аспект буквального значения слова жрец, а именно за́риться — смотреть, от вЗОР и ЗОРко, что приводит нас к пониманию ещё одной из граней определения «жрец»: помимо ГРеца как кочеГАРа, и Жреца как ЖЕРтвоносца, мы вправе рассматривать его ещё и как ЗРеца (ср. с белор. зрэнец — зрачок, и назира — наблюдатель), то есть, того, кто зрит — наблюдает не только за звёздами, календарём, временем сбора урожая и посевной (ср. рус. зерно, зёрна и жернов с тадж. зореъ — землевладелец, крестьянин, пахарь), но и является своего рода блюстителем и хранителем знаний, закона, традиций и обычаев. Сравните русские слова заря, зори, взор и взирать с украинским зірка — звезда, и белорусским позірк — взор. Есть в языке фарси такое слово как зӯр — сила, мощь, могущество; однако, таджики его применяют и в переносном смысле, как «великолепие» или «блеск», поскольку в том же персидском зориб — ударяющий, чеканщик, от работы коего зачастую летят искры, тем более, что зардина по-таджикски — это «рыжеватый», а по сути золотистый или златовласый. Поэтому жреца, иначе зреца, мы уже видим в качестве не только свЯщенника, от древнерусского свято — праздник, священный день, знаменательная дата, но и свЕщенника, то есть просветителя, вспомните болгарский свещеник — жрец, и боснийский sveštenik — жрец. И в действительности, жрец во все времена занимался просвещением народа, что подтверждается однокоренными с ним словами во французском jury [ʑʉˈrʲi]; [ʐʊˈrʲi] — правовой, законный, порядочный; и русском журить — распекать (от «печь, жарить, топить, жечь»), упрекать, пенять, бранить, корить, отчитывать, выговаривать, ругать и (внимание!) усовещать, от совесть — совместная (с богами) весть. Попытайтесь теперь представить себе: как могли бы на Руси называть журителя общественных нравов (читай «надзирателя»), призывающего всех к совести? Ну, наверное, либо вульгарным «журила», либо вельможным «журец», правда? Сравните диалектное русское жерц — жрец, с мальтийским ħarsa — взор, глядеть, смотреть, взирать, и литовским žiūrėti — взор, глядеть, смотреть, наблюдать, взирать! Так вот, последнее, в связи с безударной гласной в первом слоге, запросто могло потерять и её, по причине быстрого произношения всего слова целиком, и, как следствие, неизбежной редукции буквы У: журéц => жрец. Отделите приставку pri — в литовском prižiūrėtojas — смотритель, надзиратель, и прочтите быстро основу слова žiūrėtojas, в результате вы услышите žiūrėtas, а ещё короче žrėts — практически, жрец! Сравните: латышский ārsts — врач, лекарь; немецкий Arzt — врач, лекарь; эстонский arst — врач, лекарь; бретонский arzour [ˈarzur] — бард; маори ariki — владыка, валлийский arglwydd — владыка.

Итак, пройдя все этапы фоно-семантического анализа слова жрец, мы с вами убедились в том, что любое слово в русском языке следует рассматривать, так сказать, в 3D формате, поскольку оное является объёмной и многомерной структурой, шлифовавшейся веками. А если мы будем судить о слове, и воспринимать его однобоко, то, по-сути, нам будет открываться лишь одна из многочисленных его сторон, не открывающая всего того богатства, в него заложенного, а главное, снимая кальку только с одной из граней того или иного определения, мы ни за что не узнаем его исходного звучания, и соответственно, истинного его смысла.

Реснотный разбор корнеслова ЖР:

Корневая матрица Ж-Р — носитель условно-обобщённого значения «жарить-жертвовать-журить». Примеры:

бретонский jar — сиеста; русский жерва, жерства — еда, пища; жерц — жрец; журиться — горевать, грустить, печалиться; журенье — брань, выговор, гонка; журба — печаль, горе, кручина.

Корневое ядро Ж — матрика «жима», причём, во всех его проявлениях, основанных, как на физических принципах, так и психологических. Оттого все слова, содержащие в себе корневое ядро Ж, непосредственно или опосредованно, рождены простейшим выражением некоего жужжания, неизбежно производимого всяческим сжатием во время какого бы то ни было напряжения, вызывающего мелкую дрожь, вибрацию (ср. диал. рус. жах — страх, испуг, робость, и жук — отряд жесткокрылых насекомых). Таким образом, первобытный аудиоген [ЖЖ] — это отправная точка возникновения таких корнеслов, типа, жар-жир-жор, и его производных, а также, к примеру, следующих полновесных слов: жена, жнивьё, жесть, ужас, жадность, жеребёнок, жизнь, ожидание, жало, жевать, жалость, желание, и так до бесконечности (ср. с анг. jade [dʒeɪd] — заезженная, jaded [ˈdʒeɪdɪd] — заездить, jam [dʒæm] — сжимание, jar [dʒɑː] — ссора, jaw [dʒɔː] — жевать, зёв, желваки, jazz [dʒæz] — живость, jeremiad [ˌdʒɛrɪˈmaɪəd] — жалобы, jerk [dʒɜːk] — дёрганье, jointure [ˈdʒɔɪntʃə] — записанное на жену, закрепить наследство за женой, jowl [dʒaʊl] — жвало, челюсть, junior [ˈdʒuːnɪə] — юный, just [dʒʌst] — чуть).

Р — матрика «рвения», в зачатке своём имеющая природный аудиоген [РР], вербально озвученный обычным рыком-рявканьем-рокотом-изреканием, психологически всегда воспринимается нами как некий поРЫВ, РЕТивость и РЕЗкость, поэтому ассоциативно визуализируется с расходящимися концентрическими кругами, поскольку физически это обусловлено часто повторяющимися ритмическими колебаниями времени и материи, что в совокупности и произвело когда-то в нашей РОДной РЕЧи такие понятия как: рот, рука, река, ров, ругань, ревность, радость, радуга, рада, радение, рок, руда, орудие, рыжий, рожь, русич, рыскать, рыть, рог, решение, и великое множество слов с корневым ядром Р, любое из которых не будет лишним в этом РЯДу (ср. с анг. racket [ˈrækɪt] — грохот, rag [ræɡ] — дразнить, raid [reɪd] — решительно, rake [reɪk] — рыхлить, рыться, rasp [rɑːsp] — резкий, резать, rave [reɪv] — реветь, ravel [ˈræv (ə) l] — разрывать, ray [reɪ] — радость, raze [reɪz] — разрушать, reach [riːtʃ] — река, поражать, read [rɛd] — речь, reave [riːv] — рвать, recite [rɪˈsaɪt] — читать, reckon [ˈrɛk (ə) n] — решать, retch [rɛtʃ] — рыгать, ribbon [ˈrɪb (ə) n] — обрывки, rift [rɪft] — разрыв, rig [rɪɡ] — наряжать, рядок, резв, rigour [ˈrɪɡə] — строгость, riot [ˈraɪət] — нарушение, rip [rɪp] — рвать, rive [raɪv] — разрываться, river [ˈrɪvə] — река, рубеж, roar [rɔː] — рёв, рокот, robust [rəˈbʌst] — работа,, roll [rəʊl] — рокотать, rough [rʌf] — резкий, режущий, рябить, rout [raʊt] — рыть, row [rəʊ] — ругань, rubble [ˈrʌbl] — рваный, rude [ruːd] — резкий, ruffle [ˈrʌfl] — рябь, ругаться, ruin [ˈruːɪn] — рухнуть, rule [ruːl] — рулить, run [rʌn] — равняться, rupture [ˈrʌptʃə] — прорыв, обрыв, рвать, rush [rʌʃ] — брошен, порыв, rustle [ˈrʌsl] — хрустеть).

Вывод: исходное значение корнеслова Ж/Р — это «Жечь Рьяно», либо «Жать Ретиво», причём, вовсе неважно: в жатве ли, в ратном труде, либо даже в проповеди, что в дальнейшем получило смысловое наполнение такого образа как Ж/Рец, который буквально «Журит, Радея», то есть учительствует, а также следит за порядком и справедливостью в обществе.

Глава 8

Знахарь

Поскольку всем известно, что знахарь — это тот, кто много знает, то мы сразу перейдём к словообразующему глаголу знать, чтобы понять исходный его смысл в первородном виде. Какие слова являются однокоренными этому слову, и равными по смыслу данному понятию? Это такие часто употребляемые определения, как, например, знамя и знак, то есть те символы, которые несут в себе опознавательные функции (ср. с бретон. azon — знак). Просматривая словари языков, родственных русскому, находим в санскрите jñāna — знание, где обнаруживается не только единый с русским ЗН корень JN (ср. с гэльск. ionad [inəd] — знак), но и общая основа слова ЗНАН — JNAN. Это, одно из целого ряда примеров, красноречивое доказательство того, что устоявшееся в среде лингвистов мнение о санскрите, как о прарусском языке не является беспочвенным. Ведь само словообразование «санскрит» не привязано к конкретному этносу: нет в мире, и никогда не было народа с таким названием — «санскриты». Да, когда-то санскрит употреблялся в Древней Индии, но, в то же время, нельзя однозначно сказать, что на нём говорили, исключительно, «древние индусы», в смысле, предки современных индийцев, хотя бы только по той простой причине, что язык этот сейчас является вымершим, и применяется на полуострове Индостан лишь в научных, исторических, литературных и религиозных трактатах. К тому же, коренными жителями этой страны академической наукой признаны дравиды — темнокожие аборигены, не относящиеся к европеоидной расе, хотя, санскрит официально считается языком ариев, которые во втором тысячелетии до Нашей эры пришли с Севера, и, перед тем как вернуться в родные края, оставили следы своей цивилизации: передали местному населению язык, культуру и свою веру. Поэтому не стоит удивляться тому, что санскрит, этот вымерший язык не применяется в речи современных жителей Индии, ведь это естественно: нет в стране исконных носителей языка — нет в обиходе и самого языка!

В балто-славянских языках также находим схождения с русскими значениями: латышский zināšanas, и литовский žinios — знание; или латышский zināt, литовский žinoti — знать. Таким образом, случайно-ли, неизбежно-ли, но мы с вами столкнулись здесь с вариацией русского корня ЗН, с той лишь разницей, что в балтских языках тот же самый корень «разбавлен» гласной буквой ZIN. Однако, интересно было бы узнать, а есть-ли подобный корень ЗИН в языке русском? Да, конечно. Но в этом случае он уже не является носителем исследуемого значения, зато отводит нас в самую глубь времён — в ту древнейшую эпоху, когда то самое понятие «знать» только нарождалось. Давайте же, проследим за процессом образования этого слова.

Итак, есть в русском языке такое слово как зинуть — расшириться (ср. с гэльск. sín [ʃiːn’] — вытягиваться), что наталкивает нас на мысль о том, что всякое знание суть расширение разума, увеличение осведомлённости, а может даже обострения дальности ви́дения, и не зря (ср. с анг. width [wɪdθ] — ширина, широта): в древнерусском зенуть означало то же самое — расширять, откуда выводим изначальный смысл простонародного зенки — глаза. Ну, что касается определения широты видением, то это, как оказалось, общеевропейское представление о восприятии пространства, ведь английское wide, голландское wijd и исландское víða — широко, вполне себе согласуется с русским речевым оборотом «с этого места открывается потрясающий вид на город (море, лес, горы и т. д.)», что, по сути, обозначает кругозор — широту взгляда на обозреваемый простор. А раз ВИДеть и ВЕДать — однокоренные слова, то становится совершенно понятной и прочная семантическая связь зияния и зениц со знанием! Так вот, раньше словом «зенко» называли не весь глаз, а зрачок — зенок, притом, зрачки, как известно, имеют свойство расширяться в определённых случаях, например, при удивлении, то есть, когда человек что-либо вдруг узнаёт (ср. с др.-рус. зѣница — зрачок)! И в подтверждение тому — однокоренное русскому зенки, литовское ženklas — знак (ср. с серб. загледати — зиять)! Более того, в подобной ситуации, когда индивидуум ошарашен сенсацией, у него непроизвольно ещё и рот раскрывается. К чему это я? Дело в том, что со словами зенуть и зинуть одного происхождения является и определение зиять — раскрывать, зевать, растворять, расширять, изурочить. А поскольку родственное русскому латинское hiātus — глубокое (зияющее) отверстие, щель, расселина, ущелье, пропасть, трещина, пасть, зёв, разевание рта, жажда, страстное желание, хвастовство, похвальба, подъём и пафос, то шаг за шагом мы приходим к пониманию прочной связи понятий разуЗНать и раЗИНуть. Ибо зевок — это рефлекторная реакция на кислородную недостаточность. Мы зеваем, когда мозгу не хватает кислорода, который нужен для работы клеток. Во время зевка, воздух обильно втягивается лёгкими, кровоток насыщается кислородом, и насыщает им ткани мозга. Другими словами, одновременно происходят несколько параллельных процессов, а для наших предков это и вовсе было одним действом, и потому обозначалось, хоть и разными словами, но с единым корнем: ЗЕНки — ЗЕНуть — ЗИНуть — ЗНать.

Кстати, считаю своим долгом внести ещё одну ясность в орфографии очередного русского слова: разиня — рассеянный человек, на самом деле, дóлжно писать раззиня — зевака, в разборе коего сразу выявляется истинный корень РАЗ/ЗИН/Я, от глагола ЗИНуть, в противовес весьма туманной официальной научной трактовки этого слова, с его более чем странным морфологическим разбором, в котором якобы корень — «рази́н», что противоречит, вообще, всякой логике.

Как мы уже убедились на приведённых примерах, всякое слово в русском языке, вообще, и в данный момент исследуемое определение, в частности, «знать» являет собой многогранную структуру, одним из аспектов которой выступает видение, смотрение, глядение. А теперь, обратите внимание, как, в рамках нашего родного языка, мы плавно перейдём из раздела оптики в область астрономии. Народные предания гласят: «…беречь, как зеницу ока», то бишь, речь идёт, буквально, о центральной точке глаза — зрачке, а образно — о родной вере, родовой памяти, и знаниях рода, передающихся из поколения в поколение. Так ведь, мало того, что русское вЗИРать одного происхождения с украинским зірка — звезда, ЗАРиться — с баскским izar — звезда, а вЗОР — с белорусским зорка, тоже звезда, но ещё и нашей ЗЕНице родственна белорусская же зничка — блуждающий огонь, падающая звезда! Отсюда следует, что, помимо французского zénith — точка небесной сферы, расположенная над головой наблюдателя или направление, указывающее непосредственно «вверх» над конкретным местом, древнерусское определение Знич — небесный огонь, как символ огнебога Семаргла, имеет отношение и к зенице ока, читай «центру глазной (полу-) сферы», и к светилу в зените, читай «центру небесной (полу-) сферы», и к зничке — блуждающему огню, читай «по центру небосвода», и к зинýте (зенотé) — расширению, читай «пространства, материи и времени»!

А в подтверждение сего, Żnicz — по прежним представлениям в литовской старине, священный огонь, а также жрец, поддерживавший вечный огонь. Очевидно, слово это связано с древне-литовским zinis, и означает ведуна, действие которого по-литовски называется «жинаути», zinoti — ведать, знать (!). У белорусов же Знич — бог священного погребального огня, превращал тела и вещи покойника в пепел, он же гасил зничку — звезду, зажженную в час рождения человека богом Родом. В целом же, «знич» следует понимать как священный, неугасимый огонь всех древних славян, воплощение памяти рода, как прообраз современного Вечного огня.

Вот теперь мы незаметно перешли уже к физическому аспекту понятия «знать» как проявлению плазменной формы жизни, а именно ЗНою. В древнерусском зноить значило: печь, припекать, накалять солнцем, жарить, греть на солнце, топить на огне, плавить. А ведь, согласитесь, при нагревании любая субстанция имеет свойство расширяться, и посему какого бы предмета, явления, действа ни касалась корневая матрица З-Н, исходный смысл конечного, производного ею определения всегда будет зиждиться на едином понятии «расширение». Представляю вашему вниманию вариации исследуемого глагола с основой зной в диалектах русского языка: знеять, знеть, зноить, зниять, зиять — тлеть, гореть без пламени, как раскаленная вещь, калить, пылать (ср. с фарси зиё — свет, блеск, сияние, сверкать); отсюда и зона — гарь, горячка. И поскольку мы всё время говорили о расширении, то тут, волей-неволей, возникают ассоциации с импортным термином зона, который происходит от латинского zōnа «пояс», далее из древнегреческого ζώνη «пояс», ранее из праиндоевропейского yos — «поЯС, опоЯСывать», в наше время применяется в самом широком смысле: пояс — полоса, пространство, географическая зона, жаркая зона, зона военных действий, зона досягаемости, зона слышимости радиоаппарата и т. д (ср. с фарси зуннор — пояс).

Продолжая экскурс по языкам, находим целую серию, не только смысловых созвучий, но и единоматричных с русским словом образований: мальтийский sħana — зной;

санскрит uṣṇa — жаркий, жгучий, знойный; uṣṇatā — жара, зной; saṅjvara — жара, зной; saṅtāpa — зной, жара, жар, лихорадка, пыл, страсть, страдание, мука, печаль, скорбь, горе, раскаяние, сожаление, умерщвление плоти. К слову, последние двусложные легко дробятся с помощью русских понятий и переводятся по-нашему буквально: saṅj/vara — зное/вар; и saṅtāpa — зное/топ.

Если вы уже подметили, в разноязычных корневых матрицах единого происхождения с русским корнем ЗН первая согласная, корневое ядро варьируется от языка к языку, что поможет нам усмотреть сходство корней при сличении инородных слов с центральным значением в нашем расследовании, то есть, с понятием «знание». Приведём одну интересную аналогию: «Ге́ний (от лат. genius «дух», также — джинн, араб. «иджтинан», что означает «скрытность, невидимое сокрытие») — в римской мифологии: духи-хранители, преданные людям, предметам и местностям, ведающие появлением на свет своих «подопечных»… Отсюда и чёткое соответствие с русским выражением самоРОДок или приРОЖДённый!

