Смерть приятелям, или Запоздалая расплата

Игорь Москвин, 2022

Начало XX века. Начальник Петербургской сыскной полиции Владимир Гаврилович Филиппов столкнулся с серией кровавых убийств. Жестокий душегуб одного за другим убивает состоятельных господ с их прислугою, унося деньги и ценные бумаги. Вскоре возникает сильное подозрение, что убийца состоял в приятельских отношениях со своими жертвами. Что движет преступником – корыстный мотив, месть, маниакальная страсть или же нечто иное? Идя по пути коварного Иуды, сыщики перемещаются от дворцов и притонов столицы России до самых захолустных имений империи. И всюду кровавый душегуб оставляет следы злодейств, исполненных одним и тем же почерком. Так кто же он на самом деле? Чем дальше, тем яснее становится одно – преступника будет не только сложно выследить, ещё сложнее будет его арестовать.

III

1

Выехать сразу же по завершении обсуждения плана дознания не представилось возможным. Необходимо было заручиться поддержкой директора Департамента полиции и какими-нибудь официальными бумагами, в том числе и прокурорской — для задержания фон Линдсберга. Хотя Ковенская губерния и относилась к Российской империи, но всё-таки имела свои традиции и негласные законы. К центральной власти относились с определённым почтением, но не более. Столица далёко, а местные властители здесь, под боком, и поэтому население больше заглядывало в рот местным, нежели приезжающим на время «варягам».

К главе Департамента Филиппову попасть не удалось, зато его принял вице-директор Войтов, но тут же направил во второе делопроизводство к действительному статскому советнику Зуеву.

Нил Петрович внимательно выслушал начальника сыскной полиции, закусил нижнюю губу, словно бы что-то прикидывал на невидимых счётах.

— Да, — сказал Нил Петрович, — вы правы. В данном случае слишком подозрительным выглядит поведение этого самого прапорщика, да и притом, вы сказали, что Брончинский установил: у убийцы повреждена рука. Н-да, вы упомянули, что тот несчастный господин снабжал деньгами гвардейца, — он как-то стушевался, пошарил руками по столу, — вы же, любезный Владимир Гаврилович, получали циркуляр из Департамента полиции, если не ошибаюсь, за номером десять — двести семьдесят?

— Это о злоупотреблениях званиями и служебными бумагами? — Филиппов позабыл за прошедшие дни о присланном из центрального управления документе.

— Совершенно верно, — Нил Петрович прикусил нижнюю губу, потом пытливо посмотрел на начальника сыскной полиции. — Надеюсь, в данном случае не последует, — он запнулся, — каких-то неприятных историй?

— Нил Петрович, — щёки Филиппова пошли пятнами, — мы…

— Успокойтесь, Владимир Гаврилович, я же понимаю, что мы в России не видим середины, у нас либо всё плохо, либо хорошо. Вот и мотаемся от одной крайности к другой… — Он вызвал секретаря и распорядился составить бумагу, чтобы местные власти не чинили препятствий в проведении дознания, а наоборот, помогли в столь нелёгком деле, как дознание убийства. — Надеюсь, вы арестуете супостата, и тем самым свершите правосудие. — Поставил размашистую подпись на принесённой бумаге.

— Мы сделаем всё, что в наших силах и возможностях, чтобы убийца был разыскан и предан суду, — Владимир Гаврилович поднялся, слегка наклонил голову и вышел из начальственного кабинета.

2

— Вот вам, господа, бумага от начальника Второго отделения Департамента полиции, — напутствовал Владимир Гаврилович чиновников для поручений Лунащука и Кунцевича и, заметив удивлённый взгляд одного из них, развёл руками. — Да, господа, не от вице-директора и тем паче не от директора Департамента, а от действительного статского советника Зуева. Всё-таки вы из столицы, и бумага о содействии дана не петербургским градоначальником, а человеком, имеющим не последнее слово в нашей богадельне. — Филиппов невесело усмехнулся. — Нет, господа, вдвоём вам там делать нечего. Вы справитесь, пожалуй, один, — начальник посмотрел на Кунцевича. — А вы, Михаил Александрович, нужны здесь. Кроме наших трупов, — на его лице вновь появилась улыбка, — у нас достаточно иных дел.

