НИКТО, НЕКТО и ВСЁ. Забавный черновик – 3

Игорь Кочкин

В третьей части моего черновика Вы узнаете, как и почему музыкальный проект «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ» приказал долго жить, после чего их отношения перешли в стадию летаргии, продлившуюся целый год.В 1977 году друзья «случайно» встретятся вновь в богемном для Алма-Аты кафе «Акку».Одной из тем, которая станет забавным предметом в их потешных лясоточений – это киношка НИКТО, снятая им для ТВ, с длинным-предлинным названием «А что же это за книжка такая: все её знают, но никто толком не читал?» Книга содержит нецензурную брань.

© Игорь Кочкин, 2022

ISBN 978-5-0051-3474-5 (т. 3)

ISBN 978-5-4496-9812-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ (которого не было в 1978 году).

Несмотря на то, что тема о сорокалетнем анабиозе моей рукописи не раскрыта до конца, я расскажу коротко про «весёлые картинки», разбросанные по тексту (и предельно адаптированные теперь к Настоящему времени 2020 г.). Да, они предусматривались изначально, как обязательный элемент повествования, но и с ними случилась знакомая метаморфоза: раньше их было на порядок меньше, чем сегодня: почему? Изменились времена — изменились читатели: иллюстраций стало больше, они изменились по духу, по подаче — на грани фола; другими словами, как уже было сказано — адаптировались в соответствии с Реальностью, в которой сейчас живём МЫ.

«Бедная Лиза рвала цветы и этим кормила свою мать…» (Из сочинений учеников средней школы в капиталистической РФ).

Вчерашние картинки — по качеству и смыслу! — были не хуже и не лучше нынешних, они были другими, в совершенно иной «весёлой» тональности…

(Про анабиоз продолжим позже.)

Итак, чем началась первая и — закончилась — вторая часть «НИКТО…»? Верно, историей о шпоне, вагон которого мои юные герои разгрузили, и в поисках кассы, чтобы получить заработанные рублики, недостающие им для покупки «Гибсона», обнаружили, что попахивает «мертвечиной»…

«Лось вышел на опушку леса и завыл от досады…»

В двух словах о третьей части. НИКТО, НЕКТО и ВСЁ продолжат покорять мiр: в чём-то преуспеют, в чём-то — не очень. Попутно они получат аттестат о среднем образовании. И «попутно» их музыкальный проект прикажет долго жить, накрывшись медным тазом: как и почему это произойдёт, мы узнаем в этой части.

Далее, через три года после их первой встречи на школьной плаце, они опять случайно-неслучайно соберутся вместе на террасе культовой кафешки Алма-Аты, имеющей название «Акку». Что будет потом? Читайте, и всё узнаете. Тех, кто отважится на этот подвиг, я думаю, ждёт захватывающее путешествие!.. полное сюрпризов! уверен, что неожиданных. Будет забавно — это я обещаю.

Успешного чтения и обретения реального восприятия мiра взамен восприятию иллюзорному!

«Hа берегу реки доярка доила корову, а в воде отражалось всё наоборот…»

Р. S: Цитата из моего черновика про абсолютный успех: «…это когда те, кто всеми фибрами души тебя ненавидел, вдруг с трепетом — все, как один! — будут уверять, как они безумно тебя любят…»

РФ, 2020.

Часть третья

Тьмы низких истин мне дороже

Нас возвышающий обман.

А. Пушкин, 1831.

Ночь на 27 октября родители НЕКТО и ВСЁ провели у телефона, обзванивая все больницы и отделения милиции.

В итоге они пришли к неутешительному, но блистательному умозаключению — незафиксированному отечественной медицинской наукой, но равному по дерзости теории относительности! — что подобные авантюры, в которые их любимых чад втянул НИКТО, доведут до инфаркта любого самого здорового: вот, где таятся корни всех мiровых проблем, которые косят род людской под корень, не хуже, чем рак.

Отец НИКТО, который не имел пристрастий бодрствовать по ночам, отреагировал на это только утром:

— Шестнадцать лет для мальчишек — возраст «солидный», когда родительская опека им уже ни к чему. И, по меньшей мере, смешно будоражить весь город из-за всяких пустяковых пустяков: беспокоиться надо было раньше.

— Позвольте поинтересоваться: когда это раньше? — спросила в сердцах мама ВСЁ.

— В момент беременности, а ещё лучше — до.

— До беременности? — опешила она. — Вот, оказывается, как?

— Так точно! — ответил по-военному отец НИКТО.

Отец НЕКТО тоже хотел было высказаться по этому поводу, но в последний момент решил не озвучивать свои мысли: зачем что-то говорить вслух, когда и так всё ясно, как божий день…

(«ВЫ НАСТОЯЩИЙ АЛМА-АТИНЕЦ, если У ВАС НЕТ СТРАХА ВЫГЛЯДЕТЬ в собственных глазах НЕЗНАЙКОЙ: всезнание (как и представление о Космосе, имеющем определённые границы, которые мы способны достичь) — есть иллюзия…» Из «Кодекса поведения алма-атинцев». )

Ночные переговоры по телефону произошли также с Пат, Мари и Йоко.

Короче, на уши беспокойные родители решили поставить всех, кого только можно было поставить на уши. И они были поставлены.

Когда виновники переполоха были уже дома, отец Пат позвонил НИКТО:

— Здорово, бандит! У меня один-единственный вопрос: а разве нельзя было воспользоваться телефоном, чтобы всех не вгонять в ступор?

— В троллейбусе, где мы сладко задремали до утра, телефона-автомата не было, — объяснил НИКТО.

— Это обстоятельство в корне меняет дело, — согласился отец Пат строгим тоном, сдерживая смех, сдержать который ему не удалось. — Только вот…

— У родителей НЕКТО и ВСЁ миллион претензий ко мне? — спросил НИКТО.

— Вижу, что для тебя это не новость.

— Разве для чудовища, сбивающего невинных отпрысков с пути истинного, это может быть новостью?

— Если я перечислю тебе все их претензии, ты придёшь в ужас.

— Вряд ли, — сказал НИКТО. — В своей «длинной» жизни я не встречал ни одного идиота, признавшего себя идиотом. Я же для них — идиот (по терминологии современных психиатров)? Я — по определению! — не могу прийти в ужас. Но! В этой парадигме — можно найти ответы на другие вечные вопросы, которые — будто бы — не имеют ответов.

— Похвально. И каковы же выгоды обратной стороны этого образца мудрости?

— Ницше, помнится, сказал: «Кто мнит: я обладаю истиной, — сколь много он не замечает».

— Я вижу — шпон вам пошёл на пользу. И мне — тоже. Я нашёл ответ на вопрос, который не имел ответа раньше.

— Я коллекционирую ответы на подобные вопросы. И каков он?

— Твоя и моей любимой дочюни страсть к книгоедению способна уничтожить любой негатив и любую заразу, которые вечно витают где-то рядом с нами. И это меня порадовало.

— То, что это вас порадовало, меня порадовало больше, — сказал НИКТО. — Аксиома, не нуждающаяся в подтверждениях. А знаете, каков антоним слова «аксиома»?

— Каков?

— Идиото-ома. Нам с Пат сказала об этом одна очень милая библиотекарша.

— Очень милая?

— Очень-очень. Несмотря на то, что она в годах.

— В очень преклонных? Дочка об этом не говорила.

— Скрыла, — заметил огорчённо НИКТО. — По мнению Пат, ей не меньше двадцати пяти: старуха старухой.

— Верно: очень даже «не юный» возраст!.. Всё, на этом закончим: боюсь — если мы продолжим и дальше развивать тему идиотизма, я тоже превращусь в идиота, который никогда не признает себя идиотом.

Когда НИКТО положил трубку на телефонный аппарат, он вспомнил, как библиотекарша, похожая на Одри Хепбёрн, сказала, что, в отличие от аксиом, идиото-омы нуждаются в подтверждениях. Она была права: опровергать — во что бы то ни стало — идиото-омы — это любимое занятие всех идиотов…

Разгрузка вагона со шпоном стала мистическим Рубиконом, который разделил события в летописи о «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ» на две половины: до 26 октября 1975 года и после 26 октября 1975-го.

22. Дюжина композиций НИКТО.

Неделю НЕКТО и ВСЁ находились под домашним арестом.

Потом всё вернулось на круги своя. НИКТО написал дюжину композиций на стихи Бёрнса. Это вызвало открытый восторг Мари, и тайный не восторг Йоко. Про Пат говорить не имеет смысла, поскольку все сочинения были посвящены ей — она была музой.

Потом тихое недовольство Йоко переросло в тихое и негодующее противостояние: как это так, что она оказалась на обочине творчества «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ», а вместе с ней не оказался в самом центре и НЕКТО? И, разумеется, разразилась привычная разборка, подобная той, которая случилось год назад на домашнем концерте у ВСЁ по поводу «Битлз» и «португальского» портвейна».

— Что не так? — спросил ВСЁ, свято выполняющий свою миссию миротворца.

— Всё не так! — рявкнула по-фельдфебельски Йоко. — Это не рок-музыка! Это какие-то финтифлюшки! Это средневековая камерность, где нужны скрипочка, виолончелька и фортепиано!

— О, я не готов стать виолончелькой! — провопил, дурачась, НЕКТО. — Это не моё!

— А я готов взять в руки скрипочку, — сообщил спокойным тоном ВСЁ. — Что здесь дурного?

— Тебе ответить по пальцам? — спросил НЕКТО, продолжая ломать комедию. — Первое — ни раскатов грома тебе! Второе — ни запаха озона! Третье — ни всего такого другого! Четвёртое, пятое, десятое перечислять надо?

