Сюрприз для дона Серхио

Игорь Кранцев, 2022

В небольшой больнице одной Южноамериканской страны приходит в себя пациент, который помнит о себе только то, что он знаком с Президентом Серхио Тапиа. Врачи и старые знакомые помогают мужчине вспомнить прошлое. Но правдиво ли оно? Хочет ли он быть тем, кем считает себя после аварии? Финал книги станет сюрпризом не только для дона Серхио и других героев, но и для читателей. Комментарий Редакции: Красочный роман, позволяющий почувствовать колорит Латинской Америки и насладиться увлекательными приключениями вместе с неутомимым главным героем.

Глава 3

Я сидел в кабинете доктора Роблеса, которого упоминала медсестра в телефонном разговоре в палате, когда я пришёл в себя. Возможно, он заходил в палату, когда я заснул. Оказалось, что это крепкий мужчина с густыми с проседью волосами, которые были очень аккуратно уложены. Он выглядел так, словно это не врач, а актёр Джордж Клуни, играющий доктора в каком-то голливудском фильме. «Он действительно похож на Джорджа Клуни», — подумал я. Интересно: актёра Джорджа Клуни помню, а своё имя назвать не могу.

— Итак, меня Вы совсем не помните? — задумчиво произнёс Роблес, — а ведь мы с Вами встречались. И до аварии тоже.

— Не помню, — в этот момент я машинально дотронулся до лица и почувствовал повязку.

— Не помните…

Тон, которым доктор произнёс эту короткую фразу, одновременно вызвал и любопытство, и страх. Я снова осмотрел его кабинет. Он был довольно большой. Справа от меня — у входа — небольшой столик с каменной вазой, множество стульев вдоль стены. На таком же сидел и я — в паре метров от массивного стола, за которым в кожаном кресле восседал Клуни-Роблес. В стороне от него стоял шкаф со множеством книг. Красные, синие, зелёные, яркие в суперобложках — от этих томов на полках рябило в глазах.

— Не помните, — снова произнёс он.

На сей раз доктор говорил уже безо всяких эмоций. Словно у знаменитого актёра второй дубль получился куда хуже первого. Я собрался с духом и, подбирая слова, спросил:

— А если Вы говорите, что мы встречались, то где? И что со мной? И кто я?

Двойник Джорджа Клуни поднялся, его глаза на мгновение закрылись, а губы вытянулись вперёд. Доктор снова стал похож на персонажа из мира кино, но уже какого-то другого — не смельчака какими обычно были герои Клуни, а вроде тех, что снимаются в роли законченных неудачников в сопливых семейных комедиях.

— Начнём с последнего, — теперь уже казалось, что хозяин кабинета подбирает слова, — сказать Вам Ваше имя я сейчас не могу, но если Вы вспомните его сами…

— Как? Как вспомнить? — я готов был умолять его дать тот самый чудодейственный рецепт, который был бы ключом к моей потерянной памяти.

— Ну, как? — доктор развёл руками, — попробуем восстановить события произошедшего.

— Эй, докторишка, что «восстановить»? Я ничего не помню — ни-че-го! Почему Вы мне не можете просто сказать моё имя?

От крика у меня закружилась голова, и я едва не упал. А он так ничего и не ответил. Но почему? Я представления не имел кто я и в какой больнице нахожусь, но отчётливо понимал, что начинаю терять терпение. Но при этом очень хотелось взять из шкафа какую-то книгу потолще и ударить эту пародию на голливудскую звезду посильнее.

— Да сядьте уже, любезный! — доктор впервые повысил голос, — Вы ещё достаточно слабы, чтобы тут эмоции свои показывать.

Я пересел в неудобное одинокое кресло прямо около стола доктора Роблеса. А тот, выйдя из-за стола, теперь стоял совсем рядом, опершись на мой теперь уже бывший стул и продолжал:

— Вы в больнице провинции Сьерра-Сенгилео. Вас привезли сюда после аварии. Страшной аварии.

— Когда, когда?

— Любезный, Вы были в коме две недели. Я вообще не знал выберетесь ли Вы.

«Две недели…» «А какое тогда было число?» «А какое сейчас?» Мысли носились по моей лишённой памяти голове словно пираньи по Амазонке в предчувствии скорой добычи.

— Что с моим лицом? — произнёс я один из мучивших меня вопросов вслух.

— Как Вы понимаете, оно весьма серьёзно пострадало. Мы делали операцию. Операцию, чтобы воссоздать Вашу внешность. И это кроме срочной операции, чтобы спасти Вашу жизнь. Ваша голова очень сильно пострадала. Нам нужно ещё наблюдать за Вами. И Вы пока что будете носить повязки. Потому что так надо. Для Вас надо.

А дальше Роблес, видимо, увлёкшись, стал, как и другие врачи, сыпать медицинскими терминами. Я чувствовал себя собеседником иностранца, язык которого едва знаю. Из его объяснений понял одно — я ещё слаб, да и моё лицо не восстановилось после операции, поэтому меня никуда не отпустят. Да и куда можно отпустить человека, который ничего не помнит о себе.

— Кто я такой? Как моё имя?

— Нет…

— Нет?

Роблес оставил стул и, подойдя ко мне, наклонился:

— Любезный, не хотите ли матэ? Кофе я Вам не предлагаю. Вам его пока вредно. Разговор предстоит весьма сложный. Но, видимо, не очень долгий.

— Это почему?

— Ну, голубчик, сил у Вас пока что маловато. В конце концов, авария была достаточно сложная.

— Хорошо, но… если Вы не говорите моё имя, то хотя бы скажите… Почему Вы так обо мне заботитесь?

Я уже понял, что лежу в отдельной палате, которая явно выглядит лучше, чем другие. Сейчас, когда меня вели в кабинет главного врача, я успел рассмотреть больничный коридор, а краем глаза увидел и другие палаты. Они были совсем не похожи на мою. Или точнее так — моя палата с кроватью, у которой регулировалась спинка, а стены были отделаны новеньким кафелем, была не похожа на остальные — грязные, с запахом застоявшейся мочи, который чувствовался даже в мрачном коридоре. Зато внизу — рядом с его кабинетом — была красивая зона регистратуры с улыбающейся медсестрой. Те, кто попадал в больницу в сознании, а не как я, сначала видели яркие стены и новую мебель, а уж потом — те ужасные коридоры.

— Вы точно ничего не помните? — очередной раз зачем-то спросил Роблес.

— Послушайте, Вы же врач… Проявите милосердие. Скажите кто я?

— Да, я врач! Я главврач этой больницы. А ещё я хирург. Хирург, который делал Вам операцию. Я тебя с того света вытащил, амиго! А если бы не вытащил?

Я старался выслушать каждое слово Роблеса, но при этом чувствовал, что теряю сознание — действительно, сил у меня было ещё немного. Но прежде, чем отключиться, я успел увидеть портрет на стене за рабочим столом Роблеса. С портрета смотрел мужчина лет пятидесяти пяти в тёмном пиджаке и красном галстуке. Ну, конечно, это Президент Умбрии Серхио Рамон Тапиа. И я понял — я знаю Президента Тапиа. Знаю довольно хорошо.