— Владимир Гаврилович, мне арестовывать Линдсберга? — спросил Кунцевич.

Начальник сыскной полиции ни на миг не задумался.

— Конечно, — и положил на стол бумагу, подписанную прокурором.

— Владимир Гаврилович… — собирался было возразить Мечислав Николаевич, но, увидев подпись прокурора Судебного округа, в состав которого входила соседняя губерния, так ничего и не произнёс.

— Привезите его сюда. Всё говорит против прапорщика. И шинель, — Филиппов потеребил ус, — и внезапный отъезд, и выплаченные карточные долги, и повреждённая рука, и найденные во время обыска несколько купюр с номерами из запасов убитого Власова.

— Может быть, кто-то намеренно нам внушает, что господин фон Линдсберг и есть убийца? — подхватил мысль начальника Лунащук.

— Вы верно, Михаил Александрович, заметили — внушает. А если говорить откровенно, то улики внушают. — И многозначительно повторил по слогам: — у-ли-ки. Хотя чего в жизни не бывает. Кстати, не забудьте, что Брончинский указал: убийца то ли порезал руку, то ли сильно оцарапал. Обратите внимание на это обстоятельство при аресте.

Снова вернулись к обсуждению, словно вчерашним днём не заседали, делясь полученными сведениями.

— Странно всё-таки… Да, и хорошо бы мне выехать, зная содержание завещания Власова, — добавил Кунцевич. — Может быть, всплыли бы иные люди, заинтересованные в безвременной кончине Николая Ивановича.

— В котором часу отходит поезд? — Филиппов вроде бы и не обратил внимания на последние слова Кунцевича.

— За двенадцать минут до полуночи.

— Я думаю, к вечеру вы будете знать, кто является наследником господина Власова. Николай Семёнович расстарается. Кстати, какой дорогой вы намерены попасть в Шавли?

— Я уже прикинул, — Кунцевич посмотрел на Филиппова. — Вначале на поезде Петербург — Варшава до станции Кошедары, — Мечислав Николаевич улыбнулся, больно уж название забавное, — а уж потом через Ковно до Шавли. Ну, а там уже по обстоятельствам.

— Каким поездом намерены отправиться в путь?

— Скорее всего, сорок третьим пассажирским, он прибывает в полдень в Кошедары, там пересяду на другой поезд.

— Владимир Гаврилович, я не до конца понимаю. Зачем Мечиславу Николаевичу ехать в эти самые Шавли? Мы же можем запросить местную полицию, чтобы арестовали подозреваемого.

— Вы говорите верно, — Филиппов провёл пальцем по усам, — но есть некоторые, так сказать, неприятные нюансы. В частности, власти наших западных областей с большой неохотой, это я мягко говорю, идут нам навстречу. Там всюду слишком глубоко проникло убеждение, что местных, даже преступников, нельзя выдавать российским властям. Поверьте, я знаю это из первых рук, ибо сам служил в Польском царстве. Другие вопросы есть?

— Но ведь они… — начал Михаил Александрович, но его перебил начальник.

— Там вам придётся полагаться на самого себя, поэтому бумагой, полученной от господина Зуева, размахивать направо и налево не надо. Надеюсь, ясно?

— Да, — кивнул головой Кунцевич.