Ну вот это слово уж все знают: «Ген (др.-греч. γένος — род) — структурная и функциональная единица наследственности живых организмов». То есть, ген — это материальный носитель наследственности, иначе, носитель информации. А что такое информация? Это знание. И как оказалось, даже слово жена имеет косвенное отношение к понятию знание, и отчасти является носителем значения знать! Недаром предельно созвучны такие понятия, как Ге́незис (греч. génesis) — происхождение, возникновение, зарождение и Гно́зис (от греч. γνώσις) — высшее, эзотерическое, откровенное, мистическое знание! Для того, чтобы понять, насколько прочно эти значения связаны не только в греческом, но и других языках, включая русский, разобьём перечень разноязычных огласовок понятия жен (щин) а на условные подгруппы по созвучиям корней:

ГРУППА КОРНЕВОЙ МАТРИЦЫ К-Н (Ц-Н; С-Н):

испанский ciencia — знание ==> тохарский śäṁ/śana — жена;

латинский scientia — знание ==> тохарский śäṁ/śana — жена;

немецкий Kenntnis — знание ==> датский kvinde — женщина;

нидерландский kennen — знание ==> армянский kin — женщина;

норвежский kunnskap, kjennskap — знание ==> норвежский kvinne — женщина;

шведский kännedom — знание ==> готский qino — женщина;

эсперанто kono — знание ==> исландский kona — женщина;

английский know — знать ==> руника kwena — женщина;

баскский jakin — знать ==> гавайский wahine — женщина;

гаитянский konnen — знать ==> исландский kona — женщина;

шведский kunna — уметь, мочь, знать ==> шведский kvinna — женщина;

шведский känna — чуять, ощущать, знать ==> исландский kona — женщина.

ГРУППА КОРНЕВОЙ МАТРИЦЫ З-Н (Ж-Н; Д-Н):

литовский žinija, žinojimas — знание ==> юж.-; зап.-слав. žena — женщина;

таджикский дониш — знание ==> яванский wadon — женщина;

белорусский знаць — знать ==> венгерский asszony — женщина;

болгарский зная — знать ==> таджикский зан — женщина;

латышский zināt — знать ==> персидский zan — жена, женщина;

польский znać — знать ==> словенский ženska — женщина;

сербохорватский знати, znati — знать ==> китайский nǚzĭ — женщина;

санскрит jñā — знать ==> санскрит gnā; jani — жена.

А теперь, ради эксперимента, соотнесите санскритское знать по падежам с русскими частями речи в значении ЖЕНитьба:

pr. jānā́ti/jānīté — IX;==> русское женатик/жените;

fut. jñāsyáti/jñāsyáte; ==> русское женюсь/женись;

pf. jájñau/jajñe; ==> русское женю/жени;

aor. ájñāsīt/ájñāsta; ==> русское оженить/поженятся;

pp. jñātá ==> русское женатый/женаты.

ГРУППА КОРНЕВОЙ МАТРИЦЫ Г-Н (ДЖ-Н):

арийский gneh — знать ==> санскрит gnā — жена;

ирландский gnath — знать ==> авестийский gənā — жена;

валлийский gnawd — знать ==> прусский genno — жена;

греческий gignōmi — знать => греческий gunē — жена;

латинский cognoscō — знать ==> армянский gin — жена.

Далее, если хотите, попробуйте самостоятельно сравнить нижеприведённые иностранные слова в значении знать с понятиями в русском языке, уже рассмотренными нами ранее — уверен, у вас получится, и обязательно найдутся «случайные» созвучия: лит. žinoti, авест. paitizānənti, ст.-англ. cnāwan, тохарск. knān/nān, алб. njeh, хетт. kanes, арм. tsɑnotʰ/tsʼɑnotʰ/dzɑnotʰ — знакомый, кашмирск. zānun, осет. zonun, нем. kunnan/können; irchennan/kennen, перс. xšnāsātiy, др.-норв. kunna; kenna, др.-прусск. posinnāts, готск. kunnan; kannjan, умбр. naratu.

Итак, мы воочию убедились в том, что значение знать косвенно «подвязано» к понятию жена (ср. с др.-греч. εὐγενής «евгенис» — знатный). Почему? Первое, что бросается в глаза из последней подборки, так это прусское posinnāts — знать, которое прямо-таки подмывает сравнить его с русским пожинать, где одновременно угадывается и украинское жiнка — женщина, и литовское «жинаути», zinoti — ведать, знать (!). Сравните: монгольский эзэн и зөнч — жрец, владыка, провидец, предсказатель, пророк; литовский zinis — ведун, баскский zaharrenaren — старец.

В нашей родной живой Великорусской речи оборот «пожинать плоды воспитания» таит в себе ещё и такой глубокий смысл как: получать результаты вложенных в свои чада знаний, а в дальнейшем использовать и развивать на благо семьи, рода, племени и Отчизны полученные от пращуров, и переданные потомкам Веды!

Реснотный разбор корнеслова ЗН:

Корневая матрица З-Н — носитель условно-обобщённого значения «зи (е) нуть», то есть, расширить (ся), в самых различных аспектах. Примеры:

Древнерусский зинути — открыть, раскрыть; знати — видно, заметно, наблюдать; знаменье — знак, указание; знань — знание;

Фарси зан (н) — догадка, предположение, подозрение, мысль, мнение; зайн, зинат — украшение, убранство, убор, наряд; зина — постепенно, степень, уровень, ступень, инстанция, сан, чин, пост, место; зиёд — много, более, больше, чрезмерно, избыточно, многочисленный, обильный, более установленного, больше обычного;

Санскрит занта — свобода, санат — вечно, санкхья — стержень знания, сантана — поток, санчаян — накопление;

Старославянский зныль — печь;

Корневое ядро З — матрика «зыби», как проявление ещё более высокочастотной вибрации, нежели её «мягкая» родственница Ж, аудиоген [ЗЗ] — подражание ЗВенящему ЗВуку, обладая «проникающим» эффектом, не мог не породить такие носители понятия «зуд», каковыми являются его производные корнеслова, вроде зор-зуб-здо, и все те образования, что издалека или открыто выдают свою первичную сущность, например: зима, зверь, здоровый, зло, зюзя, золото, зелье, здесь, зодчий, создать, назидание, зябнуть, зеркало, взирать, зря, назад, знать, знамя, зов, и многие иные (ср. с анг. zap [zæp] — царапка, zeal [ziːl] — сильно, zealous [ˈzɛləs] — желать, zenith [ˈzɛnɪθ] — зенит, zest [zɛst] — живость, zip [zɪp] — живость, свист, сжимать, zippy [ˈzɪpɪ] — живой, zoo [zuː] — зверинец, zoom [zuːm] — жужжание, с шумом взмыть).

Н — матрика «несения», причём, совершенно не важно, какой ноши, с какой целью и в каком направлении, ибо понятие это растяжимо, как сам процесс или объект, и по форме, и по содержанию. В связи с этим, всякая смысловая вынужденность-нужда-принуждение заложенная в данном корневом ядре, возНИКла посредством банального (х) ныканья-нытья-нудения, а именно, от простого звукорода [Н (У;О;А)], сопровождающего любую потребность, как вНУТреннюю, так и извНЕ, что явилось благодатной почвой для рождения конечных образований, подобных следующим: ныкать, заначка, взнуздать, нога, нож, заноза, пронзать, ничком, проницательность, низ, нива, навь, новый, нюни, няня, нёбо, небо, нос, нам, нет, и т. д., и т. п. (ср. с анг. nacelle [næʹsel] — переносная люлька, nag [næɡ] — ныть, name [neɪm] — имя, наименование, nanny [’nænɪ] — няня, нянька, нянь, nark [nɑːk] — нытик, nasal [ˈneɪz (ə) l] — носовой, гнусавый, нос, насморк, nasty [ˈnɑːstɪ] — ненастный, ненастье, nation [ˈneɪʃ (ə) n] — наши, neath [ni: θ] — ниже, низ, neck [nɛk] — наглость, нахальность, need [niːd] — надобность, нужда, надо, needle [ˈniːdl] — пронзать, вдеть нитку, проницательный, проникать, nest [nɛst] — выносить, вместилище, nether [ˈnɛðə] — нижний, низкий, nix [nɪks] — ничего, никто, нет, не, нисколько, нельзя!, nose [nəʊz] — нос, нюх, носик, нюхать, доносить, носовой, носовая часть, numb [nʌm] — онемелый, nurse [nɜ: rs] — няня, нюни, нянчить).

Вывод: исходное значение корнеслова З/Н — это «Зыбкое Несение», читай «трепетное отношение» к какой-либо особо ценной, хрупкой или тайной вещи, а то и вовсе нематериальному объекту, что в дальнейшем получило идейное наполнение такого образа как Зов Нужды, который сначала мотивирует последующее накопление знаний и опыта, а затем приЗывает к проНицательности.

Глава 9

Врач, Ворожея

Когда мы слышим или произносим слово врач, то мы обычно подразумеваем его призвание — врачевать, но вот откуда оно пошло — даже не догадываемся, зато совершенно уверенно будем отрицать совсем уж неожиданное его родство с определением врать. А, кстати, почему? Надо полагать, в силу инерционного мышления. Ведь мы же никогда не признаем столь дикую вероятность того, что «врач врёт». Ну, хотя бы потому, что не хотим так думать, и нам просто страшно себе представить такое. Странно, правда? Странно по той простой причине, что даже с подачи Толкового словаря Даля, врачун, врач и врачук — это вовсе не диалектное название врачевателя, да и врачунья или врачка — это абсолютно не врачиха, в смысле «докторша», как вы могли бы подумать, а всего-лишь враль со вруньей! А тем временем, русский язык, словно беспощадный полиграф, выводит на чистую воду всю правду о «хороших» и «плохих» словах, опровергая тем самым, как досужие домыслы людей суеверных, так и предрассудки самих учёных. Вот и на этот раз наш родной язык, посредством корневой матрицы В-Р, подсказывает нам, что словообразования врать и врачевать одного происхождения, и наша задача — не брезгливо отмахиваться от сего лингвистического факта, а выяснить истинную причину возникновения данного парадокса. Теперь подробнее.

Если опираться на корневую платформу В-Р-К, то тут же можно обнаружить удивительное фоносемантическое родство слов враки — вздор, ерунда, пустословие, болтовня, ложь, одним словом враньё и ворковать — мягко, нежно говорить, разговаривать между собой, что, само по себе, наводит на мысль об исходном значении «говорить» в первоначальном определении врать. Здесь мы находим поддержку своей версии у Даля в целой обойме слов с той же единой матричной основой В-Р-К:

варакать, вараксать, варакосить — то же, что вракать: болтать пустяки, говорить вздор;

варака, варзака, варакса, варакша, варакоса — болтун, пустомеля; варакушить — передразнивать кого, корчить, дразнить, подделываться под кого.

Последнее значение вновь возвращает нас к понятию ворковать как звукоподражательному «издавать характерные мягкие, гортанные, переливчатые звуки, часто во время брачных игр (обычно о голубях)», что открывает нам глаза на изначальное восприятие глагола «врать» сразу в нескольких диалектных вариациях: варакать-вракать, варачить-врачить, где уже совершенно чётко выделяется производное врач! Таким образом, к нам приходит понимание, что первобытный врач, естественно, ни в коем разе не был «медиком», в нашем современном понимании, а слыл в народе, что вполне очевидно, тем самым воркующим или ворчащим, в смысле ворожующим человеком, который оказывал услуги магического характера, судя по очередному устаревшему словообразованию врек — сглаз, порча, урок; болезнь, порок, бедствие от напуска, от сглаза, и соответствующему действу врековать — урочить, портить заговором, напуском. Между прочим, вран, он же ворон — так первоначально звался врун, а по нему уже потом назвали «птицу-говоруна, отличающегося умом и сообразительностью», отсюда и старинные речевые обороты, адресованные, заметьте, человеку, а не пернатому: «Перестань каркать!», или «Ну, вот, накаркал!». В стародавние времена было даже такое понятие как врючивать — вталкивать, впихнуть, втопить, увязить, втянуть, вмешать, впутать кого, посадить, вовлечь в дурное положение, в беду; что весьма, не только созвучно глаголу врачевать, но и одного с ним происхождения!

И только многим позже, приняв более открытую и даже повседневную форму, и само занятие, и само понятие врач уже из разряда сакрального перешло в привычное нам наименование человека, призванного врачевать — лечить, пользовать, помогать снадобьями в недугах; а так же врачебствовать — заниматься врачебными науками, изучать врачебнословие, во всем объеме; ибо под словом врач стал уже подразумеваться «лекарь, ученый врачеватель, получивший на это разрешение»; а под словом врачея — лекарка, т. е. врачевательница по навыку (сравните с валлийским wrach — ведьма, колдунья, чародейка, волшебница), кстати, она же ворожея, и вот почему.

Древнерусское существительное ворок — это изначальное определение целого ряда действ: ворковать, ворчать, ворочать; соответственно, враки — от вракать, врачевать; следовательно, слова ворог иже враг издревле понимались на Руси совершенно не так, как мы считываем их сегодня, а от действа ворожить или вражить, что равносильно старославянским глаголам волошить, либо влакать, то бишь, волховать, влачить — влечь, привлекать. И наши доводы абсолютно согласуются с Далем: вражить — ворожить, колдовать, знахарить; ворожба — ворожея, вражба — колдун, знающийся со врагом, вражный, вражина — знахарь.

А теперь сравните русские словообразования близнецы: ворожба и волошба — ворожейство, волшебство, с румынскими vrăjitor — волшебник, и vrăjitoare — волшебница. Тем самым, мы ещё раз убеждаемся в том, что: во-первых, всякое русское слово не является, ни «плохим», ни «хорошим» в своём истоке, зато, глубоким по смыслу, ёмким и многогранным; во-вторых, определения варак-врак-врач-врачея-ворог-враг-вражина-ворожея являются полновесными понятиями особого магического говора, а также равносильными наименованиями посвящённого или посвящённой в тайны врачевания души и тела.

Реснотный разбор корневой платформы ВА (О) РА (О) К (Ч):

Матричная основа В-Р-К (Ч; Ж; Г) — носитель условно-обобщённого значения «ворчать-ворочать-врачевать». Примеры:

древнерусский веръжен — поврежден, вретище — рубище; ворганъ — музыкальная «зубная булавка»;

голландское Wrak или wraken с англо-саксонского древнего языка переводится как «ломать», «повреждать», «остатки от сломанного»;

английский veracious [vəˈreɪʃəs] — верный; veracity [vəˈræsətɪ] — достоверность; verge [vɜːdʒ] — берег; work [wɜːk] — совершать; wreak [riːk] — причинять вред; wreck [rɛk] — повреждать; wrench [rɛn (t) ʃ] — вывёртывать, вырывать, вывернуть; wrong [rɒŋ] — вред;

санскрит вайраджья — бесстрастие, отсутствие влеченияк каким-либо объектам; вайрочана — сияющий, варака — жених, варанга — голова, варша — жизнь, врдж — внимание, врка — волк;

фарси вараъ — воздержание от запретного, благочестие, набожность; варкок — гриф (птица); вароъ — снаружи, вне, по другую сторону; вергул — запятая, вораҳидан — спасаться, избавляться, освобождаться; воруща — опрокинутый, перевернутый, свергнутый, несчастный, злополучный.

В — матрика «вехи», посему все слова с корневой матрицей, возглавляемой этой согласной, в той или иной степени, всегда будут говорить о векторе движения, и сопровождаться специфическим воем, подражающим всякому веянию, наподобие вуу-воо-вээ, как то: сВет, вода, ветер, весть, визг, ведение, вид, волк, ветвь, вадить, вежа, вять, вилы, вал, велеть, воля, и далее (ср. с анг. voice [vɔɪs] — звук, wail [weɪl] — вопль, вой, week [wiːk] — визг, whack [(h) wæk] — звук (удара), wheeze [(h) wiːz] — присвистом, whiff [(h) wɪf] — веять, whine [(h) waɪn] — вой, выть, завывание, whisper [ˈ (h) wɪspə] — шелест ветра, whistle [ˈ (h) wɪsl] — свист, свисток, свистулька, whiz [wɪz] — свист, whizz [(h) wɪz] — просвистеть, whoop [(h) wuːp, huːp] — вопль, winnow [ˈwɪnəʊ] — веять, отвеивать, woof [wu: f] — гавканье, write [raɪt] — выражать, wry [raɪ] — выражающий отвращение, vortex [ˈvɔːtɛks] — вихрь, whirl [(h) wɜːl] — вихрь, weather [ˈwɛðə] — выветривать).

Р — матрика «рвения», в зачатке своём имеющая природный аудиоген [РР], вербально озвученный обычным рыком-рявканьем-рокотом-изреканием, психологически всегда воспринимается нами как некий поРЫВ, РЕТивость и РЕЗкость, поэтому ассоциативно визуализируется с расходящимися концентрическими кругами, поскольку физически это обусловлено часто повторяющимися ритмическими колебаниями времени и материи, что в совокупности и произвело когда-то в нашей РОДной РЕЧи такие понятия как: рот, рука, река, ров, ругань, ревность, радость, радуга, рада, радение, рок, руда, орудие, рыжий, рожь, русич, рыскать, рыть, рог, решение, и великое множество слов с корневым ядром Р, любое из которых не будет лишним в этом РЯДу (ср. с анг. racket [ˈrækɪt] — грохот, rag [ræɡ] — дразнить, raid [reɪd] — решительно, rake [reɪk] — рыхлить, рыться, rasp [rɑːsp] — резкий, резать, rave [reɪv] — реветь, ravel [ˈræv (ə) l] — разрывать, ray [reɪ] — радость, raze [reɪz] — разрушать, reach [riːtʃ] — река, поражать, read [rɛd] — речь, reave [riːv] — рвать, recite [rɪˈsaɪt] — читать, reckon [ˈrɛk (ə) n] — решать, retch [rɛtʃ] — рыгать, ribbon [ˈrɪb (ə) n] — обрывки, rift [rɪft] — разрыв, rig [rɪɡ] — наряжать, рядок, резв, rigour [ˈrɪɡə] — строгость, riot [ˈraɪət] — нарушение, rip [rɪp] — рвать, rive [raɪv] — разрываться, river [ˈrɪvə] — река, рубеж, roar [rɔː] — рёв, рокот, robust [rəˈbʌst] — работа,, roll [rəʊl] — рокотать, root [ruːt] — прародитель, rotate [rəʊˈteɪt] — вращать, rotation [rəˈteɪʃ (ə) n] — круговорот, rough [rʌf] — резкий, режущий, рябить, rout [raʊt] — рыть, row [rəʊ] — ругань, rubble [ˈrʌbl] — рваный, rude [ruːd] — резкий, ruffle [ˈrʌfl] — рябь, ругаться, ruin [ˈruːɪn] — рухнуть, rule [ruːl] — рулить, run [rʌn] — равняться, rupture [ˈrʌptʃə] — прорыв, обрыв, рвать, rush [rʌʃ] — брошен, порыв, rustle [ˈrʌsl] — хрустеть).