— И не попахивает мертвечиной, как на товарной станции, когда мы искали кассу? — спросил НИКТО.

— Мертвечиной? — поморщился НЕКТО. — Ну, давай, вали всё в кучу! Вместо того, чтобы делать дело. Давай, подбрось ещё страшилок! Это у тебя хорошо получается.

— Ну, раскатов грома, запаха озона у НИКТО вместе с Бёрнсом более, чем предостаточно, — ответил, не повышая голоса, ВСЁ. — Их только надо услышать. А для этого вам с Йоко надо вытащить, наконец, бананы из ушей.

— Громкие и голые слова! — возразила свирепо Йоко. — Где аргументы?

НИКТО сел за пианино и сыграл «Я пью твоё здоровье». ВСЁ великолепно спел.

— Это же классический вальс! — вынес обвинительный приговор НЕКТО.

— Да, вальс: а что же ещё? — сказал НИКТО. — А почему ты не обратил внимание на слова: «Прощай, красавица моя, я пью твоё здоровье. Надоедать не стану я тебе своей любовью…»? Ни на какие ассоциации не наводит?

— Наводит! — ответил яростно НЕКТО. — На ассоциации сумасшествия!

— «Старый мир! Вот и окончен пир! Все разошлись давно! Скучно и чинно! Зря мы явились в него…» — твои слова?

— Мои.

— Созвучия с Бёрнсом не слышишь?

НЕКТО ничего не ответил. Йоко ответила ледяным взглядом: без комментариев.

— А продолжения темы тоже никто не слышит? — спросил НИКТО. — Как и раскатов грома?.. Запаха озона?.. Этого ничего нет?

— Не слышу, не вижу и не ощущаю! — упрямо стоял на своём НЕКТО.

НИКТО, не присаживаясь на стул перед пианино, исполнил теперь «Красавицу» без вокала: репетиционная наполнилась и раскатами грома, и не только. Он сыграл жёстко, предельно жёстко, на септаккордах, в сопровождении басовой партии на самых низах, как нельзя, более форте: так, что — казалось — старенькое пианино не выдержит этой мощи и превратится в хлам.

— Я даже предложил бы другое название этой песне, — сказал НИКТО, когда звуки стихли. — «ПРОЩАЙ, РУСКАЯ АЛМА-АТА, затерявшаяся на бескрайних просторах СССР, агонизирующего существа, БОЛЬШЕ ИЛЛЮЗОРНОГО И ЭФЕМЕРНОГО, ЧЕМ ЖИВОГО».

— Причём здесь руская Алма-Ата? — фыркнула Йоко. — Почему не солнечный Магадан?

— А я знаю, почему: потому что Магадан солнечный! — съязвил НЕКТО.

После этого все, за исключением НИКТО, должны были дружно повеселиться, поскольку предложение о переименовании «Красавицы» никем не воспринялось всерьёз, но этого не произошло. Рассмеялся один НИКТО. Остальные смотрели на него — понятно, как на кого.

— НИКТО, мой добрый совет тебе, — саркастически отреагировала Йоко, — никого, кроме нас, в свои идеи больше не посвящай! Чтобы ненароком не случился конфуз!.. Теперь относительно Бёрнса: а, может, нам хором засесть омузыкаливать всего шотландского Пушкина, от начала и до конца? Лет на пять, я думаю, работы хватит.

НИКТО никак не оценил ядовитую доброту Йоко к себе и к Бёрнсу. (Ему было безразлично, что она думает на этот счёт.) ВСЁ оценил её в полной мере:

— А что: омузыкаливать можно только НЕКТО? А также только то, что порекомендует Йоко?

— А хоть бы и так: неужели не видно, что мы движемся в пропасть, в дилетантство, в самодеятельность!

— Ответить откровением на откровение? — спросил ВСЁ.

— Валяй.

— Знаешь, какая самая светлая мысль рождается после общения с тобой?

— Не знаю… — Йоко пожала плечами, — столько позитива и доброты исходят от меня, что я теряюсь в догадках.

— Застрелиться! — сообщил ВСЁ, скорее умиротворённо, чем воинственно.

Непонятно было: поразил этот выстрел цель или нет, но Йоко не произнесла в ответ ни слова.

В репетиционной установилась звенящая тишина…

(«КОНЕЦ уже содержится в НАЧАЛЕ». Д. Оруэлл, «1984». )

— Ты похожа на проститутку… — продолжил ВСЁ, — которая ещё в совершенстве не овладела профессией, но хочет продать себя только за самую высокую цену… а цену эту пока никто не даёт.

— Ну, как же так: разве НЕКТО эту цену не дал? — спросил НИКТО.

— Он — кролик, который добровольно пропрыгал в пасть удава… — ответил ВСЁ в микрофон, который стоял пред ним на стойке, — пасть удава… пасть удава… пасть удава… — ревербератор, эхом, с затуханием, повторил его слова.

Йоко имела вид разъярённый: она хотела ещё кролика, и не одного.

— А кто же, по-твоему, не дал, назначенную мной цену? — процедила она сквозь зубы.

— Не дал Я!.. я!.. я!.. я!.. — отозвался ревербератор.

Комичность ситуации заключалась в том, что ВСЁ говорил в микрофон. Йоко говорила без микрофона, автоматически стараясь произносить слова на том же уровне громкости, как звучало из акустических колонок. Так бы это продолжалось и дальше, если бы она, наконец, яростно не продефилировала, чеканя каблучками по деревянному полу, к голосовому усилителю и не вырубила его…

— ЭХ, ТВОРЧЕСТВО, ТВОРЧЕСТВО! — произнёс с пафосом НЕКТО. — ГДЕ ОНО, ЭТО ЧУДО-РАСЧУДЕСНОЕ, НАЧИНАЕТСЯ И ГДЕ ОНО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ: ЗНАТЬ БЫ…

— Если человек, умеющий чувствовать сердцем… — сказал НИКТО.

— А не только половыми органами, — добавил ВСЁ.

— И какое тогда чудо может произойти? — Йоко прищурила глаза, обрамлённые ресницами, густо накрашенными чёрной тушью.

— Произойдёт обыкновенное, — ответил НИКТО, — если человек пожелал солнца в хмурый день — оно выйдет из-за туч.

— Ой, ли? — удивился НЕКТО.

— Если человек сотворил мысль о крепкой композиции, которая способна сразить всех — она непременно реализуется в звуке. И так во всём. Если Леннон сказал:

«УСПЕХА МОЖЕТ ДОСТИЧЬ ЛЮБОЙ. Надо всё время повторять себе эти слова, и успех придёт», то так оно и будет.

— Английский я выучил только за то, что им разговаривал Леннон! — продекламировал ВСЁ.

После этого Йоко решительно развернулась и вышла из репетиционной. Звук закрывшейся за ней двери был эффектным и впечатляющим, как это и предполагалось.

В репетиционной вновь установилась звенящая тишина, которая приобрела новые оттенки…

(«СЛУШАЙ И НАСЛАЖДАЙСЯ тем, чего тебе не давали в жизни, — ТИШИНОЙ…» М. Булгаков, «Мастер и Маргарита». )

НИКТО первым прервал затянувшуюся паузу:

— Я бы не удивился, если бы вывалилась вся дверная коробка и ухнулась на пол со всей дури. Хочешь с Йоко покоя — готовься к бою.

— Я бы сравнил это с выстрелом из портовой сигнальной пушки, которую слышно на несколько километров, — по-прежнему добродушно прокомментировал ВСЁ. — А завтра Йоко, как ни в чём не бывало, притащится на репетицию: никуда она не денется.

— Да уж, да уж: все дураки, только ты один — молодец, — поморщился НЕКТО. — И откуда столько агрессии?

— Агрессивности Йоко может позавидовать любой агрессор. Если никого не удалось съесть (или, на худой конец, пнуть побольнее) — значит, день для Йоко прожит зря, впустую. Ей комфортно, когда живот сыт, а вокруг… страдают.

— Даже так?

— Даже так. В ней такое «доброе» начало, которое сокрушит, сожжёт напалмом всё и вся.

— Так уж и сожжёт?

— Сожжёт. То, что не сможет проглотить.

— Это — булыжник в мой огород? — с вызовом посмотрел на друга НЕКТО,

— Нет, больше — в огород умности Йоко. По версии НИКТО, девушки любят ушами, но если в этот момент у них включаются мозги — это крах всему. Умность Йоко зашкаливает за все разумные пределы. А теперь тебе следует — согласно сценарию! — смотать шнур своего микрофона и выйти вон, по всем законам классического водевиля — через окно.

Вновь установилась тишина, подобная тишине в могильном склепе…

(«СО ДНЕЙ АДАМА ВСЕ НАПАСТИ ПРОИСТЕКАЮТ ОТ ЖЕНЫ. Та, у кого ты был во власти, была во власти Сатаны». Р. Бёрнс.)

Тишину резко прервал НЕКТО:

— Хватит бузить! Давайте заниматься делом. Через неделю конкурс. Там мы тоже будем играть Бёрнса?

Днями раньше профком НИИ в приказном порядке объявил, чтобы они приняли участие в городском конкурсе патриотической песни. Что они будут играть — их дело. Главное, чтобы было первое место.

— Нет, там мы сыграем лезгинку, — ответил ВСЁ, и пропел, — «на горе стоит ишак дедушки Макарыча, его дети бОятся, вай-вай, нехорошо»!

