Сергей Сергеевич, или Записки меломана

Игорь Козаков, 2023

Загадочная телефонограмма с неоднозначной цитатой от человека, представившегося пионером, напоминает герою о временах двадцатилетней давности и пятерке парней с одноименными прозвищами. Кто и зачем затеял эту игру? Подтвердится ли наличие женского следа? И почему гитаре нельзя быть без имени? Удастся ли бравой пятерке раздобыть правильные ответы на возникающие вопросы?

2

Да. Веселая, бесшабашная была в ту пору жизнь. Компания наша состояла из пяти парней. Все мы учились в одном классе и знали друг друга, как облупленных. Да и дружба, конечно же, была настоящая — не разлей вода. В школе вместе, на спортивную секцию вместе, на соревнования вместе, к девчонкам вместе, всякого рода юношеско-подрывные проделки тоже вместе. И как-то так сложилось, что частенько тусила наша компания с ребятами, да и с девчонками также, старшими нас на один-два года. Вот с кого-то из старших легкой руки к нам и приклеилось прозвище пионеры. А поскольку я увлекался творчеством Владимира Кузьмина, то и друзья мои были приобщены к прослушиванию, осмыслению, смакованию и, наконец, пению под гитару его творений.

Выходит, звонок был от человека, мало того, что ведающего о моем «пионерском» прошлом, так еще и знакомого с творчеством Кузьмина. Как ни крути, а это кто-то из нашей бравой пятерки. Тем более, что он и представился пионером. Да и чего голову ломать зря? В Москве волею судеб из нас оказалось двое: я и Стас. Собственно, только он один и мог бы позвонить мне на рабочий телефон. Ну, Стасик, ну шутник. Помнит еще. Я про пионеров-то совсем забыл. Надо же, а он помнит. Видать, тетушка ностальгия заглядывала. Решил значит и мне память освежить.

Звоню Стасу на сотовый. Он, бросив краткое «перезвоню», кладет трубку. Ну, конечно, мы же теперь вон как высоко, очень большой портфель носим. Впрочем. Что поделаешь, чиновник, даже если и на высокой должности, должен действовать по чину. Видимо, просто не вовремя. А может быть хочет, чтобы я подольше один «поностальгировал»? А ведь это именно Стаса была тогда затея.

В девятом классе мы решили оригинально поздравить с юбилейной датой любимую учительницу, по совместительству и нашего классного руководителя. Как раз в этот день был урок литературы, которую она нам преподавала. Уж не помню, каким образом мы со Стасом сумели покинуть класс, суть не в этом. Проникнув в школьный радиоузел, мы по внутреннему радио, которое работало во всех учебных кабинетах, посреди урока выразительно поздравили нашу учительницу с днем рождения и в подарок еще и Песню крокодила Гены с гитарами в руках исполнили. Правда, заканчивали сие действо уже под стеноломные громыхания в дверь с требованием голосом вездесущего завуча немедленно эту так паскудно предавшую его дверь отворить. Которое мы никак не могли сиюсекундно исполнить, потому как «трансляция» была в прямом эфире, и мы, как истинные пионеры, не имели никакого морального права оборвать на середине свой скромный подарок любимой учительнице.

Да. Это была она. Маленькая, но бомба. Директор в процессе своего слабо контролируемого рвало-метания даже заявил, что нам со Стасом не следовало заканчивать школу и вовсе, а звездным транзитом сразу же махнуть на большую сцену. На что мы, впрочем, не преминули заметить, как ему самому впоследствии должно быть стыдно, после наших повествований с рекомендуемой большой сцены о кровожадном директоре-диктаторе, безжалостно вышвырнувшем прилежных учеников из родной школы за их искреннее сердечное поздравление любимого учителя исполнением самой на свете невинной песенки.

Звонок телефона решил не церемониться с моими уж затянувшимися воспоминаниями.

— Здоров, Серега. Извини, не мог говорить. У меня люди были. Сам понимаешь, работа, — прозвучали те самые Стасовы нотки, которыми он частенько оправдывался за опоздание на урок или за не сделанное домашнее задание. Я даже представил себе выражение его удивленно-невинной физиономии. Мы его называли Великим Отмазаном. Не было такого случая, чтобы Стас не смог придумать «отмазку», когда что-нибудь отчебучит. Видимо не без помощи этой науки он и добрался до занимаемого ныне кресла.

— Да, я понимаю, Стас. Работа ведь в первую очередь.

— Помню, помню, что работа в первую очередь, а личные дела должны быть вне всякой очереди. Но, понимаешь, на сей раз совершенно не тот случай, — принялся за свое Стас.

— Ты, скажи лучше, — остановил его неспешный словоход, — чего вдруг тебе вспомнилось наше «пионерское» прошлое?

— Это ты о чем?

— Как о чем? О твоем утреннем звонке.

— Каком звонке? Когда? Сегодня? Я с самого утра общаюсь лишь внутри министерства. Не думаю, что тебе известно содержание моих служебных разговоров, — начал он закручивать сюжет, но я опять не предоставил ему возможности раскочегарить топку и в лоб заявил, что вычислил его, поведав о странном звонке в офис.

Каково же было мое искреннее удивление, когда оказалось, что Стас не имеет ни малейшего отношения к полученной «телефонограмме». Его самого мой рассказ настолько заинтриговал, что мы принялись рассуждать, кто бы мог закрутить такой замысловатый сюжет, и даже согласились друг с другом, что из остальных входящих в нашу славную пятерку ребят вряд ли кто стал бы звонить мне на работу. И что вообще круг лиц может быть гораздо шире. Меня, как пионера, знало немалое количество людей. И, уж тем более, многим из них известно о моем былом увлечении творчеством Владимира Кузьмина. Но с тех пор ведь прошло уже более двадцати лет. У какого в голове может остаться эта связь и на кой ляд ему все это нужно?

Сославшись на неотложные дела государственной возможности, Стас вскоре попрощался, а я занялся своими рабочими вопросами, кои, как ты их не решай, всегда будут в изобилии. Как всегда будет солнце, как всегда будет небо, так всегда будут и рабочие вопросы. И это есть ничуть не менее значимая (чем солнце с небом) составляющая гармонии жизни. Работа с документами, как ей и полагается, на некоторое время отвлекла меня от загадочного звонка. Однако, вскоре я уж вновь рассуждал о возможном сочинителе загадочной задачки.

Получается, что Стас отпадает. Феликс тоже должен отвалиться. Он уж лет пятнадцать, как живет в Германии. Общаемся последнее время крайне редко, не чаще двух раз в году, поздравляя друг друга с днем рождения. Он уж точно не стал бы заниматься такими пустяками. Этот дойче предприниматель уже и забыл, как мыслится по-русски. А в истории со звонком однозначно наш, русский, подход прослеживается. Мишка тоже не стал бы звонить. У него несколько другие ныне интересы. Да и переданные слова из песни он навряд ли вспомнит, ибо давно уже пошел по наименьшему «попсовому» сопротивлению. Остается Ёрик, ныне уж сорокалетний, да практически вечный, футболист в погонах полковника милиции, теперь уж, как полагается, полиции, и с душою настоящего рыбака. Вообще-то зовут его Юрием. Мы называли его поначалу Юриком. Затем Юрик, как-то незаметно, трансформировался в Ёрика, а последний так и прилепился к нему на всю оставшуюся жизнь.