А — АЧЕ же — а если; АЩЕ ли не/и — а если нет; АБО, АЛЬБО — и, иначе, а также, ли, либо, или, АЛЬ, разве, не́жто, АБО-ще, вот еще, что еще, как бы не так, будто, АБО-що, что-нибудь, АБО-как, как-нибудь, как попало; АБЫ — лишь бы, только бы, чтобы, то же; АЖЕ — если, так как, потому что, чтобы, что, который, тем более, а именно; АЖ — даже, так что, что даже; АЛЕ — а, но; АН — все-таки, но; АВОСЬ — а вот и; АНЕВОЖ — неужели, неужто, будто бы, может ли быть, АКИ — как, так как, как бы, подобно.

Ч — матрика «чёса», отчего множество слов с этим корневым ядром одним только своим произношением напоминают звукоподражание, ему предшествовавшее, чувство — от «чу!», очерк — от «чирк!», чокнутый — от «чок!», чеканка — от «чик-чик!», и далее по списку любых родственных им словообразований, исходящих при воспроизведении звука [Ч (Щ)] от удара или движения по касательной, что спустя тысячелетия позволило нам сегодня пользоваться определениями, равными следующим: час, часто, чистота, причёска, чихать, чухать, чахнуть, чур, чоботы, чапать, чума, чертёж, чёрный, чадо, чадить, читать, считать, почесть, честный, черевики, чрево, червь, чары, чуждо, чудеса, чуб, чавкать, человек, через, очередь, и остальные (ср. с анг. chaff [tʃɑːf] — чесание, чешуя, champ [tʃæmp] — чавкать, chap [tʃæp] — челюсть, chaplet [ˈtʃæplɪt] — чётки, charm [tʃɑːm] — чары, чара, очарованный, chart [tʃɑːt] — чертёж, chase [tʃeɪs] — чеканить, chaste [tʃeɪst] — чистый, chasten [ˈtʃeɪs (ə) n] — очищать, chastity [ˈtʃæstətɪ] — чистота, chat [tʃæt] — общаться, чекан, chaw [tʃɔː] — чавкать, child [tʃaɪld] — чадо, chirp [tʃɜːp] — чирикать, chirrup [ˈtʃɪrəp] — чирикать, chisel [ˈtʃɪz (ə) l] — чекан, chit [tʃɪt] — счёт, chock [tʃɒk] — чека, чурка, chuck [tʃʌk] — чурбан, chump [tʃʌmp] — чурбан, chunk [tʃʌŋk] — чурбан, churl [tʃɜːl] — человек).

Вывод: объёмный аудиоген [ВРЧ] являет собой отголосок (звукоимитацию) определённого первородного действа: «Воет Рыком Чаяния», с последующим идейным наполнением «Веды Рока Читает», что характеризует не только речевые навыки первобытного врача, но и владение словом, вообще, всякого священника древности.

Глава 10

Лекарь

В противовес понятию врач, рассмотренному в предыдущей главе, определение лекарь, с точностью до наоборот, изначально было обозначением целителя, как такового, а затем стало обретать уже характерные черты наименования «человека заговаривающего», и только относительно недавно вернувшегося в родное медицинское лоно. Вот лишь несколько примеров вариаций, по-сути, одного и того же исходного образования, но с разным произношением, толкованием, и значением, получившего в разных краях, говорах и временах Руси свой конечный смысл, не совпадающий со своим современным собратом лекарем: лявзарь, ляжжарь, лязжарь, лязгарь, лящарь, лещарь, ляскарь, лескарь, что во всех случаях обозначает почти всегда одного и того же человека, обладающего искусством заговора и умением лечить словом (ср. с бретон. luskellat [lysˈkɛlat] — баюкать), а именно — баять, болтать, беседовать, говорить, рассказывать (отсюда и жаргонное «Чё ты меня лечишь?», либо «Не лечи меня!», сленговый оборот «лечить» — то же, что «заговаривать зубы» — темнить, «вешать лапшу на уши» — обманывать, а также поучать с излишними и ненужными наставлениями). И занималась этим ляса — прелестница, обольстительница (не путать с соблазнительницей!), или занимался тем же лясарь, лясник или льстец (ср. с фин. ylistys — хвала), то есть рассказчик (ср. с лат. lector — рассказчик, дьяк, дьячо́к, приче́тник, чтец).

Обратите внимание, как именуется лекарь в разных языках мира: датский læge, исландский læknir, норвежский lege, польский lekarz, словацкий lekár, украинский лікар, финский lääkäri, хорватский liječnik, чешский lékař, шведский läkare. А теперь посмотрите, насколько это близко по смысловому созвучию к значениям в экзотических языках: сесото leselamose — маг, волхв, чародей, прорицатель, волшебник; хмонг laus — старец, старейшина; йоруба Alàgbà — старец, старейшина; индонезийский lebih tua — старец, старейшина; чева aulosi — пророк, вещий; зулу laphezulu — набожный; сесото lenģosa — вестник, вещатель.

Перевод слова «лекарь» на датский læge и норвежский lege, невольно вызывает ассоциацию с русским именем Олег, и не зря! Вот выдержка из моей книги «Как тебя зовут»:

«Не знаю, насколько это вас впечатлит, но для меня явилось полной неожиданностью обнаружение этимологических связей имени Лёша с другим не менее широко распространённым в России званием… Олег! И это не смотря на то, что официально, также и в народной среде всегда считали Лёшу производным от имени Алексе́й (ɐlʲɪkˈsʲej), греческого происхождения, восходящего к древнегреческому Αλέξιος, образованного от ἀλέξω — «защищать», «отражать», «предотвращать», а на самом деле, ничего общеисторического и общекультурного с ним не имеющего. А пришёл я к такому заключению, благодаря одной находке в «Википедии», больше напоминающей разведданные из досье:

«Олег

древнескандинавское (??? — Прим. авт.)

Род: муж.

Этимологическое значение: «святой»

Отчество: Олегович; Олеговна.

Женское парное имя: Ольга

Производные формы: Олегушка, Олежка, Олеся, Оля, Олюся, Аля, Лега, Лёка, (и внимание!) Лёша;

Иноязычные аналоги:

арм. Աղեկ (Алек); белор. Алег; болг. Олег; нем. Helge, Helgo; укр. Олег; чеш. Oleg; дат. Helge; серб. Олег; швед. Helge».

А вот, что «всем известно» об Олеге:

«Оле́г — русское личное имя, предположительно, восходящее к скандинавскому Hélgi (от др.-сканд. heilagr — „святой“, „священный“)».

Так вот, это самое «предположительно», на мой взгляд, даёт нам полное право усомниться в производности древнерусского имени Оль́гъ от скандинавского Helge, хотя бы только в силу исторической реальности, а она такова: никаких «викингов» из числа «древних» шведов, норвежцев и датчан новгородцы к себе «княжить» не приглашали — по тем временам это всё равно, что добровольно сдать себя в плен и рабство! Трудно себе представить, что такой сильный и талантливый народ как славяне, строившие города-крепости, в отличие от викингов-селян, могли быть настолько бесхребетными, безвольными и бестолковыми, чтобы сдать себя «с потрохами» ни за что. Одно только это обстоятельство показывает абсурдным называть своего верховного предводителя иноземным прозвищем Хельге, пусть даже и в русифицированном до неузнаваемости варианте Олег. На самом деле, новгородские словене предложили своим западнославянским сородичам — южно-балтийским русам поработать в «наряде» — то есть, как бы сейчас сказали, «дружинниками по охране общественного порядка». Видимо, для самих коренных, зажиточных граждан была «эта служба и опасна, и трудна…», но не престижна.

Таким образом, ещё не успев отойти от скандинавского следа в имени Олег, мы тут же натыкаемся на чистую копию его женской формы Ольга в древнерусском словообразовании ольга — топкое болото. Как?! Неужели подобным понятием наши Славные Предки могли наделить имя для своих детей? И вот тут вовремя всплывает подсказка:

во-первых, Вольга́ Святославич (также Волх Всеславьевич) — этот герой русских былин, богатырь, основными отличительными чертами которого являются способность к оборотничеству и умение понимать язык птиц и зверей, почему-то подозрительно напоминает историческую фигуру Ве́щего Оле́га — князя новгородского с 879 года и великого князя киевского с 882, тоже обладавшего экстрасенсорными способностями;

во-вторых, имя Вольга сливается своим звучанием с названием реки Во́лга. А этимология этого слова, по словам Фасмера, ведёт к праславянскому Vьlga, ср. во́лглый, польск. wilgoć «влажность», с другой ступенью чередования: русск. воло́га, ст.-слав. влага. Того же происхождения и Вологда.

Каким же образом в одном имени Олег иже Ольга могут быть увязаны такие несовместимые понятия? Не будем пока «гнать лошадей», и спокойно продолжим изыскания. Следующие созвучные образования, хотя и никак не касаются смысловой базы изучаемых имён, зато невольно подталкивают к нужному направлению следования: вольха — вольховник, дерево ольха, ольшаник, ольшняк; и, соответственно: ольха — вильха, вольха, елоха, елха, елшина, лешинник, олешник, олех, ольшняк. Не имеет смысла разбирать преемственность последних производных от ель, ёлка, по наличию схожих плодов — шишек (ср. рус. леши́на — ольха, с др.-рус лѣший — лесной, поросший лесом). Тут ведь пока не важно конечное значение приводимых определений. Главное, уловить едва заметные нити причинно-следственных связей с первичными признаками. К примеру, упомянутое олешник, наверняка, легло в основу малоросской фамилии Олешко, в то время как однокоренное лешинник, могло иметь отношение к возникновению другой украинской фамилии Ляшко, причём, опосредованно:

первое — через корнеслов «леха́ „грядка, борозда“, укр. лiха́ „ток, грядка“, блр. леха́ „межа, борозда“, ст.-слав. лѣха, болг. леха́ „гряда, мера площади“, сербохорв. лиjѐха „грядка“, словен. lẹha, чеш. lícha „поле, дол; мера площади“, польск. lесhа, в.-луж., н.-луж. lěcha. Из праславянского loisā; ср. лит. lýsia, lysvė, др.-прусск. lyso „клумба“, д.-в.-н. wagan-leisa ж. „колея от повозки“, ср.-в.-н. geleis „проторенная дорога“, лат. līrа „борозда на пашне“ (leisā), далее — гот. laists „след“, д.-в.-н. leist „след, (сапожная) колодка“, гот. laistjan „преследовать“»;

а второе — через однородный корнеслов «лях [стар.] „поляк“, др.-русск. ляси, вин. п. мн. ч. ляхы „поляки“ (часто в Пов. врем. лет), отсюда польск. lасh; первонач. др.-польск. *lęch „поляк“, представленное в лит. lénkas „поляк“. Полная форма этнонима была в праславянском lęděninъ — от lędо (см. ляда́) „обитатели пустоши, нови“, что подтверждается формой др.-русск. лядьскыи „польский“, лядьская земля „Польша“, лятский — то же; ср. фам. Ля́цкий, далее др.-русск. полядитися „ополячиться“, укр. лядува́ти „придерживаться польского образа мыслей“; венг. lеngуеl „поляк“ — из проторусского lęděninъ».

И та, и другая выдержки из Этимологического словаря русского языка сходятся в одном — что лех «гряда», что лях «поляк» (буквально «живущий ПО/ЛЯХу»), оба словообразования родственны однокоренному русскому лог — дол, ложбина, овраг, луг, что как раз и имеет связь, не только с рекой (ср. с тат. елга — река), но и с её названиями, где чётко прослеживается древний пракорень, а точнее корневая матрица Л-Г, посмотрите внимательно: ВО/ЛОГ/ДА — ВО/ЛГ/А — В/ЛАГ/А (ср. др.-рус. лагвица — чаша, с перс. лаган — таз, лохань, поднос). Ещё одно ответвление этой корневой матрицы — корень ЛЕГ (ср. греч. λεκάνη [лэкани] — миска, таз, с белор. легчы — лечь), либо его сжатая форма ЛЬГ (ср. тюрк. legin — сосуд, укр. лягти — лечь), собственно, и составляет костяк имён: О/ЛЕГ или О/ЛЬГ/А, где явно усматривается слоговой «атавизм» в первой гласной О, как след от изначально полной приставочной формы ВО — (В-). А с учётом пометки Фасмера о том, что «… полная форма этнонима (лях) была lęděninъ — от lędо (см. ляда́) „обитатели пустоши, нови“», приходим к логическому выводу о косвенном родстве по древнейшей корневой основе двух независимых имён: мужских ВО/ЛЕГ — В/ЛАД, и женских ВО/ЛЬГ/А — В/ЛАД/А.

Тем не менее, нельзя категорично заявлять, что последние имена совершенно идентичны в своём значении, однако, с достаточной уверенностью можно говорить о вендском (западнославянском) происхождении имени Лёша, с его всевозможными вариациями, которые, при грамотном расположении, выстраиваются в показательную градацию: ВО/ЛЕГ — О/ЛЕГ — О/ЛЕХ — ЛЕХ — ЛЁХ/А — ЛЯХ — ЛЯШ/КО — О/ЛЕШ/КО — А/ЛЁШ/КА — О/ЛЕЖ/КА.

Не лишним будет сопоставить собственные выводы с довольно распространённым именем «Лех, Леш, Лешек — имя славянского происхождения, значение не ясно; возможно, от глагола со значением „хитрить, лукавить“, родственного совр. русскому „льстить“. Польский (Polski) м. Lech (Лех), Lesz (Леш), уменьшительные — Lesio (Лещо, Лесьо), Leszek (Лешек), Leszko (Лешко). Чешский (Čeština) м. Lešek (Лешек), уменьшительные — Leša (Леша), Leška (Лешка), Lešík (Лешик). Имя происх. от польск. Leszek — уменьшительной формы имени Lech».

Теперь о смысловом наполнении столь разнообразного по форме имени. Помня о том, что корневая матрица Л-Г является носителем условно-обобщённого значения «лог-лёг-лаг», мы с абсолютной очевидностью находим ЛОГическое объяснение буквального сходства древнего исконно русского имени Олег с латинским словообразованием lego (legi, lectum) — завещать, набирать, поручать, собирать, читать, в чём сразу видится прямое соответствие эпитету княжеского имени исторического лица — Вещий (ср. с эст. lugija — проповедник)! С производными латинского слова увязываются и остальные титулы вождя: английский legate, испанский и португальский legar, французский léguer, которые в точности отображают качества и свойства, как самого князя, так и первородного значения его имени. То бишь: Олег — это буквально «приЛЕЖный», «поЛОЖительный», «скЛАДный», а потому и «сЛОЖный» «изЛАГатель», по-сути, «вещун», что согласуется с определением слагатель — народный певец, сочинитель народных песен и былин (ср. с лит. lasioti — собирать). Изящное владение словом сочетается в этом имени и с необходимыми способностями государя — «почитатель» (предков) и «собиратель» (земель). Неслучайным в этом ряду становится и латинское legenda — история, от глагола legere — читать, собирать, а также однокоренное ему legion — отборное войско, числом от 3—6 до 10 тысяч, от латинского legiō — сбор, счёт.

Главное, мы с вами пришли к пониманию, что так называемые варяги — это не этнос, а профессиональное военное сословие западных русов, кстати, с берегов южной Балтики (о. Рюген, Пруссия), но никак не со Скандинавского полуострова. А это значит, что Олег — князь, да имяносец, никогда не был Хельге!»

Вернёмся к искомому слову лекарь. Вышеизложенное расследование показывает, что в этимологическом аспекте исконно русское имя Лёша-Лёка родственно словообразованию лечитёль-лекарь, имя Олег-Вольг однородно определению сЛАГатель, а в семантическом плане корневая матрица Л-Ч (Л-К) связана с понятием лу́чше — др.-русск. лучии, ст.-слав. лоучии, лоучьши, лоуче, в значении «более подходящий», от лучи́ть из праславянского lǫčiti, первоначально, «гнуть, связывать», в последующем включившем в себя целый ряд смыслов: смотреть за чем-либо, выжидать, метить, попадать, бросать, получать, ждать, дожить, искать, поджидать, глядеть, пытаться, цель, намерение, соединять. Отсюда делаем вывод о том, что главное призвание лекаря-лечителя заключается в безусловном уЛУЧшении состояния духа и плоти страждущего, посредством присмотра за ним, в самом широком смысле этого слова (ср. с анг. look [lʊk] — смотреть, рассматривать, выглядеть, казаться, взгляд, вид, похоже; like [laɪk] — любить, понравиться, нравиться, полюбить, хотеть, предпочитать, желать, словно; luck [lʌk] — удача, везение, счастливый случай, фортуна, счастье, успех, повезти, везти, посчастливиться). А поскольку глаголы ЛЕЧить и ЛЕЧь одного корня, то, помимо первостепенной задачи — уЛОЖить больного, как необходимого условия для лечения, приЛЕЖность — старательность, является основным качеством в работе всякого лекаря: сравните русское лёг и ляг с датским læge и норвежским lege — лекарь.