— Лезгинку, так лезгинку, — согласился НЕКТО, и вывернул до предела тумблеры всех усилителей. — Поехали!

Они действительно ладно спели про Макарыча, разложив этот шедевр народного творчества на многоголосье.

Когда прозвучал последний аккорд, НИКТО увидел, что в дверях стоит уборщица со шваброй в руках.

— Молодцы! Как на свадьбе! Так и хочется в пляс пуститься! — оценила услышанное она, и быстренько ретировалась: её ждал ещё не один десяток квадратных метров пола, требующих срочной помывки.

На конкурс НИКТО, НЕКТО и ВСЁ приготовили другую песню…

(«ВЕЛИКАЯ БОЛЬ И ШУТКА всегда идут бок о бок…» Джон Леннон.)

23. «У деревни Крюково».

Во время перерывов репетиции, когда НЕКТО и Йоко, как обычно, ворковали в дальнем углу репетиционной, а ВСЁ, как обычно, мудрил над своими барабанами, НИКТО подсаживался к радиоприёмнику, чтобы галопом промчаться по эфиру: что там вещает Москва, а что — заграница? Тогда он и услышал «У деревни Крюково»¹, тогда же, на коленке, набросал аранжировку: нет, не конкурса — для, а забавы — ради. Первым оценил её ВСЁ:

— По-моему, попадание в самое яблочко: патриотизма навалом, а звучания такого забавного — клянусь! — никто не слышал.

ВСЁ знал, что говорил, предвкушая, как покоробит Йоко и НЕКТО одно упоминание слова «забава».

— Опять двадцать пять… — проворчали, почти в один голос, они, — новые сюрпризики от НИКТО, как консервы в собственном соку, припрятанные про запас… Сколько же их — на его тайном складе — ещё осталось?..

— Не беспокойтесь: я не дам вам умереть с голоду, — ответил НИКТО.

— Да уж лучше голодная смерть… чем такие лакомства.

— А, по-моему, козыри — свежи, дураки — те же, — заметил ВСЁ. — И это чертовски забавляет!

— А, по — моему, ЗАБАВЫ — это всегда вечный черновик, который ждёт исправлений и улучшений… — сказал НИКТО.

— Бред! — раздражённо заявила Йоко. — Это полный бред!

— Сократ мне друг, но от Платона я слышал, что «ЧЕЛОВЕК — ЭТО КАКАЯ-ТО ВЫДУМАННАЯ ИГРУШКА БОГА. Этому и надо следовать: НАДО ЖИТЬ, ИГРАЯ». Может, он прав?

— А Ньютон при личной встрече тебе ничего не сказал по этому поводу? — с трепетной заинтересованностью в немедленном ответе произнёс НЕКТО.

— Сказал: «Опыт — это не то, что происходит с вами; это то, что вы делаете с тем, что происходит с вами».

— А я вот слышал от Пат… — подключился к развитию темы ВСЁ, — что «играть — это производить опыты со случаем²». Цитата кого — не помню, но тоже где-то близко к правде.

— Вот, так-так! — развела руками Йоко. — И Пат, вроде бы, среди нас нет, но без неё никак не обошлось… Или она здесь, а я её не вижу?

— «Человек бывает вполне человеком лишь тогда, когда играет». Фридрих Шиллер, — сказал НИКТО.

— Ну, да: я здесь есть, и меня здесь нет… — Йоко, как овощ в психушке, смотрела в одну точку. — Я, наверное, не человек, я — фантом!

— И Шиллера до кучи сюда приплели, — удручённо вздохнул НЕКТО, — да, у нас не репетиция, а какой-то коллоквиум ботаников получается!

— Коллоквиум, — согласился ВСЁ, — мы же — в НИИ, а не в каминном зале на Медео: барменов и коктейлей я здесь не наблюдаю…

— Ага, а тема нашего ботанического коллоквиума — «ЗАБАВЫ, ЧЕРНОВИКИ И КОНСЕРВЫ»! Не странно. И странно… — Йоко продолжала смотреть в одну точку.

— Мистика какая-то… — произнёс задумчиво ВСЁ, — есть люди, к которым хочется бежать, бежать и бежать.

— Как к Мари? — уточнил НИКТО.

— Нет, как к Пат, которой здесь нет, а есть люди…

ЕСТЬ ЛЮДИ, ОТ КОТОРЫХ ХОЧЕТСЯ БЕЖАТЬ…

Какое-то время все сидели молча, пока Йоко с улыбкой — как ни в чём не бывало! — спросила:

— А помните бородатый анекдот про консервы?

— Я помню! — первым отреагировал НЕКТО. — Домик людоедов. Маленький людоедик-сынок выглядывает в окошко и видит, как возвращаются домой его папаша и мамаша с гробами под мышками. Он — возмущённо, недовольно и брезгливо: «Фу! Опять — консервы!» Шикарный анекдот… Ладно, попробуем «жить играя» и сыграть «У деревни Крюково» в аранжировке, сделанной «на коленке»: может, что-то и получится.

— Чёрти чё и сбоку бантик — вот, что получится, — хмуро заявила Йоко. — Короче — «консервы»…

(«Художник — это человек, который пишет то, что можно продать. А ХОРОШИЙ ХУДОЖНИК — ЭТО ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПРОДАЕТ ТО, ЧТО ПИШЕТ». П. Пикассо.)

Следующие пару вечеров они репетировали, а в перерывах пили чай, который заваривала Йоко.

Аранжировка «У деревни…» получилась камерной, и стильной: без барабанов и без электрического звучания. Пат сказала, что у неё есть одноклассница-подружка, которая учится в школе при консерватории и играет на виолончели не хуже Ростроповича, и она готова сделать виртуозный аккомпанемент. Это юное создание привело с собой на репетицию в НИИ ещё двух девчонок, которые разложили классическое многоголосье, и исполнили его также не менее виртуозно. НЕКТО играл на акустической гитаре. НИКТО — на пианино. Главный вокал был у ВСЁ.

По настоятельному требованию Йоко, прежде, чем отправиться на конкурс, надо обязательно показать подготовленную песню профкому и получить «добро».

В репетиционную пришла, покачивая бедрами, та самая хорошенькая зампредпрофкома. Она уселась верхом на стул, как на коня, несмотря на то, что была в юбке. На спинку стула сложила руки, одна на другую, как прилежная школьница: она готова, можно начинать.

После того, как «У деревни Крюкова» была сыграна, некоторое время все сидели, как на поминках.

Неизвестно откуда взявшаяся навозная муха с перламутровым брюхом неистово барражировала вокруг светильника на потолке. Если бы не она — тишина была бы менее гнетущей. ВСЁ подумал, что если он запустит в неё барабанную палочку — шанс попасть в муху колеблется вокруг нуля.

Было видно, что зампредпрофкома не спешит выносить приговор услышанному, намеренно выжидая и продолжая размышлять, какими словами передать своё впечатление.

Йоко сидела, удобно устроившись в кресле. НЕКТО делал вид, что изучает партитуру, держа в руках нотные листки вверх тормашками. НИКТО сидел у басового усилителя и откручивал винтики кожуха, чтобы потом снять его.

Навозная муха сделала почетный круг по репетиционной и совершила посадку на рамке с портретом вождя мирового пролетариата.

НЕКТО закашлялся, как туберкулёзник: сколько же можно ждать с моря погоды?

Зампредпрофкома, наконец-то, решила приступить к разбору полётов. Камерность исполненной песни, столь ненавистная Йоко, пришлась ей по вкусу:

— Дерзко! Неподражаемо! Гениально! Вы не перестаёте меня приятно удивлять. Просто, а с каким вкусом: здесь тебе и мягкость пиано, и твёрдость форте: высший класс! Первое место наше.

— Да, вот такие мы — мягко-твёрдые. А ещё… — ВСЁ набрал воздуха в лёгкие, — ещё мы хотели на заднем плане поставить на подтанцовку Йоко — она и сама очень хотела этого! — с её грациозно-невероятными прыжками вниз головой и демонстрацией соблазнительных ножек, взлетающих вверх, в ритмах и движениях канкана, чтобы подчеркнуть карнавал жизни, который мы хотели представить вниманию уважаемой публики. Но у неё последние чулки порвались, неожиданно, у нас на глазах. И хорошо, что на репетиции, а случись это на выступлении? Вышел бы форменный скандал! Поэтому по техническим причинам от этой изюминки пришлось отказаться.

Йоко была вне себя от гнева: если бы под рукой у неё оказалось что-нибудь, чем можно было запустить во ВСЁ, она этой возможностью воспользовалась.

— Как жаль!.. — шуткой на шутку ответила сокрушённо зампредпрофкома. — Вам надо было меня позвать — у меня с чулками полный порядок: я бы вам такой канкан показала — «Мулен Руж» отдыхал!

— А как нам жаль, вы просто не представляете, — ещё сильнее сокрушился НИКТО, — какие-то драные чулки Йоко — и всё летит в тартарары! Потому что мы лишились женского участия, и женского богатства.

— Богатства? — переспросила зампредпрофкома, с недоумением.

— Богатства! — подтвердил ВСЁ. — Женщина — самый богатый человек на земле: она даже голая может что-то… дать.

— Какая проза жизни… — лицо зампредпрофкома слегка порозовело, — ох, шалуны!.. Ё-моё: вам палец в рот не клади, молодым, да ранним. От себя добавлю — от голых мужчин тоже иногда польза случается… — и через секунду она уже твёрдо добавила, — первое место, я уверена, будет наше!

