Римская сага. За великой стеной

Игорь Евтишенков

Осада столицы хунну на реке Талас закончилась победой китайских войск. Лаций и оставшиеся в живых римляне попадают в плен к китайскому военачальнику, который хочет использовать их в своих целях при дворе Императора. Оказавшись в империи Хань, Лаций сталкивается с новой, непонятной ему культурой, где постоянные интриги и предательства подстерегают его на каждом шагу, поэтому ему приходится забыть о гордости, чтобы приспособиться и выжить в нелёгких условиях странной и пугающе огромной страны.

ГЛАВА II. КАРТИНА ДЛЯ ИМПЕРАТОРА

На следующий день нарисовать картину не получилось. Руки не слушались. Тиберий и Лукро были одними из тех, кто мог хорошо рисовать.

— Ну что, пришёл в себя? — спросил Лаций Тиберия, который после первой плошки горячего бульона ошалело чесался и дёргал плечами. Жизнь возвращалась в его сильное тело, и взгляд уже стал более осмысленным и цепким. — В яме не умер, так что здесь теперь тоже не умрёшь. Надо нарисовать битву ханьскому генералу. За это он развязал нам руки. Сможете?

— Если вши совсем не сгрызут, то сможем, — с остервенением расчёсывая голову, бросил Тиберий. — Только руки, вот, отойдут.

— Я бы ему и ногой нарисовал, если бы ещё мяса дал, — мечтательно протянул Лукро, облизывая свою пустую чашку. Лаций только усмехнулся. Они еле держались на ногах, их всех одолевали вши, но их настроение внушало оптимизм. От маленьких кусачих тварей можно было избавиться при помощи костра. Для этого надо было сходить за ветками для корзин. Тиберий поднял взгляд на Лация и со вздохом произнёс:

— Прости, слышишь? Фурии попутали… Не хотел я там… это говорить. Ладно?

— Понимаю, — скривился Лаций от укуса очередной вши. — Ты ещё говорить там мог. Я вообще языком не шевелил. Ох! — он стукнул себя по затылку и дёрнул головой. — Сволочь такая! Ладно, не могу уже стоять. Надо одежду в костёр быстрее сунуть… и ещё бы побриться.

— Мы веток притащим, а ты тогда пойди нож найди, — предложил Лукро. — Нам никто не даст. Только тебе.

Через два дня они изобразили на одном камне у реки лошадей и людей, на другом — крепость и башни, но всё это было сделано пока только головешками из костра. Чень Тану рисунки понравились, но он хотел, чтобы у него был такой рисунок с собой. Однако ни шкуры, ни ткани подходящего размера и выделки в городе уже не было. Тогда он приказал Тиберию нарисовать то же самое в его дневнике, который вёл с самого начала похода. Огромные руки римлянина, казалось, не могли совладать с тонкой палочкой, однако, сделав несколько неуверенных движений на доске, он смог понять, как делать толстые и тонкие линии, и вскоре в дневнике Тана появился первый набросок сражения на реке Талас. Молодой генерал был очень доволен. Он даже не стал любоваться пламенем над городскими стенами, которое быстро пожирало сухое дерево и собранные на городской площади трупы. На этом особенно настоял странный проводник Годзю, который очень боялся чёрной болезни. Во время перехода они несколько раз сталкивались с её проявлениями.

Когда первые воины с факелами стали обходить разложенную под стенами и домами сухую траву, Годзю бросил в огонь большой лёгкий мешок, который до этого прятал в яме у реки. В нём, тщательно завязанные в несколько небольших узелков, лежали останки хорька, который умер от этой страшной болезни. Если бы осада крепости затянулась, проводник собирался перекинуть его через стену. Так что защитники всё равно были обречены. Но тогда Чэнь Тан не получил бы голову Чжи Чжи и ханьцам пришлось бы отойти от стен при первых же признаках болезни в городе. А потом сжечь его, как сейчас.