К самому же образованию ЛЕКарь всё вышесказанное имеет отношение посредством единородного слова лека́ло. Древнерусское лѫкати (ѫ — носовой звук) значило «сгибать» и было одного происхождения с «лук», «излучина», «лукавый», отсюда «лекало» — то, по чему гнут, изгибают. То есть, однокоренные понятия обЛЕКать и обЛЕЧь (сравните обЛАЧить и обЛАКо) наделяют лекаря-лечителя дополнительными навыками по облачению пациента, как в обЛАТку энергетическую — защитное биополе, так и хирургическую — наЛОЖение швов, снадобий, зелий мазей и повязок на раны.

Реснотный разбор корневой платформы ЛЕК (Ч) АР:

Матричная основа Л-К-Р (Л-Ч-Р) — носитель условно-обобщённого значения «лечить-облечь-прилечь». Примеры:

древнерусский лек (от старо-слав. лѣкъ «останок») — игра в кости, личба — число, счет; лука — изгиб, извилина; лукарево — извилисто, лукно — лукошко, лыченица — лапти, лекъ — лак, лечить — лачить, лакомство — еда, вкусности, лекарство; лача — лад, образец, способ; лечкать — лакать, пить; лечить — личить, считать; лечи — лечь, ложиться; леко — лекарство, средство, снадобье, зелье; лека, лекуба, лечба — леченье, пользованье, целенье и самое лекарство, снадобье; лечец — лекарь, лик — счет, число; лик, лицо, личина — облик, обличие; выражение лица, поличье, изображение, образ, хоровод, круговая медленная пляска с песнями, танок, улица; ликовать — торжествовать, праздновать шумно, веселиться гласно, радоваться, оглушать воздух кликами радости; лики — радостные крики, возгласы; лаковник — принадлежащий к лику, член, собрат, кто ликует, ликователь; личман — образок, локта, локота — разговор, беседа, совещание; локчить — помечать зарубками, метить при переносе сруба; лукас (от лукавый — изворотливый) — волк, бирюк;

санскрит лакша — лак, лека — линия, лок — картина, локика — обычный, лука — простой;

фарси лак — старые изношенные вещи, бессмыслица, пустословие, дурак, глупец, скряга, сто тысяч; лакдирой — болтун, лакка — пятно, клеймо, позор, пачкать, пятнать, позорить; лачак — косынка, платок; лақаб — прозвище, прозвание, кличка (людей); лақва — паралич лица; лақит — найдёныш, подкидыш; лақлақ — болтовня, пустословие, болтать, говорить попусту, трещать; лақулуқ — старьё, ветошь, хлам, скарб; лек, лекин — но, однако, а, впрочем, тем не менее; ликкондан — вилять хвостом (о животных); лиқо — лицо, лик; лиққонак — шаткий, неустойчивый, тряский, зыбкий; лиққондан — трясти, болтать, взбалтывать; лук — жалкий, ничтожный, униженный, хромой, калека; лукидон — деревянный дверной запор, щеколда; лӯкка — трусца, мелкая рысь, медленно ходить, еле-еле передвигаться; луч — голый, нагой, обнажённый, раздетый; гол, как сокол; голышом; лучи — нагота, обнаженность; луччак — лишённый, облысевший; лаҷом — узда, поводья, держать в узде, укрощать; лаҷоҷ — упрямство, упорство, неуступчивость, злоба, злость, излишек, избыток, крайность; лоҷ (у) вард — лазурный небосвод, небесная лазурь, безоблачное небо; лоҷарам — поневоле, волей-неволей, вынужденно, поэтому, вследствие этого; лоҷуръа — полностью, всё до капли (о жидкости); выпивать всё до капли; луҷҷа — середина реки, самое глубокое место в реке или море.

Итог: буквальное значение словообразования ЛЕК/АРЬ (ЛЕЧ/ЕРЬ) — изначально обЛЕКать (обЛЕЧь), иже обЛАТать (обЛАЧить), то бишь, защитить от: порчи, сглаза, морока, маньи, проклятия, ран, язв и т. д. ЯРый, читай «могущий, умеющий»; многим позже смысл слова сместился в вербальную плоскость (словесную, устную), обретя диалектную форму ЛОКТ/АРЬ, ЛОКОТ/АРЬ, ЛЕКТ/АРЬ, то есть, ЛОКОТать, ЛЕКТать, в смысле, загово́рами лякать — пугать нечистую силу ЯРый; и только относительно недавно слово лекарь (лечитель) уже получило своё конечное определение «целитель».

Глава 11

Целитель

Вне всякого сомнения, в начале времён любой врач, лекарь или целитель воспринимался людьми как некий волшебник, чародей и кудесник, что не должно вызывать у современного человека какого бы то ни было сарказма, если учитывать те условия, в которых приходилось больных ставить на ноги, в отсутствие эффективных препаратов и передового медицинского оборудования. В этой связи, секрет чудодейственности древнейших методов лечения, хоть и не целиком, но хотя бы отчасти, может заключаться непосредственно и в самом наименовании борца с человеческими недугами, в виде нейролингвистического кода. По крайней мере, с позиций языкознания, изучение званий людей просвещённых, совершенно определённо, поможет нам раскрыть тайны могущества и силы русского слова, способного не только разить врага на поле брани, но и воскрешать сородичей из мёртвых, как нам об этом повествуют многочисленные народные былины, байки и сказы.

Вот и слово целитель, не смотря на широкое употребление в русской речи, вероятно, тоже хранит в себе тайну возникновения, как самого понятия «целить», так, очевидно, и принципа воздействия его оригинального звучания на ту или иную хворь. А поскольку в слове целитель безусловным корнем является ЦЕЛ, то следует начать наше расследование с популярного во все времена на Руси определения цель, чего нам никак не обойти стороной, и даже более того, придётся его увязать по смыслу с главным словом, заданным в теме.

Когда мы видим пред собой цель, мы представляем себе, так или иначе, некую мишень — тот самый прообраз какого бы то ни было целеустремления. Со словами, созвучными русскому мишень, либо близкими ему по корню, можно столкнуться и в иностранных языках. Но для начала, хотелось бы признаться в своём чрезвычайном удивлении, по-поводу «научного» утверждения о, якобы, нерусском происхождении искомого слова, в то же время, собственная интуиция и даже зов крови всегда мне указывали на исконно русский исток словообразования «цель». Тем не менее, гражданин Фасмер нам говорит, что: «Цель ж., род. п. — и, укр. цiль. через польск. сеl из ср.-в.-н. zil «цель». Как видите, он в очень краткой и, свойственной только ему, жёсткой манере заядлого этимолога, заявил во-всеуслышание о том, что слово цель вышло из его родного немецкого. Большой вопрос, правилен-ли подобный, будто сдавленный в плюшку, лаконизм в академической лингвистике, но на мой взгляд, это просто ужасно, когда без всяких обоснований и пояснений в Этимологическом словаре русского языка (!), слову вешается ярлык «заимствовано», а разбор того или иного слова ограничивается одной строкой, да ещё и с терминами, сжатыми в одну-две буквы, мол, ради экономии. Но проблема далеко не в спрессованной форме подачи материала, а в самой сути изложения, которая абсолютно безоглядно берётся за основу всеми отечественными филологами, тиражирующими под кальку в своих справочниках всё то, что как-то раз подал нам немец-руссист, и это осталось навеки зализанной настольной книжкой на их профессорских кафедрах, и в их же штампованных учебниках.

А сейчас поясню, почему я считаю весьма спорным утверждение о немецких корнях понятия «цель». Стоило только сопоставить переводы значения «цель» в языках германской группы, а это, помимо немецкого — шведский, датский, норвежский, исландский, фарерский, английский, нидерландский, люксембургский, африкаанс, фризский, готский, бургундский, вандальский (на самом деле, вендский — праславянский), гепидский и герульский языки, как тут же выявилось несоответствие с заключением Фасмера, а именно: ни в одном из перечисленных языков, кроме вендского, нет словоформы Zil, даже отдалённо напоминающей немецкую, а переводы данного слова в перечисленных языках никоим образом не пересекаются с фонетикой и орфографией заданного определения! Как так??? Ведь германские языки, по крайней мере, в большинстве своём, должны быть солидарны в таком важном языковом вопросе, как общий корнеслов. Ан нет, из всех германцев одни лишь дойче используют сие слово в речи и на письме.

Зато словоформа Цель, помимо русского, присутствует во всех остальных славянских языках, более того, в угорском-мадьярском, и даже в одном из африканских наречий, смотрите: боснийский cilj, венгерский cél, македонский цел, польский cel, сербский циљ, словацкий cieľ, словенский cilj, хорватский cilj, чешский cíl, эсперанто celon, чева cholinga.

О чём это говорит? Моя версия такова: вопреки утверждению Фасмера и с точностью до наоборот, немцы заимствовали это слово у славян (вспомните принемеченное Фасмером слово абрис, на поверку оказавшееся польско-белорусским абрысом — обрисовкой)! Ведь общеизвестным научным фактом является то историческое обстоятельство, что вся Восточная Германия, если не большая её часть, в раннем Средневековье представляла из себя ареал обитания различных славянских племён, позже онемеченных во времена крестовых походов (нем. Drang nach Osten — «Натиск на Восток»), это территория Австрии, Пруссии и бывшей ГДР, ныне входящей в ФРГ.

Укладываются в общеславянскую лингвоисторическую канву и сведения о так называемых «вандалах», в искажённом имени которых легко угадывается немецкая манера ставить L в конце многих фамилий и родов, не исключением стало и славянское племя Wendel. В позднем Средневековье вандалов стали ассоциировать с предками балтийских славян вендами, у обоих племён был единый бог, вандалы называли его Годан. В древнегерманском эпосе «Беовульф» (искажённое Беловолхв) действует персонаж Вульфгар (искажённое Волхгорд), вождь венделов. Этимология этнонима «вандалы» официально считается не ясной, высказываются предположения о связи названия с индоевропейским корнем wed-, обозначающим, якобы, «воду», хотя, даже любому русскому школьнику не надо объяснять, что в действительности этот корень значит «ведение», в самом широком смысле. В современных языках корень звучит как vand (дат.), vanduo (лит.), однако общепризнанной трактовки происхождения этнонима до сих пор не существует. Вандалы прежде назывались сарматами и скифами, а это предки вендов и славян. Некоторые авторы называли их гетами, и данный корнеслов в своё время был заложен в казачью верховную должность «гетман». Все эти народы, как было сказано в летописных европейских источниках, отличаются друг от друга только именами, но во всём же остальном они сходны: все они белы телом, имеют русые волосы, рослые и хороши на вид; у них одни и те же законы и исповедуют они одну и ту же веру — все они ариане и говорят на одном языке, так называемом антском — прарусском; и, скорее всего, в древности они воспринимались чужестранцами как одно племя, но впоследствии стали называться по-разному: по именам тех, кто были их вождями, коряво вписанными в западные исторические анналы, под будто бы нарочито исковерканными на иностранный манер древнерусскими именами, например: Визимар (ср. Везимир), Годагисл (ср. Годомысл), Радагайс (ср. Радегаст), Гелимер (ср. Холемир) и тому подобное.

Прежде чем идти дальше в расследовании словообразования цель, сделаем обобщение понятий, которые являются синонимами искомому слову, а от оптимизации смыслов двинемся уже к средоточию основного значения. Что мы подразумеваем под словом цель, и какого его толкование? В интернете находим среди множества подобных такую трактовку:

«Цель — направление, мишень, итог, стремление, мета, виды, намерение, конец, мечта, идеал (лат. idealis от греч. ἰδέα — образ, идея), задача, замысел, план (лат. planum — плоскость), проект (от лат. projectus — брошенный вперед, выступающий, выдающийся), расчёт, чтобы, ориентир (лат. oriēns „восходящий“, от гр. orīrī „вставать, восходить, начинаться“, из праиндоевропейского ergh — „двигать, поднимать“), интенция (лат. intentio „намерение, стремление“), телос (гр. telos — конец, цель), смысл, установка, назначение, функция (лат. functio — исполнение, осуществление), миссия (лат. missio, от mittere — посылать), швырок».

Как видите, из пятнадцати слов сего толкования восемь иностранных зачем-то приведены русскому читателю в качестве пояснения русского же слова. Чего ради? Ведь нам придётся искать в словарях совершенно излишние толкования ещё и других слов, которые только отвлекут от конкретной темы, отнимут время, а то и заведут в дебри дескать «научной», но, на самом деле, просто нерусской лексики! Именно так происходит ползучая лингвистическая экспансия, которая, в конце концов, лишит наших потомков родной речи! А вот какие синонимы слову цель есть в древнерусском языке: нарокъ, стежеръ, съмотрь, съмотрѣние, воление, вольство, тако, натычь (для стрельбы), уставъ. Это поможет нам ориентироваться в пространстве иностранных переводов русского определения, для того, чтобы вникнуть в самую суть исходного значения исследуемого слова. Исходя из этой логики, я решил сопоставить схождения корневых платформ в разноязычных понятиях, являющихся близкими по смыслу и родственными друг-другу по корню, либо по корневой матрице или корневому ядру:

английский target — цель => словацкий, чешский terč — направление;

литовский tikslas — цель => литовский taikinys — мишень;

норвежский target — мишень => ирландский toradh — итог;

хорватский težnja — стремление => латышский tiekšanās — стремление;

финский toive — стремление => английский intention — намерение;

английский a task — задача => галисийский tarefa — задача;

голландский taak — задача => финский tehtävä — задача;

французский tâche — задача => валлийский tasg — задача;

испанский tarea — задача => баскский zeregin — задача;

индонезийский tugas — задача => азербайджанский tapşırıq — задача;

венгерский tervezés — замысел => монгольский зураг төсөл — замысел;

хмонг tsim — замысел => хауса zane — замысел;

французский conception — замысел => латынь consilio — замысел;

финский tulos, эстонский tulemus — итог => греческий telos — цель;

финский tulos — итог => русский тул, тулово, втулять, туловище;

греческий telos — цель => русский тело, тёлка => цело, целка (!);

эстонский tähendus — смысл => русский цель, цельно, целостно, в целом.

Итак, на основе приведённых компаративов, которые буквально говорят сами за себя, причём, чуть-ли не по-русски, о том, что: ЦЕЛЬ — это не отдельно взятая заключительная точка любого устремления и движения, а совокупность всех подходов к этой точке, то есть, к месту и времени свершения чего-либо, и их конечному, а главное, естественному и логическому итогу. Примеры однокоренных с русским «цель» слов из кельтских наречий:

кимрский sêl — усердие, рвение; hel — охотиться, преследовать, гнать, гнаться, посылать, прогонять, собирать, накоплять, скопляться, собираться, тратить, бранить; coel — убеждение, доверие, верование, вера; cell — ячея, ячейка, отсек, комната, клетка, келья, камера; celf — ремесло, искусство, умение, ловкость; colli, cyll — упустить, терять, пропустить, лишаться, потерять, утратить, проиграть, растерять, задевать, опоздать, скучать, рассыпать;

гэльский ceal [k’al] — отсутствие, нехватка, исчезать, пропадать;

бретонский jel — щель, трещина; silañ [ˈsiːlã], sil — просочиться, проскользнуть, фильтр; hil — семя, потомство.

Теперь поговорим о, так сказать, умозрительных образах в графической символике какой бы то ни было мишени, как природной, так и рукотворной. Для этого подберём смысловые созвучия к иноязычным переводам слова цель:

итальянский scopo — цель => русский скопление;

галисийский obxectivo — цель => русский объять;

португальский objetivo — цель => русский объять;

французский objectif — цель => русский объять;

гаитянский, креольский objektif — цель => русский объять;

ирландский sprioc — цель => русский спрягать, спрясти;

мальтийский għan — цель => русский сгон;

румынский poartă — цель => русский спёрто;

йоруба ìlépa — цель => русский слепка;

хмонг lub hom phiaj — цель => русский луб, хомутать, пайка;

индонезийский tujuan — цель => русский стянуть;

малагасийский tanjona — цель => русский стяжание;

себуано tumong — цель => русский тумак;

голландский doel — цель => русский сделка;

африкаанс doel — цель => древнерусский съдоление;

суахили lengo — цель => русский слагание;

филиппинский layunin — цель => русский слонить;

маори whāinga — цель => русский свага;

сесото pakane ea bona — цель => русский спаковать, бондарь;

латынь propositum — цель => русский (со) поставить, пропазовать;

валлийский nod — цель => русский надо, (при) нудить;

монгольский зорилго — цель => русский (в) зор;

финский tavoite — цель => русский (со) ставить, тавро — метка.

Следующим этапом распознания смысла одной из граней определения цель будет подборка единородных по этимологии русскому «мишень» иностранных значений, которые переводятся как «цель», но созвучны другим нашим понятиям, раскрывающим дополнительные свойства заданного слова:

белорусский мэта — цель => русский метить, смёт, смять;

датский, норвежский, шведский mål — цель => русский смёл;

исландский markmið — цель => русский маркать;

испанский, каталонский meta — цель => русский мета, метить;

латышский mērķis — цель => русский мерка, замер;

украинский мета — цель => русский смета;

эстонский eesmärk — цель => русский измерить;

азербайджанский məqsəd — цель => русский смекать;

вьетнамский mục tiêu — цель => русский мука, вымучить;

казахский мақсат — цель => русский (на) мёк;

таджикский мақсади — цель => русский макать;

узбекский maqsad — цель => русский мацать;

турецкий amaç — цель => русский умыкать;

зулу umgomo — цель => русский умышлять;

игбо ihe mgbaru ọsọ — цель => русский могу;

хауса makasudin — цель => русский максать;

малайский matlamat — цель => русский мотылять;

кимрский medr — цель => русский мотыра — егоза, юла, непоседа.

Очередной ступенью выявления принципа действа при выборе цели будет поиск изначальных понятий, образовавших саму форму слова, что откроет нам глаза на те естественные условия, при которых могла, и в действительности родилась озвучка процесса целеполагания:

чешский úkol — задача => греческий γκολ — цель;

болгарский гол — цель => сомалийский gool — цель;

валлийский golygu — смысл => русский голыга;

английский, яванский goal — цель, задача => русский голь;

английский glob — комок, клок, большой кусок => русский глыба;

русский глыба => глубина => голубизна => голубь => клуб => колоб => КОЛ/О/БОК => коло => кол => укол => чешский úkol;

албанский qëllim — цель => баскский helburua — цель;

английский telic — завершение => русский телок, телиться;

греческий telikos — финал => русский целиком, целиться;

венгерский telepítés — установка => русский телепаться.