Итак, «добро», на котором настаивала Йоко, было получено…

«ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА — ЭТО ОДИНОЧЕСТВО. Перед каждым стоит только своя задача, и каждый должен сам её решить. ТЫ СОВСЕМ ОДИН, пойми это, раз и навсегда. ОДИН ВО ВСЕЛЕННОЙ». Р. Брэдбери. «Вино из одуванчиков».

На следующий день они отыграли свою песню на конкурсе, и, не дожидаясь подведения итогов, спокойно ушли, поскольку были уверены — первое место у них в кармане.

Когда вечером по телефону они узнали, что жюри присудило им третье место, это был шок, это была трагедия для всего НИИ. Больше других была опечалена зампредпрофкома:

— Это моя вина: как я могла не доглядеть? Все конкурсанты пришли в костюмчиках и галстучках, и только мы — в полной джинсе, и подстричься вам не помешало бы, но… кто бы мог знать, что это перечеркнёт всё?.. Это клиника, это паранойя: сволочи!.. Мы же, в конце концов, не на дефиле пожаловали… Один из жюри мне так и влепил по первое число: оделись бы поприличнее и были бы первыми…

Йоко торжествовала:

— Хотели канкан? Получите и распишитесь!..

Новость об итогах конкурса застала всю честную компанию вечером, в десятом часу, когда они чаёвничали в гостях у НИКТО.

Если Мари и Пат были здесь сотни раз, то Йоко попала сюда впервые. Комната с единственным окном, выходящим в сторону гор, представилась ей большой и пустой. Здесь было минимум самого необходимого: письменный стол, вдоль одной из стен — стеллажи с книгами от пола до потолка, пианино, деревянная кровать. Ещё было два стула: один, на котором сидела Мари, стоял у стола, и второй, где устроился ВСЁ — у пианино.

Йоко прохаживалась по комнате взад и вперёд, всё высматривая и всё вынюхивая:

— Головато здесь… — сделала предварительный своим наблюдениям она, — как-то головато.

— Зато можно вальс танцевать, — сказала Пат, — места хватит.

— Или канкан! — добавил ВСЁ, и ощутил на себе свирепо-испепеляющий взгляд Йоко.

— Зато есть ковёр… — сказал НИКТО.

Пат сидела на ковре, привалившись спиной к кровати, рядом лежал НИКТО, положив голову ей на колени.

НЕКТО восседал на подоконнике.

Негромко играл «Романтик». Ему подыгрывал, импровизируя на клавишах, ВСЁ: как было не помочь Эмерсону, Лейку и Палмеру, если звучал их альбом «Картинки с выставки»?

— И что: никто сюда не войдёт и не скажет — час уже поздний и хватит бренчать? — удивилась Йоко.

— Никто, — ответил НИКТО, — никто не войдёт и ничего не скажет. Здесь хорошая звукоизоляция — это первое. И второе — это моя территория.

— Терра инкогнита, — сказала Пат, — неведомое, неисследованное, неизвестное… здесь всё это есть.

— Странные у тебя родители… — Йоко остановилась ровно в центре комнаты.

— Вероятно, это потому, что они странным образом похожи на странного НИКТО, — объяснил причину «странного» парадокса ВСЁ.

— Да, странные… — повторила Йоко.

— Да, такая у нас семейка, — сказал НИКТО, — сколько себя помню, она всегда была такой: со странной моей мамулей, которая водила дружбу — в легницкие годы службы в армии — с министром обороны Гречко, маршалом Жуковым, генералом Ярузельским; со странным моим отцом, страстным любителем животных: в мои детсадовские времена у нас, кроме привычных для всех котов, собак и ежей, жил медвежонок.

— Как? — спросила Мари. — Живой?

— Нет, мёртвый, — сострил НЕКТО, — плюшевый, из «Детского мира».

— Когда он подрос, его отдали в цирк, потому что возвращать в тайгу было нельзя — не прижился бы. Этого «плюшевого» мишку отцу подарили знакомые охотники. Рассказывали, что его мать-медведицу подстрелили браконьеры, а детеныш остался цел, один в лесу, где сам бы он не выжил, и надо было что-то делать: так он появился у нас.

— Да, это не удивительно… — Йоко подошла к столу, на котором стояла пишущая машинка «Москва». — Ого! А это зачем?

(Стоимость печатной машинки в 1976 году равнялась зарплате инженера — 140 рублей.)

— Машинка нужна НИКТО, когда он занимается математическим анализом законов природы, — ответил бесстрастно ВСЁ. — С её помощью легче и красивше формулы пишутся, или рисуются.

— «Москва» — это царский подарок от моих странных родителей, — сказал НИКТО. — Отвечаю Йоко: на ней я записываю партитуры очередных композиций на Бёрнса; целые, половинные, четвертные, восьмые, шестнадцатые нотки… печатаю — это удобнее, чем заморачиваться с мелодиями, записывая их на бумаге от руки. Ещё вопросы есть?

Кроме машинки на столе лежало вразброс десятка два разных по тематике и формату книжек.

— А это на фига: для колорита?.. Неужели всё это ты читаешь?

— Конечно, нет. Это для красоты. Из книг я выстраиваю мыслимо-немыслимые конструкции башен. Занятие, скажу тебе, весьма увлекательное.

Над письменным столом на стене висели фото в рамках.

— Вижу Пат. Вижу всех. А где я? — с крайней степенью возмущения спросила Йоко.

— Ты там есть, — успокоил её НИКТО, — на давно зарезервированном для тебя месте, которое пока пусто: потому что твоей фотографии у меня нет.

— Обещаю: я завтра же её представлю, чтобы ты срочно убрал — нет, ликвидировал! — это возмутительное белое пятно! Куда не глянь — везде бардак…

После этого зазвонил телефон, и состоялся разговор с зампредпрофкома.

— Вы лучшие… — произнесла грустно Мари, — и это правда, а вас поставили на третью ступеньку. Это полный вздор. Зачем вздор они представили, как правду?

НИКТО встал, подошёл к пианино и на самых верхних нотах, чтобы не мешать ВСЁ, вставил свой звуковой рисунок в «Картинки с выставки». Потом опять улёгся на ковёр.

— А кто утверждал, что вокруг нас одна только правда? — спросил он. — Люди так устроены, что живут и думают все по-разному: кто-то говорит на ¼ правды, кто-то — на ½, кто-то — на ¾. Я уже не говорю про сто процентов правды.

— О, да, это исчерпывающий ответ… — с комическим восторгом покачала головой Йоко, — весьма!

— А если бы мы припёрлись на этот конкурс в лохмотьях? — спросил ВСЁ. — В натуральном рванье типа мешковины на голое тело?.. И в лаптях на ногах?

— Вас и на порог не пустили бы! — ответила грозно Йоко. — А если бы и пустили — ваше место было первым, с конца!

— А если бы мы привели с собой симфонический оркестр в таком же виде? — продолжал фантазировать ВСЁ. — И грянули патриотическую симфонию Шостаковича? Как бы это оценили?

— Я думаю, что оглушительными аплодисментами, не иначе, — робким голоском — паясничая в тональность с Йоко — заметил НЕКТО, — и тут же вызвали кареты скорой помощи, как это случилось с Иваном Бездомным в «Мастере…» Булгакова.

— На что же ты, царская морда, намекаешь? Что мы сейчас благополучно куковали бы в дурдоме?

— А где ещё? — пожал плечами НЕКТО. — В публичный дом с оплатой услуг за государственный счёт нас точно не отправили бы.

— Я вижу, что к проституткам ты заглянуть был бы рад? — спросила Мари.

— Конечно! Это, по-моему, лучше, чем находиться в обществе сумасшедших.

— А, может, хватит Ваньку валять? — предложила серьёзно Мари. — Кто мне объяснит: почему случилась такая несправедливость?

ВСЁ сделал пассаж их эффектных синкоп и подытожил их:

— Это из той оперы, которая называется «Несправедливость, как объективная реальность». Зеркальное отражение этого: в СССР 40 процентов природных ресурсов всей Земли, а живём мы хуже, чем государство — гигант Монако. Йоко, где справедливость?

— Наша реальность миллионами ниточек опутана ложью и лицемерием, — сказал НИКТО, — мы в эту паутину и вляпались. И не мы первые.

— Да, хватит нести всякую чушь про несправедливость — это похоже на дешёвый спектакль! — утомлённо отмахнулась Йоко. — Норма — есть норма, порядок — есть порядок. Как, например, белый — верх, чёрный — низ. И не надо наводить тень на плетень. Хочешь жить — умей вертеться. И весь сказ.

— Не нае… ёшь — не проживёшь! — ввернул лихо НЕКТО. — Сегодня мы сами нае… али себя.

— Порядок есть порядок, — согласился ВСЁ. — Канкан без демонстрации всех пикантностей, которые кроются под юбкой — это не канкан. Здесь не поспоришь.

— Дался тебе этот канкан! — Йоко пришла в ярость. — Тебя заклинило на канкане? Тайные желания овладевают? Ты дождёшься — я устрою тебе канкан! Пятый угол искать будешь!

ВСЁ в ярость не пришёл:

— То, что ты в канкане большая искусница — мы знаем. Но насладиться — воочию, прямо сейчас! — твоими ужимками и прыжками я не против: начинай. Мы говорим Йоко — подразумеваем канкан! Мы говорим капкан — подразумеваем — Йоко³!

Йоко пришла в ещё большую ярость:

— Я сыта по горло твоими сногсшибательными аллегориями: тоже мне — ценитель Мулен Руж!.. — Она перевела дух, и с новыми силами набросилась на НИКТО. — Ты среди нас великий знаток и толкователь всего: везде бывал, всё видел. Растолкуй нам, тупым: где подоплёка этой тотальной несправедливости? Если она есть.