Пока Тиберий рисовал лошадей на камне, римляне выполняли приказ Тана — собирали под присмотром насупленных пехотинцев своё снаряжение и оружие. Им удалось найти шлем Лация с гребнем, брошенное древко с деревянным орлом, много мечей и щитов. Но одежды и плащей нигде не было. Тогда они решили сделать их из тех тканей, которые ханьцы вывезли со склада Чжи Чжи. Там было много шёлка. Для осуществления своего плана молодой генерал разрешил использовать всё, что надо.

Так у Лация появился красный плащ. Он был намного ярче и лучше предыдущего. В итоге, к концу недели были готовы почти сто щитов, копий, накидок, туник, сандалий, шлемов и нагрудных накладок. Удалось найти даже несколько кольчуг.

На одной из стоянок Лукро узнал, что среди взятых в плен женщин хунну видели Саэт. Она оказалась живой. Радости Зенона и Марка не было предела. Они не могли увидеть её, так как женщин увели раньше, но надеялись, что смогут встретиться с матерью во время ночных остановок. К сожалению, ханьцы разделились на два отряда и не давали женщинам видеться с остальными пленными. Говорили, что они все будут проданы в рабство сразу же, как только окажутся за великой стеной, на территории империи. Но всё оказалось не так просто.

Когда воины генерала Тана вернулись в провинцию губернатора Сяо, картины с изображением битвы на реке Талас уже были готовы. Их оставалось соединить между собой и прикрепить к стене. Вместе с ними было подготовлено и всё снаряжение для римлян. Но как это отправить в столицу, Чэнь Тан не знал. Он попал в трудную ситуацию. Ехать самому было опасно. Отправлять старого губернатора Сяо — глупо. Чоу Ли предложила ему другой план: она поедет в столицу к сестре вместе с гонцами Чэнь Тана, которые передадут императору голову Чжи Чжи. Выхода не было, и он попросил её напомнить сестре о письме императрицы. Тан хотел получить его как можно скорее.

В большом доме губернатора Сяо римлян держали в тех больших сараях, где они жили несколько лет назад, когда приезжали сюда вместе с сыном Чжи Чжи. Однажды Лаций увидел Годзю, который приехал узнать о новостях из столицы и жил на окраине города.

— Хэрэв та ромын амид уу⁷? — с удивлением спросил старый проводник, увидев Лация сидящим у дверей на большом бревне. Посмотрев на два кольца и железный шар, прикованные к щиколоткам, Годзю подошёл ближе.

— Да, жив. Боги зачем-то оставили меня живым, — ответил Лаций. Ему самому было странно, что он до сих пор не умер. — Ты спасал меня столько раз в степи, и вот…

— Это всё твой чёрный круг, — Годзю показал на висевший поверх накидки амулет.

— Может быть, — безразлично пожал плечами он. — Ты теперь с ними? Почему они верят тебе? Ты же был у Чжи Чжи.

— Он убил моего сына.

— Да, ты говорил тогда. В Кангюе.

— Я боялся этого. Я знал, что такое может быть. И отправил второго сына в Чанъань.

— Теперь всё понятно, — протянул Лаций. — Твой сын помог тебе.

— Нет. Он даже не знает, что я здесь. Пока не знает. Он служит у губернатора центральной провинции. Наверное, он уже никогда не вернётся в степь. У него здесь другая жизнь…

Лаций понимал старика, который уже был таким старым, что морщины на его лице превратились в глубокие борозды, а в бороде совсем не было чёрных волос. Жизнь заканчивалась, и ему хотелось уважения и почёта. Они сидели друг напротив друга и вспоминали прошлое. Рассказав Годзю о том, что их вместе с картинами будут показывать императору, Лаций услышал в ответ, что император не любит ни войну, ни двор, ни жену. Больше всего он любит своих наложниц, и две их них уже родили ему детей. Император был умный человек. Но его жена была намного мудрее…

Старик ещё долго рассказывал ему про нравы и обычаи империи Хань, презрительно отзываясь об их армии и военачальниках, которые больше думали о деньгах и доходах своих семей, чем службе. За один вечер Лаций узнал столько, сколько не смог бы, наверное, узнать, прожив здесь даже десять лет. Многое было понятно и знакомо, потому что жизнь римской аристократии не сильно отличалась от жизни губернаторов в провинциях, не говоря уже о столице империи.