Что мы при этом видим? Формирование ЦЕЛи на основе чего-либо ЦЕЛого, с последующим точечным приЦЕЛиванием, посредством какого бы то ни было устремления, броска, движения, кидания и стрельбы, с целью чего-то достичь или поразить, иными словами «для того, чтобы», созвучием чего являются следующие однокоренные русскому «цель» понятия, с вариативным корневым ядром С-Ц-Т-Ч-К-Х-Г, в значении «чтобы»: албанский që, английский so that, белорусский каб, болгарский че, испанский, каталонский, португальский, французский, галисийский que, греческий ότι, ирландский go, итальянский che, латышский ka, литовский kad, польский że, румынский că, чешский, словацкий že, финский että, хорватский koji, казахский сол, монгольский гэж, узбекский ekan, зулу ukuthi, йоруба ti, суахили kwamba, хауса cewa, чева kuti, яванский sing, гаитянский, креольский ki, латынь quod, эсперанто ke.

Так вот, всему перечисленному родственно же и украинское це, равносильное русскому сие или сё, а также английскому артиклю the, как своего рода указание на нечто намечаемое, своего рода, заЦЕпка ориентира, то есть, мишени (ср. с фарси села, силй — пощёчина, оплеуха). Подтверждением чего могут послужить примеры однокоренных слов, обнаруженные в Толковом словаре Даля: цельшить — бродить кой-как, волочить ноги (а по-сути цепляться); цилик, цылик — молодой гриб (а по-сути цеплак); цецуля — большой ломоть хлеба (а по-сути отцепленный целяк).

На какую мысль наводят наши морфологические находки? В каждом из упомянутых языков существуют сходные морфемы, благодаря такому явлению в мировой лингвистике как звукоподражание. То есть, имитация звука, сопровождающего то или иное действо, заложила основу образования всякого слова, в момент начала его употребления в первобытной речи, вспомните звукоподражательное цап! — обозначение быстрого хватательного движения, действия, которое позже дало начало и диалектному наименованию существа: цап — козел; и названию предмета цап — тяпка. Не исключение в этом бесконечном ряду и слово цель, которое родилось от вполне очевидного соответствия некоему цеплянию за предмет-явление-действо-существо, а посему в истоке своём та или иная ЦЕЛь представляет из себя то, за что ЦЕПЛяются, следовательно любое ЦЕЛое суть сЦЕПЛение множества компонентов, из которых оно состоит, как то: части, члены, коленья, суставы, кость, нутро, покров, голова, череп, мозг и т. д. и т. п. Потому-то и какая-либо плоть в русском языке зовётся телом или туловом, а в животноводстве тёлка телится, рождая уже целенького (в теле — готового) телёнка, способного тут же встать на ноги, и телепаться, хоть и поначалу цельшась копытами о землю (ср. с фарси саланг-саланг — раскачиваясь, покачиваясь, слоняться, шататься). Кстати, из той же матричной обоймы и следующие однокоренные словообразования: ТУЛ, ТЫЛ, ТАЛый, ТЛЕть, ТЛО, доТЛА, ТЛЯ, сТЛАть, сТЕЛить, насТИЛ, сТОЛ, ТЮЛя, ТЯЛо.

Подобный принцип действа при выборе цели, нашёл отражение во многих, как иноязычных, так и родных словах:

норвежский kaste, исландский kasta, ирландский caith, анг. cast — бросок =>

белорусский кідок, украинский кидок — бросок => литовский kad — чтобы;

болгарский хвърлям — бросок => русский шВЫРять, поВЕРгать;

валлийский taflu, испанский tirar, мальтийский tarmi — бросок => английский target — цель => русский торкать, торг;

галисийский xogar, голландский gooi — бросок => болгарский гол — цель;

латышский mest, литовский mesti, латинский mittent — бросок => русский мести, сметать;

эсперанто ĵetu — бросок => латынь projectus — брошенный вперед, выступающий, выдающийся, французский objectif — цель => русский объять, поять, ять, жать;

фарси салб — отнятие, лишение, разделение, отрицание;

санскрит сель — движение => русский цель, сила.

По той же самой, уже выявленной ранее, причине вариативности корневых ядер С-Ц-Т-Ч-К-Х-Г в различных языках, и произошло расхождение корней в определении, по-сути, одного понятия «цель», в отличие от, хоть и редкостного, но всё же разноязычного сходства в определении «целостности»: английский whole [həul] — целый; мальтийский kollha — целый; сесото tsohle — целый; суахили kila — целый; кимрский cwbl, holl — целый (ср. с перс. села — стая, стадо).

Проведя системный анализ определений цель и целое, мы уже легко можем вникнуть в первородный смысл слова поЦЕЛуй, причём, тот факт, что данный корнеслов ЦЕЛ присутствует исключительно в славянских, да и то не всех, обозначениях понятия «целовать», только лишний раз доказывает грубую ошибку Фасмера, выводящего русское цель из немецкого, поскольку, практически, нет ни одного корневого схождения со славянскими значениями «целовать», ни в германских, ни в иных европейских, ни в каких-либо других языках мира, сравните:

албанский puthje => ближе русскому пятнать, пучить;

английский, датский kiss => ближе русскому кусать, касаться;

баскский musu => ближе русскому мусолить, месить;

валлийский cusan => ближе русскому кусание;

венгерский csók => ближе русскому кусок;

галисийский bico => ближе русскому бука — набухший;

голландский kus => ближе русскому кус;

греческий φιλί => ближе русскому пили́, по типу формы впи́лись;

ирландский póg => ближе русскому чпок, по типу формы чмок;

исландский koss => ближе русскому коснуться;

испанский beso => ближе русскому бузить — дуться;

итальянский bacio => ближе русскому буса — орошение;

каталонский petó => ближе русскому петовать — пытать, пестовать — печься;

латышский skūpsts => ближе русскому со (во) купиться — быть в купе;

литовский bučinys => ближе русскому (на) бучены — набухшие;

македонский бакнеж => ближе русскому бухнёж по типу формы балдёж;

мальтийский kiss => ближе русскому киса — кусака;

немецкий Kuss => ближе русскому кушание по типу формы перекус;

норвежский, шведский kyss => ближе русскому кыс-кыс;

португальский beijo => ближе русскому бужить — вялить, валять;

румынский sărut => ближе русскому сорить — сеять;

словацкий bozk => ближе русскому бузок — бузение;

финский suudella => ближе русскому судела — сделка по типу формы свадьба;

французский baiser => ближе русскому бисер — роса, увлажнение, буса;

эстонский suudlus => ближе русскому судность — судьба.

Далее «целовать» на Азиатских языках: азербайджанский öpüş, вьетнамский hôn, казахский сүйіс, лаосский kiss, таджикский бӯсса, узбекский bo’sa, хмонг hnia;

на Ближневосточном языке: турецкий öpücük;

на Африканских языках: африкаанс soen, зулу kiss, игбо nsusu ọnụ, йоруба fẹnuko, сесото kako, сомалийский dhunkasho, суахили busu, хауса sumba, чева chipsompsono;

на Австронезийских языках: индонезийский ciuman, малагасийский oroka, малайский ciuman, маори kihi; яванский kiss => ближе русскому (в) кус — вкушение;

на других иностранных языках:

гаитянский, креольский bo => ближе русскому бо! — божиться;

латынь basium => ближе русскому басим — красуемся;

эсперанто kiso => ближе русскому казать — помечать;

кроме феноменального сходства в следующих языках:

себуано halok, филиппинский halik => ближе русскому холик — холение;

монгольский үнсэлт => ближе русскому он целýет, нацéлить, цели́ть;

и в остальных славянских языках:

украинский цілувати => ср. с русским цилиться — цепляться, волочиться;

белорусский цалаваць => ср. с русским цéловать — делать одним целым; болгарский целувка => ср. с русским целóвка, в целом, по типу помолвка;

польский pocałunek => ср. с русским (по) цельня́к, по типу формы по грибы;

боснийский, хорватский poljubac => ср. с русским полобзать — полизаться;

сербский пољубац => ср. с русским по-любу, по типу формы полюбас;

словенский poljub => ср. с русским полюб — полобзание;

чешский polibek => ближе русскому по либу — по выбору.

Таким образом, мы приходим к совершенно естественному и логическому заключению о том, что словообразование ЦЕЛование, имея в своём зародыше значение взаимного и встречного ЦЕЛеустремления как образного «сцепления» пары (ср. с брет. pareour, pareer — целитель), и на физическом уровне, и в духовном плане, ведёт или, по крайней мере, должно приводить мужское и женское начало к ЦЕЛостности, как материальной, так и моральной, ради продолжения жизни, в самом прямом смысле (ср. с фарси сила — гладить, поглаживать, ласкать). Тем не менее, реалии нашей земной жизни позволяют сделать некоторое отступление от романтизма и лирики, связанными с поЦЕЛуями, в область простых человеческих взаимоотношений, наполненных ЦЕЛой палитрой эмоций, когда люди иной раз ЦЕЛуют друг-друга без всякой «задней мысли», выражая тем самым лишь тёплое, доброжелательное и преданное отношение к близкому или родному человеку. Что в этом случае происходит с людьми? Почему мы иногда делаем это? Надо признаться, ведь далеко не все, на самом деле, об этом задумываются. В то же время, ответ кроется в самом русском языке, который, посредством древнего пракорня ЦЕЛ, произвёл на свет ещё одно понятие — исЦЕЛение (ср. укр. цілий — целый, и цілющий — целебный), вот что несёт в себе, на подсознательном уровне, всякий родственный, отеческий, материнский, братский, сестринский, а то и дружеский, или даже дружественный поцелуй (ср. с тадж. салаф — предок, предшественник; салафут — мир предков, старина, древние времена)! Другими словами, сами подчас не осознавая, люди ЦЕЛуют себе подобных, искренне желая им всегда оставаться ЦЕЛыми (ср. с тад. сила (т) — подарок, дар, вознаграждение, связь, соединение, узы, сострадание, сочувствие, дружеское чувство, родственная связь, родственные узы).

Но и это ещё не всё о целовании! Вот какие исторические сведения мне удалось почерпнуть из информационного потока о не таком уж далёком прошлом нашей страны:

«Целовальник — одна из самых загадочных древних профессий на Руси. Действительно, для обычного человека, не углублявшегося в историю страны и словообразований в русском языке прошлых веков, термин «целовальник» ассоциируется с чем-то лирически-любовным. Хотя это не так…

На Руси профессия под названием «целовальник» имела два значения, практически диаметрально противоположных друг другу.

Предтеча судебного пристава. Впервые профессия целовальника появилась в XV веке как достаточно серьезная, суровая и даже грозная сфера деятельности. И то, что она стала «забытой», тоже не совсем верно. Она просто трансформировалась. Именно из первого, древнего значения должности целовальника вышли такие «недетские» современные ремесла, как, скажем, судебный пристав или налоговый инспектор, а на Западе — налоговый полицейский. Итак, начиная с XV века и вплоть до начала XIX века в России целовальник был государственным служащим, который отвечал за сбор финансовых податей, выполнение судебных решений. Целовальники осуществляли и общий полицейский надзор за вверенные им участки или населенные пункты. Причем должность эта была выборной. На нее выбирались люди из земства или черносошных крестьян. На церемонии назначения на этот важный пост они давали клятву «служить верно и честно» и при этом в подтверждение своих слов целовали крест. Отсюда и пошло название «целовальник». Летописи сообщают, что первое упоминание этого названия встречается в судебном уставе, Судебнике 1497 года. Потом — в новгородских грамотах Василия III. Запись, датированная 1508 годом, сообщает, что для обеспечения справедливого суда в процессе должны были участвовать целовальники. То есть, по сути, они совмещали функции судебных заседателей, присяжных и судебных приставов, ответственных за точное исполнение судебных решений и приговоров.

Кстати, что бы подумал современный человек, если бы услышал такое название должности — губной целовальник? Эта должность появилась в XVI веке и означала только то, что целовальник помогал губному старосте ловить воров и разбойников. Такие судебные процессы в те времена обычно заканчивались каторгой или плахой. Отсюда и термин «губной», произошедший от слова «губить». До воцарения Ивана Грозного целовальники были вольными охотниками. Они избирались «всем миром», а функции свои исполняли самостоятельно, никому не подчиняясь и ни на чью помощь не рассчитывая.

Питейное дело. Государственными чиновниками целовальники стали после Смутного времени, то есть примерно в середине XVII века. Изменились и их функции — деятельность целовальников в основном сосредоточилась на сборе налогов, податей и недоимок. Как чиновники, они подчинялись земским начальникам, а вот ответственность за качество своей работы несли самостоятельно. Власти требовали от целовальников, чтобы суммы сборов налогов, таможенных пошлин и недоимок в каждый последующий период были, по крайней мере, не меньше, чем в предыдущий. Если же целовальник не выполнял этого требования и поставлял государству денег меньше, чем в прошлый раз, то его ждал правёж — то есть на целовальника ложилась сумма недоимки как личный долг. И он сам должен был вернуть недостающие деньги любым способом. Чтобы понудить целовальника сделать это, его били батогами. Если же это не помогало, целовальника отдавали в рабство, где он бесплатно работал до тех пор, пока не отрабатывал возникший долг.

Поэтому в то время должность целовальника не пользовалась большой популярностью. С одной стороны, на этой должности можно было нажиться, собирая податей больше, чем требуется. Законная часть отдавалась властям, остальное целовальник совершенно официально забирал себе и мог жить безбедно. А с другой стороны, можно было и в рабство попасть.

Профессия целовальника в первом, древнерусском, суровом понимании этого слова исчезла к началу XIX века, когда в российском государстве сформировались профессиональные властные органы по сбору налогов, таможенному сбору и по исполнению судебных решений. Все эти функции отошли соответствующим департаментам.

А вот термин сохранился. Начиная с этого времени целовальниками стали называть владельцев кабаков и трактиров. Дело в том, что в России XIX века существовала и жестко контролировалась государственная монополия на производство и торговлю спиртным. А значит, человек, решивший открыть трактир, должен был получать у государства, как теперь говорят, лицензию. При этом он клялся не разбавлять водку в своем заведении и в подтверждение слов… тоже целовал крест.

Кстати, термин дожил вплоть до советских времен. Последнее упоминание о целовальниках встречается в перечне профессиональных болезней, утвержденном ВЦСПС в 1924 году.

Ещё раз, сам термин исчез, но именно с целовальников в России ведут начало многие государственные структуры — судебные приставы, таможенные и налоговые органы. Хотя можно допустить, что сами они об этом не знают».

Ну, и в итоге мы подошли с вами к основной теме данной главы — распознанию истинного смысла в слове целитель. Вполне очевидная близость однокоренных созвучий в понятии «исцелять» всплывает в некоторых разноязычных словообразованиях, как то: английский heal [hiːl], валлийский gwella, датский, норвежский helbrede, немецкий heilen, украинский зцілити, турецкий iyileşmek, зулу ukuphulukisa, сесото folisa. И всё это, так или иначе, прямо или косвенно, непосредственно или опосредованно, связано со «здоровьем» (ср. с анг. healer [ˈhiːlə] — целитель), что эхом отдаётся в его переводе на разные языки: английский health, ирландский sláinte, исландский heilsa, испанский salud, итальянский salute, каталонский salut, норвежский helse, шведский hälsa, азербайджанский sağlamlıq, таджикский саломатӣ, турецкий sağlık, узбекский sog’lik, латынь salutem.

Отсюда простой логический вывод: если целить — это оздоравливать, а быть целым — это быть здоровым (ср. с анг. whole [həul] — здоровый, целый), то, соответственно, целовать — это одновременно желать здравия и приветствовать (ср. с перс. солим — исцелить, и салом — привет), судя по романскому SALUT, что созвучно сразу двум русским определениям: ЦАЛУЕТ — ЦЕЛИТ (ср. с др.-рус. цѣлъвьникъ — целитель), а переводится как «здоровье» и «привет» (ср. с др.-рус. целовати — приветствовать). В том же логическом звене выступают и прусские определения: kails, cały — целый, kails — здравствуй (те)!, kaīls аnsteīnai — доброе утро!, kaīls pas kaīls — за… здоровье!, kailūsts — здоровый, kailūstiskun — здоровье. Латинское слово «салют» также невольно ассоциируется и с русским понятием салки, от «салить» — мазать салом, хотя в игре мажут не салом, а просто касаются рукой (ср. с исл. koss — целовать). Ведь сало — это жир, что в Древней Руси значило «богатство», а в современной речи богатырь, здоровый или полный легко заменяют на «жирный» или «в теле», значит САЛО, ТЕЛО, ЧЕЛО (ср. с тадж. калла — голова) и ЦЕЛО происходят из единого древнейшего источника, одного пракорня (ср. анг. tallow [ˈtæləʊ] — жир, сало, с рус тулово, тело), что подтверждается древнерусскими понятиями цѣлыи, съдравыи, съдоровыи, пълныи — целый, и определениями из фарси силахшур — воин, испытанный, закалённый в боях; сулб — спинной хребет, позвоночник, семя, потомство, середина, сердцевина, твёрдый, жёсткий, крепкий, прочный, незыблемый. Смею предположить это, хотя бы на том простом основании, что целлюлит — это ожирение, от целлюлоза — клетчатка, из латинского cella (cell, cellо) — соты, клеть, клеточка, клетка организма, ячейка, в том числе, и яйцеклетка, или просто яйцо — на латыни ovo, древнерусское же ово — это не только одно из, но и одно целое! А в космогонии славян яйцо в разрезе было прообразом не только устройства Земли: желток — ядро, белок — мантия, скорлупа — кора, но и Вселенной (буквально «всей, целой ленной»), которая по мнению уже современных астрофизиков являет собой сотовую, либо клетчатую или пузырчатую структуру, состоящую из бесчисленных мириад пузырей с планетными системами, звёздными скоплениями, газовыми туманностями и разновидными галактиками. Другими словами, безграничный космос — это, своего рода, необъятный пузырь или яйцо со множеством пузырьков или яйцеклеток, сотканных светящейся паутиной в бездонной глубине вакуума в нашем измерении, и вьющихся призрачной дымкой в неисчерпаемой гуще тёмной материи в параллельном мире, но непременно сообщающихся меж собой «кротовыми норами» — пространственно-временными тоннелями расположенными в чертогах чёрных дыр.