— Вопрос не по адресу. Я — НИКТО, а, значит, не могу быть величиной — это физика. Встречный вопрос: смерть Пушкина в 37 — это справедливость?

— А это здесь причём?.. Спустись с небес на землю! Покажи мне причины, чтобы я их увидела! Если есть, что показать.

— Причины вокруг тебя. Вот первая: ты слышишь «Картинки с выставки» по мотивам Мусоргского?

ВСЁ прибавил громкости на «Романтике».

— Слышу! И что?

— Есть такая блестящая «парадигма» (в кавычках). ЧЕМ БОЛЕЕ ТЫ МЕРЗАВЕЦ И ПОДОНОК, ТЕМ БОЛЕЕ ТЫ УСПЕШЕН И БЛАГОПОЛУЧЕН. Вопрос: те, кто успешен и благополучен — это лучшие из лучших?

— Ты хочешь сказать… — Йоко подняла одну бровь, — что это худшие из худших?

— Я хочу сказать, что они правят мiром.

— И что?

— Мусоргский не вписался в эту «парадигму», и поэтому его растоптали, при жизни. Вероятно, внешний вид у него был не тот.

— Замечательно… — Йоко сняла очки, протёрла стёкла.

— Всё дело во внешнем виде! — продекламировал ВСЁ. — А ты, как думала?

— Быть в одной компании с Мусоргским не так уж и плохо, — заметила Мари.

— А мне такая компания нафиг не нужна! — Йоко надела очки.

— Ты брезгуешь великим Мусоргским? — спросил ВСЁ.

— Я брезгую всякими невразумительными «парадигмами»!

— Это ужасно… — поёжилась, как в ознобе, Мари. — Парадигма не может быть невразумительной, по определению.

— Просто офигительно! — Йоко поморщилась. — С вами говорить — всё равно, что с радио спорить. Хорошо, вопрос: у вашей вразумительной «парадигмы» есть альтернатива?

— Альтернатива всегда есть, — сказал НИКТО, — в данном случае, это — время, когда будут востребованы не мерзавцы и не подонки.

— «Настанет день и час пробьёт, когда уму и чести на всей Земле придёт черёд стоять на первом месте…»⁴ — согласился ВСЁ. — Верно: и «парадигма» освободится от кавычек, и всё встанет на свои места.

— А пока… ложь сидит на лжи и ложью погоняет… — монотонно произнесла Мари. — Люди врут друг другу…. Люди используют друг друга… Люди хотят каких-то гнилых выгод только для себя… Мiр болен… Это очевидно.

— И откуда у тебя такие мысли, Мари? — спросила удивлённо Йоко.

— А разве нужно много ума, чтобы понять это?..

(Интервью с Битлз. Репортёр: КОГДА ВЫ СОБИРАЕТЕСЬ ПОСТРИЧЬСЯ? Ринго: Никогда! Джордж: А я уже вчера постригся. Репортёр: НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Ринго: Может. ВЫ БЫ ВИДЕЛИ ЕГО ПОЗАВЧЕРА!..)

— Стоп! — оборвала всех Йоко. — Лучшие, худшие, внешний вид, кавычки — это всё слова. Кроме Эмерсона и Мусоргского, что ещё есть вокруг меня? Что?.. Скажите мне, конкретно: что?

— Люди, в том числе те, кто находится сейчас в этой комнате, — сказал НИКТО. — Все встроены в мiр, а, значит, в матрицу этого мiра.

— И в ней — о, ужас! — тоже что-то есть страшное про внешний вид?

НИКТО, не вставая с ковра, сканировал Йоко с головы до ног: очки-капельки с фиолетовыми стёклами; серьги и бусы из необработанного янтаря; жёлтая бязевая блузка без намёка на бюстгальтер под ней; потёртые, с размохрёнными дырами джинсы; хипповский педикюр — ногти, покрытые лаком разных цветов; не хватает тонкой сигаретки с марихуанкой, зажатой между указательным и средним пальцем. И неторопливо произнёс:

— В этой матрице все, живущие под солнцем, делятся на прилично одетых и на одетых неприлично, на избранных и на рабов.

— Достаточно! — прервала резко Йоко, с гримасой крайнего раздражения на лице. — Я насытилась по горло всей этой галиматьей про матрицы.

Если бы ВСЁ тут же не отличился, разрушив вмиг угрюмость обстановки, накрывшую апартаменты НИКТО, то все бы удивились. И он отличился, громко забарабанив по клавишам: «Семь сорок наступило. Мой милый не приехал…»⁵. НЕКТО тут же соскочил с подоконника, пригласил на танец Мари, и под ручку с ней стал залихватски отчебучивать танцевальные па.

— НЕКТО мог бы стать настоящим мачо! — провозгласил ВСЁ: он имел вид пророка, который решил изречь очередное «пророчество». — Но ему не хватает сущего пустяка — кошерных пейсов, свисающих от висков. В остальном — всё, как на еврейских свадьбах!.. Эх, где же наши халтуры? Как без чая я скучаю!

— А разве нельзя быть мачо без пейсов? — крикнул, приплясывая, НЕКТО.

— Можно! — ответила Пат. — И не только без пейсов, а даже побритым наголо…

(«Зритель хлопает не тому, что ты, артист, талантливый, А ТОМУ ЧТО ОН, зритель, УМНЫЙ!» А. Райкин.)

А Йоко продолжала всё высматривать и вынюхивать, пока опять не остановилась у стены с фотографиями, с недоумением рассматривая одну из рамок. В ней, вместо фото, был вставлен лист бумаги с напечатанным странным текстом, начинающимся со странного слова: «ИшигошА…».

— А это что? — сделала круглые глаза она. — Что же это за ИшигошА такой? У него что: япона мать, как у меня?

— Это я отличилась! — сказала весело Пат.

— Ну, так рассказывай скорее, как ты отличилась!

— Пусть НИКТО расскажет. У него это лучше получится.

— Рассказываю, — сказал НИКТО. — Получится великолепная байка под занавес нашей похоронной посиделки. Итак, появляется на свет вальс «Я пью твоё здоровье» («Красавица»). Пат первой его слушает. Потом звонит телефон, и я убегаю, чтобы ответить. В это время Пат, сев за машинку, очень-очень стремительно пытается напечатать «ИгорёшА…», ну, и далее по тексту, смысл которого — сделать мне ответный сюрприз. Напечатав, что напечаталось, Пат убегает, сославшись на срочные дела: сюрприз-то уже готов. Я возвращаюсь, вижу напечатанное, вынимаю лист, читаю: «ИшигошА!..»… Пат так торопилась, что вместо «г» нажала на клавишу «ш» (эти буковки на клавиатуре стоят рядом), вместо «о» — на «и»… Читать было — одно удовольствие!.. На следующий день ещё забавнее было читать это самой Пат. Вот и сказочке конец, а кто слушал… Verständlich⁶?

— Тот услышал! — улыбка скользнула на губах Пат.

— Oui⁷! — одобрительно заявил ВСЁ.

Мари захлопала в ладоши:

— Тамаша⁸! У меня предложение: переименовать НИКТО в ИшигошУ. Теперь вы будете называться «ИшигошА, НЕКТО и ВСЁ»!

— Если бы сегодня нам дали первое место, я согласился бы на такое переименование, — сказал НИКТО.

— Я бы — тоже, — добавил ВСЁ.

— И — я, — согласился НЕКТО.

— Однако случилось так, как случилась… — скорбным голосом произнёс НИКТО, — и, значит, я продолжаю быть НИКТО.

— Логично… — тоже согласилась Мари. В глазах её была грусть.

(Интервью с Битлз. Репортёр: КАК ВЫ ОТНОСИТЕСЬ К КУПАЛЬНИКАМ ТОПЛЕС? Джордж: Очень хорошо, УЖЕ МНОГО ЛЕТ ИМИ ПОЛЬЗУЕМСЯ…)

Высказались все, кроме Йоко, поэтому взгляды всей компании были устремлены на неё. Пауза была долгой.

— НИКТО! — с металлом в голосе — наконец-то — заговорила она. — Ты большой мастер придумывать всякие колкости. У меня к тебе есть простецкий вопрос: а я, по-твоему, одета прилично?..

НИКТО, не вставая с ковра, оглядел Йоко с головы до ног.

— Ты одета правильно, — ответил он, — как Йоко…

24. Витольд сказал: «С НИКТО не водись!..»

В рамках подготовки ко второму новогоднему концерту Йоко принесла список песен — обязательных к исполнению! — написанных на листке ватмана: «Teach in» — Ding A Dong, «ABBA» — S.O.S., John Lennon — Stand by me, «Queen» — Bohemian Rhapsody, «Smokie» — If You Think You Know How To Love Me, «Status Quo» — Down Down, Billy Joel — The Entertainer, Ringo Star — No No Song, Joe Dassin — L’Ete Indien, Adriano Celentano — Yuppi Du.

— Почему бы и нет? — спросил ВСЁ. — Только петь на английском, которого мы толком не знаем, не говоря уже про наше рязанское произношение — в лом. Хотел бы я услышать, как «Смоки» спели бы на руском наш «Старый мир».