3

До приезда чиновника для поручений из Ковенской губернии необходимо было проверить некоторые обстоятельства и собрать сведения. Власков вначале не знал, с чего начинать поиски нотариуса, который заверил духовное завещание. Не будешь же объезжать всех по списку? Хотя можно было начать с имеющих конторы поблизости. Но потом он всё-таки решился обратиться к господину Варламееву. Действительно, оказалось, что в Петербурге Власов не имел родственников. Жил Николай Иванович безвыездно в столице. С имения, полученного в наследство, получал только деньги. Один раз он встречался с шумным господином, занимавшимся управлением хозяйства. Лев Борисович, невысокий мужчина шестидесяти с лишком лет, был толстяком с отвисшим брюшком, но при этом — подвижным и деятельным. Наговорил новому хозяину с три короба, наобещал золотые горы и уехал. И в самом деле не обманул, регулярно присылал оговоренную сумму. Власов не пытался узнать, обманывает ли его управляющий, рассуждая: каждый живёт так, как позволяет совесть, а если не совесть, так складывающиеся обстоятельства.

— Простите за вынужденное беспокойство, Александр Андреевич, — Власков смущённо улыбался, словно явился в Военно-медицинское управление к архивариусу Варламееву с нижайшей просьбой, — но так складываются обстоятельства.

— Здравствуйте, Николай Семёнович, — хотя лицо архивариуса не выражало никаких эмоций, но некоторая бледность выступила на щеках, и глаза загорелись неприязнью. — Вы нашли убийцу?

— Увы, — развёл руками чиновник для поручений, — обнаружить преступника нам пока не удалось, но мы уверены, что идём верным путём.

— Тогда что привело вас ко мне? — голос звучал отнюдь не приветливо, даже с каким-то непонятным вызовом.

— Вы же были одним из близких приятелей господина Власова?

— Допустим, был.

Николая Семёновича покоробило это «допустим», но он не подал вида.

— Видимо, он делился с вами некоторыми секретами?

— Возможно.

— Александр Андреевич, у Николая Ивановича имелось завещание?

— Конечно, — Варламеев не выказал удивления.

— Не будете ли вы так любезны назвать мне фамилию человека, приложившего руку к написанию сего документа?

— Воздвиженский Дмитрий Иванович, адрес — Невский, сто восемь, — торопливо сказал архивариус, словно хотел быстрее донести сведения до сыскного агента, потом столь же торопливо добавил: — если мне не изменяет память.

— Может быть, вам известно и содержание документа?

— Нет, мне Николай ничего не говорил. Возможно, Карл знает о нём.

— Вы говорите о прапорщике фон Линдсберге?

— Да.

— Власов отличался скрытным характером?

— Я бы так не сказал, — после этих слов Варламеев словно бы споткнулся, затем продолжал: — но иной раз в нём появлялось некое чувство таинственности, и то, что он не хотел озвучить, из него было не вытянуть никакими железными клещами.

— Благодарю, Александр Андреевич. Значит, Невский, сто восемь.

— Я не уверен, но, кажется, так.

Контора нотариуса Воздвиженского находилась в первом этаже вышеуказанного дома. Несколько помещений занимало само заведение, а этажом выше в шести комнатах расположился Дмитрий Иванович с семейством.

Степенного вида господин принял Власкова сразу же — видимо, выдалась свободная минута.

— Садитесь, — нотариус плавным жестом указал на кресло, стоящее у окна возле невысокого журнального столика. — Извините, не расслышал вашего имени-отчества.

— Николай Семёнович, — подсказал сыскной агент, — чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции Власков, — ещё раз представился он.

— И что потребовалось сыскной полиции от меня? — с недоумением посмотрел на Николая Семёновича Воздвиженский. — Вроде бы я не телефонировал к вам?

— Простите, но по служебной надобности приходится отвлекать вас от дел. У вас заверял духовное завещание некий Власов…

— Извините, я многим помогаю составлять и заверять документы, не только духовные. А Власов — довольно распространённая фамилия.

Дмитрий Иванович лукавил — Николая Ивановича он помнил довольно хорошо. Последний довольно часто обращался к Воздвиженскому за помощью.

— Николай Иванович Власов, проживающий в Гродненском переулке.