По тому же «яично-ячейковому» принципу устроена и русская матрёшка — далеко не только от, якобы, имени Матрона «матерь», но и от изначального матрица — исходная материнская форма, плодоносящая матка, первопричина в сфере применения и взаимодействия, и эта древняя сакральная игрушка, ровно так же, как и яйцо, тоже являлась прообразом не только обычной бабы-роженицы, в частности, но и устройства энергетических оболочек человека и его астральных тел, вообще, например: явье тело — плотское (плотье) тело, плоть; жарье тело — оболочка (эфирное тело), окружающая живое существо; навье тело — лептонная матрица явьего тела (астральное тело); клубье тело — тело ума и разума (ментальное тело); причинное тело (каузальное тело) — энергетическая оболочка, которая несет в себе весь кармический опыт воплощения Души, проявляющийся в виде характера, а также в условиях жизни человека; колобье тело — тело интуиции и духовного ума (будхическое тело); дивье тело — душа человека (катеральное, атмическое тело); правье тело — Светье, Световое, Духовное тело Дживы (саттвическое тело); Джива (долька Живы) — индивидуальная, самосветящаяся частица Изначального Света — Рода Всевышнего, проявление Духа Всевышнего в нас. В двух словах, в единстве — множество. А посему, можно и нужно трактовать сей, закодированный в матрёшку, посыл наших мудрых предков так: «будешь всегда телом, умом и сердцем цел, лишь нацеливая свои помыслы и тонкие тела, как на свою целостность, так и на целование близких тебе душ, ради общего целомудрия и непрерывного взаимного исцеления, а главное, в целях целостности Родового Духа».

Заключение: наш метод системного сравнительного анализа показал, что все базовые понятия ЦЕЛЬ, ЦЕЛОЕ, ЦЕЛОВАТЬ и ЦЕЛИТЕЛЬ прочно связаны не только этимологически, но и семантически, на основании того, что даже полные словоформы, производные от общего корнеслова ЦЕЛ сходны по своей структуре, в точности до буквы, отличаясь лишь ударениями в произношении, исключительно во избежание путаницы в конкретных значениях каждого из конечных определений. Так, например, цéлить — это выбрать цель или прицелиться, а цели́ть — это исцелять; целовáть — это лобызать или делать поцелуи, а цéловать — это делать цельным или собирать, воплощать; целовáльник — это давший клятву поцелуем святыни, а цело́в (ал) ьник — это целитель. Представленные образцы словообразований — самое красноречивое свидетельство именно тому, что так своевременно и в нужной последовательности, мастерски и эффективно применялось в практике древнего целителя. Боги-покровители всех целителей на Руси: Дажьбог, Ярило, Хорс (Корша, Корс), Световид (Святовид, Свентовит), Род, Рожаницы (Лада и Леля), Жива (Дева Джива, Дива Сива), Триглав, Дидилия.

Реснотный разбор корнеслова ЦЕЛ:

Корневое ядро Ц — матрика «цепляния», как в переносном смысле, так и в буквальном значении, а поскольку всякое действо подобного рода сопровождалось характерным шумом — неким «цокотом», то издревле человек выражал происходящее звукоподражанием, наподобие цап-царап, цок-цок, цып-цып, цык-цык, цвяк-цвяк, и схожими с ним, что со временем, перерождаясь в полновесные словесные вариации, стало обрастать всё большим смыслом, и, как следствие, обретать всё новые и новые значения, уже во многом отличаясь большей отдалённостью от первоисточника, иной раз до такой степени, что нынешний обыватель, порой, просто не в силах увязать с оригиналом все производные понятия, такие как: цель, целое, цыпки, на цыпочках, цепь, царапина, цур, цыган, цена, сцапать, цевьё, цыплак, цвет, цапля, цыкать, цедить, и прочие (ср. с анг. cell [sɛl] — клетка, келья, celibacy [ˈsɛləbəsɪ] — целомудрие, celibate [ˈsɛləbət] — целомудренный, chink [tʃɪŋk] — звяканье, accept [əkˈsɛpt] — брать, recept [ʹri: sept] — приём, сoncept [ˈkɒnsɛpt] — понятие, accent [ˈæksent] — упор, подчёркивать, biceps [ˊbaɪseps] — мышцы, citation [saɪˈteɪʃ (ə) n] — перечисление, cite [saɪt] — перечислять, cicala; cigala; cicada [sɪˈkeɪdə] — цикада, стрекочущее насекомое, Cerberus [ˈsəːbərəs] — (др.-гр. миф.) Цербер, трехглавый злой и свирепый цепной пес с хвостом и гривой из змей, охраняющий вход в подземное царство).

Нотная связка (звуковой интервал) Е — ЕГДА — когда, в то время как; ЕГОЖЕ — которого; ЕДА — неужели, разве, иначе, как бы не; ЕЖЕ — что, ЕСЛИ, когда; ЕЛИКО — сколько, как можно скорее, кто, что; ЕЛИЦЫ — те, которые; ЕЛМАЖЕ — так как, потому что, когда; ЕТЕРЪ — некоторый, некто; ЕЛЕ — слегка, очень слабо, незначительно, с большим трудом, насилу; ЕДВА — с трудом, насилу, слегка, чуть-чуть, в самой малой степени, как только; ЕЙ — или ей ей, истинно, воистину, право, точно, подлинно, верно, так; ЕЩЁ — опять, то же, что уже́, настолько, давно, пока (что), до сих пор; ЕСТЬ — суть, это.

Вспомогательная согласная Л — матрика «литья», в самом широком понимании, а не только в жидкостном аспекте, в связи с чем все слова с этим корневым ядром всегда отражают некое непостоянство, отсутствие статичности. Да, собственно, и рождались-то все корни с этой согласной от простой имитации звука, исходящего, ЛИБо от соприкосновения с нетвёрдой поверхностью, либо от ЛЁГкого перемещения какого-либо объекта, выдавая подражательные (тяп) — ляп, (х) люп — (х) лоп — (х) лясь, ляли-люли-лёли, и в том же духе. Именно поэтому, ЛЮБое образование, производное от данной первичной формы всегда будет стремиться к, своего рода, поЛЁТу, ЛАЗанию, заЛЕГанию, скЛАДыванию и приЛИПанию, в прямом и переносном смысле (ср. с анг. lace [leɪs] — хлестать, laden [ˈleɪd (ə) n] — налитой, lap [læp] — ложбина, лакать, лоно, лощина, lash [læʃ] — хлестать, lave [lʌv] — разливать, lay [leɪ] — лежать, leak [liːk] — льёт, lean [liːn] — прислонять, ledge [lɛdʒ] — залежь, leg [lɛɡ] — лапа, let [lɛft] — проливать, libation [laɪˈbeɪʃ (ə) n] — возлияние, lick [lɪk] — лизать, lie [laɪ] — лгать, lighten [ˈlaɪt (ə) n] — облегчать, like [laɪk] — влечение, lime [laɪm] — липовый, lisp [lɪsp] — лепетать, льстить, load [ləʊd] — класть, loathe [ləʊð] — люто ненавидеть, lobe [ləʊb] — лепесток, лопасть, locate [ləʊˈkeɪt] — располагать, loss [lɒs] — лишение, lough [lɒh] — залив, lovable [ˈlʌvəbl] — любящий, lucky [ˈlʌkɪ] — случайный, luggage [ˈlʌɡɪdʒ] — поклажа, lullaby [ˈlʌləbaɪ] — колыбельная, lust [lʌst] — сладострастие, lying [ˈlaɪɪŋ] — лживый, ложный, лежачий, lazy [ˈleɪzi] — ленивый, лениться).

Вывод: корнеслов ЦЕЛ является носителем первородного обозначения конкретного действия, образно выражаемого буквальным смыслом, подобного следующему — «что-либо цеплять, зацепить, или сцепить, для того, чтобы сложить, или слагать замеченный предмет, или существо, ради положительного результата, в частности, и пользы, вообще» (ср. с рус. жарг. цопка — наметка, и уст. цурить — метить, видеть, замечать). Поэтому такие слова как цель, целый, целование и целитель, не смотря на различие в современных понятиях имеют общий изначальный смысл — соединение чего-либо, или единения с кем-либо для облегчения выполнения той или иной сверхзадачи.

Глава 12

Чародей, Чаровница

С самого раннего детства, когда мы слышим и произносим это слово, то в наших головах тут же непроизвольно вырисовываются, либо сказочные сцены при участии седобородого старца с магическим посохом, либо арена цирка с фокусниками и факирами. А большинство из нас даже не задумывается, вплоть до преклонных лет, хотя бы о том, что и работник современного шапито не всегда был таковым, а то и вовсе им никогда не был, например: факир (от арабского faqīr «бедняк») — фокусник, йог, дрессировщик животных, заклинатель болезней, толкователь снов, глотатель шпаг, суфийский религиозный нищий в Индии, род бродячих монахов — дервишей (от перс. derviš «бедняк, нищий»). Чего уж там говорить о чародее и, тем более, о чаровнице, которая в умах наших современников, вообще, представляется, в лучшем случае, в образе некоей феи со всемогущей палочкой в руках, обращающей, по настроению её хозяйки, одушевлённый или неодушевлённый объект в любую загаданную субстанцию, предмет или существо, а порою, правда, уже в зрелом возрасте, она видится, преимущественно мужикам в полном расцвете сил, вообще, чуть-ли не элитной путаной. В таких стереотипных условиях очень сложно переубедить любого среднестатистического сноба, заточенного под формальную реальность, в действительном существование оных персонажей, но в совершенно не надуманном качестве, а вполне себе практичном амплуа. Впрочем, если честно, то мне абсолютно не хочется кого-то переубеждать — не в моих это свойствах. Другое дело, когда иной любознательный человек предельно искренно проявляет интерес к обычаям, истории, культуре и языку своих предков — тут уж мне, как автору собственных предположений, версий и теорий в области этимологии, не зазорно будет и с душой нараспашку пойти навстречу искателям правды.

Итак, поскольку ЧАРО/ДЕЙ — это очевидное двухсоставное образование, сложенное из понятий ДЕЯть ЧАРы, то нам, помимо справочного: ча́ры — волшебство, колдовство, пленительная власть, обаяние, очарование; необходимо выяснить, каково оно «на ощупь», то самое чаръ в единственном числе «колдовство», из чего исходит, и что это за сила такая?

Начнём с того, что сходное с чарами до буквы слово чара — чарка, чаша, черпак, даёт нам повод рассматривать однородные в древнерусском быту и языке предметы черпъ — ковш, и шерпа — кастрюля, как некую ёмкость для сбора, набора или забора чего-либо, а посему диалектное русское керп или керб — пучок, вязанка (отсюда и скарб — имущество), предоставляет нам возможность углядеть то же самое «черпающее» движение и в слове серп (др.-рус. сьрпъ) — закруглое ручное сельскохозяйственное орудие, жатвенный нож, обычно используется для уборки зерновых культур, жатвы хлебов и резки трав (ср. с санскр. сарпана — змея). Ровно такое же «черпающее»движение проявляется и в слове цара́пание (действие по значению глагола царапать) — подобного рода выражение печали об умершем вожде, именно царапание лба и носа и бритьё волос вокруг головы, по свидетельству Геродота, существовало ещё у Царских скифов!

Из этого следует, что все индоевропейские слова, хоть и с вариативным корневым ядром Ц-К-Ч-Ш-С, но единой корневой платформой Ч-Р-П наделяют нас правом видеть их изначальное родство в обозначении кругового, захватывающего, а по сути, зачерпывающего действа, как то:

английское kerb — опорная стена, построенная по длине окружности каирна или кургана (ср. с романским cerebro — голова, мозг, лоб, череп);

тюркское kerpiç [cəɾpit͡ʃ] — кирпич-сырец, приготовляемый из глины с примесью навоза, резаной соломы, костры, мякины или других волокнистых материалов (ср. с др.-греч. κέραμος — глина, изделия из глины и их смесей);

праславянское kerpъ — че́реп, черепица, отсюда и скрепа — сплочение (ср. с рус. корпе́ть — кропотливо и усердно (те есть, круглые сутки) заниматься каким-либо делом);

древнеиндийское karpara — череп, скорлупа (ср. с лат. corpus — тело);

прусское kerpetis — скорлупа (ср. с др.-греч. Καρπός «плод», «зерно», «урожай» — бог плодов, сын Зевса и Хлориды).

Теперь, отталкиваясь от единой общеарийской корневой платформы, образно описывающей «черпание» (по действию глагола почерпну́ть — взять, заимствовать, позаимствовать что-либо откуда-либо), на примере персидских определений движения чародея: чарбдаст — искусный, ловкий, умелый; его нрав и характер: чарб — мягкий, деликатный, обходительный; и даже его чарующую речь: чарбзабон, чиразабон — сладкоречивый, красноречивый; мы вычленяем корневую матрицу Ч-Р, всё с тем же вариативным корневым ядром Ц-К-Ч-Ш-С, с целью сфокусировать внимание на конкретном корне заданного слова, с его искомым смыслом. И тут же находим равные по структуре русским керп — охапка, и кѣрпъ — череп, однокоренные разноязычные переводы глагола «очаровать», как в литовском apkerėti, где совершенно очевидны: приставка ap-, корень -ker-, и глагольное окончание -ėti, что в русской транскрипции могло бы звучать как [обкереть], в значении «обчарить»; так и в казахском көркіне, к которому просто напрашивается разговорное русское чарканье — шарканье, будто в озвучку некоего шаренья, по действию глагола шарить — искать ощупью, копаться, рыться, шарабо шить, перебирать и щупать, особенно впотьмах; а также в переносном смысле шарить — понимать что-либо, разбираться в чём-либо (ср. с тадж. сар — голова).

Всё это очень чётко обрисовывает, непосредственно, само действо очарования, причём, весьма красочно, что вовсе не фигура речи, но однокоренное древнерусскому чарове — чары, роуськое же шарови — краски, от шар — краска, наряду с червлёный — красный, от др.-русск. чьрвь — красная краска, по цвету чрева — нутра, вспомните чара — ёмкость, и чаръ — волшебство, потому-то чаровница — это не только ведунья, ведьма, колдунья, но и красавица! А в современном понятии очаровать только и осталось от прежнего, что «влюбить», эхом откликающееся в бретонском karout [ˈkaːrut] — любить, и kar [ˈkaːr] — родной, родственный, родственник. Так вот, движения чарования — это, преимущественно, круговые взмахи руками, которые производились чародеем или чаровницей, во время их магических сеансов, что отражено как в гэльском cor [kor] — поворачивать, так и в санскритском чарра — превращение, семантически близкое понятию «оборотничество».

Таким образом, мы приходим к выводу, что главной задачей всякого чародея является непременное окружение кого — или чего-либо невидимой силой, с целью пленить его, и затем властвовать над ним, а вот из благородных-ли побуждений или по злому умыслу — это уж в изначальную структуру слова никак не входит, и является смысловой надстройкой, по-сути, субъективной оценкой того или иного трактователя. То бишь, чары, сами по себе, не могут быть «злыми», по определению, или «добрыми» — таковыми их делают, либо заказчики, либо исполнители, либо доносчики. Зато мы неоднократно убеждались в том, что чар — это, прежде всего, движение, в самом широком смысле этого слова (действие-поступок-творение), доказательством чему служат примеры из санскрита: чара — движущееся, чарати — действует, чарита — бегущий. Притом, что движение это направлено на изъятие чего-либо, как это видно из того же санскрита: чар — часть; а также из фарси: чурук — частица; что перекликается и с русским чара — чаша, поскольку чаша — это первоначально часть чего-либо (ср. с санскр. чашака — чашка, чарка, черпак). А характер сего движения, изымающего некую часть, являет собой, своего рода, черпание чего бы то ни было, в том числе, и нематериального, духовного, энергетического, к примеру: любви, воли, отваги, души, знания, чутья, и так далее, и тому подобное. Однако, процесс изъятия может иметь и форму оперативного вмешательства чародея в те или иные негативные события, случаи и обстоятельства, постигшие сообщество, семью или отдельного человека, ради их спасения, исцеления или просвещения, путём исчерпывающего очищения от любого рода заразы.

Реснотный разбор корнеслова ЧАР:

Корневая матрица Ч-Р — носитель условно-обобщённого значения «чаркать-черпать-чередовать». Примеры из языка фарси — индо-иранской ветви арийской языковой семьи:

ҷар — ров, лог, овраг, канавка, пропасть, обрыв, круча, рытвины, ухабы; ҷар (р) — перетаскивание, переноска, волочение, таскание, предлог, объявление во всеуслышание, оглашение, оглашать, объявлять во всеуслышание; ҷараён — течение, движение, струя, поток, ток (электрический), развитие, процесс; ҷараёнот — события, происшествия; ҷаранг — звон, позванивание металлических или стеклянных предметов; чарахса — брызги раскалённого масла или воды, искры огня; чер, чира — победоносный, побеждающий, победитель, отважный, смелый; чираги — победа, смелость, отвага; чирадаст — ловкий, проворный, искусный; чирадасти — ловкость, проворство, искусность, мастерство; чоракор, чорасоз, чорагар — принимающий меры, избавитель, спаситель; чор, чора — воля; чору ночор — волей-неволей, поневоле; чора — мера, мероприятие, средство, предупредительная мера, мера пресечения, решительная мера, принимать меры, наказать кого-л., разрешать (проблемы, трудности); чораандешй — обдумывание или отыскивание средства избавления (от чего-л.), прибегание к хитростям, уловкам; чорабини — мера, мероприятие, средство; чур — согласие, созвучие, гармония, быть в согласии, в соответствии, подходить друг к другу, гармонировать, делать согласным, созвучным друг другу, настраивать (музыкальный инструмент), сливаться, сочетаться (о звуках, музыке); чурбак — правдоподобная ложь, обмануться, клевета, оговор, поверить клевете; чури — служанка, раба, рабыня; чурука — подруга, любовница, возлюбленная; чурра — быстрый, скорый, ловкий.