— Я тоже не отказался бы, — сказал НИКТО, — уверен — это было бы забавно…

Тем не менее, «обязательное к исполнению» было отрепетировано. НЕКТО блестнул вокалом, освободив от обязанности петь ВСЁ, а также — гитарными соло, которые выглядели достаточно симпатично, необычно и убедительно. Однако всё это, несмотря на явные плюсы, было сделано в прежнем ключе корявости и кажущейся небрежности. Такая «правильность» аранжировки и такая «правильность» исполнения каждого шедевра вызвала — ожидаемый и открытый — протест Йоко.

— Дорогуши мои, — заявила она, с укоризной, — говорю вам, как художник художникам: в картине не может быть случайных деталей, всё должно стоять на своих местах, всё должно соединяться в единое целое, всё! То же и в музыке: ни одной случайной ноты, ни одной случайной фразы. Все лекала давно известны, все кальки давно сняты. Хватит с нас самодеятельности. И Витольд говорит то же самое, до запятой.

— Кто бы спорил: любое творение — процесс технологический, — сказал НИКТО.

— Это, как производство ребёнка! — провозгласил ВСЁ. — Сначала «случайно» увидишь родное лицо любимой. Потом — обхаживаешь и воркуешь, как мартовский кот! (Вы слышали, как воркуют мартовские коты?) Потом — с чистым телом, сердцем и душой — уже сам акт любви. Потом — очень не просто! — взращиваешь младенца. Потом — опека над ним, что тоже не просто: надо младенца превратить в крепкого молодца. Потом итог: детёныш состоялся и уже начал жить своей жизнью, всё: акт творения завершён.

— Ну, вот приехали: воркующие коты! — затопала ногами Йоко. — Да, на фига нам эта дурь, когда известны все пути, где нет случайностей?

— Случайностей не бывает — в этом всё дело, — сказал НИКТО. — 31 декабря, когда мы играли свой первый концерт, это наблюдалось, в реальности.

— Правильно сказал НЕКТО его брат: «С НИКТО не водись! Опасное это дело….» — Йоко, вдруг, осеклась: с её язычка сорвалось то, что не должно было сорваться.

НЕКТО имел вид растерянный.

— То, что сказал Витольд, это его дело, — проговорил твёрдо он. — Нам только и не хватает, чтобы броситься обмусоливать то, что сказал мой брат, и его рекомендации. Что сказал, то сказал. Его право — говорить, моё — прислушиваться к ним или нет. Надеюсь, я понятно всё объяснил?

НИКТО ничего не сказал, продолжая негромко наигрывать что-то отвлечённо-созерцательное на струнах своего баса. Он не сегодня узнал о столь «лестных» словах в свой адрес, потому что Алма-Ата, как и любая другая большая деревня, слухами полнилась. И доходили эти слухи, как это водится, обязательно до ушей тех, которым в первую очередь они не предназначались.

НИКТО были любопытны мотивы, руководившие Витольдом, но, чтобы до них добраться, надо было этим заниматься. А как этим заниматься, когда им, троим, суток не хватало, чтобы заниматься тем, чем они занимались.

Таким образом, высказывание «не водись с НИКТО» так и оставалось висеть и висеть в памяти, как непонятная и непознанная загадка: придёт время и всё прояснится; не придёт — так тому и быть…

25. Послевкусие праздника, который состоялся.

1 января 1976 года второй новогодний концерт состоялся в прежнем формате, как и двенадцать месяцев назад.

Отличие состояло в том, что НЕКТО очень сильно освободил ВСЁ от вокала, который тот взял на себя. (ВСЁ это только порадовало.) Второе отличие состояло в том, что точно в середине представления ВСЁ объявлял:

— Следующий танец долгое время считался непристойным. Но подлинную красоту музыки и изящество движений не скрыть от народных ушей и народных глаз. Итак, этот номер мы посвящаем одной из присутствующих здесь дам. Однако… танцуют все! Визг и смех приветствуются!

После чего грянул канкан.

Посвящение — именно в свой адрес! — приняли две дамы: с гневом — Йоко, и с умилением — зампредпрофкома. Остальные, весь зал, разинув рот, слушали, и никто не танцевал.

Когда прозвучала половина композиции, НИКТО демонстративно взял свою бас-гитару и поставил её у колонки. Музыка продолжала играть. Следом освободился от гитары НЕКТО. Музыка продолжала играть. Следом встал из-за барабанов ВСЁ. Канкан — так показалось всем — зазвучал с новой силой! Публика, наконец, раскусила фокус: послышался и визг, и смех. И зал взорвался аплодисментами.

Это была придумка НИКТО. За неделю до концерта мальчишки не поленились записать канкан на студийный магнитофон. Записать таким образом, чтобы он звучал так, как мог звучать вживую: с умышленными огрехами и прочими аппаратурно-усилительными шероховатостями.

Зажигательно-шаловливый канкан пришёлся по душе их профсоюзному куратору. Из глубины зала она сделала в сторону музыкантов тайный знак рукой, который мог быть понятен только НИКТО, НЕКТО и ВСЁ.

Йоко никакими знаками себя не обнаружила.

Третье отличие от первого концерта состояло в том, что научная братия назначила концерт на 1 января, на вечер, сразу после премьеры «Иронии судьбы…» по ТВ, и отстояла своё право веселиться без ограничений, даже если это будет за полночь. И веселье состоялось.

Четвёрное отличие — на концерте (и после него) не было Пат и Мари, а, значит, не состоялась послеконцертная пирушка в прежнем составе…

(«НЕ СУЩЕСТВУЕТ РЕАЛЬНОСТИ ИНОЙ, чем та, которая в нас самих». Герман Гессе.)

Во втором часу ночи, когда зал был пуст, Йоко и НЕКТО пили шампанское, сначала. Потом — «северное сияние», подливая в вино водку, и шумно обсуждали «Иронию судьбы…»: какой это замечательный фильм! и какие там замечательные персонажи выведены! вот он — настоящий Новый год!

Бутылки со спиртным и тазиком с салатом «оливье» стояли на акустических колонках.

НИКТО и ВСЁ тоже пили, холодный чай.

— Ничего не пойму… — Йоко отхлебнула из стакана, — вы записались в лигу трезвенников?

— Не только записались, — подтвердил ВСЁ, — мы самые яростные трезвенники среди самых ярых трезвенников Советского Союза. Поэтому для нас «Ирония судьбы…» — это не кино, это псевдогероическая пьянка, где, чем больше ты выпил — тем больше ты на Олимпе: какое позорище!

— И вовсе это не позорище! Сами вы — позорище!.. — Язычок у Йоко после «северного сияния» развязался. — Хочу в баню!.. Хочу в самолёт!.. Хочу в Ленинград!.. Хочу, хочу, хочу! Надо брать от жизни всё, не удручаясь — хорош наш мiр или плох… Как говорят гедонисты? Кто счастлив, тот и прав!.. Я за СВОБОДУ в любых её проявлениях!

— О, да!.. — сказал НИКТО. — Ты намекаешь, что мы забыли достижения Великой французской революции и Декларацию прав человека и гражданина (1795 г.), которая определяет свободу, как возможность делать всё, что не наносит вреда другому?

— Я намекаю… что вы — несчастные, если не хотите в баню!..

(«СВОБОДА!..» ЭТИ СЛОВА БЫЛИ ЧЕРВЯКАМИ, которые подтачивали благосостояние… уничтожая всюду мир, спокойствие… разрушая все основы…» Протоколы сионских мудрецов.)

— По твоей версии, пьянка — это счастье?.. — ВСЁ закашлялся, и Йоко принялась отчаянно лупить его по спине. — Гедонисты?.. Смешно звучит, похоже на… педерасты. Что такое «гедонисты» не знаю, честно не знаю. Образумьте меня, варвара.

— Слушай меня, варвар, — ответил НИКТО, — гедонист — это человек, который увлечен получением наслаждений, физиологических, в первую очередь: он ест, пьет, что ни попадя, и… полностью безответствен в сексе.

— Йоко! Ты в сексе безответственна? — спросил ВСЁ.

— Я абсолютно безответственна в сексе, если на кон поставлено счастье… И плевать мне, что гедонистов клюют за эгоизм. Они… легко сходятся друг с другом, и есть, ради чего…

— Наверное, не все созданы для любви… — ВСЁ демонстративно нервно передёрнул плечами, — кто-то — только для гедонизма…

— Думаю, что все созданы для любви, — сказал НИКТО, — но кто-то предпочитает гедонизм.

— Идите вы к лешему со своей логикой! — демонстративно утомлённо произнёс НЕКТО…

(«ЕСЛИ ПРОТИВНИК САМ ЗАРАЗИТСЯ ИДЕЕЙ СВОБОДЫ… (он) поступится своей мощью…» Протоколы сионских мудрецов.)

— Эгоизм + секс = счастье? — спросил НИКТО. — Что-то эта формула не вытанцовывается: dura sex, sed sex⁹.

Йоко крепко приложилась к своему коктейлю.

— А хоть бы и так! — нарочито грозно ответила она. — Как же ты достал своими формулами… Меня тошнит от твоей математики!

— А от чего тебя не тошнит? От «Иронии судьбы…»?

— От неё самой… — Йоко сделала следующий глоток, — и от веры… в «Иронию судьбы…» меня не тошнит.

— Верить — это очень опасно, — сказал НИКТО, — это смертельно опасно, для людей.

— И для блядей, — добавил ВСЁ, чем вызвал улыбку у НЕКТО и недоумение — у Йоко.

— Ты это на меня намекаешь? — спросила она, еле выговаривая слова.

— Нет, это ты намекаешь на себя.