Чоу вернулась через десять дней. В тот вечер в большом доме долго горели ночные светильники, и слуги допоздна не ложились спать, ожидая приказов хозяина и его гостей. На следующий день римлян стали готовить к переходу в столицу империи. Сборы были нехитрыми, и уже к середине дня всё было готово. Большая вереница людей и повозок вышла за стены города. Там все остановились, ожидая губернатора. В это время к Лацию подошли два стражника и отвели его к небольшим носилкам у самой стены. Оставив его одного, они отошли в сторону.

— Подойди, — неожиданно для себя услышал он голос Чоу Ли. Поймав себя на мысли, что ещё способен удивляться, Лаций усмехнулся и медленно приблизился.

— Какая ты стала недоступная! — в его голосе слышалась ирония. Но он до сих пор не мог понять, почему Чоу Ли так резко изменилась, оказавшись среди своих ханьцев. Сначала ему казалось, что она хочет скрыть своё прошлое. Но это было глупо, потому что все знали, что с ней произошло. Чуть позже Лаций стал думать, что всё дело в её статусе. Ведь она была дочерью богатого человека. Может быть, именно это заставило её забыть о благодарности и сделало такой суровой?

Он долго размышлял над произошедшими с Чоу Ли изменениями, но ему даже в голову не могло прийти, что девушка вела себя так, как требовала её культура. Она мгновенно приспосабливалась к той обстановке, в которой не раз оказывалась. На этот раз, попав в общество генерала Тана, она сразу воспользовалась своим социальным положением. Это требовало соответствующего поведения.

В империи Хань существовало негласное правило, гласившее, что если человек получал новую должность, к нему надо было приходить и заново знакомиться. С этого момента прошлого не существовало. С Чоу Ли произошло то же самое — она забыла прошлое, чтобы выжить в настоящем. Постоянство здесь было недопустимо. Но Лаций пока ещё не знал об этой особенности национальной культуры ханьцев и вёл себя как равный. — Послушай, может, возьмёшь меня к себе внутрь? Я же был твоим хозяином. Ты это помнишь?

— Помню. Это было раньше. Сейчас ты… пленник.

— Ну да. И что ты хочешь?

— Мне нужна твоя помощь, — эти слова звучали искренне, но если для Лация это было обращение друга, то для Чоу — хитрая уловка с далеко идущими целями. Чтобы другие не заподозрили её в привязанности к белому рабу и не стали распространять слухи, она специально спряталась в носилках и приказала отойти подальше. Здесь их никто не мог видеть. Но Лаций был так воодушевлён успехом своих переговоров с генералом Таном, что не обратил внимание на такие «мелочи».

— Помощь? — опешил он. — Помощь от пленника? Ты шутишь?

— Послушай, всё может кончиться очень плохо, — и Чоу Ли рассказала ему, что ездила в столицу к сестре. С ней были гонцы от Чэнь Тана. Они передали императору голову Чжи Чжи. Но император не принял её и отказался простить Тана. Императорский совет до сих пор спорит, что делать с Чэнь Таном и губернатором Сяо — простить или наказать. Сестра Чоу и её муж очень надеются, что огромные картины и взятые в плен римляне понравятся императору и он смилостивится.

— Ничего не понимаю. Что ты хочешь от меня? — не понял Лаций.

— Если император не простит генерала Тана и Сяо, их казнят. После этого убьют их родных и близких вместе с их семьями до третьего колена. Это значит, что убьют губернатора Сяо и его двоюродного брата Бао Ши. Моя сестра — его жена! Понимаешь? И… тогда, наверное, убьют и меня… тоже… — в этот момент Чоу не надо было притворяться, потому что она говорила правду.