Корневое ядро Ч — матрика «чёса», отчего множество слов с этим корневым ядром одним только своим произношением напоминают звукоподражание, ему предшествовавшее, чувство — от «чу!», очерк — от «чирк!», чокнутый — от «чок!», чеканка — от «чик-чик!», и далее по списку любых родственных им словообразований, исходящих при воспроизведении звука [Ч (Щ)] от удара или движения по касательной, что спустя тысячелетия позволило нам сегодня пользоваться определениями, равными следующим: час, часто, чистота, причёска, чихать, чухать, чахнуть, чур, чоботы, чапать, чума, чертёж, чёрный, чадо, чадить, читать, считать, почесть, честный, черевики, чрево, червь, чары, чуждо, чудеса, чуб, чавкать, человек, через, очередь, и остальные (ср. с анг. chaff [tʃɑːf] — чесание, чешуя, champ [tʃæmp] — чавкать, chap [tʃæp] — челюсть, chaplet [ˈtʃæplɪt] — чётки, charm [tʃɑːm] — чары, чара, очарованный, chart [tʃɑːt] — чертёж, chase [tʃeɪs] — чеканить, chaste [tʃeɪst] — чистый, chasten [ˈtʃeɪs (ə) n] — очищать, chastity [ˈtʃæstətɪ] — чистота, chat [tʃæt] — общаться, чекан, chaw [tʃɔː] — чавкать, child [tʃaɪld] — чадо, chirp [tʃɜːp] — чирикать, chirrup [ˈtʃɪrəp] — чирикать, chisel [ˈtʃɪz (ə) l] — чекан, chit [tʃɪt] — счёт, chock [tʃɒk] — чека, чурка, chuck [tʃʌk] — чурбан, chump [tʃʌmp] — чурбан, chunk [tʃʌŋk] — чурбан, churl [tʃɜːl] — человек).

Нотная связка (звуковой интервал) А — АБО, АЛЬБО — и, иначе, а также, ли, либо, или, АЛЬ, разве, не́жто, АБО-ще, вот еще, что еще, как бы не так, будто, АБО-що, что-нибудь, АБО-как, как-нибудь, как попало; АБЫ — чтобы; АЖЕ — если, так как, потому что, чтобы, что, который, тем более, а именно; АЖ — даже, так что, что даже; АКИ — как, так как, как бы, подобно.

Вспомогательная согласная Р — матрика «рвения», в зачатке своём имеющая природный аудиоген [РР], вербально озвученный обычным рыком-рявканьем-рокотом-изреканием, психологически всегда воспринимается нами как некий поРЫВ, РЕТивость и РЕЗкость, поэтому ассоциативно визуализируется с расходящимися концентрическими кругами, поскольку физически это обусловлено часто повторяющимися ритмическими колебаниями времени и материи, что в совокупности и произвело когда-то в нашей РОДной РЕЧи такие понятия как: рот, рука, река, ров, ругань, ревность, радость, радуга, рада, радение, рок, руда, орудие, рыжий, рожь, русич, рыскать, рыть, рог, решение, и великое множество слов с корневым ядром Р, любое из которых не будет лишним в этом РЯДу (ср. с анг. racket [ˈrækɪt] — грохот, raid [reɪd] — решительно, rake [reɪk] — рыхлить, рыться, rasp [rɑːsp] — резкий, резать, rave [reɪv] — реветь, ravel [ˈræv (ə) l] — разрывать, raze [reɪz] — разрушать, reach [riːtʃ] — река, поражать, reave [riːv] — рвать, reckon [ˈrɛk (ə) n] — решать, retch [rɛtʃ] — рыгать, ribbon [ˈrɪb (ə) n] — обрывки, rift [rɪft] — разрыв, rigour [ˈrɪɡə] — строгость, riot [ˈraɪət] — нарушение, rip [rɪp] — рвать, rive [raɪv] — разрываться, river [ˈrɪvə] — река, рубеж, roar [rɔː] — рёв, рокот, robust [rəˈbʌst] — работа,, roll [rəʊl] — рокотать, root [ruːt] — прародитель, rotate [rəʊˈteɪt] — вращать, rotation [rəˈteɪʃ (ə) n] — круговорот, rough [rʌf] — резкий, режущий, рябить, rout [raʊt] — рыть, row [rəʊ] — ругань, rubble [ˈrʌbl] — рваный, rude [ruːd] — резкий, ruffle [ˈrʌfl] — рябь, ругаться, ruin [ˈruːɪn] — рухнуть, rule [ruːl] — рулить, rupture [ˈrʌptʃə] — прорыв, обрыв, рвать, rush [rʌʃ] — брошен, порыв, rustle [ˈrʌsl] — хрустеть).

Заключение: корнеслов ЧАР несёт исходное определение принципа действия «Чертит Аки Режет», с последующим идейным наполнением «Чуять (предвидеть), Абы (чтобы) Ратовать (клясть, возвещать, помогать, защищать, спасать)».

Глава 13

Боян

«Хоронили тещу, порвали два баяна»… Чёрный юмор этой частушки очень точно передаёт ироничное отношение русского человека ко всяким бедам, напастям, горестям и несчастьям, в общем, всем смертям назло. Особенно, если брать в расчёт, что на городском жаргоне слово «баян» означает несмешную, банальную, устаревшую шутку. Но начал я очередную главу, посвящённую певцам Древней Руси, именно с этих строк, не только потому, что в них фигурирует музыкальный инструмент, который назван по имени древнерусского сказителя Бояна, а ещё и по той причине, что, сама по себе, частушка как жанр народного творчества — это жалкий отголосок тех эпических песен древнерусских бардов, низведённый до уровня примитивной считалочки, где не столько важны сведения и смысл, сколько немудрёная рифма, лишённая связи и логики, да под простенький ритм в духе «ламца-дрица, гоп-ца-ца», тут главное, чтобы обязательно было острое словцо, ну и какая-нибудь пикантная бытовая байка, хохмы ради. А ведь в начале было всё иначе…

Итак, бояном именовали человека, способного боя́ти, ба́ять, ба́ить, то есть, не только говорить и рассказывать, но и заколдовать. На чём строилось колдовство бояна? Ответить на этот вопрос нам поможет только сам русский язык, в котором существуют такие производные от баять глаголы как уба́ивать, убая́ть — уговорить, уломать, согласить, убедить речами, упросить, договориться до устали, изнеможенья, наговориться всласть, досыта; а также убаю́кать, убаю́кивать — напевая, заставлять уснуть, нагонять дремоту, усыплять, успокаивать; схожие значения существуют и в других языках: английский bye-bye [ˈbaɪbaɪ] — бай-бай, баюкать; фарси бай-бай — одобрение, удовольствие. Сравните с английским imbue [ımˈbjuː] — внушить, где im — приставка в значении «в», а корень bue имеет переносный смысл «заставить впитать мысли, наполнить мнениями, насытить чувствами, и т. д.», что весьма созвучно, сходно с корнем и близко по смыслу русскому определению ба́ю — уговариваю, успокаиваю, усыпляю. Отсюда же и обаяние, которое трактуется в Энциклопедическом словаре педагога, в статье «Основы духовной культуры» так:

«Обаяние (с др.рус. — колдовство) — способность человека привлекать к себе, располагать к хорошему отношению, очаровывать людей покоряя их какими-либо своими достоинствами — внешним видом, манерами, словом, умом, добротой и др. Обаяние может быть врожденным и приобретенным, т.е. воспитанным. Слово „обаяние“ утвердилось в русском языке в XIII в.; произошло от глагола „баять“, что значило „говорить“, „колдовать“, „чародействовать“. Обаяние тогда значило чудесную силу колдуна усмирять людей, приводить их взглядом или словом в трепет и даже страх. Так что точный смысл „обаяния“ в его покоряющей силе. Одного корня с этим словом „басня“, „краснобай“, „баснословный“, „баловать“ и др.»

Признаюсь, мне понравилось то, что толкователь сего значения обратился к истории Древней Руси, но вот, с чем невозможно согласиться как этимологу, так это смешением всех понятий и определений. Поясню:

во-первых, слова обаяние и колдовство — это, как говорится, две больших разницы, не только в происхождении, но и в содержании;

во-вторых, слово «обаяние» не могло утвердиться (да и кем?) в русском языке аж в средневековье, поскольку родилось ещё на заре возникновения славянской цивилизации, как таковой, и прарусского языка, в частности, а посему, как только оно появилось в обиходе наших предков, тогда же и утвердилось;

в-третьих, баять не могло значить, ни «колдовать», ни «чародействовать», хотя бы по той причине, что в русской речи лишних слов не бывает, и каждое из них носит только ему присущий смысл, тем паче, что в чародействе и колдовстве как словообразованиях мы уже разобрались ранее, и ни с чем их теперь не спутаем;

в-четвёртых, одного корня с этим словом может быть только «краснобай», и никакое другое из перечисленных, и это простая очевидность: двусложное красноБАЙ включает в себя корнеслов, который, собственно, и означает «баян», причём, рождённый от глагола баить (они баят, он бает, я баю), в повелительном наклонении «бай!», в остальных же примерах только «баснословный» и «басня» одного корня, от басить — говорить или петь басом, а также наряжаться, появляться в роскошной одежде, украшать, в том числе, и приукрашивать историю, в смысле преувеличивать действительность (ср. с санскр. бас — блеск), а вот «баловать» — это уже сфера деятельности другого священника, балия — прорицателя (о ком поговорим позже), но ни разу не его коллеги бояна!

Кстати, сродни русскому краснобаю такое же двукоренное таджикское дилрабоӣ — обаятельность, обаяние, пленительность, очарование, пленять, покорять, очаровывать; из первой части слова дилоро — чарующий, красивый, привлекательный, возлюбленная, любимая (от фарси дил — душа, сердце), и второй части бой, бай — богач, богатей, толстосум, разбогатеть, обогатиться, проигрывать, потерять, испугаться, растеряться, влюбляться, провалить дело, сохранить тайну, богатый, имущий, обильный.

И в этом колорите значений ничего удивительного нет, ибо даже русское бояться, побаиваться — производное от бояти, баить, ведь, если БОЯТЬ, БАИТЬ суть «внушать страх, приводить в трепет, покорять душу, пленять разум, впечатлять образом», то, соответственно, БОЯТЬ/СЯ, БАИТЬ/СЯ значит ровно то же, только по отношению к себе (ср. санскр. бияс — страх, с анг. bias [ˈbaɪəs] — пристрастный), а именно «внушаться, трепетаться, покоряться, пленяться, впечатляться», следовательно, под призывом НЕ БОЙ/СЯ! подразумевается «не дай внушать себе, трепать себя, покорять себя, пленять себя, впечатлять себя!». Отсюда прямая связь единого по сути и корню с русским боязнь словом в родственном кимрском bai — недостаток, вина, промах, ошибка, дефект.

Подобный негатив, но уже по отношению к самому бояну, можно обнаружить и в летописных сводках, где обаян, обайщикъ — тот, кто возводит на кого-либо обвинения, оговаривает; оговорщик. И всё это неприкрытое злословие монахов-писарей выглядит явно натужно эмоциональным, несмотря на то, что там же сосуществуют однокоренные с оным, но уже в более правдоподобном духе: обаяние, обояние — это заклинание, чародейство; заговоренный предмет, носимый для предохранения от болезни, сглаза; заговоренное или лечебное средство, снадобье; а обаянник, обоянник — это заклинатель, колдун, из обаяти, обояти — заколдовать, зачаровать.

И потом, раз персидскому бою — баю равен по происхождению французский boyard — боярин, богатый человек, то, и к гадалке не ходи, русский боярин, изначально БОЙ/АРИН, прежде, чем уже в эпоху крещения Руси «тупо» превратиться в скучного богача, безусловно, представлял из себя буквально «ярого боя, бая», то бишь, «блестящего баяна» или «горячего краснобая», что в нашем демократическом пространстве определяется размытой формулировкой «знатный политик» или «выдающийся дипломат», а возможно и «скандально-известный парламентарий», другими словами «харизматичный оратор».

А сейчас, когда мы уяснили одну непреложную истину, что уметь время от времени становиться кем-то — не значит быть им по жизни, нам будет легко воспринять перевод слова «обаяние» на разные языки, где сразу бросаются в глаза полноценные основы слов, совпадающие с целым рядом наименований должностей и полномочий в древнерусском магическом сословии:

албанский bukuri => русский бакульник, бакульщик — говорун, краснобай;

английский, ирландский charm => русский чародей — маг;

баскский xarma => русский чародей — маг;

белорусский чароўнасць => русский чародей — маг;

болгарский чар => русский чародей — маг;

боснийский šarm => русский чародей — маг;

валлийский swyn => русский священ — святой;

венгерский báj => русский боян — сказитель;

галисийский, испанский, португальский encanto => русский канюк — певец;

голландский betoveren => русский (бе — являться) творец — чудотворец;

датский charme => русский чародей — маг;

исландский heilla => русский хулитель (от хула — гул) — проклинатель;

итальянский fascino => русский священ — святой;

каталонский encant => русский канюк — певец;

латышский burvība => русский буроба — бормотун, ворожбун;

литовский žavesys => русский завещатель — заветник;

македонский, сербский шарм => русский шаровник — художник;

польский czar => русский шаровник — художник;

словацкий kúzlo => русский кузельник — кузнец, ювелир-обережник;

словенский čar => русский чародей — маг;

украинский чарівність => русский чародей — маг;

финский viehätys => русский вещатель — вещий;

хорватский draž => русский дрожник — шаман (в трансе);

чешский kouzlo => русский кузедлик — чернокнижник;

эстонский võlu => русский волхв — волшебник;

азербайджанский cazibə => русский казатель — указчик, подсказчик;

После того как мы выявили чёткое различие понятия боян со схожими в звучании, но никак не в происхождении, такими определениями, как: балий, обавник, бакульник, басенник, и тем более, провели строгое разграничение категорий в толковании заданного слова, перейдём к разбору, непосредственно, самого корнеслова БАЙ (БОЙ). На Руси человек, красиво владеющий словом, да ещё и способный, в то же время, управлять психикой своих слушателей, звался ещё как обояльник — обольститель, чародей, что, несомненно, является ничем иным как вариантом всё того же звания боян, в связи с чем, в старину существовал даже такой термин как баечник (или перебаечник) — у древних славян это домашний злой дух (нечистая сила), который появлялся на ночь глядя после страшных историй и сказок, рассказанных на ночь; то же самое понятийное явление происходило и в прусском bājawa, bājintun — пугало, страшилище, bājawiskas, bājawa — страшный, bājintun, pobaiint — пугать. Таким образом, байка как непременный атрибут любого бояна, следует рассматривать в свете особого вида магической речи, а не так, как нам подают её официальные источники: «байка — юмористический рассказ, как правило, основанный на реальных событиях». Тем более, что БАЙ/КА — это уменьшительное от бая, что в корне меняет её смешливую подоплёку на серьёзный лад, а с суффиксом и окончанием — КА байка превращается в «сказку», как это видно в переводе последней на братские языки: боснийский и хорватский bajka, македонский и сербский бајка, польский bajki, в отличие от словацкого príbeh, которое уже переводится как «рассказ», а строится на приставке PRI — и корне — BEH, который в древнерусском бех означает «было», то есть, получается, что бая суть были́на (стáрина) — древнерусская, позже русская народная эпическая песня о героических событиях или примечательных эпизодах национальной истории XI — XVI веков (ср. с перс. бояд — возможно, может быть)!

И в этом, с позволения сказать, «новом» для нас качестве предстаёт пред ясны очи образ книжного Бояна — не просто сказителя, певца и поэта, но и посредника между настоящим и прошлым, между сермяжной правдой и легендой, меду героем и его потомком; сравните с фарси байёъ — посредник. А всё благодаря своему уникальному, редкостному и фантастическому дару — вдохновлять своими проникновенными и трогательными речами; сравните с иранским байза — уникальный, редкостный, фантастический. Тем самым, становясь для своих верных слушателей, в полном смысле, проводником, указывающим путь к самому сокровенному в этой жизни; сравните с персидским байзақ — проводник, указывающий путь.

Реснотный разбор корнеслова БОЯ (БАЙ):

Корневая матрица Б-Й — носитель условно-обобщённого значения «баюкать-байкать-байгорить». Примеры из русских диалектов:

байборить, байболить — болтать, молоть, пустословить; байбора, байбала — болтун, пустомеля; байдан — хоровод, игры на просторе; байдуже — нужды нет, нужды мало, что нужды, без внимания, все нипочем, ни о чем не заботиться, не тужить; байдуга — беззаботный, нетуга; байна, байня — баня; байцовать — красить едкими снадобьями, травить, морить, говорят о дереве, кости, камне; байцованный — окрашенный травкою, мореный агат;

Байгора́ — река в Верхнехавском районе Воронежской области, Добринском, Усманском и Грязинском районах Липецкой области;

Байгора́ — посёлок при станции в Княже-Байгорском сельском поселении Грязинского района Липецкой области;

Официальная версия: «Этимология гидронима Байгора неясна до сих пор. В современном казахском языке Бай-гора — юго-восток, но тюркское происхождение слова не признаётся учеными. В древнеиндийском эпосе Махабхарата упоминается водоём Вай-дурья (где „дурья“ — гора) расположенный недалеко от священной реки Варанаси (Варанаши). Есть вероятность, что Варанаши — это современный Воронеж, а, соответственно, Вай-дурья (Вай-гора) — современная Байгора».