Последняя фраза требовала осмысления. Йоко обдумывала её долго…

(«НАРОДЫ ГОЕВ ОДУРМАНЕНЫ СПИРТНЫМИ НАПИТКАМИ, а молодежь их одурела от… раннего разврата… Наш пароль — сила и лицемерие…» Протоколы сионских мудрецов.)

— Если целью и благом в жизни является получение наслаждения и удовольствия — что здесь дурного? — спросила она, и сама жизнеутверждающе ответила. — Ничего дурного здесь нет!

— Ничего? — спросил НИКТО.

— Ничего… — Йоко размышляла, — правда, есть у меня одна проблема.

— Одна? — спросил ВСЁ. — Не две?

— Всего одна… — Йоко продолжала размышлять, — я думаю… я думаю, а надо просто жить…

НЕКТО, в свою очередь, тоже крепко приложился к коктейлю.

— Просто жить? — спросил он.

— Просто жить, а это… получается не часто.

Последнее откровение требовало осмысления. НЕКТО обдумывал его долго, пока ещё раз не приложился к «северному сиянию».

— Йоко, ты — кто? — спросил он, наконец.

— Я — Йоко… — ответила она нетвёрдо, — или я не Йоко?.. Вы мне совсем голову задурили.

— Тогда вперёд, в баню! — сказал НИКТО. — А после бани… в аэропорт!

— Я готова…

— НЕКТО тебя уже ждёт в Ленинграде, — вставил ВСЁ…

(«ЖИТЬ СТАЛО ЛУЧШЕ, товарищи! Жить стало веселее!» И. Сталин.)

— Человек слаб… — проговорил мечтательно НЕКТО, — женщина сильна… случай всесилен… Согласны?

— Женщина — огонь, мужчина — воск, а случайностей не бывает, — сказал НИКТО.

— Какое красивое сравнение!.. — проговорила мечтательно Йоко. Она была пьяна.

— Чем же оно красиво? Может, реально?

— Может, и реально… — Йоко, не церемонясь, сдвинула юбку на коленях вверх, и, подчёркнуто не спеша, стала подтягивать колготки: сначала на правой ноге, потом на левой. — А про случайности я с тобой не соглашусь… всё-таки они случаются… как у Рязанова в фильме…

— Что-то стало холодать! — заявил философски НЕКТО, и наполнил стакан Йоко и свой.

— Когда пьёшь — жизнь становится ярче… быстрее… и короче, — сказал НИКТО.

Таким было послевкусие праздника, который состоялся…

26. Головокружение от успехов.

В январе у Йоко началась сессия, и ей было не до того, чтобы пропадать на репетициях. В феврале у неё были зимние этюды, и опять она редко появлялась в НИИ.

С нового года возобновились халтуры на свадьбах, потому что ВСЁ нанёс визит заведующей микрорайоновской кафешки и, не мудрствуя лукаво, напомнил, что они всегда готовы послужить брачующимся: не забавы — для, обязанности — ради. И ещё — чтобы их дебет впредь сходился с кредитом.

Через короткое время их финансовые дела были таковы, что они — хоть сейчас — могли купить «Гибсон», которую не купили осенью. Только никто подобную гитару больше не продавал. Ничего не обещал и Витольд.

НЕКТО удивлял своей поразительной работоспособностью: что ни день — новая песня, что ни день — новая аранжировка, что ни день — новое звучание его гитары. Он — как будто — уже не нуждался в НИКТО и ВСЁ, как в соавторах. Он нуждался в них, как в аккомпаниаторах.

— Я тут намедни прочёл сталинский труд под названием «Головокружение от успехов», — сказал НИКТО, — не подхватил ли ты подобную заразу?

— Нет, Сталина не читал, и читать никогда не буду, — ответил НЕКТО. — Головокружения не испытываю. А если что-то кому-то кажется, то креститься надо…

(«ТАК ВЫПЬЕМ за то, ЧТОБЫ НИКТО ИЗ НАС, как бы высоко он не летал, НИКОГДА НЕ ОТРЫВАЛСЯ БЫ ОТ КОЛЛЕКТИВА!..» Товарищ Саахов, «Кавказская пленница». )

В марте родители ВСЁ укатили на курорты отдыхать, поэтому после школы собирались у него. До 17.00 квартира была в их полном распоряжении. Почти, как раньше, когда появился на свет «Старый мир».

— А говорят, что два раза в одну и ту же реку не войти, — усмехнулся ВСЁ.

Тогда НЕКТО принёс свою новую песню «Чистый снег». Сыграл её. Музыка была не похожа ни на что. И состоялся разговор точь-в-точь, как после рождения «Старого мира».

Первое четверостишие звучало так:

«Чистый снег, звонкий смех —

Сладкий отзвук давних лет.

Нас тех не стало. Всё пропало.

Нас словно не было… и нет…»

— Как тебя сподобило сварганить такое? — спросил НИКТО.

— Что ты имеешь в виду? — спросил НЕКТО.

— Такие слова пишут старики, умудрённые жизнью.

— Старпёры и старые калоши? — спросил ВСЁ

— Старые хрены и старые развалины, — ответил НИКТО.

— Леопёрды и пескоструйщики? — спросил НЕКТО.

ВСЁ извлёк дробь на своей импровизированной барабанной установке.

— А не безусые юнцы, вроде тебя, — уточнил он.

Это не обидело НЕКТО, как не обидело, когда говорили о «Старом мире». Он словно не услышал ничего.

— Я не знаю, как меня сподобило на такое, — ответил он…

(«РОК-Н-РОЛЛ — ЕДИНСТВЕННЫЙ ВИД МУЗЫКАЛЬНОГО ИСКУССТВА, ИМЕЮЩИЙ СЕГОДНЯ ПРАВО НА СУЩЕСТВОВАНИЕ. И значения своего он не утратит никогда…» Джон Леннон.)

Прежним было громадное окно, через которое послеполуденное солнце наполняло апартаменты ВСЁ особенным весенним теплом. Прежним было ретро-пианино, на котором стоял «Талас» и три разнокалиберных стакана.

— Наш диалог ничего не напоминает? — спросил НИКТО.

— Всё это жутко странно, — ответил ВСЁ, — один в один, как полтора года назад, когда мы по крупицам накапливали наш волшебный опыт музицирования.

— Ты так думаешь? — спросил НЕКТО, сидя за пианино и правой рукой мягко импровизируя на высоких нотах вокруг мелодии «Чистого снега»…

(«ДОВЕРЕННЫЕ ТАЙНЫ ХРАНИ С БОЛЬШЕЙ ТЩАТЕЛЬНОСТЬЮ, нежели порученное тебе имущество». Исократ.)

27. «Луг с поляной есть пример рукоблудья…»

«Двадцать семь» — число больших магических способностей. 27 — это число утроенной силы Рода Всевышнего: 9 х 3 = 27, 2 +7 = 9.

Согласно летописи о «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ», Пат подружила мальчишек с шотландским Пушкиным. Это обстоятельство не осталось незамеченным Йоко: значит, и она должна внести свою лепту. И лепта эта должна быть не хуже, а лучше, чем какой-то там Бёрнс.

На очередную репетицию Йоко пришла с томиком Бродского.

(«…человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. ПОСЕЯВ ТАМ ХАОС, МЫ НЕЗАМЕТНО ПОДМЕНИМ ИХ ЦЕННОСТИ на фальшивые И ЗАСТАВИМ ИХ В ЭТИ фальшивые ЦЕННОСТИ ВЕРИТЬ. КАК? Мы найдём своих единомышленников, своих помощников и союзников в самой России…» А. Даллес.)

ВСЁ сидел у своей барабанной установки и, взяв из рук Йоко — очень сильную, очень мощную, по её словам — книжку, удобнее устроился на стуле, положив ноги на большой барабан.

НИКТО менял струны на своей гитаре.

НЕКТО прохаживался по сцене: вероятно, ждал разговора, и он его дождался.

Йоко начала с того, что рассказала, какой бедный и несчастный Бродский, и как нехорошо с ним обошлись в ненавистном СССР, а стихи-то прекрасные!

— «Прекрасные» — спору нет… — отозвался ВСЁ, продолжая листать книжку «бедного и несчастного» поэта. — Вот, например: «я писал, что в лампочке — ужас пола. что любовь, как акт, лишена глагола…». Это сотворил… — всё перешёл на пафосный тон, — 31-летний Иосиф Александрович в 1971 году, ровно за 12 месяцев до «насильственного» выталкивания его родной советской властью за рубежи пределов «любимой» родины… — ВСЁ листал книжку дальше. — Или вот ещё: «луг с поляной есть пример рукоблудья, в природе данный…»

— Рукоблудья?.. — переспросил НИКТО, заканчивая настраивать последнюю струну «ми». — Какой пикантный образ…

— Да, рукоблудья! — подтвердил ВСЁ, сверившись с текстом. — Если онанизм — это аналог пикантности, то действительно веет особенным «лирическим настроением». А вот ещё…

— Хватит ещё! — перебил его НЕКТО. — Вам что — подавай только образцы поэзии из школьной программы, да? — Он был не на шутку возмущен некорректным до безобразия выпадом в адрес Бродского, претендента на Нобелевскую премию (и будущего её обладателя). — Вы, вообще, отдаете себе отчёт, что вы несёте?.. — НЕКТО остановился, подыскивая наиболее точные слова, чтобы ярче — не в бровь, а в глаз! — выразить своё негодование. — Литературная щель советского образования насколько узка, что на виду только «Руслан и Людмила», «Мцыри», «Кому на Руси жить хорошо»!

— «Щель»? — спросил ВСЁ. — Эко тебя повело: от рукоблудья — сразу в «щель»?