— Как всё сложно, — покачал головой Лаций. — Понял, что убьют всех.

— Да, так, — с отчаянием произнесла Чоу.

— Жаль. И что же ты хочешь от меня? — повторил он свой вопрос.

Чоу не знала, как подтолкнуть римлянина к благородному поступку. Она хотела, чтобы не пострадала её сестра. Ей казалось, что если император придёт посмотреть на картины, тогда он сжалится и простит Чэнь Тана и губернатора Сяо. И помочь в этом мог только Лаций. Остальные уже использовали свою возможность, «бросили кости и проиграли», как любили говорить придворные императора.

— Сделай так, чтобы императору всё понравилось! — с жаром произнесла она. Лаций долго пытался объяснить ей, что это невозможно и просто глупо что-то требовать от него, закованного в цепи раба, но Чоу умоляла, и чтобы прекратить этот бессмысленный разговор, он согласился. Тогда она стала рассказывать ему о дворе императора и всех важных чиновниках. Лаций почти не слушал её, давно отчаявшись запомнить бесконечные имена и сложные отношения, пока она не вспомнила о любимых наложницах императора.

— Стой! Твоя сестра может поговорить с этими наложницами?

— Да.

— Тогда пусть расскажет им что-нибудь интересное про римлян… Надо, чтобы они пришли посмотреть. Обязательно! Тогда они расскажут это всем. Потом передадут императору, и тот может прийти. Это — единственный шанс. Согласна? Что их может заинтересовать?

— Я думаю… Это сложно. Но я поняла, что ты хочешь. Я должна поговорить с сестрой.

— Поговори, поговори. Ещё нужны будут музыканты. Как у Чжи Чжи. Помнишь, слепой Павел пел с ними?

— Да.

— С такими струнами и литаврами. Надо, чтобы они хорошо играли. Попробуем удивить их песнями. Хотя, этого мало. Надо придумать что-то страшное и ужасное. Такое, чего они никогда не видели. Но мне тоже кое-что надо.

— Что? — напряглась Чоу.

— Ты говорила, что знаешь дорогу на юг, к большому морю. Поможешь мне добраться туда? Я хочу уплыть в Индию или дальше, — он ждал, пока она обдумает его слова.

— Ты… ты… тебя могут убить прямо завтра или сослать на соляные озёра… Я не могу обещать.

— Если император накажет генерала Тана и губернатора Сяо, ты точно уже ничего не сможешь обещать. Если он простит Сяо, всё будет по-другому. Так?

— Так, — вынуждена была согласиться Чоу Ли. Она уже пришла в себя и прекрасно понимала, что ничто не мешает ей сейчас солгать этому наивному белому человеку.

— Тогда ты не допустишь, чтобы меня продали на соляные озёра и поможешь мне добраться до моря. Купишь меня, в конце концов, как раба, и отвезёшь туда сама! — предложил Лаций. Ему казалось, что Чоу волнуется. Он сам бы так себя чувствовал в такой ситуации. Поэтому он решил подождать и дать ей всё взвесить.

— Если генерала Тана и губернатора Сяо простят, я сделаю это! — наконец, прозвучал твёрдый и решительный ответ. Лаций снова вздохнул, но теперь уже с облегчением. Ему хотелось верить, что боги помогут ему, и Чоу Ли не забудет своего обещания. Однако он не знал, что в той цепочке событий, которые он нарисовал в своём воображении и описал Чоу, её спасение было на первом месте, а его — на втором. И выполнять свою часть обязательств в случае его успеха, было для неё необязательно.

Вдалеке раздался сигнал к движению, стражники отвели его обратно, и длинная вереница ханьцев, повозок и пленных римлян двинулась по пыльной дороге в направлении столицы империи. Только носилки Чоу Ли развернулись к воротам и медленно направились обратно в город.

Примечания

7

Ты жив, римлянин (монг.).