— Припоминаю, но, увы, вам лучше обратиться к господину Власову, ежели он позволит вам заглянуть в завещание.

— К великому прискорбию, Николай Иванович уже никогда не сможет дать согласия.

На лице Воздвиженского появилось заинтересованное выражение.

— Не смею предположить ничего трагического, но… господин Власов жив? — чуть ли не шёпотом спросил Дмитрий Иванович.

— Николая Ивановича, — Власков сделал паузу, — убили, поэтому он не сможет дать нам согласия на прочтение завещания.

— Убили? — так же тихо переспросил Воздвиженский.

— Да.

— Какое несчастье!

— Для кого? — с едва скрываемым раздражением спросил Власков.

— Как для кого? Для родственников и друзей Николая Ивановича!

— Дмитрий Иванович, теперь вы можете мне сказать, кто упомянут в завещании?

— Николай Семёнович, если не ошибаюсь?

— Совершенно верно.

— Я не могу полагаться на слова даже чиновника для поручений. Вы меня поймите, я вынужден хранить тайну до тех пор, пока не удостоверюсь в ваших словах.

— Что ж, разумно. У вас, я надеюсь, есть справочник всех номеров телефонов города?

— Конечно.

— Я предлагаю вам телефонировать моему начальнику Владимиру Гавриловичу Филиппову и у него удостовериться: служит ли под его началом Николай Семёнович Власков?

Через пять минут, когда уставшего от свалившихся на него дел Филиппова соединили с нотариусом, Владимир Гаврилович подтвердил, что это он, начальник сыскной полиции, направил Николая Семёновича Власкова для выяснения некоторых обстоятельств, касающихся духовного завещания убитого накануне господина Власова.

— Извините, господин Власков, — нотариус развёл руками, — но в нашем деле нельзя верить на слово первому пришедшему. Вы даже не представляете, сколько на свете мошенников.

— Оставим политесы другим, — улыбнулся Николай Семёнович, — давайте перейдём к делу. Вы помните Власова?

— Само собой, мы виделись, не так чтобы часто, но достаточно, чтобы его запомнить.

— Может быть, вы помните и содержание его завещания?

— Отчего же, помню.

— И можете рассказать о его содержании?

— Там всего-то один или два пункта. Наследником всего движимого и недвижимого имущества, денежных средств объявлялся некий господин фон… Лисберг.

— Может быть, фон Линдсберг?

— Вы правы, если память мне не изменяет, то Карл фон Линдсберг. — Воздвиженский поднялся.

— Если вас не затруднит подождать минутку, то, возможно, я смогу помочь вам.

— Да, я подожду, — кивнул Власков.

— Ну так вот. Некоторая сумма назначена некой Степанидовой, — Дмитрий Иванович посмотрел поверх очков на чиновника для поручений. Видимо, хотел убедиться, знает ли Николай Семёнович эту фамилию. — Пожалуй, больше никто не упомянут.

— Значит, только один наследник?

— Совершенно верно.

— Благодарю, Дмитрий Иванович, за содействие.

— Неужели убийца — Линдсберг?

— Спешу вас разочаровать, — Власков поднялся со стула, держа шляпу в правой руке, — мы проверяем всех, кто мало-мальски знал господина Власова, и называть его наследника убийцей, простите, пока неосмотрительно. Не все наследники таким диким способом получают состояния. Вы же сами об этом прекрасно знаете. Засим, господин Воздвиженский, разрешите откланяться.

4

Кунцевич решил сразу, что лучше доплатить к билету в вагон второго класса (на первый денег в сыскном отделении не выдавали) собственных девять рублей, зато ехать в отдельном купе. Тогда можно и выспаться, и заняться прихваченными бумагами, и никто не помешает. Двое полицейских, приданных в помощь, ехали вместе с ним.

Мечислав Николаевич прихватил с собою бутылку шустовского коньяку. Поэтому дорога показалась не слишком длинной, хотя наговорились вдоволь.