НЕКТО передёрнуло:

— Не нравится «щель»? «Литературное влагалище» тебя больше устроит?

— Главное, чтобы это устроило Йоко, — сказал НИКТО.

— Меня это смешит, — фыркнула Йоко, — устроили кипишь на пустом месте. Это, наверное, потому что Бродского в школьных учебниках нет?.. А можно мне иметь свою точку зрения правоты, отличную от общепринятой… в учебниках?

— Можно. Конституция СССР этого не запрещает.

— И не соглашаться на добровольно-принудительной основе с тем, что вдалбливают учителя? — пошла в наступление Йоко. — Тоже можно?

— Твоё право.

— И мыслить, как я хочу? — задала свой главный вопрос Йоко. — Разрешается?

ВСЁ ограничился кивком головы, который был расценен, как издевательство.

— Я думал… — уже намного спокойнее сказал НЕКТО, — что за школьные годы наши расчудесные не все деградировали, превратившись в деградантов.

— Все, кроме тебя и Йоко? — спросил ВСЁ.

— Вижу, что ошибался!.. — продолжил НЕКТО, игнорируя вопрос ВСЁ.

— Разговор, как у Ефремова: по лезвию бритвы, — сказал НИКТО.

— Ну, что здесь сказать?.. — ВСЁ убрал ноги с большого барабана, и вернул книгу Бродского Йоко, удобнее усаживаясь за своей установкой, поправляя тарелки, бонги, чарлик под левой ногой. Взял в руки палочки. — Здесь сказать не-че-го. Хотя… про «де-гра-дантов» мне понравилось: какое, однако, это симпатичное словцо!

— Конечно, тебе нечего сказать, — согласился НИКТО, — потому что «деграданты» не способны к комментариям.

— Не способны — ясен пень, — согласился ВСЁ.

— НЕКТО и ЙОКО правы: ты — натуральный «деградант»! Как, собственно, и я.

— Я догадывался об этом. Тем не менее, для меня важно, что НЕКТО и Йоко подтвердили это… Жалко — Пат с нами нет, она бы оценила это гениальное: «луг с поляной есть пример рукоблудья, в Природе данный…»!.. Всё-таки, сильно сказано…

(В репетиционной вентилятор, расположенный в центре потолка, яростно гонял теплый воздух.

НИКТО хотел было сказать:

— Нобелевская премия родилась из динамита, задуманная из благих намерений, но превратившаяся потом в точную их противоположность… Если бы Нобель узнал о некоторых «премиантах», которых сегодня сделали олицетворением «великих достижений», отваливая им кругленькие суммы из его фонда, он стал бы крутиться в гробу, как этот вентилятор…

Но он ничего не сказал.)

ВСЁ прошёлся палочками по барабанам.

— И откуда у меня такой запредельный «пиетет» перед Бродским?.. — задал он вопрос самому себе. — Думаю, что за «красоту», им написанную… Или за то, что он так «жестоко», как и Солженицын, пострадал от советского режима?..

— Я слышал, — сказал НИКТО, — что советский режим «бродские» и сотворили, в 1917-ом.

— Как это?.. — ВСЁ ещё раз прошёлся по барабанам. — Значит, они сами и пострадали от самих себя?

Ни Йоко, ни НЕКТО ничего не сказали в ответ: не много ли чести метать бисер? и перед кем метать?..

_{(«Чаще всего награда Нобелевской премией мира абсолютно лицемерна. К сожалению, и НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ ПО ЛИТЕРАТУРЕ — ВЕЩЬ СКВЕРНАЯ. Например, её дали Светлане Алексиевич, которая как литератор абсолютное ничто, но играет на стороне запада против России так, как она играла против Советского Союза. То же самое — Нобелевская премия Солженицыну…» Андрей Фурсов. (Запись, сделанная автором в 2018 г.)}

ВСЁ взял микрофон и, выставив громкость на усилителе до предела, а капелла спел вальс НИКТО на стихи Бёрнса:

— Прощай, красавица моя! Я пью твоё здоровье! Надоедать не стану я тебе своей любовью!..

И тема была закрыта, но закрыта не навсегда…

(Через год с небольшим, 31 августа 1977 года, когда НИКТО, НЕКТО и ВСЁ, Пат, Йоко и Мари — компания была в полном составе! — сидели в баре гостиницы «Алатау», пили шампанское, и к тому времени выпили немало, эта тема была открыта вновь. Не могла быть не открыта…

(«ЖИТЬ — ЭТО, КАК БЕЖАТЬ ПО МУЗЕЮ». Одри Хепбёрн.)

В прошлом остался НИИ, поскольку в августе 1976 года мальчишки сдали ключи от сейфов с аппаратурой, и проект «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ» приказал долго жить.

(Пресс-конференция с Beatles. Репортёр: КОГДА ВЫ НАЧНЕТЕ РЕПЕТИРОВАТЬ? Джон: Мы не репетируем… Пол: НЕТ, МЫ РЕПЕТИРУЕМ! Джон: Ну, да, мы не репетируем, репетирует Пол…)

Единственным, кто продолжал заниматься музыкой — в составе другой группы — был НЕКТО…

— На свадьбах халтурите? — спросил ВСЁ.

— Бывает… — ответил НЕКТО, лениво и солидно.

— А блатняк играете? — спросила Мари.

— А как без него? Без него никак… То, что ты называешь блатняком, называется «шансон».

— Украл, выпил, в тюрьму: романтика!.. — улыбнулся своей неподражаемой улыбкой ВСЁ. — Когда слушаешь руский… шансон — создаётся впечатление, что тюряга, зона — это самое распрекрасное место на свете, где сидят самые талантливые, самые образованные и самые любящие маму люди…

(«ЕСЛИ ЖЕЛАЕШЬ, ЧТОБЫ МИР ИЗМЕНИЛСЯ, — сам стань этим изменением». М. Ганди.)

— Только не надо ля-ля! — поморщился НЕКТО. — Да, вся ваша эСэСэСэРия — ЭТО И ЕСТЬ ЗОНА, самое «распрекрасное» место на свете.

— Ты это серьёзно? — спросила Мари.

— Кто-то из нас — не будем показывать пальцем — призывал жить в реальности? Вот я и живу в ней: в магазинах — шаром покати!.. Другие подробности приводить надо? Думаю, что ни к чему…

— Ты с голоду пухнешь? Тебе чего не хватает? Томатный сок за 10 коп. есть, виноградный за 18 коп. есть…

— Мне не хватает… — перебил НЕКТО, — французской булки, длинной такой, поджаристой… и сырокопчёной колбаски, чтобы можно было купить на шестьдесят копеек, и чтобы её для меня тонко нарезали, и чтобы завернули не в серую совдеповскую бумагу, а в цивильную упаковку!

— Ты, может, «Радио Свободы» переслушался? — спросил ВСЁ. — Или кино про райский Запад пересмотрелся?

— Ага, кино, только от Мосфильма, про передовиков производства: как они каждый день трескают морепродукты, и запивают их виски и кока-колой.

— А чем тебе наше кино не угодило? — спросила Пат.

— Живописными серыми буднями… — НЕКТО опять брезгливо поморщился, — и быдлом, который строит коммунизм… Ты в ЦУМ, «затоваренный» «Вранглерами» и «Левайсами», давно заходила? Да, там одёжку продают, как для зэков: всё какое-то никакое… А в «Культтоварах» давно была? Там вместо задрипанных наших «Тоник» сплошняком «лежат» одни «Фендеры» и «Гибсоны»?.. То — то же… За бугром, люди живут, как люди!.. Неужели Они и Мы должны жить по-разному?

— Нас сделали разными. Потому и жить мы должны по-разному: кто-то вечно купаться в удовольствиях, роскошно одеваться, сладко есть и любоваться сладкими картинками в телевизоре, а кто-то — вечно ныть…

(«ЧЕЛОВЕК ЗАПАДНЫЙ, НЕ ТОЛЬКО ОБРАЗОВАННЫЙ, НО ДАЖЕ ПОЛУОБРАЗОВАННЫЙ, ВСЕГДА ВСЕГО БОЛЕЕ И ВСЕГО БЛИЖЕ ЗНАКОМ СО СВОИМ ОТЕЧЕСТВОМ: с родным ему языком, литературой, историей, географией и т.д., а русский всего менее знаком именно с тем, что всего к нему ближе — со своей Родиной и всем, что к ней относится». К. Ушинский.)

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Песня о бое за деревню Крюково (один из эпизодов сражения под Москвой в 1941 г.), написанная поэтом С. Островым и композитором М. Фрадкиным в 1974 г.

2

Цитата барона Фридриха фон Гарденберга (1772 — 1801) — немецкого философа, писателя, который публиковался под псевдонимом Новалис (нем. Novalis).

3

Перифраз стихотворения В. Маяковского: Мы говорим Ленин, подразумеваем — партия. Мы говорим партия — подразумеваем Ленин.

4

Четверостишие из стихотворения Р. Бёрнса.

5

В царской России представителям еврейского народа было запрещено жить в крупных городах, можно лишь пребывать там в дневное время. Евреям приходилось приезжать в Одессу на поезде, который прибывал в 7 часов 40 минут утра и отправлялся из него тоже в 7.40 (только уже вечера). В зимний период евреи, ожидая поезда, чтобы немного согреться, пританцовывали — так возник Зажигательный танец, и Знаменитая песня.

6

Понятно (нем.).

7

Да (франц.).

8

Замечательно, прекрасно, чудесно (каз.).

9

Секс суров, но это секс (лат.).