Наша версия: в старинном словообразовании БАЙ/ГОРА, наверняка, претерпевшем за всю историю края не одно искажение, и в произношении, и в значении, явно усматривается очевидный дуализм понятий. То есть, если подобным именем называют реку (!), то в слове «байгора», совершенно однозначно, не может быть никакой горы — это противоречит всяким законам природы, поскольку все реки, даже горные, протекают в низинах. А это значит, что в определённый момент времени, в процессе неосмысленного употребления, слово трансформировалось. К примеру, в русском языке (коего, как правило, чураются те специалисты, которым всегда легче и быстрее притянуть за уши созвучные иностранные определения, нежели разобраться в родной речи) существует словоформа БАЙ, знаменующая собой «покой», в самом широком смысле, следовательно, древнерусское, иже старославянское имя реки, причём, двусложное, включало во второй своей части вовсе не ГОРУ, а ГОРЕ, тем паче, местность там отнюдь не гористая! Соответственно, река изначально могла называться как БАЙ/ГОРЕ — дословно «упокой горе!», буквально байгорь! — убей горе, не горюй! Ведь ни для кого не секрет, что продолжительное наблюдение за текущей водой погружает человека в лёгкий транс, успокаивает, и на этот природный антидепрессант можно смотреть вечно. А градация названия реки и параллельно посёлка, по всей видимости, была следующей: БАЙ/ГÓРЕ — БАЙ/ГÓРЬ — БАЙ/ГÓРЯ — БАЙ/ГÓРА — БАЙ/ГОРÁ.

Корневое ядро Б — матрика «битья», поэтому все слова, от этого корневого ядра, так или иначе, являются конечными производными аудигенами, от первичных подражательных звукородов бом-бац-бух, как то: Бог, большой, батя, баба, благо, бег, без, быть, бавить, белый, блеск, бороться, болеть, беда, брат, и прочие (ср. с анг. bait [beɪt] — биться, bane [beɪn] — бич, убийца, bang [bæŋ] — бить, бах, бац, banner-cry [ˈbænəkraɪ] — боевой клич, bash [bæʃ] — бить, baste [beɪst] — бить, beat [biːt] — бить, beaten [ˈbiːtn] — битый, beater [ˈbiːtə] — выбивалка, било, beetle [ˈbiːtl] — битель, bet [bɛt] — биться, bewilder [bɪˈwɪldə] — сбивать, biff [bɪf] — бить, blade [bleɪd] — било, boom [buːm] — бум, bounce [baʊn (t) s] — бумс! бац! бах! бух!, bout [baʊt] — бой, box [bɒks] — бить, бой, buck [bʌk] — брыкаться, бучить, bump [bʌmp] — выбоина, бубух!, отбойник, bust [bʌst] — бить, butcher [ˈbʊtʃə] — убийца, бить скот, butchery [ˈbʊtʃərɪ] — бойня, butt [bʌt] — бодать, butter [ˈbʌtə] — сбитое, сбивать).

Нотная связка (звуковой интервал) О — ОБАЧЕ — ОДНАКО, но; ОБОНЬ — напротив, по-другому; ОВО — ОДНАКО, или, одно из; ОВОГДА — иногда; ОВЫЙ — ОДИН из, некий, тот, этот, такой, некоторый; ОЖЕ — что, если; ОКРЕСТ — ОКОЛО; ОЧЕНЬ — в сильной, большой степени; ОЛЕ — ОДНАКО, но; ОНОГДЫ — недавно; ОНОМО — так; ОНСИЦА — некто, какой-то; ОНУДУ — с тех пор, оттуда; ОПЯТЬ — ОБРАТНО, снова; ОСЕ — вот; ОТАЙ — тайно, скрытно; ОТНУДУ — ОТКУДА, ОТТУДА, почему, потому, в следствие чего; ОЧЕ — если; О, ОБ — вокруг, касаемо.

Нотная связка (звуковой интервал) Я — ЯВНО — очевидно, точно; ЯЖЕ — которая, которые, которых; ЯКО — что, так что, чтобы, ибо, хотя; ЯКОЖЕ — как, чтобы; ЯСТИ — есть.

Нотная связка (звуковой интервал) А — АБО, АЛЬБО — и, иначе, а также, ли, либо, или, АЛЬ, разве, не́жто, АБО-ще, вот еще, что еще, как бы не так, будто, АБО-що, что-нибудь, АБО-как, как-нибудь, как попало; АБЫ — чтобы; АЖЕ — если, так как, потому что, чтобы, что, который, тем более, а именно; АЖ — даже, так что, что даже; АКИ — как, так как, как бы, подобно.

Присутствие в корнеслове БАЙ фонемы Й, которую по логике надо было бы считать гласной, поначалу вводит в ступор, но для меня вопрос был исчерпан ещё с момента восприятия её «подружки», латинской J, которая называется «йот», а произносится как русская [й]; в английской же версии называется «джей», а читается [dʒ]; у французов она «жи» [ʒi]; а испанцы зовут её «хота», и произносят как русскую [х]; на фарси её иранцы пишут в латинской транслитерации — ǰ, произнося как [ʤ»], персы называют «джим», в отличие от таджикского написания на адаптированной кириллице Ҷ (ҷ), в том же произношении [джь]. Так что, вся палитра звуковой подачи «и краткой» склоняет её в стан согласных, к тому же буква «й» уже потому не может быть гласной, что она не может сочетаться с другой согласной так, чтобы следовать после этой согласной. Кроме того, в качестве корня звукород Й представлен в таком слове как ПРИ/ПО/Й, где при- и — по- являются приставками, а корень -й — сокращённой вариацией корнеслова ЯТ, с его глагольной формой (Н) ЯТЬ.

Вспомогательная согласная Й — матрика «займа», в зачатке своём имеющая природный аудиоген [ЙЫ], вербально озвученный обычным ЙЕХ! — междометие употребляется в усилительном значении, как: эха!, ихма!, эхма!, хей, психологически всегда воспринимается нами как некая поЙМа — поимка, поэтому ассоциативно визуализируется с некоей спаЙкой — схватом.

Заключение: корнеслов БОЯ, иначе БАЙ несёт исходное определение принципа действия «Бьётся Отнуду (извне) в Явь (действительность, настоящее)», с последующим идейным наполнением «Байцует (приукрашивает) Аж (так что) Йех! (дух захватывает)».

Глава 14

Кудесник, Чудотворец

Испокон веков на Руси говорили, и всегда будут говорить «Пока!», только вот почему-то нынче принято считать это слово вульгарным и фамильярным, не ведая о том, что данная форма расставания гораздо древнее и значительнее, нежели относительно молодое «стремление свидеться». Чего только ни городили академики о происхождении свойского «пока», каких только трактовок ни давали этому слову учёные, забывая о том, или, предпочитая не замечать, что это всё же краткая форма, производная от полной формы покуда. Последнее не имеет никакого отношения к наречию куда, которое возникло путём сложения яКУю ДАль — как далеко?, а родом из старославянского понятия кудь — волхвованье, волшебство. Поэтому, опираясь на древнерусское словообразование кудесить — волхвовать, колдовать, заниматься чарами, ворожбой, заговорами, от существительного кудесы — чудеса, закономерно выводим его дочернее слово пока, как, своеобразный заговор на чудесную, в смысле ненарочную встречу, причём, не где-нибудь, а там, где обычно волхвовали, колдовали, занимались чарами, ворожбой, заговорами, то есть, на месте, как правило, большого скопления людей — святилище, капище и… куде (ср. с кимр. cuddfa — укрытие, клад, сокровище). А кудо (от др.-рус. куд — святой дух, у церкви — злой дух) или кудово (ср. с перс. куддус — святой, пресвятой, священный) — это как раз то место, где кудили — воскуривали, то есть, жгли фимиам (ср. др.-рус. Курент — бог веселья, с чеш. kouř — дым), благовония, волшебные травы, отсюда и кадить — чадить (ср. с чеш. čoud — чад), куда стекался народ для отправления богослужения (ср. с кимр. hud — колдовство, волшебство, чары, очарование, магия). Так вот, то самое место силы, именуемое на древнерусском поку́т — убежище, приют (ср. санскр. катам — лежанка, циновка, подстилка, с тадж. кад (а) — жилище, дом, помещение, селение, село), служившее для людей того времени точкой наибольшей вероятности чудесной, читай — волшебным образом, незапланированной встречи, находилось обычно на возвышении, холме или горе, которую впоследствии назовут КУДыкиной (ср. шв. höjd — высота, вышина, возвышенность, холм, с тадж. кӯҳ — гора), и являлось конечным пунктом в напутствии, подразумевающем: «с такого-то мига (называлось текущее время) по кудова дня» (ср. с кимр. cudd — секретный, скрытый, тайный), либо ПО КАди, от древнерусского кадь — кадка-купель, дубовый чан (ср. с диал. рус. чудок — чарка, косушка, чашка), отсюда и кадило — чадило (ср. с санскр. чайтья — подземный храм, ступа, котара — дупло, и ката — яма, углубление, дупло), что носило, разумеется, символический обряд духовного очищения (ср. с санскр. кадках — грязь), поскольку испокон веков бани на Руси стояли в каждом дворе. Предположительная градация выглядела так: ПО КУДОВА (дня) — ПО/КУДО (У) А — ПО/КУДА, а кратко, ПО/КА (ср. эспер. dume — пока, с лит. dūmai — дым), то есть, до того дня, когда будут кадить-кудить на краде — жертвеннике, у которого, предположительно, можно будет встретиться (ср. с лат. quoad — до тех пор пока, и credo — верю). И только многими веками позже «пока» превратилось в понятие, довольно отстранённое от изначального смысла, да ещё и разделённое на разные разумения (извините за тавтологию), как то: «до тех пор», «ещё не», «временно», «увидимся», по обыкновению путаемое с древнерусским пакы (наречие, частица и союз) — обратно, назад, опять, в обратную сторону, что никоим боком не лезет, ни в смысловую подоплёку, ни в буквальное строение самого слова. Тем более, что тогда же встарь существовал ещё на Руси и союз кед или кедь в значении «коль, раз, ежели, в то время как, до тех пор, пока, покуда», отсюда и диалектное русское наречие покедова — до свиданья, прощевай, до встречи, пока, покеда, покуда, покудова!

А теперь, непосредственно, о самом словообразовании, зиждущимся на понятии чудеса или кудесы, с корнесловом куд или чудо, которое пишется и звучит в следующих языках почти одинаково: болгарский, македонский, сербский, украинский чудо, белорусский цуд, боснийский, хорватский čudo, венгерский csoda, польский cud, словенский čudež, чева chozizwa, индонезийский, малайский keajaiban. И раз мы выяснили, что с тем же корнем в некоторых языках существуют понятия «дым», то попытаемся вникнуть в суть самого чуда как действа. Да-да, именно так, ибо в древнерусском языке, надо полагать, совершенно не случайно и вовсе неспроста, даже существовали определения, описывающие сам процесс создания чуда: чудодѣяти, чудотворити — делать чудеса, чудодѣяние, чудотворие, чудотворьство — совершение чудес, чудотворьныи, чудьныи — творящий чудеса. Как вы уже поняли, речь тут идёт о работе чудотворца, иже кудесника, судя по чешскому čoud — чад, по какой-то причине, связанной с неким таинственным «дымом». Это нам и предстоит сейчас выяснить.

На мой взгляд, под «дымом» здесь кроется образ духов, призраков и видений, посещающих кудесника и чудотворца, в момент его вхождения в изменённое состояние сознания, при проведении всевозможных инициаций, обрядов, ритуалов и других магических сеансов. Хотя, с другой стороны, те же самые духи, призраки и видения могут открываться и взору свидетелей творений кудесника или деяний чудотворца — тут уж всё зависит от уровня мастерства самого священника. А чтобы в этом убедиться, достаточно сравнить общность корней в определениях дыма призрачного и настоящего в различных языках:

яванский kumelun — дым, чад ===> эстонский kummitus — призрак, дух;

вьетнамский khói — дым, чад ===> венгерский köd — дымка, туман;

прусский kuds — дым, чад ===> яванский kudus — призрак, дух.

Если теперь мы ставим знак равенства между словоформами чадить-кадить и чудеса-кудесы, то тогда мы автоматически подгоняем чад-кадь под чудить-кудить (ср. со шКОДить — исподтишка заниматься вредным озорством, из пол. szkodzić, от szkoda — вред, убыток). И действительно, из справки Фасмера мы получаем подтверждающие сведения:

«куди́ть кужу́ „подшучивать, проказить“, обычно проку́дить, проку́жу „сыграть злую шутку, напроказничать“, проку́да „проказа, ущерб, беда; проказник“, оку́дник „шутник“, др.-русск. кудити „бранить, порицать“, ст.-слав. коудити, коуждѫ, болг. ку́дя „браню, хулю“, сербохорв. ку̏дити, ку̏ди̑м „бранить, клеветать“, словен. kúditi — то же, польск. диал. prze-kudzić „портить, скучать, надоедать к.-л., наводить скуку“. Родственно др.-инд. kutsáyati „бранит“, нов.-перс. ni-kūhīdan „хулить“, греч. κυδάζω „осыпаю бранью“, ср.-в.-н. hiuzе „бодрый, дерзкий“, hiuzen „обнаглеть“, шв. hutа „кричать, шуметь“, англ. tо hооt».

Казалось бы, всё умение тогдашнего кудесника-чудотворца можно было бы уподобить лишь мошенническим манипуляциям современного иллюзиониста (ср. с др.-рус. дивъ, дивление, диво — чудо), только удивляющим зрителей (ср. с санскр. кутта — загадка), затуманивая их разум, и не более того (отсюда и оборот «напустить туману» — запутывать что-либо, вносить неясность во что-либо), если бы не одно «но». Дело в том, что в одном и том же корне куд, а точнее, в корневой матрице К-Д, и её мягкой форме К-Т, помимо значения «дух», заключён ещё один условно-обобщённый смысл «говор» (ср. с санскр. катхаа — разговор, беседа, рассказ), причём, не простой, а ещё и переложенный на знаки, закреплённый символами, и обладающий скрытой мощью, равносильно однокоренным определениям из фарси кух — страшилище (то, чем пугают детей), и ново-персидского kūhīdan — хулить. Ведь, кроме древнерусского понятия кудити, иже старославянского коудити — бранить, порицать, клеветать, откуда, собственно, и произошла клятва — не только проклятие, но и присяга (ср. с тадж. қасам, узб. qasam, хмонг lus cog tseg, сесото kano, суахили kiapo — клятва), существуют единородные словообразования в русских диалектах: кудерь — кудрявое письмо, почерк, кудрявая речь, слог, изысканный, украшенный, кудрявые мысли, трава от порчи, сглазу, уроки; кудрить — тазать, журить, распекать (ср. с санскр. чаатра — ученик); кадильщик — льстец; кудакать — калякать, болтать; кутимер — сплетник, доносчик, мутник, баламут. То бишь, получается, что кудь — это ещё и клятва, а кудить — соответственно, клясться. А всё почему?

Ответ на этот вопрос очень быстро находим в русском же языке, где кодола, кодоль — вериги, железные путы, вязи, цепи; а кодаш — товарищ, и ко́дла — группа, компания людей, проводящих вместе время, и занимающихся одним делом; ибо все они, образно «скованные одной цепью, связанные одной целью», как поётся в песне группы «Наутилус». Не оттуда-ли французское code «код, шифр», оно же латинское codex «свод правил, законов»? А вот какое это имеет отношение к дыму или духу (ср. с мальт. duħħan — дым) — вспоминайте значение слова КУДри, коль это «завитки», а дым всегда кудряво вьётся завитками, то и КОДаш со с своей КОДлой тоже повит КОДолью.

И ещё одно свойство, присущее характеру нашего «подследственного», без которого психологический портрет кудесника-чудотворца был бы неполным. Несомненной очевидностью является родство двух понятий: лицезреть или творить чудо — диво постижимо токмо способным чуять, ровно настолько же, насколько воспитание и просвещение чади — людей посильно лишь умеющим чаять. А это значит, что настоящий мастер кудес-чудес не может быть лишён такого качества души как ча́ять — думать, полагать, надеяться, ожидать, поскольку оно неотрывно связано с такой вечно сопутствующей чаязни, чертой норова как чу́ять — кого-что чувствовать, ощущать, познавать чувствами, преимущественно обонянием, угадывать, постигать, внутренне ощущать что-нибудь, знать, сознавать. Причём, врождённый или обретённый талант, не только обонять едва заметный чад беды (ср. с санскр. чаайя — тень), но и восприять чуть уловимый чутьём чуд прокуды, то есть, нашествие или присутствие потусторонних и враждебных сил, делает кудесника чудесным защитником, заступником и спасителем простого люда (ср. с санскр. чатра — зонтик).

Реснотный разбор корнеслова КУД (ЧУД):

Корневая матрица К-Д (Ч-Д) — носитель условно-обобщённого значения «кудерить-кудить-кудесить», иначе «чадить-чудить-чидежить». Примеры из русских диалектов:

чидега — бус, морось, ситник, морозга, моросейка, мороха, ситуха, ситовник, бусенец, мельчайший дождь, обычно с туманом; чидежить — чезнуть, исчезать, пропадать, раствориться; чедыги — женские чеботы, чекчуры, коты, башмаки (ср. с арийским ked — идти, ступать); чудый — юродивый; чудо-юдо — чудовище; чудный — дивный, удивительный, изумительный, необычайный, непонятный, непостижимый, редкий, превосходный, редкостный; чудесить — чудесничать, чудить, дивить, мудрить, делать что, придумывать, строить, хитрить, странничать, чудачить, дурить, проказить с умыслу, сумасшествовать, сумасбродствовать; чудиться — дивиться, удивляться, изумляться, даться диву; чудиться — представляться, мерещиться, видеться, казаться, мниться, быть под обаяньем, видеть или слышать мару, мороку, блазнить; чудесник, чудесница, чудитель, чудительница, чудиха, чудила — тот, кто чудит, чудесит, проказник, чудак; чудовин, чудовка — чудак, чудачка, человек странный, своеобычный, делающий все не по-людски, а по-своему, вопреки общему мнению и обыка; чудь (т. е. странный и чужой) — народ дикарь, живший, по преданию, в Сибири, и оставивший по себе одну лишь память в буграх (курганах, могилах); чудское — финское племя, чудь белоглазая; чудище — сказочное животное, страшилище небывалого вида, многоголовый змий, урод, тело необычайного построенья, урод нравственный, человек-изверг, свирепый злодей, большое, громадное животное, поражающее собою всякого, морское чудовище, кит, морж, слон

Конец ознакомительного фрагмента.