— Всё-таки я не понимаю, для чего нам ехать в такую даль, чтобы посмотреть на наследника безвременно усопшего? — спросил один из полицейских, с виду неказистый, но обладавший большой физической силой. Кунцевич разлил коньяк по маленьким рюмкам из походного набора.

— Видишь ли, Ваня, мы, видимо, поздно едем. Со дня убийства прошло десять дней, и рука нашего фон Линдсберга — искомого нами преступника — зажила. Это во-первых, а во-вторых, почему он с такой поспешностью уехал из столицы? — Полицейский, названный Ваней, пожирал глазами чиновника для поручений. — И мне, то есть нам всем, — поправился Кунцевич, — неизвестно. Может быть, хотел скрыться подальше от содеянного, либо произошла обычная случайность, которую мы принимаем за злой умысел.

— Но можно было послать распоряжение от лица директора департамента, чтобы местные власти привезли прапорщика в Петербург. Вышло бы быстрее.

— Не спорю, наверное, быстрее. Но нам важно, как поведёт себя фон Линдсберг, узнав о смерти благодетеля. К тому же у него имеются повреждения на руках. Согласись, что слишком уж вовремя он покинул столицу.

— Вовремя.

— Возникли бы вопросы, тем более что дворник видел господина в шинели лейб-гвардейского Сапёрного батальона. Если прапорщик не замешан в настоящем деле, то кто мог знать о столь заботливом отношении Власова к фон Линдсбергу? Значит, есть ещё один человек, заинтересованный в том, чтобы заподозрили именно Карла.

— Дела-а, вот сколько раз говорил. У нас всё по-простому — топором по голове или нож под рёбра. А вам, простите, господин Кунцевич, господам надо непременно на кого-то другого указать, чтоб самому остаться не в подозрении.

— Жизнь такова. Вот в завещании больше никто не упомянут, хотя был у убитого ещё один близкий друг.

— Если в завещании он не упомянут, то в чём его интерес? — всё допытывался Ваня. Второй полицейский украдкой дёргал его за рукав: мол, куда ты со своим рылом да в калашный ряд, не твоё дело дознание вести, взяли тебя для арестования, вот и молчи, дурак. — Ну, был дружен с обоими, разве ж это преступление?

— Ты прав, но его необходимо тоже проверить, — категоричным тоном добавил Кунцевич…

— Раз вы говорите, стало быть, проверить надо.

— Думаю, Власков справится.

— Власков? — ухмыльнулся Ваня. — Не уверен. Пусть бы занимался своими кражами, больше было бы проку. А так… Не по его уму думать и дознавать убийства. Поверьте, я его уже восьмой год знаю. Воображения ему не хватает. — после этих слов Ваня опустил голову, поглядывая украдкой на Кунцевича. Разговорился не по чину.

— За что ты его так не любишь?

— Простите, Мечислав Николаевич, это я сболтнул, не подумавши.

Узловая станция Кошедары, стоящая на пересечении нескольких железнодорожных путей, предстала перед взорами чиновника для поручений маленькой, пыльной, словно бы вытканной на старом гобелене. То ли день не радовал взгляд осенним солнцем, то ли настроение было пасмурное. Но ко всему прочему оказалось, что скорый поезд на Шавли ушёл час тому, а следующий под номером 5 ожидался к прибытию только через два с половиной часа.

Чиновник для поручений переглянулся с полицейскими после того, как с минуту постоял у вывешенного расписания движения поездов. Не сговариваясь, все тяжело вздохнули и отправились приобретать билеты у темноволосого кассира с большой родинкой на носу и непонятно каким акцентом, напоминающим и местный акцент, словно бы с задержкой дыхания, и вкрадчивый еврейский (этому кочевому народу позволили с прошлого года селиться в Ковенской губернии).

Конец ознакомительного фрагмента.